Страница:
Король спытал его: "Прошу тебе, рыцэру, поведай ми, откуль еси?" Трыщан рек: "Пане, я семи из Елионоса города, а от земли объфитое {богатой;}, прышол семи немоцон от раны, не мог есми найти лекара, терпел есми такие муки и болести, бы на мою волю, давно бых рад умер, але коли пан бог не хочет, мушу терпети, а волел бых смерть, нижли такий жывот".
Коли король слышал от Трыщана так говорены, он над ним || мел л. 13 милосердье и верыл ему, иж правду поведает. И рек король: "Если-с рыцэр?" Рек Трыщан: "Естам". Рек король: "Не дбай {не беспокойся;}, рьщэру, ты еси прышол в таковое местцо, где даст бог будеш здоров. Ест в мене дочка, што ся всякой ране домыслить лепшей всих лекарей, а я вем, будеть ся она рада тобою печаловати для бога и для дворности". Трыщан ему подяковал велми дворно и покорне.
И король с королевою пошол до палацу, и нарадили ему господу в одной ложницы, и велел его прынести на гору {верх, чердак;} в комору, где было наражоно ему местцо, и положыли его там. А потом король послал по дочку свою Ижоту, и коли прышла, рек ей: "Милая дочко, пойди со мною, погледи оного рыцэра гостя, который ест велми немоцон от раны, и печалуйся им для бога и для мене и для доброе славы, як бы был борздо здоров". Она рекла: "Я, государу, рада твоего расказаниа пополнити и буду ся працовати, як могучы". А так шла до Трыщана, а коли она видела рану, прыложыла одно зелье, што ся годило до раны. Тогды Трыщан въздыхнувшы от сэрца и от болести, которую мел, а королевна, которая ся не стерегла а ни ся домышляла, абы был яд в ране, почала его тешыти и рекла: "Не страшыся, рыцэру, если будеть божя помоч, я тебе хочу вчынити боръздо здорова". Трыщан рек: "О боже, коли бы то могло быти, бых я был здоров, не просил бых бога!" Болшей десети дней панъна прыкладала зелье, которое знала, а ему все на погоръшене {ухудшение;} шло; и почала Ижота клести сама себе и рекла: "Я не знаю, што чынити, што бы ми потребно ку той ране". И почала рану розъгледати, и прышло ей на ум, што ест рана ядовита, и рекла сама к собе: "Если не будет рана ядовитая, мушу его покинути, иж ему не могу помочы". И велела Трыщана понести на слонцэ и почала с пилностью {пристальностью;} рану розгледати. Рана ся почала скварыти, и рекла Ижота: "Пане, я вижу добре, што ти рану казило {портило;}, и што еси не мог лекарства найти: железо, которым еси был ранен, тое было ядовито, а того ся нихто не домыслил, а тепер, коли есми тое розбачыла, ты з божею помочю будеш здоров". Трыщан о том был весел, а панна почала вабити {извлекать;} яд из раны и почала знову лекарство прыкладати к ране, и у малых днех || познал Трыщан на собе полепшэне, а не было его болшей, толко л. 13 об. кожа да кости. И до двух месецэй был Трыщан здоров, так хорош и легок, як перед тым был. И прышло ему на ум, абы ехал до Корновали што наборздей, 6о ся боял, абы его не познали, и был у розмышлении.
И в тые дни прыехали три рыцэры от Округлого стола короля Артиуша, именем Гарнот, Кажын {27} и Бэндемагул {28}, и оные три рыцэры были великое доброти и великое славы; Кажын был меншого рыцарства, нижли тые два рыцэры, але был гордый и мовный {речистый;}, и прышли ув-Орленъдыю для оное панъны, которая мела замуж ити и для того велела кликати на турнай. И прышло много добрых рыцэров: который бы рыцэр болш мужовал в том турнаю, тот ее поиметь, а если бы ее не хотел поняти, и она ему маеть дати дар так много, што колкодесят рыцэров мают. И для того тые тры рыцэры прышли ув-Орленъдэю. А знал их король Ленвиз и рад их видел и веселился о них, и сели за стол, король и рыцэры. Коли видели Трыщана, нихто з них его не познал; Гарнот его перед тым видел, але ся рушыл Трыщан немоцю, и для того его не познал, але не было межы ними ни одного, который бы так цудный был, як Трыщан. А Трыщан познал Гарнота, скоро его успоменул, што он прыходил у Корноваль с послы короля Амурата, и для того большей ся боял, абы его не познали. А они на него пилне гледели, што ся он видел гость, и пытали о нем короля, и король им поведал все по раду, яким умыслом прышол из Елионоса, и нет на свете человека, хто бы его видел так немоцного, штобы не жаловал; але милостью божю и працою дочки моее Ижоты он ест здоров. И тут о нем много говорыли и пилне на него смотрели. А Гарнот прыступил к Трыщану и, отведъшы его проч, пытал его: "Прошу тя, рыцэру, поведай ми, если рачыш {изволишь}, хто еси а откуль?" Рек Трыщан: "Я есми один гость, болшей ся от мене не доведаеш; прошу тя, не мей ми за злэ". И на том его Гарнот оставил.
И рек король: "Хочу пойти на тот турнай, але бы мя там не познали, прошу вас, не кажыте мя, если хто вас будеть пытати". Потом король спытал Трыщана: "Рыцэру, як ся чуеш?" Трыщан рек: "Добре по милости божей. Для чого мя пытаеш?" Рек || король: "Если тобе треба зброи и коня, я тобе дам, и л. 14 млоденцов, хто бы тобе служыл". Трыщан рек: "Пане, не естэм у моцы моей, не смею много працоватися, а коли ты въсхочеш ехати, помогу за вашу ласку, а понесимо оружье, иж человек не ведает, што ся ему где прыгодит". Рек король: "Будь то на твою волю, як ты велиш, але ми ся вельми хочет, абы ты ехал со мною". Трыщан ему обецал, а на завтрей поехал к турнаю, и стретил их Гаваон, племенъник короля Артиуша, а за ним один юнак, который ему носил щыт и сулицу, а то" был тот юнак, который даровал находника и выжла от дочки короля Перемонта. И тот видел Трыщана, познал его, прыступил, почал Трыщану ноги цаловати. И Трыщану был страх, што его млоденец открыет. И рек ему Трыщан: "Пойти хочу, не поведай мя жадной жывой душы". Он рек: "Пане, о том не дъбай, але прошу тя, дай один дар с твоее ласки". Трыщан рек: "Готов ти ест, если такова речь, которая ся може дати". Рек юнак: "Пане, велика ласка, ведаеш ли, што ми еси обецал, дай ми". Рек Трыщан: "Не вем". - "Рек мя еси поставити рыцэром, коли есми тебе даровал инаходником и выжлом от Перемонта короля дочки. Але, пане, хотел бых, штобы мя еси завтра пасал". Рек Трыщан: "Будет так, як есми тобе обецал". Потом Трыщан спытал: "Хто ест оный рыцэр, которого ты оруже носиш?" Рек юнак: "То ест пан Гаваон, племенъник короля Артиуша, он мя обецал поставити рыцэром, коли я усхочу, да коли есми видел твою милость, я волю быти рыцэр от твоее руки". Рек Трыщан: "Як ты хочет, да прошу тя, пойди опят к пану Гаваону и понеси ему древо и зброю, што можеш, для его кашталянства и дворности, рыцэръства а зася для твоей дворности". Рек юнак: "Нехай, пане, так будеть, як ты велиш". И взял он в него зброю и поехал за ним. И спытал его Гаваон: "Што то за рыцэр, кому ся ты так умилно поклонил?" Рек юнак: "То ест один гость, але велми храбр". Рек Гаваон: "Як ему имя?" Рек юнак: "Пане, тепер ся того не можеш доведати". Гаваон оставил тую реч.
Король поехал з малою дружыною, и нихто его не познал, || и Гаваон его л. 17 об. не познал, иж и перед тым его не видал.
