Божественная комедия

 
 
Dante Alighieri
1265 — 1321

Ад

 
 
 
 
 

Песнь первая

   Лес — Холм спасения — Три зверя — Вергилий

 
1
 
Земную жизнь пройдя до половины,*
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
 
 
 
4
 
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
 
7
 
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
 
10
 
Не помню сам, как я вошел туда,
Настолько сон меня опутал ложью,
Когда я сбился с верного следа.
 
13
 
Но к холмному приблизившись подножью,*
Которым замыкался этот дол,
Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,
 
16
 
Я увидал, едва глаза возвел,
Что свет планеты,* всюду путеводной,
Уже на плечи горные сошел.
 
19
 
Тогда вздохнула более свободной
И долгий страх превозмогла душа,
Измученная ночью безысходной.
 
22
 
И словно тот, кто, тяжело дыша,
На берег выйдя из пучины пенной,
Глядит назад, где волны бьют, страша,
 
25
 
Так и мой дух, бегущий и смятенный,
Вспять обернулся, озирая путь,
Всех уводящий к смерти предреченной.
 
28
 
Когда я телу дал передохнуть,
Я вверх пошел, и мне была опора
В стопе, давившей на земную грудь.
 
 
 
31
 
И вот, внизу крутого косогора,
Проворная и вьющаяся рысь,
Вся в ярких пятнах пестрого узора.
 
34
 
Она, кружа, мне преграждала высь,
И я не раз на крутизне опасной
Возвратным следом помышлял спастись.
 
37
 
Был ранний час, и солнце в тверди ясной
Сопровождали те же звезды вновь,*
Что в первый раз, когда их сонм прекрасный
 
40
 
Божественная двинула Любовь.
Доверясь часу и поре счастливой,
Уже не так сжималась в сердце кровь
 
43
 
При виде зверя с шерстью прихотливой;
Но, ужасом опять его стесня,
Навстречу вышел лев с подъятой гривой.
 
 
 
46
 
Он наступал как будто на меня,
От голода рыча освирепело
И самый воздух страхом цепеня.
 
49
 
И с ним волчица, чье худое тело,
Казалось, все алчбы в себе несет;
Немало душ из-за нее скорбело.
 
52
 
Меня сковал такой тяжелый гнет,
Перед ее стремящим ужас взглядом,
Что я утратил чаянье высот.
 
55
 
И как скупец, копивший клад за кладом,
Когда приблизится пора утрат,
Скорбит и плачет по былым отрадам,
 
58
 
Так был и я смятением объят,
За шагом шаг волчицей неуемной
Туда теснимый, где лучи молчат.*
 
61
 
Пока к долине я свергался темной,
Какой-то муж* явился предо мной,
От долгого безмолвья словно томный.
 
64
 
Его узрев среди пустыни той:
«Спаси, — воззвал я голосом унылым, —
Будь призрак ты, будь человек живой!»
 
67
 
Он отвечал: «Не человек; я был им;
Я от ломбардцев низвожу мой род,
И Мантуя* была их краем милым.
 
70
 
Рожден sub Julio,* хоть в поздний год,
Я в Риме жил под Августовой сенью,*
Когда еще кумиры чтил народ.
 
73
 
Я был поэт и вверил песнопенью,
Как сын Анхиза* отплыл на закат
От гордой Трои, преданной сожженью.
 
76
 
Но что же к муке ты спешишь назад?
Что не восходишь к выси озаренной,
Началу и причине всех отрад?»
 
79
 
«Так ты Вергилий, ты родник бездонный,
Откуда песни миру потекли? —
Ответил я, склоняя лик смущенный. —
 
82
 
О честь и светоч всех певцов земли,
Уважь любовь и труд неутомимый,
Что в свиток твой мне вникнуть помогли!
 
85
 
Ты мой учитель, мой пример любимый;
Лишь ты один в наследье мне вручил
Прекрасный слог, везде превозносимый.
 
88
 
Смотри, как этот зверь меня стеснил!
О вещий муж, приди мне на подмогу,
Я трепещу до сокровенных жил!»
 
 
 
91
 
«Ты должен выбрать новую дорогу,*
Он отвечал мне, увидав мой страх, —
И к дикому не возвращаться логу;
 
94
 
Волчица, от которой ты в слезах,
Всех восходящих гонит, утесняя,
И убивает на своих путях;
 
97
 
Она такая лютая и злая,
Что ненасытно будет голодна,
Вслед за едой еще сильней алкая.
 
