свистуны, крикуны и сторонники кулачной расправы, вместо идейной борьбы в
партии. Из этого же самого духа вырос и "Дискуссионный листок", который,
вместо речей и статей оппозиции, печатает каталог ругательств по адресу
оппозиции.
3. В "Дискуссионном листке" было первоначально объявлено, что


в нем могут-де печататься только короткие статьи газетного типа. Таким
образом, после двух лет молчания, оппозиции предоставлено было по основным
вопросам мировой и внутренней политики, а значит и по основным
неправильностям политики Центрального Комитета, высказываться в небольших
газетных статьях.
Между тем, на деле мы видим, что "Дискуссионный листок" (см., например,
No 2) почти целиком занят речами Бухарина, Сталина, Ярославского, Янсона и
обширным каталогом ругательств по адресу оппозиции. Но ведь для такого рода
"дискуссии" столбцы "Правды" открыты полностью в течение последних лет. Чем
же "Дискуссионный листок" отличается от обычной "Правды"? Разве только тем,
что ругательства по адресу оппозиции имеют теперь более разнузданный
характер.
Когда Ленин в своем завещании настаивал на снятии Сталина с пос
та генерального секретаря, Ленин ссылался при этом на грубость и не
лояльность Сталина и его склонность к злоупотреблению властью. Не
лояльность - по-русски значит: недобросовестность, нарушение чужих
прав, нечестность. "Дискуссионный листок" является одним из наиболее
красноречивых подтверждений той характеристики, какую Ленин дал
Сталину. Не мудрено, что завещание Ленина так же скрывается от пар
тии, как и статьи, речи и тезисы оппозиции. При обысках у коммунистов
завещание Ленина отбирается наравне с платформой оппозиции.
Иной товарищ скажет: можно еще понять тот факт, что перепуган
ный аппаратчик, которого не тревожили два года, -- сгоряча, во время
заседания - неистово бранится и швыряется всем, wo попадет под
руку; но зачем же это задним числом печатается в "Правде"?
Дело объясняется просто: это есть форма инструктирования партии о том,
как вести дискуссию. На узких собраниях активов, т. е. на секретных
собраниях аппаратной фракции, секретари поучают, как шуметь во время
заседания, как свистать, как выталкивать и пр. и пр. Но редакция "Правды"
считает, очевидно, что гораздо лучше показать, как это делается на
Объединенном пленуме ЦК и ЦКК. Это есть высшая форма инструктирования. Тем
не менее, аппаратчики будут и дальше повторять: "Помилуйте, оппозиция имеет
полную возможность высказаться",
Надо ли после всего этого объяснять, почему рабочие-партийцы во все
большем числе устремляются на небольшие частные квартиры, чтобы там
обменяться мнениями о положении в партии?
6. На эти частные беседы партийцев, где нередко выступают и против
ники, являются все чаще представители контрольных комиссий - иног
да со стуком и угрозами. Товарищи из контрольных комиссий обычно
говорят. "Зачем вы собираетесь на "нелегальных" собраниях? Почему
не участвуете в общей дискуссии? Почему Зиновьев и Троцкий не посы
лают статей в "Дискуссионный листок"?" И т. д. и т. п.
No 2 "Дискуссионного листка" является лучшим объяснением всех этих
ненормальных явлений. Партийцы будут во все возрастающем числе уходить для
партийных бесед на частные квартиры - до тех пор, пока дискуссия не будет
поставлена в нормальные условия. No 2 "Дискуссионного листка" показывает,
что до этого еще очень далеко.
7. В редакции "Дискуссионного листка" имеются следующие мои


статьи: "О нашей зависимости от мирового рынка", "Верный путь",
"Китайская революция и тезисы тов. Сталина", "Речь Чен Дусю о задачах
Киткомпартии", "Неужели же не пора понять?", "Ханькоу и Москва", "Пора
понять, пора пересмотреть", "О резолюции ВСРМ", "Худой мир лучше доброй
ссоры", "Тезис о Клемансо", "Чего ждали и что получили (баланс
Англо-Русского комитета)", "Новый этап китайской революции", "Куда это
ведет?", "Как проводится дискуссия", "К вопросу о нашей политике в Китае",
"О подделке истории Октябрьского переворота, истории революции и истории
партии".
Кроме того, в распоряжении редакции имеются мои речи на пленумах
Центрального Комитета, на Исполкоме и на Президиуме ИККИ.
