Страница:
А евреи?
Их имена затерялись в потоке угробленных миллионов и пребывали в безвестности, пока не всплыли в сносках у историков наполеоновских войн. Откуда и выудил их человек, о котором следует сказать особо.
Израиль Мазус. Сиделец-лагерник, отмотавший срок после того, как в 1948 году по младости лет поучаствовал в антисталинском подполье (студенты решили готовиться к "стихийному возмущению масс" - что-то, аналогичное истории, описанной А. Жигулиным в "Черных камнях"). Но это особый разговор.
Выйдя на свободу, Мазус сумел вернуться к активной жизни, стал профессиональным строителем, а параллельно - "подпольным" писателем (начал печататься в израильском журнале под псевдонимом), пока эпоха Гласности не сделала его писателем признанным. Лагерные его рассказы продолжают "шаламовскую линию". Но и это - особый разговор.
Я сейчас - о повести "Березина", которую Мазус написал в середине 90-х годов и которая вошла в его однотомник. Если бы я писал об этой повести как литературный критик, я дал бы читателю почувствовать уверенность руки, экономность штриха, чувство меры. Психология местечковых евреев, какие-нибудь сорок лет назад перешедших из-под руки польского короля под руку российской императрицы и не очень еще понимающих, что в их жизни переменилось, описана в повести прекрасно. Но и это - другая тема.
Так кто же выпустил Наполеона из России?
Что у Мазуса поразительно (поразительно - для нашей теперешней словесности, ищущей виноватых): у него нет ни заведомых подлецов, ни предателей. Русский дворянин, посланный из Питера прощупать настроение евреев (он едет в Борисов перед самой войной; и именно он казнит потом лазутчиков, своих знакомых),- ведет себя благородно, и искренне верит, что евреи помогли Наполеону.
А евреи? Похоже, что они так же искренне хотели помочь Чичагову и верили, что доставляют русским истинные сведения о французах... Значит, попались, как ворона в суп?
"Шел спор между двумя великими народами, и никто не приглашал евреев принять в этом споре участие..."
Вот как? А в пределы Российской Империи при разделах Польши их тоже не пригласили? А Наполеон, предлагая им французское гражданство, не приглашал?
Вот вам и дилемма. А вот и ответ: понес же черт Лейба Бенинсона, Боруха Гумнера и Мойше Энгельгардта "через реку" к Чичагову.
Впрочем, не черт. А принципы, обещанные им Бонапартом.
- Желание спасти человека, который имел смелость объявить их свободными и равными со всеми иными народами земли.
(Это у Мозуса говорит русский офицер над трупами повешенных, склоняя голову перед подвигом самопожертвования).
- Пустые слова... Особенно о равенстве и братстве. Может быть, до того, как сюда пришел Наполеон, у меня действительно не было братства с поляками, так я его и сам не хочу...
(Это у Мозуса говорит еврей, принимающий в гостях русского дворянина).
-...И равенства с ними мне тоже не надо. Даже если бы мне вдруг сказали, что я им, оказывается, равен, и они мне теперь разрешают жить на самой главной улице в Варшаве, то я все равно туда не пойду. Я всегда буду жить там, где мне совсем не надо думать ни о братстве, ни о равенстве.
Браво, Лейбэлэ! Митрополит Иларион подает тебе руку через столетия! Если не жить по благодати, тогда и нужен закон. Но найдется ли на земле улица, где тебе дадут жить, "не думая" о том, что другие люди "думают" о твоем праве? И о своем праве на ту же улицу?
Увы. Будет тебе Варшава. И варшавское гетто. И Гражданский кодекс, на который уповал Наполеон. И всемирные права человека. Уйдет Наполеон с одной улицы, появится на другой. И так, и эдак клин.
Когда на Энгельгардта опускали петлю, он почувствовал, что пальцы, которые коснулись его шеи, дрожат.
- Не бойся,- сказал Энгельгардт, глядя в глаза молоденькому жандарму.- Нет на тебе вины за мою смерть.
Вины нет. Страдание - есть. И будет. На любой стороне. И от этого не уйти ни с Березины, ни с любого другого места в Истории.
ИЗ ЗАПИСОК КЛАДОИСКАТЕЛЯ
О вкладе евреев в русскую культуру
Вопросы, встающие в связи с темой еврейского вклада в русскую культуру, уместны лишь после ритуального и мгновенного, ожидаемого и импульсивного ответа:
- Да, вклад велик.
Теперь - вопросы:
- А еврей, делающий вклад в русскую культуру, еще еврей или уже русский?
- А сам этот вклад его - еврейский или русский?
- А если вклад еврейский и делает его еврей, то какого лешего он делает этот вклад в русскую, а не в еврейскую культуру?
- А если вклад русский и делает его человек, ставший русским, какого беса лезть в его анкету и выяснять, от каких бедуинов или целовальников он происходит?
Попробую размотать этот клубок с кончика нити, попавшего мне в руки несколько лет назад, когда Леонид Грозовский составлял собрание русских стихов, написанных евреями. Я писал к этой антологии вступительную статью и потому знал некоторые подробности дела. Один поэт был оскорблен нашим предложением и отказался дать стихи:
- Это что за расистский подход?!
Мне было жаль терять автора (поэт, надо сказать, был замечательный и очень мне близкий); я его пытался переубедить - безуспешно; но, не разделяя ни его точки зрения, ни его опасений,- каким-то краем сознания я его понимал.
Еврейские справочники сплошь и рядом включают в число евреев людей, у которых - "половинка"; я сам такой; попав в один подобный справочник, не протестовал; дело не в том, что еврейская кровь "сильнее" (гитлеровцы считали, что даже осьмушка "портит"); дело в том, насколько я в себе эту кровь признаю и познаю.
Все зависит от содержания вклада.
В тех сферах, где содержание по определению не несет национальной окраски, нет и проблемы. Для того, чтобы национальная принадлежность академика Ландау возымела значение, должно возникнуть понятие "еврейской физики". Еврейские корни Ильи Мечникова не имеют никакого отношения ни к бактериологии, ни к еврейской проблеме. Вопрос о том, еврей ли построил гостиницу "Москва", имеет не больше смысла, чем вопрос о том, не немец ли построил в Москве Ярославский вокзал (между прочим, построил в "русском стиле). Вот если взять понятие "немецкая архитектура",- то там национальность такого строителя прозвучит; если есть "еврейская архитектура" (в Израиле - наверняка),- там такому строителю и контекст. А тут - "русская архитектура", "советская архитектура", а каких корней был Барма и что было в паспорте у Иофана - вопрос только для кадровиков.