100
 
Со всяческою тварью случена,
Она премногих соблазнит, но славный
Нагрянет Пес.* и кончится она.
 
103
 
Не прах земной и не металл двусплавный,*
А честь, любовь и мудрость он вкусит,
Меж войлоком и войлоком* державный.
 
106
 
Италии он будет верный щит,
Той, для которой умерла Камилла,
И Эвриал, и Турн, и Нис убит.*
 
109
 
Свой бег волчица где бы ни стремила,
Ее, нагнав, он заточит в Аду,
Откуда зависть хищницу взманила.
 
112
 
И я тебе скажу в свою чреду:
Иди за мной, и в вечные селенья
Из этих мест тебя я приведу,
 
115
 
И ты услышишь вопли исступленья
И древних духов, бедствующих там,
О новой смерти тщетные моленья;*
 
118
 
Потом увидишь тех, кто чужд скорбям
Среди огня, в надежде приобщиться
Когда-нибудь к блаженным племенам.
 
121
 
Но если выше ты захочешь взвиться,
Тебя душа достойнейшая* ждет:
С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;
 
124
 
Царь горних высей, возбраняя вход
В свой город мне, врагу его устава,
Тех не впускает, кто со мной идет.
 
127
 
Он всюду царь, но там его держава;
Там град его, и там его престол;
Блажен, кому открыта эта слава!»
 
130
 
«О мой поэт, — ему я речь повел, —
Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:
Чтоб я от зла и гибели ушел,
 
 
 
133
 
Яви мне путь, о коем ты поведал,
Дай врат Петровых* мне увидеть свет
И тех, кто душу вечной муке предал».
 
136
 
Он двинулся, и я ему вослед.
 
 
 

Песнь вторая

   Сомнения Данте — Ответ Вергилия

 
1
 
День уходил, и неба воздух темный
Земные твари уводил ко сну
От их трудов; лишь я один, бездомный,
 
4
 
Приготовлялся выдержать войну
И с тягостным путем, и с состраданьем,
Которую неложно вспомяну.
 
7
 
О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!
О благородный разум, гений свой
Запечатлей моим повествованьем!
 
 
 
10
 
Я начал так: «Поэт, вожатый мой,
Достаточно ли мощный я свершитель,
Чтобы меня на подвиг звать такой?
 
13
 
Ты говоришь, что Сильвиев родитель,*
Еще плотских не отрешась оков,
Сходил живым в бессмертную обитель.
 
16
 
Но если поборатель всех грехов
К нему был благ, то, рассудив о славе
Его судеб, и кто он, и каков,
 
19
 
Его почесть достойным всякий вправе:
Он, избран в небе света и добра,
Стал предком Риму и его державе,
 
22
 
А тот и та, когда пришла пора,
Святой престол воздвигли в мире этом
Преемнику верховного Петра.
 
25
 
Он на своем пути, тобой воспетом,*
Был вдохновлен свершить победный труд,
И папский посох ныне правит светом.
 
28
 
Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,*
Дабы другие укрепились в вере,
Которою к спасению идут.
 
31
 
А я? На чьем я оснуюсь примере?
Я не апостол Павел, не Эней,
Я не достоин ни в малейшей мере.
 
34
 
И если я сойду в страну теней,
Боюсь, безумен буду я, не боле.
Ты мудр; ты видишь это все ясней».
 
37
 
И словно тот, кто, чужд недавней воле
И, передумав в тайной глубине,
Бросает то, что замышлял дотоле,
 
40
 
Таков был я на темной крутизне,
И мысль, меня прельстившую сначала,
Я, поразмыслив, истребил во мне.
 
43
 
«Когда правдиво речь твоя звучала,
Ты дал смутиться духу своему, —
Возвышенная тень мне отвечала. —
 
46
 
Нельзя, чтоб страх повелевал уму;
Иначе мы отходим от свершений,
Как зверь, когда мерещится ему.
 
49
 
Чтоб разрешить тебя от опасений,
Скажу тебе, как я узнал о том,
Что ты моих достоин сожалений.
 
