Страница:
– Здравствуй, Тагила, – прорычал воин, усаживаясь на место.
– Где я? Кто здесь? – всадница с трудом села, прижимая ладонь ко лбу и стараясь рассмотреть сидящего во мраке шатра.
– Ты в лагере войск Кеменхифа. Ты моя пленница, – воин чиркнул огнивом, и искры возродили не так давно затушенный огонь, обитающий в открытой масляной лампе.
– О, боги! – вскрикнула воительница, – Ты?! – она и узнала и не узнала Нартанга.
Тогда, в Хистане она даже не знала как его зовут, а запомнила только из-за страшного уродства, да из-за небывалого бесстрашия, с которым он потом водил свой отряд. Однако, когда войско Хистана пропало в глубине земель Хорсии, и все ушедшие в тот поход уже третий год как считались мертвецами, появление этого человека просто вызвало у нее суеверный страх, – Ты… – она пыталась вспомнить как его звали и кем он был тогда, но в то время Нартанг был для нее настолько никчемным и отталкивающим…
– Ты помнишь меня, Тагила? – «улыбнулся» ей воин.
– Ты – изменник! Ты служил королю Хистана, а теперь в войске этих проклятых выродков! И ты был в том походе, откуда никто не вернулся! Как ты объяснишь это?! – со злостью зашипела на него воительница.
– Я не собираюсь тебе ничего объяснять – лишь то, что теперь ты полностью принадлежишь мне – я оставил тебе жизнь и теперь могу распоряжаться ей как хочу! – холодно оборвал ее воин. Она до сих пор сильно притягивала его к себе – его всегда привлекали сильные женщины – эта же будила в нем фантазии о древних воительницах, что сражались наравне с мужчинами… Однако, не смотря на свой интерес к ней, он в то же время хотел покорить строптивую женщину. Вся беда была в том, что его методы покорения людей и животных не отличались лаской и лояльностью…
– Лжец и трус! Ты наверняка сбежал с поля боя, пока мой отец погибал там с солдатами!
– Ты не знаешь, как ведут себя покоренные женщины?! – дал ей увесистую пощечину воин, – Так я тебя быстро научу! Раздевайся!
– Что?
– Раздевайся! Живо!
– Нет!
– Не заставляй меня делать тебе больно.
– Не надо!
– Повинуйся.
– Подожди, не знаю как тебя…
– Гаур, – оборвал ее король Данерата.
– Меткое прозвище, – горько усмехнулась пленница.
– Что оно значит?
– Волколак. Полузверь-получеловек, которого нельзя победить простым оружием.
– А каким можно? – зло оскалился Нартанг, наполняясь еще большей яростью к своим противникам и соседям-соратникам за мерзкое прозвище.
– Серебряным, – недобро посмотрела на него всадница, – Но я попробую обычным! – зло выдохнула она, стремительно выхватывая из поручи короткий тонкий кинжал, метя вогнать его в глаз сидевшему воину.
Нартанг ждал этого, хотя и всем видом не показывал внутренней напряженности. Он не плохо знал нрав этой женщины, и легко предположил, что та, которая водила в бой один из сильнейших отрядов врага вряд ли смирится с положением наложницы.
Его руки быстро взметнулись навстречу летящему железу – они сами делали свое дело, не требуя вмешательства разума, Нартанг же направил все свои мысли на то, чтобы по привычке не убить нападавшую. Через мгновение обезоруженная женщина отлетела в угол шатра, ее стилет воткнулся в верхнюю деревянную опору на высоте, недосягаемой низкорослой всаднице. Однако, норовистая воительница не собиралась так просто сдаваться – она вновь прыгнула вперед и, схватив со стола лампу, выплеснула ее горящее содержимое на своего пленителя.
– Получай, урод! – она была уверена, что теперь к увечьям ненавистного человека прибавится еще и сильнейший ожег, который если и не ослепит его, то по крайней мере из-за нестерпимой боли заставит забыть о ней хотя бы на время.
Но проведение хранило Нартанга: он понял, что она собирается сделать мгновением раньше, чем ожидала Тагила и отпрыгнул в сторону, срывая с лежака покрывало и бросая его навстречу воспламеняющейся жидкости. В следующий миг на полу вспыхнул костер из сгорающей ярким жарким пламенем ткани. В этом ярком свете воин быстро заломил руки бесноватой пленнице и принялся быстрыми умелыми движениями расстегивать застежки ее доспехов. Не обращая внимание на проклятия и злое шипение, когда он особо рьяно, принуждал ее к повиновению. Когда он закончил, оставив на Тагиле лишь простой льняной балахон, какие носили солдаты, огонь перепрыгнул на его лежак. Ругнувшись, Нартанг взял свою пленницу в одну руку, второй выхватил свое лезвие и разрезав стенку шатра вышел наружу. Вскоре занялась вся палатка. Подбежавшие воины быстро пошли обратно, увидев, что их королю ничего не угрожает, кеменхифцы же пялились во все глаза и перешучивались, глядя на полураздетую пленницу Гаура.
«Слишком жарко видать там у них было!» – услышал Нартанг обрывок фразы, повернулся в ту сторону, но не разобрал, кто именно отпустил эту шутку, знал, что не его люди…
– Рысь, присмотри пока за ней, – окликнул Нартанг одного из своих подданных, – Можешь связать, если хочешь.
– Хорошо, – поспешил подойти к своему королю воин, принимая пленницу точно в таком же полусклоненном положении, повторяя захват предводителя.
– Квиро, найди мне другой шатер, – узнал Нартанг одного из кеменхифцев, ходивших под его началом.
Солдат поспешил исполнить указание.
Нартанг ушел, но вскоре вернулся с цепью и наручниками. Рысь улыбнулся:
– И верно ее лучше держать на цепи, а то чуть Кунице в глаза не вцепилась – еле удержал.
– Ладно тебе, – оборвал его Нартанг, знаком показывая, чтобы тот помог сковать пленницу.
Однако, кандалы, рассчитанные на мужскую руку, слишком свободно болтались на запястье Тагилы, и воин решил приковать ее за ногу. На ноге наручник едва сошелся, но зато крепко держал.
– Вторую тоже? – Рысь сосредоточенно держал молча упирающуюся пленницу.
– Нет, на второй он мне будет мешать, – мрачно ответил Нартанг, вытаскивая меч.
Не долго думая, он с одного удара перерубил цепь. Теперь «привязь» была в полном порядке. Воин посмотрел в сторону, где невдалеке от догорающего старого шатра, солдаты уже ставили новую палатку. Он нагнулся взял конец цепи:
– Отпусти ее, Рысь. Пошли.