Кадровики, особенно любители, могут извлечь свое из любых сфер. Например, из спорта. Считается, что евреи "умные" и потому лучше всех играют в шахматы (интересно, как в этом случае разделить Каспарова между евреями и армянами?). Однако еврей Бренер лучше всех прыгал в воду, еврейка Крепкина лучше всех прыгала в длину, еврей Манкин лучше всех гонялся на яхте, а еврей Новак лучше всех поднимал тяжелые предметы... впрочем, Новак в качестве еврея все-таки фигурировал в соответствующих дискуссиях....
Все это, допустим, "пропаганда".
Тогда идем в сферу, куда более существенную для расфасовки национальных вкладов,- я имею в виду литературу.
Последний общепризнанно яркий всплеск русской словесности "шестидесятники".
Даю список корифеев: Василий Аксенов, Анатолий Кузнецов, Юрий Трифонов, Анатолий Гладилин, Владимир Войнович, Георгий Владимов... Цвет тогдашней "молодой прозы", неубитые идеалисты, последнее "верующее" советское поколение, вплотную подведенное историей к черте безверия....
Что общего у всех перечисленных?
Евреи?!
Нет. Полуевреи.
Тут важно, что - "полу..." Прибавлю еще Сергея Довлатова (которого опять-таки армяне у евреев могут оспорить), и Владимира Корнилова... впрочем, его вклад - скорее в поэзию, чем в прозу, а о поэзии - чуть позже.
Итак, "полу..." Еще: все это люди полу-западные, полу-советские. Все бежали от тоталитаризма (не через границу, так в диссидентство), и все внутренне - остались "в плену" у русской культуры. Так, может, именно встреча противоположных начал (коммунизм - демократия, еврейство русскость) сделала их душу особо чуткой?
Дело не в том, что у них была еврейская "половинка"; могла быть и не еврейская; крупнейшие поэты того же поколения тоже были чуть не сплошь полукровки, но не еврейские. Но не так важно, что у Евтушенко корни были латышские (потом выяснилось, что немецкие), у Вознесенского грузинские, а у Ахмадулиной и Куняева татарские; важно, что в их сознании встречались миры.
Никому ведь не пришло в голову спекулировать на национальности Булата Окуджавы, хотя сам он иногда декларировал свое грузинство,- там решал диалог: диалог солдата и миротворца, коммуниста и вольного поэта... и в конце концов - диалог кавказца и москвича.
Когда Александр Галич поет: "А Мадонна шла по Иудее", вы знаете, что это поет еврей, что этот еврей крестился, что этот крестившийся еврей перешел грань, расколовшую мир в эпоху холодной войны. Все это вы знаете от него самого, и именно так оцениваете вклад. Но что еврейские корни есть у Юрия Визбора,- это вам и в голову не приходит. Что в евреях ходил Высоцкий - вы знаете только потому, что он написал на эту тему несколько лукаво-издевательских песен, так что вклад его как еврея - иронический. А "чистый" еврей Городницкий стал автором русейших песен, прямо вошедших в народное бытие, а евреем, внесшим вклад, сделало его лишь то, что он издал в Израиле книгу стихов о своих еврейских предках и о судьбе евреев в России.
Не надо подменять "графой в паспорте" творческую установку. Ни Осип Абдулов, ни Ефим Копелян, ни Марк Бернес, ни Леонид Утесов не существовали как евреи, а только как русские артисты. Да и Михаил Козаков, съездивший в Израиль (и довольно быстро вернувшийся), никаким боком к еврейству не прислонился. Во всяком случае, не больше, чем Михаил Ульянов, ставший евреем по роли.
Но театр "Современник"! Галина Волчек, тот же Козаков, Игорь Кваша, Валентин Гафт, Валентин Никулин....
Да, лучший театр поколения "шестидесятников" - это детище советской ментальности в ее чистом, интернациональном корне, это театр идеалистов, лишенных всякого этно-акцента, и это пример того, как в общее дело вносится общечеловеческий вклад. Евреи вкладывают в это дело талант и душу, вовсе не чувствуя себя евреями. Хотя внутренняя драма, скрытно обостряющая восприятие, здесь, наверное, присутствует. Можно, конечно, описать ее в этнических терминах. Но это другая реальность, и лучше ее без нужды не трогать.
Поэт и публицист Дмитрий Быков (между прочим, объявивший, что он полукровка) высказывает мысль, что если еврей в сфере культуры остается только евреем, у него нет шансов подняться над местечковым уровнем.
"Подлинные взлеты, духовные прорывы чаще всего возникают там, где еврей рвет со своей средой и пытается стать частью другого этноса... Для Пастернака в высшей степени оскорбительно было бы называться только евреем. Никто не усомнится в том, что евреи дали миру величайших литераторов и мыслителей, но верно это лишь применительно к тем, кто, как Хеллер и Маламуд, Мандельштам и Бродский, Эйнштейн и Ландау, стал гражданином мира. Но называть гением Шолом-Алейхема - увольте..."
Это высказывание можно подвергнуть корректировке как по персоналиям, так и по этнической привязке. Вклады евреев в культуру американскую я вообще тут не комментирую, но и у них, и у нас "духовные прорывы" наиболее вероятны при столкновении стихий и сфер, отнюдь не только этнических. Что до нас, то у Пушкина интересно сопряжение "империи и свободы", гармонии и трагизма, а не только диалог эфиопских и славянских генов. Положим, Пушкин остается в черте непереводимости. Но Мандельштам и Бродский... я согласен: миру они дали больше, чем Шолом-Алейхем и Бялик, но ведь в данном случае мы хотим оценить то, что дали евреи не миру, а русской культуре ...
Да, Мандельштам в какой-то мере сохраняет черты иудейского менталитета (раввинического, по определению С. Аверинцева), что остро сопоставлено с русской (точнее, советской) реальностью. Но Пастернак, совершенный в этом смысле "ассимилятор", вряд ли несет в своем менталитете что-то еврейское, разве что "всеотзывчивость" (по определению того же С.Аверинцева - хасидскую), которая уже неотличима от той всеотзывчивости, что в свое время открыл у полуэфиопа Пушкина полулитовец Достоевский.
Вклад евреев в русскую культуру конкретно определяется в каждом индивидуальном случае тем и только тем, что именно вложено. Бродский, записавший свою поэтическую Одиссею на русском языке (и смолоду присягнувший русской классике в лице Боратынского), несомненно входит в историю русской словесности, но русская культура вряд ли сможет извлечь из его дара что-либо, кроме ненависти к Советской Державе и ее русской почве; все остальное в наследии великого поэта: предчувствие всеобщей гибели и обжигающе-ледяное одиночество перед Роком - принадлежит скорее все-таки именно миру, чем русской культуре.
