Страница:
– Скажите,- Тихо спросил оказавшийся рядом с президентом интеллигентный Боки,- как понимать тот факт, что Вы, предложив в своё время всем желающим из нас… скажем так: рисковать на Вашей стороне… вдруг так надолго оставили нас одних?
– А Вы разве – дети, что за вами присмотр нужен?- Удивился Анас-Бар.
– Да нет, вроде,- пожал плечами Боки,- да только обидно просто: думали, что будем все вместе – а оказались одни…
– Хм… Почему же "одни"?- Усмехнулся президент.- Мне всегда казалось, что вас много – настолько много, что вы представляете собой реальную силу… Пожалуй – самую реальную… быть может – даже большую, чем моя власть… И, потом – разве вы уже не сделали свой выбор? Или он определяется возможностью силовой поддержки "сверху"? Тогда – есть ли это именно ваш выбор? Может, это просто "дань ситуации"?- Мы молчали. Сказать толком было нечего, а оправдываться никто, как обычно, не хотел.
– И где же Вы пропадали? Снова оценивали ситуацию, как и после выборов?- Наконец спросил, несмело исподлобья ухмыляясь, Алозан.
– В жизни…- задумчиво глядя сквозь него, отвечал Анас-Бар,- бывает полезно различать то, что хотелось бы создать, и то, что возможно создать… Ибо исход дела слишком сильно зависит от правильной первоначальной оценки…
– Ну, и?
– Ну, и – поскольку я считаю себя реалистом – меня почему-то не привлекают попытки создавать невозможное…- Пожал плечами президент.- Может, именно поэтому перед началом любого процесса, в который я собираюсь встрять, мне нужно некоторое время, чтобы в него вникнуть… Хотя бы – для того, чтобы верно оценить шансы,- кисло ухмыльнулся он.
– Скажите,- поинтересовался случайно затесавшийся в это общество молодой художник, попивавший за столиком кофе со своей подружкой и озадаченный размером нахлынувшей вдруг сюда толпы,- а что здесь, собственно, происходит?- Журналисты рассмеялись.
– Здесь президент даёт пресс-конференцию по поводу своего появления в Готонде,- с совершенно невозмутимой физиономией ответил Карой Де Лю. Президент оценивающе посмотрел на него: видимо, бойкий писака начинал ему нравиться.
– И какие вопросы ему можно задавать?- Саркастически хмыкнул художник. Девушка потянула его за рукав, но он, выдернув руку, продолжил: – Я где-то слышал, что его величество якобы позволило задавать ему в Готонде любые вопросы?
– Слухи не обманули Вас,- снова нашёлся Карой,- но вот насчёт "величества" Вы несколько преувеличили: господин президент пока не присваивал себе таких титулов…- журналисты заулыбались, а Анас-Бар, слегка раздосадованный тоном художника, с некоторой благодарностью взглянул на Кароя. Тот лишь криво ухмыльнулся: дескать, с этим мы сами разберёмся – но мы ждём информации… Президент понимающе прикрыл веки. Художник, озадаченно хмыкнув, пока затих.
– Какие цели ставите Вы и Ваша партия теперь, после получения практически ничем не ограниченной власти в стране?- Прозвучал первый вопрос из "домашних заготовок".
– Ну, во-первых – у меня не было, нет, и, я думаю, никогда не будет своей партии.
– Почему?
– Ибо партия есть не что иное, как "[безумие многих ради выгоды единиц][Джонатан Свифт]".- Толпа зашуршала, заулыбалась.
– Но Вы "взошли на трон" под знамёнами "Народного возрождения Ункарии", разве не так?
– Так. Просто на этом этапе мы с Бигуром не видели противоречий – оба хотели примерно того же. Собственно, если вы помните, это была именно их инициатива, а не моя: видит Бог, я не хотел во всё это ввязываться… Понимал, что нужно; но – не хотел. Боялся, что ли…
– И сейчас боитесь?- Поинтересовался Алозан.
– Сейчас поздно бояться…- Хмыкнул Анас-Бар.- Сейчас я пытаюсь собрать команду, способную произвести в Ункарии нужные изменения.
– Кому нужные?
– Всем нам.
– То есть – "нам, членам команды"?
– Хм… и им, разумеется, тоже. Видите ли… Дело в том, что мы пытаемся создать, по сути, новое общество, новую систему общественных отношений. И на каком месте в этом обществе окажется впоследствии каждый из нас – нам пока неизвестно. Поэтому все мы заинтересованы заранее позаботиться о том, чтобы каждый из нас смог потом жить нормально – вне зависимости от того, на какое бы место в этом новом обществе ни закинула его судьба. Иными словами – мы должны прийти к объективной морали, к объективным общественным отношениям, взгляды на которые не зависят от того, где, на каком месте в этом обществе человек находится, какое положение занимает и какую имеет власть… Только в таком обществе граждане могут думать, в основном, не о драке за хлеб насущный, а уже хоть о каких-то иных, более приличествующих разумным существам, деяниях… ради которых, собственно, и существует, быть может, Человек…- Пишущая братия затихла, озадаченная столь неожиданным поворотом дела: вместо привычных им дежурных "отмазок", имеющихся в обилии в арсенале любого политика, президент вдруг выдал хоть и не понятную до конца, но уже озадачившую их концепцию построения общества, оспаривать разумность которой никто из них был попросту не готов. Анас-Бар тем временем продолжал:
– Это – нелёгкая и непростая задача. Прежде всего – нам предстоит поднимать уровень сознания и образованности масс, ибо того, что мы на сегодня имеем, явно недостаточно… То есть – то, что уровни познаний в разных областях знаний для разных членов общества неравномерны в любом обществе – это нормально. По крайней мере – это естественно и понятно. Проблема в другом: у нас слишком у многих нет базового, так называемого минимального гражданского уровня. В итоге возникает конфликт между потребностью в знаниях и их наличием.
– Потребностью в знаниях?- С каким-то осторожным удивлением переспросил Карой Де Лю.
– Именно. Согласитесь, что для человека, живущего в дикой степи и для человека, живущего в джунглях – нужны разные знания, чтобы выжить.
– Ну, разумеется…
– А для человека, живущего в современном обществе, перенасыщенном как достаточно сложной техникой, так и проблемами урбанизации – нужны совсем иные, совершенно несхожие с упоминавшимися выше, знания, понятия и установки.