– Будь ты проклят, Гаур! – в злом отчаянье выкрикнула всадница, понимая свою беззащитность перед его силой. Хотя совсем недавно, она считала себя ничуть не уступающей мужчинам – Тагила хорошо владела боем на мечах, отменно стреляла из лука и просто сказочно управлялась с копьем на полном скаку…
– Шевелись, если не хочешь волочиться по земле, – буркнул воин, раздумывая дернуть за цепь или нет. Он сейчас и сам не знал зачем взял себе в пленницы эту женщину. Он вспоминал свой плен, свои страдания… Он знал, что у всадницы душа воина, знал, что так же, как и он, будет она терпеть побои и унижения в любой момент готовая воткнуть ему под ребра кинжал, однако все равно не желал прекращать ее никчемные мучения. Он просто решил испытать себя – смог бы он сам покорить родную ему душу…
– Будь ты проклят, Гаур! Что тебе от меня нужно?! Отпусти меня – мои родственники дадут за меня большой выкуп, ведь ты нищий?! – бросала ему в спину Тагила, неловко переставляя ногу с цепью.
– Молчи. Не то скоро охрипнешь! – рыкнул, не оборачиваясь, воин.
– Ты что тоже много кричал, когда тебя резали? – не собираясь покоряться, сыпала злыми словами пленница.
Нартанг резко обернулся и дал непокорной пощечину от которой та шлепнулась на землю и утерла кровь с разбитой губы.
– Я сказал молчать, – все так же бесцветно бросил воин, поворачиваясь и двигаясь в намеченном направлении.
Тагила едва успела встать на ноги и последовать за ним, чтобы он не поволок ее по земле на цепи, как обещал.
Новый шатер был уже готов.
– Хорошо, Квиро, благодарю, – кивнул Нартанг солдату, обращаясь сразу и к нему и к остальным, что помогали устанавливать сооружение.
– Все для тебя, командир! – улыбнувшись, ответили солдаты – хоть все они и были кеменхифцами, но, оказавшись под началом Нартанга, быстро поняли его справедливую суровость и отбросили все предубеждения, что зародились у них при первом знакомстве с ним.
Нартанг оскалился и заглянул внутрь – там было темно и пусто.
– Командир, сейчас принесем лампу и матрац! – Квиро не стыдился выслужиться перед своим начальником, который вызывал в нем безграничное уважение своим уменьем и даром предводителя.
– Давай, – кивнул воин и присел на землю.
Тагила осталась стоять, не желая даже садиться рядом с ненавистным человеком.
Она молчала, изредка утирая кровь. Наверное, в другой раз она расплакалась бы, обнаружив на себе следы такого жестокого обращения – правый глаз быстро заплывал, нос распух и через него невозможно было дышать из-за запекшейся крови, в общем, все лицо было сплошным месивом и она представляла какого оно вида и цвета.
– Готово, командир – все, как и прежде было! – Квиро коротко поклонился и пошел с друзьями к дальнему костру, где размещались кеменхифцы. Как не желал Нартанг найти достойных бойцов для пополнения своего отряда, его воины пока не принимали новичков, обособленно держась от чужих им людей.
– Хорошо, – поднялся Нартанг; цепь звякнула, Тагила поспешила за ним.
Воин подошел к столбу главной опоры, надежно вкопанному солдатами, обмотал цепь вокруг и, поднапрягшись, разогнул пальцами последнее кольцо, предназначенное для закрепления оков к общей цепи невольников – для этого были специальные клещи, но воину они не требовались – заведя железо в звено он вернул кольцу прежний вид.
– Смотри – подожжешь вновь – сгоришь заживо, – бросил он на всадницу беглый взгляд и принялся снимать с себя доспехи.
Та хотела что-то ответить, но потом передумала, села у входа, подтянула ноги, обхватила их руками и собралась положить голову на колени. Но, видно, живого места на лице найти оказалось невозможным, и она откинулась назад.
Какие мысли сейчас были у нее в голове – сильно занимало Нартанга. Он стал вспоминать о чем думал сам, когда стал приходить в себя в шатре Зурама и усмехнулся – он думал лишь о том, как бы ему убить первым хотя бы нескольких врагов, прежде чем его самого забьют до смерти за непокорство…
Женщина же поняла его насмешку по-другому и еще больше сжалась у двери, опасливо косясь на ухмыляющегося раздевающегося мужчину.
Нартанг понял ее мысли и оскалился еще больше – ему начинало нравиться это – он давно не давал себе прежних заданий – разбираться в отдельных людях. Теперь он обнаружил, что развиваемое еще отцом умение понимания людских душ за время плена, при невольном учении у Карифа, отточилось у него до высоких граней…
– Чего скалишься?! – не выдержала, наконец, Тагила – она не могла стерпеть такого неуважения к себе, хотя и понимала, что положение у нее просто плачевное – этот человек был сильнее ее и физически и, как оказалось, морально – она полностью была в его власти.
– Мне послышалось или ты что-то сказала? – сурово посмотрел на нее воин, в этот момент он как раз снимал ножны, и у него в руке были кожаные перевязи.
В глазах Тагилы промелькнул гневный огонь непокорства – она уже была готова сказать что-то еще, но потом передумала – женское самосохранение взяло верх – она только качнула головой и отвела глаза.
Нартанг не поверил – так просто? По его расчетам должно было быть еще не меньше двух попыток прикончить его.
– Почисть мои сапоги, – разулся воин и бросил к выходу свою обувь.
Тагила смотрела на него полным ненависти взглядом:
– Не буду! – зло прошипела она – в глазах была решимость – она готова была даже стерпеть побои, но не собиралась унижаться.
– Тогда иди ко мне, – похлопал Нартанг ладонью по своему нехитрому ложу, – Выбирай – либо служанка – либо наложница. Чего хочешь работы или любовных утех?
– Любовных утех? – подавилась словами пленница, поднимаясь на ноги, – С тобой? Да скорее подохну, чем лягу рядом с тобой! – надменно посмотрела она на воина.
– Правда? Давай проверим! – предложил Нартанг и, не вставая, потянул за цепь.
Тагила не удержалась и упала на землю; воин протащил ее за привязь, сразу взял за горло – он умел обращаться с сопротивляющимися с малых лет.
Пленница задыхалась от злобы, унижения и сдавленного дыхания; все ее умения рукопашной схватки и ловкость наездницы не помогли ей перед неотвратимым напором воина. После короткой борьбы они уже лежали рядом: Нартанг держал ее руки своей рукой, прижимая женщину к себе, а второй притягивал за бедро. Наверное, если бы Тагила поняла, что он хочет свершить над ней насилие, она отбивалась бы сильней, но воин ничего больше не делал – они просто лежали рядом и все…
– Ты жива, Тагила? Можешь говорить, – разрешил ей воин.
Но пленница упрямо молчала, да и что было ей говорить…
– Ну и ладно, утром поговорим, – удовлетворенно заключил воин и затих.
Он долго не ослаблял хватку, потом понемногу его пальцы стали разжиматься.
Женщина усердно ждала, не желая ошибиться. Она ждала еще долго, пока воин не начал ровно дышать и даже похрапывать. Тагила стала очень медленно освобождать руки из его захвата.
