Артамова Кира. Король Мертвой Страны

   – Для этого скажите чтобы Дара отвара наварила из орхака и тмарчихи, она наверняка знает как, – кивнул он на еле приоткрывшего веки Квиро, – Да обоих бодягой толченой обмазать. Не велика беда – носы расквасили, – на этом данератское лечение и закончилось.
 
   В один из одинаковых между собой лагерных дней шаркающей прихрамывающей походкой в палатку Нартанга заявился Квиро:
   – Командир, я хотел поблагодарить тебя, – с трудом ворочая разбитыми опухшими и запекшимися кровавой коркой губами, прошамкал Квиро, – говорят ты меня на руках принес от конников…
   Нартанг молчал, изучающее глядя в разбитое лицо солдата.
   – Ты уж прости, что зацепились мы там – не стерпели обиды… – не зная к чему относить молчание командира, немного смутившись, продолжал Квиро.
   – Что сцепились – так и ладно, – наконец заговорил суровый воин, – А вот то, что мне вас вытаскивать оттуда пришлось – так то скверно. Все как дети малые. Учишь, учишь вас – а толку нет – все одно, как немощные, – недовольно проворчал он, немного отворачиваясь в сторону.
   – Так мы там вдвоем против всех… – разведя руками, стал оправдываться Квиро.
   – И что с того? Я вон и один против полусотни выходил – и ничего, – рыком оборвал его воин.
   – Так то ты, командир, – усмехнулся и скривился от боли солдат – Ты заговоренный…
   – Чушь, – буркнул Нартанг, – Ты сможешь также, если ничего не будешь бояться.
   Ничего! Даже смерти! Понял?
   – Понял.
   – Мой народ… – запнулся на полуслове Нартанг, – Мы с ребятами пришли издалека. Мы из другого народа…
   – Я знаю, командир – то не тайна уже для нашей сотни – уж и слепой догадался бы… – вновь попытался улыбнуться солдат.
   – И что же? – опять изучающее посмотрел на солдата своим черным прожигающим взглядом воин.
   – Вы ведь воины Данерата? Вы из этого легендарного народа, да?
   – Да, – просто ответил король мертвой страны.
   – Я хотел бы посмотреть на Данерат, – мечтательно произнес Квиро, – Так ли он чуден, как про него кажут?
   – Он намного лучше, – вдохновенно произнес воин, – Он велик и непобедим!
   – Что же нужно сделать, чтобы увидеть его?
   – Стать одним из нас.
   – Как?
   – Перестать бояться чего бы то ни было. Самое страшное – это бесчестие. Для воина нет ничего страшнее поражения или бегства с поля битвы. Все остальное – пыль.
   Даже смерть – ничто, если ты идешь к ней в славе!
   – Да, мы тут о чести говорим, а сами ведь режем всех, как бешеные волки. Вон в последнем городе так одни пацаны да старики, считай, были, – вспомнил мучавший его последнюю неделю груз совести Квиро, – Разве то честь, командир, резать слабых?
   – Это закон жизни, Квиро, – выживает сильнейший. И живет по настоящему только сильнейший. А удел слабых – рабство и плети. Покорность и слезы – удел слабого.
   Ты же по праву сильного можешь править и жить, как пожелает душа – вот путь Данерата. Что тебе надо или что понравилось – по праву твое – по праву сильного – и нет такой силы, которая может запретить тебе обладать твоим по праву – ибо нет на земле большей силы, чем сила Данерата. Все же остальные народы – наши рабы и слуги, – вдохновенно продолжал свою необычно длинную для него речь Нартанг, – По закону сильнейшего мы приходим и забираем все, что понравиться, и этому закону учим мы своих детей, учим на рабах и учим на непокорных, вырезая их подчистую… Сила – вот единственный закон.
   – Это нечеловеческие законы, но если… – Квиро не успел закончить, как получил такой удар в челюсть, что раздался костный хруст, а самого его выкинуло вон из шатра. Во рту сразу же появился уже знакомый солоноватый вкус кровавой жижи, на язык попались плавающие в ней осколки зубов. Солдат перевернулся на бок и выплюнул выбитые зубы, со страхом оглядываясь на вышедшего за ним воина.
