Страница:
спутать 1917 год с 1871? Правда, в так называемом тезисе Троцкого о Клемансо
совершенно ясно говорится об империалистской войне 1914-18 гг., называются
министерства Пенлеве, Бриана и пр.; правда, клемансистского переворота не
было ни в 1914, ни в 1917, ни в 1871гт.; правда, ни в одном из этих годов
Клемансо не говорил, что раньше нужно низвергнуть внутреннего врага, а потом
оборонять Париж; правда, ничего вообще похожего на эти вымыслы не было и
быть не могло, - но если уж подгонять историю под потребности шпаргалки, то
приходится решительно предпочесть иваново-вознесен-ский вариант, как более
отвечающий своему назначению, т. е. клевете на оппозицию.
Число таких и подобных образцов обработки оппозиции под Клемансо, с
предварительной обработкой самого Клемансо под шпаргалку, можно было бы
умножить почти без конца, причем не пришлось бы даже выходить за пределы
речей и статей руководящих органов и работников в центре и на местах. Всякий
без труда поймет, в каком виде эти откровения преподносятся в уезде, в
волости, на иваново-вознесенской фабрике или саратовским крестьянам. Трудно
вообще себе представить более систематическое отравление сознания! Все это
не проходит бесследно, все это накопляется, все это подготовляет "отдачу",
которая может прийтись не только по шпаргальщикам, по ученикам, подмастерьям
и мастерам травли, но и по партии в целом.
Вслед за Сталиным и другими, Ярославский в цитированной нами статье
"Партия и оппозиция" говорит о неудачной брошюре Агитпропа
МК "О войне и военной опасности". Эту неудачную брошюру другие называли
дурацкой. Она полна невежественных утверждений с черносотенным оттенком.
Каким образом Агитпроп пролетарской столицы, Москвы, мог издать такую
брошюру - и не просто брошюру, а инструкцию для политической учебы -- по
такому основному вопросу, как война и военная опасность? Да, каким образом
это могло случиться? На беду нельзя даже обманывать себя ссылкой на то, что
это "случайность". Шпаргалка того же Агитпропа МК по вопросу об
Англо-Русском комитете имеет -- если возможно - еще более скандальный
характер. В ней утверждалось, что АРК станет центром борьбы против военной
опасности, главным орудием международной мобилизации революционных сил и пр.
и пр. Когда оппозиция указала в июле 1926 г. на этот позорящий партию
документ, то осудили не Агитпроп МК, а оппозицию. По вопросу о китайской
революции тот же Агитпроп МК выпустил инструктивную брошюру, одновременно с
брошюрой о войне и военной опасности, и совершенно того же качества и
уровня. Наконец, после всех этих опытов и после их разоблачения издается
брошюра Агитпропом ЦК и МК, в которой сообщается миру о намерении оппозиции
последовать "примеру переворота Клемансо во Франции в 1914 г.".
Каким образом это стало возможно? Ответ бесспорен: благодаря общему
режиму в партии и связанному с режимом человеческому отбору. Люди пишут не
то, что знают, не то, что придумали и не то, что хотят сказать, а то, что с
них требуется для данного момента. Всякий пишущий заранее знает, что с него
снята всякая ответственность, если только он свое невежество или мещанское
тупоумие направит против оппозиции. Всякий пишущий знает, что ему незачем
утруждать себя справками или изучением вопроса, потому что оппозиция все
равно не сможет опровергнуть лжи и еще потому, что всякий, кто пожелал бы
опровергнуть или восстановить факты, будет немедленно зачислен в оппозицию.
Режим удушения внутрипартийной критики, режим замкнутой аппаратной круговой
поруки, господство шпаргалки и безответственности роковым образом снижают со
ступеньки на ступеньку официальный теоретический уровень партии.
Между тем, вся кампания вокруг так называемого "тезиса о Клемансо"
поднята была не потому, что враг стоит в 80 километрах от Москвы, и не
потому, что оппозиция собирается совершить переворот по примеру Клемансо,
который переворота не совершал, а для того, чтобы еще больше придушить
внутрипартийную мысль и тем самым еще больше разнуздать аппаратную
безответственность.
Пример с Клемансо, пример из политического опыта враждебного нам класса
был приведен мною для иллюстрации одной-единственной и очень простой мысли:
правящий класс, в лице своего руководящего авангарда, должен сохранять
способность перестраивать в самых трудных условиях свои ряды - без
внутренних потрясений, без катастрофического расщепления сил. Диктатура
пролетариата в стране, окруженной капиталистическими государствами, не
допускает ни существования двух партий, ни фракционного дробления единой
партии. Но та же
диктатура требует такого режима единой и единственной партии
пролетариата, который давал бы ей возможность - теми методами, которые ей
свойственны, как революционной партии, методами демократического централизма
-- контролировать и в самых трудных условиях все свои органы, т. с.
направлять их политику, проверять их на деле, назначать и смещать.
Диктатура есть очень острое орудие. Этим орудием надо правильно
владеть, чтобы не притупить и не раздробить его. Обвинения оппозиции в том,
будто она тянет в сторону демократии, вздорно. Обвинение это, поскольку оно
добросовестно, выростает из непонимания того, что, рассуждая теоретически,
режиму диктатуры - при неблагоприятных условиях и неправильной политике --
угрожает не только сползание на демократию, но и перерождение в режим
бонапартизма. Исторически этот второй вариант более реален, чем первый.
Нарушение соответствия между демократией и централизмом, превращение
демократического централизма в бюрократический, и есть партийная предпосылка
бонапартистской опасности.
Называя эту опасность по имени, мы заранее предвидим возможную на этот
счет свистопляску обвинений и травли. "О бонапартистском перерождении
диктатуры говорил ведь меньшевизм!" Да, говорил. Меньшевизм исходит из
неизбежности перерождения диктатуры в бонапартизм, если диктатуру не сменит
своевременно демократия. Для нас же и демократия, и бонапартизм являются
только разными путями возврата к капитализму. В нашей крестьянской стране, с
традициями революций и гражданских войн, бонапартизм есть гораздо более
реальный путь возврата к буржуазному обществу, чем демократия. Отрицать
наличие исторической опасности только потому, что на эту опасность
спекулируют меньшевики, значило бы идти ей навстречу с закрытыми глазами.
