Брэйди Карен. Такой прекрасный, жестокий мир

   – Сара, ты в больнице, понимаешь?
   – Да, Билл. – Саре казалось, что она плывет. Она попыталась понять, почему Билл кричит на нее. Почему она такая слабая?
   Врач взглянул на экран и покачал головой.
   – Она беременна… вернее, была беременна. Матка кровоточит. Дам ей еще час. Если кровотечение не прекратится, придется делать операцию. Сколько ей лет?
   – Двадцать два.
   – Постараемся спасти матку. Ясно?
   Сара почти все время была без сознания. Лишь иногда до нее доносились неясные голоса и ослепительный свет ламп над головой резал глаза.
   – Переливание не помогает. Готовьте ее к операции.
   Сара почувствовала укол в руку.
   – Скорее, нельзя терять ни минуты.
 
   – Сара, ты меня слышишь?
   Сара помотала головой, стараясь стряхнуть туман. В голове что-то болезненно пульсировало, все суставы ныли, в горле пересохло. Она поднесла руку к губам… распухшие… чужие.
   – Что случилось? Где Билл? – еле выдавливая слова, спросила она неясную фигуру, парившую над ней.
   – Сара, произошла автокатастрофа. Ты в больнице.
   Сара смутно ощущала слезы, струящиеся по ее распухшему лицу, и панику, зарождавшуюся в разбитом теле.
   – Билл, пожалуйста, приведите Билла.
   – Ты должна успокоиться.
   – Я хочу видеть Билла. – Сара хотела крикнуть, но голос сорвался.
   – Пожалуйста, успокойся.
   Сара попробовала поднять голову. Чья-то рука решительно легла на ее плечо, и кто-то сказал:
   – Его здесь нет, Сара.
   – Где он? Он не мог оставить меня в таком состоянии.
   Она услышала, как дрожит ее голос. Потом чей-то вздох и новый голос. Два голоса, но она не могла разобрать слова.
   – Скажите мне, что случилось! – крикнула она, собрав все свои силы.
   Кто-то нервно откашлялся.
   – Мы сделали все, чтобы спасти его. Мне очень жаль.
   – Что вы имеете в виду? Я не понимаю.
   Рука сжала ее плечо немного сильнее.
   – Билл умер.
   Сара открыла рот, чтобы закричать, но не раздалось ни звука. Тьма снова поглотила ее.
   – Держите ее на снотворных.
 
   Еще три дня Сара почти не приходила в сознание. Когда наконец она очнулась, около кровати стоял врач.
   – Сара, ты меня слышишь?
   Она посмотрела на мужчину в зеленом, но никак не могла сфокусировать взгляд.
   – Я видела страшный сон. Билл… Он же не умер, правда? Это был сон?
   Мертвая тишина сказала ей все, что она не хотела слышать. Она попыталась приподняться на постели, но живот пронзила острая боль.
   – Пожалуйста, лежи спокойно. Мы сделали операцию.
   – Операцию? Зачем? Я здорова. – Она замолчала, смутно вспоминая что-то важное. – Мой ребенок. Что случилось с моим ребенком?
   – Нелегко говорить это. – Мужчина тяжело вздохнул. – Ребенок умер в результате катастрофы. У тебя было кровотечение, и нам пришлось удалить матку. Мне очень жаль.
   – Билл хотел пять мальчиков и пять девочек, – тупо сказала Сара.
 
