Браст Стивен. Дракон

   У меня такой поворот событий вызвал раздражение, но остальные отнеслись к нему как к должному. Весь следующий день нас поливал дождь и разговоры вертелись вокруг бездарных волшебников, которые не могут совладать с погодой. Высказывались предположения, что ливни — дело рук Форнии. Мы видели, что над головами бродит множество туч, — управлять ими совсем не просто, но уже ничто не могло остановить едких замечаний. Мне совсем не хотелось бы оказаться в шкуре волшебника; пришлось бы кого-нибудь прикончить.
   День долгого марша подходил к концу, дождь не унимался, мы промокли до нитки, раненых отправили в обоз, мы отслужили службу по девяти погибшим солдатам нашей роты. Капитан построил нас лицом к предполагаемому расположению противника (уж не знаю, находился он в пятистах ярдах или двадцати милях от нас), а сам встал напротив, рядом с факельщиками, чтобы мы могли его видеть. Обнаженные тела погибших лежали перед нами, их набальзамировали, чтобы они могли добраться до Врат Смерти. Я знал, что они мертвы, поскольку только они не дрожали под потоками воды.
   Капитан говорил о гордости Дома Дракона и обещал всем душам погибших, что они попадут на Тропу Мертвых, где их встретят с честью. Он назвал каждого из них, звание (выше капрала никого не было), и попросил Лордов Суда отнестись к ним снисходительно, а потом произнес несколько слов на древнем языке Дома Дракона.
   Я чувствовал себя посторонним, впрочем, как и везде, и ждал, когда ко мне на выручку придет природный цинизм, но он исчез — видимо, решил немного поспать, мне бы тоже не помешало. Лойош помалкивал, а когда мы разошлись по своим взводам, беседа как-то не клеилась. Я негромко спросил у Вирт, что будет дальше с телами, и она ответила, что их положат в фургоны и почетный караул сопроводит их до Водопадов Врат Смерти.
   — Кто знает, что их ждет дальше? — сказала она.
   Ну, я знал. Во всяком случае, догадывался, но решил, что лучше оставить свое знание при себе. Из всей роты только я один представлял себе, что находится за Вратами Смерти; и единственный не имел права туда отправиться, более того, если бы меня убили в сражении, то меня бы туда не послали.
   Наконец-то ко мне вернулся мой природный цинизм, но пришло время сна, чтобы на следующий день выдержать новый марш по грязи и под дождем. И все это время нас кормили какой-то дрянью.
   Еще через два дня, поняв, что мы не сдадимся, дождь стих, и даже облачность перестала быть такой плотной. Перед нами вздымались горы. Наш путь преграждала гряда Восточных гор, точнее, одна из них, носившая название Дрифт, я запомнил ее, когда изучал карту. Дождь прекратился окончательно, мы оказались на сухих землях к западу от гор. По воле богов или капризу природы, восточные склоны поросли густым лесом, а западные были бы настоящей пустыней, если бы не многочисленные ручьи и реки, сбегавшие вниз.
   Теперь, когда вода перестала литься на наши головы, стало слишком жарко — во всяком случае, для марша. Оба моих плаща лежали в ранце, который весил никак не меньше миллиона фунтов, и даже маленькая форменная шапочка вызывала раздражение; как только мы останавливались, все сразу же их снимали. С другой стороны, мне удалось понять, зачем она нужна: шапка защищала глаза от пыли. Очевидно, охлаждающие или вызывающие ветер заклинания были не под силу нашим волшебникам, а те из нас, кто хотя бы немного владел волшебством — к счастью, таких оказалось большинство, — по очереди пытались вызвать ветерок. К вечеру второго дня он наконец появился, после чего мы старались его не отпускать.
   Теперь я поглощал за трапезу шесть или даже семь галет — вот каким беспредельным может быть падение человеческого существа. И мы по-прежнему не знали, куда идем или зачем. Ну, у меня имелись смутные подозрения благодаря тому, что я присутствовал на обсуждении плана кампании, но одно дело слушать тщательно продуманные стратегические установки — и совсем другое неделю маршировать в неизвестном направлении, не зная, что тебя ждет за следующим холмом. Не вызывало сомнения одно — рано или поздно нам снова придется сражаться. Передышки приносили облегчение, но теперь — какая ирония! — не имело никакого смысла останавливаться. Мы шли по хорошей дороге, которую кто-то зачем-то проложил по твердой скалистой почве. Здесь было бы нетрудно идти даже просто по земле, поэтому мы шагали вперед, стараясь дотерпеть до следующего привала, не задохнувшись от пыли, которая поднималась от сапог тех, кто шел впереди. Мой бок постепенно заживал.
