— А, кстати, уважаемые господин первый советник, пока не забыла - хотелось бы поблагодарить вас за исполнение моей вчерашней просьбы.
   — К-какой… просьбы?
   — Насчет новой обуви, - напомнила царевна.
   — А… Всегда рад.
   — Огромный выбор, прекрасная работа, отборные материалы.
   — Это был такой пустяк, - слегка ожил и самодовольно усмехнулся Зюгма.
   — Только не могли бы вы намекнуть мне, когда вы предоставите обувь и на правую ногу? - шелковым голоском поинтересовалась Серафима.
   — Что?..
   — То, что я дала вам только левую туфлю, не значит, что у меня обе ноги одинаковые, ваше светлейшество, - скромно потупившись, проговорила она.
   — Что?..
   Костей расхохотался.
   Зюгма окончательно завял.
   Царевна попросила перья, чернила, кисти, краску, бумагу и не беспокоить.
   Через обещанные полчаса она выдала на-гора план своего сада, с подписанными деревьями - кружочками, кустарниками-горошинами и травами-вениками и приказание ничего не менять. Особенно травы, хотелось добавить ей. Никогда не знаешь, что и как может пригодиться.
   Передав план поджидавшему под дверью помощнику Зюгмы, она радостно потерла руки и продолжила работу - пока она работала над проектом сада, в голову ей пришла одна презабавнейшая идея.
   Исписанные и изрисованные листы толстой шершавой бумаги так и летали по всей комнате - Находка только успевала их подбирать. Ей было дано распоряжение дуть на них, чтобы побыстрее просушить краску и чернила, и складывать в стопочки по тематике.
   И когда от Костея пришли приглашать ее на обед, она прихватила с собой горничную, нагрузив ее плодами своего необузданного творческого утра.
   — Что это? - увидев Находку с кипой бумаги, пером и чернильницей, царь жестом прервал доклад генерала Кукуя и в предчувствии неприятностей нахмурился.
   — Это - план реконструкции дворца, - гордо заявила Серафима и, подвинув широким жестом посуду с обитаемого конца стола, веером раскинула ярко раскрашенные рисунки.
   Веер получался толщиной чуть не с "Приключения лукоморских витязей".
   — Дворцу не нужна реконструкция, - решительно отверг проект, даже не взглянув на рисунки, Костей.
   Ах, не нужна…
   Значит, мы готовы выполнять не все мои прихоти.
   Ладно, не хотим прихоти - создадим необходимость.
   Другого плана выбраться из своей комнаты куда-то, кроме этого дурацкого сада, у меня все равно нет. Как и времени его придумывать.
   — Почему, ваше величество? - вкрадчиво склонив голову, перешла в контрнаступление царевна.
   — Потому что, когда я стану царем Лукоморья, - при этих словах Костей испытующе впился единственным глазом в лицо Серафимы, - ноги моей больше в этой дыре не будет.
   Серафима не дрогнула.
   — Вы станете царем Лукоморья, потом правителем Забугорья, потом - всего мира, и люди захотят узнать, где начинал свой путь в величие такой человек, как вы. В страну Костей, к этому самому замку потянутся толпы паломников, чтобы увидеть то, что не видел никто, чтобы рассказать всем, чтобы вспоминать всю жизнь. И что они здесь у вас увидят? - она трагически обвела полутемный затрапезный трапезный зал рукой, свободной от рисунков.
   — Света можно будет прибавить, - неохотно согласился царь.
   — Я не это имела в виду, но давайте попробуем, - кивнула, соглашаясь, царевна.
   Костей вытянул руку в направлении предполагаемого расположения люстры во мраке под потолком и пошевелил пальцами.
   Вспыхнули, заливая весь зал неестественно-белым магическим светом, свечи, как будто все звезды ночного небосклона сгребли в одну кучу и заставили гореть ярче солнца. Вспыхнула вокруг люстры паутина и мгновенно разнесла, как бикфордов шнур, пламя во все концы зала. Запахло паленым. На пол, на стол, на людей посыпалась зловонная черная пыль.
