Страница:
– Поэты говорят о своем, повелитель, – Марьям присела рядом с Хасаном. – Я знаю историю о юноше, знавшем слишком много стихов.
– И что с ним случилось?
– Этот юноша встретил девушку – знатную и красивую. И с ним произошло нечто, чему он не знал названия. О, повелитель! В стихах говорится, что влюбленные теряют сон и аппетит. А юноша хотел быть лучшим из влюбленных. Он не ел и не пил, хоть в животе бурчало, а глаза слипались.
В глазах Хасана проснулось любопытство. Горькая предрассветная тоска отступила, забившись в угол. Марьям поймала любимого в сети и с каждым словом всё больше и больше опутывала его:
– Тогда девушка пригласила его на свидание в саду. Беседка, освещенная богатыми светильниками. Стол ломится от яств и дорогих вин. На столе записка: «Не ешь, не пей и не спи до утра – иначе потеряешь меня». Конечно же, юноша твердо решил не есть и не пить. Он лишь отломил ножку от куропатки, запеченной с миндалем и корицей, да попробовал гранатовых зернышек, сваренных в меду.
…Марьям прекрасно знала то, о чем рассказывала. Одни желания влекут за собой другие. Разве может голодный ограничиться птичьей ножкой? И что за сторож из сонного человека? Когда-то ей хотелось выбраться из нищей деревни. Подальше от убогих родственников, голода и бандитов, приходящих из пустыни. Теперь же ей хочется любви. Настоящей – без притворства и пустых слов.
Отчего же так печален ее повелитель?..
– Съеденное и выпитое отяжелило юношу. Его голова склонилась на подушку. «Не будет дурного, если я на миг закрою глаза», – подумал он. И сон напал на него, подобно разбойнику. Пришла девушка, увидела своего любимого спящим среди разоренных блюд и гневно топнула ножкой. «О Аллах! Зачем послал ты мне этого олуха? Ему бы только есть и спать!» Она написала записку: «Убирайся с глаз моих! Еще раз увижу – зарежу!» – и приказала слугам выкинуть несчастного на улицу.
Закипела вода. Не прекращая рассказывать, Марьям заварила чай. Сказка получилась долгой, с неожиданными поворотами и удивительными приключениями. Хасан хохотал, как ребенок.
– Воистину ты развеяла печаль моего сердца! – сказал он, утирая слезы. – Если и есть на земле недотепа, так это юноша, о котором ты поведала. И никто больше!
– О повелитель, это пустяки по сравнению историей об учителе, что помог своему влюбленному ученику спасти девушку, которую украл дэв. Вот это на самом деле…
– Погоди, погоди, Марьям. Довольно историй. Когда их много, они пресыщают. Словно халва, что приятна на вкус, но в животе тяжела и докучлива.
– Тогда партию в шахматы, о повелитель?
– Шахматы? Это хорошая мысль.
Домик, в котором поселилась Марьям, стал для Хасана прибежищем от всех страхов и беспокойств. Балак, жены, Рошан – все они оставались снаружи, за высоким дувалом. Здесь не надо было думать, как защитить город. Не болела голова об исчезающей казне. Не приходилось выслушивать жалобы и доносы царедворцев. Иса не подозревал о существовании этого места, а значит, о брате тоже можно было забыть.
Иса, Иса…
Предательство брата жестоко ранило Хасана. Лишняя соломинка может сломать спину верблюду, хотя не соломинка даже – бревно! Хасан не мог признаться даже себе, но он не верил Рошану. Поверить – значило признать, что младший брат оказался умнее и сильнее его.
– Конечно, замысел повелителя скрыт от меня. – Марьям деликатно потупилась, пряча улыбку – Но разве не запретно ходить чужими фигурами?
Хасан вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. Он действительно пытался побить ферзем Марьям собственного коня.
– Свет очей моих! Клянусь , ты удержала меня от дурного. И как запретно ходить чужими фигурами, так и запретно жить чужим умом. Я пренебрегу советом Рошана.
– Неужели он советует плохое?
– Этот кафир белое делает черным. Я не знаю ни дня покоя с тех пор, как он пришел в город. Не удивительно ли: он хочет, чтобы я остерегался брата. Брата, которого знаю с младенчества!
Марьям прикусила язычок. Если бы спросили ее, она посоветовала бы то же самое. Рошан умел по шахматной игре определить характер человека, Марьям выучила правила всего несколько дней назад (Хасан же и научил), но успела заметить, что повелитель играет трусливо. Прячется за простыми фигурами, почти не наступает. Делает ходы безопасные, но пустые, зачастую во вред себе.
Нет, не таким он был при их первой встрече! Может, его ведьма кладбищенская испортила? Она может!
Во дворе затявкала собачонка. Тот самый щенок, которого Рошан спас на кладбище. Собака – животное нечистое, но Марьям не смогла бросить спасенного зверька. Будь ее воля, при ней жили бы все собаки, коты и голуби города. Хасан, когда дарил ей этот домик, смеялся и обещал выстроить самый большой зверинец в Сирии.
Для нее.
Щенок лаял, и это значило, что пришел чужой человек. Марьям накинула абайю и вышла в сад. В глаза ударил свет фонаря, за калиткой топтались стражники. Старший из них, толстяк с бесстыдно вывернутыми, как у кабана, ноздрями просипел:
– К повелителю… срочное дело постигло Манбидж.
Хасан уж спешил следом за девушкой:
– Что случилось?
– Посольство. От Балака гонцы… говорят, время франков – бить, распри старые – чтоб забыть. И все мусульмане! разом! едины и благословенны!
Наверное, о чем-то подобном Хасан всегда мечтал. Балак, сам Балак предлагает ему союз! Даже мысль, что посольство это уж больно напоминает ложных гонцов, что он сам себе посылал, убегая от жен, не остановила его.
– Жди меня, – бросил он девушке. – Я вернусь или пришлю старуху. Доброй ночи!
И Хасан исчез. В темноте некоторое время гремели доспехи и прыгало пятно света от фонаря стражников, затем всё стихло. Марьям осталась наедине со своими мыслями.
Колдунья обманула ее, дары кладбища оказались подделкой. Хасан вернулся к ней, но ввести в дом не спешил. Да и как бы он это сделал? Три жены у него: Имтисаль, Ляма и Айша. Три – и все ее ненавидят. Неужели посмеялась ведьма? Обманула?
Когда девушка повернулась, чтобы идти в дом, тьма позвала:
– Марьям! Марьям, постой!
Сердце испуганно бухнуло. Хасан вернулся?! Но тут гость заговорил снова, и всё стало на свои места:
– Что смотришь неприветливо, красавица? Не ждала?
Улыбаться Иса не умел, оскал получился вымученным и страшным. Марьям отступила на шаг, и Иса прошел в калитку.
– Что, так и будешь на пороге держать? Веди в дом, красавица, чаем пои. Разве не говорил Пророк…
– Пророк (мир ему и привет!), – перебила девушка, – незваных гостей в шею гнал. Чего ты хочешь, Иса?