– В общем – да, конечно…
– И подавляющее большинство наших проблем связаны с тем, что средний человек этих знаний, понятий и установок не имеет. Это – дефект системы образования и воспитания, конечно… Но – как раз в результате конфликта между потребностью в этих знаниях и их отсутствием… в обществе и возникает напряжённость… настолько сильная, что всеми остальными причинами напряжённостей… сегодня, в известной степени, можно бы и пренебречь…
– Неужели так серьёзно?- Карой удивился совершенно искренне, даже не пытаясь вести игру или свою тему в разговоре, как обычно опытный журналист старается делать во время интервью. Беседа получалась сама собой – времени на её планирование и обдумывание просто не было: Анас-Бар изливал слишком много неожиданной информации.
– Это – более, чем серьёзно. Есть в психоистории такое понятие, как превышение степеней свободы – и, следовательно, возможностей, которые имеет личность, над её уровнем развития. Когда это касается отдельной личности – это приводит к её деградации. Если же эта картина становится подавляющей в обществе – это приводит к вырождению нации. Представляете себе дикаря, в руки к которому попал лазерный бластер, срок службы которого превышает среднюю продолжительность жизни? В результате дикарь получает практически неограниченную власть над окружающим миром. У него пропадает необходимость работать и думать, а потребностей таких у него пока нет – неоткуда им ещё взяться. Следовательно – и работать, и думать он вскоре перестанет. В результате – очень быстро начнёт деградировать, что когда-нибудь приведёт к потере бдительности и захвату оружия, ставшего символом власти, более сильной особью. Я намеренно примитивизирую, конечно… Но – согласитесь, что в этой ситуации другой прогноз маловероятен.
– За исключением случая, когда этот дикарь одержим идеей развития нации…- задумчиво пробормотал Карой Де Лю.
– Вот-вот… То есть – когда его уровень сознания несколько выше, чем у обычного, среднего дикаря… Аналогично и у нас: если, скажем, печатный станок,- все заулыбались, припомнив столь привычные в недавнем прошлом периодические обвалы инфляции,- попадёт в руки профессору, одержимому идеей космических исследований, то на воплощение этой идеи будут в итоге тратиться почти все ресурсы общества. Это, может, и не слишком хорошо – но, по крайней мере, и не удручающе плохо. Если же, не дай Бог, этот станок попадёт в руки заурядного бюрократа – это приведёт к его личному обогащению за счёт всего общества и, как следствие, к развитию у него мании величия и непомерной жажды власти. Если же станок пападёт в руки простому крестьянину – тот, скорее всего, просто будет им пользоваться "для себя", в результате – обленится и перестанет работать, став достаточно обеспеченным жителем деревни. Умный крестьянин на его месте не будет пользоваться этим для жизнеобеспечения, да и детям запретит: единственное, пожалуй, от чего он не откажется – так это коровку приобрести, дом новый построить, землицы прикупить: понимание того, что большие шалые деньги несут погибель, у него в крови…
– А если станок попадёт к Вам?- Вальяжно поинтересовался художник.
– Уже попал,- развёл руками президент, вызвав улыбки журналистов: все помнили, как мгновенная остановка станка вызвала панику "нехватки наличности", и, в результате массовой скупки киртонов, их курс буквально за неделю взлетел почти на порядок. Потом он, правда, медленно осел раза в два, но уже на этом уровне и остался.
– Это была спланированная акция?- Поинтересовался Карой.
– Да как Вам сказать…- Загадочно улыбнулся президент.- Просто нужно было "останавливать станок", и – чем скорее, тем лучше. Но… какое-то время мы не решались этого сделать. Мы понимали, что могут быть как положительные, так и отрицательные побочные эффекты, но ни один из них не оценивался нами, как более опасный, чем продолжение работы станка. Поэтому его, в конце концов, и остановили. Правда – лишь после того, как провели несколько совещаний… или конференций – называйте это как хотите – с зарубежной ункарской диаспорой… На этих конференциях мной излагалась суть проблемы, после чего заявлялось буквально следующее: "Верхушка Ункарского правительства сегодня представлена группой лиц, которым небезразлично будущее Ункарии. Всех вас… собрали здесь примерно по тому же принципу: как людей, в то или иное время так или иначе проявивших своё небезразличие к этому самому… Ункарскому будущему. Поэтому – давайте делать взносы, господа. Я не говорю о займах – я говорю о взносах. То есть – о добровольных пожертвованиях в стабилизационный фонд того процесса, который я пытаюсь здесь раскрутить. Вы можете задавать мне любые вопросы – я буду стараться отвечать на них как можно более откровенно. По крайней мере – в плане того, каким именно я хотел бы видеть Ункарское завтра. Вы можете контролировать, как и на что расходуются ваши средства, чтобы тут же прекратить финансирование, если вам покажется, что расходуются они не так, как вам бы этого хотелось. Но: как расходовать полученные средства – я решаю сам. Без каких-либо финансовых или политических обязательств перед источниками этих средств. Единственно, что я могу обещать – что тратиться они будут на будущее Ункарии. Ну, и… Мы, здесь собравшиеся… в общем-то – деловые люди, в основном… Так вот: все, кто примут участие в формировании этого фонда… в будущем – если у меня всё получится так, как я бы того хотел – могут рассчитывать на безналоговую деятельность на территории этой страны… в течение срока тем большего, чем большую сумму они в этот фонд внесут – вне зависимости от масштабов их деятельности".- после чего начинались прения, более или менее спокойные. Результат же неизменно был один: примерно треть собравшихся осторожно верили, примерно каждый десятый был готов платить практически сейчас же. Вскоре фонд уже имел сумму, позволявшую нам продержаться несколько месяцев даже в случае полного отсутствия поступлений в бюджет. Примерно треть её была получена от диаспоры, а две трети неожиданно приплыли от местных бизнесменов, которые чуть ли не высказывали претензии, что мы не обратились к ним.
– На самом деле они могли, скорее всего, обидеться за то, что их обошли с "безналоговой политикой"…- Хмыкнул Алозан. Президент, удостоив его лишь беглым взглядом, продолжал:
– В конце концов, имея такой запас, мы рискнули – и выключили-таки станок. Результат превзошёл ожидания: вместо 1,5 – 2-х-кратного роста курса мы получили ажиотажный всплеск почти на порядок. Потом он чуток поуспокоился, и сегодня курс киртона, как вы знаете, пасётся где-то на пятикратном уровне. Что меня устраивает, ибо уже позволяет говорить о вводе нормальной валюты.- С ухмылкой закончил он.