   — Мерзость запустения, - окинув взором открывшуюся картину, с чувством процитировала царевна любимое Иванушкино выражение и брезгливо смахнула с рукава сыпавшуюся с потолка грязь. - Ну не говорила ли я? Никто не приводил это зал в порядок и не ремонтировал лет тридцать, я полагаю?
   — Пятьдесят, - уточнил Костей и чихнул.
   — И много у вас таких помещений в замке?
   Царь задумался.
   — Больше половины? У меня никогда не было такой потребности в придворных прихлебателях и челяди, как у прежних хозяев. Простота, без всяких раздражающих излишеств - вот мой вкус сейчас. Ничто не должно отвлекать меня от работы. Да и что может предложить мне эта деревенщина? Свою долю роскоши и славы я возьму, когда буду властелином мира.
   — Ваш вкус - это ваш вкус, спорить я с этим не стану…
   Костей украдкой с облегчением вздохнул. -…Но не паломников, - продолжила царевна, не давая противнику перевести дух и собраться с мыслями. - Они захотят увидеть не только величие, но и великолепие!
   Если ты повелитель мира, простота без излишеств - вчерашний день по определению!
   — Почему? - не понял Костей.
   — Потому, что весь мир для одного человека - это уже излишество само по себе, ваше величество.
   Костей подумал, и согласился.
   — Хорошо. Что вы предлагаете?
   — Вот, смотрите. Я не видела всех помещений вашего обиталища, чтобы составить более точный проект, мне нужно будет осмотреть их все, - с умным видом произнесла Серафима и, не дожидаясь, пока Костей станет возражать, ринулась в атаку:
   — Но вот это - общая идея, взгляните сюда. Например, коридоры. Я предполагаю, они будут оштукатурены и выкрашены в различные цвета колера, для каждого крыла - свои. Этот у нас желтый. Под потолком здесь будет лепнина - сцены из жизни повелителя мира, великие деяния, значительные события, грандиозные битвы, масштабные достижения - у вас ведь все это есть? Или будет? На этом чуть попозже мы обязательно остановимся поподробнее, проведем фактологическое изыскание реалий вашего бытия. Пока же в рамке нашего фокуса - орнамент вокруг окон. Для этого коридора - это тот, по которому я чаще всего хожу - я придумала нечто такое, ненавязчивое, но оригинальное и запоминающееся - розочки и сердечки.
   Естественно, розовые и, естественно, на розовом фоне…
   Серафима на секунду остановилась, чтобы перевести дух, и Костей, напряженно слушавший и пытавшийся уловить смысл хотя бы половины из выпаленного с пулеметной скоростью ему в ухо, получил первую возможность вставить слово. И это слово было:
   — Нет!!!..
   — Что - нет? - удивленно-недоверчиво, как ученый через микроскоп на говорящую инфузорию, уставилась она на царя, слегка сдвинув брови.
   И Костей не выдержал.
   — Розочки - нет… - опустил он глаза. - А вот сердца - это здравая идея. Со своей стороны, я бы еще посоветовал добавить почки, легкие и петли кишечника вокруг.
   — А на подоконнике - вставная челюсть! - фыркнула Серафима. - Ваше величество, фи! Мы обсуждаем не учебник анатомии, а мировое наследие человечества!
   — Но я не люблю розы!
   — Хорошо, давайте сделаем ромашки. Тоже узнаваемый цветок, в меру символичен, в меру харизматичен…
   Царь, из всего сказанного понявший только слово "ромашки", затряс головой:
   — Я вообще не люблю цветы!
   — А что вы любите?
   — Власть.
   — Это у нас будет на потолке, повторения ни к чему, - решительно замотала пером царевна. - Что еще?
   Костей задумался.
