Батчер Джим. Обряд на крови

   Последнее, что я помню, – это как я повалился на траву у выхода из Провала, так и не выпуская из рук Томаса. Я видел его лицо в лунном свете. На глазах его блестели слезы. Он сделал вдох, но полный боли. Голова и шея его были повернуты под неестественным углом к плечам.
   – Господи, – прошептал я. – Ему давно уже полагалось умереть.
   Его губы слабо дернулись. Не знаю как, но мне удалось разобрать то, что он пытался сказать:
   – Лучше б так оно и было.
   – Черта с два лучше! – сказал я ему.
   Я чувствовал себя смертельно усталым.
   – Сделаю тебе больно, – прошептал он. – Может, убью тебя. Как Жюстину. Брат. Не хочу этого.
   Я уставился на него. Он не знал.
   – Томас, – сказал я. – Жюстина жива. Это она сказала нам, где ты находишься. Она все еще жива, болван ты этакий!
   Глаза его расширились, по коже волной прокатилось серебристое сияние. Мгновение спустя он хрипло вздохнул и закашлялся. Вид он имел, правда, все еще жуткий: ввалившиеся глаза и все такое.
   – Ч-что? Она… что?
   – Спокойнее, спокойнее, а то тебя сейчас вырвет или еще что, – сказал я, придерживая его. – Она жива. Не то… не то чтобы здорова, но не умерла. Ты ее не убил.
   Томас несколько раз моргнул, а потом потерял сознание. Он лежал, еле дыша, а на щеках его блестели светящиеся серебряные слезы.
   С моим братом все будет в порядке.
   Потом я вспомнил одну вещь и сел.
   – Ох, блин, – сказал я.
   – Что? – слабым голосом спросила Мёрфи.
   Я тупо смотрел в ночное небо, пытаясь вычислить время.
   – Когда там, в Швейцарии, начинается вторник?

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

   Я проснулся на следующее утро. Говоря конкретнее, я проснулся на следующее утро, когда осыпался последний из Эбинизеровых камней, и моя рука начала напоминать мне, что ее словно окунули в расплавленный свинец.
   В сравнении с другими днями моей жизни это никак нельзя назвать самым удачным утром. С другой стороны, бывало и хуже.
   Мне полагалось бы поведать вам, как стойко и мужественно, со свойственной чародеям выносливостью я терпел боль. По правде говоря, единственной причиной, по которой я не орал как резаный, было то, что у меня просто не осталось на это сил. Я прижал руку – все еще в грязных бинтах – к груди и попытался вспомнить, как пройти к холодильнику. Или к разделочной доске, одно из двух.
   – Ну-ну, – послышался голос, и надо мной склонился Томас.
   Вид у него был помятый, но стильный. Вот ублюдок.
   – Извини, Гарри, – сказал он. – Мне пришлось побегать, пока я нашел что-нибудь от боли. Я и сам очнулся всего пару часов назад. – Он поправил мне одеяло. – Ты лежи пока. Думай о чем-нибудь таком… о пентаграммах, что ли? Сейчас воды принесу.
   Минуту спустя он принес мне стакан воды и пару голубых таблеток.
   – Вот. Прими и подожди минут десять. И думать забудешь о боли.
   Я решил, что это он меня просто ободряет, но он оказался прав. Десять минут спустя я лежал в кровати и думал, что мне стоило бы украсить чем-нибудь потолок. Чем-нибудь пушистым и мягким.
   Я встал, натянул свои темные камуфляжные штаны и, пошатываясь, вышел в гостиную тире кухню тире прихожую тире берлогу. Томас возился на кухне, напевая что-то себе под нос. Вполне мелодично. Я решил, что в музыкальном отношении гены у нас разные.
   Я уселся на диван и принялся смотреть, как он мечется по кухне – если можно метаться по помещению, в котором от стены до стены и двух шагов нет. Он готовил яичницу с ветчиной на моей дровяной плите. В готовке на настоящем, живом огне он не разбирался ни хрена, так что ветчина подгорела, а желтки растеклись, но, похоже, он получал от процесса неподдельное удовольствие, а пережаренные, недожаренные и просто не понравившиеся ему по какой-то причине куски скидывал на пол у плиты. Кот со щенком, разумеется, тусовались там же; Мистер подъедал то, на что положил глаз, а щенок старательно подбирал все, что счел недостойным своей царственной особы Мистер.
