Страница:
Кира Артамова
Король Мертвой Страны
Глава 1
– Из сирот, парень? Куда определить-то тебя и не знаю, может, хоть коней поставить чистить… Нахлебников у нас, конечно, из раненых и так хватает, да уж больно вид у тебя жалкий – где так досталось-то? – сочувственно спросил командир.
– Где досталось, там и осталось… А коней я чистить не буду… Не умею.
– Ишь, какой ершистый! И что же ты умеешь? – беззлобно хмыкнул начальник.
– Убивать, – мрачно отозвался пацан, и от этого заявления, а скорее от пустого черного взгляда юноши, у бывалого командира прошел холодок по спине.
– Ты хоть горя и хлебнул, но за так свою жизнь класть тоже ни к чему – подрастешь, научишься кое-чему, и тебя в солдаты возьмем, а пока помогай, как по силам…
– А мне и по силам. А не веришь – испытай, – все так же спокойно и бесцветно отвечал молодой оборванец.
– Ишь, какой боец выискался! – уже начал злиться командир, – Ты мне тут кончай артачиться! Хочешь – иди за конями смотреть, а не хочешь – так и катись дальше с голоду подыхать! – закончил он фразу и хотел отвесить норовистому оборванцу подзатыльник для убедительности. Но только не по-детски твердая рука паренька мгновенно прекратила его движение и каким-то неизвестным приемом заставила встать на колени от нестерпимой боли в вот-вот собирающемся вывернуться локтевом суставе.
– Как видишь, я не совсем никчемный, – ничуть не изменившимся тоном ответил парень, отпуская ошалевшего командира и отходя в сторону.
– Ах ты, паршивец! – оправившись от первого потрясения и не на шутку разозлившись выходкой оборванца, а скорее тем, что тот застал его врасплох, надвинулся на него командир, вытаскивая свой меч, – Ну давай, защищайся! Ты этого хотел!? – плотный и сытый мужчина стал надвигаться на длинного тощего пацана, который и не думал отступать перед ним, вытащив из-за спины небольшой хорошо уравновешенный клинок дорогой работы, явно совсем недавно имевший другого хозяина. Командир почти сразу обрушился на него, намериваясь стремительной атакой смести любые выпады и блоки, раздавив малолетнего наглеца, как надоедливую букашку, которая только что больно укусила его. Но каждый стремительный и тяжелый удар уводил его за клинком, словно в вязкий кисель, едва не лишая равновесия, а дерзкий щенок всякий раз взмахивал своим мечом в опасной близости от открывшихся мест. А потом, вдруг, очередной выпад командира просто повалил его на землю, словно меч в мгновенье ока превратился в неподъемную чугунину, а земля взбрыкнула, как норовистая кобыла, – острие клинка одноглазого пацана недвусмысленно упиралось в выступающий кадык.
– А ты и впрямь неплохой боец, – заставил себя, наконец, признать очевидное командир. – Сколько лет сражаюсь, а такого еще не встречал. Кто тебя учил, парень? – он поднялся и с каким-то суеверием смотрел на странного подростка.
– Война меня учила. А ты такого не знаешь – поэтому и жив… Так берешь меня или нет? Я не плохой боец, и со мной еще один воин, – убирая в ножны клинок, деловито говорил пацан.
– Что, такой же, как ты? – недоверчиво выпялился на него командир – с каждой минутой необычный парень удивлял его все больше.
– Нет. Это опытный и взрослый воин.
– Так почему же ты за него говоришь?
– Потому что я веду.
– Чудеса, да и только. У нас что, мир с ног на голову встал, раз сопляки мужиков в бой ведут?
– Какой я сопляк, ты только что видел.
– Ладно, – ухмыльнулся командир, – У тебя будут какие-то особые желания? – с насмешкой осведомился он.
– Да. Я знаю, ты ведешь войска на Хорсию, мы должны будем брать Тару. Я хочу, чтобы телохранитель правителя города достался бы мне в пленники; и мне нужно кое-что забрать в оружейном зале.
– Что, кровник твой? – ухмыльнулся командир, не думая, что попал в точку.
– Ты угадал, командир.
– Во дела! Ну, надеюсь, ты не собираешься там забирать секиру, усыпанную драгоценными каменьями?
– Нет, я должен забрать свое оружие.
– Во дела! Ну что ж, будь по-твоему. Звать-то тебя хоть как?
– Нартангом.
