Артамова Кира. Король Мертвой Страны

   – Нет, нет, господин, простите меня! – она подошла к застывшему у окна воину и опять, зажмурившись, дотронулась до его ноги, встав рядом на колени, потом уткнула лицо в его шаровары и попыталась успокоиться – за неисполнение слова мужа ее ждала жестокая порка, но пересилить себя она никак не могла.
   – Перестань, – медленно отодвигая от нее свою ногу, произнес Нартанг, – Я не сержусь на тебя. Уходи.
   – Пожалуйста, не гоните меня, – взмолилась девушка – за дверью ее ждал Рамул, который сразу бы догадался чем все закончилось и непременно доложил бы калифу.
   – Ты ведь не хочешь!? – непонимающе посмотрел на нее Нартанг – он никак не мог взять в толк что ей от него еще надо. Но его сиплый рычащий голос уже не мог делать интонацию ласковой или хотя бы спокойной.
   – Нет, нет, – замотала головой Файрида, она поняла его слова по-своему и испугалась, что он сам накажет ее, если она и дальше не будет делать то, что должна, – Можно я станцую для вас?! – умоляюще посмотрела она на него.
   – Танцуй, – пожал плечами воин – настроение у него уже и так испортилось, легкий хмель давно слетел, а пришедшая девушка только напрягала, но «пусть уж она лучше танцует, чем ревет» – подумал воин и сел на подушки.
 

Глава 4

 
   Файрида встала и сосредоточенно подошла к оставленному для нее бубну. Она отвернулась, приводя мысли в порядок и решаясь на что-то, потом стремительно прыгнула и ударила в бубен, который зазвенел приделанными серебряными бубенчиками. Маленькая танцовщица закружилась в танце, ударяя в непривычный для Нартанга инструмент, а воин и сам не заметил, как у него в руках оказался кувшин с вином. Пока Файрида танцевала, Нартанг осушил почти весь достаточно вместительный кувшин. Хитрая танцовщица, сама вручившая воину напиток по ходу танца, теперь в ожидании поглядывала на него, все кружась и кружась в повторении заученных движений – по ее подсчетам страшный человек должен был уже давно валяться и храпеть на подушках. Но Нартанг все сидел и смотрел на крутящуюся девушку осоловелым взглядом. Потом, уже порядком притомившись и решившись на следующий шаг, Файрида присела рядом с ним:
   – Приляг, господин, я прогоню твою усталость, – тихо произнесла девушка, легонько подталкивая Нартанга на подушки.
   – Я не устал, – заплетающимся языком ответил воин.
   – Вот и хорошо, – лепетала она, поглаживая широкую грудь под шелком рубахи, все ожидая, что он вот-вот заснет.
   – Пока нет, – оскалился Нартанг и ловко облапил ее, притягивая к себе, – Иди сюда.
   – Да, господин, – холодея согласилась Файрида, хорошо зная, что сопротивление повлечет только страшные последствия, и надеясь потихонечку вскоре выскользнуть,
   – Я сейчас, позволь я сниму с тебя одежду.
   – Нет, – прорычал Нартанг, не разжимая железных объятий и перекатываясь через нее, оказываясь сверху, он поцеловал ее в пухлые губы – Файрида не посмела отвернуться – и быстро рванул пояс своих шаровар, присел на колени, не позволяя ей выскользнуть, и потянул завязки ее одежды.
   – Мой господин, позволь я сделаю тебе приятно, как привыкла сама, – пытаясь за улыбкой скрыть навалившийся страх, произнесла побледневшая девушка.
   – Нет, – опять отклонил ее просьбу воин – он уже завелся, и малейшее промедление стало для него невозможным. Он, наконец, справился с ее шароварами, быстро стянув их, уже не в силах больше возиться с одеждой, одним движением сорвал легкую рубаху. Девушка только испуганно вскрикнула, но воину уже было все равно…
   Наутро Нартанг проснулся в комнате полураздетым, в не совсем пристойной позе и виде, в голове гудел рой пчел, во рту был вкус испортившейся пищи.