Меж тем Коржавин, столь же неотъемлемый от русской словесности и так же перенесшийся в Америку телом (не духом!), при всем своем родстве с "Абрамом Пружинером", невообразим вне русской духовной реальности и войдет в историю именно русской культуры как великий "шестидесятник", русский идеалист ХХ века. То, что при этом он еврей,- не более, чем подробность его биографии.
Решусь на ономастический каламбур: Александр Борщаговский, написавший историю гибели Еврейского Антифашистского Комитета,- внес этим еврейский вклад в русскую культуру, а соседствующий с ним в справочниках Борщевский, всю жизнь комментировавший Герцена и Салтыкова-Щедрина, является просто русским литературоведом, и что он Соломон, теперь не интересно даже особистам.
Тут тонкость в том, что творческое напряжение, продиктованное, говоря языком физиков, "разностью потенциалов", заставляет художников, не погасивших в себе "инородческого" начала, с особенной силой вживаться в русское бытие. Может, не случайно две артистки, в разные эпохи сыгравшие Аксинью в экранизациях шолоховского "Тихого Дона": Эмма Цесарская и Элина Быстрицкая - несли в себе еврейские гены: им-то казачья стать давалась далеко не "сама собой", а соответственно усилиям души. Соответственно этой душевной энергетике вышел и результат....
Каждый случай такого рода уникален по определению. Михаил Калик, сделал неотразимо молдавский фильм "Человек идет за солнцем", а десятилетия спустя - необратимо еврейский фильм "И возвращается ветер". Вопрос: каким концом оба этих фильма: молдавский и еврейский - вкладываются в русскую культуру? - разрешается элементарно: в той степени, в какой русская культура воспринимает и принимает эти вклады.
В какую культуру сделал вклад Марк Шагал, и что тут русского, если на его полотнах летают исключительно евреи, а живописной фактурой он связан с Францией, где прожил свой век? Только ли тем, что Витебск, над кровлями которого летают шагаловские евреи, был вписан в Российскую Империю, а при Советской власти молодой Шагал поучаствовал в делах русского авангарда?
Да хоть бы и так. Возьмем - будет наше. Оттолкнем - мир подхватит.
Оскар Рабин есть несомненный еврей, живущий и работающий во Франции. Но его ржавые селедки, распластанные на советских газетах, родились и обрели смысл именно в Лианозове, свидетельствуя о том "скотском образе жизни", который пришлось вести русским в ожидании третьей мировой войны. Я не знаю, еврейский или не еврейский это вклад, но это вклад реальный, и это вклад в русскую живопись и в русскую культуру.
Я не знаю, в качестве кого: израильтянки-еврейки, украинки-киевлянки или русской москвички-универсантки Майя Каганская пишет свои блестящие исследования о Булгакове или Арцыбашеве, но я не мыслю русское литературоведение без ее работ.
Я не берусь предсказывать, в какой мере культура грядущего Израиля признает своей прозу Дины Рубиной, но что ее проза: еврейско-русская, пограничная, разрывающаяся от противоречивых чувств и разнонаправленных векторов любви,- принадлежит русской прозе и русской культуре, я знаю твердо.
Аналитики разнесут по полочкам. Потомки разберутся, где чье. Недолго осталось. В конце ХVIII века матушка Екатерина (она же Софья-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская - вы не пытались перевести последние два слова с немецкого? Посватанно-сербская?) "прикупила" евреев, открыв тем самым историю их драмы в России. Теперь эта драма заканчивается. "Еврейство в России завершает свой короткий век",- итожит Анатолий Казак в предисловии к своему справочнику "Евреи в русской культуре". Еврейство отходит на землю обетованную. Кто не отойдет, останется русским. Независимо от корней и генов. Сюжет завершается. Занавес близко.
Возблагодарим судьбу за то, что драма завершилась, а еще больше за то, что она совершилась.
...НЕЕВРЕИ
ЦАРЬ МЕЛЕХ
Как бы вы ответили, уважаемые читатели, на такой провокационный вопрос: почему в корне названия старейшего казачьего поселения на Дону Кагальницкого городка - присутствует иудейское слово "кагал"?
Этот вопрос был задан Михаилу Шолохову. Он ответил так:
- Пока есть противостояние иудаизма и православия, мы не будем знать всей правды. Ни об истории казачества, ни об истории России.- И шутливо добавил, обращаясь к задавшему вопрос правдоискателю: - Ищи! Может, найдешь правду.
Казачья повадка помогает автору "Тихого Дона" уйти от однозначного ответа (что свидетельствует о том, что великий летописец казачества, сам, как известно, по происхождению иногородний, действительно проникся вольным казачьим духом).
Однако вопрос, как говорится, интересный. Пока православие и иудаизм противостоят друг другу, простого ответа на него ждать не приходится. Как и ответа на вопрос, была ли в реальности Хазария, а если была, то какая. Вместо нее в российской историографии веками маячило что-то эфемерно-туманное, неразумное (прилипло пушкинское словцо!), непоправимо обрезанное (то есть отрезанное от отечественной истории: впали в иудаизм, значит, чужие). В новейшей историографии (от Гумилева до Кожинова) Хазария как бы воскресает из псевдобытия (есть и роман А. Байгушева на эту тему), и именно - как непримиримый враг, фатальный геополитический оппонент Руси.
Эта оппозиция, я думаю, переносится в хазарские времена из времен позднейших, когда Русь действительно противостояла "востоку",- хазары оказываются как бы в роли прото-татар. В реальности же ось напряжения проходила в доордынские времена не по линии Хазария - Русь, а по линии Хазария - Византия; Русь же, пластавшаяся между двумя этими силами, еще не была равновесным участником конфликта; она стала им позже - именно в результате борьбы с Ордой, но это произошло в эпоху, когда от Хазарского каганата остались одни воспоминания.
Опять-таки: если писать историю "верхов": историю царств и религиозных доктрин,- тогда каганат, сопоставляемый с княжеством или ханством, может играть роль альтернативы, а иудаизм, в который вросла хазарская "верхушка" за 250 лет до крещения Руси, вполне может быть символически предъявлен Владимиру Красно Солнышко в качестве искуса при выборе веры.
Но если говорить об истории народов (а история народов кажется мне не менее интересной, чем история престолов и алтарей), так ведь кроме хазарской "верхушки", впавшей в иудаизм, были еще и пастухи, гонявшие стада от Дона до Арала, купцы, торговавшие по всему этому ареалу, ремесленники, чьи изделия по сей день археологи находят от Венгрии до Армении...