Я считаю необходимым напечатание в первую очередь моего пись
ма в Истпарт*. Это письмо посвящено разоблачению искусственно фабри
куемой легенды о так называемом "троцкизме" (чтобы тем легче было
вести подкоп под революционные основы ленинизма). Мое письмо в
Истпарт состоит почти исключительно из документов, т. е. из писем и
цитат. Я привожу цитаты из Сталина, Ярославского, Гусева, Раскольни-
кова и других, которые по вопросу о Троцком и троцкизме говорили
совсем недавно противоположное тому, что говорят теперь. Я привожу
в этом письме многочисленные цитаты из статей Ленина и восемь его
писем ко мне за последний период его жизни. Все эти документы опро
вергают ту клевету, какую распространяют про отношение мое к Влади
миру Ильичу и про отношение Владимира Ильича ко мне. В моем письме
имеются прямые и точные цитаты из важнейших партийных документов,
которые прячутся от партии только для того, чтобы можно было вво
дить ее в заблуждение. Я требую напечатания этого письма в первую
голову.
Хотел бы надеяться, что хоть настоящие мои строки найдут место
в No 3 "Дискуссионного листка". Уверенности в этом у меня, однако,
нет. Вот почему, в случае отказа "Дискуссионного листка" в напечата-
нии этих строк, я буду просить товарищей распространять это письмо
как можно шире, оглашать его, где можно, на партийных собраниях,
переписывать его и передавать из рук в руки.
Л. Троцкий 2 ноября 1927 г.
О ВЫСТУПЛЕНИЯХ В ДИСКУССИИ
Гигантское значение платформы в том, что она сводит разногласия
к их классовым основам и рассматривает партийный режим, как послед
ствие классового сдвига политики, т. е. как результат сползания партий
ного руководства с пролетарской линии на мелкобуржуазную. Борьба
идет, следовательно, за классовый характер партии, за классовый харак
тер государства.
Только такая открытая, ясная, отчетливая постановка основных
вопросов способна объяснить рядовому рабочему-партийцу остроту
0x08 graphic
* Опубл. в кн. Сталинская школа фальсификации. Берлин, 1932. -Прим.
сост.



борьбы и оправдать эту борьбу в его глазах. Чисто формальная постановка
вопросов "внутрипартийного режима", "дисциплины" и пр., вне связи с
революционной линией, в корне противоречит большевизму. Аппарат, нарушающий
устав партии на каждом шагу, стремится в то же время перевести все вопросы в
плоскость формальной дисциплины, вернее сказать, чинопочитания. Аппарату это
удается тем больше, чем меньше партийная масса понимает смысл разногласий и
их глубину.
Вот почему всякое смазанное выступление, обходящее наиболее
острые разногласия, способно принести оппозиции не пользу, а вред.
"Стоит ли тревожить партию из-за второстепенных разногласий?" -
спросит себя партиец, прослушав такую речь, которая по тону своему и
по характеру похожа скорее на самооправдание, чем на обвинение.
Опасение, высказываемое некоторыми отдельными товарищами
в том смысле, что резкая постановка вопросов способна оттолкнуть от
нас буферно настроенные элементы, является в своем роде "классичес
кой" ошибкой, возникающей во всякой серьезной борьбе внутри партии.
Ошибка эта в данном случае тем более непростительна, что она уже про
верена опытом. Мы имеем несколько случаев буферного выступления
со стороны пользующихся заслуженным уважением членов партии. Эти
буферные выступления собирали минимальное количество голосов.
Наоборот, оппозиция собирает тем большее количество голосов, чем
открытее, решительнее, отчетливее она выступает. Всякое снижение
тона, всякое приближение к буферу неминуемо ослабили бы нас и толк
нули бы противника на то, чтобы удвоить свой натиск.
5. Фракция Сталина-Молотова пытается "запугать" оппозицию XV
съездом, который де должен будет объявить несовместимым признание
оппозиционной платформы с принадлежностью к партии.
Такое решение означало бы попытку организационным нажимом
подтасованного сьезда вызвать политическое самоотречение, т. е. ренегатство.
Незачем говорить, что ни один серьезный и честный партиец на это не пойдет.
Если даже допустить, что сталинский актив, под именем XV съезда, вынесет
такого рода убийственное для партии решение, то не трудно предвидеть, что
проведение этого решения встретит огромные и все возрастающие затруднения,
которые - при правильной политике с нашей стороны - могут и должны укрепить
оппозицию в партии.