   – Привет, – ухмыльнулся он мне. – Тебе вроде не положено сейчас испытывать голод, но все же поешь сколько сможешь, ладно? Тебе это только на пользу.
   – Идет, – послушно согласился я.
   Он раскидал яичницу более или менее поровну в две тарелки, одну дал мне. Вторую оставил себе. Мы ели молча. Дрянь получилась у него ужасная, зато рука не болела. Что ж, спасибо на том.
   – Гарри, – произнес он, помолчав немного.
   Я посмотрел на него.
   – Ты пришел туда спасти меня?
   – Угу, – кивнул я.
   – Ты мне жизнь спас.
   Я поразмыслил немного.
   – Угу, – повторил я и отправил в рот еще кусок.
   – Спасибо.
   Я мотнул головой:
   – Не за что.
   – Нет есть за что, – возразил он. – Ты рисковал жизнью. И своей, и Мёрфи.
   – Угу, – повторил я в третий раз. – Мы ведь семья, так?
   – Еще бы не семья! – согласился он с немного кривой улыбкой. – Потому я хотел просить тебя об одолжении.
   – Ты хочешь, чтобы я вернулся туда с тобой, – сказал я. – Прощупать, как обстоят дела с Ларой. Повидаться с Жюстиной. Посмотреть, что светит в будущем.
   Он уставился на меня.
   – Откуда ты знаешь?
   – Я бы тоже поступил так.
   Он кивнул.
   – Так ты поедешь?
   – Если только мы провернем это до вторника.
   В понедельник приехала Мёрфи – сообщить, что следствие установило: смерть Эммы наступила в результате несчастного случая. Поскольку отпечатков на орудии убийства не обнаружили, а единственный свидетель (он же владелец оружия) исчез, мне больше не грозила опасность быть арестованным по обвинению в убийстве. Вся эта история оставалась скользкой как рыба-тунец и вряд ли завоевала мне новых друзей в органах охраны правопорядка, но по крайней мере роли мальчика для порки я на сей раз избежал.
   Мне трудно было сосредоточиться на словах Мёрфи. Рейт едва не сломал ей нижнюю челюсть, и уж синяк ее расцвел всеми цветами радуги. Даже славные голубые таблетки не удержали меня от злобного рыка при виде ее травм. Говорила Мёрфи преимущественно о делах, но вид ее так и провоцировал меня на комплименты касательно ее внешности. Я промолчал, а она в ответ не сломала мне нос. Все по справедливости.
   Она отвезла меня к какому-то дорогостоящему светилу, которого порекомендовал их семейный лечащий врач. Тот осмотрел мою руку, пощелкал ее «полароидом» и долго, задумчиво качал головой.
   – Поверить не могу, что она до сих пор не начала отмирать, – заявил он. – Мистер Дрезден, похоже, вам все-таки удастся сохранить руку. Небольшая часть кисти вообще не обгорела, чему я не нахожу никаких объяснений. Вы не против, если я задам вам один вопрос личного характера?
   – Эта часть тела функционирует вполне удовлетворительно, док, – пробормотал я, слегка зардевшись. – Правда, не могу сказать, чтобы в последнее время ею пользовались слишком часто.
   Он одарил меня легкой улыбкой.
   – Боюсь, еще более личного характера. Насколько хороша ваша страховка?
   – Гм, – отозвался я. – Не сказать, чтобы очень.
   – Раз так, позвольте дать вам один неофициальный совет. Вам почти фантастически повезло с этой вашей травмой – в смысле, насколько маловероятно, что кисть вообще может сохраниться. Однако, учитывая характер ожогов и повреждения нервных окончаний, я бы на вашем месте всерьез задумался об ампутации и использовании протеза.
   – Чего? – спросил я. – Зачем?
