Бондаренко Борис. Пирамида

   Она испытующе посмотрела на него, но тут же с облегчением вздохнула и сердито сказала:
   — Вот святая простота… Да ты сам посуди. Ты что, не знаешь, что я живу с ним?
   — Слышал кое-что, — растерянно пробормотал Дмитрий.
   — И правильно слышал! — отрезала Жанна. — А теперь вообрази себя на моем месте. И ты с невозмутимым видом предлагаешь мне выступить против него?
   — А что тут такого?
   Жанна засмеялась:
   — Да ты и в самом деле не от мира сего… Вообрази, что Ася вдруг преподнесла бы тебе такой сюрприз.
   Дмитрий удивленно посмотрел на нее и сконфуженно сказал:
   — Айв самом деле приятного мало. Но ты же все-таки не жена, — попробовал вывернуться он.
   Жанна вздохнула:
   — И это верно… Да от этого ведь не легче.
   Она задумалась.
   — А если я все-таки не соглашусь, несмотря на все ваши веские соображения?
   — Почему наши? В конце концов, истина — вещь объективная и безличная.
   — Брось ты мне мораль читать, — рассердилась Жанна. — Все это я и без тебя знаю. Что из того, что вы правы? Ну и занимайтесь себе на здоровье этой объективной истиной, я-то почему должна?
   — Потому что ты умная женщина.
   — Спасибо, — иронически наклонила голову Жанна.
   — Да я серьезно.
   — Но все-таки почему ты именно меня выбрал для этой цели?
   — Да потому, что ты действительно умная женщина, отличный человек, и мне хочется, чтобы мы работали вместе. Да я, кстати, намерен и еще кое-кого перетянуть на нашу сторону с твоей помощью. Ты же знаешь всех лучше меня.
   — Ну хорошо, — сказала Жанна, явно довольная его словами. — А если Николай Владимирович не согласится с вами?
   — Наверно, так и будет.
   — И что тогда?
   — Откуда я знаю. Посмотрим, обсудим вместе, решим.
   — Ты и меня имеешь в виду?
   — Конечно.
   Жанна повела головой:
   — А ты нахал, Димка. Я ведь еще ничего не сказала.
   — А куда ты денешься? Я ведь вижу, что тебе хочется по-настоящему работать, а не только винтиками заниматься.
   — Ладно, я подумаю, — сказала Жанна.
   — Думай, — разрешил Дмитрий.
   Через два дня Жанна сказала:
   — Я согласна.
   И они стали работать втроем.
   Четвертым стал Валерий Мелентьев. Он работал тогда в Москве и впервые появился в Долинске недели через две после разговора Дмитрия с Жанной — и сначала не понравился им своей шумной развязностью, самоуверенностью и хвастливостью. На их взгляд, он слишком часто крутил в руках ключи от собственной машины, слишком много рассказывал об Америке, где полгода был на стажировке, и о Париже, где провел две недели, и не всегда кстати вставлял в свою речь английские и французские слова. Но работать он умел великолепно, что они признали с первого же дня, а в их глазах это достоинство с лихвой искупало его недостатки. Работа Мелентьева была тесно связана с только что закончившейся работой Дмитрия и Ольфа, и Валерий ежедневно бывал в их лаборатории, сыпал шуточками, посмеивался, сколачивал компании и водил их в буфет пить пиво и сразу стал решительно своим человеком. Работал он не больше трех-четырех часов в день — из-за неизлечимой, хронической лени, как объяснил он сам, посмеиваясь. Но и за четыре часа он успевал сделать столько, что иному понадобилась бы для этого неделя. Он любил повторять изречение Эйнштейна: «Я могу по пальцам пересчитать дни, когда мне приходили в голову по-настоящему ценные мысли» — и утверждал, что главное в любой работе — выделить эту ценную мысль, если, конечно, она имеется. И делал он это великолепно. Интуиция у него была просто феноменальная — он мгновенно схватывал суть дела и не обращал внимания на детали, они его просто не интересовали. Работая, он сразу становился очень серьезным, даже лицо у него преображалось — делалось строгим, сосредоточенным. В свои неполные тридцать лет Мелентьев опубликовал уже больше десятка работ, посвященных самым различным проблемам теоретической физики, и три или четыре из этих работ были признаны довольно значительными. Он блестяще владел самым совершенным математическим аппаратом, и создавалось впечатление, что ему решительно все равно, чем заниматься, лишь бы проблема была интересной и сложной. Дмитрий как-то сказал ему об этом, и Валерий охотно согласился:
   — Ты прав, старик. Да и сам посуди — какая разница между всеми этими идеями?