   Наконец, поздним вечером мы вышли на берег Восточной реки. Я предполагал, что здесь мы и разобьем лагерь, но тот, кто нами командовал — очевидно, Сетра Лавоуд, — даже и слышать об этом не хотел. Реку потребовали немедленно форсировать. В быстро сгущающихся сумерках я смотрел на воду — и обязательно нахмурился бы, если бы не боялся стать похожим на Нэппера.
   На противоположной стороне реки виднелись гладкие серые камни, а мы остановились на песчаном берегу. Неподалеку располагалось подножие горы Дрифт, а ее соседки казались огромными и непроходимыми. Последнее меня не слишком смущало, поскольку я подозревал, что нам не придется иметь с ними дело; саперы уже начали строить плоты из деревянных планок, овечьих пузырей и других заготовленных заранее материалов. Река здесь была широкой и быстрой, но нас предупредили, что ее глубина не превышает четырех футов.
   «Не больше четырех футов» — мне совсем не понравилась эта фраза. Вечер, как назло, оказался прохладным, и мысль о том, чтобы брести по воде, за которую я еще вчера отдал бы свой лучший кинжал, не вызывала ни малейшего энтузиазма.
   — Нам придется переходить реку вброд? — спросил я у Вирт, показывая на саперов, которые, как теперь становилось ясно, сооружали нечто вроде моста.
   — Я бы именно так и сделала, — раздраженно ответила она. — Тогда наши ребята расположились бы на противоположной стороне до того, как мы начнем переправлять фургоны.
   — Почему? — спросил я.
   — Вполне возможно, что враг где-то рядом; мы уже много дней маршируем по его территории, и он наверняка знает, что мы вышли к реке.
   Я мысленно развернул карту этих мест. Ага, вот мы где. Так, понятно; как только мы форсируем реку, то сможем идти по течению и попасть прямо в сердце земель Форнии; если Сетра хотела вынудить его напасть на нас, то лучше способа не придумать.
   Загрохотали барабаны, теперь я уже без труда узнавал сигналы: следовало построиться и приготовиться выступать. Мы с ворчанием повиновались. Только Вирт и Элбурр из всей роты, казалось, не возражали. Как всегда, мне везет: оказаться в единственном взводе во всей роте с двумя жизнерадостными пехотинцами. Я сообщил о своем наблюдении Нэпперу, который хмуро кивнул.
   Неожиданно появилась Расча и заявила:
   — Талтош, ты ниже остальных, можешь переправиться в фургоне.
   — Со мной все будет в порядке.
   — Босс, мне никогда тебя не понять.
   — Заткнись.
   Первым в реку вошел капитан. Он спешился и вел свою лошадь за поводья. Мы двинулись за ним, вскоре все промокли в холодной воде, течение норовило сбить с ног, однако мы успешно перебрались на противоположный берег и отошли на сотню ярдов от реки. Вскоре были разведены костры, в их свете мы поставили палатку, нас накормили, и мы расселись вокруг костра, стараясь побыстрее просушить одежду и согреться.
   У соседнего костра завязалось состязание в кости, и я не сомневался, что Элбурр тут же окажется там, может быть, он последует моему совету и выиграет, но скорее всего будет действовать по-своему и опять останется в проигрыше. Я подумал, не поиграть ли самому, но сидеть у огня было так приятно.
   Нэппер куда-то ушел; по слухам, он завел роман с женщиной из другой роты. Кончилось тем, что я оказался рядом с Тиббсом, который принялся рассказывать анекдоты, по-прежнему не казавшиеся мне смешными. Когда он поведал историю про безголового солдата, несущего безногого капрала к лекарю, Лойош не выдержал и сказал:
   — Послушай, босс. Это же смешно.
   — Ну, если ты так считаешь , — проворчал я.
   — Если ты еще некоторое время пробудешь в армии, босс, то окончательно потеряешь чувство юмора.
   К нам присоединился молодой драконлорд; в мерцающем огне костра он казался совсем мальчишкой.
   — Привет, Данн, — сказал Тиббс. — Где был?
   — Ловил рыбу.
   — Что-нибудь поймал?
   — Нет.
   — Я же тебе говорил.
   — Я хотел попытаться.
   — Ну, теперь успокоился? Это Влад. Влад, это Данн.
