Страница:
Томас заорал что-то и дернулся влево, заслоняя меня от Лары. Одновременно с этим я потянулся к заткнутому у него за пояс сзади пистолету. Судя по рукоятке, пистолет был полуавтоматический – возможно, одна из этих модных немецких игрушек, которые столь же миниатюрны, сколь смертоносны. Я успел схватиться за нее и наверняка дал бы достойный отпор Ларе, когда бы не чертовы Томасовы джинсы в обтяжку: пистолет застрял и отказался вылезать. В итоге я потерял равновесие и плюхнулся на бок. В общем, все, чего я добился в результате этого столь хитроумно задуманного маневра, – это ободрал подушечки пальцев да еще получил возможность без помех наблюдать изготовившуюся к стрельбе Лару Рейт.
Я услышал хлопок выстрела, потом жужжание пули. За первым выстрелом на протяжении двух или трех секунд последовало еще несколько. Две пули с омерзительным стуком ударили в Томаса – одна в ногу, вторая в грудь.
Одновременно с этим Томас швырнул в Лару маленькой связкой ключей, и это, возможно, спасло мне жизнь. Она отбила их стволом пистолета – того, что был нацелен на меня, – и подарила мне бесценное мгновение, которого хватило на то, чтобы выхватить жезл и выпустить в нее панический разряд. Мне было не до точности: даже с фокусирующим мою волю жезлом струя пламени вместо тоненького луча вышла конусом футов тридцати в поперечнике.
И звук вышел соответствующий – настоящий удар грома, разорвавший ночную тишину. Конечно, Лара Рейт обладала реакцией, которая, к сожалению, отличает почти всех представителей вампирского племени, и вовремя отпрянула в сторону. В движении она разрядила в меня оба пистолета на манер героев гонконгских боевиков. Однако же сверхъестественных навыков Лары оказалось явно недостаточно, чтобы справиться с внезапностью, натиском, огненным шквалом – и с туфлями на шпильках. Будь благословенна индустрия моды и слепая удача, хранящая дураков и чародеев: она промахнулась.
Я встряхнул браслет-оберег и усилием воли выстроил перед собой невидимую, но непробиваемую стену. Несколько последних выпущенных Ларой пуль ударили уже в нее, осветив ночь бело-голубыми вспышками возмущенной энергии. Не убирая барьера, я изготовил жезл к новому разряду и угрожающе повернулся к Ларе.
Вампирша скользнула в тень между ближайшим к нам зданием и парой больших цистерн и скрылась из вида.
Чуть развернув щит в сторону, куда скрылась Лара, я склонился над Томасом.
– Томас, – прошипел я. – Томас, вы как?
Он ответил не сразу, а когда заговорил, голос его звучал совсем слабо.
– Не знаю. Больно.
– В вас залепили две пули. Еще бы не болело. – Взглядом я продолжал шарить по окружавшей нас темноте, обострив чувства как только мог. – Идти сможете?
– Не знаю, – прохрипел он. – Дышать трудно. И ноги не чувствую.
Я скосил глаза в его сторону – на секунду, не больше. Черная Томасова футболка на боку прилипла к телу. Попадание в легкое – в лучшем случае. Если пуля зацепила крупный кровеносный сосуд, дело дрянь, вампир он или нет. Конечно, порождения Белой Коллегии живучи как черт-те что и все же в некоторых отношениях столь же уязвимы, сколь и служащие им пищей люди. Он может очень быстро оправиться от ранения – я видел, как сломанные ребра срастались у него в считанные часы, – но если он истечет кровью из перебитой артерии, он умрет, как любой другой.
– Вы, главное, не шевелитесь, – посоветовал я. – Сидите неподвижно, пока мы не поймем, где она.
– Это ее выманит, – прохрипел Томас. – Классический прием с подсадной уткой.
– Дайте мне свой пистолет, – сказал я.
– Зачем?
– Чтобы в следующий раз, когда вы начнете вешать мне лапшу на уши, я прострелил вашу хитроумную задницу.
Он сделал попытку засмеяться, но тут же зашелся болезненным, клокочущим кашлем.
– Черт, – буркнул я и склонился над ним. Отложив жезл, я подсунул правую руку ему под плечи и усадил спиной к моему колену, чтобы он по возможности находился в вертикальном положении.
– Вы бы лучше уходили. Я перебьюсь.
– Да заткнетесь вы или нет? – рявкнул я. Свободной рукой я попытался ощупать раны, но я не врач. Я нащупал дырку в груди, из которой продолжала сочиться кровь. Края раны изрядно припухли.
– Ясно, – сказал я ему. – Дрянь рана. Вот. – Я поднял его правую руку и крепко прижал к ране. – Держите руку вот так, приятель. Не ослабляйте давления. У меня не получится зажимать ее и тащить вас одновременно.
– Даже в голову не берите меня тащить, – прохрипел он. – Не будьте идиотом. Она убьет нас обоих.
– Я могу не убирать щит, – возразил я.
– От щита мало проку, если вы не сможете отстреливаться. Уходите, вызовите полицию, потом вернетесь за мной.
– Вы несете пьяный бред, – заявил я.
Оставь я его одного – и Лара наверняка его прикончит. Я закинул его левую руку себе на плечо и рывком вздернул на ноги. Он оказался не таким тяжелым, как я ожидал, но это движение не могло не причинить ему боли. И причинило – судя по тому, как перехватило у него дыхание.
– Ну же рявкнул я. – У вас одна нога здоровая. Помогите же мне.
Голос его понизился до глухого, призрачного какого-то голоса, почти шепота.
– Идите. Я не могу.
– Еще как можете. Заткнитесь и помогите мне.
И я максимально быстро двинулся к главному выезду из промзоны. Браслет-оберег я держал под напряжением, сохраняя прикрывавший нас со всех сторон щит. Конечно, мощностью он уступал направленному, выстроенному с одной стороны, но я не мог смотреть во все стороны одновременно, а умный противник никогда не упустит возможности выстрелить сзади.
Должно быть, оставайся еще у Томаса силы, он орал бы во всю глотку. Минуты через две лицо его сделалось белым как полотно – то есть, я хочу сказать, он побледнел даже больше обычного. Кожа у него и так светлее некуда, но сейчас она приобрела пепельный оттенок, будто у покойника, а под глазами обозначились синяки. Даже так он ухитрялся помогать мне. Не то чтобы очень уж, но достаточно для того, чтобы я тащил его, почти не оступаясь.
Я уже начал надеяться на то, что нам удастся благополучно добраться до студии, когда услышал шаги, и из-за угла перед нами выбежала женщина. Светлая кожа отчетливо выделялась в темноте.