Молодого непонятного пацана с необузданным норовом и верной рукой определили в отряд одного из самых спокойных командиров, Тагрию. Воин, пришедший с молодым пацаном, сразу понравился доброжелательному командиру и только из-за него он согласился взять к себе пришлых. Вскоре он понял, что не прогадал: Стиг не гнушался поучить его бойцов науке войны, которую сам знал в совершенстве – бывалый воин рассказывал как надо наступать, как держать строй, как гасить налет конницы. Молодой же изувеченный пацан держался особняком и неодобрительно слушал разговоры своего старшего спутника.
– Нартанг, встал бы поучился сражаться – а то, неровен час, в первой же сече поляжешь! – беззлобно увещевал новоприбывшего юнца Тагрий, глядя, как тот наблюдает за муштрой своего отряда, проводимой сотником.
– Я бы поучился, если б было чему, – лишь зло скалился он изувеченным ртом и отворачивался. Зато в первом же бою показал такое, до чего даже опытному Стигу было не допрыгнуть. Нартанг шел, выплескивая на врагов всю ярость за пережитые унижения и боль, он не слышал и не видел ни криков, ни смерти вокруг себя – он шел и убивал всех, кто оказывался на пути – он сам был смертью. Меч в его руке свистел с неимоверной скоростью, успевая везде в нужный, иногда самый последний, момент. В бою он оказался острием клина, который глубоко вошел в ряды врага и расколол его порядки – не сговариваясь, люди шли за ним, видя небывалое и желая присоединиться к этому буйству схватки…
После первого же боя Нартанга сделали десятником. После второго – пятидесятником.
Вокруг него собирались все отчаянные. И вскоре его отряд стал самым знаменитым во всем войске. На него уже не смотрели, как на пацана, да и сказать по правде, через какой-то год он уже и не походил на подростка. Недавно длинный сухопарый парень превратился в жилистого молодого мужчину. И ни у кого уже не возникало желания подколоть его какой-нибудь шуткой – Нартанг сражался отчаянно и страшно: его скорость и умение поражали воображение и росли с каждым боем. Солдаты его отряда почитали его, как короля или сошедшего к ним бога, другие же люди невольно сторонились. Вид и характер молодого командира неминуемо отталкивал: высокий и жилистый, он двигался с какой-то нечеловеческой агрессивной пластикой, его единственный черный глаз смотрел всегда прожигающе-хищно с изувеченного лица, а редкая улыбка, скорее походила на оскал, обнажая ровные белые зубы с немного удлиненными клыками. Командующий армией Хистана давно оценил молодого командира и посылал его отряд на самые трудные и опасные участки боя; но заговоренный боец из самой жуткой сечи выходил без единой царапины. Часто Нартанга охватывало боевое безумие – командующий уже три раза грозился изгнать его из войска за безрассудство, когда он, неизменно возглавлявший штурмовой отряд, приказывал своим воинам поджигать захваченный город. Неизвестно почему, но это приводило короля Данерата в какой-то неописуемый экстаз, пьянящий разум и разливающий по телу приятное тепло. И в эти моменты, когда Нартанг в пьяном восторге задирал голову и скалился небу, разводя руки с оружием в стороны и поворачиваясь спиной к пылающим стенам, командующему казалось, что не он, а этот пришедший из неоткуда сирота ведет всю его армию. За ним горели города, он буквально купался в реках проливаемой его отрядом крови, во всей армии не было более искусного бойца, но молодой командир мучался в совсем иных кошмарах – во сне маленьким испуганным мальчиком, совсем недавно научившимся держать оружие, он безуспешно искал своих соплеменников посреди бескрайней мертвой равнины… Эту его муку не знал никто, потому что, как и всегда, с самого рождения, он был предводителем, а значит, не имел права на слабость.
До Тары они так и не дошли, забирая все больше на юг обширной Хорсии. Земли резко изменились: широкие каменистые равнины кончились, перейдя в бескрайние песчаные поля, где завывал ветер, и не было ни одной травинки, но захватчики продолжали идти вперед. Командующий говорил на совете командирам, что есть точные сведения о том, что там, за песками есть еще много других городов, которые тоже относятся к Хорсии, и также должны быть ими завоеваны. Но вскоре появились хозяева этих странных земель и солдаты сразу поняли, что они отличаются от защитников городов ровно настолько же, насколько равнина отличается от раскаленных песков. Верткие всадники на горячих конях появлялись из неоткуда и исчезали в никуда, обязательно захватив с собой жизни нескольких десятков незваных гостей. Но армия все продолжала настойчиво пробираться вперед.
