Батчер Джим. Обряд на крови

   – Как и вчера, – буркнул я, не особенно стараясь казаться добродушным. – Доброе утро.
   – Угу… доброе. – Бобби кашлянул и покосился на Джейка. Тот ободряюще сжал кулак. – Гарри, – продолжал Бобби. – Боюсь, я вчера вел себя по отношению к вам как настоящая жопа. Извините.
   Возможно, это кое-что говорит о моем характере, но я даже не рассматривал всерьез возможность того, что он говорит искренне, пока он не кашлянул еще раз от смущения и протянул мне руку.
   – О'кей? – спросил он.
   Я зажмурился, потом открыл глаза. Как правило, люди редко извиняются передо мной – впрочем, я все-таки насмотрелся достаточно кино, чтобы представлять себе, как это выглядит в теории.
   – Какого черта? – Я пожал парню руку и улыбнулся. – Все это фигня. Не берите в голову.
   Он тоже чуть улыбнулся.
   – Вот и здорово, – сказал он. – И что это вы, парни, здесь делаете?
   – Фэн-шуй, – ответил Джейк.
   – Вы драться умеете? – спросил у меня Бобби.
   Теперь, когда он больше не представлял собой непосредственной угрозы, я видел, что этот парень – настоящее сокровище. Он запросто мог бы обеспечить какую-нибудь удачливую штучку с ручкой здравым смыслом до конца земной жизни, а это не поддается оценке.
   – Немного.
   – Класс!
   Джейк тряхнул головой, но ухмылку все-таки сдержал.
   – Чего-нибудь еще, Гарри?
   – Не сейчас.
   Он кивнул.
   – Пошли, Гавейн. Посмотрим, не нужно ли помочь Джоан.
   – Эй, – окликнул я его. – Джейк!
   – А?
   – Лара сегодня здесь?
   Он изогнул бровь.
   – Угу. А что?
   – Просто так, – отозвался я. – Я догоню.
   Они ушли, а я сел рядом со своими неярко горящими свечами поразмыслить немного.
   То, что Артуро влюблен, здорово меняло дело. То есть я нутром чуял, что это чертовски важно, но никак не мог заставить свой усталый мозг вычислить почему. Я потер глаза. Чтобы мыслить внятно, мне требовалось поспать, поэтому я отправился на поиски того, что могло бы мне помочь: кофе и еще одного мозга в помощь моему.
   Мёрфи сняла трубку почти сразу же, и я поздоровался с ней, не переставая жевать.
   – Ты жуешь, Гарри, – заявила Мёрфи. – Говори по-человечески.
   Я сделал еще глоток кофе, доел пончик и отставил чашку, чтобы немного остыла.
   – Извини, язык обжег. Тебе удалось нарыть еще чего-нибудь про Артуро Геносу?
   – Немного, – ответила Мёрфи. – Я тут связалась с одним знакомым парнем в Эл-Эй. Он поднял муниципальные записи и даже кое-какие материалы у адвоката Геносы, но там мало чего заслуживающего внимания.
   – Это нормально. Все равно давай – для общей картины.
   Я услышал, как она переворачивает страницы.
   – О'кей. У него завещание в электронном виде – все оставляется паре благотворительных организаций и ближайшему родственнику. Похоже, это относится к его матери в Испании – но та умерла пару лет назад, так что, мне кажется, все деньги уйдут в благотворительность.
   – А что его жены? – поинтересовался я.
   – Контроль над их фондом должен был перейти к его матери, но поскольку она умерла, они немедленно получат свою долю. Это предусмотрено в их брачных контрактах – всех трех.
   – Трех? – переспросил я. Блин-тарарам, если этот чувак влюблен… – А про четвертую жену там ничего не говорится?
   – Ни фига.
   – А четвертой брачной лицензии там не нашлось?
   Я снова услышал шелест страниц и отпил еще кофе в ожидании ее ответа. Райское наслаждение.
   – Чертов факс, – буркнула она. – Электризует страницы так, что они слипаются. – Она замолчала на мгновение. – Вот сукин сын, а ведь есть!
