Андреев Олег. Вокзал

   Должна быть довольна бабка.
   – Все-то оно хорошо, да вот как-то на гробе, не по себе это – есть, пить, – поежился водитель тележки.
   – Да ну! Это по первому разу только не по себе. А потом привыкаешь, втягиваешься. – Михалыч закурил «Приму». – На моем веку их столько было. Я уж в почтовых вагонах не один десяток лет езжу. А вот всех своих покойников, которых перевозил, помню. И как зовут, и сколько лет…
   – Ну ты, дед, даешь! – восхитился Володя.
   – И никто на меня из них не может быть в обиде. Никого не обидел. Всех достойно проводил в последний путь.
   – Да, это святое, – выдохнул Володя и покосился на бутылку.
   Разлили еще по одной.
   – Вот у Семена это второй покойник, – продолжал дед, кивнув на молодого напарника. – По первому – так он даже блевал. Так непривычно ему было. А теперь смотри, ничего. Ну давайте еще помянем Антонину.
   Снова выпили и помолчали. За последующим задушевным разговором о вечном не заметили, как диспетчер объявил в громкоговоритель: «До отправления поезда Львов – Москва остается пять минут».
   И только когда дежурный по вокзалу заметил брошенную у вагона почтовую тележку и закричал: «Володька, паразит, где тебя черти носят!» – тогда вскочили, забегали, стали вытаскивать ящики с почтой.
   – Ты там, Володька, если чего мы тебе не то сгрузили, не обессудь. Обратно через день поедем, отдашь. А мы тебе, значит, твое отдадим, – кричал Михалыч через окно движущегося поезда водителю тележки.
   – Все нормалек, ребята! – духарился опьяневший Володя. – Вы, главное, Антонину довезите в целости и сохранности.
   – Да довезем, будь спокоен, паря, – махал ему дед.

Глава 54
ЛАРИН

   – Виктор Андреевич, может, вам кофе – взбодриться? А то на вас лица нет, – заглянула в кабинет к Ларину секретарша.
   – Я бы с удовольствием, Оленька, только думаю, что взбодриться мне сегодня уже не дадут! – Начальник вокзала был рад тому, что секретарша отвлекла его от мрачных мыслей.
   – Да ну их всех в баню! Человеку даже попить не дают. Совести у них просто нет – насели на вас, хотя вы вообще могли сегодня не выходить на работу. С таким-то горем.
   – Да, кстати, как там львовский? – вспомнил Ларин про гроб с телом матери.
   – Все четко. Через час ожидаем в Москве – по расписанию. – Секретарша засуетилась вокруг кофейника. – Так, кладите сахар, а я сейчас.
   Ольга выскочила к себе в приемную и через минуту вернулась с бутылкой бальзама.
   – Да ты что, милая! – удивился Виктор Андреевич. – Ты же в курсе, что я на работе не пью.
   – Это же не водка, а лечебный бальзам. Для тонуса. Для улучшения кровообращения. Для стимуляции сердечной деятельности. Между прочим, настоян на десяти лечебных травах.
   – И на спирту, – повертел в руках бутылку Ларин. – Ого, тридцать восемь оборотов. Ничего себе лечебный бальзамчик.
   – Перестаньте, вас сейчас и чистый спирт не возьмет. Давайте я вам плесну прямо в кофе.
   – Что, я так мерзко выгляжу?
   – Я знаю, что вы считаете меня полной дурой, но все же кое-что я чувствовать могу. И по-моему, за пять лет работы с вами я никогда не видела вас в таком состоянии.
   – Это мы с тобой вместе пять лет уже работаем? – удивился Ларин. – Как же быстро время летит.
   – Да не так-то уж быстро.
   – Это в твоем возрасте. А в моем – годы проносятся, как столбы за окном скорого поезда. Да что там годы – десятилетия. Ничего не успеваешь почувствовать. Ладно, не буду на тебя мрачные мысли наводить. – Ларин отхлебнул кофе. – Слушай, а бальзамчик ничего, чувствуется. А ты, Ольга? Что ты себе кофе не наливаешь?
