Страница:
Король Марко был слышал от Аудрета, як Трыщан збил тых двух рыцэров, и король мел велик страх, иж Трыщан прыйдеть на великую доброту и облакомившыся абы ему не взял земли. И рек Трыщану в слышане всех людей: "Милый мой сестренче, я много слышал о тобе, чому я могу верыти; для того, абых о том не мыслил, прошу тя, абыс ми прысягнул, што ми споведаеш и не затаиш, о чом тя буду пытати, а тобе с того сорому не будет". Трыщан не хотел зневерытися {изменить, предать;} дядку, и Говорнар ему мовил, абы ему што мога угожал во всем. И рек: "Пане, готов есми поведати все, в чом ми ганбы не будет". И рек король: "Прысягни-ж ми". Трыщан прысягнул, и король рек: "Прошу тя, споведай ми все по раду рыцэръство твое, што ти ся прыгодило от того часу, як есми тебе пасал на рыцарство". Рек Трыщан: "Што ест воля твоя, а мне того не трудно". И почал ему поведати по раду и прышол к тому, што был вчынил ув-Орленъдэи, и тут его слухали з великим дивом и стояли вси як забыв ся, и споведал им до Блерыжа. И король и Аудрет были велми смутны, а иные вси веселы, и рек Трыщан: "Пане, большей того есми ничего не вчынил, але, пане, забудьте тое, я то мам ни за што". И король рек: "Не хотел бых забыти жадным обычаем, а коли тобе бог даст, можеш быти большый рыцэр на свете, и от сее фили вжо есми в доброй надеи {надежде;} и лепей весел, нижли перво". А Панове рекли: "Тепер Корновал не бойся, докуль Трыщан здоров пры нас". И еще король рек: || "Боже ему дай здорове". А не обявил король никому л. 27 своее мысли, што был велми смутен, и почал боятися Трыщана, и не было на свете речы, которую бы волел, только уморыти Трыщана неяк хитро, штобы ся не доведали. И почал мыслити, як бы могло быти: бо ему не могу во всем угодити, а если хиблю, то есми загиб, а коли бы его не было на свете, я бых николи никого не боялся.
И будучы он в той печали, прышла ему на ум одна реч, от чого бы мог весел быти и збыти Трыщана.
Одного дня было неколко з ним дворан {придворных;} и мовили ему: "Милостивый королю, немудре чыниш, иж жоны не маеш". И Трыщан рек: "Пане, велми слушне, штобы ся ты оженил, и вся бы Корноваля большей была бы важона от околичных сусед". И король рек: "Сестренчэ мой, коли ты въсхочеш, я буду собе мети жону, а иный мене не может оженити, одно ты, и на тобе то залежит {зависит}: если въсхочеш, ты можеш найти мне красную жону и добрую, якую бых я хотел". Рек Трыщан: "Если то на мене залежыт, будеш ю мети, хотя ми на то горло втратити". И простер руку против одное цэркви, которую близко видел, и рек: "Так ми бог помози и его моц, я хочу вчынити мою моц". Король рек: "Уже яко бых ю мел в мене, я тобе повем тую, которую бых мети хотел. Ты ведаеш, што ми еси поведал одну панну и фалил еси ее, што-ж ее красе нет ровни на свете - тая ми нехай будет жона, а иная жадная не будет, а то ест королевна орленьдэйская красная Ижота. И не мешкай, прынеси ми ю, а озми, што тобе будет потреба, як дворан много и всего, што вам надобеть". Коли Трыщан тое слышал, познал, што его дядко ненавидить и шлет его на смерть ув-Орълендэю. И ачъколвек ма быти з его недобрым, однако-ж на то прызволил, яко ся ему обецал. И рек король: "Милый мой сестренъче, обецай ми ся пополнити с правого серца". И рек Трыщан: "Пане, хотя ми умерети, || а ты ее будеш л. 27 об. мети". И король ему подяковал и рек: "Будьте готовы и справтеся порадне, як бы есте тую реч повели почестне; але мое серцэ не отпочинеть, докуль ся ты не вернеш, а Ижота будеть у моем дому". И Трыщан рад бы ся был отмовил от тое дороги, иж знал, што его шлет там, где ему нагоршые непрыятели для Амурата, и каялся о том, але однак ся не отмовил. И выбрал сорок панят молодых, абы ехали с ним, они были вельми смутны, бо не надевалися так мети ганбу, яко в наибольшых непрыятелех, але хотя не хотели, мусели ся направляти на дорогу. Судно было готово, и они были готовы, Говорнар плакал велми и рек Трыщану: "Можеш познати, як тебе твои дядко ненавидить, а то он вмыслил большей для твоей смерти, ниж для Ижоты". Рек Трыщан: "Мистре, не бойся, хотя он мыслит зло, а коли я ему вгожу в том и в другом, мусить ми добро мыслити и чынити". Рек Говорнар: "Боже ти дай добро". Пан Трыщан отправился у судне на море из своею дружиною велми достаточне и богато. И коли ехали, была межы ними игра и куншты, як то межы рыцеры и молодыми людми, а коли успоменули, куды идут, тогды не вмели што речы, але Трыщан их тешыл и клал то у смех, и они ся тешыли и дуфали {верили} у Трыщаново рыцэрство и говорыли: "Мы с Трыщаном не прыймем лиха". И был им супротивный ветер, и морнары ляклися и змогалися много и не могли ити, а пустили судно, куды ветр понесеть, и почали бога просити: "Боже, змилуйся и збав нас от смерти". Трывала тая година день и ноч, а назавтрей ветр перестал и море утихло, и они нашлися близко одного места, которое звано Домолот {42}, столичное место Артиуша короля, бо было роскошно и богато над вси городы}выбрано, а было пры моры. И коли ся тут познали, не было тут короля Артиуша, поехал был у Каръдуель з невеликою дружиною. И спытал Трыщан морнаров: || "Где есмо?" И они рекли: "Мы есмо у великой земли". Рек Трыщан: л. 28 "Вже не боимося и вздаймо фалу богу, што есмо на край, и озмем собе тут покой и вчастность {удобство;}, фалечы бога, што нас здоровых прынес на край". И так вчынили, роспяли шест шатров великих и вынесли щыты и зброи и вывели кони и стояли на том местцу в-ыгре и у веселью. И в тот час выехали два рыцэры еждчалых, которые были зналися на дорозе, не знаючы один другого, а з ними по пахолку, а имена одному Ящор {43}, брат Анцалотов, а другому Марганор {44}; Ящор был поставлен недавно рыцэром, якобы чотыри недели, але не мешкал у дворе ни тыдня, поехал фортуны искати, и сталося ему много добра, иж он был от добрых кольцов {рыцарей;} и велми высокого серца. А Марганор был старъшым лет, а николи не был збит, але не был такого сэрца, як Ящор.
Коли они прыехали ближей к шатром и ввидели щыты и гельмы, и рекли: "То сут еждчалые рыцэры, стоят в холоде, а щыты поклали обычаем лонъдрешским, которые кольвек едут мимо, абы ся з ними коштовали. И хто бы их минул не покусившыся, то бы ему сором". Рек Марганор: "Мы маем кольбу, а тые нас ждут або иных, але если ся не будем с ними колоти, то есмо в сороме". И рек Ящор: "Ну-ж во имя боже!" И направилися, як потреба. А с Трыщаном был один рыцэр, што ведал обычай тот, бо ездил по короля Артиуша земли, рек: "Трыщан, видиш тые два рыцэры готуються ик кольбе, што не могут пройти не бившыся, видечы наши щыты перед шатры". Рек Трыщан: "Так ли ест обычай их?" Он рек: "Так". Рек Трыщан: "Благословени тые, которые тот обычай постановили! И мы того не опускаймо, дайте ми зброю". И рекли другие: "Чому?" Рек Трыщан: "Видите-ль тых двух рыцэров, што хочут битися з нами?" И они рекли: "А коли мы не хочем?" Рек Трыщан: "Коли мы ся маем бояти || тых двух рыцэров, тогды не л.28 об. озмем Ижоты из Орлендэи, где инак ее не добудем".