– С норовом девчонка! – восхитился юноша. – Сладенькая, как осенний виноград. Люблю таких.
Глядя на его перепуганное лицо, Марьям встревожилась не на шутку. Беднягу трясло. Кровь отхлынула от лица – словно не человек пришел в гости, а мертвец из могилы. Что-то Иса натворил… Что-то страшное, такое, что впору кричать от ужаса.
– Уходи! Нечего тебе здесь делать!
– Не гони меня, Марьям. Думаешь, Хасан тебя защитит? Нету больше Хасана. Аллах да простит мне дела эти… и брата! а ты меня пустишь, и всё будет хорошо.
Тут он понес околесицу. Что-то о черных джуббах и новой власти. О могучих покровителях и благодарности. А под конец навалился на девушку, хватая за полы абайи. Из его рта нестерпимо воняло кислятиной.
– Руки убери, шайтанова отрыжка! – рванулась Марьям. – На тебе!
От пощечины голова Исы дернулась. Юноша хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Ах, так? – оторопел он. – Ты… ты!.. – Марьям врезала по второй щеке. И снова. И еще!
– Пожалеешь, блудница! – зашипел Иса. – У меня тоже… заступники найдутся!..
– Уж не те ли, к которым Иблис тебя ночью носил?
Этот удар оказался посильнее любых пощечин. Иса огляделся: не подслушивают ли?
– Откуда знаешь?.. Ты?
– Предатель. Предатель!
Этого Иса не выдержал, бросился бежать. Врезался грудью в калитку, тупо ткнулся в стену, наконец бочком-бочком, словно скарабей, выбрался и помчался. Марьям смотрела ему вслед.
«Хасана надо спасать!» – билось в висках. Как, зачем, почему – она еще не знала. Гонцы, что пришли к повелителю, оказались ложными. А ведь Рошан знал, предсказывал!
Значит, ее повелителю грозит опасность.
Марьям знала лишь одного человека, кто мог помочь. Но где искать гебра, она не представляла.
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ РОШАНА ФАРРОХА
– И что с ним случилось?
– Этот юноша встретил девушку – знатную и красивую. И с ним произошло нечто, чему он не знал названия. О, повелитель! В стихах говорится, что влюбленные теряют сон и аппетит. А юноша хотел быть лучшим из влюбленных. Он не ел и не пил, хоть в животе бурчало, а глаза слипались.
В глазах Хасана проснулось любопытство. Горькая предрассветная тоска отступила, забившись в угол. Марьям поймала любимого в сети и с каждым словом всё больше и больше опутывала его:
– Тогда девушка пригласила его на свидание в саду. Беседка, освещенная богатыми светильниками. Стол ломится от яств и дорогих вин. На столе записка: «Не ешь, не пей и не спи до утра – иначе потеряешь меня». Конечно же, юноша твердо решил не есть и не пить. Он лишь отломил ножку от куропатки, запеченной с миндалем и корицей, да попробовал гранатовых зернышек, сваренных в меду.
…Марьям прекрасно знала то, о чем рассказывала. Одни желания влекут за собой другие. Разве может голодный ограничиться птичьей ножкой? И что за сторож из сонного человека? Когда-то ей хотелось выбраться из нищей деревни. Подальше от убогих родственников, голода и бандитов, приходящих из пустыни. Теперь же ей хочется любви. Настоящей – без притворства и пустых слов.
Отчего же так печален ее повелитель?..
– Съеденное и выпитое отяжелило юношу. Его голова склонилась на подушку. «Не будет дурного, если я на миг закрою глаза», – подумал он. И сон напал на него, подобно разбойнику. Пришла девушка, увидела своего любимого спящим среди разоренных блюд и гневно топнула ножкой. «О Аллах! Зачем послал ты мне этого олуха? Ему бы только есть и спать!» Она написала записку: «Убирайся с глаз моих! Еще раз увижу – зарежу!» – и приказала слугам выкинуть несчастного на улицу.
Закипела вода. Не прекращая рассказывать, Марьям заварила чай. Сказка получилась долгой, с неожиданными поворотами и удивительными приключениями. Хасан хохотал, как ребенок.
– Воистину ты развеяла печаль моего сердца! – сказал он, утирая слезы. – Если и есть на земле недотепа, так это юноша, о котором ты поведала. И никто больше!
– О повелитель, это пустяки по сравнению историей об учителе, что помог своему влюбленному ученику спасти девушку, которую украл дэв. Вот это на самом деле…
– Погоди, погоди, Марьям. Довольно историй. Когда их много, они пресыщают. Словно халва, что приятна на вкус, но в животе тяжела и докучлива.
– Тогда партию в шахматы, о повелитель?
– Шахматы? Это хорошая мысль.
Домик, в котором поселилась Марьям, стал для Хасана прибежищем от всех страхов и беспокойств. Балак, жены, Рошан – все они оставались снаружи, за высоким дувалом. Здесь не надо было думать, как защитить город. Не болела голова об исчезающей казне. Не приходилось выслушивать жалобы и доносы царедворцев. Иса не подозревал о существовании этого места, а значит, о брате тоже можно было забыть.
Иса, Иса…
Предательство брата жестоко ранило Хасана. Лишняя соломинка может сломать спину верблюду, хотя не соломинка даже – бревно! Хасан не мог признаться даже себе, но он не верил Рошану. Поверить – значило признать, что младший брат оказался умнее и сильнее его.
– Конечно, замысел повелителя скрыт от меня. – Марьям деликатно потупилась, пряча улыбку – Но разве не запретно ходить чужими фигурами?
Хасан вздрогнул, словно пробуждаясь ото сна. Он действительно пытался побить ферзем Марьям собственного коня.
– Свет очей моих! Клянусь , ты удержала меня от дурного. И как запретно ходить чужими фигурами, так и запретно жить чужим умом. Я пренебрегу советом Рошана.
– Неужели он советует плохое?
– Этот кафир белое делает черным. Я не знаю ни дня покоя с тех пор, как он пришел в город. Не удивительно ли: он хочет, чтобы я остерегался брата. Брата, которого знаю с младенчества!
Марьям прикусила язычок. Если бы спросили ее, она посоветовала бы то же самое. Рошан умел по шахматной игре определить характер человека, Марьям выучила правила всего несколько дней назад (Хасан же и научил), но успела заметить, что повелитель играет трусливо. Прячется за простыми фигурами, почти не наступает. Делает ходы безопасные, но пустые, зачастую во вред себе.
Нет, не таким он был при их первой встрече! Может, его ведьма кладбищенская испортила? Она может!
Во дворе затявкала собачонка. Тот самый щенок, которого Рошан спас на кладбище. Собака – животное нечистое, но Марьям не смогла бросить спасенного зверька. Будь ее воля, при ней жили бы все собаки, коты и голуби города. Хасан, когда дарил ей этот домик, смеялся и обещал выстроить самый большой зверинец в Сирии.
Для нее.