   Дмитрию не очень понравилась такая неразборчивость, и он промолчал.
   Мелентьев был знаком и с Шумиловым и с Дубровиным. Шумилов относился к нему с явным уважением, а Дубровин, как выяснилось, недолюбливал и отозвался о нем так:
   — Человечек, я думаю, так себе, но талантлив, это бесспорно. — Подумал немного и добавил: — Можно сказать, локально талантлив. Великолепно организованная мыслящая машина.
   И вот эта мыслящая машина стала работать с ними, и виной всему была Жанна.
   В конце сентября Светлана родила сына. Ольф узнал об этом утром и позвонил Дмитрию на работу. Он говорил минут пять, и Дмитрий наконец спросил:
   — Ты что, уже клюкнул?
   — Ага, — радостно хихикнул Ольф. — Я сейчас приеду. Три сто пятьдесят, понимаешь? — наверно, уже в десятый раз повторил Ольф. — Говорят, что все нормально.
   — Приезжай, — сказал Дмитрий.
   — Еду, еду…
   Когда он приехал, ему торжественно преподнесли цветы и открыли бутылку шампанского. Ольф как-то глупо заулыбался, нагнулся к портфелю, уронив при этом цветы, и вытащил еще четыре бутылки шампанского. Распили и эти бутылки. Потом позвонила Жанна, она была в отпуске, только что вернулась с юга и еще не выходила на работу, и Ольф заорал в трубку, что у него родился сын, что весит он три сто пятьдесят и чтобы она немедленно приезжала поздравить его. Жанна ограничилась поздравлением по телефону и сказала, что зайдет вечером. Но вечером Валерий повел их в ресторан, и Ольф оставил записку, чтобы Жанна тоже шла туда, дал швейцару рубль, чтобы он пропустил ее, туманно объяснив:
   — Знаешь, папаша, она такая…
   Ольф показал руками в воздухе, какая она.
   — В общем, самая красивая…
   Папаша понял, и Ольф дал ему еще рубль. Как потом выяснилось, швейцар начал пропускать всех женщин, которые казались ему красивыми, и его пришлось сменить, а когда Жанна пришла, ей с трудом удалось убедить нового привратника, что ее ждут.
   Они сидели за столом, уставленным коньяком, винами, закусками, сытые, уставшие, пьяные и говорили так, как говорят в подобных случаях все подвыпившие люди, то есть каждый говорил о своем, не слушая Другого, вспоминал какие-то потрясающие истории, случившиеся с ним, но истории эти, конечно, никому не удавалось рассказать до конца. Валерий за разговорами оглядывал зал и уже подмигивал хорошенькой девушке за соседним столом, а ее спутник кидал на него мрачные взгляды и раза два приподнимался было, чтобы встать и пойти выяснить отношения, но девушка удерживала его.
   И вдруг Валерий присвистнул и сказал:
   — Mon dieu, что я вижу! Какая женщина!
   Дмитрий оглянулся и увидел Жанну.
   — Это же не женщина, а жемчужина! А какая оправа! Надо полагать, что это и есть first lady вашего города?
   Дмитрий не успел ответить — Жанна уже подошла к ним. Валерий растерялся, но только на мгновение, тут же вскочил и приготовился знакомиться. Жанна с недоумением взглянула на него, и Дмитрий сказал:
   — Это Валерий Мелентьев.
   — Совершенно верно, — подхватил Валерий и кинулся усаживать Жанну. Через минуту он уже пододвинул свой стул поближе и наклонился к ней, рассказывая что-то вполголоса.
   — Готов товарищ, — пробормотал Ольф.