   Доктор покачал головой:
   – Мы, конечно, можем предотвратить инфекцию и ее распространение до тех пор, пока не восстановится хотя бы частично эпидермис – это основные проблемы на данной стадии. Но с моей профессиональной точки зрения вы получите больше пользы от искусственной руки, чем от своей собственной. Даже после операции и экстенсивной терапии, которые встанут вам в круглую сумму, пройдет не один год, пока рука начнет хоть как-то вас слушаться. В самом благоприятном случае она все равно не восстановится полностью.
   Долгую минуту я молча смотрел на него.
   – Мистер Дрезден? – не выдержал он.
   – Моя рука, – заявил я с упрямством трехлетнего ребенка и попытался улыбнуться. – Послушайте. Может, моя рука и изуродована к чертовой матери. Но она моя, ясно? Так что никаких ваших хирургических пил.
   Доктор покачал головой.
   – Я понимаю, сынок, – сказал он. – Что ж, удачи. – Он выписал мне рецепт мази-антибиотика, направление к еще более дорогостоящему светилу (так, на всякий случай) и выдал каких-то болеутоляющих таблеток. На обратном пути я попросил Мёрфи притормозить у аптеки, где купил лекарств по рецептам, охапку стерильных бинтов и пару кожаных перчаток.
   – Ну, – поинтересовалась Мёрфи. – Ты собираешься рассказать мне, что тебе врач говорил?
   Я выкинул правую перчатку в окно, и Мёрфи удивленно изогнула бровь.
   – Вот покончу с этой игрой в мумию, – сказал я, помахав свежезабинтованной рукой, – и встану перед проблемой выбора внешности. Майкл Джексон или Джонни Тремейн?
   Она постаралась не подавать вида, но я все же заметил, как она поежилась. Что ж, могу ее понять. Когда б не Томасовы голубые пилюли, я мог бы здорово сокрушаться насчет всей этой истории с рукой.
   Во второй половине дня я забрал Голубого Жучка у своего механика Майка – в деле авторемонта он является эквивалентом Иисуса Христа. Ну или д-ра Франкенштейна, не знаю точно. Я погнал Жучка в отель неподалеку от аэропорта на встречу с Артуро Геносой и свежеиспеченной миссис Геноса.
   – Ну и как замужняя жизнь, Джоан? – поинтересовался я.
   Джоан, простая, заурядная и светящаяся от счастья, с улыбкой прижалась к Артуро. Артуро тоже улыбался.
   – Ни разу еще не был женат на женщине, столь… творчески изобретательной.
   Джоан залилась краской.
   Мы очень мило перекусили вместе, и Артуро вручил мне мой гонорар – наличными.
   – Надеюсь, это вам не помешает, мистер Дрезден, – сказал он. – Фильм мы не закончили, и деньги ушли, когда мне пришлось объявить о банкротстве, но вы свою плату получить просто обязаны.
   Я покачал головой и подвинул конверт обратно ему.
   – Я не спас ваш фильм. Я не спас Эмму.
   – Тьфу на фильм! Вы рисковали жизнью, чтобы спасти Жизель. И Джейка. Эмма… – Он замялся. – Я понимаю, что вы не вправе рассказывать всего, но мне все-таки нужно знать, что с ней случилось.
   Лицо Джоан застыло, и она бросила на меня полный мольбы взгляд.
   Ей не нужно было объяснять. Она знала или подозревала истину: что за убийствами стояла Трисия Скрамп. Каким бы неудачным ни вышел предыдущий брак Артуро, такая новость о женщине, которую он некогда любил, разбила бы ему сердце.
   – Не знаю точно, – солгал я. – Я застал Эмму и Трикси в таком вот виде. Мне показалось, я увидел кого-то, и я побежал в надежде поймать его. Или он бежал быстрее меня, или мне просто показалось. Боюсь, что теперь мы уже и не узнаем.
   Артуро кивнул.
   – Вам не в чем себя винить. И вы не должны отказываться от честно заработанного, мистер Дрезден. Я перед вами в долгу.