52
 
Из сонма тех, кто меж добром и злом,*
Я женщиной был призван столь прекрасной,
Что обязался ей служить во всем.
 
55
 
Был взор ее звезде подобен ясной;
Ее рассказ струился не спеша,
Как ангельские речи, сладкогласный:
 
58
 
О, мантуанца чистая душа,
Чья слава целый мир объемлет кругом
И не исчезнет, вечно в нем дыша,
 
61
 
Мой друг, который счастью не был другом,
В пустыне горной верный путь обресть
Отчаялся и оттеснен испугом.
 
64
 
Такую в небе слышала я весть;
Боюсь, не поздно ль я помочь готова,
И бедствия он мог не перенесть.
 
67
 
Иди к нему и, красотою слова
И всем, чем только можно, пособя,
Спаси его, и я утешусь снова.
 
70
 
Я Беатриче,* та, кто шлет тебя;
Меня сюда из милого мне края*
Свела любовь; я говорю любя.
 
 
 
73
 
Тебя не раз, хваля и величая,
Пред господом мой голос назовет.
Я начал так, умолкшей отвечая:
 
76
 
«Единственная ты, кем смертный род
Возвышенней, чем всякое творенье,
Вмещаемое в малый небосвод,*
 
79
 
Тебе служить — такое утешенье,
Что я, свершив, заслуги не приму;
Мне нужно лишь узнать твое веленье.
 
82
 
Но как без страха сходишь ты во тьму
Земного недра, алча вновь подняться
К высокому простору твоему?»
 
85
 
«Когда ты хочешь в точности дознаться,
Тебе скажу я, — был ее ответ, —
Зачем сюда не страшно мне спускаться.
 
88
 
Бояться должно лишь того, в чем вред
Для ближнего таится сокровенный;
Иного, что страшило бы, и нет.
 
91
 
Меня такою создал царь вселенной,
Что вашей мукой я не смущена
И в это пламя нисхожу нетленной.
 
94
 
Есть в небе благодатная жена;*
Скорбя о том, кто страждет так сурово,
Судью* склонила к милости она.
 
97
 
Потом к Лючии* обратила слово
И молвила: — Твой верный — в путах зла,
Пошли ему пособника благого. —
 
100
 
Лючия, враг жестоких, подошла
Ко мне, сидевшей с древнею Рахилью,
Сказать: — Господня чистая хвала,
 
103
 
О Беатриче, помоги усилью
Того, который из любви к тебе
Возвысился над повседневной былью.
 
106
 
Или не внемлешь ты его мольбе?
Не видишь, как поток, грознее моря,
Уносит изнемогшего в борьбе? —
 
109
 
Никто поспешней не бежал от горя
И не стремился к радости быстрей,
Чем я, такому слову сердцем вторя,
 
112
 
Сошла сюда с блаженных ступеней,
Твоей вверяясь речи достохвальной,
Дарящей честь тебе и внявшим ей».
 
115
 
Так молвила, и взор ее печальный,
Вверх обратясь, сквозь слезы мне светил
И торопил меня к дороге дальней.
 
118
 
Покорный ей, к тебе я поспешил;
От зверя спас тебя, когда к вершине
Короткий путь тебе он преградил.
 
121
 
Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?
Зачем постыдной робостью смущен?
Зачем не светел смелою гордыней, —
 
124
 
Когда у трех благословенных жен
Ты в небесах обрел слова защиты
И дивный путь тебе предвозвещен?»
 
127
 
Как дольный цвет, сомкнутый и побитый
Ночным морозом, — чуть блеснет заря,
Возносится на стебле, весь раскрытый,
 
130
 
Так я воспрянул, мужеством горя;
Решимостью был в сердце страх раздавлен.
И я ответил, смело говоря:
 
133
 
«О, милостива та, кем я избавлен!
И ты сколь благ, не пожелавший ждать,
Ее правдивой повестью наставлен!
 
136
 
Я так был рад словам твоим внимать
И так стремлюсь продолжить путь начатый,
Что прежней воли полон я опять.
 
139
 
Иди, одним желаньем мы объяты:
Ты мой учитель, вождь и господин!»
Так молвил я; и двинулся вожатый,
 
142
 
И я за ним среди глухих стремнин.
 