   – Хьярг! – ругнулся воин, натягивая и завязывая шаровары, подошел к окну и сплюнул неприятный привкус, – Да… – протянул он, хмурясь и силясь вспомнить что же было после того, как приглашенная калифом девушка перестала танцевать… Потом он посмотрел на свою оборванную рубаху, болтающуюся на нем неровными кусками, и кровавые борозды от ногтей у себя на груди и торсе, – Хьярг! – зло ругнулся он, начиная понимать чем все закончилось. Потом, вспоминая некоторые моменты, испугался и, скинув с себя уже ненужные лохмотья рубахи, заходил по комнате, – Хьярг! Жива хоть?! Хьярг!
   – Нартанг, – неслышно отворилась дверь, и калиф весело окликнул его с порога, заходя в комнату и направляясь к кувшину, – Как тебе моя жена?! Рамул сказал, что ты долго держался!
   – Хьярг, – краснея, оставаясь боком к вошедшему, продолжал вспоминать бога несчастья воин: «его жена!» – шипом вонзились слова калифа, – Да я уж не знаю, как… – он, наконец, решился и повернулся к Сухаду лицом.
   – О, Солнце! Это что эта нечестивая так?! – на удивление Нартанга вознегодовал калиф, упершись взглядом в исцарапанного воина, – Да?!
   – Да, – машинально ответил Нартанг, опешив от такого оборота, потом, решив хоть как-то сгладить свой вчерашний поступок, добавил, – Это я ей велел.
   – Ты сам? – удивленно посмотрел на воина калиф, – Вот так? – перевел он взгляд на достаточно глубокие кровавые полосы на его теле.
   – Да. Так лучше чувствуешь, когда тебе особенно хорошо – когда уже все равно, – оскалившись провел Нартанг рукой по глубоким царапинам.
   – Да… – хмыкнул Сухад, глядя на него, как на ненормального, – Понимаю, когда женщину можно побить, но чтобы она…
   На этом их разговор об интимных наклонностях каждого закончился. Калиф, наконец, дошел до кувшина с вином, но, подняв его, вновь недоуменно посмотрел на воина:
   – Ты что, все один выпил? – спросил он, обнаружив на дне лишь малое количества крепкого напитка.
   – Ну да, – опять смутился воин. Он чувствовал себя преотвратно и ему очень хотелось пить.
   – Что ж, – улыбнулся калиф, – Раз тебе пока нечем заняться, может, вернешься ко мне на покинутую службу?
   – Хорошо, – кивнул воин.
   – Ну вот и славно, – окинув его на прощанье изучающим взглядом, улыбаясь, вышел калиф.
 
   А на женской половине дворца более старшие по возрасту жены пытались успокоить молодую Файриду – бедняжка как выбежала из покоев господина, где уснул, удовлетворив все свои животные инстинкты пьяный Нартанг, не переставала рыдать.
   Она никак не могла успокоиться – все ее надежды на благосклонность мужа и господина были растоптаны, разорваны страшным человеком, который ясно дал ей понять какая теперь участь уготована ей – ублажать тех, кого велит ее супруг…
   Таргима – одна из самых первых жен калифа, появившаяся у него, когда Сухад был еще совсем молодым и неопытным – была для него скорее матерью, чем любовницей; так же она и относилась к его другим женам. Являясь намного старше остальных, она частенько учила и успокаивала их в сердечных переживаниях, разъясняя смысл их жизни. Вот и теперь отведя Файриду от столпившихся на ее рыдания жен, Таргима ласково гладила ее по голове:
   – Ну что ты, деточка, ну что ты так убиваешься? – она знала от Рамула – их смотрителя – что девочку отдали другому, но не знала, что же на самом деле произошло. Злой евнух сказал с неприятной улыбкой, что девчонка поняла мужскую любовь. Что же это означало в устах гнусного человека Таргима не знала, – Ну что случилось? Калиф попросил тебя быть с другим?