Щенок лаял, и это значило, что пришел чужой человек. Марьям накинула абайю и вышла в сад. В глаза ударил свет фонаря, за калиткой топтались стражники. Старший из них, толстяк с бесстыдно вывернутыми, как у кабана, ноздрями просипел:
– К повелителю… срочное дело постигло Манбидж.
Хасан уж спешил следом за девушкой:
– Что случилось?
– Посольство. От Балака гонцы… говорят, время франков – бить, распри старые – чтоб забыть. И все мусульмане! разом! едины и благословенны!
Наверное, о чем-то подобном Хасан всегда мечтал. Балак, сам Балак предлагает ему союз! Даже мысль, что посольство это уж больно напоминает ложных гонцов, что он сам себе посылал, убегая от жен, не остановила его.
– Жди меня, – бросил он девушке. – Я вернусь или пришлю старуху. Доброй ночи!
И Хасан исчез. В темноте некоторое время гремели доспехи и прыгало пятно света от фонаря стражников, затем всё стихло. Марьям осталась наедине со своими мыслями.
Колдунья обманула ее, дары кладбища оказались подделкой. Хасан вернулся к ней, но ввести в дом не спешил. Да и как бы он это сделал? Три жены у него: Имтисаль, Ляма и Айша. Три – и все ее ненавидят. Неужели посмеялась ведьма? Обманула?
Когда девушка повернулась, чтобы идти в дом, тьма позвала:
– Марьям! Марьям, постой!
Сердце испуганно бухнуло. Хасан вернулся?! Но тут гость заговорил снова, и всё стало на свои места:
– Что смотришь неприветливо, красавица? Не ждала?
Улыбаться Иса не умел, оскал получился вымученным и страшным. Марьям отступила на шаг, и Иса прошел в калитку.
– Что, так и будешь на пороге держать? Веди в дом, красавица, чаем пои. Разве не говорил Пророк…
– Пророк (мир ему и привет!), – перебила девушка, – незваных гостей в шею гнал. Чего ты хочешь, Иса?
– С норовом девчонка! – восхитился юноша. – Сладенькая, как осенний виноград. Люблю таких.
Глядя на его перепуганное лицо, Марьям встревожилась не на шутку. Беднягу трясло. Кровь отхлынула от лица – словно не человек пришел в гости, а мертвец из могилы. Что-то Иса натворил… Что-то страшное, такое, что впору кричать от ужаса.
– Уходи! Нечего тебе здесь делать!
– Не гони меня, Марьям. Думаешь, Хасан тебя защитит? Нету больше Хасана. Аллах да простит мне дела эти… и брата! а ты меня пустишь, и всё будет хорошо.
Тут он понес околесицу. Что-то о черных джуббах и новой власти. О могучих покровителях и благодарности. А под конец навалился на девушку, хватая за полы абайи. Из его рта нестерпимо воняло кислятиной.
– Руки убери, шайтанова отрыжка! – рванулась Марьям. – На тебе!
От пощечины голова Исы дернулась. Юноша хватал воздух, как рыба, выброшенная на берег.
– Ах, так? – оторопел он. – Ты… ты!.. – Марьям врезала по второй щеке. И снова. И еще!
– Пожалеешь, блудница! – зашипел Иса. – У меня тоже… заступники найдутся!..
– Уж не те ли, к которым Иблис тебя ночью носил?
Этот удар оказался посильнее любых пощечин. Иса огляделся: не подслушивают ли?
– Откуда знаешь?.. Ты?
– Предатель. Предатель!
Этого Иса не выдержал, бросился бежать. Врезался грудью в калитку, тупо ткнулся в стену, наконец бочком-бочком, словно скарабей, выбрался и помчался. Марьям смотрела ему вслед.
«Хасана надо спасать!» – билось в висках. Как, зачем, почему – она еще не знала. Гонцы, что пришли к повелителю, оказались ложными. А ведь Рошан знал, предсказывал!
Значит, ее повелителю грозит опасность.
Марьям знала лишь одного человека, кто мог помочь. Но где искать гебра, она не представляла.
ТАЙНАЯ ЖИЗНЬ РОШАНА ФАРРОХА
Одна… ну ладно, две ночи под одной крышей – куда ни шло. Но три! Что за глупость – жизнь оседлая?
Рошан ворочался на парчовых покрывалах без сна. Дворец давил его, не давая вздохнуть спокойно. Всё здесь было слишком: слишком вязкое, слишком мягкое, слишком сладкое. Он подошел к окну и распахнул створки. В комнату ворвался свежий ветерок.
Стояла ранешняя рань. Нить белая, нить черная – все они еще одинаково серы. Дворец молчал, погруженный в дрему. Рошан лег животом на подоконник и высунулся наружу. Лицо омыло запахами ночного города: едва заметным ароматом весны, запахами соломы и шерсти. Звезда в небе подмигнула Рошану, и гебр подмигнул ей в ответ.
Интересная штука жизнь. Скажи кто-нибудь месяц назад, что он вернется на родину, Рошан посмеялся бы над этим. Что он забыл здесь? Старые могилы? Вырубленные розовые кусты под стеной где он тайком целовался с Нахлей? Развалины дома? Пустое. Манбидж – хороший город, но не лучше прочих. Да и мал он, этот городишко. Есть ведь Антиохия, Константинополь, Рим. Что искать здесь?
Оказалось, есть что искать. Воспоминания не тревожили Фарроха, но сам город внушил ему неожиданную симпатию. И люди понравились. Веселые, жизнерадостные, работящие. Халеб, Дамаск, Бухара – они прекрасны, спору нет. Но ведь настанет же когда-нибудь момент, и Рошану опротивеет базарная толчея, захочется тишины и покоя. Уютной спальни… например, во дворце. Кровати с балдахином, еды – не когда попало, а три раза в день. Бесед с мудрыми людьми: казначеем, судьей, начальником стражи.
Рошан рассмеялся. Если такой день и наступит, то, хвала Ормазду, не скоро. Побродяжим еще!
А во дворце он действительно засиделся. Не пойти ли прогуляться? Душа скучает по рванине и соломе, а живот – по базарной лапше. Чтоб жилы и хрящи, чтоб аромат фасоли и рейхана. И чтоб в ушах не унылая болтовня о шариате, которую так любит сутяга Бурхан, а живая человеческая речь. Со смехом и прибаутками, сальностями и простонародными словечками.
Хорошо!
Фаррох вытащил свой походный мешок и достал купеческое одеяние, его он добыл в Мосуле У одного скупщика краденого. Спрятать великана нелегко, приходится идти на хитрости. Фальшивая борода, чалма… нет, чалма настоящая. Голос, походку – всё придется менять.
Рошан знал тридцать разновидностей хромоты. Сутулиться и горбиться он умел четырнадцатью способами. Два из них вызывали у окружающих непреодолимый ужас. Эта пугающая сутулость составляла секрет мастеров драки; по ней они узнают друг друга.
Переодевшись, Фаррох отправился в город.
