Страница:
Через десяток шагов Нартанг резко обернулся:
– У кого вторая половина? – обрывисто рыкнул он, протягивая Хароку вытащенный недавно Халдоком наконечник.
Харок выдержал взгляд короля:
– Я нашел. Уже выбросил… – немного выпрямившись, спокойно ответил он.
– Остальные знают? – смиряя свой первый напор, уже спокойнее приглушено спросил король Данерата.
– Только мы четверо.
Нартанг испытующе смотрел на него. От этого взгляда все военачальники Кеменхифа отводили глаза, но Харок выдержал – ведь это был его король, его «отец» и он любил его, пожалуй, так же, как любил погибшего вместе с Данератом настоящего- родного отца, за то, что он действительно был их предводителем и надеждой на новую жизнь -он был за него, за него всем сердцем:
– Мы поклялись молчать. Никто не узнает.
– Хорошо, – кивнул Нартанг, отпуская жестом воина к общему костру, – Понял? – рыкнул он Халдоку.
– Понял, мой король, – в этот момент Халдоку действительно захотелось поклониться этому молодому парню, годящемуся ему в сыновья, если не во внуки, и наделенному властью самой Судьбой от рождения.
Все окрестности были прочесаны. Случилась еще одна небольшая баталия с двумя сотнями собравшихся каким-то чудом остатков, но естественно – это было безнадежной затеей со стороны врагов – их передушил бы и отряд Нартанга, а тут вышла вся кеменхифская громада, шествующая к границам земель.
Войско дошло до означенного места и развернулось большим лагерем, правда с усиленными постами.
Начались военные переговоры между командирами. Король Кеменхифа не ко времени серьезно захворал, и поэтому любое важное решение приходилось растягивать на полторы недели не меньше, гоняя гонцов в столицу и обратно.
Воины скучали и кисли, без дела слоняясь по лагерю, собираясь вечером за кострами.
– Что за король? Посмотреть бы на него… Кто так ведет войну? Отвоевал два поля и какие-то нелепые грамоты туда-сюда мотает! Мы же гоним! Сейчас прочесали бы все до их города, всех, кто оскалится – передушили бы, да дань наложили – сразу тебе и рабы и барыши каждые пол года и угрозы нет, что снова голову поднимут. А так что? Собаку, что кусила что? Прибить или на цепь, а здесь что? Поругал и оставил!
– Халдок тоже был недоволен войной, впрочем, как и все данератцы, не разделяющие общего веселья соратников.
Нартанг слушал разговоры своих воинов и был согласен с ними. Он не понимал такого решения короля Кеменхифа – заключать мировые соглашения с соседом, который вечно грозил войной. Он вырезал бы угрозу и неповиновение на корню, как и привык, как учили с детства, но… не он вел эту войну, к счастью для Хистана – он лишь участвовал в ней, к его горю…
Наконец, мировые были подписаны, границы оговорены, военная добыча описана.
Нужно было отводить войска обратно. Однако, никто не спешил этого делать. Шли недели.
На лагерь напали всеобщая разгульность и лень.
Кеменхифцы не уставали праздновать победу, данератцы же мрачнели и скучнели с каждым днем.
Эта тоска мучила и Нартанга. Чтобы хоть как-то занять себя, он уходил бродить по окрестностям, разрабатывая прострелянную ногу. Потом, разведав, что неподалеку находится торговая пристань, решил сходить туда. Под хмурые взгляды воинов король Данерата в который раз ушел со стоянки войск, полностью отдаваясь дороге и своим мыслям. Был последний месяц лета и холодные ветра еще не напоминали о неприятностях погоды, поэтому и мысли все были какие-то яркие и светлые. Нартанг шел и думал о том, что и как надо сделать, чтобы привлечь побольше солдат, отряженных вновь под его начало, как описать чужакам жизнь Данерата, чтобы возродить его. Война закончилась и он ясно понимал, что еще пара седьмиц и воины заскучают – нужно было что-то делать. Он решил искать корабль и плыть, как это когда-то сделали его предки, куда поведет Удача, чтобы создать новый Данерат.
Дойдя к концу дня к пристани, воин понял, что пришел явно не по назначению: о том, чтобы выходить в открытую большую воду на этих «корытах», что кеменхифцы назвали кораблями, не могло быть и речи – это понимал даже он – далеко не сведущий во всех тонкостях судоходства. Побродив по небольшому городку, устроенному у причала и переночевав в прилежащем постоялом дворе, под завязку набитом рабочим людом, воин отправился в обратный путь немного разочарованным.
Теперь ему нужно было ехать, по словам Хадора, на другой край страны, чтобы увидеть большие корабли – главная пристань располагалась невдалеке от столицы.
Наскоро перекусив жареным мясом с бобами, Нартанг спозаранку выступил в обратный путь, чтобы прибыть в лагерь к ужину.
Стояла обычная для жарня дневная духота: солнце жарило так же, как когда-то в пустыне, ветер нес песок и пыль а в ярко-синем небе не было и намека на облачко, хоть на миг бы прервавшего солнечное пекло. Нартанг, обнаженный по пояс и мокрый от пота шагал по дороге. Его медная от прилипшего уже навечно загара кожа приобрела сероватый оттенок от налипшей на мокрое тело пыли, волосы же он завязал на затылке в узел, чтобы хоть как-то снизить перегрев. Обратно он пошел другим путем, решив получше изучить местность, и когда впереди справа блеснула какая-то речушка, воин посчитал это за улыбку Удачи – вода сейчас была просто сказкой для измотанного путника. Не задумываясь, он свернул с дороги и пошел через луг к воде. Быстро раздевшись и побросав вещи на берегу, воин нагишом бросился в реку. Однако мелкая речушка, хоть и имела сильное течение, до дна прогрелась жарким солнцем и теплая вода не принесла желаемого облегчения. Не желая, однако, вылезать под палящие лучи, Нартанг пустился вверх по течению, чтобы потом «прокатиться» на молочных струях. Увлеченный борьбой с водой, воин не обратил внимания на появившихся на дороге пятерых конных солдат. Это были хистанцы и было не понятно что они делали в землях Кеменхифа после поражения и завершения войны… Всадники же, приметив на реке купающегося человека, направили коней к нему. За спинами у них обнаружились арбалеты, которыми они не преминули вооружиться. Зарядив оружие, всадники растянулись вдоль берега, куда должен был вернуться пловец к оставленным вещам. Нартанг доплыл до запримеченного камня, перевернулся на спину и отдал воде нести свое тело. Однако чувство опасности врезалось в расслабленное сознание раскаленным угольком. Воин перевернулся на живот и быстро скользнул взглядом по берегу, увидел пятерых всадников, отметил их вооружение и быстро нырнул под воду, загребая к покинутому берегу, в то место, где он зарос густым ивняком. Вынырнув под защитой густых зарослей, воин выругался – в более нелепом положении он не мог себя припомнить.
Скакать нагишом по зарослям от пяти конных арбалетчиков ему еще не доводилось.
До лагеря было еще около трех миль, куда сворачивала эта река Нартанг не знал, поэтому проплыть по ней, укрываясь от арбалетчиков под водой тоже не было выходом. Все эти его мгновенные мысли прервал самый молодой из всадников, который оказался главный в пятерке – еще не совсем окрепшим юношеским голосом он прокричал, подъехав к ивовым зарослям:
– Эй, ты, не прячься – выходи! Мы не сделаем тебе ничего плохого, а только спросим!