(Битва Трыщанова з Марганором) И коли был оправлен, всел на конь и отехал мало от шатров. Рек Марганор: "Рыцэр ест готов, если хочеш, едьмо к нему". Ящор, будучи молодшый, не хотел перед ним попередити, и он ехал и вдарыл Трыщана в щыт велми моцно. Сулица пошла ему на трески {щепки}, а Трыщан ся ни мало не рушыл и вдарыл Марганора велми моцно, и он пал на одну сторону, а конь на другую, нижли не ранен, и велми ся збил от паденья.
(Битва Трыщанова з Ящором) Трыщан збил одного и ехал к другому, и Ящор к нему и вдарыл Трыщана, аж ся ему сулица на трески спадала. А от того вдару пробил ему щыт и зброю и ранил его в левый бок немного, а Трыщан его вдарыл так моцно, аж Ящор на землю пал, и видечы ся сколот, скочыл и взял меч и рек: "Рыцэру, почстился еси сулицою, бися еще мечом, доколе добудеть один другого". Рек Трыщан: "Я того не хочу, иж ми ни о што не идеть, а кололися есмо для обычая, а битися не хочу". Рек Ящор: "Побиймося немного". Трыщан рек: "Не хочу". Ящор был велми смутен, рек: "Так ти бог помози, хто еси, што так боишся мечного удару?" Рек Трыщан: "Я есми с Корновали". Ящор рек: "Чы властный {собственный} еси рыцэр короля Марка?" Рек Трыщан: "Естем, и вси тые, которых бачыш". Ящор рек: "В злый час вы прышли есте в сюю землю, коли я зганбен". Рек Трыщан: "Для чого?" Он рек: "Хтокольвек почует, што я збоден от тебе, каждый мя будет мети за худого рыцэра, и негоден есми оружя носити". И откинул от себе щыт и меч и почал плакати и клести себе. Рек Трыщан: "Што то чыниш, прошу тебе?" Ящор рек: "Не хочу того носити оружя, а ни ехати на том кони, на котором есми таковую ганбу прынял от одного рыцэра, бы ми пешу пойти". || И пустил коня у поле. И тому ся Трыщан насмеял и рек: л.29 "Рыцэру, сором мне ест пустити тя пеша, коли не хочеш того коня и зброи, озми мою зброю и конь". Рек Ящор: "Не дай того бог, то бых еще горей зганбен, бых ся оболок в зброю корновальскую". И пошол пеш, оставил того коня и зброю на поли, а с ним поехал Марганор велми жалостен. Трыщан вернулся до дружыны и поведал им Ящоровы речы и почали дивитися. И на завтрей стоечы они там, узрели судно велико идеть к ним до прыстанища. Они прыстали, а в тым судне был сам король Ленвиз орлендэйский. И прыстали одалей судна из стрельбищэ и вышли на край, и поставили шатер, вывели кони, и король усел на конь и поехал к Трыщановым шатром. И коли был у шатров, спытал: "Откуль ест тая дружына?" Они рекли: "Ис Корновали". Рек король: "Которая потреба вас сюда загнала?" Они рекли: "Зла година". Король спытал: "Ест ли тут Трыщан?" Они рекли: "Ест, оно отпочываеть у шатре. Але вы откуля, што пытаете Трыщана?" Король рек: "Я есми один рыцэр из Орлендэи, велми есми ест рад видети. Надевамся, иж он будеть рад видетися со мною". И они рекли: "Як тобе ест имя, быхъмо ему умели поведати?" Он рек: "Имя мое ест Ленвиз, поведайте ему". Коли чул Трыщан менуючы Ленвиза, он скочыл и рек: "Где ест?" Они рекли: "Там тя ждеть". Он пошол боръздо и видел короля перед шатром и бег к нему велми весело, и облапилися велми мило и пыталися, як ся кому прыгодяло от того часу, коли ся разлучыли. Рек король: "Велми есми весел, што есми тебе нашол". Рек Трыщан: "Пане, а якая мене ест тобе потреба? Я есми много мел почесности у твоем дворэ, а то недавно избавил мя еси смерти, а я тобе обецал, што нет речы на свете, чого бых для тебе не вчынил, одно бы без моее ганбы". Рек король: "Велика ласка, повем ти, для чого есми прыехал тут у кролевство лондрешское. Были ув-Орлендэи после тебе частые турнаи, || на который прыеждчали много добрых рыцэров из Лондреша, из л.29 об. Галиуша и от иных сторон, и было неколико турнаев под оным городом, где ты збил Паламидежа. И прыехали чотыри рыцэры уроженые а кревные короля Бана баноцкого, и тые добыли тот турнаи, и просил есми их, абы стояли у моем дому, и они прыехали, и иных досыт у тот город, у котором ты стоял. Будучы они там, нашло ся по грехом, чого-ж я не сведем, иж один з них убит у моем дому, чого затаить не могу. Але то бог ве, иж есми в том невинен. И жаловал есми того велми, так ми бог помози, волел бых утратити один добрый замок, нижли бы ся тое злое у моем дому стало. И видевшы то тые тры рыцэры, которые были з ним, гневали ся на мене да не могли ми ничего учынити у моем дому, и один з них, именем Бланор {45}, рек: "Королю Ленвизе, мы есмо прыехали у твой дом званые яко к прыятелю, а ты нам учынил, як непрыятель, забил еси нашего брата у своем дому зрадне. Тут с тобою не можем ничого печати, але ся росправиш со мною на дворе короля Артиуша битвою". И то рекшы поехал, также и другие рыцэры, которые там были, говорыли, бо всим того было жаль. И недавно ми прынесли листы от короля Артиуша, позываючы мене и даючы рок {здесь: срок;}, абых стал перед ними битися и отвестися неправде, которую Бланор на мене положыл для смерти своего кревного. А дает ми ведати, если бых не стал, то мам згинути яко зрадца; на который позов мушу стати, бо ест король Артиуш так силен, иж может мя згубити, а во всих моих людех нет человека, который бы мог битися з Бланором, а ни ся сам таков чую, бых ся мог от его потвары {клеветы;} отвести, иж один он от добрых рыцэров, которые слывут по свету. Для того есми у великой печали и не вем, што бых учынил. Але за мою доброт, которую еси мел у моем дому, смею тя просити, абы еси за мене з Бланором бился, и надеюся на твою ласку". || Коли Трыщан то выслухал, л.30 был велми весел и рек сам к собе: "Уже-ж буду мети Ижоту, по што есми прышол". И отказал ему: "Пане, ты для мене много чынил, а я готов для тебе чынити. Але умовмося {условимся;}: коли, даст бог, тое справлю, дай ми один дар, которого буду у тебе просити". Король ему велми рад обецал, и Говорнар и вси Панове корновальские и орлендэйские почали мовити, абы чули обе стороне, которые тут стояли: Трыщан ест готов битися з Бланором за правду. А король ему обецал дар, которого будет Трыщан просити, коли тую реч сполнить. И рекли: "Так ли ест?" Рек король: "Так". И Трыщан: "Так ест". И тут ударыли у бубны и у трубы трубити с обу