Анас-Бар начинал нравиться журналистам: "Если этот тип не врёт, то у нас действительно есть шанс стать приличной страной",- сказал Алозан Карою.
– У вас есть такой шанс,- услышав это, вздохнул президент.- Вопрос только в том, как вы его используете…
– Что Вы имеет в виду?- Не то с осторожностью, не то с вызовом спросил Карой: ему явно не понравилось, что кто-то со стороны комментирует реплики его коллег в его адрес.
– Я имею в виду, что вы представляете здесь власть… Называйте её хоть четвёртой, хоть пятой, хоть десятой, но – это есть власть, гораздо больше других имеющая возможность влиять на сознание населения…
– Ну, положим…- Загадочно ухмыльнулся Алозан: о его успехах в области косвенной рекламы присутствующие были наслышаны.- Хотя в народе и толкуют, что четвёpтая власть – это… примерно, как пятая конечность: направляет взгляд, куда ей хочется; но в передвижении организма непосредственного участия не принимает…
– Ну, мало ли, чего где толкуют…- Улыбнулся президент.- Но мы-то с вами понимаем, насколько это верно, а?- Алозан уклончиво кивнул.- Так вот… В свете того, о чём я только что говорил… Подумайте… Хотите ли вы, чтобы уровень знаний нашего общества подрос настолько, чтобы попадание бластера или станка в руки любого члена общества не привело к катастрофе? Подумайте над тем, что сегодняшний выпускник школы, только начинающий жить, обычно не только не знает устройства большинства вещей – машин, механизмов – которыми он пользуется в быту чуть ли не каждый день, но часто вообще не имеет ни малейшего представления даже о принципах их функционирования… То есть – по сути, уподобляется дикарю, который, может, с грехом пополам и пользуется бластером, но – совершенно беспомощен в остальном: не только создать что-то подобное, но и отремонтировать имеющийся, если с ним вдруг что-то случится, он просто не в состоянии…
– Ну, в обществе должны быть развитые ремонтные службы,- с вызовом заметил художник.
– Да не о том я…- Анас-Бар поморщился.- Вы пытайтесь понять… Я… поражаюсь порой, как удивительно бессильны бывают слова, которыми люди пытаются объяснить подобные вещи… Если я не могу объяснить всё чётко и ясно, то это ещё вовсе не означает ни того, что я не понимаю этого сам, ни того, что предмет обсуждения недостоин вашего внимания…
– С этим трудно спорить,- согласился Карой Де Лю.
– Поэтому… Да, конечно – в обществе всё это должно быть, не спорю… Не может ведь каждый человек вмещать в себя знания всей цивилизации… Просто… Когда человек, нажимая на кнопку, даже не понимает, что он делает – это страшно… Помните аварию в Чехаре?- Присутствующие грустно закивали в ответ.- Там, казалось бы, всё было вызвано просто стечением обстоятельств… По крайней мере, официальные власти тогда именно так всё и объяснили… Вот только… Было ли так на самом деле? То есть – было ли это стечение обстоятельств действительно случайным?
– А что – есть другие сведения?- Оживился Алозан.
– Нет пока… Да и, признаться, сейчас не до того, чтобы раскапывать чужие грехи многолетней давности…- вздохнул Анас-Бар. Просто, когда один мой хороший знакомый заканчивал Муанский университет, он собирался работать именно в Чехаре. Съездил туда на преддипломную практику, посмотрел… и – сделал всё, чтобы туда не попасть.
– Почему?
– Когда его спросили об этом, он посерьёзнел вдруг, вздохнул, и, с каким-то тоскливым взглядом, сказал: "Знаете, ребята… Если бы я ещё на первом курсе спросил у профессора, можно ли так поступать с реактором – думаю, меня бы отчислили, даже не ожидая сессии. А они там… постоянно так делают. И – считают это нормой. Когда я это увидел – мне стало страшно".- Ну, а примерно через год в Чехаре рвануло. Я тогда, помнится, заметил: "Доигрались…".- Вокруг зависла тишина. Президент вслух сказал, по сути, то, о чём все давно догадывались. Теперь они не догадывались – они понимали, что именно так оно и было. Хотя и не имели на руках фактов, чтобы поднять шум. Потом многие из них признаются, что именно после этого разговора заметили за собой некоторые изменения: в частности, теперь написать что-то, что просто поднимет шум или даст какой-то заработок, им начало становится неинтересным… Стало хотеться фактов… Настоящих. Странно, правда?
Тем временем подошла Наита. Улыбнулась, подняла руку и кивнула всем в знак молчаливого приветствия, как бы предлагая продолжать беседу, не обращая внимания на её появление. Свита президента толпилась у входа в здание аэровокзала, что-то оживлённо обсуждая.
– Вы всегда сопровождаете мужа в поездках?- С многозначительной улыбкой поинтересовался Алозан.
– Насколько я знаю, он не может долго обходиться без женщины,- сверкнув улыбкой, нахально огорошила его ответом Наита. "Интересный ход…- подумал я.- Может, так и надо – на провоцирующие вопросы отвечать вызывающе?"
– Ну…- замялся, зардевшись, корреспондент,- женщину ведь можно и на месте найти…- И совсем смутился, поняв, что сморозил глупость: по рядам пишущей братии прошёл ропот. Его и раньше недолюбливали за ядовитые вопросы: интервьюируемые из-за них замыкались, их труднее было вызвать на откровенность… В результате – за право Алозана задать один-два таких вопроса коллеги вынуждены были расплачиваться досадой редакторов. Однажды запеянцы его за это хорошенько поколотили, но исправить так и не смогли.
– Ну, когда я замечу, что он предпочитает такой способ решения проблемы – я предпочту оставаться дома: думаю, это обойдётся дешевле.- Казалось бы, как ни в чём не бывало, ответила Наита. Только в голосе её появилось малость яда, а глаза смотрели на Алозана, как на зарвавшегося мальчишку.
– Простите, мэм…- пробормотал тот. Она не удостоила его ответом.