6. До конца съезда остается, примерно, полтора месяца. Ряды оппо
зиции, хоть и медленно, но верно растут и крепнут. При твердой, реши
тельной, наступательной политической линии с нашей стороны, мы за
эти полтора месяца значительно окрепнем. Каждая группа оппозиционе
ров в ячейке обрастет сочувствием и полусочувствием значительной
части партийцев. В таких условиях попытка исключения оппозиционе
ров пачками из партии, прежде всего рабочих ячеек, неизбежно вызовет
сопротивление и протест со стороны значительной части каждой ячейки.
Партийцы захотят узнать, за что исключают. Вопрос о платформе встанет
с новой остротой перед партией после XV съезда, если XV съезд решится
встать на путь исключения оппозиции. Дискуссия, придушенная до XV
сьезда, может разгореться после XV съезда. Надо сделать все, чтобы
эту возможность превратить в действительность.


Исключенные из партии товарищи, как: Мрачковский, Серебря
ков, Преображенский, Шаров, Саркис, Грюнштейн и прочие не дадут
оторвать себя от партии. Попытка исключить несколько /тысяч оппози
ционеров была бы бессильна разорвать наши связи с партией, прежде
всего, с ее пролетарской частью.
Аресты партийцев не могут опять-таки помешать партийцам, ис
ключенным из партии, выполнять свой партийный долг Исключение оп
позиционеров тысячами означало бы необходимость арестов тысячами
Политика Сталина, Молотова толкает партию по этому пути. Партия ин
стинктивно чувствует, что это путь гибели диктатуры Сталин и Молотов
успокаивают партийцев: до этого, мол, не дойдет; оппозиция "испугает
ся" и подчинится самоуправству аппаратной фракции, поставившей себя
над партией (именно самоуправство аппарата над партией и именуется
теперь партийной дисциплиной).
Совершенно ясно, что каждое случайное снижение тона истолковывается
аппаратчиками, как отступление оппозиции и как подтверждение правильности
сталинской политики организованного натиска.
Таким образом, линия политического наступления является не только
вернейшим орудием организационного самосохранения и роста оппозиции, но и
единственным средством оградить единство партии от сознательно
раскольнической линии Сталина.
Л. Троцкий
2 ноября 1927 г.
СЕКРЕТАРЮ ЯЧЕЙКИ ВКП (б) ПРИ ГЛАВКОНЦЕССКОМЕ
Уважаемый товарищ!
Как я узнал, ячейка не нашла возможным засчитать мой голос при
голосовании резолюции о тов. Андейчине. Возможно, что ячейка в этом вопросе
права. Во всяком случае, я не оспариваю ее права не засчитывать голоса
отсутствующего товарища. Позвольте мне, однако, этим письменным заявлением
присоединиться к большинству, поддержавшему ходатайство тов. Андрейчина о
пересмотре его дела в высшей контрольной инстанции.
Л. Троцкий
3 ноября 1927 г.
В РЕДАКЦИЮ "ДИСКУССИОННОГО ЛИСТКА"
По поручению тов. Зиновьева при сем препровождаю для "Дискуссионного
листка" статью: "Наши разногласия и беспартийные рабочие".
Л. Троцкий 3 ноября 1927 г.


НАШИ РАЗНОГЛАСИЯ И БЕСПАРТИЙНЫЕ РАБОЧИЕ
Группа Сталина уже давно вынесла наши внутрипартийные споры на улицу.
Нэповско-буржуазная улица смакует приемы Сталина и поддерживает его.
Масса беспартийных рабочих все внимательнее прислушивается к нашим
разногласиям, все с большей жаждой старается узнать подлинную правду -
прежде всего: чего требует оппозиция.
Это -- здоровый интерес класса к тому, что делается в его рабочей
партии.
Сталин, Угланов, Марецкий и К° стараются спор о классовой линии утопить
в сенсациях, в подлой Лжи о "связи" оппозиции с "врангелевцами".
Между тем, коренные интересы и рабочего класса и его партии требуют,
чтобы рабочая масса узнала правду, выслушала обе стороны, познакомилась бы с
важнейшими документами, например, о завещании Ленина.