Оставляю в стороне поэтический вопрос о том, прикрыла или не прикрыла Хазария Западную Европу от азиатских кочевников, и если прикрыла, то лучше или хуже это вышло для истории, потому что в пору, когда этот вопрос был для Хазарии актуален, Русь еще только проектировалась, а когда Русь (опять-таки по Пушкину) действительно заслонила Запад от Востока, Хазарии уже не было.
Я думаю, что для истории России (именно - для истории народов, ее составивших) не менее существен другой вопрос: вот те самые хазары, неразумные, обрезанные,- куда они после исчезновения каганата реально делись?
Как куда? Рассеялись по евразийским просторам. Слились с тюрками, которым, по А. Кестлеру, приходились кровной родней. Слились со славянами, которым тоже были не чужды. Слились с еврейскими общинами Западной Европы... но это - обрезанная верхушка. Что же касается масс, то в пестрой массе хазарского населения, жившего под крышей каганата, превалировали (по свидетельствам мусульманских историков) два типа: "кара-хазары" и "ак-хазары", то есть "черные" (похожие на тюрок, а еще, как тогда считали, на индусов), и "белые" (рыжеволосые, светлоглазые, долговязые... на кого они похожи, решите сами). В общем, как собрался каганат из двунадесяти племен, так и рассыпался. Из кого собрался, пусть выясняют историки древности, а вот куда девался, это стоило бы выяснить историкам современности.
Вот один из ручейков, выбившийся на поверхность: казаки мещерские. Диалект - смесь славянизмов и тюркизмов. На воротах - мезуза. Предпоследняя историческая затрещина получена от патриарха Филарета в 1619 году - за то, что в Смуту переметнулись к Лжедмитрию: за сей грех пришлось казакам из Мещеры передислоцироваться на Дон. Последняя затрещина - уже от Советской власти, в ходе общего "расказачивания". Так что к середине ХХ века мало кто из этих казаков помнил, откуда они.
Один - помнил. Восемнадцатилетний кавалерист 247-го Уссурийского казачьего кавполка, в 1943 году по совету отца "попросившийся в кавалерию". По совету того же отца о своем "мещерском" происхождении благоразумно помалкивал. Однако со слов своей бабки Федоры Давыдовны (хорошее сочетание) знал много тюркских выражений. И еще знал, что значит его фамилия: Подоксик (возьмите карту Мещеры и найдите реку Подоксу).
Участвовал казак в последней конной атаке ХХ века под Муданьцзяном. Служил в Советской Армии до 1954 года. Вышел в отставку в чине подполковника.
Он-то и спросил Шолохова о Кагальницком городке. На правах знакомого. Потому что и Шолохов, в военные годы посетивший их полк, спросил, какие тот парень знает фамилии дореестровых казаков. Фамилии оказались такие: Алимов, Баскаков, Малкин, Бирюков, Бердников, Чурхин, Мелехов....
Оставляя любителям ономастики распознание тюркских и славянских антропонимов в этом списке, раскрою один, для почитателей Шолохова особенно любопытный: Мелех - это царь. На иврите.
Прочие подробности - в статье Е. Подоксика в 15 номере журнала "Русский еврей" за 2000 год.
С ДВУХ СТОРОН
С двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и еще нарастающие упреки и обвинения.
Александр Солженицын. Двести лет вместе. Том 1.
1.Бикфордов шнур длиною в двести лет
Самый остроумный отзыв, донесшийся с русской стороны: для обоюдного взрыва обид хватило бы в этой книге и обложки... Соединить в одном сюжете русских и евреев! Нерасторопные русские если еще не обиделись, то обидятся непременно, как только почувствуют, что обиделись расторопные евреи. А та сторона уж точно в обиде. "Солженицын пишет, что у него много друзей-евреев. А зачем он их считает?"
Вообще-то я не помню, чтобы Солженицын оправдывался друзьями-евреями (такого рода оправдания действительно отдают пошлостью, но все зависит от контекста). Зачем он из считает? Затем, что он в данном случае исследует эту тему. Если бы он писал о шведах или о тасманийцах, считал бы и их.
Если же вы думаете, что евреев пересчитывают без повода и причины одни только антисемиты (в годы гонений в интеллигентской среде так боялись самого слова, что антисемитом казался каждый нееврей, произносящий слово "еврей"), то отвечу: их считают без повода, но не без причины. А причина та, что евреи, хотят они того или нет, тысячи лет являются фактором мировой истории. Если перестанут, тогда их никто и считать не будет. Вы этого хотите?
У меня появление книги Солженицына вызвало совсем иные чувства. Сам факт появления такой его книги. Подумалось: как, он и это успел?! И сил хватило, и времени! И никто не ведал, что готовится такое! Втайне, что ли, работал, как в советские времена? Во хватка, во схрон - молодец, зек!
Теперь насчет обилия материала. Иронизируют: "цитатник". Переворошил пару-тройку энциклопедий... Надрал вырезок... А с другой стороны: "неточная тенденциозная подборка цитат".
Вы можете объяснить, что такое "точная подборка цитат"? Это, надо думать, вся, как формулируют социологи, генеральная совокупность: все, что написано. А подборка (социологи говорят: выборка) всегда так или иначе тенденциозна. Что бы вы ни выбрали, вам скажут: у вас тенденция.
Дойдем и до тенденции, а пока - о солженицынской выборке. Там не пара-тройка энциклопедий (хотя и они тоже). Там к каждой из двенадцати глав - сотня ссылок. "Цитатник"? Да! Любой поворот исторического течения событий выщупан свидетельствами, так что от свидетельства к свидетельству выстраивается сюжет, читаемый запоем. Нет, это не "цитатник", господа заседатели, и не "фактограф", - это драма, выстроенная из исторических реплик, прошитая острым пунктиром ремарок.
Ремарки эти выдержаны в убойном солженицынском стиле - и потому, что непоёжисты, то есть пахнут "Словарем расширений" и - узнаваемы по неотступной точности эмоционального окраса. Кто подлец, кто трус, кто болван, кто проныра - в каждом эпизоде сказано очень даже определенно.
И - главная загадка, потаенный нерв, бытийный парадокс текста: при беспощадности частных оценок - сверхзадача щадящая: ни на чью сторону не встать! Если обе стороны виноваты, то пусть обе и каются, причем сами, без указующего перста от правосудного автора (таких призывов к чужому покаянию сейчас полно, и всегда зовущий других выглядит самым совестливым). Так вот: эту мерихлюндию Солженицын спокойно отводит. Он "погружен не в полемику, а в события". Он исследователь (подчеркну: художественный исследователь, то есть вооруженный писательской психологической интуицией), а не прокурор и не адвокат. И не метафизик-проповедник. Метафизику он тоже отводит. Хотя знает, что она "есть", и предупреждает об этом читателей.