– Давайте лучше о наших баранах, а то время может кончится раньше, чем наши блокноты,- бросив язвительный взгляд на Алозана, предложил седой запеянец.- Мы говорили о низком уровне общественного сознания…
– Ну, не совсем так.- Поморщился Анас-Бар.- Хотя – и об этом тоже. Это – одна и та же проблема, просто разные составляющие… Уровень общественного сознания определяется, как минимум, уровнем знаний, уровнем доверия к власти и уровнем увлечённости масс общей идеей. Сегодня ни одна из трёх названных составляющих не развита в должной мере. О каком же общественном сознании можно говорить?
– И что же делать?- Явно намекая, что время бежит быстрее, чем неторопливая речь президента, поинтересовался Карой.
– Работать. Всем вместе. И вам – в том числе.
– Что Вы имеет в виду?- Осторожно поинтересовался Карой, с детства опасавшийся любых заигрываний с властью.
– Чтобы повысить уровень знаний, мы займёмся реформой системы образования. Чтобы она была успешной, чтобы на ключевые посты попали именно знающие люди, способные что-то изменить – нужна ваша помощь.
– Какая?
– А как вы думаете?- Поинтересовался Абар.- Впрочем – можете не отвечать: мне почему-то кажется, что вы, в общем-то, всё понимаете правильно – просто корреспондентская привычка заставила Вас задать этот вопрос…
– М… Да, пожалуй…- Переглянувшись, Карой и запеянец ухмыльнулись друг другу.
– Эту помощь можно описывать много часов – и всё равно не расскажешь всего. Я надеюсь на ваш разум, на вашу сообразительность и сознательность. Вы всю жизнь занимались онанизмом: с одной стороны – пытаясь бороться против существующей системы власти, с другой – вынуждено заигрывая с ней. Иначе, как "юношеским развлечением", подобный процесс назвать трудно, согласитесь… Сегодня центральная власть находится в руках тех, кто провозгласил власть разума, власть здравого смысла. В стране возникла парадоксальная ситуация, когда центральная власть борется со своим аппаратом на местах, пытаясь его разрушить и создать на его месте что-то более разумное и не столь подверженное порокам. Остатки старого аппарата в этих условиях развяжут настоящую войну, пытаясь под шумок наворовать да награбить побольше, раз уж дни их сочтены… А если удастся – так и завалить центральную власть, обвинив её во всех грехах, в том числе – и в своих собственных… В такое время каждый из вас должен для себя решить, с кем он: с нами или с ними. То есть – с теми, кто пришёл, чтобы привести систему и принципы управления страной к более разумному виду, либо – с теми, кто продолжает лгать, хитрить, изворачиваться, воровать, грабить – как страну в целом, так и подворачивающихся под руку её отдельных граждан… Не скрою – быть на нашей стороне значительно опаснее: если мы этих отщепенцев пытаемся судить, либо – если нет прямых улик – просто заменяем; то о мерах воздействия, применяемых ими, я думаю, не мне вам рассказывать…- При этих словах по рядам пишущей братии прокатился печальный вздох.
– Поэтому я вас и не агитирую, и не призываю: у каждого из вас есть семья, дети, разум, совесть; каждый из вас – взрослый человек, который и может, и вправе, и должен сделать свой выбор. Если кто решит бороться за идею построения разумного общества – буду рад. И – признателен. Только – не рассчитывайте особо на поддержку сверху: большинство проблем, с которыми вы будете сталкиваться, можно решить и нужно решать на вашем уровне. Если же верх начнёт вмешиваться во все мелочи и детали – он быстро в них погрязнет и перестанет выполнять свои главные функции… Хотя – конечно, за любую соответствующую действительности информацию, позволяющую лучше понять ситуацию или засадить высокопоставленного негодяя за решётку – буду лично признателен…- Свита тем временем пришла, видимо, к какому-то решению: расположилась на лавочках в сквере перед аэровокзалом, поглядывая в сторону кафе да, казалось, прислушиваясь. Интересно – что они могли оттуда услышать? И лишь только пресс-секретарь не сумел справиться со своим чувством долга и подобрался поближе: даже рискуя подставить себя под шквал иронии Анас-Бара, он не мог позволить себе узнать о содержании пресс-конференции из газет.
– Подходи, не стесняйся!- Добродушно хохотнул президент.- Чего за кустами-то прятаться – чай, не за девками на реке подсматриваешь!- Секретарь, зардевшись, подошёл поближе и расположился за столиком президента. Тот, между тем, продолжал:
– Что же касается такой составляющей, как доверие к власти – мы свою часть выполним: как до сих пор никого не обманывали, так,- он ухмыльнулся,- я надеюсь, не будем обманывать и впредь. А вот как сделать, чтобы народ верил в нас не после смерти, как на этой земле принято, а сейчас, сегодня – это уже вопрос для специалистов по косвенной рекламе.- Закончил он, иронично взглянув на Алозана, чем вызвал смех и аплодисменты собравшихся.
– Остаётся ещё увлечённость масс общей идеей. По большому счёту – мне всё равно, что это будет за идея: лишь бы она была достаточно благородной, чтобы ей хотелось увлечься, и – достаточно реальной, чтобы в ней не пришлось потом разочаровываться. Пока я вижу только одну такую идею: создание в стране нормального, умного, развитого общества, отношения в котором основывались бы на принципах здравомыслия. Найдёте ещё что-нибудь достойное внимания – ради Бога, обсудим. Нет – давайте двигать хоть эту. Только – ради всего святого, без прямой пропаганды…- Вздохнул Анас-Бар. Все понимающе заулыбались. Тем временем из здания аэропорта выпорхнуло что-то очень женственное и подвижное, за которым следовала толпа поклонников и журналистов. По мере приближения это нечто превратилось в аккуратненькую стройную женщину, которая возле своего микроавтобуса наконец остановилась, и, не решаясь, видимо, сбежать от своих преследователей, стала отвечать на их вопросы, раздавая между делом автографы.
– А это ещё что такое?- Изумился Анас-Бар.
– Софита…- Шепнул секретарь.- У неё сегодня вечером концерт в Гонт-клубе, завтра после обеда – гала-шоу на стадионе центрального парка, а вечером она уже полетит дальше…
– Хм… Гастроли понасыщенней, чем у меня…- Улыбнулся президент.- Сделай так, чтобы она не смогла сейчас отсюда выехать.- Кивнул он секретарю на узкий выезд с привокзальной площади, а сам отправился к аэровокзалу: там у входа торговали цветами. По рядам оставшихся не у дел участников пресс-конференции прокатился гул изумления, когда они увидели, как президент собственноручно покупает шикарный букет и направляется к микроавтобусу Софиты. Приготовленный для свиты президента 30-местный конрад-люкс тем временем неторопливо перегораживал единственный выезд в город.