Я чертыхнулся, подкачал в щит еще немного воли и, пригнувшись, довольно бесцеремонно плюхнул Томаса на землю. Пошарив рукой у него по поясу, я нащупал пистолет и выдернул его наконец. Большим пальцем взвел курок, прицелился и нажал на спуск.
– Нет! – прохрипел Томас в самое последнее мгновение и толкнул меня плечом, сбив прицел. Рявкнул выстрел, пуля высекла искры из асфальта. В отчаянии я снова поднял пистолет, прекрасно понимая, что это лишено смысла. Если я и мог застать Лару Рейт врасплох первым выстрелом, шансов на то, что я одолею ее в прямом поединке, не было вовсе.
Но это оказалась не Лара. Инари остановилась на мостовой в нескольких футах от меня, широко распахнув глаза и открыв рот.
– Господи! – воскликнула она. – Томас! Что случилось? Что вы с ним сделали?
– Ничего! – отрезал я. – Он ранен. Бога ради, да помогите же мне.
Мгновение она колебалась, потом бросилась к Томасу.
– О Боже! Он весь в крови! Он истекает кровью!
Я сунул жезл ей в руки.
– Подержите, – рявкнул я.
– Что вы с ним сделали? – не унималась она. По лицу ее струились слезы. – О, Томас.
Мне хотелось визжать от досады, но я упрямо вглядывался во все места, где могла прятаться Лара. Инстинкты заливались пожарными сиренами, предупреждая о ее приближении; на самом деле мне ничего так не хотелось, как просто удрать.
– Да сказал же я: ничего! Идите лучше вперед, откройте и подержите дверь. Нам нужно вернуться в дом и вызвать «скорую».
Я нагнулся, чтобы снова поднять Томаса.
Инари Рейт пронзительно взвизгнула и, держа мой жезл обеими руками, огрела им меня по затылку с такой силой, что тот сломался пополам. В глазах вспыхнули яркие звезды; я даже не почувствовал боли, когда ткнулся мордой в асфальт.
Минуту или две все в моей голове путалось. Первое, что я услышал, когда смог наконец шевелиться, было всхлипывание Инари:
– Лара, я не знаю, что случилось. Он пытался меня застрелить, а Томас без сознания, может, мертвый уже.
Я услышал шаги.
– Дай мне пистолет, – произнес голос Лары.
– Что же теперь делать? – спросила Инари. Она продолжала плакать.
Лара передернула затвор пистолета, проверяя патронник.
– Иди в дом, – сказала она. Голос ее звучал все так же твердо и уверенно. – Вызови «скорую» и полицию. Ну!
Инари выпрямилась и бегом бросилась в темноту, оставив нас с Томасом наедине с женщиной, которая уже почти убила его. Я сделал попытку встать, но это оказалось делом слишком сложным. Все завертелось вокруг в бешеном хороводе.
Мне удалось-таки приподняться на колене, когда противный, липкий холод волной накатил на меня со спины.
Три вампира из Черной Коллегии не предупреждали о своем появлении. Они просто появились, словно соткавшись из теней.
Одного из них я уже знал: одноухого типа, которого я так удачно окатил святой водой из пистолета. По обе стороны от него стояли еще двое чуваков из Черных – оба мужского пола, оба в саванах, оба подросткового телосложения. Они пробыли живыми трупами не слишком долго: кожа на руках сохранила еще кое-где более или менее натуральный цвет, да и лица не до конца превратились еще в черепа. Ногти у них, конечно, были длинные, грязные. На лицах, на горле запеклась кровь. Глаза более всего напоминали подернутые черной ряской загнившие лужи.
Инари испустила визг, которому позавидовал бы иной ужастик, и отпрянула назад, к Ларе. Лара со свистом втянула воздух сквозь зубы и, медленно поворачиваясь на каблуках, чтобы постоянно видеть нападавших вампиров, изготовилась к стрельбе.
– Ну и ну, – прошипел одноухий вампир. – Надо же, какая удача! Чародей и трое Белых разом. Это обещает быть занятным.
Тут я ощутил еще одну, более сильную волну гнусной, убийственной магической энергии.
Мальоккьо. Оно нарастало снова, на порядок мощнее, чем прежде, – и я ощутил, как оно приближается ко мне. Голова еще гудела от удара, и я ничегошеньки не мог с этим поделать.
– Убейте их, – прошипел одноухий. – Убейте их всех! Вот видите? Все как я говорил.
Ситуация всегда может обернуться еще говеннее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Я услышал хлопок выстрела, потом жужжание пули. За первым выстрелом на протяжении двух или трех секунд последовало еще несколько. Две пули с омерзительным стуком ударили в Томаса – одна в ногу, вторая в грудь.
Одновременно с этим Томас швырнул в Лару маленькой связкой ключей, и это, возможно, спасло мне жизнь. Она отбила их стволом пистолета – того, что был нацелен на меня, – и подарила мне бесценное мгновение, которого хватило на то, чтобы выхватить жезл и выпустить в нее панический разряд. Мне было не до точности: даже с фокусирующим мою волю жезлом струя пламени вместо тоненького луча вышла конусом футов тридцати в поперечнике.
И звук вышел соответствующий – настоящий удар грома, разорвавший ночную тишину. Конечно, Лара Рейт обладала реакцией, которая, к сожалению, отличает почти всех представителей вампирского племени, и вовремя отпрянула в сторону. В движении она разрядила в меня оба пистолета на манер героев гонконгских боевиков. Однако же сверхъестественных навыков Лары оказалось явно недостаточно, чтобы справиться с внезапностью, натиском, огненным шквалом – и с туфлями на шпильках. Будь благословенна индустрия моды и слепая удача, хранящая дураков и чародеев: она промахнулась.
Я встряхнул браслет-оберег и усилием воли выстроил перед собой невидимую, но непробиваемую стену. Несколько последних выпущенных Ларой пуль ударили уже в нее, осветив ночь бело-голубыми вспышками возмущенной энергии. Не убирая барьера, я изготовил жезл к новому разряду и угрожающе повернулся к Ларе.
Вампирша скользнула в тень между ближайшим к нам зданием и парой больших цистерн и скрылась из вида.
Чуть развернув щит в сторону, куда скрылась Лара, я склонился над Томасом.
– Томас, – прошипел я. – Томас, вы как?
Он ответил не сразу, а когда заговорил, голос его звучал совсем слабо.
– Не знаю. Больно.
– В вас залепили две пули. Еще бы не болело. – Взглядом я продолжал шарить по окружавшей нас темноте, обострив чувства как только мог. – Идти сможете?
– Не знаю, – прохрипел он. – Дышать трудно. И ноги не чувствую.