И спытал король Трыщана: "Ведаеш ли, што то за рыцэр, который сам один едеть?" Рек Трыщан: "То ест Гаваон, племенъник короля Артиуша". Рек король: "Я слышал о нем, он ест дворен паням и паннам". И ехали посполе {вместе} в товарышстве, корол ся не дал знати Гаваону. Коли было ближей к вечеру, стретил их рыцэр, который носил чорный щыт без знамени, и с ним были пахолки два; рыцэр ехал велми стройно и дворно и носил два мечы. Коли прыехал ближей, рек Гаваон: "Видите-ль вы того доброго рыцэра?" Король рек ему: "Як ты его доброт знаеш?" Гаваон рек: "Ни один добрый рыцэр не смеет носити двух мечов, если бы ся не бил з двема рыцэры; по том познати доброго рыцэра, иж за их великую смелость они носять два мечы". Рек король: "На мою веру великую реч взял тот рыцэр на себе; да прошу тебе, коли бы ся нашол рыцэр сам собою же бы его добыл, што бы вчынил о том?" Рек Гаваон: "Пане, если бы ся нашол рыцэр сам собою, который бы не был из Лондреша {29}, он бы терпел не носить оружя цэлый год за соромы, а коли бы его побил рыцэр из Лондреша, або который великий рыцэр, он бы откинул один меч, а другий бы носил, иж сут з Лондреша наиболшые рыцэры". Коли король то слышал, рек: "Тепер бых не оставил за великую реч, абых не ведел тот турнай и того доброго рыцэра". И тую ноч стоял близко турная десет миль ув-одном замку. И на завтрей Трыщан юнака поставил рыцэром, и был храбр и великое доброти и был товарыщ от Округлого стола великое доброти; и зася с прыгоды забил его Трыщан своею рукою, не знаючы, иж он стоял за Паламидежом {30}, который велми миловал цудную Ижоту. А тому рыцэру было имя Бербеш. И назавтрей рано прышол король к турнаю; Трыщан одного юнака поставившы рыцэрем, дал ему конь и зброю и поехали к турнаю, который ся был собрал на одном болоте под замком. А тот турнай был посполитый.
Прыехали тут два короли, король Ианиш из Локви {31}, а другий король || Артиуш з Лонъдреша, [а третий король], который мел в себе сто рыцэров. И тот л. 15 служыл прынчипу {правителю;} Галиоту а держал западные островы. И коли был тот турнай в Орлендэи, того лета Анъцалот поставился рыцэром.
И коли ся злучыли обе стороне вместо и тут указали одны другим сулицы, и была битва велми густа и велми моцна, и тут рыцэры падали с коней на землю. А было десет рыцэров от Округлого стола, тые держали одну руку против короля Ианиша из Локви и чынили они великое чудо, прогнали много рыцэров {32}. Гарнот а Иван, сын короля Урыяна, а Гаваон, Гееш и король Бэндемагул, Дондиел, Согремор, Гвиреш, тые рыцэры были велми добрые. И коли ся они пустили в тот турнай, они вчынили великое чудо в малом часу, и вси не могли против их стрывати {выстоять;} и держати поле, а были бы побиты, коли бы не было доброго рыцера з двема мечы и с черным щытом. Коли он вдарыл з другое стороны турная и почал чынити великое чудо, если бы человек не видел, не мог бы тому верыти: он почал здирати гелмы з рыцэров и метати с коней по земли, и вси, которые его видели, мовили, што он добыл сего турная; и для его рыцарства вси зляклися и не могли стрывати против его. Гаваон был ранен двема ранами, а Гарнот мел тры раны, а Иван также, и все мели раны тяжкие и звалены были с коней. И коли король изэ стома витезми видел себе побитого, он был так жалостен, што мало не встекся {сошел с ума;}, бо он миловал красную Ижоту всим сэрцэм и боялся, абы она того не доведалася, и мыслил о том, як бы ся мъстил. Для того послал волати {звать, кликать;} по всим сторонам, нехай будет опят турнай до десятого дня, бо мыслил прыехати опатрно и нарадно лепшей, нижли перво.
И коли был волан турнай и было слышати усим, и розъехалися вси [и] король Ленвиз, абы ся справили к другому турнаю. И коли видел король [С]гоский, што с чорным щытом рыцэр тот турнай добыл, он его прынял у великую любов. Поломидеж поехал ув-Орлендэю, говоречы тот турнай почстене Ижотино, а Трыщан завжды мел на сэрцы и мыслил, як в том другом турнай мел бы ся з ним росправити с тым рыцэром с чорным щытом и з двема мечы. || И л. 15 об. вступил в храбреет против Поламидежа и гледел на него злыми очыма, иж ся ему видело, што он чынить великий сором рыцэром; для того Трыщан на него мел гневливое сэрцэ и мыслил ему зло на сэрцу, што видел его так красного рыцэра и годного по всему добру. И так ся ему видело, иж он хочет мети Ижоту, и она его милует со всего сэрца, и почали ся з ним непрыязнити и немиловати межы собою Трыщан и Паламидеж. А в том Ижота не знала а ни ся не домыслила, жебы они ее миловали. И была в нее служебница именем Брагиня {33}, красна и мудра, она ся домыслила, иж они оба милують Ижоту. И некоторого дня Брагиня рекъла Ижоте здворки {в шутку;}: "Господарыне, будь то за куншт {забаву, шутку}, если бы тебе миловали тые два рыцэры, которого з них бы ты хотела миловати, Паламидежа албо нашего рыцэра, занюж они оба тебе милуют?" Ижота, розсмеявся, рекла: "Я им милости заборонити не могу, коли ся мое сэрцэ к ним не обернеть; а коли бы на тое прышло, волела бых прыстати к Паламидежу, бо он ест больший рыцэр. Коли бы наш так рыцэр был добр и такого вроженя, як по нем бачым, он бы был наибольшый к наицуднейшый рыцэр". И все тое говорене слышали они оба, Паламидеж и Трыщан, седели в одной коморе. И коли они вышли вон, Трыщан пошол на одно болото гуляти и почал мыслити, иж его милост к Ижоте нудила. Рек сам к собе: "Я не могу прыйти на досконалост красное Ижоты, если не обороню пыхи {спеси} Паламидежовы, а того не могу вчынити без доброго коня и без доброй зброи и без великое трудности и працы, кгдыж ест Паламидеж от добрых рыцэров". И так в жестоком сэрцы пребывал Трыщан аж до турная.
И коли король хотел поехати в турнай и спытал Трыщана: "Хочеш ли ты поехати в тот турнай в нашо товарышство?" И он ему рек: "Еще ся, государу, в силе не чую". Король ему уверыл и на том его оставил; а то так для того отказал, хотечы поехати по турнай, як бы его не познали. И в третий ден король поехал к турнаю з малою дружыною, а Трыщан остал велми печален, иж не ведал, як бы мог пополънити, што мыслил. || л. 16
Будучи он в той мысли, прышла к нему Брагиня, которая его велми любила, а рекла: "Пане, што мыслиш?" Трыщан рек: "Панъно, коли бых ведал, иж ми можеш помочы в том моем мышленью, я бых вам поведал". Она ся ему обецала: "Што буду могла". Он рек: "Панъно, я бых поехал к тому турнаю, бы ми конь и зброя". Она рекла: "Чему-сь поспол с королем не ехал?" Рек Трыщан: "Хотел бых поехати потаи, як бы мя не познали". И рекла девка: "А зась для того остал?" Трыщан рек: "Заисте для того". Она рекла: "Не тужы конем и зброею, для того не останеш, што бысь не был в турнаю". Трыщан ей подяковал велми ласкаве, а потом рек: "Моя милая панно, печалуйся мною, я бых не хотел мешкати". Она нашла доброго коня и добрую зброю без другого знамени, и дала ему свои два браты, абы ему служыли. Трыщан поехал, а Брагини просил, абы его никому не поведала, и поехал скровно, и застал много рыцэров от многих сторон в турнай.