   — Почести.
   — Это у нас в другом крыле. Еще?
   — Золото, драгоценные камни, ювелирные изделия…
   — В палате Даров Благодарных Народов.
   — Где? - вытаращил глаз царь. - У нас нет такой палаты!
   — Будет, - со спокойной уверенностью заявила Серафима. - Там будут храниться сокровища народов мира, благодарных за ваше справедливое и мудрое правление, переданные вам в подарок.
   — Но мое правление не будет ни справедливым, ни мудрым! И их сокровища я буду просто забирать, а недовольных превращать в рабов!
   — Это у нас в палате Свершений, - пожала плечами царевна. - А мы сейчас говорим об орнаменте окон. Ну, ваше величество, ну это же так просто! Что-нибудь занятное и веселенькое по периметру, всего-то!..
   — Черепа, - в первый раз подал голос из-за плеча царя генерал Кукуй, все это время молча, но внимательно наблюдавший за дискуссией.
   — Веселенькое? - с сомнением уточнила царевна.
   — Улыбающиеся, - сурово добавил генерал.
   Серафима окинула Кукуя изучающим взглядом.
   — Какая свежая идея, - со сдержанным восхищением развела она руками. - Я от вас такого не ожидала, генерал. Храбрость в сражениях, военный гений и необычный взгляд на вещи - это сделает честь любому!
   — Ты еще здесь? - ревниво обернулся Костей на своего военачальника, уже сообразившего - правда, слишком поздно - что сказал лишнее. - Кто просил тебя встревать? Я только что сам собирался предложить именно улыбающиеся черепа царице Елене!
   — Хороший подчиненный должен читать мысли повелителя, - улыбнулась Серафима. - Какая замечательная, небанальная идея, какое интригующее сочетание, ваше величество - черепа и сердечки!
   — Вам нравится? - довольно потупился Костей.
   И тут же из уголка рта бросил Кукую:
   — Свободен! Пошел вон!
   Тот кинулся из зала только что не бегом, звеня шпорами как лукоморская тройка - бубенцами, прижимая к монументальному боку меч и благословляя судьбу, что легко отделался.
   — Мне это чрезвычайно нравится, - удовлетворенно кивнула головой царевна. - И, кстати, хорошо, что вы напомнили мне про вашего полководца. У меня есть проект и для него.
   — Для него? - ревность, не успевшая далеко уйти, моментально вернулась на непривычное пока, но, похоже, облюбованное уже место.
   — Да. Если вы помните, я обещала подумать над его мундиром.
   — Да? - подозрительно прищурился царь.
   — Да, - степенно подтвердила Серафима. - И вот - пожалуйста. Так он будет выглядеть в новой форме.
   И она, подозвав жестом Находку, вытянула из кипы листов, еще остающихся у той в руках, один, приметный, с загнутым для быстрого поиска уголком, и с гордым видом сунула его под нос Костею.
   Тот испуганно изучал несколько секунд рисунок, потом перевел вопрошающий взгляд на царевну.
   — Его придется побрить наголо, пришить ему слоновьи уши, уменьшить до точек глаза, сплюснуть нос, растянуть рот до ушей и оставить всего три тонких, как ветки, пальца?
   — Что? - захлопала ресницами Серафима.
   — Я хочу сказать, что это не составит труда, если вы действительно думаете, что ему так будет лучше…
   Царевна фыркнула - то ли со смеху, то ли от обиды.
   — Вообще-то, ваш Кукуй изображен здесь контрацептуально.
   — Как?!..
   — Кон-тра-цеп-ту-аль-но. Это слово придумали художники, которые очень любят что-то рисовать, но это "что-то" у них никогда не получается. Что касается меня, то я работала над его костюмом, а не над его портретом.
   Костей вздохнул с облегчением, в котором, как столовая ложка дегтя в пол-литровой банке меда, просквозило некоторое сожаление.