Устрялов мечтает о бонапартистско-фашистском сдвиге - в рассрочку - на
буржуазные рельсы. В противовес Устрялову, соглашательскому (до поры до
времени) представителю новой буржуазии, меньшевики боятся бонапартистского
режима, предпочитая ему демократию, которая дает возможность мелкой
буржуазии сохранять за собой некоторую видимость политической роли. На
устряловский вопрос - тактика или революция? - Ленин отвечал в том смысле,
что тактика может перейти в эволюцию. То же самое и с партийным режимом.
Сталин думает, что удушение всякой критики, замена коллективной идейной
жизни всемогущей шпаргалкой и непрерывные репрессии являются только
временным злом, необходимым для поддержания равновесия партии. На самом же
деле, эти меры все более и более нарушают необходимое соотношение между
демократией и централизмом и питают вполне реальную историческую опасность
бонапартистского перерождения диктатуры.
Разумеется, корни этих процессов лежат не во внутрипартийных
отношениях, изолированно взятых, а во взаимоотношениях классов, в отношениях
между классами и государством, в отношениях между партией и классами, в
общей линии партийной политики. Отрицать
прогрессивное ухудшение внутрипартийного режима за время после смерти
Ленина до настоящего дня может либо честный бюрократический тупица, либо
бессовестный авантюрист, которому нет дела до завтрашнего дня. Красноречивые
последствия этого ухудшения в области идейной жизни партии мы видели выше:
первая организация в стране, московская, издает по важнейшим вопросам
партийной политики - Англо-Русский комитет, китайская революция, военная
опасность, внутрипартийные отношения - директивные брошюры совершенно
низкопробного характера. И этот по существу дела ужасающий факт не только
проходит безнаказанно, но покрывается усилением репрессий по адресу тех, кто
указывает на в корне ложную линию руководства Московского Комитета.
И Сталин, и Молотов, и Угланов, и Каганович, и др. наиболее яркие
представители бюрократического перерождения партийного руководства вовсе,
разумеется, не стремятся к бюрократизму, наоборот, хотели бы проводить свою
политику методами партийной демократии, т. е. хотели бы, чтобы партия
одобряла их политику и переизбрала тех, кто ее готов проводить. Но они
наталкиваются на какое-то глухое сопротивление партии и все более и более
вынуждены навязывать свою политику сверху. Партийный съезд для них лишь
неизбежное зло. В полном противоречии с уставом партии они оттягивают это
зло на лишний год. Дискуссию они объявляют абсолютным злом, помехой
практической работе, а между тем только и делают, что потрясают партию
непрерывной дискуссией, маленький образчик которой мы видели выше, на
примере с тезисом о Клемансо. Одностороннюю дискуссию они сочетают с
непрерывными оргвыводами, жестоко бьющими по практической работе. Исключения
из партии сыплются градом. За что? За распространение "секретных"
документов. Между тем, действительное преступление состоит в том, что речи и
статьи, которые должны быть достоянием всей партии, объявляются -- да еще за
два месяца до съезда! - секретными документами. Вместо осуществления
провозглашаемой на всех последних съездах внутрипартийной демократии,
приходится прибегать ко все более сильно действующим средствам
внутрипартийного зажима.
Подготовка XV партсъезда была еще издалека поставлена под знак военной
опасности. Дискуссия объявлена вдвойне недопустимой потому, что нас окружают
враги. Чтобы запутать партию, создана была злокачественная легенда о том,
будто оппозиция угрожает переворотом "по примеру Клемансо". По существу
дела, все это направлено к тому, чтобы добить остатки внутрипартийной
демократии, окончательно заменив ее всевластием аппарата. А это и есть - при
соответственных классовых сдвигах в стране и при соответственном сдвиге
политики партруководства -- предпосылка бонапартистской опасности.
Угроза войны не есть какое-либо случайное, эпизодическое,
кратковременное явление. Мировые противоречия сгущаются. Возможные смягчения
отношений между нами и капиталистическими государствами будут иметь скорее
кратковременный характер. Основная же линия развития идет на обострение
антагонизмов, на усугубление военной
опасности. По логике нынешнего режима это значит, что с мыслями о
внутрипартийной демократии надо распрощаться навсегда. Кампания по поводу
"клемансистского переворота", как и ряд других подобных же кампаний, как и
вся нынешняя непрерывная дискуссия, потрясающая партию сверху, должны
окончательно выбить мысль о возможности возвращения партийной жизни на
рельсы демократии.
В этом именно смысле остается бесспорным, что из всех опасностей
наиболее грозной является внутрипартийный режим. По поводу этих слов также
проведена была необузданная и безыдейная кампания -- в печати и на
собраниях. А между тем, они совершенно бесспорны. Если мне грозит враг, а у
меня завязаны глаза или рука привязана к лопатке, то я скажу, что главная
опасность - не враг, а связанность моих движений. Ложь, будто опасность
войны, или даже война, исключают самодеятельность партии, обсуждающей и
решающей все вопросы, направляющей и проверяющей все свои органы, снизу
доверху. Если бы враг оказался в 80 километрах под Москвою, то
самодеятельность партии нужна была бы в десять раз большая, чем в других
условиях. Но ведь задача состоит в том, чтобы не допустить до такого
состояния, чтобы предотвратить его. Осуществить это способна только
самодеятельная, полной жизнью живущая партия. Значит, первым делом надо
менять партийный режим.
Л. Троцкий 24 сентября 1927 г.
ПИСЬМО РАКОВСКОМУ
Дорогой друг!
Спешу сообщить тебе следующее. Третьего дня, на объединенном
заседании Преизидиума Исполкома и ИКК (Интернациональная Конт
рольная Комиссия), когда нас с Вуйовичем исключали из Исполкома,
всплыл в прениях вопрос о нашей международной политике, о француз
ских долгах и пр. Сталин сказал приблизительно следующее: "Пускай
оппозиция не говорит, что нам соглашение с Францией обходится или
может обойтись слишком дорого. В Париже сидит оппозиционер Раков
ский. Правда, он из всех оппозиционеров наиболее честно выполняет
директивы Политбюро. Но поскольку он проявляет инициативу, он
всегда предлагает дать больше, заплатить дороже и пр, так что Полит
бюро всегда вынуждено его одергивать. Так было все время. И это мож
но доказать по документам. В частности, так было в последний момент
в вопросе насчет 30 милл. франков. Раковский просто предлагал предо
ставить эти 30 милл. французскому правительству для раздачи держате
лям. Мы же согласились предоставить эти деньги лишь при условии
урегулирования вопроса о кредитах..." ,
Я с места возразил примерно следующее: "Раковский только выполняет
директивы Политбюро. А если бы вы приняли в свое время советы Раковского, то
соглашение с Францией обошлось бы нам гораздо дешевле. Это и Рыков признал в
одной реплике". Сталин ответил пример-
но: "Рыкова здесь нет и мы не знаем, что он сказал. Но остается фактом,
что Раковский всегда предлагал давать больше и пр.".