   – Да, – всхлипнула несчастная.
   – Многие из нас принадлежали на одну ночь его гостям, то могут сказать тебе многие жены – это обычай… Это значит, что тот человек оказал повелителю большую услугу… Такую, что господин делится с ним самым ценным, что у него есть. Это честь, Файрида, это значит, что он считает тебя очень ценной… – уверенно и убедительно говорила немолодая женщина, сама прекрасно понимая, что на самом деле произошло.
   – Он… Он… – не могла никак успокоиться и выговорить сквозь слезы наболевшее Файрида, – Он отдал меня джину! Он был страшен, как джин пустыни! И так же зол!
   Он взял меня силой!
   – Тише! – шикнула на нее Таргима, опасливо озираясь на обернувшихся на них других женщин, – Тише, глупая! Может еще все обойдется – не губи себя сама!
   – Мне уже все равно! Я не хочу жить! – вновь зарыдала несчастная, – Я не хочу так жить!
   – Перестань! Опомнись! Ты – жена калифа! Любая женщина может только мечтать о таком!
   – Я не хочу ложиться под каждого урода на какого он мне укажет! – вмиг перестав плакать зло прошипела Файрида, недобро глядя на Таргиму красными заплаканными глазами.
   – Тише! Ты – женщина и должна делать то, что тебе велит твой господин!
   Неповиновение сама знаешь чем заканчивается!
   – Пусть меня бьют хоть каждый день – я не буду больше этого делать! – она зябко передернула плечами и укрылась плотнее в свое полупрозрачное покрывало, будто бы ей было холодно под палящим солнцем пустыни.
   – Ты еще молода и слишком глупа, раз так говоришь! Ты не знаешь какой позор и боль ждут тебя, если проявишь неповиновение! Скажи, разве мужские ласки, пусть даже и чужие так уж плохи?
   – Я знала ласки только моего мужа! А тот, что был вчера – не человек! Он выпил целый большой кувшин вина и так и не заснул! Он не дал мне ничего сделать, даже ни разу не погладил меня он сразу… – все ее только что обретенное самообладание вмиг разлетелось мелкими осколками, как только она вспомнила страшные минуты, пережитые вчера – слезы новыми потоками хлынули из глаз.
   Таргима обняла ее, как обнимала бы свою дочь.
   – Ну хватит, хватит… Уже все кончилось… Забудь это… Он получил, то чего хотел, а ты выполнила волю господина… Ты все сделала хорошо… Ты умница…
   – Нет! – опять вмиг перестав плакать, сказала девушка, – Я не исполнила волю господина. Я не была с ним ласкова! Но он не человек! Он не чувствует боли! Я все царапала и царапала его, а он даже не замечал! Кровь текла, а он все равно! – она опять разрыдалась; а Таргима по наитию подняла голову вверх и увидела над собой на резном балконе, на который обычно выходил их муж, красавицу Чийхару.
   Она с интересом слушала откровения двух женщин и по обыкновению улыбалась своей надменной улыбкой превосходства и силы власти.
   – Чийхара! – с замиранием сердца обратилась к своевольной красавице Таргима, – Чийхара, не выдавай ее! – она знала, что фаворитка имела жестокий и даже садистский нрав – ей нравилось смотреть на страдания других и каждый раз доказывать всем, что она самая лучшая, и что ей неписаны любые законы, что чтили все остальные. Нередко она принуждала калифа наказывать ту или иную из жен, неаккуратно обратившуюся или даже посмотревшую на нее, всякий раз с жадностью созерцая исполнение наказания, – Чийхара, пожалуйста, она ведь еще девочка!