– Угу, а арбалеты у вас заряжены тоже, чтобы ничего плохого не делать?! – рыкнул из кустов воин, и от его голоса испугалась и стала приплясывать лошадь молодого седока. Сам же юноша тоже вздрогнул и немного смущенно обернулся на своих спутников – четырех рослых солдат, сопровождавших его по воле отца и явно не одобряющих ни одного его действия.
– Мы не станем стрелять – выходи! Ты один? – при этих словах юноша снял арбалетную стрелу с тетивы и сделал знак своим спутникам последовать его примеру.
Однако его телохранители не поддерживали его в благородном порыве и медлили, озираясь по сторонам.
– Я один; и я не выйду, пока вы не повесите арбалеты себе за спины, – непререкаемым тоном продолжал вести переговоры из-за куста Нартанг, поминая про себя всех богов которых знал непечатными словами.
– Тебе нечего бояться! Я даю тебе слово, что мои друзья не выстрелят! Выходи! – уговаривал тем временем юноша.
Нартангу эта глупая ситуация уже порядком надоела, нагота его не смущала, а последние слова юнца о предполагаемо испытываемом воином страхе и вовсе стали последней каплей – он стал продираться через заросли прямо к молодому всаднику.
Он поставил себе целью как можно скорее преодолеть разделяющее расстояние и скинуть сосунка с коня, завладев пацаном и оружием – он понял, что паренек является каким-то «папенькиным сынком» и им можно будет воспользоваться, если что, как живым щитом – четверо всадников не посмеют что-либо сделать, чтобы не навредить опекаемому.
– Ну хорошо! – прорычал воин, продвигаясь с непредвиденной остальными быстротой и проворством.
Он осуществил бы задуманное без помех, если бы спутники паренька следовали указанием сына господина – все четверо при звуках продвижения по кустам незнакомца, подъехали к своему опекаемому и наставили взведенные арбалеты на заросли. Нартанг вылетел из зелени, собираясь в несколько прыжков, за одно мгновенье, подскочить к молодому парламентеру и вырвать того из седла, но вид четырех, направленных в него, арбалетных жал остановил его. Воин замер на середине начавшегося движения – в нем еще жила память о не так давно засевшем в теле железе, извлеченном Халдоком.
– А ну стоять! – в один голос предупредительно вскрикнули все четыре спутника юноши.
– Не стрелять! – в отчаянье обернулся на них парень, а потом более медленно он перевел взгляд на представшего ему из зарослей незнакомца, и глаза его понемногу округлялись – представший перед ним не мог сравниться по уродству даже с виденными Агдаем изувеченными ранеными, вернувшимися с войны, а повидал он их не мало. Юноша напряженно обвел взглядом замерших мужчин. Он всем своим существом вдруг ощутил неведомое ему до этого чувство острой опасности и не мог понять, почему же этот страшный незнакомец вызвал его.
Человек, появившийся из кустов, если не считать страшных шрамов, вроде бы ничем и не отличался от обычных людей, однако все в нем было как-то не так – движения, взгляд, даже напряженные мышцы отличались какой-то чрезмерной «сухостью», жилы и связки неестественно выделялись натянутыми веревками под гладкой кожей – он словно был слеплен из них по кускам, неровно подогнанным друг к другу. Когда же незнакомец начал двигаться, наваждение о несуразности его строения вмиг прошло – все его тело заработало так слаженно и с такой пугающей четкостью и быстротой, что Агдай невольно натянул поводья, понуждая лошадь пятиться. Четверо же его спутников, тоже сразу почувствовавшие во встречном неладное, снова покрепче взялись за оружие, один из них выстрелил, всадив арбалетный болт рядом с ногой воина:
– А ну стой смирно! Не то утыкаем стрелами, что ежа! – снова предупредили его всадники.
– Ладно, – сдержанно просипел воин, косясь на стрелу, засевшую почти до оперенья в землю рядом с его ногой. Он выбросил мысль подобраться к одному из арбалетчиков и стал искать новый план действий, – Что так и буду стоять? Чего вам? – начиная раздражаться еще больше, все не признавал своего подчиненного положения ситуации Нартанг, осматривая всадников цепким и недружелюбным взглядом.
Все четверо явно были умелыми солдатами – крепко и привычно держали оружие, не спускали его с прицелов, следили за прилегающей территорией – от них не стоило ждать оплошностей и не следовало относить к незначительной помехе. Потом взгляд воина задержался на юноше, на нем и остановился – парень был копией умершей Тагилы… Только слепой не назвал бы его родным братом знаменитой хистанской всадницы. От этого своего заключения воину сделалось как-то неловко и неуютно – он чувствовал за собой вину в смерти воительницы и не готов был убивать ее младшего родственника. Нартанг решил больше не дергаться и дать ситуации разрешиться самостоятельно.
– Где располагаются командиры армии Кеменхифа? – немного оправился и снова взял ведущую роль в переговорах юноша – Ты ведь солдат? Ты знаешь, – скорее утвердительно чем вопросительно добавил он.
– Может и знаю. Только если скажу – меня за это повесят в лагере, – попытался скосить под дурачка воин.
– А не скажешь – мы тебя здесь повесим! – пригрозил один из всадников, как раз тот, что разрядил свой арбалет у ног воина и теперь уже накладывал новый болт.
– Варго! – одернул спутника юноша, – Мы ничего тебе не сделаем, если скажешь, что просим. Мы не шпионы – не беспокойся. Мы не думаем зла для Кеменхифа. Я еду с мировой бумагой, подписанной королем Хистана, в которой говориться, что поездка моя есть дело семейное, а никак ни военное. Я ищу свою сестру. Все говорят – она в плену. Я хочу выкупить ее! Если скажешь где лагерь и сам получишь награду, – с этими словами парень поспешно вытащил из-за пояса золотой и показал его воину.
Нартанг ухмыльнулся, скалясь одной стороной рта – он чувствовал себя не в своей тарелке, вынужденный бездвижно стоять под прицелами арбалетов:
– Как же покажу, если велели стоять смирно? Рукой укажу – так пристрелите еще! – с плохо скрываемым сарказмом и насмешкой рыкнул он, исподлобья оглядывая всадников.
– Я же сказал опустить арбалеты! – недовольно и властно повторил срывающимся голосом парень.
– Ваша милость, как бы беды не вышло от этого человека, – примирительно и извиняющее пробасил один всадник.
– Не простой он солдат, – подтвердил второй, не сводящий с воина глаз.
– Да пусть хоть оденется! – в сердцах уже просительно воскликнул юноша, понимая, что его приказы телохранители выполнять не намерены.
– Иди, одевайся, давай, только не дури! – указал взведенным арбалетом самый старший из четверки.
Нартанг пошел к оставленным вещам, напряженно продвигаясь мимо чужаков; он спиной чувствовал их пристальные взгляды и чувствовал себя скверно от своей безучастности и невластности над ситуацией. Наконец, он подошел к своим вещам и наклонился за ними.
– Даже не вздумай за оружие хвататься! – окрикнул его сзади все тот же седоватый всадник, – Нас четверо! – напомнил он.
– Я помню, – сквозь зубы процедил воин.