   — Я уже тебя видел, — сказал Данн.
   — Симпатичный парень, босс; он меня накормил.
   — Ладно, Лойош, я не стану его убивать.
   Мы с Данном обменялись приветствиями.
   — Почему ты такой хмурый? — спросил Тиббс.
   — Краун говорит, что во время следующего сражения мне еще нельзя будет нести знамя.
   — Поздравляю, — проворчал Тиббс. — Почему ты так торопишься умереть?
   Данн ничего не ответил. Тиббс покачал головой и заметил:
   — Тебе бы следовало родиться тсером.
   — Я бы вызвал тебя на дуэль, — ответил Данн, — но ты один.
   Тиббс коротко рассмеялся.
   Подошла Расча и пожелала нам доброго вечера.
   — Сегодня вечером вам стоит подготовить оружие, — сказала она.
   — Думаете, завтра будет сражение?
   — Ничего нельзя сказать наверняка, но очень похоже.
   Мы кивнули и поблагодарили ее за информацию. Я сходил в палатку, принес точильный камень Элбурра и занялся шпагой и дротиками.
   — Ты не забыл, что собирался сбежать, когда начнется сражение, босс? — осведомился Лойош.
   — Заткнись.

ИНТЕРЛЮДИЯ. ЗАЩИТА

   Прошлую ночь я провел с Коти, девушкой с Востока, которая согласилась выйти за меня замуж. У нее замечательная улыбка, и она ловко манипулирует ножами. А еще умеет слушать. Мы лежали в постели, нас охватила приятная усталость, ее волосы рассыпались по моей груди, я обнимал ее за плечи и рассказывал о предложении, которое мне сделала Сетра Младшая. Коти выслушала меня, не перебивая, а потом сказала:
   — И что?
   — В каком смысле? — уточнил я.
   — Почему ты ждал чего-то другого?
   — А я ничего и не ждал.
   — И ты до сих пор злишься?
   — Не так уж сильно. Ты правильно сказала, мне следовало этого ждать.
   — А как насчет ее предложения?
   — Неужели ты в состоянии себе представить, что я мог бы его принять?
   — Безусловно.
   — Неужели?
   — У меня прекрасное воображение.
   — Среди прочего. Но…
   — Но если бы она тебя не раздражала, что бы ты об этом подумал?
   — А почему мне следует об этом думать?
   — Алира.
   — Что — Алира?
   — Ты должен принять предложение Сетры Младшей ради нее.
   Я приподнялся, нашел бокал очень сухого красного вина, который охлаждался в ведерке со льдом, сделал несколько глотков и протянул бокал Коти. Она благодарно сжала мое плечо, и я спросил:
   — Ты считаешь, будто я ей что-то должен?
   — А разве нет?
   — Хм-м. Да. Пожалуй, ты права.
   — Тогда тебе следует сообщить ей о предложении, чтобы окончательное решение она приняла сама.
   — Меня тошнит от одной мысли, что я оказываю услугу Сетре Младшей.
   — Да, я знаю. И не могу тебя винить, но…
   — Да, но.
   Вино было превосходным. В окно дул приятный ветерок.
   — Думаю, скоро будет дождь, — сказала Коти.
   — Завтра я поговорю с Алирой.
   — Хочешь, я пойду с тобой?
   — Очень хочу, — ответил я.
   — Ладно. Меня клонит в сон.
   — Говорят, сон очень от этого помогает.
   — Ты так думаешь? В следующий раз ты скажешь, что еда хорошо спасает от голода.
   — Только на время, но симптомы исчезают. Ты голодна?
   — Да, но еще больше хочется спать.
   — Тогда позавтракаем утром. Нельзя решать все проблемы сразу.
   — Хорошая мысль, — сонно пробормотала Коти, поудобнее устраиваясь на моем плече.
   — Интересно, что скажет Алира? Она относится к Сетре Младшей ничуть не лучше, чем я.
   Коти ничего не ответила. Наверное, уже заснула. Я осторожно поставил бокал рядом со столом и накрылся одеялом. Снаружи начался дождь. Я подумал о том, что следовало бы закрыть окна, но тогда пришлось бы вставать, а мне не хотелось. К тому же дождь нес приятную свежесть.