   – Когда?
   – Назначено на следующий четверг.
   – С кем?
   – Не могу прочитать – не пропечаталось, – вздохнула Мёрфи. – Должно быть, факс зажевал лист. Но это точно брачная лицензия номер четыре.
   – Но контракта номер четыре нет, – предположил я.
   – Нет, контракта нет.
   – Вот тебе и новая родня, – сказал я.
   – Вот тебе и мотив, – согласилась Мёрфи. – И новые подозреваемые.
   Дверь в комнату отдыха отворилась, и я поднял голову вовремя, чтобы увидеть женщину с безукоризненной фигурой под прозрачным халатиком и большим револьвером в руке. Держа меня на мушке, она нашла телефонную розетку и выдернула из нее шнур, потом поднесла к губам мобильник.
   – Я его нашла, – сказала она.
   Я сидел, держа в одной руке бесполезную телефонную трубку, а в другой чашку горячего кофе.
   – Привет, Трикси, – сказал я.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

   Трикси Скрамп-Геноса-Виксен-Экспилиадос небрежно прислонилась к двери.
   – Не вздумай встать, Барри. И руками не шевели! – Голос ее дрожал от возбуждения, ствол пистолета пьяно мотался из стороны в сторону. Пальцы, сжимавшие мобильник, побелели. – Мне не хотелось бы пристрелить тебя.
   – Видите ли, – вежливо сказал я, – бить свои машины люди, как правило, тоже не хотят. Но всегда ведь найдется идиот, который разговаривает по мобильнику и ведет машину одновременно. Может, отложите телефон на минутку, пока мы не разберемся? Так, для пущей безопасности.
   – А ты мною не командуй, – огрызнулась она, тыча пистолетом в мою сторону так, словно это была игрушка из секс-шопа. При этом она покачнулась на шпильках, но все же ухитрилась не упасть. – Не смей командовать, слышишь?
   Я заткнулся. Она и так была на взводе. Видите ли, у меня дурная привычка превращаться в жуткую зануду, когда кто-то начинает меня нервировать. Ну, рефлекс у меня такой. Однако напряги я Трикси слишком сильно, и ее хваленый самоконтроль лопнет, как мыльный пузырь, а тогда она, чего доброго, спустит курок ненароком. Я бы умер от стыда, если бы она застрелила меня непреднамеренно, поэтому благоразумно решил держать рот на замке. По возможности, конечно.
   – Идет.
   – Держи руки на виду и не шевелись.
   – Могу я хоть кофе допить? – попросил я. – Он как раз вроде остыл как надо.
   Она нахмурилась:
   – Нет. Ты мне мой латте так и не принес.
   – Верно, – согласился я. – Не поспоришь.
   Пару минут мы посидели молча; у меня устали руки держать кофе и бесполезную телефонную трубку.
   – И что дальше, мисс Виксен?
   – О чем это ты?
   – Ну, вот вы, вот я, вот пистолет. Обыкновенно пистолет используется в качестве особого аргумента в переговорной тактике, но вы до сих пор ничего такого не делали, только тыкали в меня. Я, конечно, не специалист, но, насколько понимаю, вы собирались потребовать от меня чего-то… ну или чего в этом роде.
   – Я знаю, ты дрейфишь, – сказала она как выплюнула. – Потому и говоришь. Ты нервничаешь и говоришь, потому что боишься меня.
   – Я просто цепенею при одной мысли о том, что моя карьера в порнобизнесе под угрозой, – отозвался я. – Вот как вы меня напугали. Но мне все-таки интересно знать, каков будет ваш следующий шаг.
   – Не будет следующего шага, – заявила она.
   – Э… Мы что, так и будем сидеть здесь до… до морковкина заговенья?
   Она фыркнула:
   – Нет. Через минуту я уйду.
   Я приподнял бровь.
   – И только?
   – Ага.
   – Вы… враг из вас просто потрясающий, – заметил я. – Я и догадаться даже не мог, что весь ваш план заключается в ничегонеделании.