Когда он натянул штаны и сапоги, застегнув все ремни и навесив на себя все, что было, то обнаружил, что юноша спешился. Четверо телохранителей занервничали, не готовые к такой ситуации – они не могли напрямую приказывать пацану и запретить ему что-то не имели права, а тот намеренно или нет, но подвергал себя опасности, намериваясь приблизиться к уже вооруженному солдату Кеменхифа…
– Не обижайся на них, прошу тебя! Скажи мне только где стоянка войск и мы поедем дальше, а я награжу тебя золотым, – примирительно улыбался юноша грустной улыбкой печально глядя на воина глазами своей сестры, но так, как она ни разу не смотрела на него…
– Ты не найдешь там своей сестры, – вдруг ни с того ни с сего ляпнул воин; и при его словах лицо пацана вытянулось и побледнело от волнения:
– Ты знаешь ее? Тагила! Ее зовут Тагилой! Она всадница! Командир конников!
– Знаю, – неохотно кивнул воин, – Знал… – мрачно поправился он потом, отводя взгляд в сторону, – Померла она.
– Нет!!! Ты лжешь! – в голосе парня было столько горя и отчаянья, что Нартанг невольно вновь поднял на него опущенный было взгляд – он давно отвык от столь яркого проявления человеческих чувств. В глазах парня тут же появились слезы, – Ты видел? Может, ошибся?! – Агдай в порыве сделал несколько шагов к воину.
– Господин, Агдай, отойди от него! – тут же окрикнул его старший всадник – он был в том походе, где пала под рукой командира кеменхифской засады прекрасная всадница – сам он чудом вырвался из той мясорубки и конечно же не видел лица воина, скрытого в том бою шлемом. Но предчувствие не давало бывалому солдату покоя. Теперь он был уверен, что именно тот человек, что лишил его прекрасной командирши, и стоит сейчас перед ним.
– Не лезь, Варго! – одернул его было юноша, но солдат не унимался:
– Да это он тогда ее завалил! Я его узнал! – решил он слукавить, и это у него получилось.
Нартанг не привык вести какие-то словесные игры, и уж тем более не помнил как он шел тогда в бой – их у него было десятки в этой войне да и вообще он мало что помнил из битв; он отступил на всякий случай на несколько шагов назад:
– И что с того? Вы на земле Кеменхифа и нарушили границу. Как и тогда. Конница вторглась на чужую землю и была разбита. Война – везде одинакова, у нее особых нет! – как мог изложил свое миропонимание он.
– Ты ее убил??! – уже шагая за порог человеческого мышления и понимания, в шоке от такого «попадания в яблочко» казалось бы обреченной на провал экспедиции, уставился на него Агдай.
– Нет, – только и рыкнул воин, сам входя в какую-то меланхолию от воспоминаний о гордой всаднице.
– Да вздернуть его на дерево, а там уже и посмотрим – он или не он! – продолжал управлять ситуацией полуседой всадник.
– Нет! – зло оглянулся на него юноша, – А если не замолчишь и не прекратишь своевольничать, так тебя самого по возвращении повесят! Где и когда ты видел сестру? – последние слова относились уже к Нартангу.
Однако вся эта ситуация уже порядком извела воина: он вынужден был смирно стоять под прицелами арбалетов, какие-то выродки решали повесить его или нет, а теперь еще этот сосунок взялся задавать ему вопросы.
– Ты хоть знаешь с кем говоришь, щенок? Ты хочешь, чтобы король Данерата отвечал какому-то выродку из лошадиных говночистов? Да хоть вы тут меня всего своими сраными стрелами утыкайте – я и слова не скажу! – зло прорычал он, начиная не на шутку заводиться.
Потом неожиданно хлопнула тетива, но налившееся уже злостью и боевым откровением тело воина среагировало на это намного быстрее рассудка – он метнулся в сторону – в землю, где он только что стоял воткнулся болт, посланный ранить его в ногу.
Случившееся решило исход всего этого дела – боевой механизм был запущен: в следующий миг Нартанг бросился к ближайшему всаднику с взведенным арбалетом. В начале своего движения он взялся за свой походный мешок и, рванув его через плечо, снял и швырнул в атакуемого им. Всадник выронил оружие и через мгновение безвольно поник так и оставшись сидеть в седле со сломанной шеей. Напуганная лошадь с мертвецом на спине стала пятиться от опасного человека и тем самым мешала второму всаднику выстрелить. Варго еще перезаряжал арбалет, а последний телохранитель уже спускал крючок – его стрела должна была пройти грудь воина не защищенную доспехом насквозь. Нартанг бросился на землю и перевернулся несколько раз уходя в сторону, вскакивая на ноги он успел выдернуть из ножен нож, который тут же полетел в уже зарядившего свой арбалет Варго. Бывалый солдат упал с торчащей из горла рукоятью. Всадник, отделенный от воина всхрапывающей лошадью, выстрелил, но промахнулся. Нартанг замер на мгновенье – его затуманенный взор устремился на обладателя единственного опасного в данный момент оружия – последнего арбалетчика. В этот же миг стрела уже вылетала из оружия. Совсем сгорая от небывалого напряжения, воин сосредоточился на ней. Он ловил стрелы, выпущенные из лука. Арбалетный болт бил сильней и летел быстрей. Король Данерата смог поймать и его. Тонкое древко обожгло ладони и осталось в них. Нартанг перехватил стрелу и воткнул ее в грудь лошади, на которой сидел всадник, первый из двоих оставшихся выстреливший в него – тот уже заканчивал заряжать арбалет, когда его лошадь заверещала и взвилась на дыбы в следующее мгновенье помчавшись прочь, обезумев от боли, не слушая уже поводьев и не разбирая дороги и направления. Оставался еще один всадник – не теряя времени, Нартанг обернулся к нему, в начале движения уже вытаскивая из-за пояса лезвие. В следующее мгновенье его страшное невиданное оружие врезалось в череп телохранителя Агдая. Последнего всадника, которого только что сбросила несчастная лошадь, воин убил намного хладнокровней и спокойней: его «запас боевого вдохновения» практически закончился, и как бы отходя от него, словно от наркоза, немного ленивыми движениями, он подошел к начавшему было подниматься, и сбив ударом ноги обратно на землю, прикончил, сломав позвоночник вторым сильнейшим ударом.
Тяжело дыша, воин обернулся на застывшего в оцепенении, онемевшего от всего только что случившегося на его глазах Агдая. Парень был белее полотна. Глаза его были круглыми и стеклянными.
– Твоя сестра сама себя убила. Не захотела остаться со мной. Я похоронил ее два месяца назад, – только и рыкнул воин, уже забрав нож и лезвие из трупов и вскочив на одну из двух оставшихся рядом лошадей, поворачивая ее прочь, – Кажется, я ее любил… – ни к селу ни к городу добавил он, сам поражаясь тому, что творилось сейчас у него в душе…
Эта встреча и сказанные в ее конце слова непонятным образом освободили воина от постоянных мыслях о всаднице. После этого происшествия, о котором он никому не рассказал, он начал спокойно спать: не общаясь более с умершими и не вставая перед решением каких-то задач, а просто проваливаясь в мягкую черноту. Однако спокойный сон и вновь умершее сердце нисколько не убавили тревог о неопределенном будущем.