   – Да не положено мне с вами, – по-служебному ответила секретарша.
   – Ну-ну. Не выдумывай. Давай я лучше за тобой поухаживаю. Тебе сколько сахару? – Виктор Андреевич засуетился вокруг кофейника.
   – Две. Ой, только лучше я сама налью. А то как-то неудобно. Вы все-таки мой начальник.
   – Да брось! Давай, Оленька, хряпнем по пятьдесят граммов твоего бальзама?
   В чистом виде. Без кофе, – разошелся начальник вокзала.
   – Что вы, Виктор Андреевич, мы ведь на работе? – растерялась девушка.
   – Один раз ничего. Можно.
   Он достал из бара рюмки и налил в них бальзам.
   – Ну, за тебя, Оленька. За твою счастливую жизнь, которая только начинается! – поднял рюмку Ларин.
   – И за вашу, Виктор Андреевич! У вас ведь она тоже не заканчивается.
   – Будет тебе, Оля, – залпом выпил Виктор Андреевич. – Я свою жизнь уже прожил. Наверное, в том смысле, что ничего в ней нового уже произойти не может.
   – Не надо так. Ведь каждый день может случиться что-то новое!
   – Новыми у меня могут быть только неприятности, да и то на старый лад, – махнул рукой Ларин. – Вот тебе сколько лет, Оленька?
   – Двадцать три.
   – Ты еще не замужем. Нет детей. Учишься на заочном. Закончишь институт – будет новая работа. Уже настоящая, по специальности. То есть с тобой еще столько совершенно новых, этапных событий должно произойти в жизни – и свадьба, и рождение ребенка, и новое дело. А у меня это все уже позади.
   – Но внуков же еще не было?
   – Разве что внуков, – усмехнулся Ларин.
   Он налил себе еще бальзам. Вопросительно посмотрел на Ольгу, но девушка покачала головой. Виктор Андреевич выпил сам. Алкоголь не брал. Однако расслабление и облегчение действительно пришло.
   – А любовников у тебя много было? – неожиданно для себя самого спросил Ларин.
   – Да не очень, – с неохотой отозвалась Ольга.
   – А сколько лет было самому старому из них?
   – Сколько лет? – задумалась Оленька. – Да вот в прошлом году у меня был один старпер. Ему аж сорок два года было.
   – Сорок два, – мечтательно проговорил Ларин. – Такой хороший для мужчины возраст.
   – Ой, извините, Виктор Андреевич. Про старость это я что-то не то сказала, – заметила свою бестактность Ольга. – Вот вам уже почти шестьдесят, а вы еще совсем даже ничего.
   – Да брось ты, Оленька, глупости говорить. А то будто я не знаю, что ты по этому поводу думаешь.
   – Нет-нет. Я правду говорю. Вот есть мужчины, которые остаются мужчинами всегда, независимо от возраста. А есть, которые уже в тридцать плюгавые старики. Вот вы как раз настоящий мужчина. Ваш возраст совсем не бросается в глаза. Он попросту для женщины не важен.
   «А не такая она дурочка, – подумал про себя Ларин. – По крайней мере, во взаимоотношениях женщины и мужчины разбирается».
   – Бывает ведь, что и женщина до старости остается как девочка. Я не внешность имею в виду. А то, что глаз у нее горит, как у молодой, и энергия сексуальная чувствуется.
   «Такие женщины в солидном возрасте редко бывают, но все-таки имеются», – рассудил Ларин.
   Он снова налил себе.
   – Виктор Андреевич, а вам плохо не будет? Он все-таки лечебный. Там определенная доза нужна.
   – Ничего, – выпил третью рюмку Ларин.
   После третьей уже зацепило. Хотелось говорить о наболевшем.
   – Скажи, а ты вот с таким, как я, могла бы лечь в постель? – спросил он с нарочитой веселостью.
   – Ой, что за вопросы у вас такие? – насторожилась Оленька.