   Это было вчера. Утром мы нашли Алиру в библиотеке Черного Замка. Я столько рассказывал о своих первых посещениях этого необычного места, и вот снова оказался здесь. Теперь я смотрел на все новыми глазами — как несколько лет назад, еще до войны, любви и войны. Для меня Черный Замок всегда представлялся роскошным — великолепные широкие лестницы, прекрасные люстры, освещающие широченный коридор, украшенный многочисленными произведениями искусства, достойными Императорского дворца. Да, Дом Дракона в лучшем своем проявлении.
   А в своих худших проявлениях драконы жестоки и уродливы.
   — Привет, Влад, Коти, — сказала Алира.
   Мы поклонились.
   — Как Норатар? — спросила Коти.
   — Привыкает. Она смирилась с переменой своего положения. Из нее получится хорошая Императрица.
   Я посмотрел на свою невесту, но если ей и было больно говорить о Норатар — а я в этом не сомневался, — она не подала виду. Время от времени у меня возникал вопрос, как Дом Дракона относится к тому, что его будущая Императрица в прошлом являлась наемным убийцей Дома Джарега, но у меня имелись все основания считать, что я умру гораздо раньше, чем наступит поворот Цикла, и мне не следует предаваться размышлениям на данную тему. К тому же мы с Коти предпочитали не обсуждать случившееся, и ее отношение к нему оставалось для меня тайной.
   — У меня есть для вас предложение, — сказал я. Алира отложила книгу — я не успел заметить ее названия — и склонила голову набок.
   — Да? — сказала она таким тоном, словно предупреждала: «шуток я не потерплю».
   — Оно исходит от Сетры Младшей.
   Ее зеленые глаза сузились, и в них появились оттенки серого.
   — Сетра Младшая, — повторила она.
   — Да.
   — Чего она хочет?
   — Меч Кайрана.
   — В самом деле? Меч Кайрана Завоевателя. Она хочет, чтобы я ей отдала меч. Как мило.
   — Я просто передаю ее поручение.
   — Ага. И что она за него предлагает?
   — Думаю, вы сами можете догадаться, Алира.
   Алира задумчиво посмотрела на меня и кивнула:
   — Да. Почему бы вам не присесть.
   Она смотрела на нас — теперь ее глаза стали серыми. В руке Алира держала великолепный хрустальный бокал, и свет от люстры, преломляясь в нем, играл на темной поверхности стола.
   — И что вы по этому поводу думаете? — наконец спросила она.
   — Мы в восторге, естественно, — ответил я. — Мысль о том, что Сетра Младшая прикончит несколько тысяч людей с Востока, не может не греть наши сердца.
   Алира кивнула:
   — Однако тут нечто большее.
   — Да, — согласился я. — Бесспорно.
   — Меня удивляет, что вы передали мне ее предложение.
   — А я и не собирался, — сказал я. — Коти меня уговорила.
   Алира перевела взгляд на Коти, а та пояснила:
   — Вам следовало знать.
   Алира кивнула.
   — Маролан утверждает, что догадается о том, что представляет собой меч, но Сетра Младшая его заполучала, и у него не хватило… ну, он решил с ней не спорить.
   — Если он окажется у вас, — заметил я, — то и с вами он не станет спорить. Если вы только не отдадите ему меч.
   — Вполне возможно, — задумчиво проговорила Алира, — что этот меч Великое Оружие, или нечто совсем другое, с самого начала пытался попасть ко мне в руки.
   Я вспомнил о сариоли, Стене и обо всем, что произошло, и сказал:
   — Отвратительная мысль.
   Она повернулась ко мне и нахмурилась, словно я заговорил на незнакомом языке, и продолжала свою мысль, пропустив мою реплику мимо ушей.
   — Если так оно и есть, то мой отказ может повлечь за собой новые, еще большие несчастья.
   — С другой стороны, — напомнил я, — Кайран Завоеватель обещал прийти за вами, если вы отдадите его меч.
   — Да, — согласилась Алира. — И это, конечно, еще одно преимущество.

ГЛАВА 11. ЗАВТРАК С ШЕФ-ПОВАРОМ ВЛАДИМИРОМ

   В глазах стоящих передо мной солдат появилось некоторое сомнение, то ли из-за того, что им не хотелось убивать безоружного человека с Востока, то ли, что более вероятно, Ори не имел права отдавать им приказы. Так или иначе, но они колебались; а вот Ори колебаться не стал. Он сделал шаг вперед, а когда его рука начала подниматься вверх, я позволил Разрушителю Чар скользнуть в мою ладонь. В следующее мгновение ко мне устремилось нечто черное и уродливое.