сторон, и было великое веселье, иж орлендэене знали Трыщана велми доброго рыцэра и рекли: "Уже-ж Бланор збит, коли на тую потребу знашли Трыщана". А корновалене мовили: "А мы маем то, што хочем". Трыщан рек тым и другим: "Если мя милуете, не поведайте мя а ни откуль есми я, а ни о том, што мам тую битву прыняти". Они рекли: "Пане, будь на твою волю". И злучылися вместо орлендэене с корновалены. И пры том весельи прыехала у шатер одна девка, носечы один щыт хорошый, а был без иного белега {знака}, не так, як иные Щыты: на нем была написана одна пани, и один рыцэр цаловал панию, а щыт был росъщеплен по середине, и не могли его нияк стиснути, а он щыт росщеплен был межы усты витезевыми и панее. Трыщан и иные почали дивитися и пытати девки: "Откуль еси ты?" Иона рекла: "Я есми гост с чужого панства, а послана семи от одное паней до другое болшое". Рек Трыщан: "Прошу, поведай ми, если рачыш, чому тот щыт рощепился? Чы может ся стиснути которым обычаем?" Рекла девка: "А хто еси, што мя пытает?" Рек Трыщан: || "Я есми гост с чужое стороны". Рекла девка: "Если хочеш нешто л.30 об. ведати от мене, поведай ми имя свое". Он рек: "Имя ми ест Трыщан, сестренец короля Марка корновалского". Она рекла: "Пане, слышала есми много доброго о тобе от многих людей, для того ти повем. У сей земли один витезь так великий, иж над него ни близко ни далеко нет, а милует одну панию велми высоку у сей земли, так ю впрэйме {искренне;} милуеть, лепей нижли сам себе, а пани его также, але еще ся не познали телесне, одно ся цаловали. Из оное милости тот щыт учынен ест, як его видиш, и не может ся жадным обычаем зъступити, докул ся они злучать и будут мети свою мысль и добрую волю; тогды ся тот щыт зъступит". Рек Трыщан: "Поведай ми, девко, имя того рыцэра". Она рекла: "Того ти не повем ни якожэ". Рек Трыщан: "Девко, ест-ли корол Артиуш у Дамолоте?" Она рекла: "Нет, але ест у Кардуели, а оставил короля Кардоса и короля из [С]гоцэи {46} смотрети тое битвы, которая мает быти королю орлендэйскому з Бланором. У дворе тепер много добрых рыцэров племени короля Бана баноцкого, которые прыехали для тое битвы". Трыщан рек: "Яков тот витезь, с ким ся королю бити?" Рекла девка: "Велми витежства доброго". За тым девка поехала до Кардуеля, бо там надевалася знайти, кого искала; а тая девка была одное паней з Локве {47}, которая была великая зелейница, чаровница болшей нижли иные ведьмы, а того была навчылася от Мерлина пророка, который много знал о прыйдучых {предстоящих, будущих} речах, але ся в том не вмел мудро заховати, абы его не вморыла тая, которую миловал зо всего сэрца, и зверылся ей всего, а она его вморыла руками его жывот, затворыла у гробе под землею, зачаровавшы так, иж он не был || собою волен л.31 {48}. А от того велико ся зло стало, што такая мудрост пала перед оную жону. И тая пани з Локве, о которой вам поведам, ведала вси речы, которые были межы королевою Веливерою {49} и Анцалотом, она хотела ведати их справу, для того послала королевой тую девку и щыт и поручыла ей такие речы, абы королевая знала, што тот щыт, и гледела на него, и девку тэ-ж задержала в себе, поки ся тут злучыть з Онцалотом, хотечы видети, чы ступится тогды щыт вместо. То оставмо. А Онцалот в тот час был в прынчыпа Галиота {50}, который велми миловал Анцолота, волел бы вмерети, нижли бы не мети его в товарышстве. А если бы Анцолот вмер, он и вси рыцэры силно бы его жаловали, бо не было так силное руки и так высокого серца.
Король орлендэский, видены храбрость Бланорову, иж ся деръжыть против Трыщану, мел великий страх. И рубаючыся они, ослабели им вдарцы. Трыщан рек: "Я хочу видети, докуль.ты можеш стерпети". И была им потреба опочынути; Бланор не мог болшей и положыл щыт и меч и възлег на землю, мел страх от смерти, а Трыщан такъже. Коли почынули добрый час, Бланор, который ся видел на погибели, мыслил: "Если он другий раз не утомится, я не могу от него стерпети". И рек: "Витезю, знам, што еси набольшый витез сего света, для того жедаю ведати имя твое, и за то ти не хочу ни одного добра вчынити, леч наибольшое зло, але нехай бых знал от чыее руки умру, або кого добываю". Рек Трыщан: "Если ми зло мыслиш, я знам во вдарцах твоего меча; я тебе фалю, але не мыслиш о собе, иж не можеш иного добыти, одно смерти. Але ведай, от кого умреш: я есми Трыщан, сестренец Короля Марка корновальского". Коли Бланор тое чул, он был велми весел и рек: "Я есми слыхал о тобе великую славу по свету, а если мя добудет, мои близкие не будут мети сорома, але коли пак {однако, все-таки;} даст бог я тебе добуду, великое чети добуду". И взял щыт и меч и рек: "Бачыш, на твою ганбу прышол еси сюда, если моя правица {правая рука;} здорова будеть". Трыщан отказал: || "Моею ганбою не будеш ся фалити, л. 33 тепер познаеш, с ким еси кружки делил". И скочыл к нему, и почалася битва велми моцна, и вси почали говорыти: "Если быхмо не видели, то быхмо не верыли". И так они ходили, беручы один другому поле, и рубалися великую филю. Бланор болш не мог меча подънести {поднять;}; видевши то, Трыщан рек: "Боронися, потреба ти ест, або мысль о себе". И он не мог ничого отказати. Видел Трыщан, што ся стыдить, ударыл его по гельму так моцно, иж не мог на ногах стояти, и пал на землю, не рушыл ни рукою ни ногою и рек Трыщану: "Сойми ми главу, прошу тя, нехай моему сорому будет конец". Трыщан то видел, иж он от великого серца не хочеть податися и волить умерети, ниж мовити: "Побит есми". "А коли его пущу, а не дасть ми меча, моя битва мало помочна {полезна;}, а ни добыта; а коли его убъю, то зле учыню: убил такова витезя". И пошол до королев и рек: "Панове, мы есмо ся так били, як вы сами видели, але один з нас не хочет дати меча и мовити не хоче: "Побит есми", и волить умерети, нижли мовити то своим езыком. А што-бы тому за ганба, што ему на тот час фортуна не послужыла? А если ся вам видит, уложыте мир межы нами, а нехай корол арлендэйский будет волен от потвары, а коли будет еще битва, муси {должно;} быти ещэ горе {хуже}", то вже хто з нас мусить жывот дати на той битве".