   – Не боись, – Ларин дружески потрепал девушку по руке. – Вопросы эти тебе, милая, ничем не грозят. И ответы твои – тем более. Только честно скажи, очень прошу тебя.
   – Не знаю. Может, если бы очень сильно полюбила вас. Это же естественно.
   – А за деньги, за то, чтобы не вылететь с работы?
   – Может, и смогла, если б очень приспичило, – неуверенно пожала плечами Ольга.
   – И не противно было бы обнимать старое, обрюзгшее тело? – ковырнул свое больное место Ларин.
   – Это у вас-то обрюзгшее? – искренне удивилась Оленька. – Да любому тридцатилетнему такое тело за счастье иметь. Вы даже себе не представляете, что о вас бабы говорят. Просто вы неприступным кажетесь, а так каждая вторая вашей бы была.
   «Или тонко успокаивает меня, или мне в самом деле еще не конец», – подумал Ларин, но на душе стало легче.
   Хотелось говорить и говорить. Всю душу излить, все наболевшее. Виктор Андреевич даже и представить не мог, что эта глупышка сама окажется таким бальзамом для него. Не говоря о ее лекарственном, тридцативосьмиградусном.
   Впервые, наверное, он испытывал к женщине, к тому же молодой и весьма симпатичной, чисто дружеские, теплые чувства. И никакой сексуальности, никакого желания кадрить.
   "А может быть, завеяться с Ольгой на выходные на дачу? – размечтался Ларин. – Без всяких глупостей и сексуальных намеков. А просто как с другом.
   Ловить рыбу, жечь костер, разговаривать".
   Он почувствовал, что давно уже испытывает огромную необходимость просто с кем-то поговорить по душам. И чтобы ничто и никто этому не мешали.
   – Ой, Виктор Андреевич, там кто-то зашел. – Девушка услышала, как группа людей шумно ввалилась в приемную. – Давайте я бутылку спрячу.
   Только Ольга успела убрать бутылку и рюмки в бар, как в кабинет без стука ввалились три знакомых фээсбэшника. На этот раз с ними был четвертый. Красивый мужчина, черноволосый, кареглазый, веселый, лукавый, властный. Такими были кавказцы в советском кино. Руслан Кантемиров.
   – Так, свободна, – холодно указал Чернов на дверь секретарше.
   Вот все думал – пронесет, все надеялся, да нет, даже просто уверен был, обойдет стороной его вокзал такая «честь». С какой стати Кантемирову париться в поезде – куда безопаснее самолет. Нет. Поезд ему зачем-то нужен.
   Неприятно сжалось сердце. Уже в который раз за этот день, но сейчас почему-то особенно больно.
   Ольга, бегло взглянув на шефа, тут же скрылась в приемной.
   Чернов плотно прикрыл за ней дверь, еще раз выглянув в приемную. Помощники по знаку полковника зашли в комнату отдыха начальника вокзала, внимательно осмотрели ее, даже в шкафы заглянули. Кивнули Чернову, что все чисто.
   Кантемиров уселся без приглашения в кресло у журнального столика и по-хозяйски огляделся вокруг.
   – Значит, так, Виктор Андреевич. Вашему вокзалу выпала огромная честь.
   Именно с него отправится в Чечню товарищ Кантемиров. Мы приступаем к последней, самой сложной и опасной, стадии нашей операции. Я думаю, что представлять нашего гостя вам не стоит. Вижу, что вы его узнали, – сказал Чернов.
   Ларин молча кивнул. Сердце вдруг еще более тягостно заныло, ушло куда-то в сторону, в беспроглядность, в темноту и пустоту. И Ларин почему-то вспомнил не о матери, не о жене или дочери, даже не о самом себе, он вспомнил об Оксане.
   «Что-то сегодня какой-то странный день. Что-то много всего необычного. Вы. не волнуйтесь, поезда идут по расписанию. Сейчас будет отправляться донецкий. С третьего пути. Занимайте места, прощайтесь, только будьте осторожнее, пожалуйста. Береженого Бог бережет».
   Голос у Собиновой был грустным. И это словно добавило тоски в сердце Ларина, он даже забыл, что злится на Собинову.