– А Вы разве – дети, что за вами присмотр нужен?- Удивился Анас-Бар.
– Да нет, вроде,- пожал плечами Боки,- да только обидно просто: думали, что будем все вместе – а оказались одни…
– Хм… Почему же "одни"?- Усмехнулся президент.- Мне всегда казалось, что вас много – настолько много, что вы представляете собой реальную силу… Пожалуй – самую реальную… быть может – даже большую, чем моя власть… И, потом – разве вы уже не сделали свой выбор? Или он определяется возможностью силовой поддержки "сверху"? Тогда – есть ли это именно ваш выбор? Может, это просто "дань ситуации"?- Мы молчали. Сказать толком было нечего, а оправдываться никто, как обычно, не хотел.
– И где же Вы пропадали? Снова оценивали ситуацию, как и после выборов?- Наконец спросил, несмело исподлобья ухмыляясь, Алозан.
– В жизни…- задумчиво глядя сквозь него, отвечал Анас-Бар,- бывает полезно различать то, что хотелось бы создать, и то, что возможно создать… Ибо исход дела слишком сильно зависит от правильной первоначальной оценки…
– Ну, и?
– Ну, и – поскольку я считаю себя реалистом – меня почему-то не привлекают попытки создавать невозможное…- Пожал плечами президент.- Может, именно поэтому перед началом любого процесса, в который я собираюсь встрять, мне нужно некоторое время, чтобы в него вникнуть… Хотя бы – для того, чтобы верно оценить шансы,- кисло ухмыльнулся он.
– Скажите,- поинтересовался случайно затесавшийся в это общество молодой художник, попивавший за столиком кофе со своей подружкой и озадаченный размером нахлынувшей вдруг сюда толпы,- а что здесь, собственно, происходит?- Журналисты рассмеялись.
– Здесь президент даёт пресс-конференцию по поводу своего появления в Готонде,- с совершенно невозмутимой физиономией ответил Карой Де Лю. Президент оценивающе посмотрел на него: видимо, бойкий писака начинал ему нравиться.
– И какие вопросы ему можно задавать?- Саркастически хмыкнул художник. Девушка потянула его за рукав, но он, выдернув руку, продолжил: – Я где-то слышал, что его величество якобы позволило задавать ему в Готонде любые вопросы?
– Слухи не обманули Вас,- снова нашёлся Карой,- но вот насчёт "величества" Вы несколько преувеличили: господин президент пока не присваивал себе таких титулов…- журналисты заулыбались, а Анас-Бар, слегка раздосадованный тоном художника, с некоторой благодарностью взглянул на Кароя. Тот лишь криво ухмыльнулся: дескать, с этим мы сами разберёмся – но мы ждём информации… Президент понимающе прикрыл веки. Художник, озадаченно хмыкнув, пока затих.
– Какие цели ставите Вы и Ваша партия теперь, после получения практически ничем не ограниченной власти в стране?- Прозвучал первый вопрос из "домашних заготовок".
– Ну, во-первых – у меня не было, нет, и, я думаю, никогда не будет своей партии.
– Почему?
– Ибо партия есть не что иное, как "[безумие многих ради выгоды единиц][Джонатан Свифт]".- Толпа зашуршала, заулыбалась.
– Но Вы "взошли на трон" под знамёнами "Народного возрождения Ункарии", разве не так?
– Так. Просто на этом этапе мы с Бигуром не видели противоречий – оба хотели примерно того же. Собственно, если вы помните, это была именно их инициатива, а не моя: видит Бог, я не хотел во всё это ввязываться… Понимал, что нужно; но – не хотел. Боялся, что ли…
– И сейчас боитесь?- Поинтересовался Алозан.
– Сейчас поздно бояться…- Хмыкнул Анас-Бар.- Сейчас я пытаюсь собрать команду, способную произвести в Ункарии нужные изменения.
– Кому нужные?
– Всем нам.
– То есть – "нам, членам команды"?
– Хм… и им, разумеется, тоже. Видите ли… Дело в том, что мы пытаемся создать, по сути, новое общество, новую систему общественных отношений. И на каком месте в этом обществе окажется впоследствии каждый из нас – нам пока неизвестно. Поэтому все мы заинтересованы заранее позаботиться о том, чтобы каждый из нас смог потом жить нормально – вне зависимости от того, на какое бы место в этом новом обществе ни закинула его судьба. Иными словами – мы должны прийти к объективной морали, к объективным общественным отношениям, взгляды на которые не зависят от того, где, на каком месте в этом обществе человек находится, какое положение занимает и какую имеет власть… Только в таком обществе граждане могут думать, в основном, не о драке за хлеб насущный, а уже хоть о каких-то иных, более приличествующих разумным существам, деяниях… ради которых, собственно, и существует, быть может, Человек…- Пишущая братия затихла, озадаченная столь неожиданным поворотом дела: вместо привычных им дежурных "отмазок", имеющихся в обилии в арсенале любого политика, президент вдруг выдал хоть и не понятную до конца, но уже озадачившую их концепцию построения общества, оспаривать разумность которой никто из них был попросту не готов. Анас-Бар тем временем продолжал:
– Это – нелёгкая и непростая задача. Прежде всего – нам предстоит поднимать уровень сознания и образованности масс, ибо того, что мы на сегодня имеем, явно недостаточно… То есть – то, что уровни познаний в разных областях знаний для разных членов общества неравномерны в любом обществе – это нормально. По крайней мере – это естественно и понятно. Проблема в другом: у нас слишком у многих нет базового, так называемого минимального гражданского уровня. В итоге возникает конфликт между потребностью в знаниях и их наличием.
– Потребностью в знаниях?- С каким-то осторожным удивлением переспросил Карой Де Лю.
– Именно. Согласитесь, что для человека, живущего в дикой степи и для человека, живущего в джунглях – нужны разные знания, чтобы выжить.
– Ну, разумеется…
– А для человека, живущего в современном обществе, перенасыщенном как достаточно сложной техникой, так и проблемами урбанизации – нужны совсем иные, совершенно несхожие с упоминавшимися выше, знания, понятия и установки.