Нартанг ждал этого. Он все это сделал специально. Он хорошо понимал, что Тагила так просто не покорится… Он дал женщине выбраться из своих объятий, внимательно слушал каждый шорох, наслаждаясь этой смертельно опасной игрой, которую сам придумал. Ведь одна его ошибка, один пропущенный звук – и верная рука воительницы легко прервет его жизнь!
Тагила замерла, оказавшись на полу – у нее был выбор: попытаться разомкнуть цепь и сбежать или сначала прирезать самоуверенного урода и уже не таясь его заняться оковами… Она внимательно вслушивалась в его дыхание – спит. Его доспехи и оружие лежали совсем рядом – протяни руку и клинок уже ее! Она медленно потянулась к его кинжалу – короткий широкий и острый он был как раз тем, что нужно – тяжелым мечом она не привыкла драться.
Клинок с шелестом вышел из ножен.
Нартанг бросил все силы, чтобы не затаить дыхания, слушая следующие звуки.
Тагила стояла с кинжалом в руке посреди палатки и наконец решилась – сделала глубокий вдох и широкий замах!
Нартанг метнулся навстречу. Ее руки четко легли в его бугристые ладони и намертво утвердились в них. Воин вывернул у нее из руки свой кинжал, отстегнул от перевязи боковой ремень и молча принялся пороть бунтарку.
Тагила сначала решила снести экзекуцию в гордом молчании, но удары ремня жгли и рвали кожу. После третьего удара она закричала и попыталась увернуться от следующего.
Воин бросил ее на лежак, но пленница кинулась к выходу. Он нагнулся и дернул ее за цепь обратно, наступил на железную привязь и продолжил наказание. Когда Тагила после второго десятка ударов уже закрыла голову руками и стала рыдать, извиваясь на полу, воин остановился; отбросил ремень в сторону:
– Не смей больше так делать, – коротко сказал он и погасил светильник, укладываясь вновь. Он тоже тяжело дышал и еще долго не мог успокоиться. Все происшедшее только что настолько взволновало его, что он сам себе удивлялся – неужели он навсегда перестал интересоваться простыми человеческими наслаждениями и ему нужно вот именно так – с болью, с криками, с нечеловеческими страстями?
Вскоре всхлипывания Тагилы затихли, но Нартанг не тешил себя надеждой, что она остановится на этом – она могла двигаться – значит, она будет бороться, пока может. По крайней мере, сам бы он поступил именно так. Но, видимо, пленнице и так хватило всех злоключений, что выпали в этот день. И она совсем притихла, заснув на холодной земле пола.
Нартанг уже проклял себя за неуемную фантазию – он не мог уснуть в своем собственном шатре, уходить же в другое место или укорачивать ее цепь теперь было нельзя – он должен играть выбранную им роль до конца. До утра он лежал в легкой полудреме, слушая все звуки ночи.
Когда рассветный луч пробился сквозь небольшую щелку входного полога, Нартанг поспешил одеться и уйти – настроение у него было скверное. Когда он пошевелился, уснувшая на земле пленница вздрогнула и инстинктивно шарахнулась от него, еще не до конца пробудившись. Разорванная вчера в некоторых местах ремнем одежда обнажала вспухшие красные полосы… Бросив на нее короткий взгляд, Нартанг стал быстро одеваться.
Тагила села у стены и следила за ним, пока он не собрался и не вышел.
«Воды-то хоть оставь» – донеслись в след ему ее слова, и от них воин вздрогнул: бескрайние пески, город в пустыне, жара, клетка, пленники…
– Хьярг! – ругнулся он, совсем путаясь в своих мыслях и чувствах, – К чему это все?!
– Дон, – окликнул он первого попавшегося солдата, – Отнеси ко мне в палатку кувшин с водой.
– Да, командир.
Нартанг пошел побродить вокруг лагеря. Ему нужно было успокоиться. Он не мог понять себя – что с ним – или это у него в такое теперь переродился интерес к женщине?
– Мой король, прошел слух, что нас хотят послать на очередную бойню, – Халдок в последнее время появлялся совсем не вовремя.
– Когда это тебя начал пугать бой, Халдок? – холодно посмотрел на него Нартанг.
Пятидесятник смутился.
– Я не боюсь боя – я боюсь потерять воинов… – ответил старый командир.
– Ты не должен ничего бояться, – Нартанг повернулся и пошел прочь. Встретившись со своими людьми, найти которых было смыслом его жизни два прошлых года, он не испытал никакого облегчения – первая радость прошла и теперь ответственность за них легла на его плечи еще большим грузом, чем тяготы их поисков… Его положение теперь требовало от него полного контроля себя в каждом слове и в каждом действии, что сильно нервировало его – за два с половиной года он уже отвык быть предводителем своих соотечественников, взяв в привычку видом и действиями пугать и отталкивать людей…
– Вон Гаур самую сладкую добычу себе вчера отхватил. Говорят, хистанская стерва так визжала этой ночью, что… – рассказчик быстро осекся, поймав на себе уничтожающий взгляд страшного командира наемников и поняв, что тот его услышал, хотя и был на далеком расстоянии. Его собеседники тоже воровато оглянулись на его взгляд и их лица вытянулись, вмиг освободившись от похотливых улыбок – Гаур пугал всех и не только видом, но и той жестокостью, с которой несколько раз уже наказывал злословов, не смотря на угрозы главных командиров…
Нартанг пошел дальше. Сегодня он не готов был вести воинов в бой. Он хотел освободиться от своего положения хотя бы на день. Его рассудок требовал отдыха.
Но сегодня ему не суждено было отдохнуть: со стороны лагеря донесся удивленно-гневный мужской крик, потом короткое лошадиное ржание и к нему стал приближаться стук копыт.
Воин встал за дерево. Потом аккуратно выглянул из-за него – так и есть: Тагила скакала во весь опор на неоседланной лошади туда, где было меньше всего народу.
У нее за спиной корчился Дон, награжденный чисто женским ударом. За лошадью звенела по земле цепь, от которой так и не удалось еще освободиться пленнице.
Пропустив летящего мимо коня, Нартанг быстро нагнулся и схватился за цепь, перекидывая ее через толстую нижнюю ветку дерева, за которым скрывался. Цепь тут же натянулась и неудавшаяся беглянка слетела со спины коня, издав крик боли и отчаянья, со всего размаха упала лицом в землю и затихла. Воин быстро подошел к ней и перевернул лицом вверх, очистил рот от набившейся при падении земли и плеснул водой из фляги.
Тагила мученически застонала. Потом приоткрыла глаза, попыталась пошевелиться и вскрикнула от боли – скованная нога была неестественно вывернута. От боли у нее навернулись слезы.
– Лежи смирно, – Нартанг прижал ее к земле и стал выправлять ногу, при каждом его движении Тагила выла, словно раненая волчица.