Чтобы выйти из дворца, следовало пройти через несколько охраняемых галерей. Маскировка могла сыграть дурную шутку, но Рошан хотел попрактиковаться – если вы несколько лет враждуете с ассасинами, волей-неволей приходится изучить их уловки.
Рошана ожидал сюрприз: у дверей перетаптывался казначей.
– Мир тебе… Рошан, – сказал он. Неуверенности в голосе почти не чувствовалась, но гебр ее поймал. Керим еще не привык к его обличьям.
– И тебе мир, Керим. Что-то не так с моей дверью?
– Воистину мир полон чудес. Смотри, Рошан, вчера этого знака не было. Откуда он взялся?
Гебр пригляделся к двери. На цветном орнаменте белел размашистый меловой крестик.
– А это… Ассасины балуются.
– Так, значит, в Манбидже есть ассасины?
– Успокойся. Раз Балак выгнал их из Халеба, должны же они где-то жить? В Антиохии, думаю, их еще больше.
Рошан достал из мешочка на поясе кусок мела и начертил такой же крест на соседней двери.
– Это собьет их с толку.
– Но здесь живу я!
– Ай, Керим, какие пустяки. Нас завтра, может, перережут всех, а ты кричишь: я! я! Нехорошо уважаемый. На держи, – он протянул мел. – Поставишь на каждой двери. И не вздумай стирать свой! – быстро предупредил он. – А то палкой по хребту.
Уныло сопя, толстяк пошел по коридору, отмечая двери. Рошану следовало верить, он уже успел изобличить одного шпиона из стражников, верой и правдой служивших Хасану. Вся слава досталась Сабиху, но Керим-то знал правду.
– Ты опять в город?
– Да. Из всех калифов, о которых я слышал, Гарун аль Рашид был наилучшим. Пойду его стопами. Составишь мне компанию, Керим?
– Пожалуй.
– Очень славно, очень хорошо! Да, и помнишь вчерашнюю игру? С тебя завтрак.
Совершенно не скрываясь, Рошан и Керим спустились в галерею. Крадущийся человек вызывает подозрения. И наоборот: люди с озабоченными лицами, хмурые и важные, находятся на своем месте. Стражники проводили «гарунов» сонными взглядами.
Когда дворец и дворцовый сад остались позади, Рошан поинтересовался:
– Скажи, что ты думаешь об Исе?
– Аллах накажет меня, если я отзовусь плохо о брате своего господина.
– Брось, Керим. Ночные прогулки Исы не идут у меня из головы. Слишком уж просто Тимурташ говорил о том, чтобы захватить правителя. У него полно шпионов в Манбидже.
– Сабих утроил караулы у ворот, Рошан, – напомнил евнух. – Что еще похвально в твоих глазах. Даже мышь не проскочит в Манбидж, не имея на то дозволения Сабиха ибн Васима и моего собственного.
– Это меня и беспокоит. В городе стало подозрительно мало мышей. А вот разных проходимцев – дэвья пропасть.
И минувшие дни Рошан хорошо потрудился. По его совету Хасан отправил всех каменщиков восстанавливать стены, а стражники у ворот хватали без разбору всех подозрительных, выискивая шпионов. Ночные посиделки с шахматами и вином запретили, к Исе приставили шпионов.
Но только без толку всё это. Пока Хасан не признал, что бросил вызов самому Балаку, город не защитить. Стены чинят? А что в них проку, если нельзяломать трущобы под стенами? Начнись штурм, и Балаку не потребуются приставные лестницы, его воины смогут прыгать на стены с крыш домов. Усиленные караулы на воротах? Это лишь повод кое-кому набить карманы. Мышь-то не проскочит, ей платить нечем, зато шпионы – с легкостью.
Рошан поморщился: Хасан не принимает брата всерьез. Привык, что тот с детства плетется в хвосте и тянется изо всех сил за братцем, туфли роняет. Тяжело поверить, что тот, кого с детства знали как тетеху и неудачника, готовит дворцовый переворот.
Гостей ждать недолго. Разведчики обнаружили лагерь Тимурташа. Юный эмир привел с собой не менее двухсот человек, захватить Манбидж с такими силами нечего и мечтать. Но пробраться под покровом ночи, открыть ворота – это нетрудно.
А значит, что? Правильно. Жди какой-нибудь подлости.
– Пойдем к стене, – предложил Рошан. – Посмотрим, как идут работы.
– Дело нужное, – согласился его спутник. – Пойдем.
Затея со стеной Кериму ужасно нравилась. Едва узнав о планах защиты города, он перекупил все подряды на строительство. Расходы на камень, плата рабочим, снабжение пищей и инструментами – всё оказалось в ведении евнуха. Рошан согласился скрепя сердце: воровство не отменишь. На строительстве, так или иначе, кто-то заработает деньги. Пусть уж лучше это будет Керим. Знакомый дэв лучше незнакомого шайтана.
Несмотря на ранний час, каменщики уже трудились. Керим хоть и воровал, но дело поставил на совесть. Стена росла споро. Правда, не так споро, как хотелось.
– Ты думаешь, успеем? – спросил Керим.
– Вряд ли. Видишь дома внизу? – он показал на хибары, что прижимались к стене. – Оттуда лучников расстреливать – легче легкого. Да и с крыш на стену прыгать хорошо.
– Не понимаю, Рошан. Зачем же мы делаем бессмысленное?
– Балак не станет штурмовать город. Зачем ему? Он уверен, что Манбидж беззащитен. Проще сломать стену и войти в пролом. А где ломать стену легче всего? Понимаешь?
Керим не понимал, но на всякий случай кивнул:
– Аллах наградил тебя проницательностью, кафир. Конечно же, ломать стену лучше по свежей кладке.
Гебр уже не слушал. Подойдя к одному из стражников, надзиравших за строительством, он поинтересовался:
– А что, разбойники под стенами частенько ходят?
Стражник заступил на пост недавно. Он успел заскучать, но не настолько, чтобы преисполниться ненавистью к зевакам. Кроме того, незнакомец пришел с Керимом, которого на работах хорошо знали. Поэтому ответ прозвучал почти ласково:
– Тебе что за дело, торгаш? Боишься, что яйца отстрелят?
Рошан не обиделся:
– Ставлю динар против твоих яиц, что вон ту ворону внизу ты из лука не возьмешь.
Стражник хмыкнул: не дать ли по шее малалохольному? Но к спорщикам подошел Керим, и пришлось сменить тон:
– Да что ж, господин. Где это видно, чтобы дела такие были дозволены Аллахом? Знаю я двоих, что способны на подобное, но нет их здесь.
– Хочешь увидеть третьего? Дай лук. – Стражник заухмылялся недоверчиво, посмотрел на Керима. Ворона, прыгавшая по реденькой весенней травке, была плохой целью. Да и не дело это – оружие давать разным проходимцам. Но казначей грозно сдвинул брови, и сомнения сами собой улетучились. Стражник натянул тетиву и протянул лук гебру.
– Да будет благословенна рука ваша, господин. – Рошан выстрелил, почти не целясь. Ворона каркнула, вспорхнула и, сделав круг над стеной приземлилась почти на то же место.