   Жанна была просто ослепительна в этот вечер. Смуглая, почти коричневая от загара, в открытом платье, она по-королевски восседала за их столом и небрежно слушала Валерия. А когда он слишком близко пододвинулся к ней, Жанна что-то коротко бросила ему, и Валерий сразу замолчал и выпрямился, но через минуту снова заговорил.
   На следующий день выяснилось, что они проговорились Валерию обо всей этой истории с Шумиловым и его работой, и он сразу предложил им свою помощь. И хотя за день до этого Валерий говорил, что ему пора ехать в Москву, он задержался еще дней на десять. И надо сказать, помощь его была довольно существенной. Валерий быстро заметил пробелы в их построениях и высказал кое-какие соображения по поводу того, как их можно устранить. У него прямо-таки глаза блестели от удовольствия, когда он разбирал работу Шумилова и отмечал его промахи.
   Дмитрий спросил у Ольфа:
   — Ты сказал ему о том, что Жанна живет с Шумиловым?
   — Да.
   — И что он?
   — Да ничего, — засмеялся Ольф. — Сказал, что это не страшно. По-моему, он больше ревнует ее к тебе, чем к Шумилову.
   — Ну вот еще… Я-то здесь при чем?
   — Ну да, при чем… Он же видит, как Жанна относится к тебе и как к нему.
   Действительно, Жанна относилась к Валерию довольно сдержанно. Пожалуй, даже более чем сдержанно. Явной неприязни к нему не выказывала, но несколько раз говорила с ним довольно резко. Валерий просто не знал, что отвечать, и заметно терялся, правда ненадолго. Потом он внезапно уехал, торопливо попрощавшись с ними, и неопределенно пообещал заглянуть через недельку.
   Явился он через три дня веселый, но чересчур уж возбужденный.
   — Ребята, — сказал он, — я знаю одного парня, которому очень нравится ваша компания.
   — Что это за парень? — полюбопытствовал Ольф. — Мы всем здесь нравимся.
   — Парень, по-моему, ничего. Тоже физик, кандидат наук, автор двенадцати опубликованных и ста двадцати четырех еще не написанных работ, владеет двумя иностранными языками… Ну, что еще? Ах да, он хочет работать с вами.
   Ольф сначала не понял его, а потом хлопнул по плечу и рассмеялся:
   — Ну и отлично, чего же лучше! Вчетвером мы такого наворочаем…
   И тут он встретил твердый, предупреждающий взгляд Дмитрия и осекся, а Дмитрий сразу вмешался в разговор:
   — Ты что, хочешь перевестись к нам в институт?
   — Да, — сказал Валерий. — Вернее — в вашу лабораторию. А если еще точнее — в вашу группу. Если, конечно, вы не против, — небрежно добавил он.
   — То есть заняться антишумиловщиной? — серьезно уточнил Дмитрий.
   — Да.
   — А ты уверен, что у нас что-то получится?
   — Уверен, — сказал Валерий и посмотрел на Жанну. Та как будто и не слышала, о чем идет разговор, — такое бесстрастное было у нее лицо.
   — Но ведь у тебя своя работа в Москве, — сказал Дмитрий. — И ты сам говорил, что она еще далека от окончания.
   — А-а, — Валерий махнул рукой. — Не так уж она много стоит. Я могу ее потихоньку и здесь закончить, если нужно будет. А кроме всего прочего, я давно уже подумывал о том, чтобы уйти оттуда. Мой шеф — личность абсолютно бездарная, у меня давно с ним контры… В общем, пусть это вас не волнует.
   — А как же ты переведешься? Ты уверен, что Шумилов возьмет тебя?
   — Ну, если только в этом дело, — самодовольно улыбнулся Валерий, — то тут и вовсе беспокоиться нечего. Я уже намекал ему, что хотел бы перебраться сюда. Он мне прямо сказал, что с удовольствием возьмет меня к себе.
   — А он знает, что ты собираешься работать против него? — спросил Дмитрий.
   Валерий удивленно посмотрел на него:
   — Что за вопрос? Конечно, нет. Вы же ничего не говорили ему, как я мог вас подвести? Да и что это меняет, в конце концов?