Уже на второй день стало ясно, что запасов воды явно не хватает, а каких-либо колодцев или источников не было и в помине. К середине третьего дня в войске начало расти недовольство и назревал бунт: большая часть армии состояла из наемников и у них не было никакого желания за зря пропадать посреди раскинувшейся пустыни, все патриотические аргументы хистанцев были им невдомек и постепенно нарастала паника погибнуть без воды. Так получилось, что в двухтысячном отряде Нартанга скопились бывалые отчаянные рубаки – строптивые и трусливые не могли там надолго задержаться, – но и они уже начинали роптать. Как могли, командиры успокаивали солдат, разрисовывая золотые горы, которые вот-вот раскроются их взорам за следующим песчаным хребтом, рассказывая о реках вина и объятиях томных красавиц, которые после короткого боя будут услаждать изможденных воинов. Но вскоре и эти все посулы потеряли всякую силу – изможденные тяжелой дорогой по раскаленным вязким пескам без капли воды солдаты злыми глазами смотрели на заведших их в пустыню командиров и уже даже не пытались разомкнуть растрескавшиеся распухшие губы, чтобы лишний раз ругнуться, и лишь угроза светилась в их взглядах. Внезапные налеты всадников пустыни продолжались, еще больше выматывая людей страхом быть зарубленными появившимися, казалось, из самих песков врагами. Потом и злость сменилась безразличием – солдаты не хотели подниматься и идти дальше – они уже не верили, что выйдут из проклятого песчаного пекла; и вот тогда, на закате четвертого дня в жарких струях сухого воздуха появились многочисленные всадники пустыни. Хозяева горячих песков ждали на хребте горы, а за их спинами ярко-алым маревом стояло жаркое огромное солнце, слепя незваных гостей. Изможденные солдаты поспешили сгруппироваться – растянувшиеся в вязких песках отряды никак не могли держать стройные ряды, но хозяева пустыни не дали им этого сделать. Поднимая тучи песка, всадники обрушились на замешавшегося противника, не давая ему собраться.
Завязался бой. Хистанцы, невероятно измотанные длительным и изнурительным переходом, ударили с неожиданной силой, потеснив обратно на холм налетевших противников, начиная истреблять их, словно мстя за пережитые лишения. Но вот только песок на покинутом всадниками хребте горы так и не улегся – оттуда текли все новые и новые конники. Первичный успех хистанцев таял, как и подошедший к исходу день. Разрозненные конницей отряды огрызались, как могли, но сил их явно не хватало, чтобы отразить нападение неисчислимых всадников, кружащих вокруг на визжащих лошадях. Армия Хистана, завоевавшая многие города побережья, растворялась в этом конском водовороте, обреченная и вовсе исчезнуть среди песков. Отступать было некуда, и поэтому многие потеряли всякую надежду на спасение. Многие наемники, видя безвыходность обстановки, кидали мечи и разводили безоружные руки в стороны – им не за что было погибать – это не их король вел их бой – их вела только жажда наживы, но когда вопрос встал о собственной жизни – она оказалась намного дороже и чести и совести. Нартанг, тоже командовавший отрядом наемников, остервенело отбиваясь от мечущихся врагов, ошалело оглянулся на сдающихся – он знал их, они были неплохими воинами, но сейчас их валили на землю и связывали, словно животных, песчаные всадники.
Молодой командир боялся, что и его люди сейчас так же падут ниц перед врагом, не оставляя ему ничего, кроме неминуемой смерти. Но немолодые воины, как он их и учил на берегах Мэны, многие часы вдалбливая тактику Данерата, продолжали сосредоточено держать строй. Стиг стоял плечом к плечу со своим королем, остальные тоже сражались мужественно.
– Нам надо достать коней! – перекрикивая общий шум битвы и глотая заполнивший все пустое пространство песок, прокричал Нартанг, – При следующей атаке – валим всадников!
– Нам не выбраться – мы откроем спины! Сломаем строй! – впервые возразил ему Стиг.
– Нам все равно не выстоять! Надо попробовать! Может, хоть кто-то уйдет! – прокричал Нартанг, прищуривая глаз – поднявшийся песок нещадно резал слезившийся глаз, мешая оценить положение.