Придав ее ноге нужное положение воин бесцеремонно дернул ее на себя. В бедре наездницы что-то противно хрустнуло – с чавкающим звуком сустав встал на место.
– Не вставай! – опять пресек ее попытку подняться воин, отцепил цепь от дерева, перекинул привязь через плечо, потом нагнулся и, подняв свою пленницу, также положил себе на плечо.
Тагила не шевелилась и только тихо плакала от шока и боли.
Поравнявшись с уже поднявшимся на ноги Доном, воин уперся в него бесцветным взглядом:
– Зачем отвязал?
– Она нужду справить попросилась, – сконфуженно ответил тот.
– Я сказал только поставить кувшин с водой, – холодно бросил Нартанг и зашагал к своей палатке.
Войдя внутрь, он сбросил Тагилу на лежак:
– Тебе ноги отрезать, чтобы не бегала?
– Убей меня, чего мучаешь? – сквозь слезы накатившегося отчаяния и морального потрясения выкрикнула пленница.
– Еще чего, – усмехнулся воин, потом вспомнил про свои ночные мысли, бросил на пол свой плащ, словно куклу пересадил Тагилу на него и снова закрепил цепь у столба – теперь уже намного короче. Заметил у себя на столе клещи, которыми Дон освободил его пленницу, взял их и вышел вон. Теперь спокойный сон был ему обеспечен – пленница уже не могла дотянуться до него сонного.
Проходя мимо уже рассказывающего о своей оплошности и быстрой реакции Нартанга своим друзьям Дона, воин бросил на землю клещи:
– Верни, где брал, – коротко бросил он и пошел к Халдоку поговорить о предстоящей битве.
Намеченный бой так и не случился. Понапрасну истоптав поле, воины вернулись в лагерь только к закату. Подождав походной пищи и взяв себе две миски, Нартанг пошел в палатку. Тагила спала, свернувшись калачиком и завернувшись в его плащ.
Воин поставил рядом с ней миску с едой и сел на лежак, приговаривая свой ужин.
Он был уверен, что пленница не спит, но «будить» ее не собирался. Быстро раздевшись и оставив доспехи и оружие за пределами досягаемости Тагилы, не гася лампы, Нартанг лег спать. В эту ночь он, наконец, по-настоящему уснул, и ни с того ни с сего ему приснилась красавица Чийхара. Во сне она была еще более привлекательной, чем в жизни. Он сидел на подушках во дворце Сухада, а она танцевала перед ним, как одна из наложниц. Но танец ее отличался от их танцев так же как и она сама от всех других. Ее движения были неистовы и стремительны, завораживающе-страстными. Нартанг невольно начал раздеваться. Когда он взялся за завязки своих шаровар, ее лицо с горящими глазами вдруг оказалось совсем близко:
«Покажи мне свою силу!» – с вызовом выкрикнула она и в ее руках появилась тонкая острая сабля, которая тут же метнулась в его сторону, вспорола шелковые подушки, на которых он только что сидел. Девушка наступала настолько стремительно, что он едва успевал уворачиваться от свистящего клинка. Потом воину надоело отступать и он взметнул руку навстречу холодному отточенному металлу – он умел остановить меч и не пораниться – но тонкая отточенная как бритва сабля рассекла ему ладонь почти надвое, поспешно хлынула алая кровь; потом безжалостная красавица нанесла еще один удар через грудь – из глубокого пореза так же потекла кровь, но Чийхара не останавливалась, продолжая кромсать его. Нартанг почему-то ничего не делал более – просто стоял и смотрел, как на нем появляются все новые и новые раны.
Потом упал от них на колени. «И мне будут говорить, что ты победил льва?! Да ты и с собакой-то не совладаешь!» – презрительно кинула красавица, вытирая окровавленный клинок о его волосы, разметавшиеся по плечам. Нартанг открыл глаз и встретился с ненавидящим взглядом Тагилы – в ее руке, отведенной для броска был зажат кинжал. Нартанг рванулся и пнул воительницу в грудь – она опрокинулась назад, кинжал выпал из невольно разжавшейся руки. Воин поднялся, отстегнул все тот же ремень от перевязи и повторил вчерашнюю экзекуцию, правда на этот раз всыпав поболе…
Тагила уже не плакала – она лежала не двигаясь, смотря широко раскрытыми глазами в одну точку. Она начала «ломаться»…
Воин на всякий случай обыскал ее, погасил лампу и вновь лег спать.
Проснувшись утром, он вновь встретился взглядом с пленницей, теперь, правда, безоружной. Она все так же уничтожающе смотрела на него мертвым взглядом. На полу стояла нетронутая миска.
– Чего не ешь? – спросил Нартанг, садясь на кровати, словно вчера вечером ничего не произошло Но Тагила была на этот счет другого мнения – ее болезненные ощущения говорили ей обратное.
– Можешь говорить, – ухмыльнувшись, «разрешил» ей воин.
Но всадница продолжала молчать.
– Не будешь есть – буду кормить силой, – как бы между прочим заметил воин.
– Мне надо… – выдавила из себя Тагила, – Наружу…
– Облегчиться? – просто подытожил Нартанг.
– Да, – смущаясь и злясь прохрипела пленница.
– По малому? – не отставал воин.
– Да, – еле выдавила из себя Тагила – она не привыкла говорить о таких вещах вообще с кем бы то ни было.
– Тогда справляй здесь – я выйду, – махнул Нартанг, не желая возиться с железом, и, не одеваясь, вышел из палатки под ошалелый взгляд пленницы.
Снаружи он сразу вызвал ехидные взгляды кеменхифцев и сдержанно-лукавые своих людей – все впервые видели здесь командира не в доспехах… Нартанг решил подыграть им и поправил пояс, довольно оскалившись, что сразу вызвало еще более выразительные переглядывания солдат и добродушные усмешки воинов – наконец-то командир хоть как-то отвлекся от своих тяжких мыслей… Нартангу самому нужно было оправиться, но он специально медлил, чтобы побольше породить кривотолков. Потом, когда перешептывание кеменхифцев достигло своего апогея, Нартанг пошел в ближний пролесок. Походив по бодрящему утреннему воздуху, воин только сейчас осознал, как давно не ходил вот так – свободно, без цепей или доспехов, без тревог и забот, без целей и направлений… Ему захотелось свободы, свободы от всего – от своего наследия, от своего положения, от своего народа, от своего прошлого и настоящего; хоть на короткое время оказаться простым человеком с их малыми потребностями и радостями… Нартанг быстро одернул себя от этих мыслей, отнеся их к малодушию и слабости воли. А чтобы совсем отвлечься от коварных помыслов подошел к ведру воды и вывернул его себе на голову. Холодная бодрящая вода сразу протрезвила сознание и бесследно прогнала все хмурые мысли. Отряхнувшись, словно собака, раскидывая брызги с длинных волос, Нартанг поискал глазами своих людей – воины тоже потихоньку «раскачивались» после сна.