Глава 55
ФАЛОМЕЕВ

   Бифштекс по-татарски, будь он неладен! Может, подсыпали что? Нет, не может быть. Алика, женщина восточная, но не до такой же степени. В животе у Фаломеева протяжно заурчало. Он покосился на стеклянную дверь, за которой недавно скрылась Виолетта – Валентина. Какой-то ты мнительный стал, Фаломеев, подумал он про себя. Последние десять минут, пока прохаживался вдоль панорамного стекла экскурсионного офиса, сибиряк гнал от себя прочь разные мысли. Неужели у него, у Фаломеева, как у хренового бойца перед боем, кишки свело? Хотя как взглянуть.
   Например, такое ни с кем из его знакомых не происходило никогда, да и произойти не могло. После принятия такого решения и в свете последних событий не то чтобы несварение желудка может приключиться, но и недержание мочи можно простить. Он вспомнил Гошу, проходчика из геологоразведки, любимой шуткой которого было громко выпустить газы в общественном месте, а потом самым наглым образом обратиться к любому незнакомцу, стоящему рядом, с укоризной, мол, что же вы, товарищ, так несдержанны, здесь все-таки как-никак люди, надо держать себя в рамках. Только раз побили. В остальных случаях конфуз неминуемо падал на незнакомца.
   Но так или иначе, решение принято, и не в правилах Фаломеева его отменять.
   А холодок неуверенности сибиряк постарался растопить, фантазируя на темы дальнейшей жизни. То он представлял себе бесконечную череду курортных картинок, но быстро сообразил – такого быть не может. То представил их в Нягани, в собственном коттедже. Она сидит, свернувшись по-кошачьи, в кресле и листает каталог итальянской мебели. Он такой где-то видел в киоске. Потом вспомнил, что до отдельных коттеджей еще далеко. Не все буровые мастера имели. Потом он перенесся в маленький городок средней полосы России, где не был уже лет восемь и где у него была мать и сестренка. Постой, писали, сестренка выучилась на училку. Выходит, не сестренка, а сестра. И парень наверняка есть. Значит, надо или свой дом ставить, или сестре помогать обзавестись хозяйством. Господи, как все сложно-то стало. Первый раз женился, никаких проблем. Она местная, он при деле. Какое хозяйство? Какие свиньи? Жили в балке. Романтика. Детей по причине той же романтики не завели. А тут? Фаломеев вспомнил про беременность Валентины. Ну что ж, пускай рожает. Он ему как родной будет. Потом еще сделаем.
   Дело немудреное. В том, что будет мальчик, Фаломеев не сомневался ни секунды.
   Значит, братья. Своего он тоже ожидал мужеского пола.
   От таких размышлений сибиряк враз повзрослел. Он вообще рос на глазах, в собственных в том числе, за последние несколько часов понял о женщинах, может быть, больше, чем за всю прошлую жизнь. Обычно ошибочно считаем, что мы их понимаем, а спроси, толком не объясним, за что та или иная нравится. Но если хорошенько покопаться в мозгах, образ распадется на множество чудесных мгновений… Как она ест, курит, спит, ручкой делает вот так…
   Словом, мелочи… Беда, когда через несколько лет окажется, что ест она с причмоком, заодно прочищая во время трапезы дупла. Курит неловко – кто-то сдуру сказал, будто она красиво курит.
   Спит вообще безобразно, все норовит свои чресла на тебя закинуть. А ручкой «вот так» делает, потому что дура, сказать больше нечего, вот и делает.
   Но Фаломеев был несказанно далек от таких мыслей и потому терпеливо ждал.
   С Виолеттой же происходило следующее…
   Оставив своего мужчину по ту сторону офиса, она кивнула секретарше и одновременно диспетчеру босса и решительно толкнула дверь кабинета. В первый момент смутилась, хотя на лице не дрогнул ни один мускул. В кабинете сидел отец ее ребенка. Вальяжный, хорошо выбритый, розовощекий – кровь с молоком. Вернее, коньяк с кровью. И как это раньше она не замечала свинскую сущность его облика.