   Но ее слова остались без ответа – своевольница лишь надменно улыбнулась и скрылась, не сказав ни слова. Однако никакого наказания Файриде так и не последовало…
 
   Вскоре Нартанг вновь стоял у дверей покоев правителя Города Солнца, размышляя о своей судьбе и анализируя происшедшее с ним. Он думал о том, как все же понять отношение к нему калифа, который то говорил с ним, как с равным, явно вспоминая рассказы воина о происхождении и прошлом, то удостаивал лишь мимолетного взгляда, когда выходил из своих покоев, а Нартанг пристраивался сбоку в сопровождение, как и положено телохранителю.
   Как и после первой своей ночи во дворце, на время достаточно длительного утреннего моциона правителя, Нартанг уходил спать, возвращаясь только если калиф решал отправиться куда-то из дворца – на невольничий рынок или при известии, что на торгах появился новый скакун. Прошло уже пять дней, с тех пор, как Нартанг вернулся с калифом из путешествия для которого был взят, а торговец все не приходил за ним…
   Своевольная же любимица правителя так и не смирилась с исчезновением красавца Тумара. Каждый раз, приходя к своему повелителю, Чийхара обжигала Нартанга пламенным властным взором и улыбкой превосходства, неизменно смущая этим воина; однако больше она не разговаривала с ним, явно относя это к недостойному занятию.
   Воин же отметил про себя, что стал ждать ее появления, чтобы еще раз увидеть недоступную красавицу, так отличающуюся от остальных женщин этой страны. Как не редко ошибаются ослепленные первым впечатлением люди, он не видел, что за этим высокомерием скрывается не только линия характера чертовки, но и что-то еще, совсем непонятное ему…
   Под конец пятого дня калиф вновь решил «надраться» и опять позвал к себе воина в «собутыльники», а точнее в «сокувшинники». Вино Нартанг пить согласился, но от последующего предложения вновь позвать Файриду отказался – он совсем не гордился своим поступком и не был готов его повторить. Свой «голод» по женщине он сбил, и теперь в нем правили уже нормальные человеческие уклады.
   В этот раз вино было еще крепче чем в предыдущий. Быстро захмелев, мужчины даже толком не поддерживали не клеящийся почему-то разговор. Из обрывков фраз пьяного правителя Нартанг только смог разобрать, что кто-то донес о возвращении каравана Карифа, а это означало, что этот вечер вполне мог стать последним в их общении.
   – Ты знаешь, мне не нравится Кариф! – заплетающимся языком говорил Сухад.
   – Знаю, – кивнул, ухмыляясь Нартанг.
   – Вот ты хитрый… – погрозил ему пальцем калиф, – Ты умный…
   – Ты тоже, – продолжал скалиться воин.
   – Да и я умный, – охотно согласился Сухад, – Я вот придумал, как покараю эту жирную рожу!
   – Как, – гоготнул Нартанг.
   – Ты бьешься так, что никто не сможет тебя победить. Ты и вправду не человек… Ну я говорю… это… – язык правителя уже едва слушался его, – Ты, конечно человек, но… ну… Ладно! – в сердцах махнул рукой калиф, убедившись, что уже не в силах изрекать сложные речи, – Выпьем!
   Упившись с калифом почти в стельку, Нартанг кое-как выполз за дверь, когда правитель отключился, и вновь лег поперек входа – пусть пьяный, но он все равно исполнял возложенный на него долг.
   Поутру его сменили стражники, он прошел в свою маленькую комнатку. Кое как стянув с себя одежду, отметив появление большого кувшина с водой, Нартанг выпил добрую его половину и завалился спать. Проснувшись он вспомнил слова Сухада о скором возвращении Карифа и невольно помрачнел. Опять сидеть в клетке и выставляться ублюдкам песчаного народа перед боем на арене после свободы, вкушенной в походе с калифом совсем не хотелось. Сопровождение каравана Сухада дало Нартангу вспомнить себя, как командира и свободного воина, и теперь добровольно вновь надевать на себя ошейник невольника, к чему вынуждало его данное слово, было ох как тяжело. Нартанг встал, выпил еще воды и умылся ее остатками. На удивление сегодня голова у него не болела. Видно вино было очень хорошее… Он оделся и пошел на свой пост – хоть никто и не определял когда ему вставать на стражу, самому ему не очень-то хотелось блуждать в лабиринтах узких коридоров. Дворец Сухада ему не нравился – хоть здание было и большое, высокий и плечистый, по сравнению с низкорослым сухим народом пустыни, Нартанг чувствовал себя в нем стесненно…
   – Эй, Нартанг, иди сюда! – вдруг остановил воина знакомый голос красавицы Чийхары, донесшийся из-за тяжелого ковра, за которым оказалась небольшая дверь.
