Смотрел терновник, за зиму застыв,
Но миг — и роза на ветвях раскрыта;
 
136
 
Я видел, как, легок и горделив,
Бежал корабль далекою путиной
И погибал, уже входя в залив.
 
139
 
Пусть донна Берта или сэр Мартино,*
Раз кто-то щедр, а кто-то любит красть,
О них не судят с богом заедино;
 
142
 
Тот может встать, а этот может пасть».
 
 
 

Песнь четырнадцатая

   Четвертое небо — Солнце (окончание) — Пятое небо — Марс — Воители за веру

 
1
 
В округлой чаше от каймы к средине
Спешит вода иль изнутри к кайме,
Смущенная извне иль в сердцевине.
 
4
 
Мне этот образ вдруг мелькнул в уме,
Когда умолкло славное светило
И Беатриче тотчас вслед Фоме
 
7
 
В таких словах начать благоволила, —
Настолько совершенно к их речам
Уподобленье это подходило:*
 
 
 
10
 
«Он хочет, хоть и не открылся вам
Ни голосом, ни даже помышленьем,
В одной из истин снизойти к корням.
 
13
 
Скажите: свет, который стал цветеньем
Природы вашей, будет ли всегда
Вас окружать таким же излученьем?
 
16
 
И если вечно будет, то, когда
Вы станете опять очами зримы,*
Как зренью он не причинит вреда?»
 
19
 
Как, налетевшей радостью стремимы,
Те, кто крутится в пляске круговой,
Поют звончей и вновь неутомимы,
 
22
 
Так, при словах усердной просьбы той,
Живей сказалась душ святых отрада
Кружением и звуков красотой.
 
25
 
Кто сетует, что смерть изведать надо,
Чтоб в горних жить, — не знает, не вкусив,
Как вечного дождя* сладка прохлада.
 
28
 
Единый, двое, трое, тот, кто жив
И правит вечно, в трех и в двух единый,
Все, беспредельный, в свой предел вместив,
 
31
 
Трикраты был воспет святой дружиной
Тех духов, и напев так нежен был,
Что всем наградам мог бы стать вершиной.
 
34
 
И вскоре, в самом дивном из светил
Меньшого круга,* голос благочестный,
Как, верно, ангел деве говорил,
 
37
 
Ответил так: «Доколе Рай небесный
Длит праздник свой, любовь, что в нас живет,
Лучится этой ризою чудесной.
 
40
 
Ее свеченье пылу вслед идет,
Пыл — зренью вслед, а зренье — до предела,
Который милость сверх заслуг дает.
 
43
 
Когда святое в новой славе тело
Нас облечет, то наше существо
Прекрасней станет, завершась всецело:
 
46
 
Окрепнет свет, которым божество
По благости своей нас одарило,
Свет, нам дающий созерцать его;
 
49
 
И зрения тогда окрепнет сила,
Окрепнет пыл, берущий мощность в нем,
Окрепнет луч, рождаемый от пыла.
 
52
 
Но словно уголь, пышущий огнем,
Господствует над ним своим накалом,
Неодолим в сиянии своем,
 
55
 
Так пламень, нас обвивший покрывалом,
Слабее будет в зримости, чем плоть,
Укрытая сейчас могильным валом.
 
58
 
И этот свет не будет глаз колоть:
Орудья тела будут в меру сильны
Для всех услад, что нам пошлет господь».
 
61
 
Казались оба хора так умильны,
Стремясь «Аминь!»* проговорить скорей,
Что им был явно дорог прах могильный, —
 
64
 
Быть может, и не свой, а матерей,
Отцов и всех, любимых в мире этом
И ставших вечной чередой огней.
 
67
 
И вот кругом, сияя ровным светом,
Забрезжил блеск над окаймлявшим нас,
Подобный горизонту пред рассветом.
 
70
 
И как на небе в предвечерний час
Рождаются мерцанья, чуть блистая,
Которым верит и не верит глаз,
 
73
 
Я видел — новых бестелесных стая
Окрест меня сквозит со всех сторон,
Два прежних круга третьим окружая.
 
76
 
О Духа пламень истинный! Как он
Разросся вдруг, столь огнезарно ясно,
Что взгляд мой не стерпел и был сражен!
 
79
 
Но Беатриче так была прекрасна
И радостна, что это воссоздать
Мое воспоминание не властно.
 