   Сара не смогла присутствовать на похоронах, и только через несколько недель ее выписали из больницы. Лицо ее еще представляло сплошной синяк, внутренности горели, а половина головы была наголо выбрита. Мэри, приехавшая за ней, сама еле держалась на ногах. Краснота вокруг ее глаз говорила о том, что она не переставала плакать с того момента, как услышала о смерти Билла.
   – Мой бедный, любимый Уильям. Почему это должно было случиться с ним? Дом так пуст без него, и Макс тоскует. – Сара затряслась, и Мэри крепче обняла ее. – Прости, девочка. Как ты себя чувствуешь? Ты так похудела. Ты уверена, что готова вернуться домой?
   – Я ничего не чувствую. Ничего.
   Они приехали домой, и Сара побрела за домоправительницей в гостиную. Как странно, что Билл не вышел встречать ее! И в этот момент она до конца осознала, что никогда больше не увидит его. Она все же пыталась сдерживать слезы, но, заметив бейсбольную перчатку Билла на его письменном столе, безутешно заплакала.
   Целыми днями она слонялась из комнаты в комнату, замкнувшись в своем горе. Временами она забывала, что Билла больше нет, и звала его. Ей казалось, что вместе с ребенком и возможностью когда-либо иметь детей она навсегда потеряла и свое сердце. И эта боль была гораздо хуже, чем физическая.
   Мэри ухаживала за ней, как за собственным ребенком, и обе женщины ушли в свое горе, стараясь свести до минимума все контакты с внешним миром. Им это удавалось до того момента, как – через три недели после смерти Билла – Сара получила письмо с требованием освободить дом, поскольку сестры Билла решили продать его.
   «Он так и не собрался написать завещание», – как в тумане подумала Сара.
   Вместе с письмом в конверте оказались газетные вырезки. Сара вынула одну. Большой портрет Билла и ее… поменьше. Некоторое время она просто смотрела на Билла, водя пальцем по его лицу, закусив губу, чтобы не расплакаться. Когда глаза перестало щипать, она прочла заметку и в конце концов поняла, о чем идет речь: она – глупая английская девчонка, не привыкшая к правостороннему движению, и именно ее неопытность привела к автокатастрофе. И это было самое мягкое обвинение. Другие газеты, когда-то взахлеб расписывающие ее отношения с Биллом, были еще суровее. Некоторые даже выдвигали предположения, что они ссорились и именно это привело к трагедии. Водитель грузовика, не получивший ни единой царапины, сообщил полиции, что Сара на большой скорости вылетела ему навстречу.
   – Это неправда, – крикнула Сара, бросая газеты и не в первый раз жалея, что не умерла вместе с Биллом.
   Она в тысячный раз прокрутила в голове катастрофу. Она была уверена, что грузовик выехал на ее полосу, но, может быть, она просто пытается найти оправдания? Может быть, газеты правы? И все, что она воображает сейчас, просто способ облегчить чувство вины? Может, она действительно ехала слишком быстро.
   Сара вошла в кухню и показала Мэри письмо и газетные вырезки.
   – Я пойду соберу свои вещи.
   – Пожалуйста, не слушай их, детка. Я знаю, ты сделала все, что было в твоих силах, – сказала Мэри, помогая ей подняться по лестнице.
   Сара ничего не ответила. Слова Мэри не утешали ее. Через двадцать четыре часа она сидела в самолете, направлявшемся в Англию.

Глава 15

    Англия, январь 1990
   Джун взглянула на поднос, стоящий перед спальней Сары, и увидела, что еда не тронута.
   – Сара, любовь моя. – Джун дернула ручку, но дверь не поддалась. – Ты должна поесть.
   Не дождавшись ответа, Джун подняла поднос и пошла в кухню выбрасывать еду. Всю последнюю неделю Сара практически не выходила из своей комнаты. Ужасное Рождество. А в канун Нового года – в годовщину той ночи, когда Билл сделал Саре предложение, – дочь спокойно сказала, что хочет умереть.
   После смерти Билла прошло шесть месяцев, но Сара все сильнее погружалась в депрессию. Джун начинала бояться, что Сара никогда не смирится со своей потерей. Хотя что тут странного, если сама Джун так и не оправилась полностью после кончины мужа? Смирившись с тем, что закончит свои дни в одиночестве, Джун не могла допустить, чтобы подобное случилось с ее дочерью. Она подумала о внуках, которых у нее никогда не будет, и по ее щеке скатилась слеза.
   Все эти месяцы соседи вели себя безупречно, особенно миссис Сэмюэлс. Старушка выполняла различные поручения и приходила посидеть с Сарой, когда Джун надо было выйти из дома. Вдов поддерживали воспоминания о долгой и счастливой жизни с мужьями, а какие слова утешения могли предложить старые женщины Саре, так жестоко лишенной счастья, едва успевшего начаться?
   Джун пыталась убедить дочь съездить к Мэгги, но Сара даже не желала разговаривать с ней по телефону. Джун чувствовала холодок между девушками, но надеялась, что ничего серьезного между ними не произошло.
   Первые две недели рядом с Сарой была Кейти, и ее присутствие очень помогло, но Кейти пришлось вернуться в Лондон, готовиться к поездке в Японию – какой-то новый проект ее журнала. Сара не вдавалась в детали, она теперь была безразлична ко всему.
   Джун понимала, как важно дочери вновь обрести цель в жизни, но стоило ей завести разговор о работе, как Сара замыкалась в себе. Она лишь хотела лежать в своей спальне с зашторенными окнами двадцать четыре часа в сутки, и Джун часто просыпалась по ночам, разбуженная плачем дочери.
   Так дальше не может продолжаться. Она не позволит своей умной красивой девочке жить воспоминаниями и прятаться от жизни.
   Необходимо что-то предпринять, но она уже испробовала все, что могла придумать. Оставалось одно последнее средство. И Джун сделала то, что поклялась не делать никогда в жизни. Она позвонила Стюарту Харгривсу.
   – Джун, что случилось? Как она?
   – Конечно, плохо.
   – Позвольте мне приехать. Я добрался бы за три часа…
   – Сколько раз я должна вам повторять? Я не хочу, чтобы вы сюда приезжали. – Пока Сара жила с ней, Джун, по меньшей мере, могла не подпускать к ней Стюарта. – Но мне необходима ваша помощь. Я исчерпала все свои возможности. Сара должна начать восстанавливать свою жизнь.
   Стюарт помолчал несколько секунд, затем сказал:
   – Положитесь на меня. Я знаю, чего вам стоило попросить меня о помощи. Спасибо за это.
 