– А-а-а-й-Е-е-ей! – из песчаного облака вылетел золотой тонконогий жеребец и резко крутанулся обратно, в это время сидевший на нем всадник с диким воплем замахнулся саблей на инстинктивно закрывшегося щитом Нартанга, его клинок бессильно чиркнул по стали оковки. Мгновение удивления внезапного нападения прошло и воин с силой рубанул уже исчезающую спину всадника. Но быстроногий скакун за эту толику времени уже унес от удара своего седока, зато пострадал сам – тяжелый меч, не достигнув спины врага, распорол круп красивого животного. Конь жалобно заржал, пролетел по инерции еще некоторое расстояние и повалился на землю, – Айтар! – горестно закричал всадник, как будто только что убили его сына; но Нартангу уже было не до него – за первым появились новые враги, и думать о чем-то было некогда.
– Хьярг! – только и успел выругаться воин, когда красавец-жеребец повалился на землю, а вместе с ним и надежда выбраться из бешеного водоворота смерти.
Теперь всадники, увидев плотный строй оставшейся горстки врагов, не тратили время на конные атаки – последняя волна накатилась и отхлынула. Наступило кратковременное затишье, но потом его нарушил еще более страшный звук – одна за другой в воздухе запели тяжелые стрелы. Тупые наконечники больно били по рукам и лицам воинов, валя некоторых с ног. Нартанг оглянулся по сторонам и похолодел – от двух тысячного отряда за ним осталось лишь пара сотен бывалых воинов – остальные либо сдались, либо лежали убитыми.
– С-сдавайс-с-ся! – шипя, выкрикнул какой-то разряженный в пестрые одежды всадник, восседавший на белоснежном скакуне, выехав вперед и точно угадав предводителя уцелевших воинов, все еще пытавшегося отдавать какие-то команды обезумевшим от безысходности своего положения изможденным злым воинам – Не т-то хуше бут-тет!
– Целуй под хвост свою клячу! – рыкнул ему Нартанг и метнул нож, надеясь достать скалящуюся в улыбке изукрашенную образину, но тот ловко увернулся и умчался за ряды своих всадников, махнув им рукой в сторону оставшейся кучки врагов.
На отряд ринулась целая лавина низкорослых пеших воинов, вооруженных металлическими сетями с утяжеленными грузилами концами и деревянными дубинками.
Нартанг понял, что их решили взять живьем и совсем обезумел:
– Рубимся насмерть! К бою! Вперед! – неистово заорал он, кидаясь навстречу мельтешащей толпе, но ноги предательски тонули в глубоком раскаленном песке, рядом также падали воины, непривычные к такой земле и изнуренные ею.
Нартанг вырвался немного вперед перед своим строем и в этот момент что-то свистнуло в воздухе – прочная металлическая сетка чиркнула по краю подставленного им щита, одним концом закрутившись вокруг шипов щита – вторым – за «рога» шлема. Нартанг почувствовал опасность и освободился от опутанных лат, скинув шлем и отбросив щит, опутанные вражеским оружием, но в этот момент свистнула еще одна сеть, обвившись вокруг вооруженной мечом руки. Воин попытался разрубить предательскую снасть, но только еще больше запутался в ней, -Хьярг! – выругался он, пытаясь высвободить свои руки.
Рядом рычал Стиг, также попавшийся в незнакомую ловушку. Но в этот момент подбежали ловкие метатели и своими дубинками начали колотить спутанных противников. Нартанг, уже не надеясь освободиться от пут, двумя руками взявшись за рукоять меча, принялся отбиваться. Первый приблизившийся противник был обезглавлен, второй свалился, хватаясь за окровавленную культю, третий отскочил с рассеченным лицом, но в этот момент кто-то метнул в воина свой шит – он попытался отбиться, но дубинка оказавшегося рядом нападавшего тут же опустилась на обнаженную голову. После падения Нартанга началась сущая неразбериха, словно сломался остов, держащий всех своей волей – солдат охватила паника от кишащих вокруг врагов. Воины песков облепили хистанцев, как муравьи гусеницу, буквально погребя под своими телами. Потом хозяева пустыни из этого кишащего месива по одному стали вытаскивать уже скованных врагов. Откуда все приспособления взялись у них посреди пустыни, уже никого не интересовало, потому что низкорослые наездники, сковав своих недавних врагов, стали методично лупцевать их тугими плетками, причем делали это со скучающим выражением на лицах, как тяжелое, но необходимое занятие.