82
 
В ней силу я нашел глаза поднять
И увидал, что вместе с ней мгновенно
Я в высшую вознесся благодать.
 
85
 
Что я поднялся, было несомненно,
Затем что глубь звезды,* раскалена,
Смеялась рдяней, чем обыкновенно.
 
88
 
Всем сердцем, речью, что во всех одна,
Создателю свершил я всесожженье*
За то, что эта милость мне дана;
 
91
 
Еще в груди не кончилось горенье
Творимой жертвы, как уже я знал,
Что господу угодно приношенье;
 
94
 
Затем что сонм огней так ярко ал
Предстал мне в двух лучах, что, созерцая:
«О Гелиос,* как дивно!» — я сказал.
 
97
 
Как, меньшими и большими мерцая
Огнями, Млечный Путь светло горит
Меж остий мира, мудрецов смущая,
 
100
 
Так в недрах Марса, звездами увит,
Из двух лучей, слагался знак священный,
Который в рубежах квадрантов скрыт.*
 
103
 
Здесь память победила разум бренный;
Затем что этот крест сверкал Христом
В красе, ни с чем на свете несравненной.
 
106
 
Но взявший крест свой, чтоб идти с Христом,
Легко простит мне упущенья речи,
Узрев тот блеск, пылающий Христом.
 
109
 
Сияньем озарив и ствол, и плечи,
Стремились пламена,* искрясь сильней
При прохожденье мимо и при встрече.
 
112
 
Так, впрямь и вкривь, то тише, то быстрей,
Подобные изменчивому рою,
Крупинки тел, короче и длинней,
 
115
 
Плывут в луче, секущем полосою
Иной раз мрак, который, хоронясь,
Мы создаем искусною рукою.
 
118
 
Как струны арф и скрипок, единясь,
Звенят отрадным гудом неразымно
Для тех, кому невнятна в звуках связь,
 
121
 
Так в этих светах, блещущих взаимно,
Песнь вдоль креста столь дивная текла,
Что я пленился, хоть не понял гимна.
 
124
 
Что в нем звучит высокая хвала,
Я понял, слыша: «Для побед воскресни»,
Но речь невнятной разуму была.
 
127
 
Я так влюбился в голос этой песни,
И так он мной всецело овладел,
Что я вовек не ведал уз чудесней.
 
 
 
130
 
Мне скажут, что язык мой слишком смел
И я принизил очи заревые,*
В которых всем мечтам моим предел;
 
133
 
Но взвесивший, что в высоте живые
Печати всех красот* мощней царят,
А там я к ним поздней воззрел впервые,*
 
136
 
Простит мне то, в чем я виниться рад,
Чтоб быть прощенным, и воздаст мне верой;
Святой восторг отсюда не изъят,*
 
139
 
Затем что он все чище с каждой сферой.
 
 
 

Песнь пятнадцатая

   Пятое небо — Марс (продолжение)

 
1
 
Сочувственная воля, истекая
Из праведной любви, как из дурной
И ненасытной истекает злая,
 
4
 
Прервала пенье лиры неземной,
Святые струны замиряя властно,
Настроенные вышнею рукой.
 
7
 
Возможно ль о благом просить напрасно
Те сущности, которые, чтоб дать
Мне попросить, умолкли так согласно?
 
10
 
По праву должен без конца страдать
Тот, кто, прельщен любовью недостойной,
Такой любви отринул благодать.
 
13
 
Как в воздухе прозрачном ночи знойной
Скользнет внезапный пламень иногда
И заставляет дрогнуть взор спокойный,
 
16
 
Как будто передвинулась звезда,
Хоть там, где вспыхнул он, светил держава
Цела, а сам он гаснет без следа, —
 
19
 
Так от плеча, простершегося вправо,
Скользнула вниз, вдоль по кресту нисшед,
Одна из звезд,* чья там блистает слава.
 
22
 
И с ленты не сорвался самоцвет,
А в полосе луча промчался, светел,
Как блещущий за алебастром свет;
 
25
 
Так дух Анхиза страстно сына встретил,
В чем высшая нас уверяет муза,
Когда его в Элисии заметил.*
 
28
 
«О sanguis meus, о superinfusa
Gratia Dei, sicut tibi cui
Bis unquam coeli ianua reclusa?»*
 
31
 
Так этот свет; внимательно к нему я
Возвел глаза; потом возвел к моей
Владычице, и здесь, и там ликуя:
 
34
 
Столь радостен был блеск ее очей,
Что мне казалось — благодати Рая
Моим очам нельзя познать полней.
 