Короли розумели, иж Бланор волить умерети, нижли то мовити, и видели Трыщанову доброт, иж не рад убити Бланора, а маючы его по своей воли и могучы над ним што хотя вчынити, и радилися, штобы мели с тым чынити. А так ся им видело, иж бы перестала битва, а Бланор не вмер, коли ест на то Трыщанова доброта и милосеръдье. И рекли Трыщану: "Рыцэру, дякуем ти на твоей дворности, што отпущаеш смерть Бланору, ты вже можеш розобратися {раздеться, снять доспехи;}, если рачыш. Мы то прыймуем, иж король орлендэйский прав от поклепу Бланорова". Трыщан им подяковал; рек король орлендэйский: "Можем ли пойти свободне, як правые, куды хочем?" Они рекли: "Можете, || куды ваша воля". Трыщан уложыл меч у пошвы {ножны;}, а щыт на л. 33 об. плечы, и пошол до коня и всел велми легко, яко-бы не ранен, и вси ся дивили, як мог на кони седети; а Трыщан так скочыл храбро, яко-бы не ударен. Видечы племя Бланорово, што Бланор пал, шли к нему, внимаючы, штобы мертв. А корол Ленвиз видел едучы Трыщана, рек двум королем: "Панове, пустите мя за моим витезем, бы ми не уехал, абых его не потерал". Рекли они: "Споведай нам имя того витезя, а потом поедеш з богом". Рек он: "Не могу вам споведати без хибы {без колебания;}, бо хочу ехати, абых его не потерал: то ест Трыщан, сестренец короля Марка корновальского, витезь большый на свете". То рекшы, всел на конь и прыбол {пустился;} за ним борздо из своими дворены. А было первей слышано Трыщаново рыцэрство у лондрешском кролевстве у кроля Артиушовом дворе. И коли поведали королю Артиушу, як Трыщан отпустил смерть Бланору, збившы его, а он не хотел ему дати меч, рек король: "То ест наиболъшая рыцарская штука, чого есми нигде не видел, и весь свет о том его хочуть пофалити, и не може быти, абы не прышол к великой славе, коли он в тых летех, будучы молод, а умел показати такую доброть".
А коли Трыщан прыехал к дружине к шатром своим на берег, што против его з великим весельем и пытали его, як ся ему стало. Он рек: "По милости божей избавил есми короля от Бланора и от печали". И они пофалили бога и рекли ему: "Пане, не велми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Не эстэм без ран, але не дбаю того; коли есмо не посоромочени, то есмо весели, иж достали чого хотели". И прыехал король Ленвиз из своею дружыною и, зъседшы с коня, прышол к Трыщану и почал цаловати его, говоречы: "Трыщане, нашол мя еси мечом, я есми твой и все што мам, але жедаю ведати, не вельми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Если будеть добрый лекар, не боюся смерти от ран". Рек король: "Лекара добудем, коли мы просты от печали". Корол || позвал лекары, и л. 34 огледали ему ран и вделали, што потребно. Рек Трыщан: "Королю, ты ведаеш нашу умову {уговор}?" Рек король: "Вем, мам ти дати, чого ты хочеш". Трыщан ему подяковал велми покорно и рек: "Я прошу твоее дочки Ижоты моему дядку королю Марку". А потом его пытал: "Пане, куды хочемо отселя?" Рек король: "Не хочу ити отселя, поки тебе увижу здорового, а потом поедем ув-Орълендэю што можем наиборъздей, але прошу тебе для твоей дворности, поедьмо со мною поспол, а змешкаэм тут, покуль тобе потреба. И было тут великое веселье и прыязнь орлендееном с корновалены, которые были перво в наиболшой непрыязни межы собою. Трыщан всю тую ноч працовал, а король мало спал; и назавтрее король позвал одного мудрого чоловека и поведал ему сон свой, што видел. Он рек: "Пане, я бых вам радил, не дай ты дочки своее Трыщану, бо коли она пойдеть в Корновалю, мусить мети велми нужные речы, чого ни одна девка не мела". Король рек: "Того не могу вчынити, я ее дал за такового витезя, який ест Трыщан, который так много вчынил для мене; коли бых ее не дал, то бых был зрадца, бо есмо умовил с ним и кгды-м его потребовал на мою великую потребу; а я дочку велми милую, але ми ся не годит для нее вътратити честь. Нехай ся станеть воля божя, не могу ее не дати". А пан Трыщан отпочынул и велел морнаром оправити корабль и шол ув-Орлендэю. Тут была честь и великое веселье в дворе королевом, тут было витезей, паней и панен досыт, которые смотрели славного витязя пана Трыщана, который их избавил от печали Бланоровы. И тут веселившы ся отправили ся от короля и от королевое на море з великим весельем, а з собою ведучи красную Ижоту, а с нею много добрых паней и панен коштовно убраных, як ест слушно таковой паней. И з милости плакали король и королевая и вси люди добрые, а королевая отозвавшы Говорнара и Брагиню и рекла им: "Озмите тую фляшу сребреную полну питьа и заховайте ее, а коли король Марко из Ижотою будут на постели, дайте им напиться || того питя, напервей королю, а потом Ижоте; а коли ся они оба л. 34 об. напьют, проли останок, бо если бы ся хто иный того питя напил, много бы ся зла могло стати, иж ся то именует милостное пите. А коли ся оба напъють, велми ся будут миловати, до их жывота нихто не можеть зла вкинути межы них". Они ся обецали то вчынити и потом взяли прощене от короля и от королевое, и напяли парусы и пошли з великим весельем, Ижота пры Трыщане, и ни один не мыслил з них ганебное речы ни в чом, одно правое доброе почстене. Идучи они по мору, коли был третий день, Трыщан з Ижотою играл в шахы; была на Трыщане злотоглавовая жупица {одежда без рукавов;} и шата {плащ;}, а на Ижоте зеленого оксамиту саян {род платья;}, а было то лете, и был великий зной. Рек Трыщан: "Треба ся нам напити". И Говорнар шол и принес кубок з оное фляшы милостного питя, забывшыся, бо в коморе было много всяких судов {сосудов;}, и дал Трыщану, а другий дал Ижоте. И скоро ся напили того пива, и еще не допившы кубъков впали межы собою у великую милость, аж и до жывота своего один другого не оставил. И почали гледети один на другого и не мыслили ни о ком, толко о собе. И сели яко-бы злякшыся, Трыщан мыслил до Ижоты, а Ижота до него, а короля Марка запаметали {забыли}. Трыщан рек: "Дивуюся, откуль ми прышло то так прудко, а первей ми того не было?" И мыслил один к другому, и мовили сами собе: "Мысль наша ест неверна". Але пиво их перемогло. Рек Трыщан: "Если я милую Ижоту, то не дивно: она ест намильшая реч на свете, лепшое бых не мог найти, и есми ее вывел и мне ест дана, а милость наша скрыта може быти". А Ижота мыслила: "Если я милую Трыщана, то ест не дивно: он ест моя ровня и так высокого роду, як и я, и витезя большого на свете нет". И тую мысль обачыли, иж оба ся милуют со всего серца; Ижота ся о том веселила и рекла: "Коли мя милуеть наибольшый витезь, чому мне большого добра?" А Трыщан рек: "Я мам великую фортуну на свете, иж мя нацуднейшая панъна милуеть, || а я ей того не заслужыл". Коли л. 35 Говорнар успоменул, што им дал любовное пиво, он ся зляк и стал як забывъшыся и почал собе смерти жедати, иж Трыщан милует Ижоту, а Ижота его. И рек Брагини: "Мы есмо винни, што дали пить оное пиво не знаючы". Рекла Брагиня: "Мы есмо злую дорогу нашли и погинули, а Трыщана и Ижоту погубили есмо". Он указал фляшу, в которой было пиво, и рек: "Знаеш-ли, што ест тое?" Она рекла: "То ест пиво милостное". Он рек: "Зле есмо порученое нам острегли, того есмо дали напитися Трыщану и Ижоте, ото-ж ся милуют". Брагиня почала плакати и рекла: "Зло есмо великое учынили, не може быти, абы с того не пошло много злого; тепер нам годиться быти велми мудрыми, а мы есмо велми смутны о том". Але их жалость была велми некрыта, што бы ся иные не доведали. А Трыщан и Ижота терпети не могли; рек Трыщан Ижоте: "Я тебе милую из серца". Она о том была велми весела и рекла Трыщану: "Я не милую ни одное речы на свете, як тебе, и ни дай бог поки буду жыва". Видечы то, иж ест Ижота с ним одное мысли, не откладаючы далей того, шли у комору и сполънили свою волю; оттоле на веки не отменилася их милость и от тое милости мели великие працы {муки;}. И нет того рыцэра, который бы поднял толко муки для милости, колко Трыщан.