Нартанг ходил на общие собрания командиров, возвращался оттуда мрачным и ничего не говорил, а понять что-то по его лицу как и всегда было невозможным.
На очередном из таких собраний Нартанг задержался дольше обычного, потому что никак не хотел уступать другим командирам включить его данератцев в отряд, которому предстояло заняться срочным сбором продовольствия с захваченных земель – разведка одно, а шарить по амбарам и набивать телеги съестным – дело последнее.
Главнокомандующего не было в лагере, а уступать кому-то кроме него воин не собирался, и поэтому все это уже попахивало опасностью расправы, ибо Нартанг ярился не на шутку, а командиры хоть и боялись его, не упускали момент «поиграть с огнем» и отомстить за прошлые обиды.
Однако потасовка произошла не в шатре командиров, а в стане данератцев. Рысь и Ветер не поделили шлюхи, что клеилась целый день то к одному, то к другому, и оба целый день ее отстраняли, однако к вечеру, когда хмель притупил их брезгливость, оба вспомнили о ней и без труда нашли в объятиях одного из кеменхифцев поблизости от их стоянки. Забрать у кеменхифца желаемое у данератцев получилось быстро и без каких бы то ни было осложнений, однако поделить «добычу» между собой по сговору не удалось – никто не желал быть вторым. По закону Данерата все можно было решить быстро и легко – в поединке. Однако Нартанг запретил «танцы» до крови, и решить вопрос оружием становилось невозможным. От накипевших страстей и необдуманных слов через миг завязалась отчаянная драка.
Откинутые ножны с оружием быстро забрали соратники и с интересом наблюдали за непривычным им событием – редко когда в Данерате можно было увидеть драку между зрелыми мужчинами – в основном это был удел безусой молодежи, еще не имеющей своего боевого оружия. Но драка данератцев отличалась от обычной драки точно так же, как и они сами от простых солдат. Не было слышно распаляющих криков, не было пустых замахов или бесплодных ударов – каждый замах рождал тяжелый удар четко попадающий в цель. Очень быстро лица и кулаки бойцов были разбиты в кровь обоих шатало, но никто не собирался отступать и тем более сдаваться. Испуганная страшной дракой, ее виновница давно уже бежала прочь от стоянки данератцев, когда налетела на Нартанга, возвращавшегося с совещания и закричала в голос:
– Ох, милостивые Небеса! Да что же это?! Кругом одни звери! Небеса!!! – тоже изрядно выпившая, «влипшая» в грудь воину, она не могла сообразить отстраниться и обойти его, быть может, продолжить свой бесцельный бег или упасть под кустом и забыться пьяным сном. Она просто видела страшное лицо, протрезвляющий своим убийственным безразличием и холодом взгляд, и решила, что ее решили наказать за случившуюся ссору, – Сами они! Сами! Не я их науськала! Как сцепились – так и не разнять уж! А я ни при чем!
Нартанг брезгливо оскалился и оттолкнул пьяную женщину прочь. Недоброе предчувствие зародилось в нем; и все сильнее оно становилось, по мере продвижения к стоянке своего отряда. Воины окружили Ветра и Рысь, колошмативших друг друга не на шутку, и уже начавших хвататься за подручные средства: в ход пошел шампур и топор. Нартанг сам озверел от картины этой драки – вновь нарушалось его Слово! Он шагнул в круг, перехватил свистнувший в воздухе топор, в тот же момент воины вывернули шампур из рук Рыси. Вывернули, отбросили в сторону и отпустили спорщика, отступая сами. Нартанг тоже откинул прочь отобранный топор и уничтожающе посмотрел на своих подданных. При появлении короля, оба они вмиг протрезвели и «остыли» от схватки. У обоих в сознании поселился скверный и позорный страх – никто не мог предугадать чем закончится гнев Нартанга.
– Я очень сильно недоволен вами, – сквозь зубы прорычал воин, явно с трудом сдерживая себя, – Очень, – повторил он и слова его ложились на плечи провинившихся каменными глыбами, – Если вы как свиньи, будете драться из-за грязи – то очень скоро ими станете. Мне не нужны ни грязь, ни свиньи.
В данератском языке было мало ругательных слов по сравнению даже с кеменхифским, но и простые слова, быстро и метко подобранные предводителем, жгли воинов подобно раскаленным углям. Оба уже окончательно протрезвели и даже не с раскаяньем, а скорее с каким-то отчаяньем ожидали окончания речи короля.
– А что нужно вам? – Нартанг смотрел как бы между стоящими друг против друга недавними спорщиками, но каждый из них каким-то образом ощущал именно на себе его взгляд, – Говорите! – повелительно и уничтожающе рыкнул воин. Давая шанс провинившимся оправдаться.
Первым решился ответить Рысь. Изрядно побледневший. Он судорожно сглотнул и на одном дыхании вымолвил:
– Мне нужно только идти за тобой, мой король! Ни у кого из нас не было мысли нарушить твое Слово – мы схлестнулись без оружия, да и не в полную силу, а убивать или калечить друг друга совсем не собирались, – Рысь ободряюще посмотрел за своего недавнего противника, приглашая взглядом подтвердить его слова.
Ветер сразу понял соотечественника, хотя мимика того заметно страдала от опухшего расквашенного его кулаками лица:
– Так и есть! – поспешил подтвердить Ветер, – Так побуцкались, да и все. Ну не тебя же нам по всяким пустякам тревожить, – слегка поклонился королю воин, а потом, словно в подтверждении своих слов протянул руку Рыси, – Да и то это не драка, а так просто спор, да и то не серьезный.
Ветер был намного мягче и сдержанней Рыси и Нартанг вообще удивился, что именно он оказался вторым в драке со вспыльчивым воином. Но и тот быстро отошел и поспешно принял протянутую руку:
– Точно так! – руки воинов с характерным хлопком встретились и сомкнулись в рукопожатии, у всех народов обозначавшем только одно – единение и дружбу.
Нартанг оскалился, все немного расслабились – король улыбался, а значит первая гроза миновала – страшного наказания уже точно не последует. Король же Данерата готов был вообще рассмеяться в голос, если бы не всеобщее напряжение подчиненных – до того прием его закаленных воинов напомнила ему свои собственные детские уловки. И воплощение их двумя здоровыми мужиками и вправду выглядело достаточно комично.
– Ладно, разойтись всем! – совсем оттаяв, буркнул Нартанг, провожая недавних спорщиков насмешливым взглядом – только что колошматившие друг друга воины пошли вместе, видимо обсуждая, как недалеко от беды они оказались из-за дешевой кеменхифской шлюхи, и что пора завязывать с выпивкой… Потом в сознание воина врезался чей-то чужой взгляд – взгляд непонятный, но не враждебный. Когда Нартанг уже весь внутренне подобрался, приготавливаясь к неожиданностям, за его спиной вежливо кашлянули, явно не собираясь напугать неожиданным приближением.
Воин резко обернулся, а невысокий коренастый парень в ужасе отшатнулся от него, увидев страшное лицо.
Нартанг привычно оскалился чужаку, чтобы отбить желание докучать ему дальше. Но тот, поборов в себе явный страх, все же шагнул ему навстречу. Воин и не думал, что то, с чем пришел этот завидного сложения парень с глазами раба, изменит его дальнейшую судьбу.