   – Ты всегда будешь валяться и харкать кровью, если будешь вот так оглядываться, как пес! – сапог командира без промедления врезался в и без того саднящие при движениях ребра, – Пока не научишься вставать и кусаться – будешь валяться и скулить, – железная рука вздернула Квиро за шиворот в воздух. Ноги солдата наконец-то удержали его в вертикальном положении, но сбитое дыхание и жуткая боль в разбитых ребрах сгибали его снова, – Ты будешь рабом, пока не станешь господином! И не смей говорить мне, что мои законы нечеловеческие! Мои законы – самые человеческие! Походи по земле – и поймешь, что все стоит только на них! – зло рычал в самое лицо качающемуся солдату воин, потряхивая его за ворот, а потом отшвырнул прочь, как тряпичную куклу, под испуганные взгляды соратников.
   Квиро впервые затаил обиду на своего командира. Он хотел сказать дальше, после вступительных слов своей речи о том, что хоть понятия воина и не правильны для многих – сам он пошел бы за ним на край света, потому что, когда Нартанг ведет их – все ему кажется правильным и верным. Но вот сейчас он сам испытал на себе, что его удел – удел слабого. Командир всегда был для него неуязвимым и сильнейшим в войске, но вот только теперь эта сила обернулась не за, а против него и все встало на свои места… Всем им – дополнениям в его сотне – никогда не стать такими же железными творениями войны, какими были данератцы… И после откровенных слов Нартанга и его страшной оплеухи, лишившей его трех коренных зубов и неизвестно как вообще не перебившей челюсть, Квиро вообще чувствовал себя никчемным слабаком… Но прошло две недели и он снова шел в бой, и снова впереди был Нартанг, а они озверелой толпой ломились за ним. Ломились, не разбирая ничего и никого не щадя, и не было в тот момент никаких других мыслей, как только рваться за ним, вперед и крушить все кругом, как крушит он! В какой-то короткий миг Квиро увидел перед собой свою смерть – меч хистанца летел сбоку в его открывшееся в движении горло – глаза Квиро видели острие, летящее к нему, мысли бешено и панически «закричали» телу об опасности, но тело явно опаздывало – сметь была уже в двух ладонях от него; но тут сверкнул металлом и кровью меч Нартанга – воин отбил страшный удар, добавил кровь нападавшего к крови многих других на своем клинке и так же молниеносно продолжил атаковать других врагов.
   Взгляд Нартанга чиркнул и прошел мимо Квиро, казалось, даже не выделив его из общей массы. Думать о чем-то в тот момент не было времени и Квиро продолжил сражаться, стараясь держаться своего командира, но потом, после боя он вспомнил вновь тот страшный момент. Подумал о том, как близка и, казалось, неотвратима была смерть, и с какой легкостью воин отвел ее от него. Квиро прекрасно осознавал, что уже не в первый раз Нартанг спасал ему жизнь, но идти и пытаться снова поблагодарить воина за это, мыслей у него уже не возникало.
 
   Война, протекавшая теперь какими-то вялыми вспышками редких сражений, еще больше пошла на спад. А спустя три недели всякие действия и вовсе прекратились.
   Кеменхифцы встали почти у самой границы и никуда не двигались. Снова навалилась скука. Одни поговаривали, что все это из-за большого недуга короля – разжигателя и вдохновителя всей этой войны, другие – что просто хистанцы уже все перебиты и не с кем воевать; ну а третьи в вовсе убеждали, что короли заключили какое-то соглашение и все земли, что они отвоевали, будут отданы обратно, а их разгонят по домам.
   Кеменхифцы пили и дрались, данератцы мрачнели и снова отдалялись от своих «приемных» союзников.
   Нартанг забылся в тренировках – это всеобщее бездействие сводило его с ума.
   Сменяли друг друга воины Данерата, выходившие «поразмяться» со своим королем, а он словно специально загонял себя, пока чуть ли уже не валился от усталости.
   День за днем проводил он в изнуряющих упражнениях. Его тело, уже давно приобретшее смертоносную силу, теперь налилось какой-то иной природой – злобой, исходящей из самого сердца, пропитанного ядом ненависти к живому миру… От неясности положения вещей и дальнейшего их развития Нартанг с каждым днем все больше зверел.
 
   Наконец однажды в лагерь прискакал гонец от короля, которого так ждали командиры.
   Тут же все были приглашены в палатку главнокомандующего.
   Нартанг вернулся с собрания веселый и довольный:
   – Скоро бой! – коротко объявил он своим людям, но столько в эти два слова было вложено огня, что все даже повскакивали с мест и радостно закричали, будто бы не на смерть предстояло им идти, а на праздник. Хотя о смерти данератцы думали меньше всего, и битва действительно была для них праздником, ну а «приемные» кеменхифцы давно уже жили только учениями и волей своего командира.