Их имена затерялись в потоке угробленных миллионов и пребывали в безвестности, пока не всплыли в сносках у историков наполеоновских войн. Откуда и выудил их человек, о котором следует сказать особо.
Израиль Мазус. Сиделец-лагерник, отмотавший срок после того, как в 1948 году по младости лет поучаствовал в антисталинском подполье (студенты решили готовиться к "стихийному возмущению масс" - что-то, аналогичное истории, описанной А. Жигулиным в "Черных камнях"). Но это особый разговор.
Выйдя на свободу, Мазус сумел вернуться к активной жизни, стал профессиональным строителем, а параллельно - "подпольным" писателем (начал печататься в израильском журнале под псевдонимом), пока эпоха Гласности не сделала его писателем признанным. Лагерные его рассказы продолжают "шаламовскую линию". Но и это - особый разговор.
Я сейчас - о повести "Березина", которую Мазус написал в середине 90-х годов и которая вошла в его однотомник. Если бы я писал об этой повести как литературный критик, я дал бы читателю почувствовать уверенность руки, экономность штриха, чувство меры. Психология местечковых евреев, какие-нибудь сорок лет назад перешедших из-под руки польского короля под руку российской императрицы и не очень еще понимающих, что в их жизни переменилось, описана в повести прекрасно. Но и это - другая тема.
Так кто же выпустил Наполеона из России?
Что у Мазуса поразительно (поразительно - для нашей теперешней словесности, ищущей виноватых): у него нет ни заведомых подлецов, ни предателей. Русский дворянин, посланный из Питера прощупать настроение евреев (он едет в Борисов перед самой войной; и именно он казнит потом лазутчиков, своих знакомых),- ведет себя благородно, и искренне верит, что евреи помогли Наполеону.
А евреи? Похоже, что они так же искренне хотели помочь Чичагову и верили, что доставляют русским истинные сведения о французах... Значит, попались, как ворона в суп?
"Шел спор между двумя великими народами, и никто не приглашал евреев принять в этом споре участие..."
Вот как? А в пределы Российской Империи при разделах Польши их тоже не пригласили? А Наполеон, предлагая им французское гражданство, не приглашал?
Вот вам и дилемма. А вот и ответ: понес же черт Лейба Бенинсона, Боруха Гумнера и Мойше Энгельгардта "через реку" к Чичагову.
Впрочем, не черт. А принципы, обещанные им Бонапартом.
- Желание спасти человека, который имел смелость объявить их свободными и равными со всеми иными народами земли.
(Это у Мозуса говорит русский офицер над трупами повешенных, склоняя голову перед подвигом самопожертвования).
- Пустые слова... Особенно о равенстве и братстве. Может быть, до того, как сюда пришел Наполеон, у меня действительно не было братства с поляками, так я его и сам не хочу...
(Это у Мозуса говорит еврей, принимающий в гостях русского дворянина).
-...И равенства с ними мне тоже не надо. Даже если бы мне вдруг сказали, что я им, оказывается, равен, и они мне теперь разрешают жить на самой главной улице в Варшаве, то я все равно туда не пойду. Я всегда буду жить там, где мне совсем не надо думать ни о братстве, ни о равенстве.
Браво, Лейбэлэ! Митрополит Иларион подает тебе руку через столетия! Если не жить по благодати, тогда и нужен закон. Но найдется ли на земле улица, где тебе дадут жить, "не думая" о том, что другие люди "думают" о твоем праве? И о своем праве на ту же улицу?
Увы. Будет тебе Варшава. И варшавское гетто. И Гражданский кодекс, на который уповал Наполеон. И всемирные права человека. Уйдет Наполеон с одной улицы, появится на другой. И так, и эдак клин.
Когда на Энгельгардта опускали петлю, он почувствовал, что пальцы, которые коснулись его шеи, дрожат.
- Не бойся,- сказал Энгельгардт, глядя в глаза молоденькому жандарму.- Нет на тебе вины за мою смерть.
Вины нет. Страдание - есть. И будет. На любой стороне. И от этого не уйти ни с Березины, ни с любого другого места в Истории.
ИЗ ЗАПИСОК КЛАДОИСКАТЕЛЯ
О вкладе евреев в русскую культуру
Вопросы, встающие в связи с темой еврейского вклада в русскую культуру, уместны лишь после ритуального и мгновенного, ожидаемого и импульсивного ответа:
- Да, вклад велик.
Теперь - вопросы:
- А еврей, делающий вклад в русскую культуру, еще еврей или уже русский?
- А сам этот вклад его - еврейский или русский?
- А если вклад еврейский и делает его еврей, то какого лешего он делает этот вклад в русскую, а не в еврейскую культуру?
- А если вклад русский и делает его человек, ставший русским, какого беса лезть в его анкету и выяснять, от каких бедуинов или целовальников он происходит?
Попробую размотать этот клубок с кончика нити, попавшего мне в руки несколько лет назад, когда Леонид Грозовский составлял собрание русских стихов, написанных евреями. Я писал к этой антологии вступительную статью и потому знал некоторые подробности дела. Один поэт был оскорблен нашим предложением и отказался дать стихи:
- Это что за расистский подход?!
Мне было жаль терять автора (поэт, надо сказать, был замечательный и очень мне близкий); я его пытался переубедить - безуспешно; но, не разделяя ни его точки зрения, ни его опасений,- каким-то краем сознания я его понимал.
Еврейские справочники сплошь и рядом включают в число евреев людей, у которых - "половинка"; я сам такой; попав в один подобный справочник, не протестовал; дело не в том, что еврейская кровь "сильнее" (гитлеровцы считали, что даже осьмушка "портит"); дело в том, насколько я в себе эту кровь признаю и познаю.
Все зависит от содержания вклада.
В тех сферах, где содержание по определению не несет национальной окраски, нет и проблемы. Для того, чтобы национальная принадлежность академика Ландау возымела значение, должно возникнуть понятие "еврейской физики". Еврейские корни Ильи Мечникова не имеют никакого отношения ни к бактериологии, ни к еврейской проблеме. Вопрос о том, еврей ли построил гостиницу "Москва", имеет не больше смысла, чем вопрос о том, не немец ли построил в Москве Ярославский вокзал (между прочим, построил в "русском стиле). Вот если взять понятие "немецкая архитектура",- то там национальность такого строителя прозвучит; если есть "еврейская архитектура" (в Израиле - наверняка),- там такому строителю и контекст. А тут - "русская архитектура", "советская архитектура", а каких корней был Барма и что было в паспорте у Иофана - вопрос только для кадровиков.