© Copyright: Кира Артамова, 2007
– У кого вторая половина? – обрывисто рыкнул он, протягивая Хароку вытащенный недавно Халдоком наконечник.
Харок выдержал взгляд короля:
– Я нашел. Уже выбросил… – немного выпрямившись, спокойно ответил он.
– Остальные знают? – смиряя свой первый напор, уже спокойнее приглушено спросил король Данерата.
– Только мы четверо.
Нартанг испытующе смотрел на него. От этого взгляда все военачальники Кеменхифа отводили глаза, но Харок выдержал – ведь это был его король, его «отец» и он любил его, пожалуй, так же, как любил погибшего вместе с Данератом настоящего- родного отца, за то, что он действительно был их предводителем и надеждой на новую жизнь -он был за него, за него всем сердцем:
– Мы поклялись молчать. Никто не узнает.
– Хорошо, – кивнул Нартанг, отпуская жестом воина к общему костру, – Понял? – рыкнул он Халдоку.
– Понял, мой король, – в этот момент Халдоку действительно захотелось поклониться этому молодому парню, годящемуся ему в сыновья, если не во внуки, и наделенному властью самой Судьбой от рождения.
Все окрестности были прочесаны. Случилась еще одна небольшая баталия с двумя сотнями собравшихся каким-то чудом остатков, но естественно – это было безнадежной затеей со стороны врагов – их передушил бы и отряд Нартанга, а тут вышла вся кеменхифская громада, шествующая к границам земель.
Войско дошло до означенного места и развернулось большим лагерем, правда с усиленными постами.
Начались военные переговоры между командирами. Король Кеменхифа не ко времени серьезно захворал, и поэтому любое важное решение приходилось растягивать на полторы недели не меньше, гоняя гонцов в столицу и обратно.
Воины скучали и кисли, без дела слоняясь по лагерю, собираясь вечером за кострами.
– Что за король? Посмотреть бы на него… Кто так ведет войну? Отвоевал два поля и какие-то нелепые грамоты туда-сюда мотает! Мы же гоним! Сейчас прочесали бы все до их города, всех, кто оскалится – передушили бы, да дань наложили – сразу тебе и рабы и барыши каждые пол года и угрозы нет, что снова голову поднимут. А так что? Собаку, что кусила что? Прибить или на цепь, а здесь что? Поругал и оставил!
– Халдок тоже был недоволен войной, впрочем, как и все данератцы, не разделяющие общего веселья соратников.
Нартанг слушал разговоры своих воинов и был согласен с ними. Он не понимал такого решения короля Кеменхифа – заключать мировые соглашения с соседом, который вечно грозил войной. Он вырезал бы угрозу и неповиновение на корню, как и привык, как учили с детства, но… не он вел эту войну, к счастью для Хистана – он лишь участвовал в ней, к его горю…
Наконец, мировые были подписаны, границы оговорены, военная добыча описана.
Нужно было отводить войска обратно. Однако, никто не спешил этого делать. Шли недели.
На лагерь напали всеобщая разгульность и лень.
Кеменхифцы не уставали праздновать победу, данератцы же мрачнели и скучнели с каждым днем.
Эта тоска мучила и Нартанга. Чтобы хоть как-то занять себя, он уходил бродить по окрестностям, разрабатывая прострелянную ногу. Потом, разведав, что неподалеку находится торговая пристань, решил сходить туда. Под хмурые взгляды воинов король Данерата в который раз ушел со стоянки войск, полностью отдаваясь дороге и своим мыслям. Был последний месяц лета и холодные ветра еще не напоминали о неприятностях погоды, поэтому и мысли все были какие-то яркие и светлые. Нартанг шел и думал о том, что и как надо сделать, чтобы привлечь побольше солдат, отряженных вновь под его начало, как описать чужакам жизнь Данерата, чтобы возродить его. Война закончилась и он ясно понимал, что еще пара седьмиц и воины заскучают – нужно было что-то делать. Он решил искать корабль и плыть, как это когда-то сделали его предки, куда поведет Удача, чтобы создать новый Данерат.
Дойдя к концу дня к пристани, воин понял, что пришел явно не по назначению: о том, чтобы выходить в открытую большую воду на этих «корытах», что кеменхифцы назвали кораблями, не могло быть и речи – это понимал даже он – далеко не сведущий во всех тонкостях судоходства. Побродив по небольшому городку, устроенному у причала и переночевав в прилежащем постоялом дворе, под завязку набитом рабочим людом, воин отправился в обратный путь немного разочарованным.
Теперь ему нужно было ехать, по словам Хадора, на другой край страны, чтобы увидеть большие корабли – главная пристань располагалась невдалеке от столицы.
Наскоро перекусив жареным мясом с бобами, Нартанг спозаранку выступил в обратный путь, чтобы прибыть в лагерь к ужину.
Стояла обычная для жарня дневная духота: солнце жарило так же, как когда-то в пустыне, ветер нес песок и пыль а в ярко-синем небе не было и намека на облачко, хоть на миг бы прервавшего солнечное пекло. Нартанг, обнаженный по пояс и мокрый от пота шагал по дороге. Его медная от прилипшего уже навечно загара кожа приобрела сероватый оттенок от налипшей на мокрое тело пыли, волосы же он завязал на затылке в узел, чтобы хоть как-то снизить перегрев. Обратно он пошел другим путем, решив получше изучить местность, и когда впереди справа блеснула какая-то речушка, воин посчитал это за улыбку Удачи – вода сейчас была просто сказкой для измотанного путника. Не задумываясь, он свернул с дороги и пошел через луг к воде. Быстро раздевшись и побросав вещи на берегу, воин нагишом бросился в реку. Однако мелкая речушка, хоть и имела сильное течение, до дна прогрелась жарким солнцем и теплая вода не принесла желаемого облегчения. Не желая, однако, вылезать под палящие лучи, Нартанг пустился вверх по течению, чтобы потом «прокатиться» на молочных струях. Увлеченный борьбой с водой, воин не обратил внимания на появившихся на дороге пятерых конных солдат. Это были хистанцы и было не понятно что они делали в землях Кеменхифа после поражения и завершения войны… Всадники же, приметив на реке купающегося человека, направили коней к нему. За спинами у них обнаружились арбалеты, которыми они не преминули вооружиться. Зарядив оружие, всадники растянулись вдоль берега, куда должен был вернуться пловец к оставленным вещам. Нартанг доплыл до запримеченного камня, перевернулся на спину и отдал воде нести свое тело. Однако чувство опасности врезалось в расслабленное сознание раскаленным угольком. Воин перевернулся на живот и быстро скользнул взглядом по берегу, увидел пятерых всадников, отметил их вооружение и быстро нырнул под воду, загребая к покинутому берегу, в то место, где он зарос густым ивняком. Вынырнув под защитой густых зарослей, воин выругался – в более нелепом положении он не мог себя припомнить.
Скакать нагишом по зарослям от пяти конных арбалетчиков ему еще не доводилось.
До лагеря было еще около трех миль, куда сворачивала эта река Нартанг не знал, поэтому проплыть по ней, укрываясь от арбалетчиков под водой тоже не было выходом. Все эти его мгновенные мысли прервал самый молодой из всадников, который оказался главный в пятерке – еще не совсем окрепшим юношеским голосом он прокричал, подъехав к ивовым зарослям:
– Эй, ты, не прячься – выходи! Мы не сделаем тебе ничего плохого, а только спросим!