   Он и не думал, что своевольница запомнила его имя. Нартанг окинул взглядом пустынный коридор и вошел в приоткрытую дверь. Ему показалась, что сегодня Чийхара еще ослепительнее, чем обычно – и без того большие глаза, теперь умело подкрашенные, казалось, занимали половину скуластого лица, пылая странным огнем возбуждения, пухлые губы аппетитно поблескивали в приглушенном свете лампы.
   – Чийхара, – растерянно посмотрел он на загадочно улыбающуюся женщину, не понимая, чего ей от него понадобилось.
   – Нартанг! – повторила та, взяв его за руку и увлекая в глубину комнаты, где откинула рукой тяжелый полог, за которым снова обнаружился потайной проход.
   Такой узкий, что Нартангу пришлось продвигаться за ней боком.
   – Что случилось, куда ты меня ведешь? – пытался дознаться цели этого путешествия воин, начиная подозревать, что Чийхара ведет его на запретную для него женскую половину дворца.
   Наконец, девушка остановилась, юркнув за неприметную дверь и увлекая воина в достаточно просторную комнату с изящным резным столиком, чуть ли не сотней подушек, разбросанных по полу, покрытому пушистым узорчатым ковром, увешанную прозрачными шелками и уставленную маленькими светильниками.
   – Куда ты ведешь меня, Чийхара, мне нужно к твоему господину… – растерялся Нартанг, начиная догадываться для чего привела его в свою комнату недоступная красавица. То, что это ее комната, он догадался, увидев на углу большого отполированного до блеска куска серебра, служащего зеркалом, знакомую огненно-красную накидку.
   Поддавшись минутному порыву, он подошел к серебряному зеркалу и невольно отпрянул от него, увидев свое отражение – впервые за все эти годы. То размытое изображение, что он мельком видел в водоемах с тревожной водой не шло ни в какое сравнение с представшим из отполированного металла. Он помнил похожее зеркало, которое подарил когда-то Раде, в той другой далекой счастливой жизни. Вспомнил, как выглядел тогда. Там в Данерате с блестящего листа на него смотрел скуластый черноглазый красавец с золотисто-белыми волосами, прямым носом и правильной линией губ. Теперь же из зеркала скалилось одноглазое чудовище с исполосованной мордой и разрезанным ртом…
   – Хьярг! – невольно выругался воин, в шоке отворачиваясь от своего отражения – он, конечно, знал, что некрасив, но не думал, что настолько… Теперь же, за несколько мгновений рассмотрев себя в идеально ровной поверхности до мелочей, он испытал ужас от своего настоящего облика. Вид его был воистину отталкивающим… Пересилив себя, и взглянув в зеркало еще раз, Нартанг не мог понять, что же так чудовищно изменило его: перебитая ударом мышца лица перестала работать, из-за чего и без того сведенные брови нависли еще больше, образуя с носом неровное соединение; углубленный из-за этого невидящий полностью побелевший глаз, казался мерцающим при неживом освещении, а единственный видящий приобрел неведомое до этого мрачно-угрожающее выражение. Да, пожалуй, будь у него не черные глаза, а голубые, вид бы был помягче… И все же раньше у него был совсем другой взгляд… Теперь Нартанг понимал тех людей, что вскрикивали при виде его… Он, наверное, и сам бы вскрикнул, будь он мирным жителем…
   – Чего сам себя пугаешься?! – засмеялась Чийхара – ее слова стегнули воина, словно бичом. Он вздрогнул, возвращаясь в реальный мир.
