– Наплюй. Хочешь, научу одному богохульству?
– О да, сир! Всей душой.
– Ну слушай.
Аршамбо наклонился к своему духовному преемнику и что-то зашептал на ухо. До магистра доносились лишь обрывки:
– Святая Екатерина… сон… брачная ночь… – Оруженосец захихикал:
– Ух ты! Обалдеть, что делается!
Храмовник сделал строгое лицо:
– Но учти: при дамах молчок. А то умрешь в целибате. И при священниках помалкивай.
– А те что?
– Вовек не отмолишься. Страшное богохульство.
Рошан Фаррох примостился у окна с книгой на коленях. Мелисанда наблюдала в окно за тем, как Андре принимает новобранцев.
– Имя и титул! – грозно ревел он. – Что? Не слышу!
– Сир Робер де Краон, – доносилось в ответ. – Сын Рено де Краона, сеньора Краона и Эннаген де Витре…
– Стоп, стоп! Довольно, сир.
– …правнук Рено Неверского и Аделаиды Французской, – безжалостно перечислял новобранец, – коя была дочерью Гуго Капета…
– Достаточно, сир, достаточно. Ваше благородство неоспоримо. Ответствуйте же: как вы относитесь к котам?
– Весьма!
– А к кошкам?
Мелисанда задумчиво покачала головой:
– Знаете, мессир… Я думаю, когда-нибудь Андре станет магистром Храма.
– Возможно, сударыня, возможно. Но вот только человек, с которым он разговаривает, станет магистром раньше.
– Никогда бы не подумала. Кстати, мессир, вы так и не рассказали, каким образом вам удалось выбраться из тюрьмы и так вовремя прийти на помощь.
– Боже, какая кислятина! – Магистр отставил в сторону кубок. – Ваше Высочество, я не могу рассказать вам этого. Повествование всецело принадлежит брату Роланду. А я не привык похищать чужие истории.
– Брату Роланду?
– Да. Это он нас всех спас. – Мелисанда захлопала в ладоши:
– Роланд, милый! Умоляю, расскажите! – Толстячок зарделся:
– Ну раз вы настаиваете… Но это всего лишь стечение обстоятельств. – Тут он сообразил, что чересчур скромничает и махнул рукой: – А, ладно. Слушайте же. Началось всё, когда я в тот злополучный день отправился на базар.
Рошан отложил книгу в сторону. Аршамбо и оруженосец перестали шептаться и уставились на брата Роланда.
– Я приобрел баранины и рейхана. Я отыскал анис, горчичное семя, имбирь и майоран. Приценился к перцу и шафрану. Пополнил запасы вина. Когда же я хотел присовокупить к этому немного сельдерея и проса, продавец – тот злосчастный коротышка, что нашел смерть на ноже Аршамбо, – схватил меня за руку. «Эй, правоверные!» – закричал он на весь базар. Прямо так и закричал: «Эй, правоверные! Держите мошенника!» Тут же появилась стража. «Внемлите, о воины-кафиры! – завопил наглец. – Свидетельствую, что человек этот купил товаров на много дирхемов, а заплатил мало. Да и то – фальшивыми деньгами. Он фальшиво улыбался, и купленного им вполне достаточно, чтобы приготовить фальшивого гуся. А то и фальшивого зайца».
– Наглая клевета. Ты не умеешь готовить фальшивого зайца. И что же ты ответил?
– К стыду своему, мессир, я оробел. Схватил корзины и бросился наутек.
– Ты опозорил орден. Что же случилось дальше?
– Я вернулся в штаб-квартиру. Расстройство овладело мной. Я приготовил поесть, но никто не явился на мой зов, хотя время обеденное подошло. Тогда я отправился на поиски братьев.
– Видимо, вы разминулись с нами совсем чуть-чуть, – заметила Мелисанда. – Когда мы пришли, все блюда были еще горячими.
– Воистину так. Я бегал по городу, пытаясь разузнать что-нибудь о воинах Храма. Но мне и в кошмарном бреду не могло привидеться, что вы все под стражей! Когда же я вернулся обратно, на улице стемнело. На ощупь я пробрался в трапезную. Там на меня напал вот этот незнакомец, – Роланд указал на Рошана. – Я дрался, как лев.