Что Сталин нисколько не постеснялся излагать (т. е. извращать)
переписку Политбюро с полпредом -- это в порядке вещей. На заседании было
человек 60-70. Сегодня уже вся Москва знает, несомненно, а завтра узнает и
вся Европа, что Раковский склонен к большим уступкам, чем Политбюро. Это
есть прямое приглашение по адресу французской буржуазии: нажимай дальше.
Дело на этом, конечно, не остановится. Вопрос о французских долгах обрушился
как камень на голову партии. Об этом много говорят в рабочих кругах. Можно
не сомневаться, что сталинцы понесут завтра во все ячейки выдержки из
переписки меж-ду Политбюро и Раковским, будут, разумеется, лгать, извращать,
т. е. изображать дело так, будто Политбюро спасло СССР от Раковского,
который вел дело к закабалению СССР Францией. Вопрос этот будет, по всем
данным, играть огромную роль в предсъездовской дискуссии.
Нам, поэтому, всем кажется, что Раковский должен немедленно же
реагировать на попытку Сталина трусливо спрятаться за спину Раковского. Как?
В виде, например, письма в Политбюро с кратким, но категорическим изложением
действительного хода вещей и с решительным протестом против сталинской
инсинуации. Правда, данное выше изложение речи Сталина не дословно, так как
под руками у меня нет стенограммы. Но смысл сталинских слов передан вполне
точно. Я собирался Сталину тут же возразить примерно следующее:
а) Раковскому приходилось вести политику в той обстановке, кото
рую создавало Политбюро.
б) Наиболее благоприятный момент для соглашения, указывавший
ся Раковским, был упущен.
в) В условиях ухудшавшегося международного положения Полит
бюро требовало от Раковского соглашения с Францией во что бы то ни
стало; именно этой директивой руководствовался Раковский.
г) Если в том или другом случае Раковский шел несколько дальше,
чем Политбюро, то, во-первых, это вытекало из общей директивы, а во-
вторых, каждый из нас знает, что по любому предложению, внесенному
в Политбюро, Сталин внесет изменения хотя бы на 5 долларов, чтобы
иметь возможность потом хвалиться, что он оградил интересы СССР.
Отцеживание комаров и проглатывание верблюдов есть основное содер
жание сталинской политики во всех областях, равно как и стремление
спрятаться за чужую спину от политической ответственности.
К сожалению, ничего этого мне сказать не удалось, так как второй раз я
не получил слова.
В связи с этим нельзя не указать на то, что за последние годы
большинство "ответственных" работников, внутри Союза и заграницей, по всем
сколько-нибудь острым вопросам озабочены, прежде всего тем, чтобы не
проявлять самим никакой инициативы, ибо все знают, что при малейшей
надобности Сталин, с целью изобразить себя спасителем, скомпрометирует
любого работника обвинением в том, что тот дал
слишком много, или, наоборот, дал недостаточно и потому упустил момент
и пр. и пр. Это систематическое умерщвление Сталиным инициативы во всех
областях советской работы, в том числе и дипломатической, обходится
Советскому Союзу страшно дорого. Здесь, как и везде, Сталин все циничнее
подменяет борьбу за интересы государства борьбой за самосохранение.
Во всяком случае, надо считаться с тем, что вопрос о линии Раковского в
советско-французских переговорах будет в течение ближайших недель играть
огромную роль во внутренней жизни партии. Раковский непременно должен был бы
немедленно прислать краткое, но категорическое заявление в Политбюро,
сообщив нам копию этого заявления. Затем, дополнительно Раковский мог бы
прислать более подробные данные. Все это надо сделать как можно скорее.
Л. Троцкий 30 сентября 1927 г.
АНТИСЕМИТИЗМ
Кандидатская группа ВКП поселка Сохондо Читинского округа
Протокол No 16
Заседания двух членов ВКП (б) тт. Ив. Русак и Елены Русак, кандидата
тов. Малкова в присутствии членов ВЛКСМ - 7 чел. и беспартийн-ных - 16 чел.
- сентябрь 1927 г.
Слушали: 3. Об оппозиции Троцкого и Зиновьева. Тов. Русак указал:
'Троцкий давно начал вести раскольническую политику. Троцкий не может быть
коммунистом, сама его национальность указывает, что ему нужна спекуляция.
Зиновьев одно время, я помню, Троцкого осаживал на пленуме, но видно,
Зиновьев с Троцким покумились. Они ошиблись в русском духе, за этими
нэпачами русский рабочий и крестьянин не пойдет".
Постановили: Удалить из членов Коминтерна и Профинтерна как разлагающих
единство, стальной ленинизм - исключить из состава ВКП (б). Да здравствует
единство ленинизма, долой раскольников.
Подлин. подписали: Председатель Русак Е,
[сентябрь 1927 г.] секретарь Малков
ПРИЛОЖЕНИЕ ИЗ ДОКУМЕНТОВ 1919 г.
Секретно
Выписка из протокола заседания Политического Бюро ЦК РКП (большевиков)
18 апреля [19]19 г.
Присутствовали: тт. Ленин, Крестинский, Сталин, Троцкий.
Слушали: 3. Заявление тов. Троцкого о том, что огромный процент
работников прифронтовых ЧК, прифронтовых и тыловых Исполкомов и центральных
советских учреждений составляют латыши и евреи, что процент их на самом
фронте сравнительно невелик и что по этому поводу среди красноармейцев
ведется и находит некоторый отклик сильная шовинистская агитация и что, по
мнению тов. Троцкого, необходимо перераспределение партийных сил в смысле
более равномерного распределения работников всех национальностей между
фронтом и тылом.