И будучы он в той печали, прышла ему на ум одна реч, от чого бы мог весел быти и збыти Трыщана.
Одного дня было неколко з ним дворан {придворных;} и мовили ему: "Милостивый королю, немудре чыниш, иж жоны не маеш". И Трыщан рек: "Пане, велми слушне, штобы ся ты оженил, и вся бы Корноваля большей была бы важона от околичных сусед". И король рек: "Сестренчэ мой, коли ты въсхочеш, я буду собе мети жону, а иный мене не может оженити, одно ты, и на тобе то залежит {зависит}: если въсхочеш, ты можеш найти мне красную жону и добрую, якую бых я хотел". Рек Трыщан: "Если то на мене залежыт, будеш ю мети, хотя ми на то горло втратити". И простер руку против одное цэркви, которую близко видел, и рек: "Так ми бог помози и его моц, я хочу вчынити мою моц". Король рек: "Уже яко бых ю мел в мене, я тобе повем тую, которую бых мети хотел. Ты ведаеш, што ми еси поведал одну панну и фалил еси ее, што-ж ее красе нет ровни на свете - тая ми нехай будет жона, а иная жадная не будет, а то ест королевна орленьдэйская красная Ижота. И не мешкай, прынеси ми ю, а озми, што тобе будет потреба, як дворан много и всего, што вам надобеть". Коли Трыщан тое слышал, познал, што его дядко ненавидить и шлет его на смерть ув-Орълендэю. И ачъколвек ма быти з его недобрым, однако-ж на то прызволил, яко ся ему обецал. И рек король: "Милый мой сестренъче, обецай ми ся пополнити с правого серца". И рек Трыщан: "Пане, хотя ми умерети, || а ты ее будеш л. 27 об. мети". И король ему подяковал и рек: "Будьте готовы и справтеся порадне, як бы есте тую реч повели почестне; але мое серцэ не отпочинеть, докуль ся ты не вернеш, а Ижота будеть у моем дому". И Трыщан рад бы ся был отмовил от тое дороги, иж знал, што его шлет там, где ему нагоршые непрыятели для Амурата, и каялся о том, але однак ся не отмовил. И выбрал сорок панят молодых, абы ехали с ним, они были вельми смутны, бо не надевалися так мети ганбу, яко в наибольшых непрыятелех, але хотя не хотели, мусели ся направляти на дорогу. Судно было готово, и они были готовы, Говорнар плакал велми и рек Трыщану: "Можеш познати, як тебе твои дядко ненавидить, а то он вмыслил большей для твоей смерти, ниж для Ижоты". Рек Трыщан: "Мистре, не бойся, хотя он мыслит зло, а коли я ему вгожу в том и в другом, мусить ми добро мыслити и чынити". Рек Говорнар: "Боже ти дай добро". Пан Трыщан отправился у судне на море из своею дружиною велми достаточне и богато. И коли ехали, была межы ними игра и куншты, як то межы рыцеры и молодыми людми, а коли успоменули, куды идут, тогды не вмели што речы, але Трыщан их тешыл и клал то у смех, и они ся тешыли и дуфали {верили} у Трыщаново рыцэрство и говорыли: "Мы с Трыщаном не прыймем лиха". И был им супротивный ветер, и морнары ляклися и змогалися много и не могли ити, а пустили судно, куды ветр понесеть, и почали бога просити: "Боже, змилуйся и збав нас от смерти". Трывала тая година день и ноч, а назавтрей ветр перестал и море утихло, и они нашлися близко одного места, которое звано Домолот {42}, столичное место Артиуша короля, бо было роскошно и богато над вси городы}выбрано, а было пры моры. И коли ся тут познали, не было тут короля Артиуша, поехал был у Каръдуель з невеликою дружиною. И спытал Трыщан морнаров: || "Где есмо?" И они рекли: "Мы есмо у великой земли". Рек Трыщан: л. 28 "Вже не боимося и вздаймо фалу богу, што есмо на край, и озмем собе тут покой и вчастность {удобство;}, фалечы бога, што нас здоровых прынес на край". И так вчынили, роспяли шест шатров великих и вынесли щыты и зброи и вывели кони и стояли на том местцу в-ыгре и у веселью. И в тот час выехали два рыцэры еждчалых, которые были зналися на дорозе, не знаючы один другого, а з ними по пахолку, а имена одному Ящор {43}, брат Анцалотов, а другому Марганор {44}; Ящор был поставлен недавно рыцэром, якобы чотыри недели, але не мешкал у дворе ни тыдня, поехал фортуны искати, и сталося ему много добра, иж он был от добрых кольцов {рыцарей;} и велми высокого серца. А Марганор был старъшым лет, а николи не был збит, але не был такого сэрца, як Ящор.
Коли они прыехали ближей к шатром и ввидели щыты и гельмы, и рекли: "То сут еждчалые рыцэры, стоят в холоде, а щыты поклали обычаем лонъдрешским, которые кольвек едут мимо, абы ся з ними коштовали. И хто бы их минул не покусившыся, то бы ему сором". Рек Марганор: "Мы маем кольбу, а тые нас ждут або иных, але если ся не будем с ними колоти, то есмо в сороме". И рек Ящор: "Ну-ж во имя боже!" И направилися, як потреба. А с Трыщаном был один рыцэр, што ведал обычай тот, бо ездил по короля Артиуша земли, рек: "Трыщан, видиш тые два рыцэры готуються ик кольбе, што не могут пройти не бившыся, видечы наши щыты перед шатры". Рек Трыщан: "Так ли ест обычай их?" Он рек: "Так". Рек Трыщан: "Благословени тые, которые тот обычай постановили! И мы того не опускаймо, дайте ми зброю". И рекли другие: "Чому?" Рек Трыщан: "Видите-ль тых двух рыцэров, што хочут битися з нами?" И они рекли: "А коли мы не хочем?" Рек Трыщан: "Коли мы ся маем бояти || тых двух рыцэров, тогды не л.28 об. озмем Ижоты из Орлендэи, где инак ее не добудем".
(Битва Трыщанова з Марганором) И коли был оправлен, всел на конь и отехал мало от шатров. Рек Марганор: "Рыцэр ест готов, если хочеш, едьмо к нему". Ящор, будучи молодшый, не хотел перед ним попередити, и он ехал и вдарыл Трыщана в щыт велми моцно. Сулица пошла ему на трески {щепки}, а Трыщан ся ни мало не рушыл и вдарыл Марганора велми моцно, и он пал на одну сторону, а конь на другую, нижли не ранен, и велми ся збил от паденья.