– Угу, а арбалеты у вас заряжены тоже, чтобы ничего плохого не делать?! – рыкнул из кустов воин, и от его голоса испугалась и стала приплясывать лошадь молодого седока. Сам же юноша тоже вздрогнул и немного смущенно обернулся на своих спутников – четырех рослых солдат, сопровождавших его по воле отца и явно не одобряющих ни одного его действия.
– Мы не станем стрелять – выходи! Ты один? – при этих словах юноша снял арбалетную стрелу с тетивы и сделал знак своим спутникам последовать его примеру.
Однако его телохранители не поддерживали его в благородном порыве и медлили, озираясь по сторонам.
– Я один; и я не выйду, пока вы не повесите арбалеты себе за спины, – непререкаемым тоном продолжал вести переговоры из-за куста Нартанг, поминая про себя всех богов которых знал непечатными словами.
– Тебе нечего бояться! Я даю тебе слово, что мои друзья не выстрелят! Выходи! – уговаривал тем временем юноша.
Нартангу эта глупая ситуация уже порядком надоела, нагота его не смущала, а последние слова юнца о предполагаемо испытываемом воином страхе и вовсе стали последней каплей – он стал продираться через заросли прямо к молодому всаднику.
Он поставил себе целью как можно скорее преодолеть разделяющее расстояние и скинуть сосунка с коня, завладев пацаном и оружием – он понял, что паренек является каким-то «папенькиным сынком» и им можно будет воспользоваться, если что, как живым щитом – четверо всадников не посмеют что-либо сделать, чтобы не навредить опекаемому.
– Ну хорошо! – прорычал воин, продвигаясь с непредвиденной остальными быстротой и проворством.
Он осуществил бы задуманное без помех, если бы спутники паренька следовали указанием сына господина – все четверо при звуках продвижения по кустам незнакомца, подъехали к своему опекаемому и наставили взведенные арбалеты на заросли. Нартанг вылетел из зелени, собираясь в несколько прыжков, за одно мгновенье, подскочить к молодому парламентеру и вырвать того из седла, но вид четырех, направленных в него, арбалетных жал остановил его. Воин замер на середине начавшегося движения – в нем еще жила память о не так давно засевшем в теле железе, извлеченном Халдоком.
– А ну стоять! – в один голос предупредительно вскрикнули все четыре спутника юноши.
– Не стрелять! – в отчаянье обернулся на них парень, а потом более медленно он перевел взгляд на представшего ему из зарослей незнакомца, и глаза его понемногу округлялись – представший перед ним не мог сравниться по уродству даже с виденными Агдаем изувеченными ранеными, вернувшимися с войны, а повидал он их не мало. Юноша напряженно обвел взглядом замерших мужчин. Он всем своим существом вдруг ощутил неведомое ему до этого чувство острой опасности и не мог понять, почему же этот страшный незнакомец вызвал его.
Человек, появившийся из кустов, если не считать страшных шрамов, вроде бы ничем и не отличался от обычных людей, однако все в нем было как-то не так – движения, взгляд, даже напряженные мышцы отличались какой-то чрезмерной «сухостью», жилы и связки неестественно выделялись натянутыми веревками под гладкой кожей – он словно был слеплен из них по кускам, неровно подогнанным друг к другу. Когда же незнакомец начал двигаться, наваждение о несуразности его строения вмиг прошло – все его тело заработало так слаженно и с такой пугающей четкостью и быстротой, что Агдай невольно натянул поводья, понуждая лошадь пятиться. Четверо же его спутников, тоже сразу почувствовавшие во встречном неладное, снова покрепче взялись за оружие, один из них выстрелил, всадив арбалетный болт рядом с ногой воина:
– А ну стой смирно! Не то утыкаем стрелами, что ежа! – снова предупредили его всадники.
– Ладно, – сдержанно просипел воин, косясь на стрелу, засевшую почти до оперенья в землю рядом с его ногой. Он выбросил мысль подобраться к одному из арбалетчиков и стал искать новый план действий, – Что так и буду стоять? Чего вам? – начиная раздражаться еще больше, все не признавал своего подчиненного положения ситуации Нартанг, осматривая всадников цепким и недружелюбным взглядом.
Все четверо явно были умелыми солдатами – крепко и привычно держали оружие, не спускали его с прицелов, следили за прилегающей территорией – от них не стоило ждать оплошностей и не следовало относить к незначительной помехе. Потом взгляд воина задержался на юноше, на нем и остановился – парень был копией умершей Тагилы… Только слепой не назвал бы его родным братом знаменитой хистанской всадницы. От этого своего заключения воину сделалось как-то неловко и неуютно – он чувствовал за собой вину в смерти воительницы и не готов был убивать ее младшего родственника. Нартанг решил больше не дергаться и дать ситуации разрешиться самостоятельно.
– Где располагаются командиры армии Кеменхифа? – немного оправился и снова взял ведущую роль в переговорах юноша – Ты ведь солдат? Ты знаешь, – скорее утвердительно чем вопросительно добавил он.
– Может и знаю. Только если скажу – меня за это повесят в лагере, – попытался скосить под дурачка воин.
– А не скажешь – мы тебя здесь повесим! – пригрозил один из всадников, как раз тот, что разрядил свой арбалет у ног воина и теперь уже накладывал новый болт.
– Варго! – одернул спутника юноша, – Мы ничего тебе не сделаем, если скажешь, что просим. Мы не шпионы – не беспокойся. Мы не думаем зла для Кеменхифа. Я еду с мировой бумагой, подписанной королем Хистана, в которой говориться, что поездка моя есть дело семейное, а никак ни военное. Я ищу свою сестру. Все говорят – она в плену. Я хочу выкупить ее! Если скажешь где лагерь и сам получишь награду, – с этими словами парень поспешно вытащил из-за пояса золотой и показал его воину.
Нартанг ухмыльнулся, скалясь одной стороной рта – он чувствовал себя не в своей тарелке, вынужденный бездвижно стоять под прицелами арбалетов:
– Как же покажу, если велели стоять смирно? Рукой укажу – так пристрелите еще! – с плохо скрываемым сарказмом и насмешкой рыкнул он, исподлобья оглядывая всадников.
– Я же сказал опустить арбалеты! – недовольно и властно повторил срывающимся голосом парень.
– Ваша милость, как бы беды не вышло от этого человека, – примирительно и извиняющее пробасил один всадник.
– Не простой он солдат, – подтвердил второй, не сводящий с воина глаз.
– Да пусть хоть оденется! – в сердцах уже просительно воскликнул юноша, понимая, что его приказы телохранители выполнять не намерены.
– Иди, одевайся, давай, только не дури! – указал взведенным арбалетом самый старший из четверки.
Нартанг пошел к оставленным вещам, напряженно продвигаясь мимо чужаков; он спиной чувствовал их пристальные взгляды и чувствовал себя скверно от своей безучастности и невластности над ситуацией. Наконец, он подошел к своим вещам и наклонился за ними.
– Даже не вздумай за оружие хвататься! – окрикнул его сзади все тот же седоватый всадник, – Нас четверо! – напомнил он.
– Я помню, – сквозь зубы процедил воин.