Я скосил глаза в его сторону – на секунду, не больше. Черная Томасова футболка на боку прилипла к телу. Попадание в легкое – в лучшем случае. Если пуля зацепила крупный кровеносный сосуд, дело дрянь, вампир он или нет. Конечно, порождения Белой Коллегии живучи как черт-те что и все же в некоторых отношениях столь же уязвимы, сколь и служащие им пищей люди. Он может очень быстро оправиться от ранения – я видел, как сломанные ребра срастались у него в считанные часы, – но если он истечет кровью из перебитой артерии, он умрет, как любой другой.
– Вы, главное, не шевелитесь, – посоветовал я. – Сидите неподвижно, пока мы не поймем, где она.
– Это ее выманит, – прохрипел Томас. – Классический прием с подсадной уткой.
– Дайте мне свой пистолет, – сказал я.
– Зачем?
– Чтобы в следующий раз, когда вы начнете вешать мне лапшу на уши, я прострелил вашу хитроумную задницу.
Он сделал попытку засмеяться, но тут же зашелся болезненным, клокочущим кашлем.
– Черт, – буркнул я и склонился над ним. Отложив жезл, я подсунул правую руку ему под плечи и усадил спиной к моему колену, чтобы он по возможности находился в вертикальном положении.
– Вы бы лучше уходили. Я перебьюсь.
– Да заткнетесь вы или нет? – рявкнул я. Свободной рукой я попытался ощупать раны, но я не врач. Я нащупал дырку в груди, из которой продолжала сочиться кровь. Края раны изрядно припухли.
– Ясно, – сказал я ему. – Дрянь рана. Вот. – Я поднял его правую руку и крепко прижал к ране. – Держите руку вот так, приятель. Не ослабляйте давления. У меня не получится зажимать ее и тащить вас одновременно.
– Даже в голову не берите меня тащить, – прохрипел он. – Не будьте идиотом. Она убьет нас обоих.
– Я могу не убирать щит, – возразил я.
– От щита мало проку, если вы не сможете отстреливаться. Уходите, вызовите полицию, потом вернетесь за мной.
– Вы несете пьяный бред, – заявил я.
Оставь я его одного – и Лара наверняка его прикончит. Я закинул его левую руку себе на плечо и рывком вздернул на ноги. Он оказался не таким тяжелым, как я ожидал, но это движение не могло не причинить ему боли. И причинило – судя по тому, как перехватило у него дыхание.
– Ну же рявкнул я. – У вас одна нога здоровая. Помогите же мне.
Голос его понизился до глухого, призрачного какого-то голоса, почти шепота.
– Идите. Я не могу.
– Еще как можете. Заткнитесь и помогите мне.
И я максимально быстро двинулся к главному выезду из промзоны. Браслет-оберег я держал под напряжением, сохраняя прикрывавший нас со всех сторон щит. Конечно, мощностью он уступал направленному, выстроенному с одной стороны, но я не мог смотреть во все стороны одновременно, а умный противник никогда не упустит возможности выстрелить сзади.
Должно быть, оставайся еще у Томаса силы, он орал бы во всю глотку. Минуты через две лицо его сделалось белым как полотно – то есть, я хочу сказать, он побледнел даже больше обычного. Кожа у него и так светлее некуда, но сейчас она приобрела пепельный оттенок, будто у покойника, а под глазами обозначились синяки. Даже так он ухитрялся помогать мне. Не то чтобы очень уж, но достаточно для того, чтобы я тащил его, почти не оступаясь.
Я уже начал надеяться на то, что нам удастся благополучно добраться до студии, когда услышал шаги, и из-за угла перед нами выбежала женщина. Светлая кожа отчетливо выделялась в темноте.
Я чертыхнулся, подкачал в щит еще немного воли и, пригнувшись, довольно бесцеремонно плюхнул Томаса на землю. Пошарив рукой у него по поясу, я нащупал пистолет и выдернул его наконец. Большим пальцем взвел курок, прицелился и нажал на спуск.
– Нет! – прохрипел Томас в самое последнее мгновение и толкнул меня плечом, сбив прицел. Рявкнул выстрел, пуля высекла искры из асфальта. В отчаянии я снова поднял пистолет, прекрасно понимая, что это лишено смысла. Если я и мог застать Лару Рейт врасплох первым выстрелом, шансов на то, что я одолею ее в прямом поединке, не было вовсе.
Но это оказалась не Лара. Инари остановилась на мостовой в нескольких футах от меня, широко распахнув глаза и открыв рот.
– Господи! – воскликнула она. – Томас! Что случилось? Что вы с ним сделали?
– Ничего! – отрезал я. – Он ранен. Бога ради, да помогите же мне.
Мгновение она колебалась, потом бросилась к Томасу.
– О Боже! Он весь в крови! Он истекает кровью!
Я сунул жезл ей в руки.
– Подержите, – рявкнул я.
– Что вы с ним сделали? – не унималась она. По лицу ее струились слезы. – О, Томас.
Мне хотелось визжать от досады, но я упрямо вглядывался во все места, где могла прятаться Лара. Инстинкты заливались пожарными сиренами, предупреждая о ее приближении; на самом деле мне ничего так не хотелось, как просто удрать.
– Да сказал же я: ничего! Идите лучше вперед, откройте и подержите дверь. Нам нужно вернуться в дом и вызвать «скорую».
Я нагнулся, чтобы снова поднять Томаса.
Инари Рейт пронзительно взвизгнула и, держа мой жезл обеими руками, огрела им меня по затылку с такой силой, что тот сломался пополам. В глазах вспыхнули яркие звезды; я даже не почувствовал боли, когда ткнулся мордой в асфальт.
Минуту или две все в моей голове путалось. Первое, что я услышал, когда смог наконец шевелиться, было всхлипывание Инари:
– Лара, я не знаю, что случилось. Он пытался меня застрелить, а Томас без сознания, может, мертвый уже.
Я услышал шаги.
– Дай мне пистолет, – произнес голос Лары.
– Что же теперь делать? – спросила Инари. Она продолжала плакать.
Лара передернула затвор пистолета, проверяя патронник.
– Иди в дом, – сказала она. Голос ее звучал все так же твердо и уверенно. – Вызови «скорую» и полицию. Ну!
Инари выпрямилась и бегом бросилась в темноту, оставив нас с Томасом наедине с женщиной, которая уже почти убила его. Я сделал попытку встать, но это оказалось делом слишком сложным. Все завертелось вокруг в бешеном хороводе.
Мне удалось-таки приподняться на колене, когда противный, липкий холод волной накатил на меня со спины.