   Мне очень хотелось вернуть ему деньги, но, черт, близился уже вечер понедельника. А за ним – вторник и Кинкейд. Я взял конверт.
   Минуту спустя появился Джейк Гуфи в светлом хлопчатобумажном костюме. Он был небритый, и в щетине его мелькало довольно много седых искр. Кроме того, он явно не выспался, хотя мужественно старался улыбаться.
   – Артуро, Джоан – мои поздравления.
   – Спасибо, – улыбнулась Джоан.
   Джейк присоединился к нашей трапезе. Потом мы проводили Джоан с Артуро в аэропорт. Джейк долго смотрел им вслед. Если он и испытывал угрызения совести насчет введения Артуро в заблуждение по поводу Трикси, виду он не подал.
   – Я уверен, – произнес наконец Джейк, устало повернувшись ко мне, – что убийца – не вы. Полиция сказала, что выстрелы вообще вышли по случайности. Они подняли информацию на Трикси и обнаружили все ее курсы лечения от наркозависимости. Они сказали, она могла наделать глупостей, обдолбавшись.
   – А вы сами тоже так считаете? – спросил я.
   – Ни в коем случае, дружище. Она вообще, кроме глупостей, ничего не делала. А уж то, что она при этом еще и обдолбанная оказалась, – так, случайное совпадение.
   Я покачал головой.
   – Мне жаль, что я так и не смог защитить Эмму.
   Он кивнул.
   – Мне тоже, дружище. Она шла принять лекарство. От аллергии. Она не хотела запивать его сырой водой, поэтому пошла в гостиную за бутылкой минералки. Вот и оказалась в неудачном месте и в неудачное время. Черт-те что!
   – Детей ее жалко, – сказал я. – Я жил в приюте. Отстой.
   – Не знаю, каково им придется без мамы, – кивнул Джейк. – И у меня опыта небогато. Но вряд ли из меня выйдет такой уж плохой отец, чтобы звать их сиротами.
   На мгновение я зажмурился.
   – Ну да, вы же говорили, что хотели остепениться.
   – Угу. Но Эмма решила, что ей лучше без меня.
   – Будете продолжать играть? – спросил я.
   – Ох, черт, нет, – замотал он головой. – «Силверлайт» все равно занесла меня в черный список, как и других. И потом, не могу же я заниматься этим и ходить одновременно на курсы и все такое. Займусь другим делом.
   – Да? – удивился я. – Каким?
   – Откроем с Бобби проектное бюро. Фэн-шуй.
   Из аэропорта я уезжал в менее подавленном настроении.
   Следующим делом мы с Томасом поехали к Рейтам. На этот раз нас запустили в дом через парадный вход. У дверей стояла новая пара телохранителей. Не близнецов, и в глазах их не было той телячьей покорности. Похоже, этих выбрали за опыт и навыки. Я бы поспорил, что это бывшие морпехи.
   – Добро пожаловать, мистер Рейт, – произнес один из охранников. – Ваша сестра желает, чтобы вы присоединились к ее трапезе в восточном саду.
   Вид у обоих был серьезный, так что это прозвучало не совсем чтобы приглашением, однако похоже, они имели заданием не только наблюдать за нами, но и защищать нас. Томас шел первый; я отстал от него на пару шагов. Я был выше его, но двигался он с уверенностью, какой я у него еще не видел, так что шагали мы почти в ногу.
   Охранники проводили нас в шикарный сад, террасами спускавшийся к пруду. Пейзаж словно перенесли из Италии эпохи Ренессанса: фальшивые руины, статуи древних богов, обилие зелени, не позволявшей видеть всего одновременно – чтобы посетителю было интереснее блуждать по всей этой красоте. На верхней террасе белел крахмальной скатертью большой стол с витыми металлическими ножками, вокруг которого стояли соответствующие стулья. На мой взгляд, фруктов на блюдах было многовато в ущерб всему остальному; впрочем, я со своими привычками завтракать остатками вчерашнего обеда скромно помалкивал.
   За столом сидела Лара в белом, расшитом алыми розами платье. Волосы она на этот раз собрала в свободный, пышный хвост. Лара приветствовала нас, встав и протянув руки к Томасу.