И коли там вбачыли Трыщана, вси хвалили, которые ся на то гаразд знали, иж стройке на кони седел. Стал на одной стороне против всих рыцэров, гледечы што ся будеть чынити. И тогды прыехал Паламидеж в той зброи и в том знамени, в котором перво был, велми пышно. Коли его видел Гаваон, погледевшы на великие рыцэры, и рек: "Тепер маете, што видети, што будет чынити добрый рыцэр, и варуйся каждый вдарцу его".
Гарнот рек: "Еще семи не видел ровни ему на свете". И он почал таковое чудо чынити, што не было рыцэра в том турнаи, который бы не мел страху от него, и збил много рыцэров, поехал по турнаю на лево и на право, великое чудо чынечы, и не нашолся рыцэр, который бы смел дождати его. Король Ленвиз и король из стома рыцэры и вси великие рыцэры, которые перво поле деръжывали велми добре рыцарским обычаем, и наконец прышло им оставити поле, хотя и не хотечы, перед Паламидежом. И Паламидеж стал у том почстеный, а вси почали кликати: "С чорным щытом и з двема мечы другий раз добыл турная". || л. 16 об.
И коли Трыщан тое чул и видел, рекл: "То ест Паламидеж". Познал его знаме и рек: "Дайте ми гелм, з добрым рыцэром хотел бых ся на поли видети". И рыцэры вси к нему кинулися, и каждый з них давал ему свой гелм. И кгды Трыщан гелм узложыл, и они ему повезали и потвердили, як ест потреба напротив другому рыцэру, и взял сулицу и справился против Паламидежу.
И коли ся увидели один другого, Трыщан рек: "Рыцэру, потреба ми тя ест". И он ся направил к нему; и он рек: "Едь сюда, да видиш".
(Битва Трыщанова с Паламидежом) И так ся пустили один к другому и вдарили велми моцно, и Паламидеж зламал сулицу, а Трыщан вдарыл его так моцно, што он пал на землю с конем, и от того вдару забился велми и не вмел, што вчынити, и дивился тому, што ся ему так прыгодило, и усел на коня и хотел поехати на стан и не смотрел очыма а ни сам а ни там. А Трыщан, который ся на него велми гневал, видел его бегучы, ехал за ним и погонил его, и мало на том мел, што ему в том скиненью один сором вчынил, и мыслил его на то прывести, штобы николи не смел прыйти к Ижоте на очы. И догонил Паламидежа, рек голосом: "Рыцэру, вернися, да видим, который з нас годнейшый доброти рыцэръское и который з нас годнейшый миловати красную Ижоту". Коли Паламидеж тую реч чул, он ся домыслил, што ест Трыщан, и престрашылся велми, иж не верыл, абы он так добрый был, доколе не видел от него того удару, и вернулся к нему и взял меч и видел, што не може отехати без раны. Трыщан прышол велми прудко {быстро} и взял меч, почали ся моцно рубати. Трыщан прыступил и тял его великим ударом по гелму; он ся не мог на кони одержати и пал на землю розбит и лежал великую филю, не знаючы если ден або ноч. И коли Трыщан тое видел, он был о том велми весол, што ся ему добре стало, и видел то, што сполнил свою волю, чого наиболей жедал. И коли добыл доброго рыцэра Паламидежа, которого велми ненавидел, и поставил его у такой ганбе, и поехал || от того турная до господы. И ехал пан Трыщан по дуброве, и стретила его л. 17 одна девка з двема пахолки и домыслилася, што он был в турнаи, иж видела в него зброю столкану от великих ударов, и ставшы, поздровила его велми умилно. Он ей вернул поздровлене велми дворно, и рекла девка: "Пане, вы едете с турная?" Рек Трыщан: "О чом мя пытаеш?" Она рекла: "Пане, хотела бых, абыс ми поведал, хто добыл турнай". Рек Трыщан: "Панъно, если на то твоя воля, я ти повем: сесь турнай добыла одна панна красная, которую есми ув-очы видел сего дня". Она стояла великую филю у розмышленю и рекла: "Рыцэру, диво ми поведает, прошу тя, поведай ми имя тое панъны, нехай бых умела поведати, где буду пытана". Рек Трыщан: "Тепер ся имени того от мене не доведаеш". Рекла девка: "Прошу тя, пане, сойми гелм з головы, нехай бых парсуну {лицо} твою видела, а вам почесност вчынила, бо есми посол Артиуша короля". Трыщан знял гелм з головы и рек: "Панно, смотри собе на мене колко хочеш". Она рекла: "Пане, вижу тя велми весела, тепер ся могу пофалити, што есми видела лепшого рыцэра надо вси рыцэры. Але прошу тя, пане, споведай ми имя свое". И рек Трыщан: "Моего имени тепер не можеш знати, бо его трудно поведати". Девка рекла: "Ехала есми много земль для твоего имени, шкода-ж моее працы, коли есми вас видела, а имени вашего не вем". Рек Трыщан: "Ведай заисте, иж не тот я, кого ты ищеш". Рекла девка: "Прошу тя для бога, чы не ты взял Болячую стражу {34} и выкоренил злый обычай, который трывал в том городе, где много людей добрых померло за безъзаконье тое проклятое уставы?". Рек Трыщан: "Панна, заисте не был есми в том городе, а ни ведал его; да прошу тя, панно, если взята Боляча стража?" Рекла панна: "Я есми видела, коли влез тот рыцэр в оный город и с ним неколко добрых рыцэров, а ни один так не-вчынил своею рукою, як тот рыцэр". Рек Трыщан: "Прошу тя, панно, если ты его видела без зброи?" - "Видела-м, он ест всей красы и всих лет, як ты, и для того заисте внимала-м есми, абы он рыцэр, але в том есми хибила от моее || мысли". И конец тых речей розехалися. л. 17 об.
Трыщан прыехал к Брагини, которая ему много послужыла, и девка поехала от Трыщана велми смутна, што ся о нем не доведала. Прыехала в турнай и вбачыла Паламидежа, поехала к нему, а он плачеть велми грозно и кленеть день, в который ся родил, и час, который на коня уседал, а девка плакала, што турная не зостала, которого жедала потребней усего видети. И, прыехавшы к нему, поздровила его, а не знала, хто он ест, и нашла его велми смутна: он тужыл о своей прыгоде и клял того дня, в который ся народил, и час, в который на конь усел. И, прышедшы к нему, девка рекла: "Рыцэру, боже тя потеш". Он ей отказал: "Дай ти бог свою ласку". И рек Паламидеж: "Для бога, панно, стретила-ль еси рыцэра в белой зброи?" Она рекла: "Пане, я его стретила и с ним говорыла неколко речей, он едеть один сам дубровою". Рек Паламидеж: "Если ведаеш от него што говорены, для бога поведай ми". Она рекла: "Не нем, иж есми перед тым его не видела и не могла имени доведатися, бо он ни от Круглого стола ни от двора Артиуша короля". Рек Паламидеж: "Если то правда?" Она рекла: "Заисте так". Он рек: "Ох мой боже, то есми горей еще зъсоромочон и жалостен, нижли первей". И почал велми тужыти и плакати и откинул гелм и оба мечы и щыт кинул на дорогу, и всел на своего коня без зброи, и ехал с плачем и з великою жалостю; и видевшы то, девка жаловала его велми любезно: "Для бога, рыцэру, поведь ми, чому ся так смутиш?" Он ей поведал все по раду: "Был мене бог почстил у первом турнаю, а в другом, вышей всих будучьт я в том почстеньи, прышол некоторый рыцэр. так силно и жестоко збил мя напервей сулицою и потом мечом и вчынил мя до конца у великой ганбе перед таким народом и перед такими людми добрыми. Для того не могу носити оружя цэлый год, а коли бых хотел носити, я бых ся печаловал, як бы ему мъстил, || а тепер есми загиб и волел бых умерети, нижли жыв быти". л. 18 Рекла девка: "Пане, поведай ми имя свое". И он рек: "Я эсми Паламидеж". И то рекшы, поехал от нее велми борздо, и она поехала своею дорогою искати того, который взял Болячу стражу; а то был Анъцолот з Локвеи {35}, который поехал искати собе ровни и рыцэрства по кролевствам. Был послан Гаваон искати его также, и ехал всюды, где слышал соймы {собрания;} рыцэрские.