Когда он натянул штаны и сапоги, застегнув все ремни и навесив на себя все, что было, то обнаружил, что юноша спешился. Четверо телохранителей занервничали, не готовые к такой ситуации – они не могли напрямую приказывать пацану и запретить ему что-то не имели права, а тот намеренно или нет, но подвергал себя опасности, намериваясь приблизиться к уже вооруженному солдату Кеменхифа…
– Не обижайся на них, прошу тебя! Скажи мне только где стоянка войск и мы поедем дальше, а я награжу тебя золотым, – примирительно улыбался юноша грустной улыбкой печально глядя на воина глазами своей сестры, но так, как она ни разу не смотрела на него…
– Ты не найдешь там своей сестры, – вдруг ни с того ни с сего ляпнул воин; и при его словах лицо пацана вытянулось и побледнело от волнения:
– Ты знаешь ее? Тагила! Ее зовут Тагилой! Она всадница! Командир конников!
– Знаю, – неохотно кивнул воин, – Знал… – мрачно поправился он потом, отводя взгляд в сторону, – Померла она.
– Нет!!! Ты лжешь! – в голосе парня было столько горя и отчаянья, что Нартанг невольно вновь поднял на него опущенный было взгляд – он давно отвык от столь яркого проявления человеческих чувств. В глазах парня тут же появились слезы, – Ты видел? Может, ошибся?! – Агдай в порыве сделал несколько шагов к воину.
– Господин, Агдай, отойди от него! – тут же окрикнул его старший всадник – он был в том походе, где пала под рукой командира кеменхифской засады прекрасная всадница – сам он чудом вырвался из той мясорубки и конечно же не видел лица воина, скрытого в том бою шлемом. Но предчувствие не давало бывалому солдату покоя. Теперь он был уверен, что именно тот человек, что лишил его прекрасной командирши, и стоит сейчас перед ним.
– Не лезь, Варго! – одернул его было юноша, но солдат не унимался:
– Да это он тогда ее завалил! Я его узнал! – решил он слукавить, и это у него получилось.
Нартанг не привык вести какие-то словесные игры, и уж тем более не помнил как он шел тогда в бой – их у него было десятки в этой войне да и вообще он мало что помнил из битв; он отступил на всякий случай на несколько шагов назад:
– И что с того? Вы на земле Кеменхифа и нарушили границу. Как и тогда. Конница вторглась на чужую землю и была разбита. Война – везде одинакова, у нее особых нет! – как мог изложил свое миропонимание он.
– Ты ее убил??! – уже шагая за порог человеческого мышления и понимания, в шоке от такого «попадания в яблочко» казалось бы обреченной на провал экспедиции, уставился на него Агдай.
– Нет, – только и рыкнул воин, сам входя в какую-то меланхолию от воспоминаний о гордой всаднице.
– Да вздернуть его на дерево, а там уже и посмотрим – он или не он! – продолжал управлять ситуацией полуседой всадник.
– Нет! – зло оглянулся на него юноша, – А если не замолчишь и не прекратишь своевольничать, так тебя самого по возвращении повесят! Где и когда ты видел сестру? – последние слова относились уже к Нартангу.
Однако вся эта ситуация уже порядком извела воина: он вынужден был смирно стоять под прицелами арбалетов, какие-то выродки решали повесить его или нет, а теперь еще этот сосунок взялся задавать ему вопросы.
– Ты хоть знаешь с кем говоришь, щенок? Ты хочешь, чтобы король Данерата отвечал какому-то выродку из лошадиных говночистов? Да хоть вы тут меня всего своими сраными стрелами утыкайте – я и слова не скажу! – зло прорычал он, начиная не на шутку заводиться.
Потом неожиданно хлопнула тетива, но налившееся уже злостью и боевым откровением тело воина среагировало на это намного быстрее рассудка – он метнулся в сторону – в землю, где он только что стоял воткнулся болт, посланный ранить его в ногу.
Случившееся решило исход всего этого дела – боевой механизм был запущен: в следующий миг Нартанг бросился к ближайшему всаднику с взведенным арбалетом. В начале своего движения он взялся за свой походный мешок и, рванув его через плечо, снял и швырнул в атакуемого им. Всадник выронил оружие и через мгновение безвольно поник так и оставшись сидеть в седле со сломанной шеей. Напуганная лошадь с мертвецом на спине стала пятиться от опасного человека и тем самым мешала второму всаднику выстрелить. Варго еще перезаряжал арбалет, а последний телохранитель уже спускал крючок – его стрела должна была пройти грудь воина не защищенную доспехом насквозь. Нартанг бросился на землю и перевернулся несколько раз уходя в сторону, вскакивая на ноги он успел выдернуть из ножен нож, который тут же полетел в уже зарядившего свой арбалет Варго. Бывалый солдат упал с торчащей из горла рукоятью. Всадник, отделенный от воина всхрапывающей лошадью, выстрелил, но промахнулся. Нартанг замер на мгновенье – его затуманенный взор устремился на обладателя единственного опасного в данный момент оружия – последнего арбалетчика. В этот же миг стрела уже вылетала из оружия. Совсем сгорая от небывалого напряжения, воин сосредоточился на ней. Он ловил стрелы, выпущенные из лука. Арбалетный болт бил сильней и летел быстрей. Король Данерата смог поймать и его. Тонкое древко обожгло ладони и осталось в них. Нартанг перехватил стрелу и воткнул ее в грудь лошади, на которой сидел всадник, первый из двоих оставшихся выстреливший в него – тот уже заканчивал заряжать арбалет, когда его лошадь заверещала и взвилась на дыбы в следующее мгновенье помчавшись прочь, обезумев от боли, не слушая уже поводьев и не разбирая дороги и направления. Оставался еще один всадник – не теряя времени, Нартанг обернулся к нему, в начале движения уже вытаскивая из-за пояса лезвие. В следующее мгновенье его страшное невиданное оружие врезалось в череп телохранителя Агдая. Последнего всадника, которого только что сбросила несчастная лошадь, воин убил намного хладнокровней и спокойней: его «запас боевого вдохновения» практически закончился, и как бы отходя от него, словно от наркоза, немного ленивыми движениями, он подошел к начавшему было подниматься, и сбив ударом ноги обратно на землю, прикончил, сломав позвоночник вторым сильнейшим ударом.
Тяжело дыша, воин обернулся на застывшего в оцепенении, онемевшего от всего только что случившегося на его глазах Агдая. Парень был белее полотна. Глаза его были круглыми и стеклянными.
– Твоя сестра сама себя убила. Не захотела остаться со мной. Я похоронил ее два месяца назад, – только и рыкнул воин, уже забрав нож и лезвие из трупов и вскочив на одну из двух оставшихся рядом лошадей, поворачивая ее прочь, – Кажется, я ее любил… – ни к селу ни к городу добавил он, сам поражаясь тому, что творилось сейчас у него в душе…
Эта встреча и сказанные в ее конце слова непонятным образом освободили воина от постоянных мыслях о всаднице. После этого происшествия, о котором он никому не рассказал, он начал спокойно спать: не общаясь более с умершими и не вставая перед решением каких-то задач, а просто проваливаясь в мягкую черноту. Однако спокойный сон и вновь умершее сердце нисколько не убавили тревог о неопределенном будущем.
