Столь дивное настичь упокоенье.
 
82
 
О, дар обильный, о, безвестный клад!
Эгидий бос, и бос Сильвестр,* ступая
Вслед жениху; так дева манит взгляд!
 
85
 
Отец и пестун из родного края
Уходит с нею, теми окружен,
Чей стан уже стянула вервь простая;
 
88
 
Вежд не потупив оттого, что он Сын
Пьетро Бернардоне и по платью
И по лицу к презреннейшим причтен,
 
91
 
Он царственно все то, что движет братью,
Раскрыл пред Иннокентием, и тот
Устав скрепил им первою печатью.*
 
94
 
Когда разросся бедненький народ
Вокруг того, чья жизнь столь знаменита.
Что славу ей лишь небо воспоет,
 
97
 
Дух повелел, чтоб вновь была повита
Короной, из Гонориевых рук,
Святая воля их архимандрита.*
 
100
 
Когда же он, томимый жаждой мук,
Перед лицом надменного султана*
Христа восславил и Христовых слуг,
 
103
 
Но увидал, что учит слишком рано
Незрелых, и вернулся, чтоб во зле
Не чахла италийская поляна, —
 
106
 
На Тибр и Арно рознящей скале*
Приняв Христа последние печати,
Он их носил два года на земле.*
 
109
 
Когда даритель столькой благодати
Вознес того, кто захотел таким
Смиренным быть, к им заслуженной плате,
 
112
 
Он братьям, как наследникам своим,
Возлюбленную поручил всецело,
Хранить ей верность завещая им;
 
115
 
Единственно из рук ее хотела
Его душа в чертог свой отойти,
Иного гроба не избрав для тела.*
 
118
 
Суди ж, каков был тот,* кто с ним вести
Достоин был вдвоем ладью Петрову*
Средь волн морских по верному пути!
 
121
 
Он нашей братьи положил основу;*
И тот, как видишь, грузит добрый груз,
Кто с ним идет, его послушный слову.
 
124
 
Но у овец его явился вкус
К другому корму, и для них надежней
Отыскивать вразброд запретный кус.
 
127
 
И чем ослушней и неосторожней
Их стадо разбредется, кто куда,
Тем у вернувшихся сосцы порожней.
 
130
 
Есть и такие, что, боясь вреда,
Теснятся к пастуху; но их так мало,
Что холст для ряс в запасе есть всегда.
 
133
 
И если внятно речь моя звучала
И ты вослед ей со вниманьем шел
И помнишь то, что я сказал сначала,
 
136
 
Ты часть искомого теперь обрел;*
Ты видишь, как на щепки ствол сечется
И почему я оговорку ввел:
 
139
 
«Где тук найдут* все те, кто не собьется».
 
 
 

Песнь двенадцатая

   етвертое небо — Солнце (продолжение) — Второй хоровод

 
1
 
Едва последнее промолвил слово
Благословенный пламенник, как вдруг
Священный жернов* закружился снова;
 
4
 
И, прежде чем он сделал полный круг,
Другой его замкнул, вовне сплетенный,
Сливая с шагом шаг, со звуком звук,
 
7
 
Звук столь певучих труб,* что, с ним сравненный,
Земных сирен и муз* не ярче звон,
Чем рядом с первым блеском — отраженный.
 
 
 
10
 
Как средь прозрачных облачных пелен
Над луком лук соцветный и сокружный*
Посланницей Юноны* вознесен,
 
13
 
И образован внутренним наружный,
Похож на голос той, чье тело страсть,
Как солнце — мглу, сожгла тоской недужной,*
 
16
 
И предрекать дается людям власть, —
Согласно с божьим обещаньем Ною,*
Что вновь на мир потопу не ниспасть,
 
19
 
Так вечных роз гирляндою двойною
Я окружен был с госпожой моей,
И внешняя скликалась с основною.
 