И едучы девка по турнаи, стретила пана Гаваона едучы велми боръздо и поздровилися. Рек Гаваон: "Прошу тя, панно, поведай ми якую повесть о рыцэры, который носит знаме бело и зброю без другого знамени, што недавно от нас отъехал". Рекла девка: "Я ти повем, если ми споведаеш того, кого я ищу". Рек Гаваон: "Которого ты ищеш?" Она рекла: "Я ищу повести о рыцэру, который добыл Болячую стражу". Рек Гаваон: "То внимам за правду, што то ест тот, которого ты стретила, и я тэ-ж о нем ся пытам". И рекла девка: "Заисте не тот, бо тот там николи не был, але ест он тому подобен поставою {видом;} и мужством". Рек Гаваон: "Если же не тот, а вжэ еду из земли гетое у Лондреш, ачей бых мог чути о нем, для кого есми много працовал". Рекла девка: "Еду я с тобою". И поехали оба вместе и прыехали к тому месту, где был Паламидеж покинул зброю. Познал ее Гаваон и рек: "То зброя одного рыцэра велми доброго". И взял щыт и повесил его на дереве. Рекла панна: "Коли быс ведал того, который тую зброю покинул, як тужыл и плакал, ты бы ся тому велми дивовал". И поведала ему все по раду, што видела и слышала от него. Гаваон рек: "Можеш ли знати имя его?" Она рекла: "Не хотел ми поведати". Рек Гаваон: "Рад бых ведал всю истоту {правду} о нем, абых умел поведати королю Артиушу и у иншых королевских дворех". Потом поехали к королю и ввошли у великий корабль.
То оставмо, вернимося к пану Трыщану. Коли Трыщан отъехал от девки, и ехал прудко и прыехал в город на господу ко Ижоте и к Брагине и прышол ночъю, таяся. || А Брагиня стретила, которая была рада ведати истоту о л. 18 об. турнаю, и коли она видела, пошла к нему, поздровившы, пытала его: "Мой добрый а почестный пане, як ся еси мел у своей речы? Поведай ми о турнаю, хто от него чест мел?" Рек Трыщан: "Моя милая панно, не могу ти того часу поведати". Рекла Брагиня: "Пане, поведай ми о Паламидежу; он ли добыл турная?" Рек Трыщан: "Не могу ти о нем поведати, леч добре то вем, што он ест от добрых рыцэров, которые по свету слывут, але так ся ему тепер прыгодило, иж не добыл чети в том турнаи". Она рекла, усмехнувшыся: "А ты, наш рыцэру, як ся еси мел?" Рек Трыщан: "Я семи доконал свое вмышление, як есми хотел, а прошу тя болшей мя не пытай". Она его на том оставила, иж ся была домыслила, што он не хочет о своей легкости а ни о добром поведати, и она ему дала добрую постелю, и он лег спати, што был вельми труден и опухнул велми от вдару. А коли опочынул до своей воли, и на завтрей было ему видене затекло и посинело от многих вдаров. А коли почали люди говорыти о рыцэры, который был в белой зброи, а Трыщан о том стыдился, бо не рад бы, штоб его познали. И третего дня прыехал король Ленвиз из своею дружыною у свой двор, а с ним прыехыли великие рыцэры Гарнот, Бандэмагул пан и Ован {36}, и не мовили иного ничего, толко о турнаи и о белом рыцэру а о Паламидежу, и дивилися, што белый рыцэр без вести ехал. И рек Бандэмагул Гарноту: "Мне ся видит, иж то ест оный рыцэр, который добыл Болячую стражу, тот рыцэр везде ся таил". Рече король: "Прошу вас, што ест за рыцэр, о ком вы говорыте?" И рек Гарнот: "Пане, мы мовим о том, которого недавно пасал мой отец король Артиуш, и тот вчынил таковое рыцэрство своею рукою, як человек не видел а ни слышал, и нет человека, который бы имя его знал, || або хто ест он". Рек л. 19 король: "Коли он добыл битву, а имя свое таит и не хочет, штобы его знали, тот велми ест добрый". И вси тые речы его Трыщан перед себе брал. А Брагиня была велми мудра и бачна {зоркая}, вси тые речы на сэрцы своем мела, и прышло ей на ум: "Ачей будет то рыцэр, кому я дала коня и зброю и щыт?" И почала пытати одного и другого о белом рыцэры, и доведалася истотне, што ест Трыщан почетен в турнаи, и была о том велми весела, и мыслила, як бы могла ведати имя его, откул ест. И в тот вечор прышла ик королю Ленвизу и рекла: "Господару королю, рач ведати о белом рыцэры кого жедаеш, который добыл сесь турнаи". Рек король: "Девко, я того велми жедам, бо есми видел велику доброть его моима очыма". И рекла Брагиня: "Не тужы, я тя хочу на дорогу навести". Рек король: "Если ми правду споведаеш, буду тому велми вдячон". И на завтрее Брагиня рекла королю: "Пойди со мною у палац". И он шол, и вказала ему тую зброю и щыт и рекла: "Можеш ли ее знать, если еси видел в том турнаи?" Рек король: "Заисте тая зброя и тот щыт был на том рыцэры, который добыл турная. Але для бога, девко, поведай ми, если што ведаеш о нем". Рекла Брагиня: "Пане, коли еси о том весел, не хочу таити перед тобою: то был оный рыцэр, который у твоем дому тепер, которого ты прынял раннего и болного, которого твоя дочка злечыла".
Король то слышал, задивился, не верыл тому, же-бы он так добрый был, и почал пытати: "Которым обычаем то знаеш по нем?" Она ему поведала все по раду, як ему коня и зброю дала и як тэ-ж опят прыехал к ней. И король прызвал там неколко людей, которые были з ним на турнаю, и рек им: "Можете ли познати тую зброю и тот щыт?" Они рекли: "Заправду тая зброя добыла сего турная". И потом король был весел.
И пошол до Трыщана и рек ему: "Мой почстеный рыцэру, я мам на тя жаль, што ся еси толко таил от мене для своего почстеня. || Если твоя воля, л. 19 об. поведай ми имя свое". Коли Трыщан то чул, злякся велми, што будеть познан, бо ведал, иж ему тут наиболшое зло мыслят, и отказал королю: "Пане, для мене еси много вчынил, чого я никому не повинен так много чынити, як тобе, буду поки жыв, хочу ти отдавати моими службами, коли где мене будет потреба". Рек король: "Я иного тепер не потребую, одно абыс ми споведал имя свое". Рек Трыщан: "Мой пане, тепер то быти не можеть, абых ти споведал". Рек король: "Поведай же ми, ты ли носил белую зброю на сем турнаи, которую ти дала Брагиня?" И рек Трыщан: "Я носил тую зброю, да того ми жаль, што вы тое ведаете". Рек король: "Рыцэру, ты можэш того не жаловати и дати мне знати свою реч, што ми еси вчынил великое почъстене, иж з моего дому рыцэр добыл турная; для твоего рыцэрства и для твоее прыязни и доброти дарую ти свою прыязнь". Трыщан подяковал велми умилно. Потом Трыщаново рыцэрство было значно ув-Орленъдэи, и был велми честован от короля и ото всих добрых людей, и не было панны и панее во всем королевой дворе, которая бы не была рада миловати его от всего сэрца, если бы он хотел. Внимали, што Ижота милует его потаи, але она мела цнотливое сэрце, и король был рад, штобы она его миловала, а он ее, и штобы ее взял за себе, бо знал тое, иж она не может за лепшого пойти рыцэра над него, але о том велми жаловал, што не ведал имени его, и не смел ему докучати ни пытати.