   Она ухмыльнулась:
   – Это все, что мне нужно делать.
   – Мне казалось, вас может огорчить, если я потом расскажу все полиции.
   Трикси рассмеялась – с виду вполне искренне.
   – Да? И что ты им там расскажешь? Что я без всякой причины угрожала тебе пистолетом, ничего не сделала и ушла?
   – Ну, почему бы и нет?
   – И чему они скорее поверят? Этому – или тому, что ты приставал ко мне, пока я была одна, делал мне всякие непристойные предложения и что мне пришлось пригрозить тебе пистолетом?
   Я прищурился. Не такой уж и глупый выстраивался замысел, и это давало повод усомниться в том, что Трикси придумала все сама. Однако же кой черт ей держать меня на месте так недолго? Я покосился на часы. Одиннадцать сорок. Блин.
   – Ага, – сказал я. – Вы хотите изолировать меня на то время, что нужно вам для следующего проклятия.
   Глаза ее расширились.
   – Откуда ты зна… – Она осеклась, и голова ее дернулась: она явно слушала кого-то по мобильнику. – Ох, да знаю я. Ничего я не говорила. Не понимаю, чего вы так… – Она поморщилась. – Ох… Ох. Да, все в порядке. Или вы сами хотите сюда прийти, чтобы все проделать? Вот и хорошо. Хорошо. – Она продолжала злобно хмуриться, но взгляд ее снова переместился на меня.
   – С кем это вы говорили? – поинтересовался я.
   – Не твое дело.
   – Вообще-то мое. Буквально. С учетом того, что мне заплачено за то, чтобы я установил личности тех, кто насылает проклятие.
   Трикси очень неприятно хихикнула.
   – И что разницы, если ты и узнаешь? Можно подумать, полиция поверит в то, что орудием убийства было какое-то волшебное заклинание.
   – Возможно. Но копы не единственные силы порядка во вселенной. Вам никто не говорил про Белый Совет?
   Она облизнула губы, и взгляд ее скользнул по комнате.
   – Еще бы не говорили, – соврала она.
   – Значит, вам известно: использование магии для причинения смерти другому разумному существу влечет за собой смертный приговор.
   Она уставилась на меня.
   – О чем это ты?
   – Суд не займет много времени. Минут десять, максимум пятнадцать. И как только вас признают виновной, вас казнят на месте. Обезглавят. Мечом.
   Секунду-другую губы ее шевелились, не издавая ни звука.
   – Врешь ты все, – выдавила она наконец.
   – Я человек честный. Боюсь, это вы боитесь смотреть правде в глаза.
   – Вовсе нет, – огрызнулась она. – Ты просто хочешь меня запугать. Брехня это все.
   – Хотелось бы мне, чтобы это было так, – вздохнул я. – Это сильно упростило бы мою жизнь. Послушайте, Трикси, вы и те, с кем вы заодно, можете еще благополучно уйти – если откажетесь от своей затеи прямо сейчас. Плюньте на свои проклятия и уезжайте подальше.
   Она упрямо вздернула подбородок.
   – А если нет?
   – С вами произойдут неприятности. Вы уже проиграли, миссис Виксен. Вы просто этого пока не поняли. Попробуйте наслать свое проклятие еще раз, и вы сами отведаете, каково оно на вкус.
   – Ты что, мне угрожаешь?
   – Ни в коем случае, – заверил я. – Просто констатирую факт. Вам и вашему ритуалу крышка.
   – Ой! – Странное дело, она перестала нервничать. – Ты недооцениваешь мои силы.
   Я фыркнул.
   – Нет у вас никаких особых сил.
   – А вот и есть. Я ими убивала.
   – Вы убивали ритуалом, – поправил я.
   – А разницы-то?
   – Разница в том, – пояснил я, – что, если у вас имеются собственные магические способности и навыки, ритуал вам не нужен.
   – Один фиг. То есть одно и то же: что сила, что магия.