– Дэвья пропасть, – поморщился Рошан. – Еще стрелу, уважаемый.
Стражник ошалело протянул колчан. Неудачный выстрел? Аллах всемогущий! А перья, что от хвоста полетели – привиделись они ему, что ли?!
На второй раз Рошан целился тщательней. Тенькнула тетива, и птица закувыркалась в траве. Стражник присел от удивления:
– Аллах велик! Вы из купцов-то сами будете?.. Ну, коль дела ваши сделаются бедственны, приходите к Сабиху. Скажете, Басир словечко замолвил. Он-то меня хорошо знает, Сабих ибн Васим!..
Рошан неодобрительно покосился на стражника:
– Зачем позоришь, уважаемый? Чтоб я мастерки охранял да камни, как ты?
Стражник поперхнулся. Когда казначей и гебр уходили от стены, Керим пробормотал:
– Послушай, Рошан. Ходят слухи, будто у огнепоклонников есть могущественные жрецы – маги. Не из них ли ты будешь?
– Не из них, – гебр поскучнел. – Из магов меня уволили. За пьянство и разврат.
Возвращаться от городских ворот оказалось тяжело. Тут бы в квартал горшечников свернуть, потом по мосту – и к дворцу. Но так всегда бывает: привяжется бестолковщина хуже репейника. Что потом ни делай, всё испортишь.
Пути-дорожки вывели Рошана и Керима на базар. День торговый только начинался. Купцы продирали глаза, менялы смотрели хмуро и неприязненно, пытаясь предугадать все опасности и страхи предстоящего дня. Кто пил кофе с кориандром, кто сплетничал. Самые торопыги уже открыли торговлю. Над площадью неслось:
– К нам, к нам, уважаемый! От изюма, урюка силой полнится брюхо!
– Бастурма, плов, лаваш – кушай, драгоценный наш!
– Кувшин, горшок – ай, хорошо! Купи, уважаемый, блюдо – вовек тебя не забуду!
– Эй, красавица: перстеньки, платки, браслеты – заходи, понравится! Видишь то, видишь это? Выбирай, красавица!
Уж на что Керим человек привычный, а и его проняло. Тут приценился, там поторговался. Ни за чем, просто из любви к искусству. И пошло-поехало: глаза разбегаются, уши врастопырку, нос в чайхане.
– Эй, уважаемый! С тебя завтрак, – напомнил Рошан.
– Аллах побрал бы твою памятливость. Идем! Я знаю одно местечко.
– К дэвам местечки. Туда пойдем, слышишь?
Чайхана словно ждала того. Вынырнула из-за угла, красуется: вот она я! По беленым стенам арабески; над дверью изречение из Корана вязью – золотой рика, не иначе. И дух – сытный, жаркий. Мясной, просяной.
Не сговариваясь, путники свернули в гостеприимный хан. Хозяин обрадовался. Почин в любом деле важен, а уж в торговом – сам Аллах велел раннего гостя привечать.
– Заходите, уважаемые, заходите! Первыми будете. Лучшие места, лучший чай.
Рошан и Керим вошли, уселись на помосте среди подушек и одеял. Ноздри щекотал одуряющий аромат сушеных трав. Свет из окна дрожал на дастархане расплывчатым пятном. Жар очага заставлял его колебаться, словно прозрачные волны пробегали по узорам ковра.
Появился чайханщик, неся чашки и горшок с дымящейся лапшой. Ароматы перца, сельдерея, баранины заполнили чайхану. В животе гебра забурчало.
– Кушайте, уважаемые, кушайте. Благословение Аллаха на вас!
Пиалы с простоквашей, лепешки, зелень. Рошан разорвал лепешку, протянул Кериму:
– Ешь, не тушуйся. Сегодня предстоит тяжелый день.
– Тяжелый? Не говори загадками, Рошан. Что за дело постигнет нас сегодня?
– Помнишь крестики на дверях? Как думаешь, для кого они?
Керим огляделся: не подслушивает ли кто? Но нет, не подслушивали. Чайханщик возился у котлов, а посетителей, кроме казначея и его спутника, не было.
– Ты сказал – для ассасинов. – Гебр помотал головой:
– Слушай. Сегодня Тимурташ нападет на город. Не спрашивай, откуда знаю! Сердцем чую.
– Да ну?!
– Ты ешь, ешь, Керим. Время у нас есть. Примерно до полудня.
Пока евнух таращил глаза, гебр принялся за простоквашу. По жаре простокваша шла отлично. Кувшин покрылся мелкими водяными капельками – дышал, сохраняя содержимое холодным.
– И значит…
Дверь отворилась. Вошли двое – в черных шерстяных джуббах с волчьей оторочкой, черных шальварах. Опасные люди, с ходу определил Рошан. Чалмы иначе намотаны, не как местные носят. И говор не местный.
– Эй, хозяин! Чаю нам! – загомонили они. – И другого принеси, чтоб быстро и не возиться. Сыру там, зелени… Да поживее, иначе кровь твоя станет нам дозволена!
Нет такого в заведении у Аллаха (велик он и славен!), чтобы кровь одного мусульманина стала дозволена другому. Но чайханщик засуетился, забегал. Чужаки, кто их разберет? Возьмут да зарежут.
– Что думаешь, скоро они? – спросил первый, усаживаясь.
– Аллах ведает, – ответил его спутник. – Хасан – продувная бестия. Я палец своего доверия в пасть его хитроумия не положу. Но Тимурташу можно.
– Тимурташ – это голова. И Бурзуки голова, но служить я предпочитаю Балаку.
– Балак далеко, и слово его бессильно. А что до меня…
– Не так далеко, как ты думаешь, джинн. Лучше бы тебе меня слушать. Тимурташ – парень не промах.
Такие вот непонятные разговоры они вели. При этом на Керима и Фарроха они обращали внимания столько же, сколько на сажу, что покрывала камни очага.
Голоса перешли на неразборчивый шепот. Чашка Керима дрогнула, выплескивая простоквашу. Евнух закашлялся.
– Тс-с-с! – одними губами произнес Рошан. И медленно – о-очень медленно – потянулся к посоху. К счастью, опасные гости не обратили на это внимания.
Керим вытер белые усы под носом. В глазах его прыгал страх. Когда кровь одного мусульманина бывает дозволена другому? Неужто началось?!
– Тихо, – приказал Рошан. – Сейчас неторопливо поднимаемся… неторопливо, я сказал! Жди, пока встану.
Он подобрал ноги под себя и завозился, словно курица на насесте. Лицо его исказилось мукой. Битая-перебитая спина, ломаные ноги… Всякий обычный человек, увидев, как Рошан встает, проникался горячей благодарностью к богу за то, что с его спиной и ногами всё в порядке.
Наконец Рошан поднялся.
– Эй, спасибо, дорогой, за трапезу, – бросил он хозяину. – Сколько с нас?
Хозяин топтался в дверях с двумя чайниками в руках:
– Аллах да осияет ваш путь! Вы создали почин, так что денег с вас не возьму.