Кадровики, особенно любители, могут извлечь свое из любых сфер. Например, из спорта. Считается, что евреи "умные" и потому лучше всех играют в шахматы (интересно, как в этом случае разделить Каспарова между евреями и армянами?). Однако еврей Бренер лучше всех прыгал в воду, еврейка Крепкина лучше всех прыгала в длину, еврей Манкин лучше всех гонялся на яхте, а еврей Новак лучше всех поднимал тяжелые предметы... впрочем, Новак в качестве еврея все-таки фигурировал в соответствующих дискуссиях....
Все это, допустим, "пропаганда".
Тогда идем в сферу, куда более существенную для расфасовки национальных вкладов,- я имею в виду литературу.
Последний общепризнанно яркий всплеск русской словесности "шестидесятники".
Даю список корифеев: Василий Аксенов, Анатолий Кузнецов, Юрий Трифонов, Анатолий Гладилин, Владимир Войнович, Георгий Владимов... Цвет тогдашней "молодой прозы", неубитые идеалисты, последнее "верующее" советское поколение, вплотную подведенное историей к черте безверия....
Что общего у всех перечисленных?
Евреи?!
Нет. Полуевреи.
Тут важно, что - "полу..." Прибавлю еще Сергея Довлатова (которого опять-таки армяне у евреев могут оспорить), и Владимира Корнилова... впрочем, его вклад - скорее в поэзию, чем в прозу, а о поэзии - чуть позже.
Итак, "полу..." Еще: все это люди полу-западные, полу-советские. Все бежали от тоталитаризма (не через границу, так в диссидентство), и все внутренне - остались "в плену" у русской культуры. Так, может, именно встреча противоположных начал (коммунизм - демократия, еврейство русскость) сделала их душу особо чуткой?
Дело не в том, что у них была еврейская "половинка"; могла быть и не еврейская; крупнейшие поэты того же поколения тоже были чуть не сплошь полукровки, но не еврейские. Но не так важно, что у Евтушенко корни были латышские (потом выяснилось, что немецкие), у Вознесенского грузинские, а у Ахмадулиной и Куняева татарские; важно, что в их сознании встречались миры.
Никому ведь не пришло в голову спекулировать на национальности Булата Окуджавы, хотя сам он иногда декларировал свое грузинство,- там решал диалог: диалог солдата и миротворца, коммуниста и вольного поэта... и в конце концов - диалог кавказца и москвича.
Когда Александр Галич поет: "А Мадонна шла по Иудее", вы знаете, что это поет еврей, что этот еврей крестился, что этот крестившийся еврей перешел грань, расколовшую мир в эпоху холодной войны. Все это вы знаете от него самого, и именно так оцениваете вклад. Но что еврейские корни есть у Юрия Визбора,- это вам и в голову не приходит. Что в евреях ходил Высоцкий - вы знаете только потому, что он написал на эту тему несколько лукаво-издевательских песен, так что вклад его как еврея - иронический. А "чистый" еврей Городницкий стал автором русейших песен, прямо вошедших в народное бытие, а евреем, внесшим вклад, сделало его лишь то, что он издал в Израиле книгу стихов о своих еврейских предках и о судьбе евреев в России.
Не надо подменять "графой в паспорте" творческую установку. Ни Осип Абдулов, ни Ефим Копелян, ни Марк Бернес, ни Леонид Утесов не существовали как евреи, а только как русские артисты. Да и Михаил Козаков, съездивший в Израиль (и довольно быстро вернувшийся), никаким боком к еврейству не прислонился. Во всяком случае, не больше, чем Михаил Ульянов, ставший евреем по роли.
Но театр "Современник"! Галина Волчек, тот же Козаков, Игорь Кваша, Валентин Гафт, Валентин Никулин....
Да, лучший театр поколения "шестидесятников" - это детище советской ментальности в ее чистом, интернациональном корне, это театр идеалистов, лишенных всякого этно-акцента, и это пример того, как в общее дело вносится общечеловеческий вклад. Евреи вкладывают в это дело талант и душу, вовсе не чувствуя себя евреями. Хотя внутренняя драма, скрытно обостряющая восприятие, здесь, наверное, присутствует. Можно, конечно, описать ее в этнических терминах. Но это другая реальность, и лучше ее без нужды не трогать.
Поэт и публицист Дмитрий Быков (между прочим, объявивший, что он полукровка) высказывает мысль, что если еврей в сфере культуры остается только евреем, у него нет шансов подняться над местечковым уровнем.
"Подлинные взлеты, духовные прорывы чаще всего возникают там, где еврей рвет со своей средой и пытается стать частью другого этноса... Для Пастернака в высшей степени оскорбительно было бы называться только евреем. Никто не усомнится в том, что евреи дали миру величайших литераторов и мыслителей, но верно это лишь применительно к тем, кто, как Хеллер и Маламуд, Мандельштам и Бродский, Эйнштейн и Ландау, стал гражданином мира. Но называть гением Шолом-Алейхема - увольте..."
Это высказывание можно подвергнуть корректировке как по персоналиям, так и по этнической привязке. Вклады евреев в культуру американскую я вообще тут не комментирую, но и у них, и у нас "духовные прорывы" наиболее вероятны при столкновении стихий и сфер, отнюдь не только этнических. Что до нас, то у Пушкина интересно сопряжение "империи и свободы", гармонии и трагизма, а не только диалог эфиопских и славянских генов. Положим, Пушкин остается в черте непереводимости. Но Мандельштам и Бродский... я согласен: миру они дали больше, чем Шолом-Алейхем и Бялик, но ведь в данном случае мы хотим оценить то, что дали евреи не миру, а русской культуре ...
Да, Мандельштам в какой-то мере сохраняет черты иудейского менталитета (раввинического, по определению С. Аверинцева), что остро сопоставлено с русской (точнее, советской) реальностью. Но Пастернак, совершенный в этом смысле "ассимилятор", вряд ли несет в своем менталитете что-то еврейское, разве что "всеотзывчивость" (по определению того же С.Аверинцева - хасидскую), которая уже неотличима от той всеотзывчивости, что в свое время открыл у полуэфиопа Пушкина полулитовец Достоевский.
Вклад евреев в русскую культуру конкретно определяется в каждом индивидуальном случае тем и только тем, что именно вложено. Бродский, записавший свою поэтическую Одиссею на русском языке (и смолоду присягнувший русской классике в лице Боратынского), несомненно входит в историю русской словесности, но русская культура вряд ли сможет извлечь из его дара что-либо, кроме ненависти к Советской Державе и ее русской почве; все остальное в наследии великого поэта: предчувствие всеобщей гибели и обжигающе-ледяное одиночество перед Роком - принадлежит скорее все-таки именно миру, чем русской культуре.