   – Томас! – произнесла она. – И Гарри!
   – Сестрица, – отозвался Томас. – Могу ли я заключить по твоему приветствию, что власть слегка поменялась?
   Она снова села, и Томас занял место рядом с ней. Я сел напротив, чтобы видеть, что творится у него за спиной, и я не тратил энергии на искусственные улыбки. Мне не хотелось, чтобы Лара считала, что мы теперь закадычные друзья, да и не умею я изображать подобные эмоции.
   Лара внимательно посмотрела на меня, и лицо ее сделалось задумчивым, хотя улыбка продолжала играть на ее губах.
   – О, это обычная мелкая семейная размолвка, – сказала она. – Уверена, отец подуется на меня некоторое время, а потом все забудет.
   – А если нет? – спросил Томас.
   Ларина улыбка сделалась чуть резче.
   – Обязательно забудет. – Она сделала глоток апельсинового сока. – К сожалению, Томас, я не уверена, что он будет столь же снисходителен в отношении тебя.
   Томас со свистом втянул воздух.
   – Мне очень жаль, – сказала Лара.
   Похоже, она говорила это искренне.
   – Вы от него отворачиваетесь? – спросил я. – От вашего брата?
   Лара подняла руку.
   – Мне не хотелось бы делать этого, но отцовская неприязнь к Томасу хорошо известна всем. Если я собираюсь поддерживать иллюзию того, что отец продолжает править кланом, Томас не может оставаться. Разумеется, я не собираюсь устранять тебя, Томас. Но мне придется порвать с тобой. И ты не можешь больше рассчитывать на протекцию клана Рейтов – открытую, во всяком случае. Честно, мне очень жаль.
   – Это близняшки, – сказал он. – Это они толкают тебя на это. Это они хотят, чтобы я убрался.
   – Мадригал хочет, – согласилась Лара. – Мэдлин в общем-то все равно, но она всегда потакала его истерикам. И говоря откровенно, их поддержка мне нужна больше, чем твоя.
   Томас сделал глубокий вдох и кивнул:
   – Все еще может измениться.
   – Надеюсь, что так, – согласилась Лара. – Но пока я ничего больше не могу сделать. Не подходи ко мне на людях, Томас. Не приезжай. Не считай дом Рейтов своим. Выброси свои кредитные карты и не пытайся снять что-то со своих счетов. Ты ведь наверняка приберег что-нибудь?
   – Немного, – сказал он. – Но деньги меня не волнуют.
   Лара отставила свой стакан с соком и откинулась на спинку стула.
   – Зато волнует Жюстина, – произнесла она.
   – Да. Мадригал с удовольствием наложил бы на нее лапы.
   – У него это не выйдет, – ответила она. – Обещаю тебе, Томас, что со мной она будет в безопасности. Хоть это я для тебя могу сделать.
   Напряжение, сковывавшее плечи Томаса, чуть ослабло.
   – Как она?
   – Слаба, – сказала Лара. – Очень вялая, рассеянная. Но счастливая, мне кажется. Говорит о тебе иногда.
   – Ты… – Лицо его брезгливо скривилось.
   – Вообще-то нет, – сказала Лара.
   Томас нахмурился.
   – Да ты сходи повидайся с ней, – предложила Лара и кивнула в направлении нижней террасы.
   Посмотрев вслед за ней в ту сторону, я увидел Жюстину в кресле-каталке – она рисовала что-то в лежавшем на ее коленях блокноте.
   Томас пулей вылетел из-за стола, спохватившись, сбавил скорость и по петляющей тропинке начал спускаться к девушке, оставив меня наедине с Ларой.
   – Ему здесь и правда не место, поверьте, – сказала она. – И Инари тоже.
   – Как она? – поинтересовался я.
   – В гипсе, – ответила Лара. – В одной палате с ее бойфрендом. Он ведь тоже не в лучшей форме. Все время болтают, смеются. – Она вздохнула. – Все признаки любви налицо. Я ведь поговорила с ней, как и обещала. Не думаю, чтобы она в конце концов сделалась одной из нас. Она говорила что-то насчет занятия фэн-шуй в Калифорнии.