Нартанг, немного придя в себя, но все еще оглушенный, никак не мог понять что же с ним случилось и откуда на него сыпется град жгучих ударов. Потом, наконец заставив остановиться кружащийся вокруг него мир, воин, инстинктивно пряча голову в плечи, посмотрел на источник своих побоев: худощавый смуглый человек с намотанным на голову целым ворохом каких-то тряпок, в толстом женском платье, не оборачиваясь на связанного пленника, явно путал его со своим медно-гнедым жеребцом, нещадно колотя короткой плетью.
– Э-эй, Эй! Не устал?! – закричал на него молодой воин, – но всадник обернулся и зло зашипел что-то на неведомом, явно не похожем на хорсийский, языке, еще и дернув за цепь железного ошейника, пробудившего в воине самые черные воспоминания, – Хьярг! – придушено просипел Нартанг, хватаясь за давящий металл и едва поспевая за рысящей лошадью, стараясь не свалиться в горячий песок. Потом воин покосился по сторонам и увидел своих солдат, пребывавшем точно в таком же положении, как и он. Некоторые всадники тащили за собой сразу по несколько пленников, явно гордясь своей добычей. «Ну уж не бывать этому!» – решил для себя Нартанг, ясно поняв, что их ведут в рабство. Он сделал несколько прыжков вперед и что было сил уперся ногами в текучий песок, напрягая мышцы спины и шеи, но это лишь слегка качнуло его смуглолицего надсмотрщика и вызвало новый град ударов, изрядно поранив шею железом. Вскоре, после непродолжительного бега стало ясно почему именно здесь напали на них всадники песков и откуда у них взялось столько всяких хитроумных приспособлений: посреди пустыни, словно по волшебству, вырос большой город, раскинувшись на небольшом участке твердой почвы, давшей пищу немногочисленным деревьям с невиданной кроной. Вскоре структура песка под ногами заметно изменилась: идти стало легче – Нартанг уже не завязал по щиколотку, – в тусклом свете уже взошедшей луны были видны лишь силуэты, но сам город освещался множеством факелов жителей, встречавших своих защитников с живыми трофеями.
Колонна всадников со скованными пленниками проследовала в ворота. Грязные растрепанные женщины, одетые почти так же, как и мужчины, что-то кричали и плевали вслед пленникам. Нартанг удивился многочисленности низкорослого народца всадников, ему было не понятно, как в одном, пусть даже и таком большом, городе размещается такая хьяргова уйма людей? Тем временем постоянные рывки цепей вывели воина и его недавних соратников на большую, но такую же грязную, как и все жители, площадь. Потом каждый всадник на каждого своего пленника нацепил какой-то амулет и, отвязав от седла, отправил в общую кучу, в которую их сбивали совсем другие воины, одетые по иному. Скованные солдаты, которые пытались сопротивляться получали жестокие удары палками и все равно выставлялись в круг.
Когда все пленники оказались в общей толпе, на площадь на белоснежном коне выехал уже виденный Нартангом в бою воин и произнес короткую, но видимо, очень вдохновенную речь, встреченную жителями бурным восторгом. Потом белый всадник удалился, а к пленникам подбежали все те же разодетые воины и стали растаскивать их к многочисленным столбам, вкопанным на площади. Их растянули на столбах и безэмоционально, не издавая никаких распаляющих или проклинающих возгласов, принялись бить плетьми, методично нанося удар за ударом, словно это было не актом наказания или возмездия, а всего лишь принятой необходимой процедурой, которую не хотелось, но все таки надо было исполнить. После первых двух десятков ударов, Нартанг уже мало что соображал – он судорожно ловил ртом воздух, покрываясь обильным потом от раздирающей спину боли. Когда, считая для того, чтобы как-то отвлечь себя от жестокой порки, он сбился после пятидесяти шести, забыв как считать дальше, Нартанг позвал Стига, который по разработанному еще в Таре методу издавал крик на выдохе после каждого полученного удара.
– Стиг, что ты воешь, как пес? – проорал Нартанг, скалясь одной стороной, глядя на своего воина безумным глазом – его уже всего трясло от боли.
– Ха-а! – вновь выдохнул в крике воин, – Так легче терпеть, мой король!