Коли король слышал от Трыщана так говорены, он над ним || мел л. 13 милосердье и верыл ему, иж правду поведает. И рек король: "Если-с рыцэр?" Рек Трыщан: "Естам". Рек король: "Не дбай {не беспокойся;}, рьщэру, ты еси прышол в таковое местцо, где даст бог будеш здоров. Ест в мене дочка, што ся всякой ране домыслить лепшей всих лекарей, а я вем, будеть ся она рада тобою печаловати для бога и для дворности". Трыщан ему подяковал велми дворно и покорне.
И король с королевою пошол до палацу, и нарадили ему господу в одной ложницы, и велел его прынести на гору {верх, чердак;} в комору, где было наражоно ему местцо, и положыли его там. А потом король послал по дочку свою Ижоту, и коли прышла, рек ей: "Милая дочко, пойди со мною, погледи оного рыцэра гостя, который ест велми немоцон от раны, и печалуйся им для бога и для мене и для доброе славы, як бы был борздо здоров". Она рекла: "Я, государу, рада твоего расказаниа пополнити и буду ся працовати, як могучы". А так шла до Трыщана, а коли она видела рану, прыложыла одно зелье, што ся годило до раны. Тогды Трыщан въздыхнувшы от сэрца и от болести, которую мел, а королевна, которая ся не стерегла а ни ся домышляла, абы был яд в ране, почала его тешыти и рекла: "Не страшыся, рыцэру, если будеть божя помоч, я тебе хочу вчынити боръздо здорова". Трыщан рек: "О боже, коли бы то могло быти, бых я был здоров, не просил бых бога!" Болшей десети дней панъна прыкладала зелье, которое знала, а ему все на погоръшене {ухудшение;} шло; и почала Ижота клести сама себе и рекла: "Я не знаю, што чынити, што бы ми потребно ку той ране". И почала рану розъгледати, и прышло ей на ум, што ест рана ядовита, и рекла сама к собе: "Если не будет рана ядовитая, мушу его покинути, иж ему не могу помочы". И велела Трыщана понести на слонцэ и почала с пилностью {пристальностью;} рану розгледати. Рана ся почала скварыти, и рекла Ижота: "Пане, я вижу добре, што ти рану казило {портило;}, и што еси не мог лекарства найти: железо, которым еси был ранен, тое было ядовито, а того ся нихто не домыслил, а тепер, коли есми тое розбачыла, ты з божею помочю будеш здоров". Трыщан о том был весел, а панна почала вабити {извлекать;} яд из раны и почала знову лекарство прыкладати к ране, и у малых днех || познал Трыщан на собе полепшэне, а не было его болшей, толко л. 13 об. кожа да кости. И до двух месецэй был Трыщан здоров, так хорош и легок, як перед тым был. И прышло ему на ум, абы ехал до Корновали што наборздей, 6о ся боял, абы его не познали, и был у розмышлении.
И в тые дни прыехали три рыцэры от Округлого стола короля Артиуша, именем Гарнот, Кажын {27} и Бэндемагул {28}, и оные три рыцэры были великое доброти и великое славы; Кажын был меншого рыцарства, нижли тые два рыцэры, але был гордый и мовный {речистый;}, и прышли ув-Орленъдыю для оное панъны, которая мела замуж ити и для того велела кликати на турнай. И прышло много добрых рыцэров: который бы рыцэр болш мужовал в том турнаю, тот ее поиметь, а если бы ее не хотел поняти, и она ему маеть дати дар так много, што колкодесят рыцэров мают. И для того тые тры рыцэры прышли ув-Орленъдэю. А знал их король Ленвиз и рад их видел и веселился о них, и сели за стол, король и рыцэры. Коли видели Трыщана, нихто з них его не познал; Гарнот его перед тым видел, але ся рушыл Трыщан немоцю, и для того его не познал, але не было межы ними ни одного, который бы так цудный был, як Трыщан. А Трыщан познал Гарнота, скоро его успоменул, што он прыходил у Корноваль с послы короля Амурата, и для того большей ся боял, абы его не познали. А они на него пилне гледели, што ся он видел гость, и пытали о нем короля, и король им поведал все по раду, яким умыслом прышол из Елионоса, и нет на свете человека, хто бы его видел так немоцного, штобы не жаловал; але милостью божю и працою дочки моее Ижоты он ест здоров. И тут о нем много говорыли и пилне на него смотрели. А Гарнот прыступил к Трыщану и, отведъшы его проч, пытал его: "Прошу тя, рыцэру, поведай ми, если рачыш {изволишь}, хто еси а откуль?" Рек Трыщан: "Я есми один гость, болшей ся от мене не доведаеш; прошу тя, не мей ми за злэ". И на том его Гарнот оставил.
И рек король: "Хочу пойти на тот турнай, але бы мя там не познали, прошу вас, не кажыте мя, если хто вас будеть пытати". Потом король спытал Трыщана: "Рыцэру, як ся чуеш?" Трыщан рек: "Добре по милости божей. Для чого мя пытаеш?" Рек || король: "Если тобе треба зброи и коня, я тобе дам, и л. 14 млоденцов, хто бы тобе служыл". Трыщан рек: "Пане, не естэм у моцы моей, не смею много працоватися, а коли ты въсхочеш ехати, помогу за вашу ласку, а понесимо оружье, иж человек не ведает, што ся ему где прыгодит". Рек король: "Будь то на твою волю, як ты велиш, але ми ся вельми хочет, абы ты ехал со мною". Трыщан ему обецал, а на завтрей поехал к турнаю, и стретил их Гаваон, племенъник короля Артиуша, а за ним один юнак, который ему носил щыт и сулицу, а то" был тот юнак, который даровал находника и выжла от дочки короля Перемонта. И тот видел Трыщана, познал его, прыступил, почал Трыщану ноги цаловати. И Трыщану был страх, што его млоденец открыет. И рек ему Трыщан: "Пойти хочу, не поведай мя жадной жывой душы". Он рек: "Пане, о том не дъбай, але прошу тя, дай один дар с твоее ласки". Трыщан рек: "Готов ти ест, если такова речь, которая ся може дати". Рек юнак: "Пане, велика ласка, ведаеш ли, што ми еси обецал, дай ми". Рек Трыщан: "Не вем". - "Рек мя еси поставити рыцэром, коли есми тебе даровал инаходником и выжлом от Перемонта короля дочки. Але, пане, хотел бых, штобы мя еси завтра пасал". Рек Трыщан: "Будет так, як есми тобе обецал". Потом Трыщан спытал: "Хто ест оный рыцэр, которого ты оруже носиш?" Рек юнак: "То ест пан Гаваон, племенъник короля Артиуша, он мя обецал поставити рыцэром, коли я усхочу, да коли есми видел твою милость, я волю быти рыцэр от твоее руки". Рек Трыщан: "Як ты хочет, да прошу тя, пойди опят к пану Гаваону и понеси ему древо и зброю, што можеш, для его кашталянства и дворности, рыцэръства а зася для твоей дворности". Рек юнак: "Нехай, пане, так будеть, як ты велиш". И взял он в него зброю и поехал за ним. И спытал его Гаваон: "Што то за рыцэр, кому ся ты так умилно поклонил?" Рек юнак: "То ест один гость, але велми храбр". Рек Гаваон: "Як ему имя?" Рек юнак: "Пане, тепер ся того не можеш доведати". Гаваон оставил тую реч.
Король поехал з малою дружыною, и нихто его не познал, || и Гаваон его л. 17 об. не познал, иж и перед тым его не видал.