   – Нет, – возразил я. – Поймите, ритуальное заклятие вроде этого имеет к вам весьма косвенное отношение. Это вроде космического торгового автомата: вы кидаете в щель пару четвертаков, нажимаете нужную кнопку и высвобождаете заклятие – собственность какой-то сбрендившей потусторонней силы, которой нравится развлекаться таким образом. Для этого не нужно умения. Для этого не нужно таланта. Да что там, даже обезьяна тупая – и та смогла бы такое заклятие наслать.
   – Не вижу практической разницы, – парировала она.
   – А разница есть.
   – Какая? – поинтересовалась она.
   – Вот вы сейчас и узнаете.
   Вместо того чтобы смешаться и вообще утратить всю свою уверенность, она ухмыльнулась.
   – Это ты толкуешь о том круге, что в углу студии нарисовал?
   Она опознала круг? Ох, блин!
   – Мы знали, что ты затеешь что-нибудь, – продолжала она. – Все, что от меня понадобилось, – это идти за тобой, когда ты пришел. Уж не знаю, чего ты хотел этим добиться, но могу тебя заверить: все твои каракули и свечки не сделают того, чего ты от них хотел. Потому как я их всех погасила, а мел стерла.
   Блин. Блин. И ведь она не врала. Трижды блин.
   – Трикси, – сказал я. – Но ведь вы сами-то понимаете хоть, что все это неправильно. Зачем вы это делаете?
   – Я защищаю то, что мне принадлежит, Ларри, – ответила она. – Это бизнес.
   – Бизнес? – возмутился я. – Два человека уже погибли. Жизель и Джейк тоже были на волосок от смерти, и мне даже думать не хочется, что случилось бы с Инари, не окажись я там. Что, мать вашу, вы, по-вашему, делаете?
   – Делать мне нечего, как тебе объяснять!
   Я посмотрел на нее в упор.
   – Вы и сами не знаете. Вы ведь не знаете, на ком он женится.
   Она не ответила, но взгляд ее вспыхнул злостью – и досадой.
   Я покачал головой.
   – Поэтому вы уничтожаете всех женщин вокруг Артуро Геносы. Одну за другой. Вы даже не знаете, ту ли вы убили.
   – Из всех штучек, что приходятся ему по вкусу, только одна осталась, – сказала она.
   – Эмма, – выдохнул я.
   – А как ее не станет, мне не надо будет бояться, что кто-нибудь стырит мое законное.
   Мгновение я молча смотрел на нее.
   – Вы с ума сошли. Уж не думаете ли вы, что это сойдет вам с рук?
   – Хотелось бы мне посмотреть, как прокурор попробует обвинить меня в колдовстве.
   Черт, этой дуре не хватало ума на то, чтобы поверить мне насчет Белого Совета. Да что там, ее настолько не интересовало ничего, кроме ее собственной персоны, что она и имя мое запомнить не могла. И все-таки, человек она или нет?
   – Блин-тарарам, Трикси. У Эммы же дети.
   – У Гитлера тоже были, – огрызнулась она.
   – Нет, не было, – возразил я. – У него были собаки.
   – Один фиг, – отрезала Трикси.
   Я покосился на часы. Одиннадцать сорок три. Через четыре минуты, хочу я этого или нет, Эмма умрет.
   Трикси вдруг напряглась и прислушалась к телефону.
   – Да, – сказала она кому-то, а потом мобильник у нее в руке взвыл, захлебнувшись помехами. Она дернулась так сильно, что я даже испугался, не нажмет ли она на спуск по ошибке. – Черт, – буркнула она. – Терпеть ненавижу эти дурацкие мобильники!
   Видите ли, сотовые телефоны – все равно что канарейки в угольных шахтах: так же чувствительны, только не к запаху газа, а к сверхъестественному. Даже слабейшие движения магических энергий нарушают работу в первую очередь сотовых телефонов. Очень все смахивало на то, что невидимый собеседник Трикси запустил заклятие.
   Из чего следовало, что нацеленное на Эмму мальоккьо уже в пути.