Три вампира из Черной Коллегии не предупреждали о своем появлении. Они просто появились, словно соткавшись из теней.
Одного из них я уже знал: одноухого типа, которого я так удачно окатил святой водой из пистолета. По обе стороны от него стояли еще двое чуваков из Черных – оба мужского пола, оба в саванах, оба подросткового телосложения. Они пробыли живыми трупами не слишком долго: кожа на руках сохранила еще кое-где более или менее натуральный цвет, да и лица не до конца превратились еще в черепа. Ногти у них, конечно, были длинные, грязные. На лицах, на горле запеклась кровь. Глаза более всего напоминали подернутые черной ряской загнившие лужи.
Инари испустила визг, которому позавидовал бы иной ужастик, и отпрянула назад, к Ларе. Лара со свистом втянула воздух сквозь зубы и, медленно поворачиваясь на каблуках, чтобы постоянно видеть нападавших вампиров, изготовилась к стрельбе.
– Ну и ну, – прошипел одноухий вампир. – Надо же, какая удача! Чародей и трое Белых разом. Это обещает быть занятным.
Тут я ощутил еще одну, более сильную волну гнусной, убийственной магической энергии.
Мальоккьо. Оно нарастало снова, на порядок мощнее, чем прежде, – и я ощутил, как оно приближается ко мне. Голова еще гудела от удара, и я ничегошеньки не мог с этим поделать.
– Убейте их, – прошипел одноухий. – Убейте их всех! Вот видите? Все как я говорил.
Ситуация всегда может обернуться еще говеннее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Не могу сказать, чтобы в рукопашном бою я был совсем уж беспомощен, но и особо способным бойцом меня тоже не назовешь. Раз или два меня избивали до бесчувствия. Ну… если честно, гораздо чаще. И ничего такого невероятного в этом нет: большинство тварей, что отметелили меня, запросто уделали бы целую баскетбольную команду, а я, в конце концов, всего лишь смертный. Ну, с крепким загривком, что означает: хрупкостью я все-таки немного уступаю фарфоровой чашке.
Во всех этих случаях мне удалось выжить благодаря везению, помощи друзей и довольно-таки вредной во многих отношениях фее-крестной. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: рано или поздно удача отвернется от меня, и я окажусь в опасной ситуации в одиночку, на пределе своих сил. Тот вечер стал неплохим этому подтверждением.
Хорошо все-таки, что иногда я предусмотрительно заглядываю вперед.
Я коснулся рукой своей новой поясной пряжки с рельефным изображением медведя. Пряжку отлили из цельного серебра, а медведя я вырезал на ней сам. Я возился с этим несколько месяцев; не могу сказать, чтобы результат отличался особенной красотой или вдохновением, но художественная сторона волновала меня меньше всего.
Выражаясь словами Ревуна Леггорна, я просто старался подготовиться к такому вот ЧП.
Так вот, я коснулся пряжки левой рукой и прошептал:
– Fortius!
Энергия потоком хлынула в мое тело, растекаясь от живота во все стороны – горячая, живительная энергия, топливо для тела, ума, души. Она наполнила жизнью мои усталые мышцы, укрепила кости. Смятение, усталость, боль исчезли так же быстро, как тает тьма с восходом солнца.
И я бы не стал сводить всё к простому впрыску адреналина, хотя и это сыграло должную роль. Можете называть это «ци», или «ман», или любым другим из тысячи имеющихся для этого названий – это была настоящая магия, экстракт чистой жизненной энергии. Она вливалась в меня из емкости, которую я смастерил в серебряной пряжке. Сердце вдруг переполнилось возбуждением, а мысли – надеждой, уверенностью и нетерпеливым ожиданием, словно какая-то личная моя фонограмма воспроизводит «Оду к Радости» на стадионе, полном моих фанатов, и все они ждут моего выхода. Я с трудом удерживался, чтобы не запеть или не расхохотаться. Боль никуда не делась, но я словно стряхнул с плеч все последние удары и неприятности и сделался вдруг снова готовым к бою.
Даже в том, что касается магии, ничего не дается даром. Я знал, что боль еще одолеет меня. Но это все фигня: сейчас главное – выжить, а тревожиться из-за похмелья можно и потом.
– Лара, – сказал я. – Я понимаю, что в ваши планы входит типа убить меня, но с моей точки зрения ситуация изменилась.
Суккуб покосилась на вампиров, потом на Инари.
– Согласна, чародей.
– Перестроим ряды, чтобы вызволить девочку?
– Двигаться можешь?
Я оттолкнулся от земли и более или менее благополучно – с учетом обстоятельств – выпрямился. Лара стала спиной ко мне, стараясь держать в поле зрения всех трех вампиров. Те, в свою очередь, стояли не двигаясь и только голодный огонь в мертвых глазах позволял отличить их от обычных покойников.
– Ага. Вполне мобилен.
Лара бросила на меня взгляд через плечо, и глаза ее расширились от удивления.
– Впечатляюще. Что ж, перемирие?
Я утвердительно тряхнул подбородком.
– На двадцать четыре часа?
– Идет.
– Клево.
– Их лица! – всхлипнула Инари. – Какие у них лица! Боже, кто они такие?
Я удивленно покосился на перепуганную девочку, потом на Лару.
– Она что, не знает? Вы ей ни о чем таком не рассказывали?
Не спуская взгляда с ближнего к ней вампира, суккуб пожала плечами.
– У отца такая политика.
– Ну и сумасшедшая у вас семейка, Лара. Нет, правда. – Я подобрал с земли обломки своего жезла. Резьба по дереву сложностью не уступала наложенным на него заклятиям и требовала долгого времени и денег. За всю мою профессиональную практику мне пришлось раз пять или шесть мастерить себе новые жезлы, и каждый раз у меня уходило на это недели две, не меньше. Чертова девица сломала очередной, что меня огорчало до чертиков, зато продолжавшая бурлить во мне волна позитива подсказала положительную сторону: теперь в моем распоряжении оказалось две довольно-таки тяжелые деревяшки с острым зазубренным изломом. Я шагнул между Инари и ближайшим к нам вампиром и протянул ей одну из половинок.
– Держи, – сказал я. – Представится шанс – действуй, как Баффи.
Инари выпучила на меня глаза.
– Что? Вы что, шутите?
– Делай как сказано! – велела Лара, и в голосе ее зазвенела сталь. – Никаких вопросов, Инари!
Похоже, голос суккуба убедил девчонку. Она без промедления взяла у меня деревяшку, хотя испуг на лице у нее от этого не уменьшился.