   Здесь память снова начинает выкидывать свои штучки, поскольку я знаю, как быстро происходят такие вещи. Я не мог сделать холодное равнодушное наблюдение, которое — как я помню! — я сделал, и, конечно же, у меня не было времени упасть назад, вращая перед собой Разрушителем Чар. Ну не мог я услышать потрескивание воздуха и ощутить характерный запах, сопровождающий грозу, и одновременно планировать, что я скажу, если у меня появится шанс. Однако я помню все именно так, и если моя память не хочет слушаться доводов разума, что ж, я останусь с ней, и передо мной возникает запах, треск, мое падение, я даже ощущаю вес Разрушителя Чар в своей ладони, землю, на которую свалился, и даже маленький камешек, больно задевший мое плечо, когда я перевернулся и вскочил на ноги, ощущая, как онемела левая рука, а мой мозг продолжал работать, рассчитывая шансы и принимая решения. Мне даже удалось заговорить, спокойно и невозмутимо:
   — Этого не следовало делать, Ори. Если ты предпримешь еще одну попытку, я тебя уничтожу. Я пришел сюда говорить, а не убивать, но, если потребуется, я прикончу тебя, даже если потом твои телохранители изрубят меня на куски. А теперь прекрати, давай поговорим.
   Я перехватил его взгляд, и несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза — я даже перестал обращать внимание на двадцать драконлордов, которые легко могли со мной разобраться. Я ждал. Передо мной расстилались пологие зеленые холмы; за ними вздымалась скала, носящая имя Стена, под которой стоял плоский памятник Бариту, его «усыпальница»; а вокруг теснились Восточные горы. Казалось, они вместе со мной затаили дыхание.
   Интересно, суждено ли мне здесь умереть? Тогда у меня должно было появиться предчувствие, но у меня их не бывает — во всяком случае, надежных. Когда я в первый раз оказался возле Восточных гор, никакого предчувствия у меня не возникло.
   Тогда же я узнал, что день у их подножия — впрочем, сейчас я стоял в нескольких милях от того места — наступает внезапно. Помню, как обрадовался, что проснулся так рано, иначе я никогда не увидел бы красных и золотых отблесков на пике горы Дрифт, а еще высокий, почти прозрачный облачный покров, казавшийся частью гор, и расщепленный свет, превращающий лагерь в гигантское грибное поле, а реку — в пурпурную ленту.
   Прошу меня простить; вы знаете, все стойкие солдаты — философы, а все философы — поэты. Ну на самом деле, мы, стойкие солдаты, обычно пьяницы и любители женщин, но философия помогает проводить время в промежутках между этими занятиями.
 
   В тот день я получил поэтический наряд на уборку отхожих мест. Расча извиняющимся тоном объяснила, что у нее не хватает людей, поэтому пришлось тянуть жребий, и мое имя оказалось среди неудачников. Но сначала мне позволили позавтракать. Я отнесся к случившемуся философски.
   Не стану описывать наряд по уборке отхожих мест, скажу лишь, что все оказалось совсем не так плохо, как я предполагал, — в основном пришлось просто копать землю. К тому же все остальные копали под руководством саперов, так что работать пришлось всем, мне лишь досталось нечто более неприятное. Мне даже удалось вызвать смех у своих товарищей по несчастью, когда я бросил кусок соленой кетны в свежую яму, а потом засыпал ее землей.
   Но мне удалось узнать нечто действительно важное, о чем я начал размышлять во время марша, — именно тогда у меня появились первые прозрения: драконлорд, сидящий на корточках в отхожем месте, выглядит так же жалко, как и любой другой на его месте. И это знание я счастлив унести с собой.
   Три дня мы стояли лагерем на берегу реки, и они оказались довольно приятными. Стояла отличная погода, работы у нас не было, мы много купались и отдыхали после изнурительного марша — но самое главное, никто не пытался нас убивать. Мы ждали, когда остальные дивизионы выйдут на исходные позиции для вторжения с трех сторон в сердце владений Форнии.
   Естественно, Форния занимался тем, что перестраивал свои войска так, чтобы предотвратить наши будущие удары. До нас доходили слухи о засадах и схватках на флангах, Форния проводил разведку боем, чтобы выяснить надежность нашей обороны. Мелкие и малозначительные стычки — если не считать тех, кто был убит или ранен. Поскольку потери несли другие роты, мы не принимали участия в погребальных церемониях.