   Дмитрий молчал. Ольф с недоумением поглядывал то на него, то на Жанну, она не вмешивалась в разговор.
   — Ну, так что? Устраивает вас моя кандидатура? — небрежно поинтересовался Валерий.
   — Надо подумать, — спокойно сказал Дмитрий.
   Валерий с удивлением взглянул на него — он явно не ожидал такого ответа, — натянуто улыбнулся и с еще большей небрежностью бросил:
   — Ну, думайте… — И отправился к себе в гостиницу.
   Дмитрий молча посмотрел ему в спину.
   Разговор начал Ольф:
   — Какая муха тебя укусила, Димыч? Чем это Валерка тебе не подходит?
   — А тебе все в нем нравится?
   — Да что он, девица, что ли? — сердито сказал Ольф. — При чем тут нравится или не нравится? Он отличный физик и хочет работать с нами, что еще тебе надо?
   — Кое-что мне в нем определенно не нравится, хотя он и в самом деле не девица.
   — Что именно?
   — Хотя бы то, как он легко расстается со своей незаконченной работой. А потом сообрази — Шумилов примет его к себе в полной уверенности, что Валерий будет помогать ему, и вдруг через месяц окажется, что все наоборот. Ты бы сделал так?
   — Нет, — сказал Ольф, — но это, в конце концов, его дело.
   — Только ли его? — покачал головой Дмитрий. — Работать-то он будет с нами.
   — Чего же ты хочешь? — сердито спросил Ольф. — Отказать ему?
   — Давайте вместе решать, — уклончиво сказал Дмитрий.
   — Я — за, — решительно сказал Ольф. — Не вижу никаких оснований отказывать ему.
   — А ты, тихоня? — с дружеской усмешкой спросил Дмитрий молчавшую до сих пор Жанну.
   Жанна улыбнулась и отпарировала:
   — Но ведь ты сам ничего не сказал. Это не по-джентльменски.
   — Ох, иезуиты, — засмеялся Дмитрий. — Я просто хотел выяснить, не будет ли тебе неприятно работать с ним.
   — Мне? — совершенно естественно удивилась Жанна. — Почему?
   — Вот это да! — восхитился Ольф. — Можно подумать, что Валерка действительно воспылал любовью к нашей работе, а не к ней.
   — Какая разница, — безразлично сказала Жанна. — Если он в самом деле хочет работать с нами — пусть работает.
   — Ну что ж, на том и решим, — сказал Дмитрий.
   Через неделю Валерий уже работал вместе с ними.

36

   А вскоре они едва не поссорились.
   Разговор случайно зашел о том, что надо будет сказать обо всем Шумилову. Валерий сначала не понял:
   — О чем сказать?
   — Об этом, разумеется. — Дмитрий показал на пухлую папку со всеми выкладками.
   — Да ты что? — изумился Валерий. — Хочешь, чтобы он вас вытурил в два счета?
   — Почему «вас»? — спокойно сказал Дмитрий — его ничуть не удивили ни изумление Валерия, ни его обмолвка. — Ты ведь тоже причастен к этому.
   — Ну, я-то… — начал Валерий и вовремя осекся, но все отлично поняли его. — Не в этом дело — вас, нас. Зачем раньше времени раскрывать карты? Думаете, Шумилов согласится изменить свои планы?
   — Наверно, нет, — сказал Дмитрий, — но сказать все-таки надо.
   — Зачем?
   Он действительно не понимал, почему надо говорить Шумилову.
   — Потому что иначе будет просто непорядочно, — сказал Дмитрий. — Положение у нас и без того щекотливое: как бы мы ни относились к Шумилову, нельзя не признать, что мы многим обязаны ему.
   — Чем это?
   — Очень многим, — подчеркнул Дмитрий. — Во-первых, мы с Ольфом уже полтора года работаем у него, а почти ничего не сделали по его теме. И надо быть только благодарными ему за то, что он дал нам возможность закончить нашу работу, чем бы это ни объяснялось. Уже поэтому будет просто свинство, если мы исподтишка нанесем ему такой удар. А во-вторых, не надо забывать, что мы пришли на готовое.