– Где я? Кто здесь? – всадница с трудом села, прижимая ладонь ко лбу и стараясь рассмотреть сидящего во мраке шатра.
– Ты в лагере войск Кеменхифа. Ты моя пленница, – воин чиркнул огнивом, и искры возродили не так давно затушенный огонь, обитающий в открытой масляной лампе.
– О, боги! – вскрикнула воительница, – Ты?! – она и узнала и не узнала Нартанга.
Тогда, в Хистане она даже не знала как его зовут, а запомнила только из-за страшного уродства, да из-за небывалого бесстрашия, с которым он потом водил свой отряд. Однако, когда войско Хистана пропало в глубине земель Хорсии, и все ушедшие в тот поход уже третий год как считались мертвецами, появление этого человека просто вызвало у нее суеверный страх, – Ты… – она пыталась вспомнить как его звали и кем он был тогда, но в то время Нартанг был для нее настолько никчемным и отталкивающим…
– Ты помнишь меня, Тагила? – «улыбнулся» ей воин.
– Ты – изменник! Ты служил королю Хистана, а теперь в войске этих проклятых выродков! И ты был в том походе, откуда никто не вернулся! Как ты объяснишь это?! – со злостью зашипела на него воительница.
– Я не собираюсь тебе ничего объяснять – лишь то, что теперь ты полностью принадлежишь мне – я оставил тебе жизнь и теперь могу распоряжаться ей как хочу! – холодно оборвал ее воин. Она до сих пор сильно притягивала его к себе – его всегда привлекали сильные женщины – эта же будила в нем фантазии о древних воительницах, что сражались наравне с мужчинами… Однако, не смотря на свой интерес к ней, он в то же время хотел покорить строптивую женщину. Вся беда была в том, что его методы покорения людей и животных не отличались лаской и лояльностью…
– Лжец и трус! Ты наверняка сбежал с поля боя, пока мой отец погибал там с солдатами!
– Ты не знаешь, как ведут себя покоренные женщины?! – дал ей увесистую пощечину воин, – Так я тебя быстро научу! Раздевайся!
– Что?
– Раздевайся! Живо!
– Нет!
– Не заставляй меня делать тебе больно.
– Не надо!
– Повинуйся.
– Подожди, не знаю как тебя…
– Гаур, – оборвал ее король Данерата.
– Меткое прозвище, – горько усмехнулась пленница.
– Что оно значит?
– Волколак. Полузверь-получеловек, которого нельзя победить простым оружием.
– А каким можно? – зло оскалился Нартанг, наполняясь еще большей яростью к своим противникам и соседям-соратникам за мерзкое прозвище.
– Серебряным, – недобро посмотрела на него всадница, – Но я попробую обычным! – зло выдохнула она, стремительно выхватывая из поручи короткий тонкий кинжал, метя вогнать его в глаз сидевшему воину.
Нартанг ждал этого, хотя и всем видом не показывал внутренней напряженности. Он не плохо знал нрав этой женщины, и легко предположил, что та, которая водила в бой один из сильнейших отрядов врага вряд ли смирится с положением наложницы.
Его руки быстро взметнулись навстречу летящему железу – они сами делали свое дело, не требуя вмешательства разума, Нартанг же направил все свои мысли на то, чтобы по привычке не убить нападавшую. Через мгновение обезоруженная женщина отлетела в угол шатра, ее стилет воткнулся в верхнюю деревянную опору на высоте, недосягаемой низкорослой всаднице. Однако, норовистая воительница не собиралась так просто сдаваться – она вновь прыгнула вперед и, схватив со стола лампу, выплеснула ее горящее содержимое на своего пленителя.
– Получай, урод! – она была уверена, что теперь к увечьям ненавистного человека прибавится еще и сильнейший ожег, который если и не ослепит его, то по крайней мере из-за нестерпимой боли заставит забыть о ней хотя бы на время.
Но проведение хранило Нартанга: он понял, что она собирается сделать мгновением раньше, чем ожидала Тагила и отпрыгнул в сторону, срывая с лежака покрывало и бросая его навстречу воспламеняющейся жидкости. В следующий миг на полу вспыхнул костер из сгорающей ярким жарким пламенем ткани. В этом ярком свете воин быстро заломил руки бесноватой пленнице и принялся быстрыми умелыми движениями расстегивать застежки ее доспехов. Не обращая внимание на проклятия и злое шипение, когда он особо рьяно, принуждал ее к повиновению. Когда он закончил, оставив на Тагиле лишь простой льняной балахон, какие носили солдаты, огонь перепрыгнул на его лежак. Ругнувшись, Нартанг взял свою пленницу в одну руку, второй выхватил свое лезвие и разрезав стенку шатра вышел наружу. Вскоре занялась вся палатка. Подбежавшие воины быстро пошли обратно, увидев, что их королю ничего не угрожает, кеменхифцы же пялились во все глаза и перешучивались, глядя на полураздетую пленницу Гаура.
«Слишком жарко видать там у них было!» – услышал Нартанг обрывок фразы, повернулся в ту сторону, но не разобрал, кто именно отпустил эту шутку, знал, что не его люди…
– Рысь, присмотри пока за ней, – окликнул Нартанг одного из своих подданных, – Можешь связать, если хочешь.
– Хорошо, – поспешил подойти к своему королю воин, принимая пленницу точно в таком же полусклоненном положении, повторяя захват предводителя.
– Квиро, найди мне другой шатер, – узнал Нартанг одного из кеменхифцев, ходивших под его началом.
Солдат поспешил исполнить указание.
Нартанг ушел, но вскоре вернулся с цепью и наручниками. Рысь улыбнулся:
– И верно ее лучше держать на цепи, а то чуть Кунице в глаза не вцепилась – еле удержал.
– Ладно тебе, – оборвал его Нартанг, знаком показывая, чтобы тот помог сковать пленницу.
Однако, кандалы, рассчитанные на мужскую руку, слишком свободно болтались на запястье Тагилы, и воин решил приковать ее за ногу. На ноге наручник едва сошелся, но зато крепко держал.
– Вторую тоже? – Рысь сосредоточенно держал молча упирающуюся пленницу.
– Нет, на второй он мне будет мешать, – мрачно ответил Нартанг, вытаскивая меч.
Не долго думая, он с одного удара перерубил цепь. Теперь «привязь» была в полном порядке. Воин посмотрел в сторону, где невдалеке от догорающего старого шатра, солдаты уже ставили новую палатку. Он нагнулся взял конец цепи:
– Отпусти ее, Рысь. Пошли.