Постановили: Предложить тов. Троцкому и Смилге составить
соответствующий доклад и сообщить этот доклад, как директиву ЦК, комиссиям,
распределяющим силы между центральными и местными организациями и фронтом.
В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП (б) И ПРЕЗИДИУМ ЦКК I. Об оппозиционной типографии и
"связи" с военным заговором
В ночь с 12 на 13 сентября у ряда членов партии были произведены обыски
агентами ГПУ.
15 сентября Секретариат ЦКК заслушал доклад тов. Ярославского
"Об участии членов ВКП (б) в деятельности нелегальной
контрреволюционной организации вместе с беспартийными" и постановил
"признать действия ОГПУ правильными".
22 сентября, от имени ПБ и Президиума ЦКК разослано было всем партийным
организациям извещение о раскрытии типографии, в котором говорилось, что:
"Часть арестованных беспартийных действительно связана с некоторыми
лицами из военной среды, помышляющими о военном перевороте в СССР по типу
переворота Пилсудского".
Это утверждение, повторяющееся несколько раз в извещении, основывалось
на сообщении ОГПУ от 13 сентября. Мы считаем необходимым привести здесь
сообщение ОГПУ в главной его части.
"12 сентября 1927 г. ОГПУ узнало, что к одному из бывших офицеров
врангелевской армии обратился некий гражданин Щербаков, сын бывшего
фабриканта, беспартийный, с предложением достать шапирограф; почти в то же
время были получены сведения, что к тому же лицу обращался и некий Тверской,
служащий, беспартийный, оказавшийся
в ближайших связях с Щербаковым, с сообщениями об организации военного
переворота в СССР в ближайшем будущем; ОГПУ, в соответствии с означенной
информацией," произвело обыск того же 12 числа ночью на квартире Щербакова,
причем, здесь была обнаружена нелегальная типография, печатавшая запрещенные
партией антипартийные документы оппозиции ОГПУ считало своим долгом эту
литературу отобрать и, выяснив также связи Щербакова-Тверского, арестовать
всех замешанных в этом деле беспартийных. Ввиду особого характера дела
(организация военного переворота) и необходимости совершенно спешного
расследования, ОГПУ вынуждено было без промедления произвести обыск и у тех
партийных, которые, как это выяснилось при обыске, оказались в
непосредственных связях с нелегальной организацией Щербакова-Тверского.
Никто из партийных арестован, разумеется, не был.
Так как в деле нелегальной организации Шербакова-Тверского замешан ряд
членов партии (Грюнштейн, Гердовский, Мрачковский, Охотников и др.), то ОГПУ
считает своим долгом передать подробную информацию и весь материал по этому
делу в ЦКК,
Ввиду того, что показания арестованных-беспартийных подтвердили наличие
группы, ставящей своей целью организацию вышеупомянутого военного заговора,
следствие по этому делу продолжается".
Из этого сообщения вытекает, что Щербаков, действительно участвовавший
в работе оппозиционной типографии, обращался по делу о шапи-рографе к
врангелевскому офицеру. К тому же врангелевскому офицеру обращался Тверской,
не имеющий никакого отношения к оппозиционной печатне "с сообщениями об
организации военного переворота в СССР в ближайшем будущем".
Таким образом, перед нами два дела: дело об оппозиционной печатне и
дело о военном заговоре. Чем, или кем связаны эти два дела? Фигурой
врангелевского офицера, к которому Щербаков обращается по поводу шапирографа
и которому же Тверской сообщает о предстоящем заговоре
23 сентября тт. Зиновьев, Смилга и Петерсон обращаются к партийным
организациям с письмом, в котором ставят следующие вопросы:
"Кто этот врангелевский офицер? Как его фамилия? Почему она
умалчивается?
Арестован ли он?
Почему именно к этому врангелевскому офицеру как раз одновременно
обращаются и за шапирографом и с сообщениями о военном перевороте в СССР "в
ближайшем будущем"? С какой целью делается ему это последнее сообщение?
Кто должен был делать этот военный переворот "в ближайшем будущем"?
Какая группа? Организация? Лица?".
В ответ на письмо тт. Зиновьева, Смилги и Петерсона, заключающем в себе
приведенные вопросы, ПБ и Президиум ЦКК ответили 27 сентября новым
извещением по всем организациям, письмом председателя ОГПУ тов. Менжинского
в Секретариат ЦК ВКП (б). Это письмо гласит:
"Врангелевский офицер", упоминаемый в сообщении ОГПУ в ЦКК от 27
сентября 27 г., не арестован ОГПУ, потому что этот гражданин, назвать
фамилию которого я могу лишь по прямому требованию ЦК
ВКП (6), помог уже не раз ОГПУ раскрыть белогвардейские заговоры.
Благодаря его указаниям были, например, раскрыты склады оружия
контрреволюционной савинковской организации. Он же помог ОГПУ раскрыть лиц,
причастных к последнему делу о военном заговоре.
Задачу раскрытия этого военного заговора преследовали обыски и аресты,
связанные с этим делом.
Раскрытие подпольной типографии было побочным и неожиданным результатом
арестов беспартийных лиц, имеющих отношение к группе военного заговора. ОГПУ
не вело и не ведет следствия по делу о нелегальной оппозиционной типографии,
с которой уже были связаны члены партии, а передала это дело в ЦКК".
Таким образом, сообщение ОГПУ от 14 сентября устанавливало, что между
оппозиционной типографией и военными заговорщиками существовала связь в лице
врангелевского офицера. Сообщение же председателя ОГПУ от 27 сентября
признает, что врангелевский офицер есть не врангелевский офицер, а агент
ГПУ. Таким образом, по новому истолкованию самого же председателя ОГПУ так
называемая связь между оппозиционной печатней и военным заговором
олицетворяется агентом ГПУ. Это единственная связь. Ни о какой другой связи
ни в извещениях ОГПУ, ни в других документах не говорится ни единым словом.