   – Хм, да… столько уж минуло, а я все не привыкну, – доверчиво оскалился он, – Я ведь не таким родился…
   – Ты и такой красив! – стремительно обняв его за шею прильнула вдруг необычная женщина, – В тебе нрав и сила льва! Ты рожден повелевать, а не подчиняться!
   – В этом ты права, – машинально обхватив горячую красавицу за талию, хрипло ответил воин.
   – Покажи мне свою силу! Так же ты неутомим, как лев? – прошептала в самое ухо воину обольстительница и достаточно ощутимо куснула его за мочку. Потом с заметным усилием вырвалась из уже окрепших объятий одурманенного ее близостью и призывом и отвесила ему звонкую пощечину:
   – Так ты покоряешься или властвуешь?! – с вызовом воскликнула она, намериваясь укрыться за прозрачной занавесью.
   Но ее пощечина ввела Нартанга в дурманящее исступление и разожгла костер, способный сжечь все дотла. В один миг позабыв обо всем и издав какой-то утробный рык, он сорвал невесомую занавеску и, схватив точеное тело, жадно притянул его к себе. Поддаваясь порыву он отвесил извивающейся, пытающейся отстранить его от себя девушке звонкий шлепок, а потом, когда она взвизгнув, замерла на какое-то мгновение, быстро расстегнул ремни своей одежды. Через миг они уже катались по мягким подушкам. Чийхара сначала стала отбиваться от воина, в полную силу колотя и пиная его, но вскоре, попав в плен железных рук, сдалась неоспоримой силе…
   Нартанг, опьяненный нежданно свалившейся благосклонностью, в исступлении жадно впивался в свою партнершу, и разум уже не участвовал в неистовстве плоти.
   Чийхара же, явно получая особое удовольствии от таких железных ласк, извивалась и кричала, вцепляясь ногтями в плечи и спину воина, хватаясь за длинные разметавшиеся волосы, но он не чувствовал ничего, кроме всезатмевающего наслаждения.
   – Великое Солнце!!! Чийхара!!! – душераздирающий вопль не сразу пробился в сознание двоих случайных любовников.
   – Смерть неверному! – лязгнуло что-то рядом с торсом воина, но натренированное тело, не дожидаясь пробуждения разума, уже само спасало себя в стремительном прыжке.
   – Сухад?! – в ужасе воскликнула прелюбодейка.
   – Нечестивая! Ты и с Тумаром так же?!! – в приступе ревности шагнул к отползающей по шелкам жене калиф. Та в спешке пыталась встать на ноги и чем-нибудь прикрыть свою наготу, но ни того ни другого ей не удавалось.
   Нартанг же как-то отрешенно подумал, что даже испуганная и поверженная она красива, как та большая пятнистая кошка, что он видел на привязи при входе во дворец.
   – Смерть! – окончательно вывел воина из спутанных мыслей, вернув на землю, повторившийся возглас – размахивая кривым клинком, на него надвигался Вайгал, страшный в праведном гневе. И откуда только в старике взялась такая прыть?
   – Э-э-э, эй! – увернувшись от очередного замаха старика, запротестовал воин.
   – Убью! – тем временем сдавлено сипел калиф, дрожа, подступая к упершейся спиной в стену девушке, не замечая более ничего вокруг.
   – Вайгал, остынь! – отпрыгнув в сторону и перехватив проносившееся мимо в пустом замахе оружие, увещевал старика Нартанг – он больше заботился о своей безопасности, чем о не стесняющей его наготе.
   Старик удивленно крякнул и выпустил родную рукоять, не в силах терпеть возникшую в кисти боль:
   – Шайтан! Шайтан! – сжимая кулаки, потрясал ими в воздухе он, словно это могло смутить умелого бойца.