Над головой продолжало клубиться невидимым вихрем проклятие, сдавливая мне виски, путая мысли. Я старался отстроиться от помех, сфокусироваться на проклятии, проследить, откуда и куда оно движется. Мне просто необходимо было понять, на кого оно нацелено, – от этого, в конце концов, зависел не только успех расследования, но и моя жизнь.
Проклятие было сложным, многоуровневым. Однако, как я уже говорил, я имею обыкновение держать при себе наготове кое-какие средства для борьбы с самыми разнообразными напастями. Я вытащил из-под рубахи амулет и позволил наконец озвучить тревожившую меня мысль:
– Чего это они стоят без движения?
– Может, советуются со своим господином? – предположила Лара.
– Терпеть не могу ждать, пока меня позовут бить по морде, – сообщил я – Не нанести ли нам удар первыми?
– Нет, – отрезала Лара. – Они нас боятся. Не шевелитесь. Это только спустит их с цепи, а время играет на нас.
Новая волна почти физически леденящего холода коснулась меня. Волосы встали дыбом. Проклятие готово было сработать, а я так и не знал, на кого оно нацелено. Я шарил взглядом по сторонам в поисках хоть каких-то физических проявлений.
– Я в этом не уверен, мисс Рейт.
Один из вампиров, меньший из тех двоих, что стояли рядом с одноухим, вдруг пошевелился. Взгляд его мертвых глаз уперся в меня, и он заговорил. Трудно представить себе, что звуки, издаваемые двумя разными мертвыми, иссохшими глотками могут отличаться друг от друга, но это так, уж поверьте мне на слово. Этот голос струился плавно и принадлежал вовсе не шевелившему губами вампиру. Этот голос был старше. Старше, холоднее, злобнее – и все же с едва уловимыми нотками женственности.
– Дрезден, – произнес этот голос. – И правая рука Рейта. Рейтов сын-бастард. И его ненаглядная младшенькая. Что ж, вечер удался.
– Привет, Мавра, – отозвался я. – Только тебе ведь все равно, так что прекрати-ка эти кукольные игры в «Носферату» и перейди к делу. У меня завтра хлопотный день, хотелось бы выспаться.
– Господи, Гарри, – послышался слабый хрип. Я оглянулся и увидел, что лежавший на земле Томас смотрит на меня широко открытыми глазами. Вид у него был похлеще самой смерти, взгляд с трудом удерживался на мне, но по крайней мере он проявлял признаки жизни. – Вы что, пьяны? Когда успели?
Я подмигнул ему:
– Такова сила позитивного мышления.
Вампир-марионетка зашипел, и голос его сделался глуше, более зловещим.
– Эта ночь многое уравновесит. Сделайте их, ребятки. Убейте всех.
Тут разом произошло много вещей.
Вампиры бросились на нас. Одноухий атаковал Лару, марионетка – меня, а третий устремился на Инари. Тот, что рвался ко мне, похоже, был не мастак драться, но и он передвигался с такой быстротой, что я едва отслеживал его перемещения, – впрочем, тело мое все еще звенело от инъекции позитивной энергии, и я ответил на его атаку так, словно это вступительные па хорошо знакомого мне танца. Я отступил на шаг в сторону, пропуская его мимо себя, и приемом, достойным Баффи, обрушил свою половинку бывшего жезла ему на загривок.
Возможно, на телеэкране это происходит и эффектнее. Зазубренная деревяшка вонзилась в вампира, но не думаю, чтобы она проткнула плащ – тем более чтобы она вонзилась ему в сердце. Однако удар лишил эту тварь равновесия, и она, пошатнувшись, пролетела куда-то дальше. Может, вампир все-таки получил какие-то травмы – он испустил пронзительный вопль, полный боли и ярости, от которого зазвенело в ушах.
Инари тоже взвизгнула и замахнулась своей деревяшкой; впрочем, Баффи из нее вышла не лучше, чем из меня. Вампир перехватил ее руку и, резко повернув, сломал запястье. Послышался противный хруст, Инари охнула и рухнула на колени. Вампир навалился на нее сверху, ощерив зубы (не клыки еще, как я успел машинально отметить, – просто обыкновенные пожелтелые, как и положено покойнику) и пытаясь впиться ими ей в горло и искупаться в луже крови.
И – словно этого было недостаточно – проклятие соткалось наконец полностью и с воем вынырнуло из ночи, целясь в Инари.
У меня оставались считанные секунды, чтобы спасти ей жизнь. Я ринулся на вампира, представил себе зависшую в дюйме от его зубов невидимую банку из-под пива и со всей силы врезал по этой воображаемой банке пяткой. Конечно, куда мне со своей силой тягаться со сверхсилой вампира. Однако даже вампир, способный с разбега пробиться сквозь кирпичную стену, весит ровно столько, сколько положено иссохшему трупу, – к тому же атака явно застала его врасплох. Удар получился что надо. Законы физики сработали на «отлично», и вампир со злобным шипением отлетел в сторону.
Левой рукой я схватил Инари за правую. Тут такая штука: энергия истекает из тела с правой его стороны. Левая же сторона энергию поглощает. Я напряг все свои чувства и ощутил, как пикирует на Инари сгусток темной энергии. Он ударил в нее мгновение спустя, но я успел подготовиться и усилием воли перехватил эту гадость прежде, чем она успела причинить ей зло.
Острая боль пронзила мою левую ладонь. Энергия оказалась холодной – нет, не просто холодной, ледяной. Она была скользкая, тошнотворная, словно вырвалась из какого-то огромного подземного моря. Стоило ей коснуться меня, как моя голова едва не взорвалась от непередаваемого ужаса. Энергия, сама магия, ее соткавшая, показались мне какими-то… неправильными. Изначально, насквозь, до ужаса неправильными.
С тех пор, как я занялся магическими делами, я полагал, что любая магия происходит от жизни, что питающая ее энергия сродни электричеству, или природному газу, или, там, урану – подобно им она заряжена пользой, добром, а уж применить ее можно по-разному. Нет, я искренне верил в то, что любая магия изначально положительна.
Я заблуждался.
Возможно, это справедливо по отношению к моей магии. Но та магия была совсем другой. Она имела единственную цель – разрушение. Сеять страх, боль, смерть. Я чувствовал, как энергия льется в меня из запястья Инари, и она причиняла мне такую боль, что я не нахожу слов… да что там слов, даже мыслей, способных передать ее. Она рвала меня изнутри, словно в поисках слабого места в моей обороне, она сгущалась во мне, словно готовясь к чему-то…
Я сопротивлялся ей. Все это заняло, должно быть, какую-то долю секунды, но мне стоило еще больших усилий вырвать эту черную энергию из себя и отшвырнуть в сторону. Я оказался сильнее. И все же, отбрасывая ее от себя, я внезапно ощутил приступ ужаса: мне показалось, что от меня что-то оторвалось, что короткое соприкосновение с этой гадостью пометило меня на всю жизнь.