Агент ГПУ не может, очевидно, считаться контрреволюционером. К этому
агенту ГПУ Щербаков, по словам ОГПУ, обратился "с предложением достать
шапирограф". Эти слова, очевидно, надо понять так, что Щербаков пытался
достать шапирограф через гражданина, которого никак нельзя считать
участником контрреволюционного военного заговора, ибо этот гражданин
является агентом ГПУ. Никакого мостика от печатни к военному заговору не
получается, если не превратить агента ГПУ во врангелевского офицера, как это
совершенно ясно говорится об империалистской войне 1914-18 гг., называются
министерства Пенлеве, Бриана и пр.; правда, клемансистского переворота не
было ни в 1914, ни в 1917, ни в 1871гт.; правда, ни в одном из этих годов
Клемансо не говорил, что раньше нужно низвергнуть внутреннего врага, а потом
оборонять Париж; правда, ничего вообще похожего на эти вымыслы не было и
быть не могло, - но если уж подгонять историю под потребности шпаргалки, то
приходится решительно предпочесть иваново-вознесен-ский вариант, как более
отвечающий своему назначению, т. е. клевете на оппозицию.
Число таких и подобных образцов обработки оппозиции под Клемансо, с
предварительной обработкой самого Клемансо под шпаргалку, можно было бы
умножить почти без конца, причем не пришлось бы даже выходить за пределы
речей и статей руководящих органов и работников в центре и на местах. Всякий
без труда поймет, в каком виде эти откровения преподносятся в уезде, в
волости, на иваново-вознесенской фабрике или саратовским крестьянам. Трудно
вообще себе представить более систематическое отравление сознания! Все это
не проходит бесследно, все это накопляется, все это подготовляет "отдачу",
которая может прийтись не только по шпаргальщикам, по ученикам, подмастерьям
и мастерам травли, но и по партии в целом.
Вслед за Сталиным и другими, Ярославский в цитированной нами статье
"Партия и оппозиция" говорит о неудачной брошюре Агитпропа
МК "О войне и военной опасности". Эту неудачную брошюру другие называли
дурацкой. Она полна невежественных утверждений с черносотенным оттенком.
Каким образом Агитпроп пролетарской столицы, Москвы, мог издать такую
брошюру - и не просто брошюру, а инструкцию для политической учебы -- по
такому основному вопросу, как война и военная опасность? Да, каким образом
это могло случиться? На беду нельзя даже обманывать себя ссылкой на то, что
это "случайность". Шпаргалка того же Агитпропа МК по вопросу об
Англо-Русском комитете имеет -- если возможно - еще более скандальный
характер. В ней утверждалось, что АРК станет центром борьбы против военной
опасности, главным орудием международной мобилизации революционных сил и пр.
и пр. Когда оппозиция указала в июле 1926 г. на этот позорящий партию
документ, то осудили не Агитпроп МК, а оппозицию. По вопросу о китайской
революции тот же Агитпроп МК выпустил инструктивную брошюру, одновременно с
брошюрой о войне и военной опасности, и совершенно того же качества и
уровня. Наконец, после всех этих опытов и после их разоблачения издается
брошюра Агитпропом ЦК и МК, в которой сообщается миру о намерении оппозиции
последовать "примеру переворота Клемансо во Франции в 1914 г.".
Каким образом это стало возможно? Ответ бесспорен: благодаря общему
режиму в партии и связанному с режимом человеческому отбору. Люди пишут не
то, что знают, не то, что придумали и не то, что хотят сказать, а то, что с
них требуется для данного момента. Всякий пишущий заранее знает, что с него
снята всякая ответственность, если только он свое невежество или мещанское
тупоумие направит против оппозиции. Всякий пишущий знает, что ему незачем
утруждать себя справками или изучением вопроса, потому что оппозиция все
равно не сможет опровергнуть лжи и еще потому, что всякий, кто пожелал бы
опровергнуть или восстановить факты, будет немедленно зачислен в оппозицию.
Режим удушения внутрипартийной критики, режим замкнутой аппаратной круговой
поруки, господство шпаргалки и безответственности роковым образом снижают со
ступеньки на ступеньку официальный теоретический уровень партии.
Между тем, вся кампания вокруг так называемого "тезиса о Клемансо"
поднята была не потому, что враг стоит в 80 километрах от Москвы, и не
потому, что оппозиция собирается совершить переворот по примеру Клемансо,
который переворота не совершал, а для того, чтобы еще больше придушить
внутрипартийную мысль и тем самым еще больше разнуздать аппаратную
безответственность.
Пример с Клемансо, пример из политического опыта враждебного нам класса
был приведен мною для иллюстрации одной-единственной и очень простой мысли:
правящий класс, в лице своего руководящего авангарда, должен сохранять
способность перестраивать в самых трудных условиях свои ряды - без
внутренних потрясений, без катастрофического расщепления сил. Диктатура
пролетариата в стране, окруженной капиталистическими государствами, не
допускает ни существования двух партий, ни фракционного дробления единой
партии. Но та же
диктатура требует такого режима единой и единственной партии
пролетариата, который давал бы ей возможность - теми методами, которые ей
свойственны, как революционной партии, методами демократического централизма
-- контролировать и в самых трудных условиях все свои органы, т. с.
направлять их политику, проверять их на деле, назначать и смещать.
Диктатура есть очень острое орудие. Этим орудием надо правильно
владеть, чтобы не притупить и не раздробить его. Обвинения оппозиции в том,
будто она тянет в сторону демократии, вздорно. Обвинение это, поскольку оно
добросовестно, выростает из непонимания того, что, рассуждая теоретически,
режиму диктатуры - при неблагоприятных условиях и неправильной политике --
угрожает не только сползание на демократию, но и перерождение в режим
бонапартизма. Исторически этот второй вариант более реален, чем первый.
Нарушение соответствия между демократией и централизмом, превращение
демократического централизма в бюрократический, и есть партийная предпосылка
бонапартистской опасности.
Называя эту опасность по имени, мы заранее предвидим возможную на этот
счет свистопляску обвинений и травли. "О бонапартистском перерождении
диктатуры говорил ведь меньшевизм!" Да, говорил. Меньшевизм исходит из
неизбежности перерождения диктатуры в бонапартизм, если диктатуру не сменит
своевременно демократия. Для нас же и демократия, и бонапартизм являются
только разными путями возврата к капитализму. В нашей крестьянской стране, с
традициями революций и гражданских войн, бонапартизм есть гораздо более
реальный путь возврата к буржуазному обществу, чем демократия. Отрицать
наличие исторической опасности только потому, что на эту опасность
спекулируют меньшевики, значило бы идти ей навстречу с закрытыми глазами.