   — М-да… Я бы, вообще-то, с удовольствием это над ним проделал, но его перестали бы узнавать солдаты…
   — Нет-нет. Я всего лишь придумала ему новую форму. Как вам нравится?
   — Зеленый воротник колесом? Розовые пуговицы?
   — С улыбающимися черепами, если он не будет возражать, - дополнила экспромтом царевна.
   — А кто его будет спрашивать? - удивился царь. - Завтра утром вы увидите его таким, какой он на вашей картинке.
   И он еще раз пристально посмотрел на рисунок, поворачивая его и так, и эдак.
   — А вы уверены насчет носа и всего прочего?
   — Д-да. Вполне.
   — Ну, смотрите. Если ваше величество передумает…
   — Я вам сообщу. А пока давайте продолжим с дизайном замка. Значит, сейчас вы щелкаете пальцами, и то крыло, которое мы с вами только что обговорили, примет вид, как на изображении?
   Костей опустил глаза, туманно повел плечом и неохотно признался:
   — Не совсем. Нет. Не все так сразу. Я отдам распоряжение Зюгме - и завтра над исполнением вашего проекта будет работать целая артель каменщиков, штукатуров и маляров. Десять артелей, если понадобится.
   — Ваше величество? - капризно надула губки Серафима и обижено заморгала округлившимися глазками (одному зеркалу в ее комнате было известно, сколько часов она билась над этим приемом на грани вывиха губ и хронического косоглазия).
   — Я правильно вас поняла? Вы, с вашим умопомрачительным магическим даром, отказываете мне в таком пустяке?
   — Нет, не отказываю - я же сказал вам, что этим займется Зюгма…
   — Моим садом он уже занимался, - сухо напомнила царевна.
   — Вы сможете контролировать и рабочих, и его. Лично.
   — С вашими этими… мертвяками… за моей спиной?
   — Что? - Костей повернулся к ней и нахмурился. - Откуда вы знаете?
   — Его светлейшество первый советник был так любезен, что просветил меня на этот счет, - скривила Серафима губы в гримасе отвращения - неизвестно, правда, в чей адрес.
   — Мы еще побеседуем с его… светлейшеством… об этом, - мрачно пообещал Костей, и продолжил:
   — Видите ли, ваше величество, за последние два-три дня я был настолько поглощен вами и вашими делами, что на свои дела времени вообще не оставалось. И поэтому сейчас для меня проще привлечь к ремонту сотню мастеровых, чем изменять мой замок при помощи магии. Простите, но я помню, сколько у нас ушло времени на одну вашу комнату…
   — А у меня их там еще две, очень мило, что вы об этом напомнили! - оживилась Серафима. - Я подготовлю пару-тройку дюжин проектов, и мы на практике проверим, который…
   — Потом? - жалобно взглянул на нее царь. - Можно, мы займемся этим потом? У меня так много дел…
   "Если кто-то попал в ловушку один раз, то почему бы ему не свалиться в ту же самую яму повторно?" - решила царевна и закинула наживку:
   — Все дела и дела… - разочаровано повела она плечами. - А я только было подумала, что ваша магия всесильна…
   — Всесильна, - поспешил подтвердить царь. - Но всему есть пределы. Если вы имеете хоть малейшее представление о том, как магия действует…
   — Нет, - заинтересовано встрепенулась Серафима. - Не имею. Не могли бы вы рассказать мне, ваше величество? Я, конечно, всего лишь простая царица, и не пойму и сотой доли того, что вы мне поведаете, но это, наверное, так увлекательно, так захватывающе, так… мужественно - быть магом!
   Костей набрал полную грудь (два стакана) воздуха и гордо поднял голову:
   — Всегда приятно встретить человека, способного оценить гения по достоинству.
   Пойдемте, ваше величество - я покажу вам наши лаборатории. Это должно произвести на вас неизгладимое впечатление.