Или изменило.
Я услышал собственный вопль – не от страха или злости, но от боли. Я выбросил правую руку в сторону, и невидимый клубок черной энергии, вырвавшись из нее, ударил в вампира, только-только поднявшегося на ноги и изготовившегося к новой атаке на меня. Он даже глазом не моргнул, из чего я заключил, что он этого проклятия не ощущал.
Тем большим сюрпризом для него стал предмет, обрушившийся на него прямо сверху. Все произошло почти мгновенно, быстрее, чем успел запечатлеть глаз: удар, короткий захлебнувшийся вопль – и вампир уже валяется на земле, распластавшись, словно пришпиленная к картонке бабочка. Только руки и ноги слабо подергивались еще некоторое время. Грудная клетка и ключицы у него были расплющены в хлам.
Цельнозамороженной индюшачьей тушей. Хорошей, футов на двадцать.
Птичка, должно быть, упала с пролетавшего в небе самолета, вне сомнения, притянутая на цель проклятием. К моменту приземления она набрала скорость пушечного ядра, да и твердостью ненамного ему уступала. Из расплющенной груди вампира торчали замороженные голяшки с концами, обернутыми веселенькой красной фольгой.
Вампир захрипел и дернулся еще раз.
Из индейки со звоном вывалился и скатился на землю будильник.
На миг все застыли, потрясенно глядя на это чудо. Что ни говорите, а зрелище дистанционно управляемого снаряда из замороженной индейки увидишь нечасто – даже если ты почти бессмертная тварь из Небывальщины.
– Следующим номером моей программы, – прохрипел я в наступившей потрясенной тишине, – будет наковальня.
И драка вспыхнула с новой силой.
Инари, стоя на коленях, кричала от боли. Лара Рейт подняла Томасов пистолетик и разрядила его в Одноухого. Почему-то она целилась ему в ноги. Я попытался было помочь ей, однако рукопашная с вампирами из Черной Коллегии отличается-таки от обычной драки, и мне не стоило об этом забывать.
Вампир, которого я оглушил в первые мгновения поединка, с размаху врезал мне кулаком по плечу. Удар пришелся по касательной, и мне удалось немного ослабить его, крутанувшись на пятках, но все же его силы хватило на то, чтобы сшибить меня с ног. Я больно ободрался о камни, однако это тревожило меня меньше всего. Ну, до поры до времени, конечно. Падение оглушило меня – на какую-то секунду, но все же оглушило.
Вампир перешагнул через меня и навалился на Инари. Костлявой рукой он бесцеремонно схватил ее за волосы и сунул лицом в асфальт, открыв шею. А потом пригнулся к ней.
– Прочь от нее! – зарычал Томас. Опираясь на здоровую ногу и руку, он привстал и схватил вампира за ногу. Рывок – и вампир полетел на землю. Впрочем, он тут же опомнился и, изогнувшись словно страдающая артритом змея, сцепился с Томасом.
Это была уже драка так драка – без всякого там сюсюканья, без правил. Черный вампир схватил Томаса за горло и попытался оторвать ему голову. Томас извернулся и дважды перекатился по земле, удерживая Черного за руки и не давая тому окончательно сомкнуть их у него на шее.
И тут Томас начал меняться.
По части драматизма это уступало, конечно, вампирам Красной Коллегии, под внешне обычной человеческой плотью которых таилось поистине демоническое обличье. Нет, все происходило гораздо скромнее. Вокруг него, казалось, соткался холодный ветер. Черты лица его сделались резче: скулы острее, глаза глубже, лицо худощавее. Кожа приобрела чуть глянцеватый лоск, засияв как жемчужина в лунном свете. Глаза тоже изменились. Зрачки сделались холодно-серебристого цвета, а потом и вовсе побелели.
Бросаясь вперед, он замысловато выругался – у него и голос изменился. Не сильно, но изменился: сделался более хищным, а главное, даже отдаленно не напоминал больше человеческий. Смертельно раненный Томас обрушился на Черных живым орудием убийства. Резким движением он оторвал руки вампира от своего горла, повернулся так, чтобы здоровая нога оказалась под вампиром, и метнул его в кирпичную стену ближнего здания.
Во всех этих случаях мне удалось выжить благодаря везению, помощи друзей и довольно-таки вредной во многих отношениях фее-крестной. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понимать: рано или поздно удача отвернется от меня, и я окажусь в опасной ситуации в одиночку, на пределе своих сил. Тот вечер стал неплохим этому подтверждением.
Хорошо все-таки, что иногда я предусмотрительно заглядываю вперед.
Я коснулся рукой своей новой поясной пряжки с рельефным изображением медведя. Пряжку отлили из цельного серебра, а медведя я вырезал на ней сам. Я возился с этим несколько месяцев; не могу сказать, чтобы результат отличался особенной красотой или вдохновением, но художественная сторона волновала меня меньше всего.
Выражаясь словами Ревуна Леггорна, я просто старался подготовиться к такому вот ЧП.
Так вот, я коснулся пряжки левой рукой и прошептал:
– Fortius!
Энергия потоком хлынула в мое тело, растекаясь от живота во все стороны – горячая, живительная энергия, топливо для тела, ума, души. Она наполнила жизнью мои усталые мышцы, укрепила кости. Смятение, усталость, боль исчезли так же быстро, как тает тьма с восходом солнца.
И я бы не стал сводить всё к простому впрыску адреналина, хотя и это сыграло должную роль. Можете называть это «ци», или «ман», или любым другим из тысячи имеющихся для этого названий – это была настоящая магия, экстракт чистой жизненной энергии. Она вливалась в меня из емкости, которую я смастерил в серебряной пряжке. Сердце вдруг переполнилось возбуждением, а мысли – надеждой, уверенностью и нетерпеливым ожиданием, словно какая-то личная моя фонограмма воспроизводит «Оду к Радости» на стадионе, полном моих фанатов, и все они ждут моего выхода. Я с трудом удерживался, чтобы не запеть или не расхохотаться. Боль никуда не делась, но я словно стряхнул с плеч все последние удары и неприятности и сделался вдруг снова готовым к бою.
Даже в том, что касается магии, ничего не дается даром. Я знал, что боль еще одолеет меня. Но это все фигня: сейчас главное – выжить, а тревожиться из-за похмелья можно и потом.
– Лара, – сказал я. – Я понимаю, что в ваши планы входит типа убить меня, но с моей точки зрения ситуация изменилась.
Суккуб покосилась на вампиров, потом на Инари.