   — То есть как это на готовое? — не понял Валерий.
   — Я имею в виду его ошибки. Это не так уж мало. Если бы мы начинали с нуля, возможно, и нам пришлось бы сначала конструировать эти ошибки.
   — Ну, знаешь ли… — протянул Валерий. — Если так рассуждать… Можно подумать, что его результаты и ошибки — его личная собственность.
   — Почти. Ведь они не опубликованы.
   — Да он же сам не хотел этого!
   — Неважно, — твердо сказал Дмитрий. — И кроме того, как ни мала вероятность, что он согласится с нами, ее тоже нельзя сбрасывать со счета. Хотя бы потому, чтобы нас потом ни в чем нельзя было упрекнуть. Я не хочу…
   — Ну, это уже какое-то чистоплюйство, — не сдержался Валерий.
   Дмитрий покраснел, а Ольф быстро спросил у Валерия:
   — А что же ты предлагаешь?
   — Да чего проще! Дождаться защиты годового отчета и тогда все и выложить, прямо на заседании Ученого совета. А до тех пор ни звука.
   — Не будет этого! — резко сказал Дмитрий.
   — Ну, это еще как сказать, — обиделся Валерий. — Ты ведь не один.
   Он явно рассчитывал на поддержку Ольфа и Жанны и вопросительно посмотрел на них. Жанна молчала, а Ольф неохотно сказал:
   — Как я к этому отношусь, значения не имеет. Если Димка считает нужным сказать, так и будет.
   Валерий разочарованно отвернулся от него и обратился к Жанне:
   — А ты?
   Она сказала, глядя куда-то мимо него:
   — Даже если бы вы решили ничего не говорить, я бы и сама сказала. О себе, по крайней мере.
   Валерий пожал плечами:
   — Дело ваше… Самим все придется расхлебывать.
   — В общем, так, — подвел итоги Дмитрий. — Дискутировать на эту тему больше не будем. Как только подготовим все материалы, сразу сообщим Шумилову. Как это будет конкретно, еще уточним. Я думаю, лучше будет, если мы сделаем это вдвоем с Жанной. Так? — Он вопросительно взглянул на нее. Жанна кивнула.
   Но все вышло иначе. Через несколько дней Шумилов попросил Дмитрия зайти к нему. Он был чем-то очень доволен и улыбался еще более радушно, чем обычно.
   — Ну, как ваша работа? Я слышал, подходит к концу?
   — Да, как будто, — уклончиво ответил Дмитрий.
   Шумилов имел в виду ту самую идею, которую они выдвинули в июле. На самом деле они уже почти закончили эту работу, и Дмитрий недоумевал, откуда Шумилов мог узнать об этом.
   — Ну и отлично, — весело сказал Шумилов. — Добрин сможет сам закончить ее?
   — Да.
   — Тогда у меня к вам большая просьба. У меня появилась одна идея — по-моему, довольно интересная. Одному мне с ней не хочется возиться, да и времени нет, надо бы к декабрю основательно рассмотреть ее и успеть включить в план следующего года. Если бы мы сейчас вдвоем взялись за это — было бы очень неплохо. А потом, конечно, и Добрин подключится. Вы как, не против?
   — Вообще-то нет, конечно, — неопределенно сказал Дмитрий. А что он еще мог сказать?
   — Тогда давайте приступим, — сказал довольный Шумилов.
   Дмитрий сразу увидел, что эта идея должна еще дальше увести работу Шумилова по тому направлению, которое они считали неверным. Он слушал Шумилова и думал: что делать? Сначала он решил отделаться общими словами, а потом вместе со всеми обсудить создавшееся положение. Но Шумилов говорил долго, очень обстоятельно, детально разбирая места, которые вовсе не требовали этого. Дмитрия все больше раздражало это копание в мелочах. Шумилов наконец закончил и нетерпеливо спросил:
   — Ну, как вам показалась моя идейка?