– Сомневаюсь, – ухмыльнулся Аршамбо. – Иначе бы он вышиб тебе мозги.
– Вовсе нет, – вступился гебр за рассказчика. – Мы действительно сражались… Некоторое время.
Чем закончилось побоище, он не стал объяснять. За что и заслужил благодарный взгляд повара.
– Как оказалось, – продолжал Роланд, – ожидая встретить врага, я обрел союзника. Этот достойный язычник рассказал мне о вашей горестной судьбе. Нисколько не медля, я испек пышный вкусный хлеб и нашпиговал его пилами, веревочной лестницей и всем, что потребно для бегства из тюрьмы…
– А мы спали и ничего не слышали! – огорченно воскликнула Мелисанда. – Верно, Гуго?
Рыжий оруженосец обиженно засопел. Принцесса сыпанула соли в его раны.
Роланд же продолжал рассказ. Опуская подробности, сообщим лишь, что он передал насыщенный воровским инструментом хлеб заключенным через стражу.
– Ночью-то? – удивилась Мелисанда.
– Нет, утром. Но всё равно это было чудо. Пэйн каким-то загадочным образом убедил стражников впустить Роланда с его корзиной. Этот мошенник подчас бывает весьма убедителен.
– Иначе не был бы мошенником, – подтвердил Аршамбо. – Это, мессир, я говорю, как знаток дела.
– И что дальше? – выпытывала Мелисанда. – Вы пилили решетку? А потом протискивались наружу сквозь узкое оконце и по веревочной лестнице спускались вниз?
– Если бы. – Магистр вновь поморщился. Воспоминания эти вызывали у него отвращение. – Канальи стражники сожрали весь хлеб… При этом они схватили брата Роланда и попытались впихнуть его в камеру к Аршамбо. Тут-то нам и улыбнулась удача. Разлюбезный сир де Сент-Аман сгреб их в охапку и сдвинул лбами. После чего мы выбрались из крепости и, не теряя времени, отправились вам на выручку. Успели в самый последний миг.
– Рошан нам здорово помог, – добавил Аршамбо. – Если бы не он, орден понес бы немалые потери. Проклятой Фатиме, как оказалось, с самого начала доверять было нельзя.
– Что ж… – с грустинкой в голосе сказала Мелисанда. – Спасибо вам всем. Это приключение подошло к концу, хоть и закончилось оно неудачно. Жаль.
– Почему неудачно? – удивился Рошан. – Зачем так говоришь? Балак мертв. Скоро твой отец вернется в Иерусалим. Праздновать надо! Радоваться надо, а ты плачешь!
– Так-то так. Но всё же… И замолчала.
А собственно, к чему слова? Мир изменился. Изменился орден, изменилась сама Мелисанда. Отныне она знала, что такое бремя власти. В ее потайной шкатулке лежал договор с ассасинами. Договор, в котором не хватало имени человека, которого надо убить. И Мелисанда знала, что, если ее друзьям будет грозить беда, она не затруднится вписать это имя.
А еще она знала, что рядом есть люди, готовые сражаться за нее до последнего издыхания.
Самые лучшие рыцари на свете.
Изменения коснулись всех людей, что повстречались принцессе. Всех, кроме одного-единственного.
Того, кто трясся в старенькой арбе, уезжавшей в сторону Аламута.
– Аллах бы проклял всех этих кафиров! – бурчал Габриэль, баюкая забинтованную просмоленным полотном руку.
Рана горела так, словно тысяча шайтанов рвала ее раскаленными щипцами. Ассасин знал, что отныне не сможет действовать правой и вполовину так хорошо, как раньше.
Рядом сидела сумрачная Фатима. По женскому обыкновению, она умудрялась делать три дела одновременно: думать о том, что сготовить на ужин, править волами и зашивать продранную детскую рубашку. Кто-то же должен заботиться об этих безумных мужчинах. Иначе пропадут.
Хозяин рубашки лежал рядом. Он кутался в одеяло и шмыгал носом. А еще он прижимался щекой к бедру Габриэля и сонно бормотал:
– Деда… Самый лучший деда на свете. Мой знаменитый деда Джебаил.
– Месть, – вторил ему ассасин, поправляя одеяло. – Аллах свидетель, какая страшная месть назначена им всем.
– Деда, ты самый-самый холосый. Я тебя так люблю!