– Будь ты проклят, Гаур! – в злом отчаянье выкрикнула всадница, понимая свою беззащитность перед его силой. Хотя совсем недавно, она считала себя ничуть не уступающей мужчинам – Тагила хорошо владела боем на мечах, отменно стреляла из лука и просто сказочно управлялась с копьем на полном скаку…
– Шевелись, если не хочешь волочиться по земле, – буркнул воин, раздумывая дернуть за цепь или нет. Он сейчас и сам не знал зачем взял себе в пленницы эту женщину. Он вспоминал свой плен, свои страдания… Он знал, что у всадницы душа воина, знал, что так же, как и он, будет она терпеть побои и унижения в любой момент готовая воткнуть ему под ребра кинжал, однако все равно не желал прекращать ее никчемные мучения. Он просто решил испытать себя – смог бы он сам покорить родную ему душу…
– Будь ты проклят, Гаур! Что тебе от меня нужно?! Отпусти меня – мои родственники дадут за меня большой выкуп, ведь ты нищий?! – бросала ему в спину Тагила, неловко переставляя ногу с цепью.
– Молчи. Не то скоро охрипнешь! – рыкнул, не оборачиваясь, воин.
– Ты что тоже много кричал, когда тебя резали? – не собираясь покоряться, сыпала злыми словами пленница.
Нартанг резко обернулся и дал непокорной пощечину от которой та шлепнулась на землю и утерла кровь с разбитой губы.
– Я сказал молчать, – все так же бесцветно бросил воин, поворачиваясь и двигаясь в намеченном направлении.
Тагила едва успела встать на ноги и последовать за ним, чтобы он не поволок ее по земле на цепи, как обещал.
Новый шатер был уже готов.
– Хорошо, Квиро, благодарю, – кивнул Нартанг солдату, обращаясь сразу и к нему и к остальным, что помогали устанавливать сооружение.
– Все для тебя, командир! – улыбнувшись, ответили солдаты – хоть все они и были кеменхифцами, но, оказавшись под началом Нартанга, быстро поняли его справедливую суровость и отбросили все предубеждения, что зародились у них при первом знакомстве с ним.
Нартанг оскалился и заглянул внутрь – там было темно и пусто.
– Командир, сейчас принесем лампу и матрац! – Квиро не стыдился выслужиться перед своим начальником, который вызывал в нем безграничное уважение своим уменьем и даром предводителя.
– Давай, – кивнул воин и присел на землю.
Тагила осталась стоять, не желая даже садиться рядом с ненавистным человеком.
Она молчала, изредка утирая кровь. Наверное, в другой раз она расплакалась бы, обнаружив на себе следы такого жестокого обращения – правый глаз быстро заплывал, нос распух и через него невозможно было дышать из-за запекшейся крови, в общем, все лицо было сплошным месивом и она представляла какого оно вида и цвета.
– Готово, командир – все, как и прежде было! – Квиро коротко поклонился и пошел с друзьями к дальнему костру, где размещались кеменхифцы. Как не желал Нартанг найти достойных бойцов для пополнения своего отряда, его воины пока не принимали новичков, обособленно держась от чужих им людей.
– Хорошо, – поднялся Нартанг; цепь звякнула, Тагила поспешила за ним.
Воин подошел к столбу главной опоры, надежно вкопанному солдатами, обмотал цепь вокруг и, поднапрягшись, разогнул пальцами последнее кольцо, предназначенное для закрепления оков к общей цепи невольников – для этого были специальные клещи, но воину они не требовались – заведя железо в звено он вернул кольцу прежний вид.
– Смотри – подожжешь вновь – сгоришь заживо, – бросил он на всадницу беглый взгляд и принялся снимать с себя доспехи.
Та хотела что-то ответить, но потом передумала, села у входа, подтянула ноги, обхватила их руками и собралась положить голову на колени. Но, видно, живого места на лице найти оказалось невозможным, и она откинулась назад.
Какие мысли сейчас были у нее в голове – сильно занимало Нартанга. Он стал вспоминать о чем думал сам, когда стал приходить в себя в шатре Зурама и усмехнулся – он думал лишь о том, как бы ему убить первым хотя бы нескольких врагов, прежде чем его самого забьют до смерти за непокорство…
Женщина же поняла его насмешку по-другому и еще больше сжалась у двери, опасливо косясь на ухмыляющегося раздевающегося мужчину.
Нартанг понял ее мысли и оскалился еще больше – ему начинало нравиться это – он давно не давал себе прежних заданий – разбираться в отдельных людях. Теперь он обнаружил, что развиваемое еще отцом умение понимания людских душ за время плена, при невольном учении у Карифа, отточилось у него до высоких граней…
– Чего скалишься?! – не выдержала, наконец, Тагила – она не могла стерпеть такого неуважения к себе, хотя и понимала, что положение у нее просто плачевное – этот человек был сильнее ее и физически и, как оказалось, морально – она полностью была в его власти.
– Мне послышалось или ты что-то сказала? – сурово посмотрел на нее воин, в этот момент он как раз снимал ножны, и у него в руке были кожаные перевязи.
В глазах Тагилы промелькнул гневный огонь непокорства – она уже была готова сказать что-то еще, но потом передумала – женское самосохранение взяло верх – она только качнула головой и отвела глаза.
Нартанг не поверил – так просто? По его расчетам должно было быть еще не меньше двух попыток прикончить его.
– Почисть мои сапоги, – разулся воин и бросил к выходу свою обувь.
Тагила смотрела на него полным ненависти взглядом:
– Не буду! – зло прошипела она – в глазах была решимость – она готова была даже стерпеть побои, но не собиралась унижаться.
– Тогда иди ко мне, – похлопал Нартанг ладонью по своему нехитрому ложу, – Выбирай – либо служанка – либо наложница. Чего хочешь работы или любовных утех?
– Любовных утех? – подавилась словами пленница, поднимаясь на ноги, – С тобой? Да скорее подохну, чем лягу рядом с тобой! – надменно посмотрела она на воина.
– Правда? Давай проверим! – предложил Нартанг и, не вставая, потянул за цепь.
Тагила не удержалась и упала на землю; воин протащил ее за привязь, сразу взял за горло – он умел обращаться с сопротивляющимися с малых лет.
Пленница задыхалась от злобы, унижения и сдавленного дыхания; все ее умения рукопашной схватки и ловкость наездницы не помогли ей перед неотвратимым напором воина. После короткой борьбы они уже лежали рядом: Нартанг держал ее руки своей рукой, прижимая женщину к себе, а второй притягивал за бедро. Наверное, если бы Тагила поняла, что он хочет свершить над ней насилие, она отбивалась бы сильней, но воин ничего больше не делал – они просто лежали рядом и все…
– Ты жива, Тагила? Можешь говорить, – разрешил ей воин.
Но пленница упрямо молчала, да и что было ей говорить…
– Ну и ладно, утром поговорим, – удовлетворенно заключил воин и затих.
Он долго не ослаблял хватку, потом понемногу его пальцы стали разжиматься.
Женщина усердно ждала, не желая ошибиться. Она ждала еще долго, пока воин не начал ровно дышать и даже похрапывать. Тагила стала очень медленно освобождать руки из его захвата.