   Шумилов так и сказал — «идейка», но видно было, что сам он считает свою идею значительной и очень доволен тем, что она пришла ему в голову. И Дмитрий неожиданно для самого себя сказал:
   — Мне она не понравилась.
   Довольная улыбка медленна сходила с лица Шумилова.
   — Вот как… — сухо сказал он. — Что же именно вам в ней не понравилось?
   — Все, — сказал Дмитрий, делая усилие, чтобы не отвести взгляд от лица Шумилова. — Мне она кажется бесперспективной.
   Отступать дальше было некуда, и Дмитрий, помедлив, добавил:
   — И не только эта идея, но и вообще вся ваша работа.
   — Даже так… — негромко сказал Шумилов. Он уже справился с собой, но видно было, каких усилий стоит ему его спокойствие. — Ответственное заявление.
   — Конечно, — согласился Дмитрий. — И мы хотели бы обсудить это с вами. Так думаю не только я.
   — Кто же еще?
   — Добрин, Мелентьев…
   Дмитрий замолчал. Шумилов спокойно смотрел на него и ждал.
   — Еще кто-нибудь? — наконец спросил он.
   — Да, — сказал Дмитрий. — Жанна.
   Он не хотел, чтобы вышло так. Надо было, чтобы Жанна сама сказала ему. Наверно, Шумилов не сразу понял его или просто не поверил, потому что он еще несколько секунд так же спокойно и бесстрастно смотрел на него. Но потом лицо его неуловимо изменилось, и Дмитрий не сразу понял, почему оно стало таким, и отвернулся. Он боялся взглянуть на Шумилова, чтобы еще раз не увидеть того, что было на его лице, — страха и боли. Такой боли, что Дмитрий сразу пожалел о том, что сделал. Он не ожидал, что все выйдет так скверно, ведь Шумилов всегда был сдержанным и очень уверенным в себе. А теперь перед ним сидел уже немолодой, сорокалетний человек, ошеломленный неожиданной жестокостью, и этот человек просто не знал, что ему сейчас делать. И он инстинктивно сделал то, что делают все люди и животные, столкнувшись с неожиданной бедой, — попытался укрыться от опасности. Он встал из-за стола, подошел к окну, стал смотреть в него. Там, за окном, тихо шумел мелкий дождь поздней осени.
   Дмитрий тоже поднялся и негромко спросил:
   — Я могу идти?
   И тут же понял, что не нужно было спрашивать, и направился к двери. Он пошел к Жанне и сказал:
   — Пойдем поговорим.
   И потом, когда они вышли в коридор:
   — Я все ему сказал.
   Жанна как будто не удивилась, спокойно спросила:
   — Обо мне тоже?
   — Да.
   Жанна прикусила губу и задумалась.
   — Я не хотел, но так получилось, — и Дмитрий рассказал, как это получилось. — Прости, что так вышло.
   Жанна вздохнула:
   — Ничего. Может быть, это и к лучшему. Он у себя?
   — Да.
   И Жанна медленно пошла в кабинет Шумилова. Она не постучалась и, прежде чем закрыть за собой дверь, спустила собачку — Дмитрий слышал, как щелкнул замок. Он вернулся к себе. Ольф посмотрел на него и спросил:
   — Случилось что-нибудь?
   — Я сказал Шумилову.
   Валерий присвистнул.
   — Ну, и как он?
   Дмитрий ничего не ответил, а Ольф спросил:
   — Жанна к нему пошла?
   — Да.
   Они закурили и стали ждать Жанну. Она пришла часа через полтора и устало опустилась на стул.
   — Ну что? — спросил Валерий.
   — Ничего, — сказала Жанна.
   — Ну как это ничего? Говорил он что-нибудь?
   — О господи, — рассердилась Жанна. — А что я, по-твоему, делала там?
   Валерий смешался — он только сейчас догадался, насколько неуместны его расспросы. Жанна поднялась.
   — Я домой. Дима, поедешь со мной?
   — Да.
   — А вы, — повернулась Жанна к Ольфу и Валерию, — не вздумайте идти к нему объясняться. И вообще — пореже попадайтесь ему на глаза.
   — Ладно, — сказал Ольф.