– Хьярг! – уперся в столб лбом Нартанг, понимая что вот-вот потеряет сознание – у него уже все плыло перед глазами. Он почему-то стал вспоминать уроки с Наставником по мечу, как ему было по началу тяжело подолгу удерживать в одном положении тяжелый деревянный меч, как потом со временем его руки окрепли так, что он мог легко раскалывать пальцами крепкие орехи… Мысли почему-то поплыли ровно и спокойно, он словно отключился от боли, терзавшей его тело, он вспомнил что и этому его тоже учили в любимом и умершем Данерате – его мертвом королевстве. Как бы он правил сейчас там, если бы остров не сгинул в пучине? И правил бы он или отец был бы все еще жив? – мысли текли в голове и словно речной поток охватывали сознание, запрещая реагировать на боль. Нартанг вспомнил Халдока – сотника, что занимался с ними тогда в лагере Кварога: «А теперь терпеть! Кто вскрикнет или заплачет – тот не воин! – жгучая крапива больно кусала за голые руки и ноги, – Воин должен не чувствовать боли, не отвлекаться на нее во время битвы – кто отвлечется на полученную рану в следующий миг падет в бою мертвым!» – больно жгла крапива, но мальчики мужественно стояли в строю, даже не дергаясь; через несколько занятий крапиву заменила тонкая розга, потом терновая ветка, потом палка с затупленными немного шипами…
Но тут экзекуция закончилась так же неожиданно, как и началась – пленников стали отвязывать, вновь заковывая в цепи. Нартанг шатался, как пьяный, но все же сумел идти за расплывающимися силуэтами маленьких людей. Краем глаза он увидел Стига, пребывающего в таком же состоянии, и еще семерых солдат, как ни странно его бывших подчиненных, неуверенно, но все же стоявших на ногах. Зато остальным повезло меньше – тех, кто не смог идти после порки просто тащили на цепях лошадьми по утоптанным улицам куда-то дальше. Нартанг с трудом переставлял ноги, чтобы поспеть за куда-то тянущей его цепью, но тут грязная оборванная толпа принялась швырять в них камнями, непонятно откуда взявшимися посреди пустыни. У Нартанга уже не было сил, чтобы как-то уворачиваться от летящих камней – снаряд настиг его через несколько шагов. Воин упал, как подкошенный.
Свет появился сразу, ударив в лицо, также жестоко, как и всё в этой пустыне.
Нартанг приоткрыл глаз и тут же зажмурил его снова – солнце стояло прямо напротив. Воин не сразу понял в каком положении находится – болело все тело целиком, и поэтому врезавшиеся в руки оковы не сразу обращали на себя внимание.
Он удивился, как не удавился ночью – ошейник, как и кандалы, имел очень короткую цепь, прикрепленную к стене высокого здания, и Нартанг проспал всю ночь, стоя на коленях. Воин попробовал подняться, но тут же свалился, повиснув в своих оковах, словно муха в паутине. Едва не задохнувшись, он все таки встал на онемевшие ноги, с некой отрешенностью терпя, разламывающую все тело боль. Жутко хотелось пить, исполосованная кнутом спина сильно горела, как и ободранные до мяса локти и колени – следы от пути с площади, голова тоже раскалывалась. Но кости вроде бы все были целы.
– Што, сопака, уже дышешь? – прошипел кто-то рядом. Воин пересилил себя и приоткрыл глаз, увидев лишь силуэт говорившего, – Скоро пошалеешь, что дышешь!
– Остафь его, Шарид, калиф фелел не трокать еко, пока не решит што с ним делать, – произнес кто-то рядом, а Нартанг подумал, что они не пытаются говорить на его языке, а просто отродясь так коверкают слова.
– Да еко сразу надо пыло раскрыть для солнца! – возмутился первый, а Нартанг понемногу переставал обращать внимание на непривычный акцент, принимая знакомые, но измененные слегка слова, как бы в родном звучании, – Он убил золотого Айтара Зурама! Проклятый шакал! – говоривший не выдержал и пнул пленника ногой в живот – Нартанг согнулся, насколько позволяли цепи, закашлялся, и измученный жаждой желудок сократился в жестокой судороге.
– Айтара?! – горестно воскликнул второй, – Золото нашей пустыни погибло от руки нечистого?! Какое горе! – с ненаигранной скорбью произнес второй, – А я так мечтал, что когда-нибудь накоплю на кобылу, а потом подкоплю еще и приведу ее к почтенному Зураму, чтобы тот позволил покрыть ее своему золотому Айтару, – печально произнес он.