– В общем – да, конечно…
– И подавляющее большинство наших проблем связаны с тем, что средний человек этих знаний, понятий и установок не имеет. Это – дефект системы образования и воспитания, конечно… Но – как раз в результате конфликта между потребностью в этих знаниях и их отсутствием… в обществе и возникает напряжённость… настолько сильная, что всеми остальными причинами напряжённостей… сегодня, в известной степени, можно бы и пренебречь…
– Неужели так серьёзно?- Карой удивился совершенно искренне, даже не пытаясь вести игру или свою тему в разговоре, как обычно опытный журналист старается делать во время интервью. Беседа получалась сама собой – времени на её планирование и обдумывание просто не было: Анас-Бар изливал слишком много неожиданной информации.
– Это – более, чем серьёзно. Есть в психоистории такое понятие, как превышение степеней свободы – и, следовательно, возможностей, которые имеет личность, над её уровнем развития. Когда это касается отдельной личности – это приводит к её деградации. Если же эта картина становится подавляющей в обществе – это приводит к вырождению нации. Представляете себе дикаря, в руки к которому попал лазерный бластер, срок службы которого превышает среднюю продолжительность жизни? В результате дикарь получает практически неограниченную власть над окружающим миром. У него пропадает необходимость работать и думать, а потребностей таких у него пока нет – неоткуда им ещё взяться. Следовательно – и работать, и думать он вскоре перестанет. В результате – очень быстро начнёт деградировать, что когда-нибудь приведёт к потере бдительности и захвату оружия, ставшего символом власти, более сильной особью. Я намеренно примитивизирую, конечно… Но – согласитесь, что в этой ситуации другой прогноз маловероятен.
– За исключением случая, когда этот дикарь одержим идеей развития нации…- задумчиво пробормотал Карой Де Лю.
– Вот-вот… То есть – когда его уровень сознания несколько выше, чем у обычного, среднего дикаря… Аналогично и у нас: если, скажем, печатный станок,- все заулыбались, припомнив столь привычные в недавнем прошлом периодические обвалы инфляции,- попадёт в руки профессору, одержимому идеей космических исследований, то на воплощение этой идеи будут в итоге тратиться почти все ресурсы общества. Это, может, и не слишком хорошо – но, по крайней мере, и не удручающе плохо. Если же, не дай Бог, этот станок попадёт в руки заурядного бюрократа – это приведёт к его личному обогащению за счёт всего общества и, как следствие, к развитию у него мании величия и непомерной жажды власти. Если же станок пападёт в руки простому крестьянину – тот, скорее всего, просто будет им пользоваться "для себя", в результате – обленится и перестанет работать, став достаточно обеспеченным жителем деревни. Умный крестьянин на его месте не будет пользоваться этим для жизнеобеспечения, да и детям запретит: единственное, пожалуй, от чего он не откажется – так это коровку приобрести, дом новый построить, землицы прикупить: понимание того, что большие шалые деньги несут погибель, у него в крови…
– А если станок попадёт к Вам?- Вальяжно поинтересовался художник.
– Уже попал,- развёл руками президент, вызвав улыбки журналистов: все помнили, как мгновенная остановка станка вызвала панику "нехватки наличности", и, в результате массовой скупки киртонов, их курс буквально за неделю взлетел почти на порядок. Потом он, правда, медленно осел раза в два, но уже на этом уровне и остался.
– Это была спланированная акция?- Поинтересовался Карой.
– Да как Вам сказать…- Загадочно улыбнулся президент.- Просто нужно было "останавливать станок", и – чем скорее, тем лучше. Но… какое-то время мы не решались этого сделать. Мы понимали, что могут быть как положительные, так и отрицательные побочные эффекты, но ни один из них не оценивался нами, как более опасный, чем продолжение работы станка. Поэтому его, в конце концов, и остановили. Правда – лишь после того, как провели несколько совещаний… или конференций – называйте это как хотите – с зарубежной ункарской диаспорой… На этих конференциях мной излагалась суть проблемы, после чего заявлялось буквально следующее: "Верхушка Ункарского правительства сегодня представлена группой лиц, которым небезразлично будущее Ункарии. Всех вас… собрали здесь примерно по тому же принципу: как людей, в то или иное время так или иначе проявивших своё небезразличие к этому самому… Ункарскому будущему. Поэтому – давайте делать взносы, господа. Я не говорю о займах – я говорю о взносах. То есть – о добровольных пожертвованиях в стабилизационный фонд того процесса, который я пытаюсь здесь раскрутить. Вы можете задавать мне любые вопросы – я буду стараться отвечать на них как можно более откровенно. По крайней мере – в плане того, каким именно я хотел бы видеть Ункарское завтра. Вы можете контролировать, как и на что расходуются ваши средства, чтобы тут же прекратить финансирование, если вам покажется, что расходуются они не так, как вам бы этого хотелось. Но: как расходовать полученные средства – я решаю сам. Без каких-либо финансовых или политических обязательств перед источниками этих средств. Единственно, что я могу обещать – что тратиться они будут на будущее Ункарии. Ну, и… Мы, здесь собравшиеся… в общем-то – деловые люди, в основном… Так вот: все, кто примут участие в формировании этого фонда… в будущем – если у меня всё получится так, как я бы того хотел – могут рассчитывать на безналоговую деятельность на территории этой страны… в течение срока тем большего, чем большую сумму они в этот фонд внесут – вне зависимости от масштабов их деятельности".- после чего начинались прения, более или менее спокойные. Результат же неизменно был один: примерно треть собравшихся осторожно верили, примерно каждый десятый был готов платить практически сейчас же. Вскоре фонд уже имел сумму, позволявшую нам продержаться несколько месяцев даже в случае полного отсутствия поступлений в бюджет. Примерно треть её была получена от диаспоры, а две трети неожиданно приплыли от местных бизнесменов, которые чуть ли не высказывали претензии, что мы не обратились к ним.
– На самом деле они могли, скорее всего, обидеться за то, что их обошли с "безналоговой политикой"…- Хмыкнул Алозан. Президент, удостоив его лишь беглым взглядом, продолжал:
– В конце концов, имея такой запас, мы рискнули – и выключили-таки станок. Результат превзошёл ожидания: вместо 1,5 – 2-х-кратного роста курса мы получили ажиотажный всплеск почти на порядок. Потом он чуток поуспокоился, и сегодня курс киртона, как вы знаете, пасётся где-то на пятикратном уровне. Что меня устраивает, ибо уже позволяет говорить о вводе нормальной валюты.- С ухмылкой закончил он.