– Видишь, Керим? Ты всё еще должен мне завтрак.
– Иблис ворожит этому кафиру, – сквозь зубы мотал казначей. – Доброму мусульманину бесплатный нож в брюхо дозволен. А этому…
Рошан вперевалку заковылял к выходу. Воины в джуббах провожали его недобрым взглядом.
– Стой! – опомнился первый. – Подозрительны что-то эти двое.
– Аллах с тобой. Сиди, пей чай.
– Какой чай! Эй, ты!.. – Он вскочил, хватая Рошана за рукав. – Что зубы скалишь? Тебе говорю!
– Вы меня с кем-то путаете, уважаемый, драться в чайхане непристойно. Это удел простолюдинов. А в тесноте, когда посохом не ударить – и вовсе глупо. – Рошан указал Кериму глазами, мол беги. Да побыстрее! Мысль была хороша. Керим засеменил к двери, она распахнулась. На пороге стояла Марьям:
– Рошан! Рошан! Аллах велик! Я нашла вас!..
Как она отыскала эту чайхану, откуда знала, что он окажется здесь, – великая тайна. Чужаки разъярились. Женщинам в местах, где отдыхают чины, делать нечего. Но до них ли было Марьям! Не обращая внимания на людей в джуббах, она кинулась к гебру. Затараторила:
– Рошан, там посланник! посланник! От Тимурташа, только ложный! И Иса… он пришел… Рошан, они схватят Хасана!
Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.
Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.
– Эй! Эй! – заорал старший. – Больно прыток! А кинжал в брюхо?
– Бей! Бей! Бей! – вступил второй.
Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.
– Это что еще? – нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…
…и перевел дыхание.
– Вот вы где, сыны ослицы! – новый гость грузно затопал к шпионам. – Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!
Рошан ворочался на парчовых покрывалах без сна. Дворец давил его, не давая вздохнуть спокойно. Всё здесь было слишком: слишком вязкое, слишком мягкое, слишком сладкое. Он подошел к окну и распахнул створки. В комнату ворвался свежий ветерок.
Стояла ранешняя рань. Нить белая, нить черная – все они еще одинаково серы. Дворец молчал, погруженный в дрему. Рошан лег животом на подоконник и высунулся наружу. Лицо омыло запахами ночного города: едва заметным ароматом весны, запахами соломы и шерсти. Звезда в небе подмигнула Рошану, и гебр подмигнул ей в ответ.
Интересная штука жизнь. Скажи кто-нибудь месяц назад, что он вернется на родину, Рошан посмеялся бы над этим. Что он забыл здесь? Старые могилы? Вырубленные розовые кусты под стеной где он тайком целовался с Нахлей? Развалины дома? Пустое. Манбидж – хороший город, но не лучше прочих. Да и мал он, этот городишко. Есть ведь Антиохия, Константинополь, Рим. Что искать здесь?
Оказалось, есть что искать. Воспоминания не тревожили Фарроха, но сам город внушил ему неожиданную симпатию. И люди понравились. Веселые, жизнерадостные, работящие. Халеб, Дамаск, Бухара – они прекрасны, спору нет. Но ведь настанет же когда-нибудь момент, и Рошану опротивеет базарная толчея, захочется тишины и покоя. Уютной спальни… например, во дворце. Кровати с балдахином, еды – не когда попало, а три раза в день. Бесед с мудрыми людьми: казначеем, судьей, начальником стражи.
Рошан рассмеялся. Если такой день и наступит, то, хвала Ормазду, не скоро. Побродяжим еще!
А во дворце он действительно засиделся. Не пойти ли прогуляться? Душа скучает по рванине и соломе, а живот – по базарной лапше. Чтоб жилы и хрящи, чтоб аромат фасоли и рейхана. И чтоб в ушах не унылая болтовня о шариате, которую так любит сутяга Бурхан, а живая человеческая речь. Со смехом и прибаутками, сальностями и простонародными словечками.
Хорошо!
Фаррох вытащил свой походный мешок и достал купеческое одеяние, его он добыл в Мосуле У одного скупщика краденого. Спрятать великана нелегко, приходится идти на хитрости. Фальшивая борода, чалма… нет, чалма настоящая. Голос, походку – всё придется менять.
Рошан знал тридцать разновидностей хромоты. Сутулиться и горбиться он умел четырнадцатью способами. Два из них вызывали у окружающих непреодолимый ужас. Эта пугающая сутулость составляла секрет мастеров драки; по ней они узнают друг друга.
Переодевшись, Фаррох отправился в город.
Чтобы выйти из дворца, следовало пройти через несколько охраняемых галерей. Маскировка могла сыграть дурную шутку, но Рошан хотел попрактиковаться – если вы несколько лет враждуете с ассасинами, волей-неволей приходится изучить их уловки.
Рошана ожидал сюрприз: у дверей перетаптывался казначей.
– Мир тебе… Рошан, – сказал он. Неуверенности в голосе почти не чувствовалась, но гебр ее поймал. Керим еще не привык к его обличьям.
– И тебе мир, Керим. Что-то не так с моей дверью?
– Воистину мир полон чудес. Смотри, Рошан, вчера этого знака не было. Откуда он взялся?
Гебр пригляделся к двери. На цветном орнаменте белел размашистый меловой крестик.
– А это… Ассасины балуются.
– Так, значит, в Манбидже есть ассасины?
– Успокойся. Раз Балак выгнал их из Халеба, должны же они где-то жить? В Антиохии, думаю, их еще больше.
Рошан достал из мешочка на поясе кусок мела и начертил такой же крест на соседней двери.
– Это собьет их с толку.
– Но здесь живу я!
– Ай, Керим, какие пустяки. Нас завтра, может, перережут всех, а ты кричишь: я! я! Нехорошо уважаемый. На держи, – он протянул мел. – Поставишь на каждой двери. И не вздумай стирать свой! – быстро предупредил он. – А то палкой по хребту.
Уныло сопя, толстяк пошел по коридору, отмечая двери. Рошану следовало верить, он уже успел изобличить одного шпиона из стражников, верой и правдой служивших Хасану. Вся слава досталась Сабиху, но Керим-то знал правду.
– Ты опять в город?
– Да. Из всех калифов, о которых я слышал, Гарун аль Рашид был наилучшим. Пойду его стопами. Составишь мне компанию, Керим?
– Пожалуй.
– Очень славно, очень хорошо! Да, и помнишь вчерашнюю игру? С тебя завтрак.
Совершенно не скрываясь, Рошан и Керим спустились в галерею. Крадущийся человек вызывает подозрения. И наоборот: люди с озабоченными лицами, хмурые и важные, находятся на своем месте. Стражники проводили «гарунов» сонными взглядами.
Когда дворец и дворцовый сад остались позади, Рошан поинтересовался:
– Скажи, что ты думаешь об Исе?
– Аллах накажет меня, если я отзовусь плохо о брате своего господина.