На заводе им. Баскакова в Москве имел место следующий случай. На
заседании общезаводской комиссии по подготовке празднества 7 ноября,
директор завода (член партии) предложил, чтобы подготовлен был специальный
плакат, долой оппозицию.
Тогда встал один член этой комиссии, беспартийный рабочий-старик, и
сурово протестовал против этого, заявивши, что рабочие против этого, что они
не пойдут за таким плакатом. Предложение директора было отвергнуто.
В то же время аппарат Московского Комитета собирает "узкие активы" (т.
е. фракционные собрания сталинцев), где говорят прямо о том, что аппарат
должен вступить в соглашение с беспартийными, чтобы демонстрацию 7 ноября
превратить в демонстрацию против оппозиции Такое совещание устраивал,
например, 31 октября Полонский (секретарь Рогожско-Симоновского райкома),
В "лозунгах", опубликованных ЦК, также есть "подход" к тому же.
Нет никакого сомнения: в ход будут пущены "свистуны". Сталин, Угланов и
К° сделают все возможное, чтобы и десятилетие великой пролетарской революции
превратить в скандал.
Свист, улюлюкание, швыряние стаканами в ораторов оппозиции, сотни
исключаемых из партии, вышвыривание с заводов и, наконец, обыски и аресты
коммунистов - вот, при помощи каких методов "руководят" сейчас Сталин,
Угланов и К0.
На всех перекрестках они обвиняют нас, большевиков-ленинцев (оппозицию)
в том, что мы общаемся с беспартийными рабочими Это объявляется
преступлением против партии.
Сталин и К0 каждый день во всех газетах льют помои на
оппозиционеров, - а ведь газеты читают все, в том числе и беспартийные. На
всех собраниях, в городе и деревне, аппаратчики пытаются оклеветать
оппозицию. И в то же время рабочего-оппозиционера исключают из партии, если
он пробует объяснить своему товарищу по станку, беспартийному


рабочему, что оппозиция отстаивает дело Ленина, что гнусная ложь о
"связи" с врангелевскими офицерами и пр. пущена в ход политическими
банкротами.
Мы, оппозиционеры, согласны на то, чтобы внутрипартийные споры
разрешались только внутри партии -- конечно, без свистунов, без зажимания
рта. Но ведь этого то и не допускает сталинская фракция*.
При Ленине мы к чистке партии привлекали беспартийных рабочих, - хотя
чистка партии дело внутрипартийное. Прятаться от беспартийных рабочих нам
нечего. Мы зовем их в нашу партию. Завтра они будут членами ее. Завтра они
вместе с нами будут бороться за ленинизм, за исправление линии партии
О чем спорим мы сейчас: о своевременном повышении зарплаты; о зажиме на
заводах;
о продовольственных хвостах; о росте кулака и частника; о том, как
бороться против бюрократов; о мерах борьбы с безработицей; о признании
долгов; о причинах, приведших к поражению китайской революции; о том, как
лучше подготовлять оборону СССР против империалистов. Все это вопросы,
касающиеся каждого рабочего, всех беспартийных рабочих, всего рабочего
класса.
Мы имеем много доказательств того, что основная масса беспартийных
рабочих начала интересоваться нашими спорами и начала понимать правоту
оппозиции.
Демонстрация ленинградских рабочих 17 октября 1927 г. показала огромное
сочувствие рабочей массы к оппозиции.
Это главный итог двух лет: рабочий класс в целом начинает
интересоваться спорами аппаратчиков с оппозицией и, видя правоту оппозиции,
начинает поддерживать последнюю. В этом залог того, что большевизм победит,
что поражения и ошибки сталинской фракции не погубят революции, что единство
партии, созданной Лениным, будет сохранено
Мы уверены, что рабочие дадут по рукам аппаратчикам и свистунам,
пытающимся извратить смысл рабочего праздника; они пойдут по тому же пути,
по которому 17 октября 1927 г. уже пошли ленинградские рабочие; они
поддержат лозунг единства ВКП (б); они будут протестовать против раскола,
обысков, арестов, зажимания рта, свиста, улюлюкания; они поддержат наше
требование, чтобы завещание Ленина, которое спрягал Сталин, было напечатано.
Г. Зиновьев 3 ноября 1927 г.
В РЕДАКЦИЮ "ДИСКУССИОННОГО ЛИСТКА"
Прошу напечатать в "Дискуссионном листке" прилагаемую при сем
статью-речь.