   Честное слово, комсомолец центрального аппарата ВЛКСМ. Шея свиная, розовая. И мочки ушей на просвет. И полтора года она была рядом с ним… Чудовищно. Когда после одной из ссор подруга посоветовала каждый вечер украдкой нюхать его носки – любовь как рукой снимет, пропадет и зависимость, – она пренебрегла. Зато теперь знает: не надо никаких носков, стоит только посмотреть на его уши против света.
   – Виолетта, что происходит? Раньше ты никогда не пренебрегала кофе в моем обществе. Вот Вадим о тебе справлялся. Куда наша козырная дама делась?.. – пожурил ее шеф.
   Вадим повернулся лицом к ней. Взгляд у него был добродушно-вопросительный.
   Знает, все знает про босса, подумала Виолетта, эта сволочь наверняка похвалялся. Слава богу, про беременность не успела сказать. А почему нет?
   Врезать, что ли, по рогам? В штаны нагадит, он, говорят, с барышней начальника амуры крутит.
   – Сидите, мальчики? Ну-ну, сидите. Радио бы хоть включили… – загадочно улыбаясь, сказала Виолетта.
   – А что – радио? – насторожился шеф. Вадим непроизвольно поменял позу.
   – Коммунистическое большинство в парламенте новый законопроект приняло – национализируют вас всех с вашими конторами. Владельцам по пять тысяч долларов оставляют, а директоров коллектив будет отныне избирать.
   Говорила она без тени улыбки. В душе у нее поднималась сладкая волна удовлетворения содеянным. Инфаркт хватит – да и черт с ними.
   Это было до сумасшествия похоже на правду. Главное, ни тот ни другой новостей из парламента не слушали, считая одних депутатов пустобрехами, других хапалами вроде себя, – кто ж под собой сук рубит… Однако…
   – Да, чуть не забыла, Вадим, отца вашего сняли. Какого-то Егоркина назначили из аппарата президента. Не слышали про такого? Чем-то он им люб стал.
   А ваш не люб.
   – Егоркин… Егоркин… Не могу вспомнить… Это не тот, что ректором в МИИТе был?..
   На Вадима было больно смотреть. Не лучше смотрелся и шеф.
   Виолетта пожала плечами.
   Шеф вызвал секретаря-диспетчера. Она, как вошла, сразу поняла, что дело швах.
   – Ты утром радио или телик смотрела?
   – Смотрела.
   – Ну?
   Секретарь беспомощно хлопала глазами.
   – А-а-а… МузТВ все крутите. Тьфу… Новости надо знать… Что это? – спросил он про лист бумаги, протянутый Виолеттой.
   – Увольняюсь.
   – Бежите? Как крысы с корабля…
   – Ты погоди, погоди…
   Вадим пытался набрать на сотовом своего отца.
   – Идиоты… – непонятно про кого, наверное про депутатов, выдохнул шеф Виолетты и в свою очередь начал набирать номер на своем сотовом.
   Почему ни тот ни другой не воспользовались обычными телефонами на столе, совершенно непонятно.
   – Я к себе сбегаю, звони, если что прояснится, – сказал Вадим, взяв себя в руки.
   – Погоди… Борис? Борис, ты ничего не слышал, что там с утра эти мудаки в Думе утвердили?.. Нет? Источник верный. Национализацию удумали… Кто-кто? А как ты думаешь? Дядюшка Зю и команда… Вся надежа на президента теперь…
   Виолетта и верила и не верила собственным глазам и ушам. Как все оказалось легко. Поверили. Значит, сидит еще в них червяк смрадный. Гложет. Спать не дает. Может, и любить по-человечески не могут из-за того. Деньги, деньги, деньги! Или порода их такая? Недочеловеческая. Не глаза, а два никеля номиналом в доллар.
   – И куда же ты теперь? – спросил Вадим.
   – Куда? – Виолетта подошла к стеклу, отогнула жалюзи и постучала, показав одновременно на дверь. – Вот. Вадик, познакомься, Фаломеев Алексей. Сибиряк.