Нартанг ждал этого. Он все это сделал специально. Он хорошо понимал, что Тагила так просто не покорится… Он дал женщине выбраться из своих объятий, внимательно слушал каждый шорох, наслаждаясь этой смертельно опасной игрой, которую сам придумал. Ведь одна его ошибка, один пропущенный звук – и верная рука воительницы легко прервет его жизнь!
Тагила замерла, оказавшись на полу – у нее был выбор: попытаться разомкнуть цепь и сбежать или сначала прирезать самоуверенного урода и уже не таясь его заняться оковами… Она внимательно вслушивалась в его дыхание – спит. Его доспехи и оружие лежали совсем рядом – протяни руку и клинок уже ее! Она медленно потянулась к его кинжалу – короткий широкий и острый он был как раз тем, что нужно – тяжелым мечом она не привыкла драться.
Клинок с шелестом вышел из ножен.
Нартанг бросил все силы, чтобы не затаить дыхания, слушая следующие звуки.
Тагила стояла с кинжалом в руке посреди палатки и наконец решилась – сделала глубокий вдох и широкий замах!
Нартанг метнулся навстречу. Ее руки четко легли в его бугристые ладони и намертво утвердились в них. Воин вывернул у нее из руки свой кинжал, отстегнул от перевязи боковой ремень и молча принялся пороть бунтарку.
Тагила сначала решила снести экзекуцию в гордом молчании, но удары ремня жгли и рвали кожу. После третьего удара она закричала и попыталась увернуться от следующего.
Воин бросил ее на лежак, но пленница кинулась к выходу. Он нагнулся и дернул ее за цепь обратно, наступил на железную привязь и продолжил наказание. Когда Тагила после второго десятка ударов уже закрыла голову руками и стала рыдать, извиваясь на полу, воин остановился; отбросил ремень в сторону:
– Не смей больше так делать, – коротко сказал он и погасил светильник, укладываясь вновь. Он тоже тяжело дышал и еще долго не мог успокоиться. Все происшедшее только что настолько взволновало его, что он сам себе удивлялся – неужели он навсегда перестал интересоваться простыми человеческими наслаждениями и ему нужно вот именно так – с болью, с криками, с нечеловеческими страстями?
Вскоре всхлипывания Тагилы затихли, но Нартанг не тешил себя надеждой, что она остановится на этом – она могла двигаться – значит, она будет бороться, пока может. По крайней мере, сам бы он поступил именно так. Но, видимо, пленнице и так хватило всех злоключений, что выпали в этот день. И она совсем притихла, заснув на холодной земле пола.
Нартанг уже проклял себя за неуемную фантазию – он не мог уснуть в своем собственном шатре, уходить же в другое место или укорачивать ее цепь теперь было нельзя – он должен играть выбранную им роль до конца. До утра он лежал в легкой полудреме, слушая все звуки ночи.
Когда рассветный луч пробился сквозь небольшую щелку входного полога, Нартанг поспешил одеться и уйти – настроение у него было скверное. Когда он пошевелился, уснувшая на земле пленница вздрогнула и инстинктивно шарахнулась от него, еще не до конца пробудившись. Разорванная вчера в некоторых местах ремнем одежда обнажала вспухшие красные полосы… Бросив на нее короткий взгляд, Нартанг стал быстро одеваться.
Тагила села у стены и следила за ним, пока он не собрался и не вышел.
«Воды-то хоть оставь» – донеслись в след ему ее слова, и от них воин вздрогнул: бескрайние пески, город в пустыне, жара, клетка, пленники…
– Хьярг! – ругнулся он, совсем путаясь в своих мыслях и чувствах, – К чему это все?!
– Дон, – окликнул он первого попавшегося солдата, – Отнеси ко мне в палатку кувшин с водой.
– Да, командир.
Нартанг пошел побродить вокруг лагеря. Ему нужно было успокоиться. Он не мог понять себя – что с ним – или это у него в такое теперь переродился интерес к женщине?
– Мой король, прошел слух, что нас хотят послать на очередную бойню, – Халдок в последнее время появлялся совсем не вовремя.
– Когда это тебя начал пугать бой, Халдок? – холодно посмотрел на него Нартанг.
Пятидесятник смутился.
– Я не боюсь боя – я боюсь потерять воинов… – ответил старый командир.
– Ты не должен ничего бояться, – Нартанг повернулся и пошел прочь. Встретившись со своими людьми, найти которых было смыслом его жизни два прошлых года, он не испытал никакого облегчения – первая радость прошла и теперь ответственность за них легла на его плечи еще большим грузом, чем тяготы их поисков… Его положение теперь требовало от него полного контроля себя в каждом слове и в каждом действии, что сильно нервировало его – за два с половиной года он уже отвык быть предводителем своих соотечественников, взяв в привычку видом и действиями пугать и отталкивать людей…
– Вон Гаур самую сладкую добычу себе вчера отхватил. Говорят, хистанская стерва так визжала этой ночью, что… – рассказчик быстро осекся, поймав на себе уничтожающий взгляд страшного командира наемников и поняв, что тот его услышал, хотя и был на далеком расстоянии. Его собеседники тоже воровато оглянулись на его взгляд и их лица вытянулись, вмиг освободившись от похотливых улыбок – Гаур пугал всех и не только видом, но и той жестокостью, с которой несколько раз уже наказывал злословов, не смотря на угрозы главных командиров…
Нартанг пошел дальше. Сегодня он не готов был вести воинов в бой. Он хотел освободиться от своего положения хотя бы на день. Его рассудок требовал отдыха.
Но сегодня ему не суждено было отдохнуть: со стороны лагеря донесся удивленно-гневный мужской крик, потом короткое лошадиное ржание и к нему стал приближаться стук копыт.
Воин встал за дерево. Потом аккуратно выглянул из-за него – так и есть: Тагила скакала во весь опор на неоседланной лошади туда, где было меньше всего народу.
У нее за спиной корчился Дон, награжденный чисто женским ударом. За лошадью звенела по земле цепь, от которой так и не удалось еще освободиться пленнице.
Пропустив летящего мимо коня, Нартанг быстро нагнулся и схватился за цепь, перекидывая ее через толстую нижнюю ветку дерева, за которым скрывался. Цепь тут же натянулась и неудавшаяся беглянка слетела со спины коня, издав крик боли и отчаянья, со всего размаха упала лицом в землю и затихла. Воин быстро подошел к ней и перевернул лицом вверх, очистил рот от набившейся при падении земли и плеснул водой из фляги.
Тагила мученически застонала. Потом приоткрыла глаза, попыталась пошевелиться и вскрикнула от боли – скованная нога была неестественно вывернута. От боли у нее навернулись слезы.
– Лежи смирно, – Нартанг прижал ее к земле и стал выправлять ногу, при каждом его движении Тагила выла, словно раненая волчица.