   – Я и не знал, что она владеет боевыми искусствами, – заметил я.
   Лара чуть улыбалась, глядя на Томаса. Он стоял на коленях рядом с Жюстиной, смотрел ее рисунки и говорил ей что-то. Она казалась очень слабой, но довольной – вроде тех больных детей, которых привозят в Диснейленд для участия в ток-шоу. Это одновременно согревало сердце и причиняло ему боль. Мне не понравилось то, как я себя чувствовал при виде этого.
   – Чтобы быть с вами до конца откровенным, Лара, – сказал я. – Я вам не доверяю.
   Она кивнула:
   – Это хорошо.
   – Но у нас на руках кризис с заложниками.
   – Какими?
   – Семейные тайны. Вы знаете мою насчет Томаса.
   Взгляд ее оставался непроницаемым.
   – Да. А вы знаете про моего отца.
   – Если вы проболтаетесь про Томаса, я проболтаюсь про вашего папочку. В проигрыше будем оба. Поэтому мне кажется, нам лучше договориться о взаимной честности. От вас не требуется любить меня. Или соглашаться со мной. Или помогать мне. Только вести себя честно – и вы получите то же от меня. Если я выйду на тропу войны, я извещу вас о том, что нашему уговору конец. Вы поступаете точно так же. Так будет лучше для нас обоих.
   Она медленно кивнула.
   – Даете мне ваше слово в этом?
   – Обещаю. А вы?
   – Да. Даю слово.
   Дальше мы обедали в молчании.
   Примерно через полчаса Томас встал, наклонился и коснулся губами щеки Жюстины. Потом довольно резко выпрямился и поспешил прочь от нее, не оглянувшись. Когда он подошел к нам, я пригляделся.
   Губы его распухли и покрылись волдырями, как от ожога. Он прошел мимо, словно не заметив нас, глядя куда-то в пространство.
   – Он у нас всегда был романтиком, – вздохнула Лара. – Она защищена. Нашему дурачку не стоило привязываться так к пище. Я думаю, это все случилось в последнюю их встречу.
   – Могло повернуться и иначе.
   – Нет повести печальнее на свете, – согласилась Лара.
   Мы ушли.
   – Ты как? – спросил я у Томаса, когда мы уселись в Жучка.
   Он низко опустил голову и не ответил.
   – Я узнавал насчет Инари, – сказал я.
   Он покосился в мою сторону, но головы не поднял.
   – Она в гипсе. И влюблена. Правда, пройдет не одна неделя, прежде чем они с Бобби смогут заняться чем-то этаким. Так что никаких преступлений на любовной почве.
   – Она свободна, – сказал Томас.
   – Угу.
   – Хорошо. – Он помолчал немного. – Никто не должен вырастать, как Рейты. Губить людей, которые тебе дороже всего.
   – Ты ее не погубил. И я думаю, Лара ее действительно защитит.
   Он угрюмо пожал плечами.
   – Ты с субботы хоть немного спал?
   – Нет.
   – Тебе нужен отдых, а мне нужен человек по уходу за щенком. Я закину тебя в мою берлогу, а сам поеду по делам. Ты напьешься Макова пива и соснешь на диване. Потом, когда отдохнешь, решим, что делать дальше. Идет?
   – Идет, – ответил он. – Спасибо.
   Я отвез его к себе домой и провел остаток дня, пытаясь собрать деньги с людей, в свое время недоплативших мне по той или иной причине. Не могу сказать, что мне слишком повезло. Еще несколько часов я мотался по банкам в надежде получить кредит – с еще меньшим успехом. Не знаю почему, но банковские сотрудники недоверчиво относятся к чувакам, имеющим просроченные платежи или пишущим в графе «профессия» слово «чародей». И ведь я не писал в графе «цель», что кредит требовался мне «для оплаты услуг наемного убийцы».