Нартанг ходил на общие собрания командиров, возвращался оттуда мрачным и ничего не говорил, а понять что-то по его лицу как и всегда было невозможным.
На очередном из таких собраний Нартанг задержался дольше обычного, потому что никак не хотел уступать другим командирам включить его данератцев в отряд, которому предстояло заняться срочным сбором продовольствия с захваченных земель – разведка одно, а шарить по амбарам и набивать телеги съестным – дело последнее.
Главнокомандующего не было в лагере, а уступать кому-то кроме него воин не собирался, и поэтому все это уже попахивало опасностью расправы, ибо Нартанг ярился не на шутку, а командиры хоть и боялись его, не упускали момент «поиграть с огнем» и отомстить за прошлые обиды.
Однако потасовка произошла не в шатре командиров, а в стане данератцев. Рысь и Ветер не поделили шлюхи, что клеилась целый день то к одному, то к другому, и оба целый день ее отстраняли, однако к вечеру, когда хмель притупил их брезгливость, оба вспомнили о ней и без труда нашли в объятиях одного из кеменхифцев поблизости от их стоянки. Забрать у кеменхифца желаемое у данератцев получилось быстро и без каких бы то ни было осложнений, однако поделить «добычу» между собой по сговору не удалось – никто не желал быть вторым. По закону Данерата все можно было решить быстро и легко – в поединке. Однако Нартанг запретил «танцы» до крови, и решить вопрос оружием становилось невозможным. От накипевших страстей и необдуманных слов через миг завязалась отчаянная драка.
Откинутые ножны с оружием быстро забрали соратники и с интересом наблюдали за непривычным им событием – редко когда в Данерате можно было увидеть драку между зрелыми мужчинами – в основном это был удел безусой молодежи, еще не имеющей своего боевого оружия. Но драка данератцев отличалась от обычной драки точно так же, как и они сами от простых солдат. Не было слышно распаляющих криков, не было пустых замахов или бесплодных ударов – каждый замах рождал тяжелый удар четко попадающий в цель. Очень быстро лица и кулаки бойцов были разбиты в кровь обоих шатало, но никто не собирался отступать и тем более сдаваться. Испуганная страшной дракой, ее виновница давно уже бежала прочь от стоянки данератцев, когда налетела на Нартанга, возвращавшегося с совещания и закричала в голос:
– Ох, милостивые Небеса! Да что же это?! Кругом одни звери! Небеса!!! – тоже изрядно выпившая, «влипшая» в грудь воину, она не могла сообразить отстраниться и обойти его, быть может, продолжить свой бесцельный бег или упасть под кустом и забыться пьяным сном. Она просто видела страшное лицо, протрезвляющий своим убийственным безразличием и холодом взгляд, и решила, что ее решили наказать за случившуюся ссору, – Сами они! Сами! Не я их науськала! Как сцепились – так и не разнять уж! А я ни при чем!
Нартанг брезгливо оскалился и оттолкнул пьяную женщину прочь. Недоброе предчувствие зародилось в нем; и все сильнее оно становилось, по мере продвижения к стоянке своего отряда. Воины окружили Ветра и Рысь, колошмативших друг друга не на шутку, и уже начавших хвататься за подручные средства: в ход пошел шампур и топор. Нартанг сам озверел от картины этой драки – вновь нарушалось его Слово! Он шагнул в круг, перехватил свистнувший в воздухе топор, в тот же момент воины вывернули шампур из рук Рыси. Вывернули, отбросили в сторону и отпустили спорщика, отступая сами. Нартанг тоже откинул прочь отобранный топор и уничтожающе посмотрел на своих подданных. При появлении короля, оба они вмиг протрезвели и «остыли» от схватки. У обоих в сознании поселился скверный и позорный страх – никто не мог предугадать чем закончится гнев Нартанга.
– Я очень сильно недоволен вами, – сквозь зубы прорычал воин, явно с трудом сдерживая себя, – Очень, – повторил он и слова его ложились на плечи провинившихся каменными глыбами, – Если вы как свиньи, будете драться из-за грязи – то очень скоро ими станете. Мне не нужны ни грязь, ни свиньи.
В данератском языке было мало ругательных слов по сравнению даже с кеменхифским, но и простые слова, быстро и метко подобранные предводителем, жгли воинов подобно раскаленным углям. Оба уже окончательно протрезвели и даже не с раскаяньем, а скорее с каким-то отчаяньем ожидали окончания речи короля.
– А что нужно вам? – Нартанг смотрел как бы между стоящими друг против друга недавними спорщиками, но каждый из них каким-то образом ощущал именно на себе его взгляд, – Говорите! – повелительно и уничтожающе рыкнул воин. Давая шанс провинившимся оправдаться.
Первым решился ответить Рысь. Изрядно побледневший. Он судорожно сглотнул и на одном дыхании вымолвил:
– Мне нужно только идти за тобой, мой король! Ни у кого из нас не было мысли нарушить твое Слово – мы схлестнулись без оружия, да и не в полную силу, а убивать или калечить друг друга совсем не собирались, – Рысь ободряюще посмотрел за своего недавнего противника, приглашая взглядом подтвердить его слова.
Ветер сразу понял соотечественника, хотя мимика того заметно страдала от опухшего расквашенного его кулаками лица:
– Так и есть! – поспешил подтвердить Ветер, – Так побуцкались, да и все. Ну не тебя же нам по всяким пустякам тревожить, – слегка поклонился королю воин, а потом, словно в подтверждении своих слов протянул руку Рыси, – Да и то это не драка, а так просто спор, да и то не серьезный.
Ветер был намного мягче и сдержанней Рыси и Нартанг вообще удивился, что именно он оказался вторым в драке со вспыльчивым воином. Но и тот быстро отошел и поспешно принял протянутую руку:
– Точно так! – руки воинов с характерным хлопком встретились и сомкнулись в рукопожатии, у всех народов обозначавшем только одно – единение и дружбу.
Нартанг оскалился, все немного расслабились – король улыбался, а значит первая гроза миновала – страшного наказания уже точно не последует. Король же Данерата готов был вообще рассмеяться в голос, если бы не всеобщее напряжение подчиненных – до того прием его закаленных воинов напомнила ему свои собственные детские уловки. И воплощение их двумя здоровыми мужиками и вправду выглядело достаточно комично.
– Ладно, разойтись всем! – совсем оттаяв, буркнул Нартанг, провожая недавних спорщиков насмешливым взглядом – только что колошматившие друг друга воины пошли вместе, видимо обсуждая, как недалеко от беды они оказались из-за дешевой кеменхифской шлюхи, и что пора завязывать с выпивкой… Потом в сознание воина врезался чей-то чужой взгляд – взгляд непонятный, но не враждебный. Когда Нартанг уже весь внутренне подобрался, приготавливаясь к неожиданностям, за его спиной вежливо кашлянули, явно не собираясь напугать неожиданным приближением.
Воин резко обернулся, а невысокий коренастый парень в ужасе отшатнулся от него, увидев страшное лицо.
Нартанг привычно оскалился чужаку, чтобы отбить желание докучать ему дальше. Но тот, поборов в себе явный страх, все же шагнул ему навстречу. Воин и не думал, что то, с чем пришел этот завидного сложения парень с глазами раба, изменит его дальнейшую судьбу.