 
   И вот настал день последней битвы. Прогремели трубы, и войско Кеменхифа качнулось вперед, медленно поползло лавиной, устремляясь к главному штандарту врага.
   Хистанцы тоже отдали сигналы атаки и пошли вперед.
   Нартанг махнул своему отряду – назначенный на один бой пятисотенным, он был поставлен теперь командиром всех наемников. И люди, что поначалу с недоверием и страхом относились к нему, теперь шли вперед, покоренные его силой и отвагой, готовые поддержать в любой отчаянной затее.
   Зорко и цепко оглядев ряды врага и их порядок, Нартанг тут же почувствовал подвох. Так не ставят солдат при лобовой атаке – их явно заманивали развернуться в нужном врагу направлении.
   – Хьярговы ротозеи! – ругнулся Нартанг, глядя, как кеменхифские порядки разворачиваются согласно замыслу врага. Хадор купился на уловку, которую он сам использовал при взятии города ткачей, когда только еще учился военному ремеслу,
   – Халдок! Разверни всех сетью по десяткам через поле! – махнул он своему лучшему опытному заместителю на этой войне, – Ригул, Халак, Гар, Ригар,- за мной! – оглянулся он на своих воинов – Нам надо встать на том холме и разделить весь этот поток! Рубимся во всю мочь – иначе нас всех размажут по проклятому полю! – прокричал он, отводя своих людей далеко в сторону от общего войска.
   Увидевший это движение Хадор решил, что проклятый наемник уводит людей, испугавшись многочисленной силы врага, хотя ему и трудно было в это поверить, но происходящее говорило именно об этом.
   – Куда он их ведет? Проклятый урод! Он уводит их?!
   – Мой командир, этот висельник продался! Он подкуплен! – заорал очумелый советник.
   – Сейчас не время, но он пожалеет! – сквозь зубы процедил Хадор и махнул командирам, чтобы те ускорили темп наступления, пришпорил своего коня.
   Две армии неотвратимо сближались. Но войско наемников Кеменхифа перекрывало движение всему правому крылу хистанцев, а совсем маленький отряд вставал вообще в отдалении основного движения.
   – Что он задумал?! Не пойму! – проследив за странным маневром, вновь ругнулся Хадор, – Куда он сам?
   Его военачальники только пожимали плечами, нервно поглядывая на приближающегося врага.
   Нартанг же спешил занять со своими людьми холм Биора, что разделял равнину почти на равные половины:
   – Встать рогатиной! – скомандовал он, когда они наконец достигли цели своего марш-броска, делая повелительные жесты рукой.
   Когда его воины выстраивались в указанном порядке, две армии сошлись в страшном ударе: шиты грянули в щиты, мечи с лязгом рубили доспехи, поражали плоть. Однако вскоре, как и предугадал Нартанг, с другого конца поля выбежали отряды, спрятанные хистанцами до времени в резерве. Они быстро стали приближаться к разгоряченным битвой врагам, наметившись ударить в спины. Однако на их пути развернулся цепью небольшой отряд, а прямо посередине движения двух фронтов резерва на холме укрепилась малая горстка неприятеля. Замешкавшись лишь на миг, хистанцы пошли в атаку.
   Отправленные с Халдоком наемники приняли на себя основной удар отборных резервных войск врага. Нартанг же со своими пятьюдесятью данератцами творил вообще небывалое сдерживая на вершине холма атаку целой тысячи. За последние две недели Нартанг довел себя до такого физического и морального состояния, что даже обычное для него боевое откровение не было ему заметно: злоба и ярость, что он выплескивал на врагов, казалось, разили сильнее стали его оружия – он орудовал мечом и лезвием, отбросив щит и презрев опасность смерти, а приближающиеся хистанцы невольно начинали пятиться, завидев перед собой знаменитого и страшного Гаура. Он выступил на несколько шагов вперед перед сплоченным строем своих воинов и кромсал направо и налево, образуя вокруг себя баррикаду из тел мертвых врагов. По рядам неприятеля пронесся отчаянный ропот с его прозвищем «Гаур», хистанцы дрогнули, снедаемые суеверным страхом и реалией свершающейся с ними пугающей истории – невиданной смерти десятков от руки одного существа… В то, что Гаур человек уже никто не верил, хотя размышлять сейчас об этом было и глупо, но люди не столько боялись смерти в обычном бою, сколько встречи с мифическим чудовищем, которого они видели перед собой.