22
 
Когда же пляску и, совместно с ней,
Торжественное пенье и пыланье
Приветливых и радостных огней
 
25
 
Остановило слитное желанье,
Как у очей совместное всегда
Бывает размыканье и смыканье, —
 
28
 
В одном из новых пламеней тогда
Раздался голос,* взор мой понуждая
Оборотиться, как иглу звезда,*
 
31
 
И начал так: «Любовь, во мне сияя,
Мне речь внушает о другом вожде,*
Как о моем была здесь речь благая.
 
34
 
Им подобает вместе быть везде,
Чтоб нераздельно слава озаряла
Обьединенных в боевом труде.
 
37
 
Христова рать, хотя мечи достала
Такой ценой, медлива и робка
За стягом шла, и ратных было мало,
 
40
 
Когда царящий вечные века,
По милости, не в воздаянье чести,
Смутившиеся выручил войска,
 
43
 
Послав, как сказано, своей невесте
Двух воинов, чье дело, чьи слова
Рассеянный народ собрали вместе.
 
46
 
В той стороне, откуда дерева
Живит Зефир, отрадный для природы,*
Чтоб вновь Европу облекла листва,
 
49
 
Близ берега, в который бьются воды,
Где солнце, долго идя на закат,
Порою покидает все народы,
 
52
 
Есть Каларога* , благодатный град,
Хранительным щитом обороненный,
В котором лев принижен и подъят.*
 
55
 
И в нем родился этот друг влюбленный
Христовой веры, поборатель зла,
Благой к своим, с врагами непреклонный.
 
58
 
Чуть создана, душа его была
Полна столь мощных сил, что, им чревата,
Пророчествовать мать его могла.
 
61
 
Когда у струй, чье омовенье свято,*
Брак* между ним и верой был свершен,
Взаимным благом их даря богато,
 
64
 
То восприемнице приснился сон,
Какое чудное исполнить дело
Он с верными своими вдохновлен.
 
67
 
И, чтобы имя суть запечатлело,
Отсюда* мысль сошла его наречь
Тому подвластным, чьим он был всецело.
 
70
 
Он назван был Господним;* строя речь,
Сравню его с садовником Христовым,
Который призван сад его беречь.
 
73
 
Он был посланцем и слугой Христовым,
И первый взор любви, что он возвел,
Был к первым наставлениям Христовым.
 
76
 
В младенчестве своем на жесткий пол
Он, бодрствуя, ложился, молчаливый,
Как бы твердя: «Я для того пришел».
 
79
 
Вот чей отец воистину Счастливый!*
Вот чья воистину Иоанна мать,
Когда истолкования правдивы!*
 
82
 
Не ради благ, манящих продолжать
Нелегкий путь Остийца и Фаддея,*
Успел он много в малый срок познать,
 
85
 
Но лишь о манне истинной радея;
И обходил дозором вертоград,*
Чтоб он, в забросе, не зачах, седея;
 
88
 
И у престола,* что во много крат
Когда-то к истым бедным был добрее,
В чем выродок* воссевший виноват,
 
91
 
Не назначенья в должность поскорее,
Не льготу — два иль три считать за шесть,
Не decimas, quae sunt pauperum Dei,*
 
94
 
Он испросил; но право бой повесть
С заблудшими за то зерно, чьих кринов
Двенадцать чет пришли тебя оплесть.*
 
97
 
Потом, познанья вместе с волей двинув,
Он выступил апостольским послом,
Себя как мощный водопад низринув
 
100
 
И потрясая на пути своем
Дебрь лжеученья,* там сильней бурливый,
Где был сильней отпор, чинимый злом.
 
103
 
И от него пошли ручьев разливы,
Чьей влагою вселенский сад возрос,
Где деревца поэтому так живы.
 
106
 
Раз таково одно из двух колес*
Той колесницы, на которой билась
Святая церковь средь усобных гроз, —
 
109
 
Тебе, наверно, полностью открылась
Вся мощь второго,* чья святая цель
Здесь до меня Фомой превозносилась.
 