С товарищеским приветом X. Раковский 3 ноября 1927 г.
0x08 graphic
* Курсивом даны поправки Л. Троцкого. - Прим. сост.


ОППОЗИЦИЯ И ТРЕТЬЯ СИЛА
Не сказанная речь Раковского на Объединенном
пленуме ЦК и ЦКК*
Товарищи, я готов следовать совету тов. Бухарина, звавшего пленум к
хладнокровию, хотя, к сожалению, большинство не послушалось этого совета и
продолжало срывать с трибуны ораторов оппозиции, продолжало прибегать к
малоубедительным аргументам - к бросанию стаканов, после того, как были
использованы переплетенные тома. Я намерен в обсуждение вопроса об
исключении тт. Троцкого и Зиновьева внести максимум хладнокровия и
спокойствия.
То обстоятельство, что к десятому году Октябрьской революции пред нами
стоит предложение Президиума ЦКК об исключении из нашего состава двух
виднейших деятелей нашей партии, двух ближайших сотрудников Ленина, не может
сойти, как обыкновенное событие. Сколько бы вы ни прорабатывали партию,
сколько бы вы ни подготовляли ее к такому исходу, но если это предложение
будет принято, оно явится громадным ударом по всей партии.
Я с нетерпением ожидал речей ответственных товарищей, руководителей
большинства, я с величайшим вниманием слушал эти речи, не прерывая их ни
одним словом, не желая упускать ни одной мысли. Я ждал услышать их
аргументы. Для меня важно было выяснить, спрашивают ли себя руководители
партии, члены Политбюро, члены пленума, принадлежащие к большинству, о том,
как массовые исключения из партии, аресты подлинных и преданнейших
ленинцев-партийцев, наконец, исключение тт. Троцкого и Зиновьева из ЦК, -
как все это отразится на соотношении классов внутри страны и за рубежом,
будет ли это способствовать укреплению партии, укреплению пролетарской
диктатуры, усилению советской власти, расширению и углублению влияния
Коминтерна?
Вот тот вопрос, который должен, был стоять перед каждым членом
Центрального Комитета. Я думал, что этот вопрос будет поставлен, и я с
напряженным вниманием ждал ответа на этот вопрос.
Что же случилось? Если бы кто-нибудь извне присутствовал здесь на наших
дебатах, его поразила бы бедность, скажу прямо, убогость аргументов, которые
приводились в пользу исключения. Был ли в них хотя бы малейший анализ нашего
внутреннего и международного положения? Был ли в них учет борьбы классов?
Нет, ничего подобного. Все аргументы сводились к одному и тому же: все
ораторы - и те, которые говорили по 10 минут, и те, которые говорили часами,
- приводили в различных вариантах одно и то же обоснование: Троцкий и
Зиновьев нарушили партийную дисциплину; они это совершили, несмотря на мно-
0x08 graphic
* Настоящая рукопись представляет собой подробный конспект речи,
которую я собирался произнести на Объединенном пленуме ЦК и ЦКК по вопросу
об исключении тт. Троцкого и Зиновьева из ЦК. Так как прения были прекращены
как раз в момент, когда очередь дошла до меня, то мне остается лишь
опубликовать конспект моей речи в "Дискуссионном листке" для сведения
партии.


гократные предупреждения, которые делались пленумами. Поэтому они
должны быть исключены. Это требуют будто бы интересы сохранения единства
партии.
Признайтесь, товарищи, что это есть суть того, что говорилось в течение
одного дня ораторами большинства. Из ораторов меньшинства вы-ступали тт.
Зиновьев и Троцкий, но они находились в положении обвиняемых, а тов.
Муралову, так же, как и первым двум, не дали закончить свою речь. Говорили
только ораторы большинства.
Нельзя же считать аргументами за исключение то, что приводил здесь тов.