– Согласна, чародей.
– Перестроим ряды, чтобы вызволить девочку?
– Двигаться можешь?
Я оттолкнулся от земли и более или менее благополучно – с учетом обстоятельств – выпрямился. Лара стала спиной ко мне, стараясь держать в поле зрения всех трех вампиров. Те, в свою очередь, стояли не двигаясь и только голодный огонь в мертвых глазах позволял отличить их от обычных покойников.
– Ага. Вполне мобилен.
Лара бросила на меня взгляд через плечо, и глаза ее расширились от удивления.
– Впечатляюще. Что ж, перемирие?
Я утвердительно тряхнул подбородком.
– На двадцать четыре часа?
– Идет.
– Клево.
– Их лица! – всхлипнула Инари. – Какие у них лица! Боже, кто они такие?
Я удивленно покосился на перепуганную девочку, потом на Лару.
– Она что, не знает? Вы ей ни о чем таком не рассказывали?
Не спуская взгляда с ближнего к ней вампира, суккуб пожала плечами.
– У отца такая политика.
– Ну и сумасшедшая у вас семейка, Лара. Нет, правда. – Я подобрал с земли обломки своего жезла. Резьба по дереву сложностью не уступала наложенным на него заклятиям и требовала долгого времени и денег. За всю мою профессиональную практику мне пришлось раз пять или шесть мастерить себе новые жезлы, и каждый раз у меня уходило на это недели две, не меньше. Чертова девица сломала очередной, что меня огорчало до чертиков, зато продолжавшая бурлить во мне волна позитива подсказала положительную сторону: теперь в моем распоряжении оказалось две довольно-таки тяжелые деревяшки с острым зазубренным изломом. Я шагнул между Инари и ближайшим к нам вампиром и протянул ей одну из половинок.
– Держи, – сказал я. – Представится шанс – действуй, как Баффи.
Инари выпучила на меня глаза.
– Что? Вы что, шутите?
– Делай как сказано! – велела Лара, и в голосе ее зазвенела сталь. – Никаких вопросов, Инари!
Похоже, голос суккуба убедил девчонку. Она без промедления взяла у меня деревяшку, хотя испуг на лице у нее от этого не уменьшился.
Над головой продолжало клубиться невидимым вихрем проклятие, сдавливая мне виски, путая мысли. Я старался отстроиться от помех, сфокусироваться на проклятии, проследить, откуда и куда оно движется. Мне просто необходимо было понять, на кого оно нацелено, – от этого, в конце концов, зависел не только успех расследования, но и моя жизнь.
Проклятие было сложным, многоуровневым. Однако, как я уже говорил, я имею обыкновение держать при себе наготове кое-какие средства для борьбы с самыми разнообразными напастями. Я вытащил из-под рубахи амулет и позволил наконец озвучить тревожившую меня мысль:
– Чего это они стоят без движения?
– Может, советуются со своим господином? – предположила Лара.
– Терпеть не могу ждать, пока меня позовут бить по морде, – сообщил я – Не нанести ли нам удар первыми?
– Нет, – отрезала Лара. – Они нас боятся. Не шевелитесь. Это только спустит их с цепи, а время играет на нас.
Новая волна почти физически леденящего холода коснулась меня. Волосы встали дыбом. Проклятие готово было сработать, а я так и не знал, на кого оно нацелено. Я шарил взглядом по сторонам в поисках хоть каких-то физических проявлений.
– Я в этом не уверен, мисс Рейт.
Один из вампиров, меньший из тех двоих, что стояли рядом с одноухим, вдруг пошевелился. Взгляд его мертвых глаз уперся в меня, и он заговорил. Трудно представить себе, что звуки, издаваемые двумя разными мертвыми, иссохшими глотками могут отличаться друг от друга, но это так, уж поверьте мне на слово. Этот голос струился плавно и принадлежал вовсе не шевелившему губами вампиру. Этот голос был старше. Старше, холоднее, злобнее – и все же с едва уловимыми нотками женственности.
– Дрезден, – произнес этот голос. – И правая рука Рейта. Рейтов сын-бастард. И его ненаглядная младшенькая. Что ж, вечер удался.
– Привет, Мавра, – отозвался я. – Только тебе ведь все равно, так что прекрати-ка эти кукольные игры в «Носферату» и перейди к делу. У меня завтра хлопотный день, хотелось бы выспаться.
– Господи, Гарри, – послышался слабый хрип. Я оглянулся и увидел, что лежавший на земле Томас смотрит на меня широко открытыми глазами. Вид у него был похлеще самой смерти, взгляд с трудом удерживался на мне, но по крайней мере он проявлял признаки жизни. – Вы что, пьяны? Когда успели?
Я подмигнул ему:
– Такова сила позитивного мышления.
Вампир-марионетка зашипел, и голос его сделался глуше, более зловещим.
– Эта ночь многое уравновесит. Сделайте их, ребятки. Убейте всех.
Тут разом произошло много вещей.
Вампиры бросились на нас. Одноухий атаковал Лару, марионетка – меня, а третий устремился на Инари. Тот, что рвался ко мне, похоже, был не мастак драться, но и он передвигался с такой быстротой, что я едва отслеживал его перемещения, – впрочем, тело мое все еще звенело от инъекции позитивной энергии, и я ответил на его атаку так, словно это вступительные па хорошо знакомого мне танца. Я отступил на шаг в сторону, пропуская его мимо себя, и приемом, достойным Баффи, обрушил свою половинку бывшего жезла ему на загривок.
Возможно, на телеэкране это происходит и эффектнее. Зазубренная деревяшка вонзилась в вампира, но не думаю, чтобы она проткнула плащ – тем более чтобы она вонзилась ему в сердце. Однако удар лишил эту тварь равновесия, и она, пошатнувшись, пролетела куда-то дальше. Может, вампир все-таки получил какие-то травмы – он испустил пронзительный вопль, полный боли и ярости, от которого зазвенело в ушах.
Инари тоже взвизгнула и замахнулась своей деревяшкой; впрочем, Баффи из нее вышла не лучше, чем из меня. Вампир перехватил ее руку и, резко повернув, сломал запястье. Послышался противный хруст, Инари охнула и рухнула на колени. Вампир навалился на нее сверху, ощерив зубы (не клыки еще, как я успел машинально отметить, – просто обыкновенные пожелтелые, как и положено покойнику) и пытаясь впиться ими ей в горло и искупаться в луже крови.
И – словно этого было недостаточно – проклятие соткалось наконец полностью и с воем вынырнуло из ночи, целясь в Инари.