   Под конец дня рука разболелась так, что даже болеутоляющие не помогали, к тому же я вымотался как собака. Выйдя из последнего банка, я минуту не мог вспомнить, как выглядит моя машина. Потом проехал поворот к дому, и мне пришлось обогнуть весь квартал, но я проехал поворот и второй раз. Мне удалось-таки добраться до дома прежде, чем я брякнулся в обморок, – я из последних сил проплелся мимо мирно дремавших на диване Томаса, Мистера и щена и поленом повалился на свою кровать.
   Когда я проснулся, было уже утро вторника.
   Моясь под душем с пластиковым пакетом на забинтованной руке, я поймал себя на том, что жду появления на кончике носа красной точки лазерного прицела. Я оделся, взял телефон и набрал номер Кинкейда, потом положил трубку и принялся ждать ответного звонка.
   Ждать пришлось не больше трех минут.
   – Это Дрезден, – сказал я в трубку.
   – Я понял. Как рука?
   – Я видел этот суперпротез со всеми причиндалами швейцарского перочинного ножа, но мне не понравилось. Оставлю оригинал.
   – Тоже дело, – хмыкнул Кинкейд. – Хотите еще контракт?
   – Я как раз насчет прошлого, – пробормотал я. – Э… то есть я помню, вы сказали ко вторнику, но я еще не все успел обналичить. – Я ему не врал. Я не продал еще свои подержанные книги в бумажной обложке и коллекцию комиксов. – Мне бы еще времени немного.
   – О чем это вы?
   – О времени. Мне нужно еще немного времени.
   – Зачем?
   – Собрать для вас деньги, – буркнул я, опустив слово «балбес».
   Вот видите? И я умею иногда вести себя дипломатично.
   – Деньги поступили на счет несколько часов назад.
   Я выпучил глаза.
   – Но вы, конечно, можете заплатить и дважды, – продолжал Кинкейд. – Ничего не имею против. Еще что-нибудь?
   – Э… Нет. Думаю, больше ничего.
   – Не звоните мне, если это не по делу. – Он помолчал. – Впрочем, могу дать вам совет. Совершенно бесплатно.
   – Какой еще? – поинтересовался я, мудро скрывая замешательство.
   – Очень уж легко она дала себя одолеть, – сказал Кинкейд. – Мавра, в смысле.
   – Угу. Полагаю, благодаря вашему чудо-оружию против вампиров. Спасибо.
   – За все уплачено, – хмыкнул он. – Но я-то дал его вам в первую очередь, чтобы вы чувствовали себя увереннее. И чтоб самому быть уверенным в том, что вы не перестреляете нас случайно.
   – А что вы там говорили насчет того, какая это крутая штука?
   – Ну же, Дрезден. Это пистолет для пейнтбола. Мавра – громила мирового экстра-класса. Я рассчитывал, что эта штука продырявит свежеиспеченных вампиров – это да. Думаете, Мавра возникла из дыма только для того, чтобы позволить вам укокошить себя? Вот так – красиво, как в кино? Если вы на это купились, я о вас слишком хорошо думал.
   Я ощутил неприятную пустоту в желудке.
   – Это была она, – пробормотал я.
   – Почему вы так решили?
   – Ну… Потому… Наряд тот же самый… – Я подумал немного. – Сукина дочь! Да, странно все вышло, даже для меня. То есть один труп похож на другой. Могла быть и фальшивка.
   – Могла, – согласился Кинкейд. – Поэтому вот мой вам совет, Дрезден. Ходите с оглядкой.
   – Умгум. Спасибо.
   – Сдачи не надо. – Он помолчал немного, прислушиваясь к чьему-то голосу. – Ива просит передать привет вашей киске. – И повесил трубку.
   Я в задумчивости отодвинул телефон. Когда я обернулся, Томас сидел на диване и молча протягивал мне какую-то бумажку. Я взял и посмотрел. Это оказалась Кинкейдова визитная карточка с номером счета и суммой.
   – В прачечной нашел, – пояснил он.
   – Тебе совершенно не обязательно было это делать, – сказал я.
   – Сам знаю, – ответил он.
   – У тебя что, правда так много денег?