(Битва Трыщанова з Ящором) Трыщан збил одного и ехал к другому, и Ящор к нему и вдарыл Трыщана, аж ся ему сулица на трески спадала. А от того вдару пробил ему щыт и зброю и ранил его в левый бок немного, а Трыщан его вдарыл так моцно, аж Ящор на землю пал, и видечы ся сколот, скочыл и взял меч и рек: "Рыцэру, почстился еси сулицою, бися еще мечом, доколе добудеть один другого". Рек Трыщан: "Я того не хочу, иж ми ни о што не идеть, а кололися есмо для обычая, а битися не хочу". Рек Ящор: "Побиймося немного". Трыщан рек: "Не хочу". Ящор был велми смутен, рек: "Так ти бог помози, хто еси, што так боишся мечного удару?" Рек Трыщан: "Я есми с Корновали". Ящор рек: "Чы властный {собственный} еси рыцэр короля Марка?" Рек Трыщан: "Естем, и вси тые, которых бачыш". Ящор рек: "В злый час вы прышли есте в сюю землю, коли я зганбен". Рек Трыщан: "Для чого?" Он рек: "Хтокольвек почует, што я збоден от тебе, каждый мя будет мети за худого рыцэра, и негоден есми оружя носити". И откинул от себе щыт и меч и почал плакати и клести себе. Рек Трыщан: "Што то чыниш, прошу тебе?" Ящор рек: "Не хочу того носити оружя, а ни ехати на том кони, на котором есми таковую ганбу прынял от одного рыцэра, бы ми пешу пойти". || И пустил коня у поле. И тому ся Трыщан насмеял и рек: л.29 "Рыцэру, сором мне ест пустити тя пеша, коли не хочеш того коня и зброи, озми мою зброю и конь". Рек Ящор: "Не дай того бог, то бых еще горей зганбен, бых ся оболок в зброю корновальскую". И пошол пеш, оставил того коня и зброю на поли, а с ним поехал Марганор велми жалостен. Трыщан вернулся до дружыны и поведал им Ящоровы речы и почали дивитися. И на завтрей стоечы они там, узрели судно велико идеть к ним до прыстанища. Они прыстали, а в тым судне был сам король Ленвиз орлендэйский. И прыстали одалей судна из стрельбищэ и вышли на край, и поставили шатер, вывели кони, и король усел на конь и поехал к Трыщановым шатром. И коли был у шатров, спытал: "Откуль ест тая дружына?" Они рекли: "Ис Корновали". Рек король: "Которая потреба вас сюда загнала?" Они рекли: "Зла година". Король спытал: "Ест ли тут Трыщан?" Они рекли: "Ест, оно отпочываеть у шатре. Але вы откуля, што пытаете Трыщана?" Король рек: "Я есми один рыцэр из Орлендэи, велми есми ест рад видети. Надевамся, иж он будеть рад видетися со мною". И они рекли: "Як тобе ест имя, быхъмо ему умели поведати?" Он рек: "Имя мое ест Ленвиз, поведайте ему". Коли чул Трыщан менуючы Ленвиза, он скочыл и рек: "Где ест?" Они рекли: "Там тя ждеть". Он пошол боръздо и видел короля перед шатром и бег к нему велми весело, и облапилися велми мило и пыталися, як ся кому прыгодяло от того часу, коли ся разлучыли. Рек король: "Велми есми весел, што есми тебе нашол". Рек Трыщан: "Пане, а якая мене ест тобе потреба? Я есми много мел почесности у твоем дворэ, а то недавно избавил мя еси смерти, а я тобе обецал, што нет речы на свете, чого бых для тебе не вчынил, одно бы без моее ганбы". Рек король: "Велика ласка, повем ти, для чого есми прыехал тут у кролевство лондрешское. Были ув-Орлендэи после тебе частые турнаи, || на который прыеждчали много добрых рыцэров из Лондреша, из л.29 об. Галиуша и от иных сторон, и было неколико турнаев под оным городом, где ты збил Паламидежа. И прыехали чотыри рыцэры уроженые а кревные короля Бана баноцкого, и тые добыли тот турнаи, и просил есми их, абы стояли у моем дому, и они прыехали, и иных досыт у тот город, у котором ты стоял. Будучы они там, нашло ся по грехом, чого-ж я не сведем, иж один з них убит у моем дому, чого затаить не могу. Але то бог ве, иж есми в том невинен. И жаловал есми того велми, так ми бог помози, волел бых утратити один добрый замок, нижли бы ся тое злое у моем дому стало. И видевшы то тые тры рыцэры, которые были з ним, гневали ся на мене да не могли ми ничего учынити у моем дому, и один з них, именем Бланор {45}, рек: "Королю Ленвизе, мы есмо прыехали у твой дом званые яко к прыятелю, а ты нам учынил, як непрыятель, забил еси нашего брата у своем дому зрадне. Тут с тобою не можем ничого печати, але ся росправиш со мною на дворе короля Артиуша битвою". И то рекшы поехал, также и другие рыцэры, которые там были, говорыли, бо всим того было жаль. И недавно ми прынесли листы от короля Артиуша, позываючы мене и даючы рок {здесь: срок;}, абых стал перед ними битися и отвестися неправде, которую Бланор на мене положыл для смерти своего кревного. А дает ми ведати, если бых не стал, то мам згинути яко зрадца; на который позов мушу стати, бо ест король Артиуш так силен, иж может мя згубити, а во всих моих людех нет человека, который бы мог битися з Бланором, а ни ся сам таков чую, бых ся мог от его потвары {клеветы;} отвести, иж один он от добрых рыцэров, которые слывут по свету. Для того есми у великой печали и не вем, што бых учынил. Але за мою доброт, которую еси мел у моем дому, смею тя просити, абы еси за мене з Бланором бился, и надеюся на твою ласку". || Коли Трыщан то выслухал, л.30 был велми весел и рек сам к собе: "Уже-ж буду мети Ижоту, по што есми прышол". И отказал ему: "Пане, ты для мене много чынил, а я готов для тебе чынити. Але умовмося {условимся;}: коли, даст бог, тое справлю, дай ми один дар, которого буду у тебе просити". Король ему велми рад обецал, и Говорнар и вси Панове корновальские и орлендэйские почали мовити, абы чули обе стороне, которые тут стояли: Трыщан ест готов битися з Бланором за правду. А король ему обецал дар, которого будет Трыщан просити, коли тую реч сполнить. И рекли: "Так ли ест?" Рек король: "Так". И Трыщан: "Так ест". И тут ударыли у бубны и у трубы трубити с обу сторон, и было великое веселье, иж орлендэене знали Трыщана велми доброго рыцэра и рекли: "Уже-ж Бланор збит, коли на тую потребу знашли Трыщана". А корновалене мовили: "А мы маем то, што хочем". Трыщан рек тым и другим: "Если мя милуете, не поведайте мя а ни откуль есми я, а ни о том, што мам тую битву прыняти". Они рекли: "Пане, будь на твою волю". И злучылися вместо орлендэене с корновалены. И пры том весельи прыехала у шатер одна девка, носечы один щыт хорошый, а был без иного белега {знака}, не так, як иные Щыты: на нем была написана одна пани, и один рыцэр цаловал панию, а щыт был росъщеплен по середине, и не могли его нияк стиснути, а он щыт росщеплен был межы усты витезевыми и панее. Трыщан и иные почали дивитися и пытати девки: "Откуль еси ты?" Иона рекла: "Я есми гост с чужого панства, а послана семи от одное паней до другое болшое". Рек Трыщан: "Прошу, поведай ми, если рачыш, чому тот щыт рощепился? Чы может ся стиснути которым обычаем?" Рекла девка: "А хто еси, што мя пытает?" Рек Трыщан: || "Я есми гост с чужое стороны". Рекла девка: "Если хочеш нешто л.30 об. ведати от мене, поведай ми имя свое". Он