И спытал король Трыщана: "Ведаеш ли, што то за рыцэр, который сам один едеть?" Рек Трыщан: "То ест Гаваон, племенъник короля Артиуша". Рек король: "Я слышал о нем, он ест дворен паням и паннам". И ехали посполе {вместе} в товарышстве, корол ся не дал знати Гаваону. Коли было ближей к вечеру, стретил их рыцэр, который носил чорный щыт без знамени, и с ним были пахолки два; рыцэр ехал велми стройно и дворно и носил два мечы. Коли прыехал ближей, рек Гаваон: "Видите-ль вы того доброго рыцэра?" Король рек ему: "Як ты его доброт знаеш?" Гаваон рек: "Ни один добрый рыцэр не смеет носити двух мечов, если бы ся не бил з двема рыцэры; по том познати доброго рыцэра, иж за их великую смелость они носять два мечы". Рек король: "На мою веру великую реч взял тот рыцэр на себе; да прошу тебе, коли бы ся нашол рыцэр сам собою же бы его добыл, што бы вчынил о том?" Рек Гаваон: "Пане, если бы ся нашол рыцэр сам собою, который бы не был из Лондреша {29}, он бы терпел не носить оружя цэлый год за соромы, а коли бы его побил рыцэр из Лондреша, або который великий рыцэр, он бы откинул один меч, а другий бы носил, иж сут з Лондреша наиболшые рыцэры". Коли король то слышал, рек: "Тепер бых не оставил за великую реч, абых не ведел тот турнай и того доброго рыцэра". И тую ноч стоял близко турная десет миль ув-одном замку. И на завтрей Трыщан юнака поставил рыцэром, и был храбр и великое доброти и был товарыщ от Округлого стола великое доброти; и зася с прыгоды забил его Трыщан своею рукою, не знаючы, иж он стоял за Паламидежом {30}, который велми миловал цудную Ижоту. А тому рыцэру было имя Бербеш. И назавтрей рано прышол король к турнаю; Трыщан одного юнака поставившы рыцэрем, дал ему конь и зброю и поехали к турнаю, который ся был собрал на одном болоте под замком. А тот турнай был посполитый.
Прыехали тут два короли, король Ианиш из Локви {31}, а другий король || Артиуш з Лонъдреша, [а третий король], который мел в себе сто рыцэров. И тот л. 15 служыл прынчипу {правителю;} Галиоту а держал западные островы. И коли был тот турнай в Орлендэи, того лета Анъцалот поставился рыцэром.
И коли ся злучыли обе стороне вместо и тут указали одны другим сулицы, и была битва велми густа и велми моцна, и тут рыцэры падали с коней на землю. А было десет рыцэров от Округлого стола, тые держали одну руку против короля Ианиша из Локви и чынили они великое чудо, прогнали много рыцэров {32}. Гарнот а Иван, сын короля Урыяна, а Гаваон, Гееш и король Бэндемагул, Дондиел, Согремор, Гвиреш, тые рыцэры были велми добрые. И коли ся они пустили в тот турнай, они вчынили великое чудо в малом часу, и вси не могли против их стрывати {выстоять;} и держати поле, а были бы побиты, коли бы не было доброго рыцера з двема мечы и с черным щытом. Коли он вдарыл з другое стороны турная и почал чынити великое чудо, если бы человек не видел, не мог бы тому верыти: он почал здирати гелмы з рыцэров и метати с коней по земли, и вси, которые его видели, мовили, што он добыл сего турная; и для его рыцарства вси зляклися и не могли стрывати против его. Гаваон был ранен двема ранами, а Гарнот мел тры раны, а Иван также, и все мели раны тяжкие и звалены были с коней. И коли король изэ стома витезми видел себе побитого, он был так жалостен, што мало не встекся {сошел с ума;}, бо он миловал красную Ижоту всим сэрцэм и боялся, абы она того не доведалася, и мыслил о том, як бы ся мъстил. Для того послал волати {звать, кликать;} по всим сторонам, нехай будет опят турнай до десятого дня, бо мыслил прыехати опатрно и нарадно лепшей, нижли перво.
И коли был волан турнай и было слышати усим, и розъехалися вси [и] король Ленвиз, абы ся справили к другому турнаю. И коли видел король [С]гоский, што с чорным щытом рыцэр тот турнай добыл, он его прынял у великую любов. Поломидеж поехал ув-Орлендэю, говоречы тот турнай почстене Ижотино, а Трыщан завжды мел на сэрцы и мыслил, як в том другом турнай мел бы ся з ним росправити с тым рыцэром с чорным щытом и з двема мечы. || И л. 15 об. вступил в храбреет против Поламидежа и гледел на него злыми очыма, иж ся ему видело, што он чынить великий сором рыцэром; для того Трыщан на него мел гневливое сэрцэ и мыслил ему зло на сэрцу, што видел его так красного рыцэра и годного по всему добру. И так ся ему видело, иж он хочет мети Ижоту, и она его милует со всего сэрца, и почали ся з ним непрыязнити и немиловати межы собою Трыщан и Паламидеж. А в том Ижота не знала а ни ся не домыслила, жебы они ее миловали. И была в нее служебница именем Брагиня {33}, красна и мудра, она ся домыслила, иж они оба милують Ижоту. И некоторого дня Брагиня рекъла Ижоте здворки {в шутку;}: "Господарыне, будь то за куншт {забаву, шутку}, если бы тебе миловали тые два рыцэры, которого з них бы ты хотела миловати, Паламидежа албо нашего рыцэра, занюж они оба тебе милуют?" Ижота, розсмеявся, рекла: "Я им милости заборонити не могу, коли ся мое сэрцэ к ним не обернеть; а коли бы на тое прышло, волела бых прыстати к Паламидежу, бо он ест больший рыцэр. Коли бы наш так рыцэр был добр и такого вроженя, як по нем бачым, он бы был наибольшый к наицуднейшый рыцэр". И все тое говорене слышали они оба, Паламидеж и Трыщан, седели в одной коморе. И коли они вышли вон, Трыщан пошол на одно болото гуляти и почал мыслити, иж его милост к Ижоте нудила. Рек сам к собе: "Я не могу прыйти на досконалост красное Ижоты, если не обороню пыхи {спеси} Паламидежовы, а того не могу вчынити без доброго коня и без доброй зброи и без великое трудности и працы, кгдыж ест Паламидеж от добрых рыцэров". И так в жестоком сэрцы пребывал Трыщан аж до турная.
И коли король хотел поехати в турнай и спытал Трыщана: "Хочеш ли ты поехати в тот турнай в нашо товарышство?" И он ему рек: "Еще ся, государу, в силе не чую". Король ему уверыл и на том его оставил; а то так для того отказал, хотечы поехати по турнай, як бы его не познали. И в третий ден король поехал к турнаю з малою дружыною, а Трыщан остал велми печален, иж не ведал, як бы мог пополънити, што мыслил. || л. 16
Будучи он в той мысли, прышла к нему Брагиня, которая его велми любила, а рекла: "Пане, што мыслиш?" Трыщан рек: "Панъно, коли бых ведал, иж ми можеш помочы в том моем мышленью, я бых вам поведал". Она ся ему обецала: "Што буду могла". Он рек: "Панъно, я бых поехал к тому турнаю, бы ми конь и зброя". Она рекла: "Чему-сь поспол с королем не ехал?" Рек Трыщан: "Хотел бых поехати потаи, як бы мя не познали". И рекла девка: "А зась для того остал?" Трыщан рек: "Заисте для того". Она рекла: "Не тужы конем и зброею, для того не останеш, што бысь не был в турнаю". Трыщан ей подяковал велми ласкаве, а потом рек: "Моя милая панно, печалуйся мною, я бых не хотел мешкати". Она нашла доброго коня и добрую зброю без другого знамени, и дала ему свои два браты, абы ему служыли. Трыщан поехал, а Брагини просил, абы его никому не поведала, и поехал скровно, и застал много рыцэров от многих сторон в турнай.