Сталин, например, указание на изданную тов. Троцким в 1904 г. брошюру,
которую он посвящал "дорогому учителю П, Б. Аксельроду". Я не знаю, забыл ли
тов. Сталин или он не знает, что Ленин несколько раньше тов. Троцкого также
называл Аксельрода "дорогим учителем"? Нельзя также считать аргументами всю
эту дребедень, все эти антибиографические и биографические сведения, которые
в обилии приводились здесь, но которые с излишком покрываются обоснованной
теоретической критикой, которую мы слышали со стороны оппозиции. Я понимаю,
конечно, почему аргументы о дисциплине приводились так часто. Эти аргументы
ближе и понятнее широким партийным массам, а также и беспартийным массам,
сочувствующим партии. Приводя эти аргументы, легче всего возбудить ненависть
и озлобление против оппозиции. Партия не знает, кто является первым,
систематическим и самым ответственным нарушителем партийного устава,
партийной дисциплины и партийного единства. Значительная часть молодых
членов партии еще склонна принимать существующий режим в партии за
нормальный режим, а всякое уклонение - не от партийного устава, а от
искаженного партийного режима - она принимает за нарушение устава, за
нарушение дисциплины и единства партии.
Между тем, что должно иметь перевес в такой критический момент в нашей
дискуссии, это -- интерес партии, интерес диктатуры пролетариата, интерес
революции. Тот подход к вопросу, который слышали здесь, является сухим,
формалистическим, бюрократическим. Не партия, не пролетариат, не советская
власть, не Коминтерн существуют для устава, а устав существует для того,
чтобы революционный авангард пролетариата мог осуществить свои классовые
задачи. Ленин не раз указывал на то, что разговоры о революционной
дисциплине вне связи с политической линией, с революционной практикой это -
"выкрики", "пустышки".
Когда перед нами вскрывается с определенной очевидностью, что
революционной ленинской партии грозит опасность, вследствие неправильного
партийного режима; когда нам становится ясно, что диктатуре пролетариата
грозит опасность, вследствие неправильной внешней и внутренней политики, -
устав, даже подлинный, а не такой, каким его представляет наш аппарат,
разумеется, не теряет своей силы, но отходит на второй план.
Тов. Бухарин говорил о "третьей силе". Он как бы хотел перешагнуть за
этот заколдованный круг бюрократического формализма, в который был втиснут
спор об исключении тт. Зиновьева и Троцкого


из ЦК. Однако, эта "третья сила" для тов. Бухарина свелась к нескольким
авантюристам, к бывшим колчаковцам и эсерам, игравшим с безумной мыслью
подражать Пилсудскому. Имеем ли мы дело лишь с болтовней за стаканом чая или
же имеется налицо начало какой-нибудь организации - об этом скажет
дальнейшее следствие. Но не в этом суть вопроса. Если я останавливаюсь на
докладе тов. Менжинского, то, во-первых, для того, чтобы обвинить тов.
Бухарина в том, что он не протестовал ни одним словом против недопустимого и
недостойного приема, заключающегося в том, чтобы стараться запутывать
оппозицию в дело, к которому она не имеет и не может иметь ни прямого ни
косвенного отношения; во-вторых, я обвиняю тов. Бухарина в том, что он такой
громадный, решающий для дальнейшего развития всей нашей революции вопрос -
вопрос о "третьей силе", о нашем отношении к этой "третьей силе" свел к
тому, что называется судебной смесью, которая может занимать с достоинством
только последнюю страницу наших печатных органов.
Здесь уже указывалось и тов. Троцким и тов. Зиновьевым на странность
появления доклада тов. Менжинского в тот момент, когда обсуждался вопрос об
исключении Троцкого и Зиновьева, между тем, как предложение оппозиции о том,
чтобы вопросу о "врангелевском офицере" было, посвящено специальное
суждение, было отвергнуто, и еще как, с каким скандалом!
Почему понадобилось в течение часа именно сегодня, при обсуждении
вопроса о Зиновьеве и Троцком, читать показания лиц, причастных к "делу о
заговоре", когда там, в этих показаниях, нет ни малейшего, ни прямого, ни
косвенного намека на какое бы то ни было отношение этого дела к борьбе
оппозиции.
Я невольно вспомнил о вышедшей в прошлом году книге на французском
языке, которой собственно интересовался тов. Раскольников, и рекомендовал
эту книгу для общего чтения. Автором этой книги является некий француз
Ленотр. Она озаглавлена "Робеспьер и матерь божия". Книга составлена на
основании архивных данных. Суть этой книги следующая: когда правая часть
Конвента начала подготовлять низвержение Робеспьера, то "Комитет
общественной безопасности", во главе которого находились враги Робеспьера,
стал усердно собирать всякие сведения о какой-то полусумасшедшей старушке,
мнившей себя "матерью божией". Эта старушка принимала у себя теософов и
спиритов. Когда-то она имела какое-то совершенно случайное и отдаленное