112
 
Но след, который резала досель
Его окружность, брошен в дни упадка,
И винный камень заменила цвель.
 
115
 
Державшиеся прежде отпечатка
Его шагов свернули до того,
Что ставится на место пальцев пятка.
 
118
 
И явит в скором времени жнитво,
Как плох был труд, когда сорняк взрыдает,
Что житница закрыта для него.*
 
121
 
Конечно, кто подряд перелистает
Всю нашу книгу, встретит и листок,
Гласящий: «Я таков, как подобает».
 
124
 
Не в Акваспарте он возникнуть мог
И не в Касале, где твердят открыто,
Что слишком слаб устав иль слишком строг.*
 
127
 
Я жизнь Бонавентуры, минорита
Из Баньореджо;* мне мой труд был свят,
И все, что слева,* было мной забыто.
 
 
 
130
 
Здесь Августин, и здесь Иллюминат,*
Из первых меж босыми бедняками,
Которым бог, с их вервием, был рад.
 
133
 
Гугон* святого Виктора меж нами,
И Петр Едок, и Петр Испанский тут,
Что сквозь двенадцать книг горит лучами;*
 
136
 
Нафан — пророк, и тот, кого зовут
Золотоустым,* и Ансельм* с Донатом,
К начатку знаний приложившим труд;*
 
139
 
А там — Рабан* ; а здесь, в двунадесятом
Огне сияет вещий Иоахим,
Который был в Калабрии аббатом.*
 
142
 
То брат Фома, любовию палим,
Завидовать такому паладину
Подвиг меня хвалением своим;*
 
145
 
И эту вслед за мной подвиг дружину».
 
 
 

Песнь тринадцатая

   Четвертое небо — Солнце (продолжение)

 
1
 
Пусть тот, кто хочет знать, что мне предстало,
Вообразит (и образ, внемля мне,
Пусть держит так, как бы скала держала)
 
4
 
Пятнадцать звезд,* горящих в вышине
Таким огнем, что он нам блещет в очи,
Любую мглу преодолев извне;
 
7
 
Вообразит тот Воз, что дни и ночи
На нашем небе вольно колесит
И от круженья дышла — не короче;*
 
10
 
И устье рога пусть вообразит,
Направленного от иглы устоя,
Вокруг которой первый круг скользит;*
 
13
 
И что они, два знака в небе строя,
Как тот, который, чуя смертный хлад,
Сплела в былые годы дочь Миноя,
 
16
 
Свои лучи друг в друге единят,
И эти знаки, преданы вращенью,
Идут — один вперед, другой назад,*
 
19
 
И перед ним возникнет смутной тенью
Созвездие, чей светлый хоровод
Меня обвил своей двойною сенью,
 
22
 
С которой все, что опыт нам несет,
Так несравнимо, как теченье Кьяны*
С той сферою, что всех быстрей течет.
 
25
 
Не Вакх там воспевался, не пеаны* ,
Но в божеской природе три лица
И как она и смертная слияны.
 
28
 
Умолкнув, оба замерли венца
И устремили к нам свое сиянье,
И вновь их счастью не было конца.
 
31
 
В содружестве божеств прервал молчанье
Тот свет,* из чьих я слышал тайников
О божьем нищем чудное сказанье,
 
34
 
И молвил: «Раз один из двух снопов
Смолочен, и зерно лежать осталось,
Я и второй обмолотить готов.*
 
37
 
Ты думаешь, что в грудь,* откуда бралось
Ребро, чтоб вышла нежная щека,
Чье небо миру дорого досталось,*
 
40
 
И в ту,* которая на все века,
Пронзенная, так много искупила,
Что стала всякая вина легка,
 
43
 
Весь свет, вместить который можно было
Природе человеческой, влила
Создавшая и ту и эту сила;
 
46
 
И странной речь моя тебе была,
Что равного не ведала второго
Душа,* чья благость в пятый блеск вошла.
 