рек: "Имя ми ест Трыщан, сестренец короля Марка корновалского". Она рекла: "Пане, слышала есми много доброго о тобе от многих людей, для того ти повем. У сей земли один витезь так великий, иж над него ни близко ни далеко нет, а милует одну панию велми высоку у сей земли, так ю впрэйме {искренне;} милуеть, лепей нижли сам себе, а пани его также, але еще ся не познали телесне, одно ся цаловали. Из оное милости тот щыт учынен ест, як его видиш, и не может ся жадным обычаем зъступити, докул ся они злучать и будут мети свою мысль и добрую волю; тогды ся тот щыт зъступит". Рек Трыщан: "Поведай ми, девко, имя того рыцэра". Она рекла: "Того ти не повем ни якожэ". Рек Трыщан: "Девко, ест-ли корол Артиуш у Дамолоте?" Она рекла: "Нет, але ест у Кардуели, а оставил короля Кардоса и короля из [С]гоцэи {46} смотрети тое битвы, которая мает быти королю орлендэйскому з Бланором. У дворе тепер много добрых рыцэров племени короля Бана баноцкого, которые прыехали для тое битвы". Трыщан рек: "Яков тот витезь, с ким ся королю бити?" Рекла девка: "Велми витежства доброго". За тым девка поехала до Кардуеля, бо там надевалася знайти, кого искала; а тая девка была одное паней з Локве {47}, которая была великая зелейница, чаровница болшей нижли иные ведьмы, а того была навчылася от Мерлина пророка, который много знал о прыйдучых {предстоящих, будущих} речах, але ся в том не вмел мудро заховати, абы его не вморыла тая, которую миловал зо всего сэрца, и зверылся ей всего, а она его вморыла руками его жывот, затворыла у гробе под землею, зачаровавшы так, иж он не был || собою волен л.31 {48}. А от того велико ся зло стало, што такая мудрост пала перед оную жону. И тая пани з Локве, о которой вам поведам, ведала вси речы, которые были межы королевою Веливерою {49} и Анцалотом, она хотела ведати их справу, для того послала королевой тую девку и щыт и поручыла ей такие речы, абы королевая знала, што тот щыт, и гледела на него, и девку тэ-ж задержала в себе, поки ся тут злучыть з Онцалотом, хотечы видети, чы ступится тогды щыт вместо. То оставмо. А Онцалот в тот час был в прынчыпа Галиота {50}, который велми миловал Анцолота, волел бы вмерети, нижли бы не мети его в товарышстве. А если бы Анцолот вмер, он и вси рыцэры силно бы его жаловали, бо не было так силное руки и так высокого серца.
Король орлендэский, видены храбрость Бланорову, иж ся деръжыть против Трыщану, мел великий страх. И рубаючыся они, ослабели им вдарцы. Трыщан рек: "Я хочу видети, докуль.ты можеш стерпети". И была им потреба опочынути; Бланор не мог болшей и положыл щыт и меч и възлег на землю, мел страх от смерти, а Трыщан такъже. Коли почынули добрый час, Бланор, который ся видел на погибели, мыслил: "Если он другий раз не утомится, я не могу от него стерпети". И рек: "Витезю, знам, што еси набольшый витез сего света, для того жедаю ведати имя твое, и за то ти не хочу ни одного добра вчынити, леч наибольшое зло, але нехай бых знал от чыее руки умру, або кого добываю". Рек Трыщан: "Если ми зло мыслиш, я знам во вдарцах твоего меча; я тебе фалю, але не мыслиш о собе, иж не можеш иного добыти, одно смерти. Але ведай, от кого умреш: я есми Трыщан, сестренец Короля Марка корновальского". Коли Бланор тое чул, он был велми весел и рек: "Я есми слыхал о тобе великую славу по свету, а если мя добудет, мои близкие не будут мети сорома, але коли пак {однако, все-таки;} даст бог я тебе добуду, великое чети добуду". И взял щыт и меч и рек: "Бачыш, на твою ганбу прышол еси сюда, если моя правица {правая рука;} здорова будеть". Трыщан отказал: || "Моею ганбою не будеш ся фалити, л. 33 тепер познаеш, с ким еси кружки делил". И скочыл к нему, и почалася битва велми моцна, и вси почали говорыти: "Если быхмо не видели, то быхмо не верыли". И так они ходили, беручы один другому поле, и рубалися великую филю. Бланор болш не мог меча подънести {поднять;}; видевши то, Трыщан рек: "Боронися, потреба ти ест, або мысль о себе". И он не мог ничого отказати. Видел Трыщан, што ся стыдить, ударыл его по гельму так моцно, иж не мог на ногах стояти, и пал на землю, не рушыл ни рукою ни ногою и рек Трыщану: "Сойми ми главу, прошу тя, нехай моему сорому будет конец". Трыщан то видел, иж он от великого серца не хочеть податися и волить умерети, ниж мовити: "Побит есми". "А коли его пущу, а не дасть ми меча, моя битва мало помочна {полезна;}, а ни добыта; а коли его убъю, то зле учыню: убил такова витезя". И пошол до королев и рек: "Панове, мы есмо ся так били, як вы сами видели, але один з нас не хочет дати меча и мовити не хоче: "Побит есми", и волить умерети, нижли мовити то своим езыком. А што-бы тому за ганба, што ему на тот час фортуна не послужыла? А если ся вам видит, уложыте мир межы нами, а нехай корол арлендэйский будет волен от потвары, а коли будет еще битва, муси {должно;} быти ещэ горе {хуже}", то вже хто з нас мусить жывот дати на той битве".
Короли розумели, иж Бланор волить умерети, нижли то мовити, и видели Трыщанову доброт, иж не рад убити Бланора, а маючы его по своей воли и могучы над ним што хотя вчынити, и радилися, штобы мели с тым чынити. А так ся им видело, иж бы перестала битва, а Бланор не вмер, коли ест на то Трыщанова доброта и милосеръдье. И рекли Трыщану: "Рыцэру, дякуем ти на твоей дворности, што отпущаеш смерть Бланору, ты вже можеш розобратися {раздеться, снять доспехи;}, если рачыш. Мы то прыймуем, иж король орлендэйский прав от поклепу Бланорова". Трыщан им подяковал; рек король орлендэйский: "Можем ли пойти свободне, як правые, куды хочем?" Они рекли: "Можете, || куды ваша воля". Трыщан уложыл меч у пошвы {ножны;}, а щыт на л. 33 об. плечы, и пошол до коня и всел велми легко, яко-бы не ранен, и вси ся дивили, як мог на кони седети; а Трыщан так скочыл храбро, яко-бы не ударен. Видечы племя Бланорово, што Бланор пал, шли к нему, внимаючы, штобы мертв. А корол Ленвиз видел едучы Трыщана, рек двум королем: "Панове, пустите мя за моим витезем, бы ми не уехал, абых его не потерал". Рекли они: "Споведай нам имя того витезя, а потом поедеш з богом". Рек он: "Не могу вам споведати без хибы {без колебания;}, бо хочу ехати, абых его не потерал: то ест Трыщан, сестренец короля Марка корновальского, витезь большый на свете". То рекшы, всел на конь и прыбол {пустился;} за ним борздо из своими дворены. А было первей слышано Трыщаново рыцэрство у лондрешском кролевстве у кроля Артиушовом дворе. И коли поведали королю Артиушу, як Трыщан отпустил смерть Бланору, збившы его, а он не хотел ему дати меч, рек король: "То ест наиболъшая рыцарская штука, чого есми нигде не видел, и весь свет о том его хочуть пофалити, и не може быти, абы не прышол к великой славе, коли он в тых летех, будучы молод, а умел показати такую доброть".