Анас-Бар начинал нравиться журналистам: "Если этот тип не врёт, то у нас действительно есть шанс стать приличной страной",- сказал Алозан Карою.
– У вас есть такой шанс,- услышав это, вздохнул президент.- Вопрос только в том, как вы его используете…
– Что Вы имеет в виду?- Не то с осторожностью, не то с вызовом спросил Карой: ему явно не понравилось, что кто-то со стороны комментирует реплики его коллег в его адрес.
– Я имею в виду, что вы представляете здесь власть… Называйте её хоть четвёртой, хоть пятой, хоть десятой, но – это есть власть, гораздо больше других имеющая возможность влиять на сознание населения…
– Ну, положим…- Загадочно ухмыльнулся Алозан: о его успехах в области косвенной рекламы присутствующие были наслышаны.- Хотя в народе и толкуют, что четвёpтая власть – это… примерно, как пятая конечность: направляет взгляд, куда ей хочется; но в передвижении организма непосредственного участия не принимает…
– Ну, мало ли, чего где толкуют…- Улыбнулся президент.- Но мы-то с вами понимаем, насколько это верно, а?- Алозан уклончиво кивнул.- Так вот… В свете того, о чём я только что говорил… Подумайте… Хотите ли вы, чтобы уровень знаний нашего общества подрос настолько, чтобы попадание бластера или станка в руки любого члена общества не привело к катастрофе? Подумайте над тем, что сегодняшний выпускник школы, только начинающий жить, обычно не только не знает устройства большинства вещей – машин, механизмов – которыми он пользуется в быту чуть ли не каждый день, но часто вообще не имеет ни малейшего представления даже о принципах их функционирования… То есть – по сути, уподобляется дикарю, который, может, с грехом пополам и пользуется бластером, но – совершенно беспомощен в остальном: не только создать что-то подобное, но и отремонтировать имеющийся, если с ним вдруг что-то случится, он просто не в состоянии…
– Ну, в обществе должны быть развитые ремонтные службы,- с вызовом заметил художник.
– Да не о том я…- Анас-Бар поморщился.- Вы пытайтесь понять… Я… поражаюсь порой, как удивительно бессильны бывают слова, которыми люди пытаются объяснить подобные вещи… Если я не могу объяснить всё чётко и ясно, то это ещё вовсе не означает ни того, что я не понимаю этого сам, ни того, что предмет обсуждения недостоин вашего внимания…
– С этим трудно спорить,- согласился Карой Де Лю.
– Поэтому… Да, конечно – в обществе всё это должно быть, не спорю… Не может ведь каждый человек вмещать в себя знания всей цивилизации… Просто… Когда человек, нажимая на кнопку, даже не понимает, что он делает – это страшно… Помните аварию в Чехаре?- Присутствующие грустно закивали в ответ.- Там, казалось бы, всё было вызвано просто стечением обстоятельств… По крайней мере, официальные власти тогда именно так всё и объяснили… Вот только… Было ли так на самом деле? То есть – было ли это стечение обстоятельств действительно случайным?
– А что – есть другие сведения?- Оживился Алозан.
– Нет пока… Да и, признаться, сейчас не до того, чтобы раскапывать чужие грехи многолетней давности…- вздохнул Анас-Бар. Просто, когда один мой хороший знакомый заканчивал Муанский университет, он собирался работать именно в Чехаре. Съездил туда на преддипломную практику, посмотрел… и – сделал всё, чтобы туда не попасть.
– Почему?
– Когда его спросили об этом, он посерьёзнел вдруг, вздохнул, и, с каким-то тоскливым взглядом, сказал: "Знаете, ребята… Если бы я ещё на первом курсе спросил у профессора, можно ли так поступать с реактором – думаю, меня бы отчислили, даже не ожидая сессии. А они там… постоянно так делают. И – считают это нормой. Когда я это увидел – мне стало страшно".- Ну, а примерно через год в Чехаре рвануло. Я тогда, помнится, заметил: "Доигрались…".- Вокруг зависла тишина. Президент вслух сказал, по сути, то, о чём все давно догадывались. Теперь они не догадывались – они понимали, что именно так оно и было. Хотя и не имели на руках фактов, чтобы поднять шум. Потом многие из них признаются, что именно после этого разговора заметили за собой некоторые изменения: в частности, теперь написать что-то, что просто поднимет шум или даст какой-то заработок, им начало становится неинтересным… Стало хотеться фактов… Настоящих. Странно, правда?
Тем временем подошла Наита. Улыбнулась, подняла руку и кивнула всем в знак молчаливого приветствия, как бы предлагая продолжать беседу, не обращая внимания на её появление. Свита президента толпилась у входа в здание аэровокзала, что-то оживлённо обсуждая.
– Вы всегда сопровождаете мужа в поездках?- С многозначительной улыбкой поинтересовался Алозан.
– Насколько я знаю, он не может долго обходиться без женщины,- сверкнув улыбкой, нахально огорошила его ответом Наита. "Интересный ход…- подумал я.- Может, так и надо – на провоцирующие вопросы отвечать вызывающе?"
– Ну…- замялся, зардевшись, корреспондент,- женщину ведь можно и на месте найти…- И совсем смутился, поняв, что сморозил глупость: по рядам пишущей братии прошёл ропот. Его и раньше недолюбливали за ядовитые вопросы: интервьюируемые из-за них замыкались, их труднее было вызвать на откровенность… В результате – за право Алозана задать один-два таких вопроса коллеги вынуждены были расплачиваться досадой редакторов. Однажды запеянцы его за это хорошенько поколотили, но исправить так и не смогли.
– Ну, когда я замечу, что он предпочитает такой способ решения проблемы – я предпочту оставаться дома: думаю, это обойдётся дешевле.- Казалось бы, как ни в чём не бывало, ответила Наита. Только в голосе её появилось малость яда, а глаза смотрели на Алозана, как на зарвавшегося мальчишку.
– Простите, мэм…- пробормотал тот. Она не удостоила его ответом.
– Давайте лучше о наших баранах, а то время может кончится раньше, чем наши блокноты,- бросив язвительный взгляд на Алозана, предложил седой запеянец.- Мы говорили о низком уровне общественного сознания…
– Ну, не совсем так.- Поморщился Анас-Бар.- Хотя – и об этом тоже. Это – одна и та же проблема, просто разные составляющие… Уровень общественного сознания определяется, как минимум, уровнем знаний, уровнем доверия к власти и уровнем увлечённости масс общей идеей. Сегодня ни одна из трёх названных составляющих не развита в должной мере. О каком же общественном сознании можно говорить?