   И пока Трикси держала меня на мушке в этой чертовой комнате, я ничего – ни-че-гошеньки – не мог с этим поделать.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

   Хорошенький передо мной стоял выбор. Не сделай я ничего – и еще одна женщина погибнет, оставив сиротами двоих детей. С другой стороны, в лицо мне целился пистолет. Сделай я что-нибудь – и тогда погибну уже я. Умнее всего с моей стороны было бы позволить Трикси удерживать меня на месте столько, сколько ей нужно, а потом дать ей уйти. Эмма погибнет, но зато у меня будет по меньшей мере двенадцать часов на то, чтобы прихлопнуть эту лавочку любителей мальоккьо. Попробуй я ослушаться – и погибнем уже мы оба, Эмма и я, а нехорошие парни окажутся в выигрыше.
   В общем, умный на моем месте не рыпался бы. Чистая логика, ничего больше.
   Однако же есть вещи подревнее логики – инстинкт, например. Один из древнейших инстинктов, укоренившихся в человеческой душе, – это стремление уберечь детей от несчастья. Ну конечно, сама возможность Эмминой смерти – уже мотивация будь здоров, но при одной мысли о том, что эта самовлюбленная гарпия может причинить зло Эмминым детям, я с трудом сдерживался от соблазна испепелить Трикси Виксен и ее точеную задницу к чертовой матери.
   Очень мне хотелось броситься на нее, наплевав на пистолет. И это было бы не настолько безрассудно, как представляется на первый взгляд. Убивать ведь не так и просто. Большинство людей генетически настроено на бережное отношение к сотоварищам по биологическому роду. Солдат и копов приходится специально готовить, чтобы они могли преодолеть барьер, а тех преступников, которые палят в людей, часто толкают на это отчаянные обстоятельства.
   И даже натасканные должным образом солдаты и закоренелые преступники могут просто-напросто мазать. Легендарный Билли Кид разрядил как-то свой револьвер в банковского кассира с расстояния меньше трех футов – и промахнулся шесть раз. Я сам видел, как образцовому копу пришлось стрелять в подозреваемого – он выпустил в него всю обойму и не попал ни разу.
   У Трикси имелся пистолет, но, возможно, ей недоставало опыта, подготовки, собранности, в конце концов. Если она дрогнет – хоть на долю секунды, – я смог бы сцепиться с ней. Да и в противном случае мои шансы тоже отличались от нуля. Вполне вероятно, она промахнулась бы достаточное количество раз, чтобы я успел перехватить пистолет.
   Ну конечно, вполне возможно, она бы влепила пулю мне в глаз. Или в горло. Или в живот.
   Я вдруг ощутил ледяной потусторонний ветер. Проклятие приближалось, почти навалилось уже, и на этот раз оно было сильнее, смертоноснее предыдущих. Сконцентрировавшись на мгновение, я успел понять: у меня нет в голове заклинания, способного блокировать такое или хотя бы перенацелить эту чудовищную энергию. Уж не знаю, что случилось такого, сделавшего проклятие настолько сильнее, убийственнее, – и это пугало меня едва ли не до беспамятства.
   Надо было действовать – и немедленно.
   Я отчаянно нуждался в отвлекающем маневре, но хватило меня только на то, чтобы резко повернуть голову к двери, переместив при этом вес, словно собираясь встать.
   – Ни с места! – рявкнула Трикси.
   Я облизнул губы, продолжая смотреть на дверь.
   Я видел, что она колеблется. Не меняя положения, она вывернула шею, оглянувшись на дверь, – на мгновение, но мне хватило и этого.
   Я выплеснул свой не остывший еще кофе прямо на нее, окатив ей плечо и шею. Она взвизгнула от боли и неожиданности. Я бросился на нее, замахнувшись телефонной трубкой ей в висок.
   Она снова завизжала, глядя на меня. Теперь на ее хорошеньком кукольном личике не было ничего, кроме страха.
   И тут, черт бы их подрал, врубились мои донкихотские рефлексы.