Меж тем Коржавин, столь же неотъемлемый от русской словесности и так же перенесшийся в Америку телом (не духом!), при всем своем родстве с "Абрамом Пружинером", невообразим вне русской духовной реальности и войдет в историю именно русской культуры как великий "шестидесятник", русский идеалист ХХ века. То, что при этом он еврей,- не более, чем подробность его биографии.
Решусь на ономастический каламбур: Александр Борщаговский, написавший историю гибели Еврейского Антифашистского Комитета,- внес этим еврейский вклад в русскую культуру, а соседствующий с ним в справочниках Борщевский, всю жизнь комментировавший Герцена и Салтыкова-Щедрина, является просто русским литературоведом, и что он Соломон, теперь не интересно даже особистам.
Тут тонкость в том, что творческое напряжение, продиктованное, говоря языком физиков, "разностью потенциалов", заставляет художников, не погасивших в себе "инородческого" начала, с особенной силой вживаться в русское бытие. Может, не случайно две артистки, в разные эпохи сыгравшие Аксинью в экранизациях шолоховского "Тихого Дона": Эмма Цесарская и Элина Быстрицкая - несли в себе еврейские гены: им-то казачья стать давалась далеко не "сама собой", а соответственно усилиям души. Соответственно этой душевной энергетике вышел и результат....
Каждый случай такого рода уникален по определению. Михаил Калик, сделал неотразимо молдавский фильм "Человек идет за солнцем", а десятилетия спустя - необратимо еврейский фильм "И возвращается ветер". Вопрос: каким концом оба этих фильма: молдавский и еврейский - вкладываются в русскую культуру? - разрешается элементарно: в той степени, в какой русская культура воспринимает и принимает эти вклады.
В какую культуру сделал вклад Марк Шагал, и что тут русского, если на его полотнах летают исключительно евреи, а живописной фактурой он связан с Францией, где прожил свой век? Только ли тем, что Витебск, над кровлями которого летают шагаловские евреи, был вписан в Российскую Империю, а при Советской власти молодой Шагал поучаствовал в делах русского авангарда?
Да хоть бы и так. Возьмем - будет наше. Оттолкнем - мир подхватит.
Оскар Рабин есть несомненный еврей, живущий и работающий во Франции. Но его ржавые селедки, распластанные на советских газетах, родились и обрели смысл именно в Лианозове, свидетельствуя о том "скотском образе жизни", который пришлось вести русским в ожидании третьей мировой войны. Я не знаю, еврейский или не еврейский это вклад, но это вклад реальный, и это вклад в русскую живопись и в русскую культуру.
Я не знаю, в качестве кого: израильтянки-еврейки, украинки-киевлянки или русской москвички-универсантки Майя Каганская пишет свои блестящие исследования о Булгакове или Арцыбашеве, но я не мыслю русское литературоведение без ее работ.
Я не берусь предсказывать, в какой мере культура грядущего Израиля признает своей прозу Дины Рубиной, но что ее проза: еврейско-русская, пограничная, разрывающаяся от противоречивых чувств и разнонаправленных векторов любви,- принадлежит русской прозе и русской культуре, я знаю твердо.
Аналитики разнесут по полочкам. Потомки разберутся, где чье. Недолго осталось. В конце ХVIII века матушка Екатерина (она же Софья-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская - вы не пытались перевести последние два слова с немецкого? Посватанно-сербская?) "прикупила" евреев, открыв тем самым историю их драмы в России. Теперь эта драма заканчивается. "Еврейство в России завершает свой короткий век",- итожит Анатолий Казак в предисловии к своему справочнику "Евреи в русской культуре". Еврейство отходит на землю обетованную. Кто не отойдет, останется русским. Независимо от корней и генов. Сюжет завершается. Занавес близко.
Возблагодарим судьбу за то, что драма завершилась, а еще больше за то, что она совершилась.
...НЕЕВРЕИ
ЦАРЬ МЕЛЕХ
Как бы вы ответили, уважаемые читатели, на такой провокационный вопрос: почему в корне названия старейшего казачьего поселения на Дону Кагальницкого городка - присутствует иудейское слово "кагал"?
Этот вопрос был задан Михаилу Шолохову. Он ответил так:
- Пока есть противостояние иудаизма и православия, мы не будем знать всей правды. Ни об истории казачества, ни об истории России.- И шутливо добавил, обращаясь к задавшему вопрос правдоискателю: - Ищи! Может, найдешь правду.
Казачья повадка помогает автору "Тихого Дона" уйти от однозначного ответа (что свидетельствует о том, что великий летописец казачества, сам, как известно, по происхождению иногородний, действительно проникся вольным казачьим духом).
Однако вопрос, как говорится, интересный. Пока православие и иудаизм противостоят друг другу, простого ответа на него ждать не приходится. Как и ответа на вопрос, была ли в реальности Хазария, а если была, то какая. Вместо нее в российской историографии веками маячило что-то эфемерно-туманное, неразумное (прилипло пушкинское словцо!), непоправимо обрезанное (то есть отрезанное от отечественной истории: впали в иудаизм, значит, чужие). В новейшей историографии (от Гумилева до Кожинова) Хазария как бы воскресает из псевдобытия (есть и роман А. Байгушева на эту тему), и именно - как непримиримый враг, фатальный геополитический оппонент Руси.
Эта оппозиция, я думаю, переносится в хазарские времена из времен позднейших, когда Русь действительно противостояла "востоку",- хазары оказываются как бы в роли прото-татар. В реальности же ось напряжения проходила в доордынские времена не по линии Хазария - Русь, а по линии Хазария - Византия; Русь же, пластавшаяся между двумя этими силами, еще не была равновесным участником конфликта; она стала им позже - именно в результате борьбы с Ордой, но это произошло в эпоху, когда от Хазарского каганата остались одни воспоминания.
Опять-таки: если писать историю "верхов": историю царств и религиозных доктрин,- тогда каганат, сопоставляемый с княжеством или ханством, может играть роль альтернативы, а иудаизм, в который вросла хазарская "верхушка" за 250 лет до крещения Руси, вполне может быть символически предъявлен Владимиру Красно Солнышко в качестве искуса при выборе веры.
Но если говорить об истории народов (а история народов кажется мне не менее интересной, чем история престолов и алтарей), так ведь кроме хазарской "верхушки", впавшей в иудаизм, были еще и пастухи, гонявшие стада от Дона до Арала, купцы, торговавшие по всему этому ареалу, ремесленники, чьи изделия по сей день археологи находят от Венгрии до Армении...