– О да, сир! Всей душой.
– Ну слушай.
Аршамбо наклонился к своему духовному преемнику и что-то зашептал на ухо. До магистра доносились лишь обрывки:
– Святая Екатерина… сон… брачная ночь… – Оруженосец захихикал:
– Ух ты! Обалдеть, что делается!
Храмовник сделал строгое лицо:
– Но учти: при дамах молчок. А то умрешь в целибате. И при священниках помалкивай.
– А те что?
– Вовек не отмолишься. Страшное богохульство.
Рошан Фаррох примостился у окна с книгой на коленях. Мелисанда наблюдала в окно за тем, как Андре принимает новобранцев.
– Имя и титул! – грозно ревел он. – Что? Не слышу!
– Сир Робер де Краон, – доносилось в ответ. – Сын Рено де Краона, сеньора Краона и Эннаген де Витре…
– Стоп, стоп! Довольно, сир.
– …правнук Рено Неверского и Аделаиды Французской, – безжалостно перечислял новобранец, – коя была дочерью Гуго Капета…
– Достаточно, сир, достаточно. Ваше благородство неоспоримо. Ответствуйте же: как вы относитесь к котам?
– Весьма!
– А к кошкам?
Мелисанда задумчиво покачала головой:
– Знаете, мессир… Я думаю, когда-нибудь Андре станет магистром Храма.
– Возможно, сударыня, возможно. Но вот только человек, с которым он разговаривает, станет магистром раньше.
– Никогда бы не подумала. Кстати, мессир, вы так и не рассказали, каким образом вам удалось выбраться из тюрьмы и так вовремя прийти на помощь.
– Боже, какая кислятина! – Магистр отставил в сторону кубок. – Ваше Высочество, я не могу рассказать вам этого. Повествование всецело принадлежит брату Роланду. А я не привык похищать чужие истории.
– Брату Роланду?
– Да. Это он нас всех спас. – Мелисанда захлопала в ладоши:
– Роланд, милый! Умоляю, расскажите! – Толстячок зарделся:
– Ну раз вы настаиваете… Но это всего лишь стечение обстоятельств. – Тут он сообразил, что чересчур скромничает и махнул рукой: – А, ладно. Слушайте же. Началось всё, когда я в тот злополучный день отправился на базар.
Рошан отложил книгу в сторону. Аршамбо и оруженосец перестали шептаться и уставились на брата Роланда.
– Я приобрел баранины и рейхана. Я отыскал анис, горчичное семя, имбирь и майоран. Приценился к перцу и шафрану. Пополнил запасы вина. Когда же я хотел присовокупить к этому немного сельдерея и проса, продавец – тот злосчастный коротышка, что нашел смерть на ноже Аршамбо, – схватил меня за руку. «Эй, правоверные!» – закричал он на весь базар. Прямо так и закричал: «Эй, правоверные! Держите мошенника!» Тут же появилась стража. «Внемлите, о воины-кафиры! – завопил наглец. – Свидетельствую, что человек этот купил товаров на много дирхемов, а заплатил мало. Да и то – фальшивыми деньгами. Он фальшиво улыбался, и купленного им вполне достаточно, чтобы приготовить фальшивого гуся. А то и фальшивого зайца».
– Наглая клевета. Ты не умеешь готовить фальшивого зайца. И что же ты ответил?
– К стыду своему, мессир, я оробел. Схватил корзины и бросился наутек.
– Ты опозорил орден. Что же случилось дальше?
– Я вернулся в штаб-квартиру. Расстройство овладело мной. Я приготовил поесть, но никто не явился на мой зов, хотя время обеденное подошло. Тогда я отправился на поиски братьев.
– Видимо, вы разминулись с нами совсем чуть-чуть, – заметила Мелисанда. – Когда мы пришли, все блюда были еще горячими.
– Воистину так. Я бегал по городу, пытаясь разузнать что-нибудь о воинах Храма. Но мне и в кошмарном бреду не могло привидеться, что вы все под стражей! Когда же я вернулся обратно, на улице стемнело. На ощупь я пробрался в трапезную. Там на меня напал вот этот незнакомец, – Роланд указал на Рошана. – Я дрался, как лев.
– Сомневаюсь, – ухмыльнулся Аршамбо. – Иначе бы он вышиб тебе мозги.