   Хадор, все же вскоре разгадавший маневр врага и благодаря самоотверженному действию наемников спасший большую часть своих солдат, обреченных вражеской задумкой на неминуемую гибель при атаке с тыла, в последний момент сумел развернуть отряды и бросить их на нужные позиции, начиная теснить неприятеля.
   Налетевшие на холм Беора и застрявшие там хистанцы, уже принялись пятиться и обходить его с разных сторон, как непреодолимую преграду, когда на выручку подоспела добрая половина кеменхифской армии. Затянутые в сечу крылом Халдока враги не успели как следует сгруппироваться, когда Хадор повел своих в новое наступление.
 
   Этот бой запомнился многим и принес наемникам славу и признание, а Кеменхифу долгожданную победу. Враг бежал, оставив таким трудом завоеванные ранее позиции.
   Все ликовали. Все, кроме Нартанга – в этом сражении он потерял многих, на кого делал ставку, правда, не лишившись ни одного соотечественника. Война грозила закончиться, а собранных на ней средств и людей, явно не хватало, чтобы отправиться в заветное путешествие в поисках нового Данерата.
   – Позволь сказать тебе, Нартанг, что ты не человек! Ты – легенда! – восторженно глядя на страшного командира наемников, еще тяжело дыша, улыбаясь, проговорил Хадор, только что отдавший первые распоряжения по дальнейшим действиями, подойдя к спасителю сегодняшнего положения.
   – Да, я – волколак, – зло оскалился Нартанг – он весь сейчас был мокрым от чужой крови и взор его еще пылал безумством битвы.
   Хадор вздрогнул и невольно отступил на шаг – он не знал перевода данного наемнику прозвища, относя его к просто грозно звучащему сочетанию звуков – видно хистанцы больше взяли из общего древнего языка – вид же, нрав, сила и просто фантастическое умение страшного бойца настолько соответствовали только что названному мифическому чудовищу, что главнокомандующий с суеверным ужасом посмотрел в черный бездонный глаз героя сегодняшней битвы.
   Воин же, не дожидаясь очередного его высказывания, резко повернулся и пошел к своим людям – похвалить данератцев и проверить кто остался из «его» кеменхифцев.
   К сожалению Нартанга, ставка сделанная им на пополнение своего народа, не оправдалась – из пяти десятков, дополнявших данератцев до сотни, осталась только дюжина…
   Победа, которую все принялись бесшабашно отмечать, никак не радовала короля мертвой страны – для него она была слишком дорогой. Все его труды последних месяцев канули в ничто… Так что все пили на радостях, а Нартанг с горя. Сначала он перебирал всех, кто не вернулся из этого боя. Вспоминал их лица и имена, что не получалось и что наоборот лучше всего давалось им из воинской науки, какие у каждого были отличительные жесты или слова. Затем, перебрав всех погибших и залив в себя уже изрядное количество выпивки, Нартанг вспомнил Тагилу. Он уже давно не вспоминал о ней, запретив себе эти мысли, но хмель сделал свое дело.
   Его, сотни раз убивавшего и видевшего разные смерти, так сильно потрясла ее смерть, что наверное уже навсегда останется в памяти, как многие те вспышки шока и удивления, большей частью связанные с болью юношеского поражения и плена в пустыне. Но все те переживания были уже пережиты, обдуманы и забыты – это были лишь воспоминания. Тагила же была еще пока в настоящем. Он запретил себе думать о ней, чтобы окончательно не свихнуться – и без того забитая всякими тяжелыми мыслями голова, с ее смертью грозила просто разорваться от невозможности осмысления и принятия случившегося. Все время, пока пленница была с ним, ему казалось, что это всего лишь его глупая прихоть – держать всадницу, пытаться покорить ее, что исчезни она – он о ней даже и не вспомнит. Он даже был готов к тому, что рано или поздно сам отпустит ее или просто позволит сбежать. Но, потеряв ее вот так неожиданно, он ощутил жуткую пустоту внутри себя. Пустоту, обрубившую все – словно смертельный удар меча, обрывающий жизнь и дарящий черное забвение. Это чем-то напомнило ему смерть Данерата. Похожая убийственная тоска, только, конечно же, уже не такая всесжигающая.