Придав ее ноге нужное положение воин бесцеремонно дернул ее на себя. В бедре наездницы что-то противно хрустнуло – с чавкающим звуком сустав встал на место.
– Не вставай! – опять пресек ее попытку подняться воин, отцепил цепь от дерева, перекинул привязь через плечо, потом нагнулся и, подняв свою пленницу, также положил себе на плечо.
Тагила не шевелилась и только тихо плакала от шока и боли.
Поравнявшись с уже поднявшимся на ноги Доном, воин уперся в него бесцветным взглядом:
– Зачем отвязал?
– Она нужду справить попросилась, – сконфуженно ответил тот.
– Я сказал только поставить кувшин с водой, – холодно бросил Нартанг и зашагал к своей палатке.
Войдя внутрь, он сбросил Тагилу на лежак:
– Тебе ноги отрезать, чтобы не бегала?
– Убей меня, чего мучаешь? – сквозь слезы накатившегося отчаяния и морального потрясения выкрикнула пленница.
– Еще чего, – усмехнулся воин, потом вспомнил про свои ночные мысли, бросил на пол свой плащ, словно куклу пересадил Тагилу на него и снова закрепил цепь у столба – теперь уже намного короче. Заметил у себя на столе клещи, которыми Дон освободил его пленницу, взял их и вышел вон. Теперь спокойный сон был ему обеспечен – пленница уже не могла дотянуться до него сонного.
Проходя мимо уже рассказывающего о своей оплошности и быстрой реакции Нартанга своим друзьям Дона, воин бросил на землю клещи:
– Верни, где брал, – коротко бросил он и пошел к Халдоку поговорить о предстоящей битве.
Намеченный бой так и не случился. Понапрасну истоптав поле, воины вернулись в лагерь только к закату. Подождав походной пищи и взяв себе две миски, Нартанг пошел в палатку. Тагила спала, свернувшись калачиком и завернувшись в его плащ.
Воин поставил рядом с ней миску с едой и сел на лежак, приговаривая свой ужин.
Он был уверен, что пленница не спит, но «будить» ее не собирался. Быстро раздевшись и оставив доспехи и оружие за пределами досягаемости Тагилы, не гася лампы, Нартанг лег спать. В эту ночь он, наконец, по-настоящему уснул, и ни с того ни с сего ему приснилась красавица Чийхара. Во сне она была еще более привлекательной, чем в жизни. Он сидел на подушках во дворце Сухада, а она танцевала перед ним, как одна из наложниц. Но танец ее отличался от их танцев так же как и она сама от всех других. Ее движения были неистовы и стремительны, завораживающе-страстными. Нартанг невольно начал раздеваться. Когда он взялся за завязки своих шаровар, ее лицо с горящими глазами вдруг оказалось совсем близко:
«Покажи мне свою силу!» – с вызовом выкрикнула она и в ее руках появилась тонкая острая сабля, которая тут же метнулась в его сторону, вспорола шелковые подушки, на которых он только что сидел. Девушка наступала настолько стремительно, что он едва успевал уворачиваться от свистящего клинка. Потом воину надоело отступать и он взметнул руку навстречу холодному отточенному металлу – он умел остановить меч и не пораниться – но тонкая отточенная как бритва сабля рассекла ему ладонь почти надвое, поспешно хлынула алая кровь; потом безжалостная красавица нанесла еще один удар через грудь – из глубокого пореза так же потекла кровь, но Чийхара не останавливалась, продолжая кромсать его. Нартанг почему-то ничего не делал более – просто стоял и смотрел, как на нем появляются все новые и новые раны.
Потом упал от них на колени. «И мне будут говорить, что ты победил льва?! Да ты и с собакой-то не совладаешь!» – презрительно кинула красавица, вытирая окровавленный клинок о его волосы, разметавшиеся по плечам. Нартанг открыл глаз и встретился с ненавидящим взглядом Тагилы – в ее руке, отведенной для броска был зажат кинжал. Нартанг рванулся и пнул воительницу в грудь – она опрокинулась назад, кинжал выпал из невольно разжавшейся руки. Воин поднялся, отстегнул все тот же ремень от перевязи и повторил вчерашнюю экзекуцию, правда на этот раз всыпав поболе…
Тагила уже не плакала – она лежала не двигаясь, смотря широко раскрытыми глазами в одну точку. Она начала «ломаться»…
Воин на всякий случай обыскал ее, погасил лампу и вновь лег спать.
Проснувшись утром, он вновь встретился взглядом с пленницей, теперь, правда, безоружной. Она все так же уничтожающе смотрела на него мертвым взглядом. На полу стояла нетронутая миска.
– Чего не ешь? – спросил Нартанг, садясь на кровати, словно вчера вечером ничего не произошло Но Тагила была на этот счет другого мнения – ее болезненные ощущения говорили ей обратное.
– Можешь говорить, – ухмыльнувшись, «разрешил» ей воин.
Но всадница продолжала молчать.
– Не будешь есть – буду кормить силой, – как бы между прочим заметил воин.
– Мне надо… – выдавила из себя Тагила, – Наружу…
– Облегчиться? – просто подытожил Нартанг.
– Да, – смущаясь и злясь прохрипела пленница.
– По малому? – не отставал воин.
– Да, – еле выдавила из себя Тагила – она не привыкла говорить о таких вещах вообще с кем бы то ни было.
– Тогда справляй здесь – я выйду, – махнул Нартанг, не желая возиться с железом, и, не одеваясь, вышел из палатки под ошалелый взгляд пленницы.
Снаружи он сразу вызвал ехидные взгляды кеменхифцев и сдержанно-лукавые своих людей – все впервые видели здесь командира не в доспехах… Нартанг решил подыграть им и поправил пояс, довольно оскалившись, что сразу вызвало еще более выразительные переглядывания солдат и добродушные усмешки воинов – наконец-то командир хоть как-то отвлекся от своих тяжких мыслей… Нартангу самому нужно было оправиться, но он специально медлил, чтобы побольше породить кривотолков. Потом, когда перешептывание кеменхифцев достигло своего апогея, Нартанг пошел в ближний пролесок. Походив по бодрящему утреннему воздуху, воин только сейчас осознал, как давно не ходил вот так – свободно, без цепей или доспехов, без тревог и забот, без целей и направлений… Ему захотелось свободы, свободы от всего – от своего наследия, от своего положения, от своего народа, от своего прошлого и настоящего; хоть на короткое время оказаться простым человеком с их малыми потребностями и радостями… Нартанг быстро одернул себя от этих мыслей, отнеся их к малодушию и слабости воли. А чтобы совсем отвлечься от коварных помыслов подошел к ведру воды и вывернул его себе на голову. Холодная бодрящая вода сразу протрезвила сознание и бесследно прогнала все хмурые мысли. Отряхнувшись, словно собака, раскидывая брызги с длинных волос, Нартанг поискал глазами своих людей – воины тоже потихоньку «раскачивались» после сна.