– Брось, Керим. Ночные прогулки Исы не идут у меня из головы. Слишком уж просто Тимурташ говорил о том, чтобы захватить правителя. У него полно шпионов в Манбидже.
– Сабих утроил караулы у ворот, Рошан, – напомнил евнух. – Что еще похвально в твоих глазах. Даже мышь не проскочит в Манбидж, не имея на то дозволения Сабиха ибн Васима и моего собственного.
– Это меня и беспокоит. В городе стало подозрительно мало мышей. А вот разных проходимцев – дэвья пропасть.
И минувшие дни Рошан хорошо потрудился. По его совету Хасан отправил всех каменщиков восстанавливать стены, а стражники у ворот хватали без разбору всех подозрительных, выискивая шпионов. Ночные посиделки с шахматами и вином запретили, к Исе приставили шпионов.
Но только без толку всё это. Пока Хасан не признал, что бросил вызов самому Балаку, город не защитить. Стены чинят? А что в них проку, если нельзяломать трущобы под стенами? Начнись штурм, и Балаку не потребуются приставные лестницы, его воины смогут прыгать на стены с крыш домов. Усиленные караулы на воротах? Это лишь повод кое-кому набить карманы. Мышь-то не проскочит, ей платить нечем, зато шпионы – с легкостью.
Рошан поморщился: Хасан не принимает брата всерьез. Привык, что тот с детства плетется в хвосте и тянется изо всех сил за братцем, туфли роняет. Тяжело поверить, что тот, кого с детства знали как тетеху и неудачника, готовит дворцовый переворот.
Гостей ждать недолго. Разведчики обнаружили лагерь Тимурташа. Юный эмир привел с собой не менее двухсот человек, захватить Манбидж с такими силами нечего и мечтать. Но пробраться под покровом ночи, открыть ворота – это нетрудно.
А значит, что? Правильно. Жди какой-нибудь подлости.
– Пойдем к стене, – предложил Рошан. – Посмотрим, как идут работы.
– Дело нужное, – согласился его спутник. – Пойдем.
Затея со стеной Кериму ужасно нравилась. Едва узнав о планах защиты города, он перекупил все подряды на строительство. Расходы на камень, плата рабочим, снабжение пищей и инструментами – всё оказалось в ведении евнуха. Рошан согласился скрепя сердце: воровство не отменишь. На строительстве, так или иначе, кто-то заработает деньги. Пусть уж лучше это будет Керим. Знакомый дэв лучше незнакомого шайтана.
Несмотря на ранний час, каменщики уже трудились. Керим хоть и воровал, но дело поставил на совесть. Стена росла споро. Правда, не так споро, как хотелось.
– Ты думаешь, успеем? – спросил Керим.
– Вряд ли. Видишь дома внизу? – он показал на хибары, что прижимались к стене. – Оттуда лучников расстреливать – легче легкого. Да и с крыш на стену прыгать хорошо.
– Не понимаю, Рошан. Зачем же мы делаем бессмысленное?
– Балак не станет штурмовать город. Зачем ему? Он уверен, что Манбидж беззащитен. Проще сломать стену и войти в пролом. А где ломать стену легче всего? Понимаешь?
Керим не понимал, но на всякий случай кивнул:
– Аллах наградил тебя проницательностью, кафир. Конечно же, ломать стену лучше по свежей кладке.
Гебр уже не слушал. Подойдя к одному из стражников, надзиравших за строительством, он поинтересовался:
– А что, разбойники под стенами частенько ходят?
Стражник заступил на пост недавно. Он успел заскучать, но не настолько, чтобы преисполниться ненавистью к зевакам. Кроме того, незнакомец пришел с Керимом, которого на работах хорошо знали. Поэтому ответ прозвучал почти ласково:
– Тебе что за дело, торгаш? Боишься, что яйца отстрелят?
Рошан не обиделся:
– Ставлю динар против твоих яиц, что вон ту ворону внизу ты из лука не возьмешь.
Стражник хмыкнул: не дать ли по шее малалохольному? Но к спорщикам подошел Керим, и пришлось сменить тон:
– Да что ж, господин. Где это видно, чтобы дела такие были дозволены Аллахом? Знаю я двоих, что способны на подобное, но нет их здесь.
– Хочешь увидеть третьего? Дай лук. – Стражник заухмылялся недоверчиво, посмотрел на Керима. Ворона, прыгавшая по реденькой весенней травке, была плохой целью. Да и не дело это – оружие давать разным проходимцам. Но казначей грозно сдвинул брови, и сомнения сами собой улетучились. Стражник натянул тетиву и протянул лук гебру.
– Да будет благословенна рука ваша, господин. – Рошан выстрелил, почти не целясь. Ворона каркнула, вспорхнула и, сделав круг над стеной приземлилась почти на то же место.
– Дэвья пропасть, – поморщился Рошан. – Еще стрелу, уважаемый.
Стражник ошалело протянул колчан. Неудачный выстрел? Аллах всемогущий! А перья, что от хвоста полетели – привиделись они ему, что ли?!
На второй раз Рошан целился тщательней. Тенькнула тетива, и птица закувыркалась в траве. Стражник присел от удивления:
– Аллах велик! Вы из купцов-то сами будете?.. Ну, коль дела ваши сделаются бедственны, приходите к Сабиху. Скажете, Басир словечко замолвил. Он-то меня хорошо знает, Сабих ибн Васим!..
Рошан неодобрительно покосился на стражника:
– Зачем позоришь, уважаемый? Чтоб я мастерки охранял да камни, как ты?
Стражник поперхнулся. Когда казначей и гебр уходили от стены, Керим пробормотал:
– Послушай, Рошан. Ходят слухи, будто у огнепоклонников есть могущественные жрецы – маги. Не из них ли ты будешь?
– Не из них, – гебр поскучнел. – Из магов меня уволили. За пьянство и разврат.
Возвращаться от городских ворот оказалось тяжело. Тут бы в квартал горшечников свернуть, потом по мосту – и к дворцу. Но так всегда бывает: привяжется бестолковщина хуже репейника. Что потом ни делай, всё испортишь.
Пути-дорожки вывели Рошана и Керима на базар. День торговый только начинался. Купцы продирали глаза, менялы смотрели хмуро и неприязненно, пытаясь предугадать все опасности и страхи предстоящего дня. Кто пил кофе с кориандром, кто сплетничал. Самые торопыги уже открыли торговлю. Над площадью неслось:
– К нам, к нам, уважаемый! От изюма, урюка силой полнится брюхо!
– Бастурма, плов, лаваш – кушай, драгоценный наш!
– Кувшин, горшок – ай, хорошо! Купи, уважаемый, блюдо – вовек тебя не забуду!
– Эй, красавица: перстеньки, платки, браслеты – заходи, понравится! Видишь то, видишь это? Выбирай, красавица!
Уж на что Керим человек привычный, а и его проняло. Тут приценился, там поторговался. Ни за чем, просто из любви к искусству. И пошло-поехало: глаза разбегаются, уши врастопырку, нос в чайхане.
– Эй, уважаемый! С тебя завтрак, – напомнил Рошан.