Оставляю в стороне поэтический вопрос о том, прикрыла или не прикрыла Хазария Западную Европу от азиатских кочевников, и если прикрыла, то лучше или хуже это вышло для истории, потому что в пору, когда этот вопрос был для Хазарии актуален, Русь еще только проектировалась, а когда Русь (опять-таки по Пушкину) действительно заслонила Запад от Востока, Хазарии уже не было.
Я думаю, что для истории России (именно - для истории народов, ее составивших) не менее существен другой вопрос: вот те самые хазары, неразумные, обрезанные,- куда они после исчезновения каганата реально делись?
Как куда? Рассеялись по евразийским просторам. Слились с тюрками, которым, по А. Кестлеру, приходились кровной родней. Слились со славянами, которым тоже были не чужды. Слились с еврейскими общинами Западной Европы... но это - обрезанная верхушка. Что же касается масс, то в пестрой массе хазарского населения, жившего под крышей каганата, превалировали (по свидетельствам мусульманских историков) два типа: "кара-хазары" и "ак-хазары", то есть "черные" (похожие на тюрок, а еще, как тогда считали, на индусов), и "белые" (рыжеволосые, светлоглазые, долговязые... на кого они похожи, решите сами). В общем, как собрался каганат из двунадесяти племен, так и рассыпался. Из кого собрался, пусть выясняют историки древности, а вот куда девался, это стоило бы выяснить историкам современности.
Вот один из ручейков, выбившийся на поверхность: казаки мещерские. Диалект - смесь славянизмов и тюркизмов. На воротах - мезуза. Предпоследняя историческая затрещина получена от патриарха Филарета в 1619 году - за то, что в Смуту переметнулись к Лжедмитрию: за сей грех пришлось казакам из Мещеры передислоцироваться на Дон. Последняя затрещина - уже от Советской власти, в ходе общего "расказачивания". Так что к середине ХХ века мало кто из этих казаков помнил, откуда они.
Один - помнил. Восемнадцатилетний кавалерист 247-го Уссурийского казачьего кавполка, в 1943 году по совету отца "попросившийся в кавалерию". По совету того же отца о своем "мещерском" происхождении благоразумно помалкивал. Однако со слов своей бабки Федоры Давыдовны (хорошее сочетание) знал много тюркских выражений. И еще знал, что значит его фамилия: Подоксик (возьмите карту Мещеры и найдите реку Подоксу).
Участвовал казак в последней конной атаке ХХ века под Муданьцзяном. Служил в Советской Армии до 1954 года. Вышел в отставку в чине подполковника.
Он-то и спросил Шолохова о Кагальницком городке. На правах знакомого. Потому что и Шолохов, в военные годы посетивший их полк, спросил, какие тот парень знает фамилии дореестровых казаков. Фамилии оказались такие: Алимов, Баскаков, Малкин, Бирюков, Бердников, Чурхин, Мелехов....
Оставляя любителям ономастики распознание тюркских и славянских антропонимов в этом списке, раскрою один, для почитателей Шолохова особенно любопытный: Мелех - это царь. На иврите.
Прочие подробности - в статье Е. Подоксика в 15 номере журнала "Русский еврей" за 2000 год.
С ДВУХ СТОРОН
С двух сторон ощущаешь на себе возможные, невозможные и еще нарастающие упреки и обвинения.
Александр Солженицын. Двести лет вместе. Том 1.
1.Бикфордов шнур длиною в двести лет
Самый остроумный отзыв, донесшийся с русской стороны: для обоюдного взрыва обид хватило бы в этой книге и обложки... Соединить в одном сюжете русских и евреев! Нерасторопные русские если еще не обиделись, то обидятся непременно, как только почувствуют, что обиделись расторопные евреи. А та сторона уж точно в обиде. "Солженицын пишет, что у него много друзей-евреев. А зачем он их считает?"
Вообще-то я не помню, чтобы Солженицын оправдывался друзьями-евреями (такого рода оправдания действительно отдают пошлостью, но все зависит от контекста). Зачем он из считает? Затем, что он в данном случае исследует эту тему. Если бы он писал о шведах или о тасманийцах, считал бы и их.
Если же вы думаете, что евреев пересчитывают без повода и причины одни только антисемиты (в годы гонений в интеллигентской среде так боялись самого слова, что антисемитом казался каждый нееврей, произносящий слово "еврей"), то отвечу: их считают без повода, но не без причины. А причина та, что евреи, хотят они того или нет, тысячи лет являются фактором мировой истории. Если перестанут, тогда их никто и считать не будет. Вы этого хотите?
У меня появление книги Солженицына вызвало совсем иные чувства. Сам факт появления такой его книги. Подумалось: как, он и это успел?! И сил хватило, и времени! И никто не ведал, что готовится такое! Втайне, что ли, работал, как в советские времена? Во хватка, во схрон - молодец, зек!
Теперь насчет обилия материала. Иронизируют: "цитатник". Переворошил пару-тройку энциклопедий... Надрал вырезок... А с другой стороны: "неточная тенденциозная подборка цитат".
Вы можете объяснить, что такое "точная подборка цитат"? Это, надо думать, вся, как формулируют социологи, генеральная совокупность: все, что написано. А подборка (социологи говорят: выборка) всегда так или иначе тенденциозна. Что бы вы ни выбрали, вам скажут: у вас тенденция.
Дойдем и до тенденции, а пока - о солженицынской выборке. Там не пара-тройка энциклопедий (хотя и они тоже). Там к каждой из двенадцати глав - сотня ссылок. "Цитатник"? Да! Любой поворот исторического течения событий выщупан свидетельствами, так что от свидетельства к свидетельству выстраивается сюжет, читаемый запоем. Нет, это не "цитатник", господа заседатели, и не "фактограф", - это драма, выстроенная из исторических реплик, прошитая острым пунктиром ремарок.
Ремарки эти выдержаны в убойном солженицынском стиле - и потому, что непоёжисты, то есть пахнут "Словарем расширений" и - узнаваемы по неотступной точности эмоционального окраса. Кто подлец, кто трус, кто болван, кто проныра - в каждом эпизоде сказано очень даже определенно.
И - главная загадка, потаенный нерв, бытийный парадокс текста: при беспощадности частных оценок - сверхзадача щадящая: ни на чью сторону не встать! Если обе стороны виноваты, то пусть обе и каются, причем сами, без указующего перста от правосудного автора (таких призывов к чужому покаянию сейчас полно, и всегда зовущий других выглядит самым совестливым). Так вот: эту мерихлюндию Солженицын спокойно отводит. Он "погружен не в полемику, а в события". Он исследователь (подчеркну: художественный исследователь, то есть вооруженный писательской психологической интуицией), а не прокурор и не адвокат. И не метафизик-проповедник. Метафизику он тоже отводит. Хотя знает, что она "есть", и предупреждает об этом читателей.