– И что же делать?- Явно намекая, что время бежит быстрее, чем неторопливая речь президента, поинтересовался Карой.
– Работать. Всем вместе. И вам – в том числе.
– Что Вы имеет в виду?- Осторожно поинтересовался Карой, с детства опасавшийся любых заигрываний с властью.
– Чтобы повысить уровень знаний, мы займёмся реформой системы образования. Чтобы она была успешной, чтобы на ключевые посты попали именно знающие люди, способные что-то изменить – нужна ваша помощь.
– Какая?
– А как вы думаете?- Поинтересовался Абар.- Впрочем – можете не отвечать: мне почему-то кажется, что вы, в общем-то, всё понимаете правильно – просто корреспондентская привычка заставила Вас задать этот вопрос…
– М… Да, пожалуй…- Переглянувшись, Карой и запеянец ухмыльнулись друг другу.
– Эту помощь можно описывать много часов – и всё равно не расскажешь всего. Я надеюсь на ваш разум, на вашу сообразительность и сознательность. Вы всю жизнь занимались онанизмом: с одной стороны – пытаясь бороться против существующей системы власти, с другой – вынуждено заигрывая с ней. Иначе, как "юношеским развлечением", подобный процесс назвать трудно, согласитесь… Сегодня центральная власть находится в руках тех, кто провозгласил власть разума, власть здравого смысла. В стране возникла парадоксальная ситуация, когда центральная власть борется со своим аппаратом на местах, пытаясь его разрушить и создать на его месте что-то более разумное и не столь подверженное порокам. Остатки старого аппарата в этих условиях развяжут настоящую войну, пытаясь под шумок наворовать да награбить побольше, раз уж дни их сочтены… А если удастся – так и завалить центральную власть, обвинив её во всех грехах, в том числе – и в своих собственных… В такое время каждый из вас должен для себя решить, с кем он: с нами или с ними. То есть – с теми, кто пришёл, чтобы привести систему и принципы управления страной к более разумному виду, либо – с теми, кто продолжает лгать, хитрить, изворачиваться, воровать, грабить – как страну в целом, так и подворачивающихся под руку её отдельных граждан… Не скрою – быть на нашей стороне значительно опаснее: если мы этих отщепенцев пытаемся судить, либо – если нет прямых улик – просто заменяем; то о мерах воздействия, применяемых ими, я думаю, не мне вам рассказывать…- При этих словах по рядам пишущей братии прокатился печальный вздох.
– Поэтому я вас и не агитирую, и не призываю: у каждого из вас есть семья, дети, разум, совесть; каждый из вас – взрослый человек, который и может, и вправе, и должен сделать свой выбор. Если кто решит бороться за идею построения разумного общества – буду рад. И – признателен. Только – не рассчитывайте особо на поддержку сверху: большинство проблем, с которыми вы будете сталкиваться, можно решить и нужно решать на вашем уровне. Если же верх начнёт вмешиваться во все мелочи и детали – он быстро в них погрязнет и перестанет выполнять свои главные функции… Хотя – конечно, за любую соответствующую действительности информацию, позволяющую лучше понять ситуацию или засадить высокопоставленного негодяя за решётку – буду лично признателен…- Свита тем временем пришла, видимо, к какому-то решению: расположилась на лавочках в сквере перед аэровокзалом, поглядывая в сторону кафе да, казалось, прислушиваясь. Интересно – что они могли оттуда услышать? И лишь только пресс-секретарь не сумел справиться со своим чувством долга и подобрался поближе: даже рискуя подставить себя под шквал иронии Анас-Бара, он не мог позволить себе узнать о содержании пресс-конференции из газет.
– Подходи, не стесняйся!- Добродушно хохотнул президент.- Чего за кустами-то прятаться – чай, не за девками на реке подсматриваешь!- Секретарь, зардевшись, подошёл поближе и расположился за столиком президента. Тот, между тем, продолжал:
– Что же касается такой составляющей, как доверие к власти – мы свою часть выполним: как до сих пор никого не обманывали, так,- он ухмыльнулся,- я надеюсь, не будем обманывать и впредь. А вот как сделать, чтобы народ верил в нас не после смерти, как на этой земле принято, а сейчас, сегодня – это уже вопрос для специалистов по косвенной рекламе.- Закончил он, иронично взглянув на Алозана, чем вызвал смех и аплодисменты собравшихся.
– Остаётся ещё увлечённость масс общей идеей. По большому счёту – мне всё равно, что это будет за идея: лишь бы она была достаточно благородной, чтобы ей хотелось увлечься, и – достаточно реальной, чтобы в ней не пришлось потом разочаровываться. Пока я вижу только одну такую идею: создание в стране нормального, умного, развитого общества, отношения в котором основывались бы на принципах здравомыслия. Найдёте ещё что-нибудь достойное внимания – ради Бога, обсудим. Нет – давайте двигать хоть эту. Только – ради всего святого, без прямой пропаганды…- Вздохнул Анас-Бар. Все понимающе заулыбались. Тем временем из здания аэропорта выпорхнуло что-то очень женственное и подвижное, за которым следовала толпа поклонников и журналистов. По мере приближения это нечто превратилось в аккуратненькую стройную женщину, которая возле своего микроавтобуса наконец остановилась, и, не решаясь, видимо, сбежать от своих преследователей, стала отвечать на их вопросы, раздавая между делом автографы.
– А это ещё что такое?- Изумился Анас-Бар.
– Софита…- Шепнул секретарь.- У неё сегодня вечером концерт в Гонт-клубе, завтра после обеда – гала-шоу на стадионе центрального парка, а вечером она уже полетит дальше…
– Хм… Гастроли понасыщенней, чем у меня…- Улыбнулся президент.- Сделай так, чтобы она не смогла сейчас отсюда выехать.- Кивнул он секретарю на узкий выезд с привокзальной площади, а сам отправился к аэровокзалу: там у входа торговали цветами. По рядам оставшихся не у дел участников пресс-конференции прокатился гул изумления, когда они увидели, как президент собственноручно покупает шикарный букет и направляется к микроавтобусу Софиты. Приготовленный для свиты президента 30-местный конрад-люкс тем временем неторопливо перегораживал единственный выезд в город.