   Большую часть времени мы сидели и болтали — или, если речь идет о Нэппере или обо мне, жаловались. Разговоры крутились вокруг одних и тех же предметов: секс и выпивка, второе место занимали рассуждения о наркотиках и еде. Впрочем, часто возникали философские споры. Однажды я сказал Вирт:
   — Беда драконлордов состоит в том, что вы так равнодушно воспринимаете убийство.
   Она приподняла бровь.
   — Вот чего никак не ожидала услышать от джарега.
   — Почему?
   — Я думала, что некоторые твои коллеги имеют привычку убивать из чисто деловых соображений.
   — Конечно, — согласился я. — Но только по одному человеку за раз.
   — Слабое утешение для того, кого настигает смерть.
   — Конечно, но для тех, кто живет по соседству, это имеет первостепенное значение.
   — Может быть, все дело в том, что для Дома Дракона цели должны быть более значительными, поскольку и размах у него больше.
   — Прошу меня простить?
   — Мы сражаемся не за контроль над таким-то борделем, а над таким-то графством. Возможно, это ничуть не лучше, но вопрос крупнее, а значит, в дело вовлечены серьезные силы.
   — И ты считаешь это достаточным оправданием?
   — Во всяком случае, так принято считать. И меня такое положение вещей устраивает.
   — Э… «принято считать»… Существуют какие-то теории?
   — О, конечно. Касательно всех аспектов войны существует множество теорий.
   — Понятно. И они полезны?
   — Некоторые больше, другие меньше. Но те, что бесполезны, обычно весьма забавны.
   — Честно говоря, мне и в голову не приходило, что слово «забавно» может иметь отношение к войне.
   — Естественно, подобные идеи вызывают у тебя отвращение.
   Я промолчал, а Вирт добавила:
   — Приходилось ли тебе бывать в смертельной опасности? А потом вспоминать эти моменты как едва ли не лучшие в жизни? Разве ты не получал удовольствия, разрабатывая детальные планы, причем твое удовольствие никак не зависело от того, насколько важным или достойным оказывался окончательный результат? Разве ты не можешь испытывать радости от постановки и решения сложной задачи, когда кусочки головоломки складываются в единое целое, разные силы приходят в движение и все работает так, как хочешь ты?
   И тут я, естественно, вспомнил об Известных Мне Убийствах.
   — Да, — ответил я.
   — Ну и?..
   — Да, но…
   Она кивнула.
   — Продолжай.
   И я вдруг сообразил, что Вирт получает удовольствие от нашего разговора. И почти сразу же я понял, что мне он также интересен. Что бы это значило?
   Я задумался; Вирт терпеливо ждала.
   — Ну, может, быть, дело в цифрах, — заметил я. — Получается, что чем важнее повод, тем больше жизней должно быть потеряно. Ты согласна?
   — «Должно» и «важный» — скользкие слова.
   — Ты совершенно права относительно опасности. Да, действительно, хотя я и стараюсь избежать таких ситуаций, мне хорошо известно, что чувствуешь потом…
   — Полноту и остроту жизни? — спросила Вирт.
   — Да, именно. Но речь идет обо мне или о том парне, который пошел воевать добровольно. А как насчет тех, кого в армию призвали против их желания?
   — Они теклы.
   — Верно, — согласился я. — Вернемся к «должно» и «важно»…
   Вирт неожиданно рассмеялась:
   — Из тебя получился бы хороший тактик. Не знаю насчет стратега, но тактик определенно.
   — Пожалуй, я бы не хотел знать почему, — заявил я.
   — Ладно. Вернемся к «должно» и «важно». Речь идет о моральных аспектах, так?
   — А разве нет?
   — В соответствии с традициями они считаются слишком важными, чтобы позволить рядовым солдатам принимать решения.
   — Традиция. Ты веришь в традиции?
   — Конечно, нет. Во всяком случае, человек не может не думать о том, почему и зачем он сражается. Никакого вреда, пока ты не начинаешь размышлять об этом в тот момент, когда кто-то хочет всадить в тебя шпагу.
   — Хорошо, теперь давай перейдем к конкретным примерам, — предложил я. — Форния рвется к власти… — Я хотел сказаты «как и всякий дракон», но вовремя остановился. — Как и Маролан. Их владения расположены рядом, и Маролан хочет иметь гарантии, что Форния не будет ему угрожать, и, естественно, Форния не желает, чтобы враг вторгался на его территорию, поэтому они изобрели повод для оскорбления, после чего несколько десятков тысяч человек принялись убивать друг друга. И как это соотносится с «должно» и «важно»?