   Мужчина… Как твоего отца звали, Алексей?
   – Панкрат… А что? – встревоженно спросил Фаломеев при виде начальников Виолетты.
   – Панкрат… – она попробовала имя на вкус, – Панкрат. Звучит ничуть не хуже, чем Михаил. Михаил Вадимович Саперов. Будет Панкрат Алексеевич Фаломеев.
   Не возражаешь?
   – Не возражаю. Я его на себя запишу, – согласился Фаломеев, внутренне соображая, что тут что-то не то.
   Мелькнула у него мыслишка о розовощеком, но он с легкостью отмахнулся: какая кому разница, куда брызги полетят…
   Они вышли, оставив одного вспотевшего и одного растерянного начальника, причем второй попал в такую ситуацию впервые.
   Виолетта протянула свое подписанное у начальника заявление в соседней комнате. Ей незамедлительно выдали под расчет и за двухнедельный отпуск. Она не была в отпуске два года.

Глава 56
ЛАРИН

   Хотя операция была просчитана уже сотни раз и все шло по плану, Чернова не покидало смутное беспокойство, что чего-то он не учел, не взвесил, до конца не прочувствовал. Уж слишком гладко все проходило. Без сучка без задоринки. А это, Чернов знал по своему многолетнему опыту, было нехорошим предзнаменованием.
   Нет, что-то не так происходит. Когда все слишком гладко проходит вначале, в конце обязательно случается какая-нибудь пакость. Да хотя бы в виде замка, который дворник поменял в прошлой их операции, когда они брали чеченцев. Ведь этот злосчастный, ничтожный замок чуть было полностью не испортил весь результат прошедшей операции.
   «Ну не может быть все чисто, должна быть хоть какая-то заноза!» – нервничал полковник.
   Чернов даже обрадовался, когда полчаса назад в оперативный штаб влетел разъяренный Сева.
   – Ну эти козлы, товарищ полковник, представляете, что придумали? – начал он рисовать ситуацию в зале. – Вырядились, как на Северный полюс. Да их даже ребенок сразу вычислит.
   Речь шла о переодевшихся в штатское работниках ФСБ, прогуливающихся под видом пассажиров по территории вокзала. Под штатской одеждой у них были надеты бронежилеты. И чтобы скрыть их от посторонних глаз, они не придумали ничего лучшего, как надеть поверх жилетов дубленки. И это в такую погоду – не зима, а самая разнузданная весна. Конечно же люди в такой одежде посреди толпы в плащах и куртках сразу бросались в глаза любому зеваке. Не говоря уже о профессионалах. А в этой операции, скорее всего, будут работать профессионалы.
   – И как ты решил этот вопрос? – спросил Чернов у Севы.
   – Да никак. Приказал им в целях конспирации снять бронежилеты. Ничего с ними не случится. Один раз можно и своей шкурой рискнуть ради такого дела.
   – Ты смотри, какой прыткий, – усмехнулся Чернов. – А ты бы своей рискнул?
   Сева побагровел:
   – Я первый снял бронежилет, хотя мог бы этого и не делать. Мне мой служебный костюм позволял.
   Сева поднял свой пиджак и продемонстрировал отсутствие жилета.
   – Ну ладно, ладно. Не злись. Знаю, что не трус! – успокоил капитана полковник.
   Казалось, вот она, неприятность для Чернова, – в проколе на бронежилетах.
   Однако чувствовал полковник, что на серьезную «занозу» в таком деле случай с бронежилетами не тянет. А потому беспокойство не покидало его.
   Он взглянул на Севу, который давал указание по рации своим:
   – Еще раз проверьте склады и все мастерские. Поставьте везде охрану.
   Виктор Андреевич, – повернулся к начальнику вокзала капитан. – Дайте распоряжение своим перекрыть платформу электричек. Через нее бомжи все равно проникают. Никакие ваши турникеты не спасают.
   – Хорошо, – ответил Ларин и тут же вызвал по селектору охранную службу.