И коли там вбачыли Трыщана, вси хвалили, которые ся на то гаразд знали, иж стройке на кони седел. Стал на одной стороне против всих рыцэров, гледечы што ся будеть чынити. И тогды прыехал Паламидеж в той зброи и в том знамени, в котором перво был, велми пышно. Коли его видел Гаваон, погледевшы на великие рыцэры, и рек: "Тепер маете, што видети, што будет чынити добрый рыцэр, и варуйся каждый вдарцу его".
Гарнот рек: "Еще семи не видел ровни ему на свете". И он почал таковое чудо чынити, што не было рыцэра в том турнаи, который бы не мел страху от него, и збил много рыцэров, поехал по турнаю на лево и на право, великое чудо чынечы, и не нашолся рыцэр, который бы смел дождати его. Король Ленвиз и король из стома рыцэры и вси великие рыцэры, которые перво поле деръжывали велми добре рыцарским обычаем, и наконец прышло им оставити поле, хотя и не хотечы, перед Паламидежом. И Паламидеж стал у том почстеный, а вси почали кликати: "С чорным щытом и з двема мечы другий раз добыл турная". || л. 16 об.
И коли Трыщан тое чул и видел, рекл: "То ест Паламидеж". Познал его знаме и рек: "Дайте ми гелм, з добрым рыцэром хотел бых ся на поли видети". И рыцэры вси к нему кинулися, и каждый з них давал ему свой гелм. И кгды Трыщан гелм узложыл, и они ему повезали и потвердили, як ест потреба напротив другому рыцэру, и взял сулицу и справился против Паламидежу.
И коли ся увидели один другого, Трыщан рек: "Рыцэру, потреба ми тя ест". И он ся направил к нему; и он рек: "Едь сюда, да видиш".
(Битва Трыщанова с Паламидежом) И так ся пустили один к другому и вдарили велми моцно, и Паламидеж зламал сулицу, а Трыщан вдарыл его так моцно, што он пал на землю с конем, и от того вдару забился велми и не вмел, што вчынити, и дивился тому, што ся ему так прыгодило, и усел на коня и хотел поехати на стан и не смотрел очыма а ни сам а ни там. А Трыщан, который ся на него велми гневал, видел его бегучы, ехал за ним и погонил его, и мало на том мел, што ему в том скиненью один сором вчынил, и мыслил его на то прывести, штобы николи не смел прыйти к Ижоте на очы. И догонил Паламидежа, рек голосом: "Рыцэру, вернися, да видим, который з нас годнейшый доброти рыцэръское и который з нас годнейшый миловати красную Ижоту". Коли Паламидеж тую реч чул, он ся домыслил, што ест Трыщан, и престрашылся велми, иж не верыл, абы он так добрый был, доколе не видел от него того удару, и вернулся к нему и взял меч и видел, што не може отехати без раны. Трыщан прышол велми прудко {быстро} и взял меч, почали ся моцно рубати. Трыщан прыступил и тял его великим ударом по гелму; он ся не мог на кони одержати и пал на землю розбит и лежал великую филю, не знаючы если ден або ноч. И коли Трыщан тое видел, он был о том велми весол, што ся ему добре стало, и видел то, што сполнил свою волю, чого наиболей жедал. И коли добыл доброго рыцэра Паламидежа, которого велми ненавидел, и поставил его у такой ганбе, и поехал || от того турная до господы. И ехал пан Трыщан по дуброве, и стретила его л. 17 одна девка з двема пахолки и домыслилася, што он был в турнаи, иж видела в него зброю столкану от великих ударов, и ставшы, поздровила его велми умилно. Он ей вернул поздровлене велми дворно, и рекла девка: "Пане, вы едете с турная?" Рек Трыщан: "О чом мя пытаеш?" Она рекла: "Пане, хотела бых, абыс ми поведал, хто добыл турнай". Рек Трыщан: "Панъно, если на то твоя воля, я ти повем: сесь турнай добыла одна панна красная, которую есми ув-очы видел сего дня". Она стояла великую филю у розмышленю и рекла: "Рыцэру, диво ми поведает, прошу тя, поведай ми имя тое панъны, нехай бых умела поведати, где буду пытана". Рек Трыщан: "Тепер ся имени того от мене не доведаеш". Рекла девка: "Прошу тя, пане, сойми гелм з головы, нехай бых парсуну {лицо} твою видела, а вам почесност вчынила, бо есми посол Артиуша короля". Трыщан знял гелм з головы и рек: "Панно, смотри собе на мене колко хочеш". Она рекла: "Пане, вижу тя велми весела, тепер ся могу пофалити, што есми видела лепшого рыцэра надо вси рыцэры. Але прошу тя, пане, споведай ми имя свое". И рек Трыщан: "Моего имени тепер не можеш знати, бо его трудно поведати". Девка рекла: "Ехала есми много земль для твоего имени, шкода-ж моее працы, коли есми вас видела, а имени вашего не вем". Рек Трыщан: "Ведай заисте, иж не тот я, кого ты ищеш". Рекла девка: "Прошу тя для бога, чы не ты взял Болячую стражу {34} и выкоренил злый обычай, который трывал в том городе, где много людей добрых померло за безъзаконье тое проклятое уставы?". Рек Трыщан: "Панна, заисте не был есми в том городе, а ни ведал его; да прошу тя, панно, если взята Боляча стража?" Рекла панна: "Я есми видела, коли влез тот рыцэр в оный город и с ним неколко добрых рыцэров, а ни один так не-вчынил своею рукою, як тот рыцэр". Рек Трыщан: "Прошу тя, панно, если ты его видела без зброи?" - "Видела-м, он ест всей красы и всих лет, як ты, и для того заисте внимала-м есми, абы он рыцэр, але в том есми хибила от моее || мысли". И конец тых речей розехалися. л. 17 об.
Трыщан прыехал к Брагини, которая ему много послужыла, и девка поехала от Трыщана велми смутна, што ся о нем не доведала. Прыехала в турнай и вбачыла Паламидежа, поехала к нему, а он плачеть велми грозно и кленеть день, в который ся родил, и час, который на коня уседал, а девка плакала, што турная не зостала, которого жедала потребней усего видети. И, прыехавшы к нему, поздровила его, а не знала, хто он ест, и нашла его велми смутна: он тужыл о своей прыгоде и клял того дня, в который ся народил, и час, в который на конь усел. И, прышедшы к нему, девка рекла: "Рыцэру, боже тя потеш". Он ей отказал: "Дай ти бог свою ласку". И рек Паламидеж: "Для бога, панно, стретила-ль еси рыцэра в белой зброи?" Она рекла: "Пане, я его стретила и с ним говорыла неколко речей, он едеть один сам дубровою". Рек Паламидеж: "Если ведаеш от него што говорены, для бога поведай ми". Она рекла: "Не нем, иж есми перед тым его не видела и не могла имени доведатися, бо он ни от Круглого стола ни от двора Артиуша короля". Рек Паламидеж: "Если то правда?" Она рекла: "Заисте так". Он рек: "Ох мой боже, то есми горей еще зъсоромочон и жалостен, нижли первей". И почал велми тужыти и плакати и откинул гелм и оба мечы и щыт кинул на дорогу, и всел на своего коня без зброи, и ехал с плачем и з великою жалостю; и видевшы то, девка жаловала его велми любезно: "Для бога, рыцэру, поведь ми, чому ся так смутиш?" Он ей поведал все по раду: "Был мене бог почстил у первом турнаю, а в другом, вышей всих будучьт я в том почстеньи, прышол некоторый рыцэр. так силно и жестоко збил мя напервей сулицою и потом мечом и вчынил мя до конца у великой ганбе перед таким народом и перед такими людми добрыми. Для того не могу носити оружя цэлый год, а коли бых хотел носити, я бых ся печаловал, як бы ему мъстил, || а тепер есми загиб и волел бых умерети, нижли жыв быти". л. 18 Рекла девка: "Пане, поведай ми имя свое". И он рек: "Я эсми Паламидеж". И то рекшы, поехал от нее велми борздо, и она поехала своею дорогою искати того, который взял Болячу стражу; а то был Анъцолот з Локвеи {35}, который поехал искати собе ровни и рыцэрства по кролевствам. Был послан Гаваон искати его также, и ехал всюды, где слышал соймы {собрания;} рыцэрские.