   Теперь во хмелю мысли текли немного медленнее, не так резко оформлялись в жестокие выводы, не сразу выворачивали перед воином правду – сейчас он мог спокойнее вытерпеть свои умозаключения, и поэтому Нартанг продолжал заливать в себя вино и думать, не обращая внимания на шум всеобщего гуляния. Самоубийство гордой воительницы еще сильнее укрепило его в мысли о том, что ни одна женщина на свете не пожелает уже связать с ним свою судьбу, или просто хоть ненадолго остаться с ним. Конечно, в своих мыслях он не думал о продажных шлюхах или грязных, вечно пьяных потаскухах, что вились вокруг любого войска, как мухи вокруг гниющего трупа. Нет, он думал о настоящих женщинах, о тех, которые нравились ему – сильных, гордых, также как и он властных и непокорных. Потом он уже в который раз вспомнил Чийхару. Ведь выбрала же его пылкая красотка, не побоялась гнева своего повелителя, чтобы заполучить себе воина в любовники! «Заполучить»,
   «выбрала»… Вот именно, не он, а она выбрала его. Непокорной чертовке захотелось еще раз доказать всему свету, что она будет делать то, что ей взбредет в голову.
   И доказала, в последний раз в своей жизни… Потом мысли пьяного Нартанга потекли еще медленней, он начал вспоминать Сухада, их продолжительные беседы, стал вспоминать свою жизнь в песках на правах полу-раба – полу- ни пойми кого…
   Проклятого Карифа – самого великого обманщика и пройдоху, встреченного им в своей жизни. Но уже даже подлый торговец не вызвал в нем обычной вспышки гнева, и вскоре воин уснул.
 
   Основной бой был выигран, теперь осталось вычистить границы от малых шаек расчлененного воинства, разбежавшимся по оврагам, лесам и деревням. Все остальное войско медленно тянулось следом за разведывательными отрядами «чистильщиков», чтобы остановиться на установленной ранее границе, грозя вторжением. Конечно же на это задание были посланы наемники – пусть ползают по буеракам – не кеменхифцам же грязную работу делать.
   Однако все эти суждения были чужды Нартангу, для него намного хуже было бы в бездействии плестись гужевым за передовыми. Поэтому в приподнятом настроении духа он со своими воинами прочесывал земли. Занятие, которое по достоинству могут выполнить и оценить лишь настоящие воины – охотники за людскими жизнями.
   Здесь можно было по мальчишески посостязаться в разгадывание следов или установлении давности стоянки, похвастать, сколько выследил и убил врагов – все это было даже занятней обычной сечи, где данератцам оставалось только идти вперед и рубить, словно дрова, попавшихся под руку.
   Чтобы забава была более приятной, на вылазки ходили самое большее – десяткой, но и то, когда точно знали, что впереди больше двух дюжин преследуемых, а так обычно по трое – по пятеро – и охват территории больше и хоть какое-то чувство опасности присутствует. Развлечение это предложил сам Нартанг под хмурый взгляд Халдока – всегда отличавшийся особой «бережливостью» к своим людям молодой предводитель на этот раз имел в голове просто какие-то мальчишеские затеи. Но королей не выбирают, а уж тем более с ними не спорят, по крайней мере не в Данерате, и не с Нартангом… Да и к слову, никто кроме Халдока не был против этакого «веселья»! Данератцы с радостью принялись разбиваться по «охотничьим» отрядам и выбирать себе маршруты по карте. Нартанг довольно скалился, видя как все приободрились. Сам же он почему-то тут же ощутил неодолимую и глубокую тоску, такую, от которой как говориться, хочется волком выть. Он наклонился над картой, все тут же затихли и немного отстранились. Воин быстро пробежал по испещренному рисунком и пометками листу, выбирая на нем место, куда еще не собрались выступить другие, ткнул пальцем в устье маленькой тоненькой ниточки-речушки:
   – А я пойду здесь поохочусь. Халдок за старшего, пока не вернусь. Чтобы в лагере всегда было два десятка – не меньше. Ну все -Удачи нам всем!
   – Удача со всеми нами всегда! – грохнуло дружно ему в ответ несколько десятков глоток, но даже это не ободрило молодого короля – он только махнул в ответ и пошел в намеченном направлении.
 
   Выступив из лагеря утром и дойдя до намеченной речушки, Нартанг так никого и не встретил, хотя он мало на это рассчитывал – ему просто надо было побыть одному.