37
 
А дух, мой слух и зренье услаждая,
Продолжил речь, но смысл был так глубок,
Что я ему внимал, не понимая.
 
40
 
Он не нарочно мглой себя облек,
А поневоле: взлет его суждений
Для цели смертных слишком был высок.
 
43
 
Когда же лук столь жарких изъявлений
Был вновь ослаблен, так что речь во всем
Сошла до нашей умственной мишени,
 
46
 
То сразу же я различил потом:
«Благословен в трех лицах совершенный,
Столь милостивый в семени моем!»
 
49
 
И дальше: «Голод* давний и блаженный,
Той книгою великой* данный мне,
Где белое и черное нетленны,
 
52
 
Ты в этом, сын мой, утолил огне,
Где говорю я, и да восхвалится
Та, что тебя возносит к вышине!
 
55
 
Ты веруешь, что мысль твоя стремится
Ко мне из Первой* так, как пять иль шесть
Из единицы ведомой лучится;*
 
58
 
И ты вопрос не хочешь произнесть,
Кто я, который больше, чем вся стая
Счастливых духов, рад тебя обресть.
 
61
 
Ты в этой вере прав: здесь обитая,
Большой и малый в Зеркало* глядят,
Где видима заране мысль любая.
 
64
 
Но чтоб любви, которой я объят,
Бессонно зрящий, и всегда взволнован,
Как сладкой жаждой, не было преград,
 
67
 
Пусть голос твой, уверен, смел, нескован,
Мне явит волю, явит мне вопрос,
Которому ответ предуготован!»
 
70
 
Тогда я к Беатриче взор вознес;
Та, слыша мысль, улыбкой отвечала,
И, окрыленный, мой порыв возрос.
 
73
 
Я начал так: «Вы — те, кому предстало
Всеравенство* ; меж чувством и умом
Для вас неравновесия не стало;
 
76
 
Затем что в Солнце, светом и теплом
Вас озарившем и согревшем, оба*
Вне всех подобий в равенстве своем.
 
79
 
Но мысль и воля* в смертных жертвах гроба,
Чему ясна причина вам одним,
В своих крылах оперены особо;
 
82
 
И я, как смертный, свыкшийся с таким
Неравенством, творю благодаренье
За отчий праздник сердцем лишь своим.*
 
85
 
Тебя молю я, в это украшенье
Столь дивно вправленный топаз живой,
По имени твоем уйми томленье».
 
88
 
«Листва моя, возлюбленная мной
Сквозь ожиданье, — так он, мне в угоду,
Ответ свой начал, — я был корень твой».
 
91
 
Потом сказал мне: «Тот, кто имя роду
Дал твоему* и кто сто с лишним лет
Идет горой по первому обводу,*
 
94
 
Мне сыном был, а им рожден твой дед;*
И надо, чтоб делами довременно
Ты снял с него томительный запрет.*
 
97
 
Флоренция, меж древних стен,* бессменно
Ей подающих время терц и нон,*
Жила спокойно, скромно и смиренно.
 
100
 
Не знала ни цепочек, ни корон,
Ни юбок с вышивкой, и поясочки
Не затмевали тех, кто обряжен.
 
103
 
Отцов, рождаясь, не страшили дочки,
Затем что и приданое, и срок
Не расходились дальше должной точки.
 
106
 
Пустых домов назвать никто не мог;
И не было еще Сарданапала,
Дабы явить, чем может стать чертог.
 
109
 
Еще не взнесся выше Монтемало
Ваш Птичий Холм, который победил
В подъеме и обгонит в час развала.*
 
112
 
На Беллинчоне Берти* пояс был
Ременный с костью; с зеркалом прощалась
Его жена, не наведя белил.
 
115
 
На Нерли и на Веккьо* красовалась
Простая кожа, без затей гола;
Рука их жен кудели не гнушалась.
 
118
 
Счастливицы! Всех верная ждала
Гробница,* ни единая на ложе
Для Франции* забыта не была.
 
121
 
Одна над люлькой вторила все то же
На языке, который молодым
Отцам и матерям всего дороже.
 
124
 
Другая, пряжу прядучи, родным
И домочадцам речь вела часами
Про славу Трои, Фьезоле и Рим.
 