Устрялов мечтает о бонапартистско-фашистском сдвиге - в рассрочку - на
буржуазные рельсы. В противовес Устрялову, соглашательскому (до поры до
времени) представителю новой буржуазии, меньшевики боятся бонапартистского
режима, предпочитая ему демократию, которая дает возможность мелкой
буржуазии сохранять за собой некоторую видимость политической роли. На
устряловский вопрос - тактика или революция? - Ленин отвечал в том смысле,
что тактика может перейти в эволюцию. То же самое и с партийным режимом.
Сталин думает, что удушение всякой критики, замена коллективной идейной
жизни всемогущей шпаргалкой и непрерывные репрессии являются только
временным злом, необходимым для поддержания равновесия партии. На самом же
деле, эти меры все более и более нарушают необходимое соотношение между
демократией и централизмом и питают вполне реальную историческую опасность
бонапартистского перерождения диктатуры.
Разумеется, корни этих процессов лежат не во внутрипартийных
отношениях, изолированно взятых, а во взаимоотношениях классов, в отношениях
между классами и государством, в отношениях между партией и классами, в
общей линии партийной политики. Отрицать
прогрессивное ухудшение внутрипартийного режима за время после смерти
Ленина до настоящего дня может либо честный бюрократический тупица, либо
бессовестный авантюрист, которому нет дела до завтрашнего дня. Красноречивые
последствия этого ухудшения в области идейной жизни партии мы видели выше:
первая организация в стране, московская, издает по важнейшим вопросам
партийной политики - Англо-Русский комитет, китайская революция, военная
опасность, внутрипартийные отношения - директивные брошюры совершенно
низкопробного характера. И этот по существу дела ужасающий факт не только
проходит безнаказанно, но покрывается усилением репрессий по адресу тех, кто
указывает на в корне ложную линию руководства Московского Комитета.
И Сталин, и Молотов, и Угланов, и Каганович, и др. наиболее яркие
представители бюрократического перерождения партийного руководства вовсе,
разумеется, не стремятся к бюрократизму, наоборот, хотели бы проводить свою
политику методами партийной демократии, т. е. хотели бы, чтобы партия
одобряла их политику и переизбрала тех, кто ее готов проводить. Но они
наталкиваются на какое-то глухое сопротивление партии и все более и более
вынуждены навязывать свою политику сверху. Партийный съезд для них лишь
неизбежное зло. В полном противоречии с уставом партии они оттягивают это
зло на лишний год. Дискуссию они объявляют абсолютным злом, помехой
практической работе, а между тем только и делают, что потрясают партию
непрерывной дискуссией, маленький образчик которой мы видели выше, на
примере с тезисом о Клемансо. Одностороннюю дискуссию они сочетают с
непрерывными оргвыводами, жестоко бьющими по практической работе. Исключения
из партии сыплются градом. За что? За распространение "секретных"
документов. Между тем, действительное преступление состоит в том, что речи и
статьи, которые должны быть достоянием всей партии, объявляются -- да еще за
два месяца до съезда! - секретными документами. Вместо осуществления
провозглашаемой на всех последних съездах внутрипартийной демократии,
приходится прибегать ко все более сильно действующим средствам
внутрипартийного зажима.
Подготовка XV партсъезда была еще издалека поставлена под знак военной
опасности. Дискуссия объявлена вдвойне недопустимой потому, что нас окружают
враги. Чтобы запутать партию, создана была злокачественная легенда о том,
будто оппозиция угрожает переворотом "по примеру Клемансо". По существу
дела, все это направлено к тому, чтобы добить остатки внутрипартийной
демократии, окончательно заменив ее всевластием аппарата. А это и есть - при
соответственных классовых сдвигах в стране и при соответственном сдвиге
политики партруководства -- предпосылка бонапартистской опасности.
Угроза войны не есть какое-либо случайное, эпизодическое,
кратковременное явление. Мировые противоречия сгущаются. Возможные смягчения
отношений между нами и капиталистическими государствами будут иметь скорее
кратковременный характер. Основная же линия развития идет на обострение
антагонизмов, на усугубление военной
опасности. По логике нынешнего режима это значит, что с мыслями о
внутрипартийной демократии надо распрощаться навсегда. Кампания по поводу
"клемансистского переворота", как и ряд других подобных же кампаний, как и
вся нынешняя непрерывная дискуссия, потрясающая партию сверху, должны
окончательно выбить мысль о возможности возвращения партийной жизни на
рельсы демократии.
В этом именно смысле остается бесспорным, что из всех опасностей
наиболее грозной является внутрипартийный режим. По поводу этих слов также
проведена была необузданная и безыдейная кампания -- в печати и на
собраниях. А между тем, они совершенно бесспорны. Если мне грозит враг, а у
меня завязаны глаза или рука привязана к лопатке, то я скажу, что главная
опасность - не враг, а связанность моих движений. Ложь, будто опасность
войны, или даже война, исключают самодеятельность партии, обсуждающей и
решающей все вопросы, направляющей и проверяющей все свои органы, снизу
доверху. Если бы враг оказался в 80 километрах под Москвою, то
самодеятельность партии нужна была бы в десять раз большая, чем в других
условиях. Но ведь задача состоит в том, чтобы не допустить до такого
состояния, чтобы предотвратить его. Осуществить это способна только
самодеятельная, полной жизнью живущая партия. Значит, первым делом надо
менять партийный режим.
Л. Троцкий 24 сентября 1927 г.
ПИСЬМО РАКОВСКОМУ
Дорогой друг!
Спешу сообщить тебе следующее. Третьего дня, на объединенном
заседании Преизидиума Исполкома и ИКК (Интернациональная Конт
рольная Комиссия), когда нас с Вуйовичем исключали из Исполкома,
всплыл в прениях вопрос о нашей международной политике, о француз
ских долгах и пр. Сталин сказал приблизительно следующее: "Пускай
оппозиция не говорит, что нам соглашение с Францией обходится или
может обойтись слишком дорого. В Париже сидит оппозиционер Раков
ский. Правда, он из всех оппозиционеров наиболее честно выполняет
директивы Политбюро. Но поскольку он проявляет инициативу, он
всегда предлагает дать больше, заплатить дороже и пр, так что Полит
бюро всегда вынуждено его одергивать. Так было все время. И это мож
но доказать по документам. В частности, так было в последний момент
в вопросе насчет 30 милл. франков. Раковский просто предлагал предо
ставить эти 30 милл. французскому правительству для раздачи держате
лям. Мы же согласились предоставить эти деньги лишь при условии
урегулирования вопроса о кредитах..." ,
Я с места возразил примерно следующее: "Раковский только выполняет
директивы Политбюро. А если бы вы приняли в свое время советы Раковского, то
соглашение с Францией обошлось бы нам гораздо дешевле. Это и Рыков признал в
одной реплике". Сталин ответил пример-
но: "Рыкова здесь нет и мы не знаем, что он сказал. Но остается фактом,
что Раковский всегда предлагал давать больше и пр.".