   "Если кто-то попал в ловушку один раз, то второй раз он туда уж точно свалится, если у него мозгов не больше, чем у быка, и думает он о том же", - мысленно ухмыльнулась Серафима и с готовностью поднялась с места.
   — Пойдемте, пойдемте скорее. Мне так не хотелось бы отвлекать вас от ваших неотложных магических дел, я понимаю - ноблесс оближ!
   — Что?.. - Костей, уже начинавший было приподниматься со стула, завис. - Я не расслышал… Кто что должен облизать?
   — Облизать? - изумилась царевна. - Кто что должен…
   И тут ее осенило.
   Если предоставлялась возможность совместить приятное с полезным, то почему бы ей не воспользоваться?
   — Ах, вы об этом! - игриво махнула она ручкой. - Экий вы шутник! Ха-ха! Я сказала - "ноблесс оближ". Это значит "положение обязывает" по-шантоньски.
   — А при чем тут Шантонь? - Костей продолжил подъем и перемещение, но вопросов у него меньше не стало.
   — Видите ли, ваше величество, требования этикета таковы…
   — Это опять он! - злобно блеснул единственный глаз царя.
   — Да, - сухо констатировала Серафима. - Это - часть правил. Все благородные люди нашего круга должны употреблять в своей речи иноземные слова.
   Костей хотел буйно возразить, пока не поздно - от воспоминаний об уроках этикета за столом он еще не перестал просыпаться ночью в холодном поту, но ссылка на некий "наш круг" избранных остановила его.
   И поэтому он просто спросил:
   — Зачем?
   — Чтобы показать всем, что они благородные. А иначе как другие, неблагородные, об этом узнают? А еще это делается, чтобы другие благородные люди нашего круга видели, что вы тоже к этому кругу принадлежите.
   — Это как пароль?
   — И отзыв.
   — И что… благородные люди нашего круга… должны говорить? Напомните мне, я что-то подзабыл… немного…
   — С удовольствием, - расплылась в хитрой улыбке царевна. - Запоминайте. В нашей речи встречается великое множество случаев, когда вместо простого и понятного неинтересного слова родного языка можно с блеском употребить такое заковыристое иноземное, что сами иноземцы будут десять лет думать, и то не догадаются, что мы хотели сказать…
   К тому времени, когда они подошли к Пауку, Костей уже потихоньку начинал жалеть о том, что вообще когда-то захотел стать повелителем мира. -…Нервюра - это очень нервная женщина. Например, я. В балагане на канате кувыркаются не скоморохи, а экслибристы. На стенах наших залов у нас будет роспись - по-художественному это называется "стеноз". Если вам нездоровится, то вместо того, чтобы, как простолюдины, вульгарно сказать что вы съели что-нибудь не то, человек нашего круга скажет, что у него кишечное расстройство желудка. А если зашла речь о том, что кто-то утонул, мы скажем, что произошла утопия личности. Также никогда не говорите, что вы что-то забыли - благородный человек произнесет "склероз памяти", а не "забывчивость". И "я наблюдал виртуальные оптические явления", а не "мне показалось"…
   На Костея больно было смотреть.
   При последнем пассаже он страдальчески сморщился в полной уверенности, что с минуты на минуту у него произойдет склероз расстройства виртуальной личности, но только и смог произнести, что:
   — Какой кошмар…
   Лукавая царевна оживилась как костер, в который плеснули керосина.
   — А для этого тоже есть замечательное шантоньское выражение, простенькое, но ходовое, советую его запомнить: "кель кошмар". Ну, повторяйте за мной, ваше величество, посмотрим, как вы усвоили новый активный вокабуляр. "Склероз памяти".
   "Экслибристы". "Виртуальные оптические явления"…
   — Кель кошмар…
   От дальнейшей интеллектуальной экзекуции царя спасла только дверь Паука.