   – Ну вот, все идет по плану, – ударил по коленкам Чернов, чувствуя, что напряжение к концу операции все усиливается.
   Впрочем, так оно и должно было быть. Только все равно не по себе оттого, что все по плану.
   – Давайте теперь о самом главном поговорим, – продолжал Чернов. – Об отправке товарища Кантемирова.
   Снова заработал селекторный гудок.
   – Да! – включил связь Ларин.
   – Виктор Андреевич, – закричал в трубку диспетчер. – Там на запасных путях пожар. Горят три вагона люкс!
   "Слава богу, – отлегло от сердца у Чернова. – Вот то, что мне не хватает.
   Этой незапланированной пакости. Теперь все должно пойти хорошо".
   Ларин вопросительно посмотрел на полковника.
   – Давайте, может, я возьму наших ребят – и к этим вагонам? – предложил шефу помощник.
   – Отставить, – спокойно ответил Чернов. – А вдруг это отвлекающий маневр.
   А нам сейчас своими людьми разбрасываться нельзя. Пусть пожаром занимаются линейная милиция и пожарная охрана. Вам понятно, Ларин?
   Виктор Андреевич кивнул и тут же отдал распоряжения соответствующим службам.
   – Единственное, что можно сделать, – задумался на секунду Чернов, – так это послать к вагонам одного из наших. Для наблюдения. На всякий случай. И больше ничего.
   – Понятно, – кивнул Вовчик и, отойдя в угол кабинета, связался по рации со своими подчиненными.
   – Значит, самое главное, что нам нужно теперь сделать, – это обеспечить полную безопасность Руслана Шамильевича при посадке на поезд.
   Кантемиров внимательно посмотрел на Чернова, потом перевел взгляд на Ларина.
   – Какие у вас будут предложения в связи с поставленной задачей? – спросил у начальника вокзала полковник.
   – А что я могу предложить? Только последить, чтобы вовремя подали состав…
   – И это все? – вдруг подал голос Кантемиров.
   И голос у него был не такой, как по телевизору. Это был сухой, острый, стальной голос.
   – Все, – пожал плечами Ларин.
   – И ты гарантируешь, что ничего не случится?
   – Я надеюсь…
   Кантемиров провел указательным пальцем по правой брови и перевел этот палец на Ларина:
   – Ты поедешь со мной.
   Виктор Андреевич почувствовал – вот оно, вот почему болело сердце.
   – До ближайшей станции, а потом вернешься домой, – убрал палец Кантемиров.
   – Мне так будет спокойнее.
   – Хорошо, поеду, – прямо взглянул Ларин в лицо кавказцу. – Но только после того, как встречу гроб.
   Кантемиров дернул головой:
   – Что еще за гроб?
   – Дело в том, что у Виктора Андреевича умерла мать на Украине, – пояснил Чернов. – А хоронить ее он собирается в Москве. Вот ждет поезд с ее телом.
   – Это плохо, – задумался Руслан Шамильевич.
   – Когда приходит львовский поезд? – спросил Чернов.
   – В восемнадцать двадцать.
   – Так, разница между его прибытием и отправлением поезда, в котором поедет товарищ Кантемиров, пять минут, – быстро высчитал Чернов.
   – Нехорошо, – недовольно цокнул языком чеченец.
   – Я могу задержать отправление поезда, на котором отправится господин Кантемиров…
   – Нет, ничего мы задерживать не будем, – сразу отмел предложение полковник. – Это только вызовет лишние подозрения. А сейчас все должно идти по плану…
   – Тогда я не знаю, – мрачно произнес Ларин.
   – Ладно, успеешь, Виктор Андреевич, – решил Чернов. – Пойдешь встречать, распорядишься и сразу к нашему поезду. Идет?
   – Идет.
   – Это плохо, – нервничал Кантемиров.
   – Все-таки мать, – виновато объяснил Чернов. – Вы не волнуйтесь, все будет хорошо. Наши люди на местах, охрана в полном порядке…
   – Это плохо, – повторил Кантемиров упрямо.