   В этот миг в комнате раздался вскрик Чийхары – изукрашенная резьбой и драгоценными камнями рукоять торчала чуть ниже красивой полусферы левой груди.
   Нартанг прислонился спиной к стене и удивленно посмотрел на умирающую красавицу, которая только что дарила ему всю себя без остатка; и, признаться по чести, он никогда еще не любил так страстно… Воин сглотнул, сжал покрепче рукоять чужого клинка и выжидающе посмотрел на повернувшихся к нему Вайгала и калифа.
   – Я позову стражу, мой повелитель! – поспешил к двери старик, с нескрываемым опасением глядя на преступника.
   – Нет! Стой, Вайгал, – остановил его калиф, – Нартанг, что она тебе говорила? – неизвестно к чему спросил он воина.
   – Что у меня сила льва… – после минутного замешательства глухо ответил воин.
   На что правитель обернулся и, издав целую тираду явных ругательств на незнакомом Нартангу языке, несколько раз в сердцах пнул уже мертвое тело девушки. Он безмерно любил и в то же время ненавидел свою своевольную жену. Любил за ее властность и гордость; а ненавидел за то, что рядом с ней не мог оправдать себя, как мужчина…
   – Ты ведь тоже знаменитый воин… – изумленно посмотрел на него Нартанг.
   – Она говорила о другой силе! – в отчаянье закрыв лицо руками, воскликнул правитель – он только сейчас начинал осознавать что сотворил в своем приступе ревности.
   – О другой?- не понял воин.
   – О мужской, – убрав от лица руки, уже почти спокойным голосом ответил калиф, кивнув на обнаженный торс телохранителя, и больше не говоря ни слова вышел вон.
   Опешивший Вайгал посмотрел ему вслед, потом бросил взгляд на обескураженного воина и выскочил за своим повелителем, захлопнув за собой дверь, которая тут же лязгнула потайным замком.
   – Хьярг! – выругался Нартанг и сел на пол. Хоть он почти ни с кем и не общался здесь, но все же знал, что делают с обольстителями чужих жен. Особенно если он раб, а она – жена господина, да еще и калифа! – Хьярг, – только и мог сказать он, бросив на мертвую красавицу прощальный взгляд и начиная поспешно одеваться.
   Теперь вряд ли могла идти речь о какой-то дружбе между рабом и калифом или о его заслугах в далеких землях кауров…
   Воин оделся и стал ждать. Ждать ему пришлось недолго – вскоре он услышал шевеление у двери снаружи и сжался в один комок нервов. Нартанг поднялся и приготовился биться до последнего. Уж чего-чего, но чтобы его оскопили, он даже не мог помыслить.
   Дверь открылась. На пороге стоял Сухад. Нартанг посмотрел ему в глаза и отвел свой взгляд – он предал его… Воин опустил меч, потом вообще бросил его на пол.
   – Уходи! – дрогнувшим голосом сказал калиф и отступил от двери.
   Нартанг вышел, прошел мимо него, не поднимая взгляда, потом остановился, отойдя немного.
   – Сухад, – хрипло выдавил он из себя застрявшие в горле слова.
   – Уходи! – повторил правитель.
   – Сухад, я…
   – Уходи, пока я не передумал! – грозно повторил калиф.
   Нартанг поспешил исполнить его приказ. Он шел по коридорам дворца, надеясь, что сможет сам выбраться из его лабиринта. Вновь неожиданно перед ним появился Канхир.
   – Ишь ты! Теперь из них и не вылезаешь!? – весело окликнул он воина, кивнув на доспехи.
   Нартанг посмотрел на него черным отрешенным взглядом – он полностью ушел в свои темные мысли и не сразу вернулся к реальности. Потом, поняв смысл услышанных слов, медленно расстегнул ремни и снял дорогой панцирь и поручи:
   – На, повесь их на место, – прохрипел он, вручая доспехи машинально подхватившему их старику.