   Все еще шел дождь. Жанна раскрыла зонтик и взяла Дмитрия под руку, прикрывая его от дождя. Дмитрий перехватил у нее зонт и только потом подумал, что не надо было этого делать, — если Шумилов стоит у окна, он наверняка увидит, как они уходят, прикрывшись одним зонтом. Потом они ждали автобус, и Жанна тоскливо сказала:
   — Погода еще такая мерзкая…
   Жанне не хотелось идти домой, и они пошли к Дмитрию.
   Они долго пили чай и молчали. Наконец Дмитрий спросил:
   — Он очень расстроился?
   — Не то слово. Он просто убит.
   — И что он собирается делать?
   — Чудак ты, Дима, — устало сказала Жанна. — О самой работе мы почти не говорили. Его куда больше расстроило то, что именно я оказалась заодно с вами. А о том, кто прав — он или мы, — он пока и не думает.
   — Он очень любит тебя?
   — Да. До сегодняшнего дня я даже не подозревала, что так сильно.
   — И что же вы решили?
   — Что надо по-хорошему расстаться. То есть это я так решила, он и слышать об этом не хочет… Он на все согласен, лишь бы я не уходила от него.
   — Даже на то, чтобы изменить план работы?
   — Похоже, что так.
   — Но ведь он еще не знает, насколько серьезны наши возражения! Я же ничего конкретного не говорил ему.
   — Для него это не так уж важно.
   — Ты хочешь сказать, что он сделал бы это ради тебя?
   — Да.
   — А почему ты решила уйти от него?
   Жанна уклончиво ответила:
   — Это длинная история… Я давно уже хотела уйти. Если бы ты знал, как мне жалко было его сегодня. Какой он был беспомощный… Он ведь очень добрый. Говорит со мной, а у самого такое выражение, как будто все время хочет понять, почему с ним так жестоко обошлись, и не может.
   Через два дня Жанна сказала:
   — В общем, так… Белено передать, что вы можете заниматься чем угодно.
   — И все? — спросил Ольф.
   — Да.
   — Не густо, — ухмыльнулся Валерий.
   Жанна вспылила:
   — А ты без комментариев никак не можешь?
   Теперь они встречались с Шумиловым только в коридорах или в автобусе по дороге на работу, он вежливо наклонял голову, отвечая на их приветствия, и тут же отворачивался. Так продолжалось недели две. Жанна нервничала и ничего не рассказывала даже Дмитрию. Наконец он сам спросил:
   — Что у вас происходит?
   — Ничего, — тусклым голосом сказала Жанна. — Если, конечно, не считать того, что он каждый день уговаривает меня выйти за него замуж. Каждый день… — с отчаянием выговорила она. — Я скоро с ума сойду от этих разговоров.
   — О нас он говорил что-нибудь?
   — Нет.
   — Может быть, мне самому сходить к нему?
   — Иди.
   И Дмитрий пошел к Шумилову.
   Он стоял у окна и медленно повернулся на голос Дмитрия. Несколько секунд пристально вглядывался в него, словно не мог понять, зачем этот человек здесь. Наверно, он и в самом деле считал его причиной всех своих бед.
   — Слушаю вас, — с видимым усилием сказал Шумилов.
   — Мне нужно поговорить с вами.
   — Садитесь.
   Но сам он остался стоять, повернувшись спиной к окну, и повторил:
   — Слушаю вас.
   — Нам хотелось бы, — начал Дмитрий, подчеркивая это «нам», — чтобы вы посмотрели наши предложения и высказали о них свое мнение.
   — Зачем?
   — Если они заслуживают внимания… — Дмитрий замялся.
   — То что же? — вежливо осведомился Шумилов.
   — Тогда, возможно, следовало бы внести их в план работы на следующий год.
   — А вы, оказывается, дипломат, — каким-то странным, осуждающе-презрительным тоном сказал Шумилов, но тут же взял себя в руки и сухо закончил: — В прошлый раз вы достаточно ясно сказали мне, что вся моя работа кажется вам бесперспективной, а следовательно, и не нужной. Или я неправильно понял вас?