   Он собирался вернуться на стоянку к закату, но потом что-то отвлекло его от обратной дороги, мысли унесли его далеко от «охоты», а внезапно подвернувшаяся лесная тропинка – далеко от обратного пути в лагерь. Обнаружил это Нартанг, не раз вспомнив Хьярга, уже когда вышел из леса к полю, за которым виднелись реденькие домишки поселения, а спустившиеся сумерки застали его врасплох. Было два пути: ночевать одному в лесу или дойти, пока еще хоть что-то видно до селения. Так как по своей недавно зародившейся и начинающей заметно расти от близости своих воинов и легкости войны халатности, он не взял ни плаща ни второго ремня с подсумком, где были огниво и все самые необходимые в пути мелочи, Нартанг выбрал второе. Прибавив шагу, а потом и вовсе перейдя на бег, воин вскоре уже был в маленькой деревеньке, где через мутные оконца домов едва угадывались огоньки лучин. Некоторые дома и вовсе стояли брошенными. Люди здесь явно бедствовали, да и не удивительно – стоящая у самой границы военных действий деревенька служила кормушкой для всех вооруженных людей и с той и с другой стороны. Нартанг сначала хотел занять пустой дом, но немного поколебавшись, все же постучался в жилой, где в окошке вздрагивал огонек лучины. На его стук приглашения войти не последовало, и лишь какая-то возня пошла в доме. На всякий случай Нартанг отошел немного за угол – он бы не удивился, если бы хозяева принялись стрелять из лука в неприметную дверную щель, чтобы отвести от себя нежданного человека. В такие времена люди уже не думают о хорошем – когда постоянно грабят и обирают, то и ждут от пришлых только этого, ну а свои все по домам сидят и так же вот от каждого стука вздрагивают. И так, отойдя от двери.
   Нартанг продолжал слушать звуки внутри. Он даже толком и не знал что потянуло его к простым людям – любопытство ли, желание ли посмотреть на быт невоенных или просто потребность общения с кем-то совсем чужим и далеким от всего, кому можно рассказать все что угодно и ничего от этого не изменится, только на душе заметно полегчает… Хотя последнего себе Нартанг никогда не позволял, хотя и знал, как от этого бывает хорошо всем остальным, нормальным, людям…
   – Кого там нелегкая принесла?! – после очень долгого ожидания и напряженного топота, наконец, послышался из-за двери старушечий голос.
   – Кеменхифского солдата, хозяйка, – просипел Нартанг, остерегаясь говорить в полный голос, чтобы его рык совсем не испугал и без того верно перепуганную женщину.
   – И чего же тебе надобно? Сбёг, небось? – уже немного посмелее и с оттенком сарказма вопросил из-за двери второй женский голос, явно моложе первого. Этот голос верно вычислил, что раз дверь не ломают, значит, скорее всего и грабить не собираются, а это уже вселяло надежду, что стучавшийся чтит человеческую правду.
   А раз так, то правдой этой можно человека и приструнить, чтобы даже если озорничать и не хотел, то, войдя, еще и сам побоялся, что сдадут его обратно, как дезертира, если он чего удумает.
   – Не-е, завтра обратно вернусь, – оскалившись простоте мыслей людей, которых, еще не видя воочию, он видел насквозь, вновь просипел Нартанг, – Ночь в пути застала.
   Переночевать бы мне.
   За дверью произошло короткое шушуканье, а потом вновь более молодой и бойкий женский голос спросил:
   – А плохого не замышляешь?
   – И не думаю, – все продолжая скалиться и внутренне веселиться тихо ответил воин.
   – Клянись Небом! – потребовала из-за двери уже старшая.
   – Клянусь.
   – Тогда входи, соколик, – лязгнул незамысловатый замок, тяжко и протяжно заскрипела на ржавых петлях дверь, на пороге показалась не совсем еще дряхлая старуха, а за ее спиной лет сорока женщина, сжимающая в руках вилы, зубьями своими направленные на вечернюю тьму за дверью и на того, кто в ней стоял.
   Нартанг не стал входить сразу из-за угла в освещенный тусклым светом лучины квадрат от открытого дверного проема, а наоборот ушел еще дальше в вечерний сумрак. Из темноты, обойдя крыльцо полукругом, он изучил обстановку за спинами двух женщин – не ждет ли внутри дома кто-то третий с припасенной для незваного гостя стрелой наизготовку? Но, не обнаружив и не услышав больше никого, воин вошел, наконец, в свет под единый вскрик женщин, увидевших своего страшного гостя. Когда воин уже переступил порог, немая сцена продолжилась – казалось, хозяйки вмиг лишились и дара речи и способности мыслить и двигаться, а лишь глядели широко раскрытыми глазами, словно загипнотизированная змеей жертва.