   Его замученное величество, чтобы избежать новой лекции о старом ханже Этикете, быстро припомнил, что женщину надо пропускать вперед. И Серафима, довольная не столько успехом своего ученика, сколько его ужасом перед последствиями неудачи, гордо двинулась вверх, к высотам современной магии.
   Сзади тихо донеслось, непроизвольное и тоскливое, "Ой, ноблесс, ноблесс - не оближь меня…".
   Радость ее, однако, была недолгой, как полет Снегурочки над костром, и испарилась она с таким же печальным пшиком при неизменной, но не покидающей ее все эти три дня мысли о том, что за все время, проведенное в плену, ей не удалось сделать ничего полезного. Отравленная жизнь Костея, Зюгмы и, кажется, теперь еще и генерала, в расчет не бралась. Все это было, конечно, забавно, и так им и надо, но к достижению самого главного не было пока сделано ни единого шага.
   Если бы сейчас нашелся рядом кто-нибудь дотошный и способный читать мысли, и спросил ее, что она считает самым главным, Серафима, скорее всего, затруднилась бы с ответом.
   Для нее сейчас главным было все.
   Во-первых, сбежать отсюда. Во-вторых, разузнать подробности плана Костея по захвату Лукоморья. В-третьих, предупредить о нависшей опасности оставшихся в тревожном неведении лукоморских родичей. В-четвертых, выведать, что за такой загадочный камень висит на шее Костея. В-пятых, понять, что связывало с ним Змиуланию. В-шестых…
   Но прежде, чем успели кончиться цифры Серафиминого списка безнадежно невыполнимых дел, лестница, упорно игнорировавшая прежде все встречавшиеся на пути двери, уперлась в самую заметную и большую из них.
   — Мы пришли туда, - вынырнул из-под ее локтя и проскочил к двери Костей, - где находятся глаза и уши моего замка. Туда, где мои верные… у них нет выбора… слуги-чародеи дни и ночи куют мою будущую победу над всем миром.
   — Куют? - захлопала глазами Серафима, поспешно снова входя в роль первой красавицы того самого мира. - Мечи-кладенцы? Топоры-саморубы? Копья-самотыки?
   Винты-саморезы?
   Царь засмеялся тем особым, запоминающимся смехом, от которого лошади спотыкались, молоко скисало прямо в коровах, а богатыри послабонервнее начинали заикаться.
   Серафима поморщилась.
   — Не думаю, что я сказала что-то веселое, ваше величество.
   — Что вы, что вы. Хотя, похоже, вы и читали в детстве слишком много сказок, но сейчас вы довольно близки к истине. Вы когда-нибудь прежде бывали в лаборатории мага? Я имею в виду, не профана-ремесленника, а настоящего, гениального, как я?
   — Нет, - все еще недовольно покосилась на царя Серафима.
   — Ну, тогда мы туда и не пойдем, - покривил рот в подобии улыбки царь. - Для начала будет достаточно Паука…
   Камень в золотой оправе на его груди засветился, и дверь медленно отворилась. В глаза, успевшие привыкнуть ко мраку и факельному свету лестницы ударил солнечный свет.
   Перед Серафимой предстала бескрайняя комната с самыми громадными, какие только она видела в жизни, окнами во все стены. Посредине круговую оборону заняли угрюмые шкафы, окруженные стеллажами, заваленными фолиантами, свитками, глиняными дощечками, сосудами, чучелами отвратительных неопознанных существ и прочими различными известными и неизвестными предметами, инвентаризация которых заняла бы, наверное, половину из этих фолиантов.
   К самым окнам были придвинуты массивные дубовые столы. На одних были раскатаны рулоны карт, исчирканных красными и черными стрелами, на которых стояли фигурки солдат, коней и свирепых зверолюдей с дубинами.
   Солдат Костея, подумала царевна.
   Тех самых, про которых говорила Находка.