 
 

Песнь третья

   Врата Ада — Ничтожные — Ахерон — Челн Харона

 
1
 
Я увожу к отверженным селеньям,
Я увожу сквозь вековечный стон,
Я увожу к погибшим поколеньям.
 
4
 
Был правдою мой зодчий вдохновлен:
Я высшей силой, полнотой всезнанья
И первою любовью сотворен.
 
7
 
Древней меня лишь вечные созданья,
И с вечностью пребуду наравне.
Входящие, оставьте упованья.*
 
 
 
10
 
Я, прочитав над входом, в вышине,
Такие знаки сумрачного цвета,
Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне».
 
13
 
Он, прозорливый, отвечал на это:
«Здесь нужно, чтоб душа была тверда;
Здесь страх не должен подавать совета.
 
16
 
Я обещал, что мы придем туда,
Где ты увидишь, как томятся тени,
Свет разума утратив навсегда».
 
19
 
Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,
И обернув ко мне спокойный лик,
Он ввел меня в таинственные сени.
 
22
 
Там вздохи, плач и исступленный крик
Во тьме беззвездной были так велики,
Что поначалу я в слезах поник.
 
25
 
Обрывки всех наречий, ропот дикий,
Слова, в которых боль, и гнев, и страх,
Плесканье рук, и жалобы, и всклики
 
28
 
Сливались в гул, без времени, в веках,
Кружащийся во мгле неозаренной,
Как бурным вихрем возмущенный прах.
 
31
 
И я, с главою, ужасом стесненной:
«Чей это крик? — едва спросить посмел. —
Какой толпы, страданьем побежденной?»
 
34
 
И вождь в ответ: «То горестный удел
Тех жалких душ, что прожили, не зная
Ни славы, ни позора смертных дел.
 
37
 
И с ними ангелов дурная стая,*
Что, не восстав, была и не верна
Всевышнему, средину соблюдая.
 
40
 
Их свергло небо, не терпя пятна;
И пропасть Ада их не принимает,
Иначе возгордилась бы вина».*
 
43
 
И я: «Учитель, что их так терзает
И понуждает к жалобам таким?»
А он: «Ответ недолгий подобает.
 
46
 
И смертный час для них недостижим,
И эта жизнь настолько нестерпима,
Что все другое было б легче им.
 
49
 
Их память на земле невоскресима;
От них и суд, и милость отошли.
Они не стоят слов: взгляни — и мимо!»
 
52
 
И я, взглянув, увидел стяг вдали,
Бежавший кругом, словно злая сила
Гнала его в крутящейся пыли;
 
55
 
А вслед за ним столь длинная спешила
Чреда людей, что, верилось с трудом,
Ужели смерть столь многих истребила.
 
58
 
Признав иных, я вслед за тем в одном
Узнал того, кто от великой доли
Отрекся в малодушии своем.*
 
61
 
И понял я, что здесь вопят от боли
Ничтожные, которых не возьмут
Ни бог, ни супостаты божьей воли.
 
64
 
Вовек не живший, этот жалкий люд
Бежал нагим, кусаемый слепнями
И осами, роившимися тут.
 
67
 
Кровь, между слез, с их лиц текла
И мерзостные скопища червей
Ее глотали тут же под ногами.
 
70
 
Взглянув подальше, я толпу людей
Увидел у широкого потока.
«Учитель, — я сказал, — тебе ясней,
 
73
 
Кто эти там и власть какого рока
Их словно гонит и теснит к волнам,
Как может показаться издалека».
 
76
 
И он ответил: «Ты увидишь сам,
Когда мы шаг приблизим к Ахерону*
И подойдем к печальным берегам».
 
79
 
Смущенный взор склонив к земному лону,
Боясь докучным быть, я шел вперед,
Безмолвствуя, к береговому склону.
 
82
 
И вот в ладье навстречу нам плывет
Старик,* поросший древней сединою,
Крича: «О, горе вам, проклятый род!
 
85
 
Забудьте небо, встретившись со мною!
В моей ладье готовьтесь переплыть
К извечной тьме, и холоду, и зною.
 
88
 
А ты уйди, тебе нельзя тут быть,
Живой душе, средь мертвых!» И добавил,
Чтобы меня от прочих отстранить:
 
91
 
«Ты не туда свои шаги направил:
Челнок полегче должен ты найти,*
Чтобы тебя он к пристани доставил».