И едучы девка по турнаи, стретила пана Гаваона едучы велми боръздо и поздровилися. Рек Гаваон: "Прошу тя, панно, поведай ми якую повесть о рыцэры, который носит знаме бело и зброю без другого знамени, што недавно от нас отъехал". Рекла девка: "Я ти повем, если ми споведаеш того, кого я ищу". Рек Гаваон: "Которого ты ищеш?" Она рекла: "Я ищу повести о рыцэру, который добыл Болячую стражу". Рек Гаваон: "То внимам за правду, што то ест тот, которого ты стретила, и я тэ-ж о нем ся пытам". И рекла девка: "Заисте не тот, бо тот там николи не был, але ест он тому подобен поставою {видом;} и мужством". Рек Гаваон: "Если же не тот, а вжэ еду из земли гетое у Лондреш, ачей бых мог чути о нем, для кого есми много працовал". Рекла девка: "Еду я с тобою". И поехали оба вместе и прыехали к тому месту, где был Паламидеж покинул зброю. Познал ее Гаваон и рек: "То зброя одного рыцэра велми доброго". И взял щыт и повесил его на дереве. Рекла панна: "Коли быс ведал того, который тую зброю покинул, як тужыл и плакал, ты бы ся тому велми дивовал". И поведала ему все по раду, што видела и слышала от него. Гаваон рек: "Можеш ли знати имя его?" Она рекла: "Не хотел ми поведати". Рек Гаваон: "Рад бых ведал всю истоту {правду} о нем, абых умел поведати королю Артиушу и у иншых королевских дворех". Потом поехали к королю и ввошли у великий корабль.
То оставмо, вернимося к пану Трыщану. Коли Трыщан отъехал от девки, и ехал прудко и прыехал в город на господу ко Ижоте и к Брагине и прышол ночъю, таяся. || А Брагиня стретила, которая была рада ведати истоту о л. 18 об. турнаю, и коли она видела, пошла к нему, поздровившы, пытала его: "Мой добрый а почестный пане, як ся еси мел у своей речы? Поведай ми о турнаю, хто от него чест мел?" Рек Трыщан: "Моя милая панно, не могу ти того часу поведати". Рекла Брагиня: "Пане, поведай ми о Паламидежу; он ли добыл турная?" Рек Трыщан: "Не могу ти о нем поведати, леч добре то вем, што он ест от добрых рыцэров, которые по свету слывут, але так ся ему тепер прыгодило, иж не добыл чети в том турнаи". Она рекла, усмехнувшыся: "А ты, наш рыцэру, як ся еси мел?" Рек Трыщан: "Я семи доконал свое вмышление, як есми хотел, а прошу тя болшей мя не пытай". Она его на том оставила, иж ся была домыслила, што он не хочет о своей легкости а ни о добром поведати, и она ему дала добрую постелю, и он лег спати, што был вельми труден и опухнул велми от вдару. А коли опочынул до своей воли, и на завтрей было ему видене затекло и посинело от многих вдаров. А коли почали люди говорыти о рыцэры, который был в белой зброи, а Трыщан о том стыдился, бо не рад бы, штоб его познали. И третего дня прыехал король Ленвиз из своею дружыною у свой двор, а с ним прыехыли великие рыцэры Гарнот, Бандэмагул пан и Ован {36}, и не мовили иного ничего, толко о турнаи и о белом рыцэру а о Паламидежу, и дивилися, што белый рыцэр без вести ехал. И рек Бандэмагул Гарноту: "Мне ся видит, иж то ест оный рыцэр, который добыл Болячую стражу, тот рыцэр везде ся таил". Рече король: "Прошу вас, што ест за рыцэр, о ком вы говорыте?" И рек Гарнот: "Пане, мы мовим о том, которого недавно пасал мой отец король Артиуш, и тот вчынил таковое рыцэрство своею рукою, як человек не видел а ни слышал, и нет человека, который бы имя его знал, || або хто ест он". Рек л. 19 король: "Коли он добыл битву, а имя свое таит и не хочет, штобы его знали, тот велми ест добрый". И вси тые речы его Трыщан перед себе брал. А Брагиня была велми мудра и бачна {зоркая}, вси тые речы на сэрцы своем мела, и прышло ей на ум: "Ачей будет то рыцэр, кому я дала коня и зброю и щыт?" И почала пытати одного и другого о белом рыцэры, и доведалася истотне, што ест Трыщан почетен в турнаи, и была о том велми весела, и мыслила, як бы могла ведати имя его, откул ест. И в тот вечор прышла ик королю Ленвизу и рекла: "Господару королю, рач ведати о белом рыцэры кого жедаеш, который добыл сесь турнаи". Рек король: "Девко, я того велми жедам, бо есми видел велику доброть его моима очыма". И рекла Брагиня: "Не тужы, я тя хочу на дорогу навести". Рек король: "Если ми правду споведаеш, буду тому велми вдячон". И на завтрее Брагиня рекла королю: "Пойди со мною у палац". И он шол, и вказала ему тую зброю и щыт и рекла: "Можеш ли ее знать, если еси видел в том турнаи?" Рек король: "Заисте тая зброя и тот щыт был на том рыцэры, который добыл турная. Але для бога, девко, поведай ми, если што ведаеш о нем". Рекла Брагиня: "Пане, коли еси о том весел, не хочу таити перед тобою: то был оный рыцэр, который у твоем дому тепер, которого ты прынял раннего и болного, которого твоя дочка злечыла".
Король то слышал, задивился, не верыл тому, же-бы он так добрый был, и почал пытати: "Которым обычаем то знаеш по нем?" Она ему поведала все по раду, як ему коня и зброю дала и як тэ-ж опят прыехал к ней. И король прызвал там неколко людей, которые были з ним на турнаю, и рек им: "Можете ли познати тую зброю и тот щыт?" Они рекли: "Заправду тая зброя добыла сего турная". И потом король был весел.
И пошол до Трыщана и рек ему: "Мой почстеный рыцэру, я мам на тя жаль, што ся еси толко таил от мене для своего почстеня. || Если твоя воля, л. 19 об. поведай ми имя свое". Коли Трыщан то чул, злякся велми, што будеть познан, бо ведал, иж ему тут наиболшое зло мыслят, и отказал королю: "Пане, для мене еси много вчынил, чого я никому не повинен так много чынити, як тобе, буду поки жыв, хочу ти отдавати моими службами, коли где мене будет потреба". Рек король: "Я иного тепер не потребую, одно абыс ми споведал имя свое". Рек Трыщан: "Мой пане, тепер то быти не можеть, абых ти споведал". Рек король: "Поведай же ми, ты ли носил белую зброю на сем турнаи, которую ти дала Брагиня?" И рек Трыщан: "Я носил тую зброю, да того ми жаль, што вы тое ведаете". Рек король: "Рыцэру, ты можэш того не жаловати и дати мне знати свою реч, што ми еси вчынил великое почъстене, иж з моего дому рыцэр добыл турная; для твоего рыцэрства и для твоее прыязни и доброти дарую ти свою прыязнь". Трыщан подяковал велми умилно. Потом Трыщаново рыцэрство было значно ув-Орленъдэи, и был велми честован от короля и ото всих добрых людей, и не было панны и панее во всем королевой дворе, которая бы не была рада миловати его от всего сэрца, если бы он хотел. Внимали, што Ижота милует его потаи, але она мела цнотливое сэрце, и король был рад, штобы она его миловала, а он ее, и штобы ее взял за себе, бо знал тое, иж она не может за лепшого пойти рыцэра над него, але о том велми жаловал, што не ведал имени его, и не смел ему докучати ни пытати.