Что Сталин нисколько не постеснялся излагать (т. е. извращать)
переписку Политбюро с полпредом -- это в порядке вещей. На заседании было
человек 60-70. Сегодня уже вся Москва знает, несомненно, а завтра узнает и
вся Европа, что Раковский склонен к большим уступкам, чем Политбюро. Это
есть прямое приглашение по адресу французской буржуазии: нажимай дальше.
Дело на этом, конечно, не остановится. Вопрос о французских долгах обрушился
как камень на голову партии. Об этом много говорят в рабочих кругах. Можно
не сомневаться, что сталинцы понесут завтра во все ячейки выдержки из
переписки меж-ду Политбюро и Раковским, будут, разумеется, лгать, извращать,
т. е. изображать дело так, будто Политбюро спасло СССР от Раковского,
который вел дело к закабалению СССР Францией. Вопрос этот будет, по всем
данным, играть огромную роль в предсъездовской дискуссии.
Нам, поэтому, всем кажется, что Раковский должен немедленно же
реагировать на попытку Сталина трусливо спрятаться за спину Раковского. Как?
В виде, например, письма в Политбюро с кратким, но категорическим изложением
действительного хода вещей и с решительным протестом против сталинской
инсинуации. Правда, данное выше изложение речи Сталина не дословно, так как
под руками у меня нет стенограммы. Но смысл сталинских слов передан вполне
точно. Я собирался Сталину тут же возразить примерно следующее:
а) Раковскому приходилось вести политику в той обстановке, кото
рую создавало Политбюро.
б) Наиболее благоприятный момент для соглашения, указывавший
ся Раковским, был упущен.
в) В условиях ухудшавшегося международного положения Полит
бюро требовало от Раковского соглашения с Францией во что бы то ни
стало; именно этой директивой руководствовался Раковский.
г) Если в том или другом случае Раковский шел несколько дальше,
чем Политбюро, то, во-первых, это вытекало из общей директивы, а во-
вторых, каждый из нас знает, что по любому предложению, внесенному
в Политбюро, Сталин внесет изменения хотя бы на 5 долларов, чтобы
иметь возможность потом хвалиться, что он оградил интересы СССР.
Отцеживание комаров и проглатывание верблюдов есть основное содер
жание сталинской политики во всех областях, равно как и стремление
спрятаться за чужую спину от политической ответственности.
К сожалению, ничего этого мне сказать не удалось, так как второй раз я
не получил слова.
В связи с этим нельзя не указать на то, что за последние годы
большинство "ответственных" работников, внутри Союза и заграницей, по всем
сколько-нибудь острым вопросам озабочены, прежде всего тем, чтобы не
проявлять самим никакой инициативы, ибо все знают, что при малейшей
надобности Сталин, с целью изобразить себя спасителем, скомпрометирует
любого работника обвинением в том, что тот дал
слишком много, или, наоборот, дал недостаточно и потому упустил момент
и пр. и пр. Это систематическое умерщвление Сталиным инициативы во всех
областях советской работы, в том числе и дипломатической, обходится
Советскому Союзу страшно дорого. Здесь, как и везде, Сталин все циничнее
подменяет борьбу за интересы государства борьбой за самосохранение.
Во всяком случае, надо считаться с тем, что вопрос о линии Раковского в
советско-французских переговорах будет в течение ближайших недель играть
огромную роль во внутренней жизни партии. Раковский непременно должен был бы
немедленно прислать краткое, но категорическое заявление в Политбюро,
сообщив нам копию этого заявления. Затем, дополнительно Раковский мог бы
прислать более подробные данные. Все это надо сделать как можно скорее.
Л. Троцкий 30 сентября 1927 г.
АНТИСЕМИТИЗМ
Кандидатская группа ВКП поселка Сохондо Читинского округа
Протокол No 16
Заседания двух членов ВКП (б) тт. Ив. Русак и Елены Русак, кандидата
тов. Малкова в присутствии членов ВЛКСМ - 7 чел. и беспартийн-ных - 16 чел.
- сентябрь 1927 г.
Слушали: 3. Об оппозиции Троцкого и Зиновьева. Тов. Русак указал:
'Троцкий давно начал вести раскольническую политику. Троцкий не может быть
коммунистом, сама его национальность указывает, что ему нужна спекуляция.
Зиновьев одно время, я помню, Троцкого осаживал на пленуме, но видно,
Зиновьев с Троцким покумились. Они ошиблись в русском духе, за этими
нэпачами русский рабочий и крестьянин не пойдет".
Постановили: Удалить из членов Коминтерна и Профинтерна как разлагающих
единство, стальной ленинизм - исключить из состава ВКП (б). Да здравствует
единство ленинизма, долой раскольников.
Подлин. подписали: Председатель Русак Е,
[сентябрь 1927 г.] секретарь Малков
ПРИЛОЖЕНИЕ ИЗ ДОКУМЕНТОВ 1919 г.
Секретно
Выписка из протокола заседания Политического Бюро ЦК РКП (большевиков)
18 апреля [19]19 г.
Присутствовали: тт. Ленин, Крестинский, Сталин, Троцкий.
Слушали: 3. Заявление тов. Троцкого о том, что огромный процент
работников прифронтовых ЧК, прифронтовых и тыловых Исполкомов и центральных
советских учреждений составляют латыши и евреи, что процент их на самом
фронте сравнительно невелик и что по этому поводу среди красноармейцев
ведется и находит некоторый отклик сильная шовинистская агитация и что, по
мнению тов. Троцкого, необходимо перераспределение партийных сил в смысле
более равномерного распределения работников всех национальностей между
фронтом и тылом.
Постановили: Предложить тов. Троцкому и Смилге составить
соответствующий доклад и сообщить этот доклад, как директиву ЦК, комиссиям,
распределяющим силы между центральными и местными организациями и фронтом.