У меня оставались считанные секунды, чтобы спасти ей жизнь. Я ринулся на вампира, представил себе зависшую в дюйме от его зубов невидимую банку из-под пива и со всей силы врезал по этой воображаемой банке пяткой. Конечно, куда мне со своей силой тягаться со сверхсилой вампира. Однако даже вампир, способный с разбега пробиться сквозь кирпичную стену, весит ровно столько, сколько положено иссохшему трупу, – к тому же атака явно застала его врасплох. Удар получился что надо. Законы физики сработали на «отлично», и вампир со злобным шипением отлетел в сторону.
Левой рукой я схватил Инари за правую. Тут такая штука: энергия истекает из тела с правой его стороны. Левая же сторона энергию поглощает. Я напряг все свои чувства и ощутил, как пикирует на Инари сгусток темной энергии. Он ударил в нее мгновение спустя, но я успел подготовиться и усилием воли перехватил эту гадость прежде, чем она успела причинить ей зло.
Острая боль пронзила мою левую ладонь. Энергия оказалась холодной – нет, не просто холодной, ледяной. Она была скользкая, тошнотворная, словно вырвалась из какого-то огромного подземного моря. Стоило ей коснуться меня, как моя голова едва не взорвалась от непередаваемого ужаса. Энергия, сама магия, ее соткавшая, показались мне какими-то… неправильными. Изначально, насквозь, до ужаса неправильными.
С тех пор, как я занялся магическими делами, я полагал, что любая магия происходит от жизни, что питающая ее энергия сродни электричеству, или природному газу, или, там, урану – подобно им она заряжена пользой, добром, а уж применить ее можно по-разному. Нет, я искренне верил в то, что любая магия изначально положительна.
Я заблуждался.
Возможно, это справедливо по отношению к моей магии. Но та магия была совсем другой. Она имела единственную цель – разрушение. Сеять страх, боль, смерть. Я чувствовал, как энергия льется в меня из запястья Инари, и она причиняла мне такую боль, что я не нахожу слов… да что там слов, даже мыслей, способных передать ее. Она рвала меня изнутри, словно в поисках слабого места в моей обороне, она сгущалась во мне, словно готовясь к чему-то…
Я сопротивлялся ей. Все это заняло, должно быть, какую-то долю секунды, но мне стоило еще больших усилий вырвать эту черную энергию из себя и отшвырнуть в сторону. Я оказался сильнее. И все же, отбрасывая ее от себя, я внезапно ощутил приступ ужаса: мне показалось, что от меня что-то оторвалось, что короткое соприкосновение с этой гадостью пометило меня на всю жизнь.
Или изменило.
Я услышал собственный вопль – не от страха или злости, но от боли. Я выбросил правую руку в сторону, и невидимый клубок черной энергии, вырвавшись из нее, ударил в вампира, только-только поднявшегося на ноги и изготовившегося к новой атаке на меня. Он даже глазом не моргнул, из чего я заключил, что он этого проклятия не ощущал.
Тем большим сюрпризом для него стал предмет, обрушившийся на него прямо сверху. Все произошло почти мгновенно, быстрее, чем успел запечатлеть глаз: удар, короткий захлебнувшийся вопль – и вампир уже валяется на земле, распластавшись, словно пришпиленная к картонке бабочка. Только руки и ноги слабо подергивались еще некоторое время. Грудная клетка и ключицы у него были расплющены в хлам.
Цельнозамороженной индюшачьей тушей. Хорошей, футов на двадцать.
Птичка, должно быть, упала с пролетавшего в небе самолета, вне сомнения, притянутая на цель проклятием. К моменту приземления она набрала скорость пушечного ядра, да и твердостью ненамного ему уступала. Из расплющенной груди вампира торчали замороженные голяшки с концами, обернутыми веселенькой красной фольгой.
Вампир захрипел и дернулся еще раз.
Из индейки со звоном вывалился и скатился на землю будильник.
На миг все застыли, потрясенно глядя на это чудо. Что ни говорите, а зрелище дистанционно управляемого снаряда из замороженной индейки увидишь нечасто – даже если ты почти бессмертная тварь из Небывальщины.
– Следующим номером моей программы, – прохрипел я в наступившей потрясенной тишине, – будет наковальня.
И драка вспыхнула с новой силой.
Инари, стоя на коленях, кричала от боли. Лара Рейт подняла Томасов пистолетик и разрядила его в Одноухого. Почему-то она целилась ему в ноги. Я попытался было помочь ей, однако рукопашная с вампирами из Черной Коллегии отличается-таки от обычной драки, и мне не стоило об этом забывать.
Вампир, которого я оглушил в первые мгновения поединка, с размаху врезал мне кулаком по плечу. Удар пришелся по касательной, и мне удалось немного ослабить его, крутанувшись на пятках, но все же его силы хватило на то, чтобы сшибить меня с ног. Я больно ободрался о камни, однако это тревожило меня меньше всего. Ну, до поры до времени, конечно. Падение оглушило меня – на какую-то секунду, но все же оглушило.
Вампир перешагнул через меня и навалился на Инари. Костлявой рукой он бесцеремонно схватил ее за волосы и сунул лицом в асфальт, открыв шею. А потом пригнулся к ней.
– Прочь от нее! – зарычал Томас. Опираясь на здоровую ногу и руку, он привстал и схватил вампира за ногу. Рывок – и вампир полетел на землю. Впрочем, он тут же опомнился и, изогнувшись словно страдающая артритом змея, сцепился с Томасом.
Это была уже драка так драка – без всякого там сюсюканья, без правил. Черный вампир схватил Томаса за горло и попытался оторвать ему голову. Томас извернулся и дважды перекатился по земле, удерживая Черного за руки и не давая тому окончательно сомкнуть их у него на шее.
И тут Томас начал меняться.
По части драматизма это уступало, конечно, вампирам Красной Коллегии, под внешне обычной человеческой плотью которых таилось поистине демоническое обличье. Нет, все происходило гораздо скромнее. Вокруг него, казалось, соткался холодный ветер. Черты лица его сделались резче: скулы острее, глаза глубже, лицо худощавее. Кожа приобрела чуть глянцеватый лоск, засияв как жемчужина в лунном свете. Глаза тоже изменились. Зрачки сделались холодно-серебристого цвета, а потом и вовсе побелели.
Бросаясь вперед, он замысловато выругался – у него и голос изменился. Не сильно, но изменился: сделался более хищным, а главное, даже отдаленно не напоминал больше человеческий. Смертельно раненный Томас обрушился на Черных живым орудием убийства. Резким движением он оторвал руки вампира от своего горла, повернулся так, чтобы здоровая нога оказалась под вампиром, и метнул его в кирпичную стену ближнего здания.