   Я замешкался.
   Выстрел грянул в каких-то двух футах от меня.
   Я очнулся прежде, чем успел погасить инерцию, и врезался в нее с силой, припечатавшей ее лопатками к стене рядом с дверью. Пистолет хлопнул еще раз, в нос мне ударили едкая пороховая вонь и густо-медный запах крови. Я стиснул пальцами ее правое запястье и с размаху двинул о стену. Пистолет выстрелил в третий раз, но наконец полетел на пол.
   Я отшвырнул его ногой в дальний угол. Трикси попыталась выцарапать мне глаза. Ногти у нее были будь здоров; я обхватил ее за талию и отшвырнул в сторону, противоположную той, куда полетел пистолет. Она врезалась в стол и покатилась по нему, разбрызгивая во все стороны фрукты и орехи.
   А потом затихла на полу, негромко всхлипывая. Один ее чулок покраснел от крови, и она свернулась калачиком, сжимая раненую ногу. Стараясь не касаться рукоятки, я подобрал пистолет и проверил обойму. Она была пуста. Я снова посмотрел на Трикси Виксен.
   Поскуливая от боли и страха, она отползла от меня чуть дальше, выставив перед собой руку, словно та могла защитить ее от пули.
   – Нет. Пожалуйста, не надо. Я не хотела. Правда не хотела.
   Адреналиновый шторм бушевал в моей крови – дикий, бессмысленный.
   Мне хотелось убить ее.
   Очень хотелось.
   Черт, со мной такого еще не случалось – такого прилива ярости, досады и ненависти, смешанных с физическим возбуждением, лишь ненамного уступающим сексуальному. Это уже не сводилось к простым эмоциям. Во всяком случае, к обычным – ручным, сдержанным. Это была сила – темный, необузданный прилив, захлестнувший меня с головой и швырявший, как морская волна – кусок пенопласта. И мне это нравилось.
   Какая-то часть меня испытывала глубокое, глумливое наслаждение при виде распростертого на полу беспомощного врага. Этой части меня хотелось, чтобы она продолжала визжать. И чтобы она так и умерла – продолжая визжать.
   До сих пор не знаю, что удержало меня от этого. Однако вместо того чтобы пристрелить Трикси, я более или менее спокойно осмотрел ее, оценивая серьезность полученных ранений. Должно быть, одна из пуль, выпущенных ею, пока мы боролись, попала ей в бедро. Рана кровоточила, но не настолько серьезно, чтобы это угрожало ее жизни. Зато нога была вывернута под неестественным углом – значит пуля перебила кость.
   – Пожалуйста! – скулила она, не сводя глаз с пистолета, который оказался теперь у меня в руке. – Я сделаю все, как ты скажешь. Только попроси. Господи, только не убивай меня.
   Я шагнул к двери. В дверном полотне темнели две пулевые пробоины. Мой собственный голос донесся до меня как чужой, негромкий, убийственно-спокойный:
   – Заткнитесь.
   Она замолчала, тихонько всхлипывая, спрятав лицо. К запахам в комнате добавился еще один – мочи. Продолжая сжимать ее пистолет за ствол, я рывком распахнул дверь, готовый броситься в студию на бой с проклятием.
   Я опоздал.
   Труп Эммы лежал на спине посреди коридора. Сегодня она была в коротеньких спортивных шортах и узком эластичном топике. Кровь успела уже собраться в лужицу под ее телом. Одна маленькая, аккуратная дырочка виднелась у нее чуть ниже солнечного сплетения, вторая – на лбу, повыше правого глаза. Она лежала, подогнув ноги, раскинув руки. У правой руки, у самого кончика пальцев лежал пузырек с каким-то лекарством. Она умерла прежде, чем коснулась земли, не успев понять, что случилось.
   Выстрелы не могли оказаться точнее, стреляй профессиональный убийца. Шанс на то, что пули попали туда, куда попали, по случайному стечению обстоятельств, приближался к нулю. Это мальоккьо убило ее. Шальные пули просто послужили его инструментом.