А коли Трыщан прыехал к дружине к шатром своим на берег, што против его з великим весельем и пытали его, як ся ему стало. Он рек: "По милости божей избавил есми короля от Бланора и от печали". И они пофалили бога и рекли ему: "Пане, не велми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Не эстэм без ран, але не дбаю того; коли есмо не посоромочени, то есмо весели, иж достали чого хотели". И прыехал король Ленвиз из своею дружыною и, зъседшы с коня, прышол к Трыщану и почал цаловати его, говоречы: "Трыщане, нашол мя еси мечом, я есми твой и все што мам, але жедаю ведати, не вельми-ль еси зранен?" Рек Трыщан: "Если будеть добрый лекар, не боюся смерти от ран". Рек король: "Лекара добудем, коли мы просты от печали". Корол || позвал лекары, и л. 34 огледали ему ран и вделали, што потребно. Рек Трыщан: "Королю, ты ведаеш нашу умову {уговор}?" Рек король: "Вем, мам ти дати, чого ты хочеш". Трыщан ему подяковал велми покорно и рек: "Я прошу твоее дочки Ижоты моему дядку королю Марку". А потом его пытал: "Пане, куды хочемо отселя?" Рек король: "Не хочу ити отселя, поки тебе увижу здорового, а потом поедем ув-Орълендэю што можем наиборъздей, але прошу тебе для твоей дворности, поедьмо со мною поспол, а змешкаэм тут, покуль тобе потреба. И было тут великое веселье и прыязнь орлендееном с корновалены, которые были перво в наиболшой непрыязни межы собою. Трыщан всю тую ноч працовал, а король мало спал; и назавтрее король позвал одного мудрого чоловека и поведал ему сон свой, што видел. Он рек: "Пане, я бых вам радил, не дай ты дочки своее Трыщану, бо коли она пойдеть в Корновалю, мусить мети велми нужные речы, чого ни одна девка не мела". Король рек: "Того не могу вчынити, я ее дал за такового витезя, який ест Трыщан, который так много вчынил для мене; коли бых ее не дал, то бых был зрадца, бо есмо умовил с ним и кгды-м его потребовал на мою великую потребу; а я дочку велми милую, але ми ся не годит для нее вътратити честь. Нехай ся станеть воля божя, не могу ее не дати". А пан Трыщан отпочынул и велел морнаром оправити корабль и шол ув-Орлендэю. Тут была честь и великое веселье в дворе королевом, тут было витезей, паней и панен досыт, которые смотрели славного витязя пана Трыщана, который их избавил от печали Бланоровы. И тут веселившы ся отправили ся от короля и от королевое на море з великим весельем, а з собою ведучи красную Ижоту, а с нею много добрых паней и панен коштовно убраных, як ест слушно таковой паней. И з милости плакали король и королевая и вси люди добрые, а королевая отозвавшы Говорнара и Брагиню и рекла им: "Озмите тую фляшу сребреную полну питьа и заховайте ее, а коли король Марко из Ижотою будут на постели, дайте им напиться || того питя, напервей королю, а потом Ижоте; а коли ся они оба л. 34 об. напьют, проли останок, бо если бы ся хто иный того питя напил, много бы ся зла могло стати, иж ся то именует милостное пите. А коли ся оба напъють, велми ся будут миловати, до их жывота нихто не можеть зла вкинути межы них". Они ся обецали то вчынити и потом взяли прощене от короля и от королевое, и напяли парусы и пошли з великим весельем, Ижота пры Трыщане, и ни один не мыслил з них ганебное речы ни в чом, одно правое доброе почстене. Идучи они по мору, коли был третий день, Трыщан з Ижотою играл в шахы; была на Трыщане злотоглавовая жупица {одежда без рукавов;} и шата {плащ;}, а на Ижоте зеленого оксамиту саян {род платья;}, а было то лете, и был великий зной. Рек Трыщан: "Треба ся нам напити". И Говорнар шол и принес кубок з оное фляшы милостного питя, забывшыся, бо в коморе было много всяких судов {сосудов;}, и дал Трыщану, а другий дал Ижоте. И скоро ся напили того пива, и еще не допившы кубъков впали межы собою у великую милость, аж и до жывота своего один другого не оставил. И почали гледети один на другого и не мыслили ни о ком, толко о собе. И сели яко-бы злякшыся, Трыщан мыслил до Ижоты, а Ижота до него, а короля Марка запаметали {забыли}. Трыщан рек: "Дивуюся, откуль ми прышло то так прудко, а первей ми того не было?" И мыслил один к другому, и мовили сами собе: "Мысль наша ест неверна". Але пиво их перемогло. Рек Трыщан: "Если я милую Ижоту, то не дивно: она ест намильшая реч на свете, лепшое бых не мог найти, и есми ее вывел и мне ест дана, а милость наша скрыта може быти". А Ижота мыслила: "Если я милую Трыщана, то ест не дивно: он ест моя ровня и так высокого роду, як и я, и витезя большого на свете нет". И тую мысль обачыли, иж оба ся милуют со всего серца; Ижота ся о том веселила и рекла: "Коли мя милуеть наибольшый витезь, чому мне большого добра?" А Трыщан рек: "Я мам великую фортуну на свете, иж мя нацуднейшая панъна милуеть, || а я ей того не заслужыл". Коли л. 35 Говорнар успоменул, што им дал любовное пиво, он ся зляк и стал як забывъшыся и почал собе смерти жедати, иж Трыщан милует Ижоту, а Ижота его. И рек Брагини: "Мы есмо винни, што дали пить оное пиво не знаючы". Рекла Брагиня: "Мы есмо злую дорогу нашли и погинули, а Трыщана и Ижоту погубили есмо". Он указал фляшу, в которой было пиво, и рек: "Знаеш-ли, што ест тое?" Она рекла: "То ест пиво милостное". Он рек: "Зле есмо порученое нам острегли, того есмо дали напитися Трыщану и Ижоте, ото-ж ся милуют". Брагиня почала плакати и рекла: "Зло есмо великое учынили, не може быти, абы с того не пошло много злого; тепер нам годиться быти велми мудрыми, а мы есмо велми смутны о том". Але их жалость была велми некрыта, што бы ся иные не доведали. А Трыщан и Ижота терпети не могли; рек Трыщан Ижоте: "Я тебе милую из серца". Она о том была велми весела и рекла Трыщану: "Я не милую ни одное речы на свете, як тебе, и ни дай бог поки буду жыва". Видечы то, иж ест Ижота с ним одное мысли, не откладаючы далей того, шли у комору и сполънили свою волю; оттоле на веки не отменилася их милость и от тое милости мели великие працы {муки;}. И нет того рыцэра, который бы поднял толко муки для милости, колко Трыщан.