49
 
Вняв мой ответ, поймешь, что это слово
С тем, что ты думал, точно совпадет,
И средоточья в круге нет другого.*
 
52
 
Все, что умрет, и все, что не умрет,*
Лишь отблеск Мысли, коей Всемогущий
Своей Любовью бытие дает;*
 
55
 
Затем что животворный Свет, идущий
От Светодавца и единый с ним,
Как и с Любовью, третьей с ними сущей,
 
58
 
Струит лучи, волением своим,
На девять сущностей,* как на зерцала,
И вечно остается неделим;
 
61
 
Оттуда сходит в низшие начала,
Из круга в круг, и под конец творит
Случайное и длящееся мало;
 
64
 
Я под случайным мыслю всякий вид
Созданий, все, что небосвод кружащий
Чрез семя и без семени плодит.
 
67
 
Их воск изменчив, наравне с творящей
Его средой,* и потому чекан
Дает то смутный оттиск, то блестящий.
 
70
 
Вот почему, при схожести семян,
Бывает качество плодов неравно,
И разный ум вам от рожденья дан.
 
73
 
Когда бы воск был вытоплен исправно
И натиск силы неба был прямой,
То блеск печати выступал бы явно.
 
76
 
Но естество его туманит мглой,
Как если б мастер проявлял уменье,
Но действовал дрожащею рукой.
 
79
 
Когда ж Любовь, расположив Прозренье,
Его печатью Силы нагнела,
То возникает высшее свершенье.
 
82
 
Так некогда земная персть могла
Стать совершеннее, чем все живое;
Так приснодева в чреве понесла.
 
85
 
И в том ты прав, что естество земное
Не ведало носителей таких
И не изведает, как эти двое.
 
88
 
И если бы на этом я затих:
«Так чем его премудрость* несравненна?» —
Гласило бы начало слов твоих.
 
91
 
Но чтоб открылось то, что сокровенно,
Помысли, кем он был и чем влеком,
Он, услыхав: «Проси!»* — молил смиренно.
 
94
 
Я выразил не темным языком,
Что он был царь, о разуме неложном
Просивший, чтобы истым быть царем;
 
97
 
Не чтобы знать, в числе их непреложном,
Всех движителей;* можно ль заключить
К necesse при necesse и возможном;*
 
100
 
И можно ль primum motum допустить;*
Иль треугольник в поле полукружья,
Но не прямоугольный, начертить.
 
103
 
Так вот и прежде речь клонил к тому ж я:
Я в царственную мудрость направлял,
Сказав про мудрость, острие оружья.
 
106
 
И ты взглянув ясней на «восставал»* ,
Поймешь, что это значит — меж царями;
Их — множество, а круг хороших мал.
 
109
 
Вот, что моими сказано словами;
Их смысл с твоим сужденьем совместим
О праотце и о любимом нами.*
 
112
 
Да будет то свинцом к стопам твоим,
Чтобы ты шел неспешно, как усталый,
И к «да», и к «нет», когда к ним путь незрим;
 
115
 
Затем что между шалых — самый шалый,
Кто утверждать берется наобум
Их отрицать с оглядкой слишком малой.
 
118
 
Ведь очень часто торопливость дум
На ложный путь заводит безрассудно;
А там пристрастья связывают ум.
 
121
 
И хуже, чем напрасно, ладит судно
И не таким, как был, свершит возврат
Тот рыбарь правды, чье уменье скудно.
 
124
 
Примерами перед людьми стоят
Брис, Парменид, Мелисс и остальные,*
Которые блуждали наугад,
 
127
 
Савелий, Арий и глупцы иные,*
Что были как мечи для божьих книг
И искривляли лица их прямые.
 
130
 
Никто не думай, что он столь велик,
Чтобы судить; никто не числи жита,
Покуда колос в поле не поник.
 
133
 
Я видел, как угрюмо и сердито