– Вовсе нет, – вступился гебр за рассказчика. – Мы действительно сражались… Некоторое время.
Чем закончилось побоище, он не стал объяснять. За что и заслужил благодарный взгляд повара.
– Как оказалось, – продолжал Роланд, – ожидая встретить врага, я обрел союзника. Этот достойный язычник рассказал мне о вашей горестной судьбе. Нисколько не медля, я испек пышный вкусный хлеб и нашпиговал его пилами, веревочной лестницей и всем, что потребно для бегства из тюрьмы…
– А мы спали и ничего не слышали! – огорченно воскликнула Мелисанда. – Верно, Гуго?
Рыжий оруженосец обиженно засопел. Принцесса сыпанула соли в его раны.
Роланд же продолжал рассказ. Опуская подробности, сообщим лишь, что он передал насыщенный воровским инструментом хлеб заключенным через стражу.
– Ночью-то? – удивилась Мелисанда.
– Нет, утром. Но всё равно это было чудо. Пэйн каким-то загадочным образом убедил стражников впустить Роланда с его корзиной. Этот мошенник подчас бывает весьма убедителен.
– Иначе не был бы мошенником, – подтвердил Аршамбо. – Это, мессир, я говорю, как знаток дела.
– И что дальше? – выпытывала Мелисанда. – Вы пилили решетку? А потом протискивались наружу сквозь узкое оконце и по веревочной лестнице спускались вниз?
– Если бы. – Магистр вновь поморщился. Воспоминания эти вызывали у него отвращение. – Канальи стражники сожрали весь хлеб… При этом они схватили брата Роланда и попытались впихнуть его в камеру к Аршамбо. Тут-то нам и улыбнулась удача. Разлюбезный сир де Сент-Аман сгреб их в охапку и сдвинул лбами. После чего мы выбрались из крепости и, не теряя времени, отправились вам на выручку. Успели в самый последний миг.
– Рошан нам здорово помог, – добавил Аршамбо. – Если бы не он, орден понес бы немалые потери. Проклятой Фатиме, как оказалось, с самого начала доверять было нельзя.
– Что ж… – с грустинкой в голосе сказала Мелисанда. – Спасибо вам всем. Это приключение подошло к концу, хоть и закончилось оно неудачно. Жаль.
– Почему неудачно? – удивился Рошан. – Зачем так говоришь? Балак мертв. Скоро твой отец вернется в Иерусалим. Праздновать надо! Радоваться надо, а ты плачешь!
– Так-то так. Но всё же… И замолчала.
А собственно, к чему слова? Мир изменился. Изменился орден, изменилась сама Мелисанда. Отныне она знала, что такое бремя власти. В ее потайной шкатулке лежал договор с ассасинами. Договор, в котором не хватало имени человека, которого надо убить. И Мелисанда знала, что, если ее друзьям будет грозить беда, она не затруднится вписать это имя.
А еще она знала, что рядом есть люди, готовые сражаться за нее до последнего издыхания.
Самые лучшие рыцари на свете.
Изменения коснулись всех людей, что повстречались принцессе. Всех, кроме одного-единственного.
Того, кто трясся в старенькой арбе, уезжавшей в сторону Аламута.
– Аллах бы проклял всех этих кафиров! – бурчал Габриэль, баюкая забинтованную просмоленным полотном руку.
Рана горела так, словно тысяча шайтанов рвала ее раскаленными щипцами. Ассасин знал, что отныне не сможет действовать правой и вполовину так хорошо, как раньше.
Рядом сидела сумрачная Фатима. По женскому обыкновению, она умудрялась делать три дела одновременно: думать о том, что сготовить на ужин, править волами и зашивать продранную детскую рубашку. Кто-то же должен заботиться об этих безумных мужчинах. Иначе пропадут.
Хозяин рубашки лежал рядом. Он кутался в одеяло и шмыгал носом. А еще он прижимался щекой к бедру Габриэля и сонно бормотал:
– Деда… Самый лучший деда на свете. Мой знаменитый деда Джебаил.
– Месть, – вторил ему ассасин, поправляя одеяло. – Аллах свидетель, какая страшная месть назначена им всем.
– Деда, ты самый-самый холосый. Я тебя так люблю!