– Аллах побрал бы твою памятливость. Идем! Я знаю одно местечко.
– К дэвам местечки. Туда пойдем, слышишь?
Чайхана словно ждала того. Вынырнула из-за угла, красуется: вот она я! По беленым стенам арабески; над дверью изречение из Корана вязью – золотой рика, не иначе. И дух – сытный, жаркий. Мясной, просяной.
Не сговариваясь, путники свернули в гостеприимный хан. Хозяин обрадовался. Почин в любом деле важен, а уж в торговом – сам Аллах велел раннего гостя привечать.
– Заходите, уважаемые, заходите! Первыми будете. Лучшие места, лучший чай.
Рошан и Керим вошли, уселись на помосте среди подушек и одеял. Ноздри щекотал одуряющий аромат сушеных трав. Свет из окна дрожал на дастархане расплывчатым пятном. Жар очага заставлял его колебаться, словно прозрачные волны пробегали по узорам ковра.
Появился чайханщик, неся чашки и горшок с дымящейся лапшой. Ароматы перца, сельдерея, баранины заполнили чайхану. В животе гебра забурчало.
– Кушайте, уважаемые, кушайте. Благословение Аллаха на вас!
Пиалы с простоквашей, лепешки, зелень. Рошан разорвал лепешку, протянул Кериму:
– Ешь, не тушуйся. Сегодня предстоит тяжелый день.
– Тяжелый? Не говори загадками, Рошан. Что за дело постигнет нас сегодня?
– Помнишь крестики на дверях? Как думаешь, для кого они?
Керим огляделся: не подслушивает ли кто? Но нет, не подслушивали. Чайханщик возился у котлов, а посетителей, кроме казначея и его спутника, не было.
– Ты сказал – для ассасинов. – Гебр помотал головой:
– Слушай. Сегодня Тимурташ нападет на город. Не спрашивай, откуда знаю! Сердцем чую.
– Да ну?!
– Ты ешь, ешь, Керим. Время у нас есть. Примерно до полудня.
Пока евнух таращил глаза, гебр принялся за простоквашу. По жаре простокваша шла отлично. Кувшин покрылся мелкими водяными капельками – дышал, сохраняя содержимое холодным.
– И значит…
Дверь отворилась. Вошли двое – в черных шерстяных джуббах с волчьей оторочкой, черных шальварах. Опасные люди, с ходу определил Рошан. Чалмы иначе намотаны, не как местные носят. И говор не местный.
– Эй, хозяин! Чаю нам! – загомонили они. – И другого принеси, чтоб быстро и не возиться. Сыру там, зелени… Да поживее, иначе кровь твоя станет нам дозволена!
Нет такого в заведении у Аллаха (велик он и славен!), чтобы кровь одного мусульманина стала дозволена другому. Но чайханщик засуетился, забегал. Чужаки, кто их разберет? Возьмут да зарежут.
– Что думаешь, скоро они? – спросил первый, усаживаясь.
– Аллах ведает, – ответил его спутник. – Хасан – продувная бестия. Я палец своего доверия в пасть его хитроумия не положу. Но Тимурташу можно.
– Тимурташ – это голова. И Бурзуки голова, но служить я предпочитаю Балаку.
– Балак далеко, и слово его бессильно. А что до меня…
– Не так далеко, как ты думаешь, джинн. Лучше бы тебе меня слушать. Тимурташ – парень не промах.
Такие вот непонятные разговоры они вели. При этом на Керима и Фарроха они обращали внимания столько же, сколько на сажу, что покрывала камни очага.
Голоса перешли на неразборчивый шепот. Чашка Керима дрогнула, выплескивая простоквашу. Евнух закашлялся.
– Тс-с-с! – одними губами произнес Рошан. И медленно – о-очень медленно – потянулся к посоху. К счастью, опасные гости не обратили на это внимания.
Керим вытер белые усы под носом. В глазах его прыгал страх. Когда кровь одного мусульманина бывает дозволена другому? Неужто началось?!
– Тихо, – приказал Рошан. – Сейчас неторопливо поднимаемся… неторопливо, я сказал! Жди, пока встану.
Он подобрал ноги под себя и завозился, словно курица на насесте. Лицо его исказилось мукой. Битая-перебитая спина, ломаные ноги… Всякий обычный человек, увидев, как Рошан встает, проникался горячей благодарностью к богу за то, что с его спиной и ногами всё в порядке.
Наконец Рошан поднялся.
– Эй, спасибо, дорогой, за трапезу, – бросил он хозяину. – Сколько с нас?
Хозяин топтался в дверях с двумя чайниками в руках:
– Аллах да осияет ваш путь! Вы создали почин, так что денег с вас не возьму.
– Видишь, Керим? Ты всё еще должен мне завтрак.
– Иблис ворожит этому кафиру, – сквозь зубы мотал казначей. – Доброму мусульманину бесплатный нож в брюхо дозволен. А этому…
Рошан вперевалку заковылял к выходу. Воины в джуббах провожали его недобрым взглядом.
– Стой! – опомнился первый. – Подозрительны что-то эти двое.
– Аллах с тобой. Сиди, пей чай.
– Какой чай! Эй, ты!.. – Он вскочил, хватая Рошана за рукав. – Что зубы скалишь? Тебе говорю!
– Вы меня с кем-то путаете, уважаемый, драться в чайхане непристойно. Это удел простолюдинов. А в тесноте, когда посохом не ударить – и вовсе глупо. – Рошан указал Кериму глазами, мол беги. Да побыстрее! Мысль была хороша. Керим засеменил к двери, она распахнулась. На пороге стояла Марьям:
– Рошан! Рошан! Аллах велик! Я нашла вас!..
Как она отыскала эту чайхану, откуда знала, что он окажется здесь, – великая тайна. Чужаки разъярились. Женщинам в местах, где отдыхают чины, делать нечего. Но до них ли было Марьям! Не обращая внимания на людей в джуббах, она кинулась к гебру. Затараторила:
– Рошан, там посланник! посланник! От Тимурташа, только ложный! И Иса… он пришел… Рошан, они схватят Хасана!
Лучше бы она пнула гнездо шершней. Чужаки одновременно вскочили с мест. Блеснули ножи.
Ни бить посохом, ни уворачиваться времени не осталось. Жалобно пискнула Марьям, когда гебр задвинул ее себе за спину.
– Эй! Эй! – заорал старший. – Больно прыток! А кинжал в брюхо?
– Бей! Бей! Бей! – вступил второй.
Керим бросился к двери. Та вновь распахнулась: на пороге стоял еще один чужак в приметной джуббе. Закатив глаза, евнух сполз на пол.
– Это что еще? – нахмурился вошедший. Окинув взглядом духан, он властно шагнул вперед. Рошан перехватил посох поудобнее, примерился…
…и перевел дыхание.
– Вот вы где, сыны ослицы! – новый гость грузно затопал к шпионам. – Оголодали, шайтаново семя? Пловика по-манбиджски захотелось? А ну встать!!