   На других столах лежали тарелки дальнего видения, как у Ярославны, только раза в три больше - несколько сервизов, если пересчитывать в общечеловеческие единицы измерения, и по всем каталось без устали что-то круглое и тяжелое. У Серафиминой бабушки это было золотое яблоко. Тут, в соответствии с общей эстетикой замка, вполне могла оказаться медная картошка.
   Пространство, не занятое блюдами и картами - пол, редкие простенки между окнами, стулья, табуретки, стремянки - было покрыто книгами. Казалось, они жили здесь своей собственной жизнью, сходились, размножались и расползались где, как и когда хотели, и те два человека в застиранных серых балахонах, которые при звуках открывающейся двери бросили свои занятия и переломились перед Костеем пополам в поклоне, не могли и не хотели им препятствовать. -…Что бы непосвященные не представляли себе, в мастерской мага нет ничего интересного. Магия - тяжелый, кропотливый, утомительный труд. Я исследовал ее глубины, поднимался на самые головокружительные высоты, и теперь, когда равного мне мага нет во всем Белом Свете, и никогда не будет, я могу заниматься покорением мира в свое удовольствие, а скучную однообразную работу оставить тем, кто ничего другого свое серостью и заурядностью не заслуживает.
   Он кивнул в сторону застывших с головами в районе коленок чародеям.
   — Производство ковров-самолетов, тарелок наблюдения и прочих предметов магии и для магии осталось там, за закрытыми дверями, мимо которых мы проходили. Как я уже говорил, не-чародею наблюдать за этим будет скучно и неинтересно, что бы он себе не представлял. Если рассматривать мою магию как некое живое существо, то я бы сказал, что там ее руки. А здесь - глаза. Поглядите, ваше величество, - обвел он широким жестом открывающееся перед ними из окон пространство, заполненное до горизонта лесом, сливающимся вдалеке с лысеющими осенними горами. - Эти люди - помощники Зюгмы - день и ночь наблюдают за тем, чтобы ни одно живое существо не приблизилось к замку незамеченным. У такого человека, как я, всегда полно завистников, - горько, как будто не желая примиряться с суровой действительностью, вздохнул Костей. - Чем могущественнее правитель, тем больше у него врагов, готовых воспользоваться малейшей его оплошностью. Теперь, когда я нахожусь на пороге великих свершений, я не могу допустить этого.
   — Но из окон, какими бы большими они ни были, видно только одну сторону замка, - резонно заметила царевна.
   — А для этого у меня есть магические тарелки, - удовлетворенно сощурился царь. - Смотрите.
   Серафима подошла к одной тарелке, другой, третьей…
   Все они показывали незнакомые ей места - поле с марширующими по нему крошечными солдатиками, неизвестный город с неприветливыми каменными домами, какую-то широкую реку, лес с буреломом, большую деревню, пустую дорогу, еще один незнакомый город…
   Костей с любопытством наблюдал за выражением ее лица.
   Она понимала, чего он от нее ждет, и решила не обманывать его ожиданий.
   — А скажите, ваше величество, - уверенно глянула она царю в глаз. - Эти ваши волшебные блюда могут показывать все, что угодно?
   — Да, - кивнул он и стал ждать продолжения.
   — Могу ли я попросить… показать мне…
   Серафима заколебалась.
   Больше всего на свете ей хотелось сейчас посмотреть на Иванушку, но из уст Елены Прекрасной эта просьба прозвучала бы странно. Посмотреть на мужа Елены - царя Василия? Но если Костей позволит воспользоваться тарелкой только один раз, ей бы не хотелось терять этот единственный раз именно таким образом. Да и вспышка необоснованной ревности нам тут ни к чему. Пока. Показать Лукоморск? Но если Костей увидит на изображении Елену и начнет расспрашивать… Или, еще хуже, все поймет? Ведь, что бы ни говорила Змиулания, различие между ней и настоящей Еленой Прекрасной можно рассмотреть не то что одним глазом, а вовсе закрыв глаза.