127
 
Казались бы Чангелла* между нами
Иль Сальтерелло* чудом дивных стран,
Как Квинций иль Корнелия — меж вами.*
 
130
 
Такой прекрасный, мирный быт граждан,
В гражданственном живущих единенье,
Такой приют отрадный был мне дан
 
133
 
Марией,* громко призванной в мученье;
И, в древнем вашем храме восприят,
Я Каччагвидой стал в святом крещенье.
 
136
 
Моронто — брат мне, Элизео — брат;
Супругу взял я из долины Падо;*
Отсюда прозвище ее внучат.*
 
139
 
Я следовал за кесарем Куррадо,*
И мне он пояс рыцарский надел,
Затем что я служил ему, как надо.
 
142
 
С ним вышел я, как мститель злобных дел,
На тех, кто вашей вотчиной законной,
В чем пастыри* повинны, завладел.
 
145
 
Там, племенем нечистым отрешенный,*
Покинул я навеки лживый мир,
Где дух столь многих гибнет, загрязненный,
 
148
 
И после мук вкушаю этот мир».
 
 
 

Песнь шестнадцатая

   Пятое небо — Марс (продолжение)

 
1
 
О скудная вельможность нашей крови!
Тому, что гордость ты внушаешь нам
Здесь, где упадок истинной любови,
 
4
 
Вовек не удивлюсь; затем что там,
Где суетою дух не озабочен,
Я мыслю — в небе, горд был этим сам.
 
7
 
Однако плащ твой быстро укорочен;
И если, день за днем, не добавлять,
Он ножницами времени подточен.
 
 
 
10
 
На «вы», как в Риме стали величать,*
Хоть их привычка остается зыбкой,
Повел я речь, заговорив опять;
 
13
 
Что Беатриче, в стороне, улыбкой
Отметила, как кашель у другой*
Был порожден Джиневриной ошибкой.
 
16
 
Я начал так: «Вы — прародитель мой;
Вы мне даете говорить вам смело;
Вы дали мне стать больше, чем собой.
 
19
 
Чрез столько устий радость овладела
Моим умом, что он едва несет
Ее в себе, счастливый до предела.
 
22
 
Скажите мне, мой корень и оплот,
Кто были ваши предки и который
В рожденье ваше помечался год;
 
25
 
Скажите, велика ль была в те поры
Овчарня Иоаннова,* и в ней
Какие семьи привлекали взоры».
 
28
 
Как уголь на ветру горит сильней,
Так этот светоч вспыхнул блеском ясным,
Внимая речи ласковой моей;
 
31
 
И как для глаз он стал вдвойне прекрасным»,
Так он еще нежней заговорил,
Но не наречьем нашим повсечасным:
 
34
 
«С тех пор, как „Ave“ ангел возвестил
По день, как матерью, теперь святою,
Я, плод ее, подарен свету был,
 
37
 
Вот этот пламень, должной чередою,
Пятьсот и пятьдесят и тридцать крат
Зажегся вновь под Львиною пятою.*
 
40
 
Дома, где род наш жил спокон, стоят
В том месте, где у вас из лета в лето
В последний округ всадники спешат.*
 
43
 
О прадедах моих скажу лишь это;
Откуда вышли и как звали их,
Не подобает мне давать ответа.
 
46
 
От Марса к Иоанну,* счет таких,
Которые могли служить в дружине,
Был пятой долей нынешних живых.
 
49
 
Но кровь, чей цвет от примеси Феггине,
И Кампи, и Чертальдо помутнел,*
Была чиста в любом простолюдине.
 
52
 
О, лучше бы ваш город их имел
Соседями и приходился рядом
С Галлуццо и Треспьяно ваш предел,*
 
55
 
Чем чтобы с вами жил пропахший смрадом
Мужик из Агульоне* иль иной
Синьезец,* взятку стерегущий взглядом!
 
58
 
Будь кесарю не мачехой дурной
Народ, забывший все, — что в мире свято,
А доброй к сыну матерью родной,
 
61
 
Из флорентийцев, что живут богато,
Иной бы в Симифонти поспешил,*
Где дед его ходил с сумой когда-то.
 
64
 
Досель бы графским Монтемурло* слыл,
Дом Черки оставался бы в Аконе,*
Род Буондельмонти бы на Греве* жил.*