   Я услышал, как охнула за моей спиной Трикси, и оглянулся: она оцепенело уставилась на лежавшее в коридоре тело.
   – Нет, – прошептала она; язык ее заметно заплетался. – Это не по плану. Он не говорил, что так будет.
   Я услышал приближающийся топот бегущих ног и, выглянув из двери, увидел, как из-за угла вывернулись пара операторов, Джейк и Артуро. Все четверо застыли на месте, потрясенно глядя на тело Эммы. Кто-то – мне показалось, Джейк, – испустил высокий, писклявый вопль.
   До меня вдруг дошло, что я стою над мертвым телом, в нескольких шагах от меня истекает кровью другая женщина – и что пистолет, из которого сделаны все эти выстрелы, находится у меня в руках.
   Глаза Трикси округлились: она увидела открывающуюся возможность и не замедлила воспользоваться ею. Губы ее скривились в отчаянной гримасе, и она испустила пронзительный визг.
   – Помогите! О Боже, помогите, пока он и меня не убил!
   Времени на то, чтобы обдумать дальнейшие действия, у меня оставалось в обрез – с другой стороны, момент оказался из тех, в которые ничего не происходит, так что, кажется, думать можно до бесконечности.
   Я промедлил – и в результате Эмма мертва. Хуже того, все указывало на меня как на виновника ее смерти – по крайней мере на ближайшее время. Конечно, рано или поздно экспертиза покажет, что пистолет во время стрельбы находился в руках у Трикси, однако я никогда не был в хороших отношениях с чикагскими правоохранительными органами. По меньшей мере один коп, работавший теперь в отделе внутреннего контроля, с радостью воспользовался бы этой ситуацией, чтобы разделать меня под орех, тем более что орудие убийства в сочетании с показаниями раненой жертвы дали бы ему в руки все карты. Даже если бы мне и удалось доказать свою невиновность в суде, мне пришлось бы провести в тюрьме месяцы, если не годы… Да нет, на самом деле не больше нескольких дней – ровно столько, сколько потребовалось бы Мавре и ее шайке, чтобы найти меня и прикончить. По печальному опыту я знал, что даже самые крепкие тюремные стены не способны защитить от сверхъестественных врагов, если те замыслили убийство.
   Я все еще не знал, кто помогает Трикси. Если мне не удастся выяснить личность того, кто стоит за всей этой историей, убийства могут продолжаться. Если меня уберут со сцены, помешать этому будет некому, и одна эта мысль приводила меня в ярость. Смерть Эммы меняла положение дел. Опасные ситуации возникали и прежде, но во время моего дежурства не погибал никто. То есть попытки предпринимались, но оба раза я успевал предотвратить гибель людей. Однако теперь Эмма, единственное преступление которой заключалось в том, что она пыталась заработать на достойную жизнь для своих детей, лежала передо мной мертвая, а дети ее остались сиротами.
   Долгую жуткую секунду я смотрел на Трикси, и под этим взглядом она перестала визжать и затихла, негромко всхлипывая. Да, Трикси принадлежала к женскому полу, но в ту минуту она не была для меня женщиной. Она пересекла грань. Насколько я мог судить, убив Эмму, она и ее союзники утратили право считаться людьми.
   И будь я проклят, если собирался спустить им это с рук. Только вряд ли я смог бы покарать их, сидя в тюремной камере.
   Я повернулся и бросился по коридору в противоположную от свидетелей сторону. Первая же дверь на улицу оказалась заперта. Я чертыхнулся и побежал обратно, к главному выходу. Кто-то кричал, но я не обратил на это внимания. Я бегом одолел последние двадцать футов и собирался толкать дверь с разбегу, когда она сама распахнулась передо мной.
   В дверях стояла, задыхаясь, Джоан. На ней были старые джинсы и фланелевая куртка поверх футболки. В одной руке она держала ключи, в другой – молоток с гвоздодером. Она явно только что приехала, и мы с ней едва не столкнулись.