В ПОЛИТБЮРО ЦК ВКП (б) И ПРЕЗИДИУМ ЦКК I. Об оппозиционной типографии и
"связи" с военным заговором
В ночь с 12 на 13 сентября у ряда членов партии были произведены обыски
агентами ГПУ.
15 сентября Секретариат ЦКК заслушал доклад тов. Ярославского
"Об участии членов ВКП (б) в деятельности нелегальной
контрреволюционной организации вместе с беспартийными" и постановил
"признать действия ОГПУ правильными".
22 сентября, от имени ПБ и Президиума ЦКК разослано было всем партийным
организациям извещение о раскрытии типографии, в котором говорилось, что:
"Часть арестованных беспартийных действительно связана с некоторыми
лицами из военной среды, помышляющими о военном перевороте в СССР по типу
переворота Пилсудского".
Это утверждение, повторяющееся несколько раз в извещении, основывалось
на сообщении ОГПУ от 13 сентября. Мы считаем необходимым привести здесь
сообщение ОГПУ в главной его части.
"12 сентября 1927 г. ОГПУ узнало, что к одному из бывших офицеров
врангелевской армии обратился некий гражданин Щербаков, сын бывшего
фабриканта, беспартийный, с предложением достать шапирограф; почти в то же
время были получены сведения, что к тому же лицу обращался и некий Тверской,
служащий, беспартийный, оказавшийся
в ближайших связях с Щербаковым, с сообщениями об организации военного
переворота в СССР в ближайшем будущем; ОГПУ, в соответствии с означенной
информацией," произвело обыск того же 12 числа ночью на квартире Щербакова,
причем, здесь была обнаружена нелегальная типография, печатавшая запрещенные
партией антипартийные документы оппозиции ОГПУ считало своим долгом эту
литературу отобрать и, выяснив также связи Щербакова-Тверского, арестовать
всех замешанных в этом деле беспартийных. Ввиду особого характера дела
(организация военного переворота) и необходимости совершенно спешного
расследования, ОГПУ вынуждено было без промедления произвести обыск и у тех
партийных, которые, как это выяснилось при обыске, оказались в
непосредственных связях с нелегальной организацией Щербакова-Тверского.
Никто из партийных арестован, разумеется, не был.
Так как в деле нелегальной организации Шербакова-Тверского замешан ряд
членов партии (Грюнштейн, Гердовский, Мрачковский, Охотников и др.), то ОГПУ
считает своим долгом передать подробную информацию и весь материал по этому
делу в ЦКК,
Ввиду того, что показания арестованных-беспартийных подтвердили наличие
группы, ставящей своей целью организацию вышеупомянутого военного заговора,
следствие по этому делу продолжается".
Из этого сообщения вытекает, что Щербаков, действительно участвовавший
в работе оппозиционной типографии, обращался по делу о шапи-рографе к
врангелевскому офицеру. К тому же врангелевскому офицеру обращался Тверской,
не имеющий никакого отношения к оппозиционной печатне "с сообщениями об
организации военного переворота в СССР в ближайшем будущем".
Таким образом, перед нами два дела: дело об оппозиционной печатне и
дело о военном заговоре. Чем, или кем связаны эти два дела? Фигурой
врангелевского офицера, к которому Щербаков обращается по поводу шапирографа
и которому же Тверской сообщает о предстоящем заговоре
23 сентября тт. Зиновьев, Смилга и Петерсон обращаются к партийным
организациям с письмом, в котором ставят следующие вопросы:
"Кто этот врангелевский офицер? Как его фамилия? Почему она
умалчивается?
Арестован ли он?
Почему именно к этому врангелевскому офицеру как раз одновременно
обращаются и за шапирографом и с сообщениями о военном перевороте в СССР "в
ближайшем будущем"? С какой целью делается ему это последнее сообщение?
Кто должен был делать этот военный переворот "в ближайшем будущем"?
Какая группа? Организация? Лица?".
В ответ на письмо тт. Зиновьева, Смилги и Петерсона, заключающем в себе
приведенные вопросы, ПБ и Президиум ЦКК ответили 27 сентября новым
извещением по всем организациям, письмом председателя ОГПУ тов. Менжинского
в Секретариат ЦК ВКП (б). Это письмо гласит:
"Врангелевский офицер", упоминаемый в сообщении ОГПУ в ЦКК от 27
сентября 27 г., не арестован ОГПУ, потому что этот гражданин, назвать
фамилию которого я могу лишь по прямому требованию ЦК
ВКП (6), помог уже не раз ОГПУ раскрыть белогвардейские заговоры.
Благодаря его указаниям были, например, раскрыты склады оружия
контрреволюционной савинковской организации. Он же помог ОГПУ раскрыть лиц,
причастных к последнему делу о военном заговоре.
Задачу раскрытия этого военного заговора преследовали обыски и аресты,
связанные с этим делом.
Раскрытие подпольной типографии было побочным и неожиданным результатом
арестов беспартийных лиц, имеющих отношение к группе военного заговора. ОГПУ
не вело и не ведет следствия по делу о нелегальной оппозиционной типографии,
с которой уже были связаны члены партии, а передала это дело в ЦКК".
Таким образом, сообщение ОГПУ от 14 сентября устанавливало, что между
оппозиционной типографией и военными заговорщиками существовала связь в лице
врангелевского офицера. Сообщение же председателя ОГПУ от 27 сентября
признает, что врангелевский офицер есть не врангелевский офицер, а агент
ГПУ. Таким образом, по новому истолкованию самого же председателя ОГПУ так
называемая связь между оппозиционной печатней и военным заговором
олицетворяется агентом ГПУ. Это единственная связь. Ни о какой другой связи
ни в извещениях ОГПУ, ни в других документах не говорится ни единым словом.
Агент ГПУ не может, очевидно, считаться контрреволюционером. К этому
агенту ГПУ Щербаков, по словам ОГПУ, обратился "с предложением достать
шапирограф". Эти слова, очевидно, надо понять так, что Щербаков пытался
достать шапирограф через гражданина, которого никак нельзя считать
участником контрреволюционного военного заговора, ибо этот гражданин
является агентом ГПУ. Никакого мостика от печатни к военному заговору не
получается, если не превратить агента ГПУ во врангелевского офицера, как это