   Сара стояла на крыльце, накинув на плечи одеяло, и смотрела на дождь. Она хотела закрыть глаза и забыться сном, но мать убедила ее выйти на свежий воздух. Уронив одеяло, Сара спустилась в сад и замерла неподвижно. Вскоре коротко остриженные волосы облепили ее голову, дождь пропитал мягкую фланелевую рубашку. Это была рубашка Билла, единственная его вещь, привезенная ею домой. Сара задрожала, и ее дрожащие плечи были единственным признаком того, что она вообще способна что-то чувствовать.
   В доме зазвонил телефон, но Сара даже не обернулась, только украдкой вынула из кармана бутылочку со снотворным, открутила крышку и посмотрела, сколько осталось. Потом сунула в рот две таблетки и подумала, хватит ли ей энергии сходить к врачу за новым рецептом. Мысль о том, что она не сможет спать, казалась невыносимой. Только во сне могла она забыть о кошмаре ожидавшей ее долгой пустой жизни.
   – Сара, дорогая, – позвала мать. – Тебя к телефону.
   – Я не хочу ни с кем разговаривать, – ответила она, возвращаясь в дом.
   – Это Кейти, – солгала Джун, зная, что только с Кейти Сара согласилась бы поговорить, – из Японии.
   Сара остановилась на пороге своей комнаты. Кейти, конечно, постарается скрыть переполняющую ее радость от новых впечатлений, но вряд ли у нее это получится.
   – Скажи ей, что мы поговорим на следующей неделе.
   Джун не повесила трубку, и в ее голосе прозвучало разочарование.
   – Должно быть, это стоит ей кучу денег.
   – Хорошо, я подойду. – Сара прошла в гостиную и взяла трубку из руки Джун. – Привет, Кейти.
   – Привет, Сара. Говорит Саймон Холлэнд.
   – Чем могу быть полезна, мистер Холлэнд? – Сара возмущенно взглянула на мать.
   – Я хотел выразить соболезнования.
   Снотворное начинало действовать, и у Сары не хватило сил удивиться, откуда Саймон узнал о катастрофе. Когда люди выражали ей сочувствие, ей всегда казалось, что они ждут, чтобы она как-то сгладила неловкость момента. Все хотели услышать, что ей становится легче, но она этого не говорила. Это просто было неправдой.
   – Сара, вы меня слышите?
   – Что? О, спасибо, что позвонили, вы очень… внимательны. – Это самое большее, что она могла сказать. – Я не могу говорить…
   – Подождите, я не все сказал. Я хочу, чтобы вы вернулись в «Войс».
   Думать становилось все труднее. Из глубины сознания выплыла мысль, что этот звонок каким-то образом устроила мать.
   – Спасибо, но я не нуждаюсь в ваших заботах.
   Холлэнд рассмеялся.
   – Не часто меня обвиняют в заботливости. Послушайте, если хотите, могу предложить внештатную работу. Подумайте об этом.
   Сара молча сунула трубку матери, прошла в свою спальню и заперла дверь.
 
   Съежившись на скрипучем диване, обтянутом красной кожей, Сара растерянно оглядела гостиную Мэгги. Мать долго уговаривала ее принять предложение Саймона, и в конце концов Сара сдалась. У нее просто не было сил бороться. И, в любом случае, какая разница? Ей абсолютно все равно, что делать.
   Джун договорилась с Мэгги, что Сара поживет у нее, пока не найдет себе жилье. И опять Сара не спорила, но, войдя в квартиру Мэгги в Блумсбери, сразу поняла, что совершила огромную ошибку.
   Комната была тесной и душной. Диван задвинут в угол, освобождая место для многофункционального тренажера, по полу разбросаны кучи старых газет, переполненные пепельницы и подносы из фольги с остатками еды, доставляемой на дом. Китай, Индия, Италия – гастрономические объединенные нации лежали на грязном ковре, перебивая аромат вездесущих пачули Мэгги и образуя ядовитую смесь запахов.
   «Все, как раньше», – подумала Сара, глядя на грязные кремовые стены.
   Вошла Мэгги с двумя стаканами.
   – За новый старт, – сказала она, чокаясь. – Обожаю эту квартиру. Отсюда можно плюнуть на Оксфорд-стрит.
   Сара слабо улыбнулась, стараясь разобраться в изменениях, происшедших с Мэгги за два года после их последней встречи. Ее пережженные волосы из белых превратились в почти зеленые, и сквозь налакированные пряди просвечивал череп. Но это еще ерунда по сравнению с потерей веса. Казалось, на теле Мэгги не осталось ни грамма мяса, а кожа приобрела нездоровую прозрачность. Глубокий вырез блузки обнажал глубокие впадины над грудиной, а тазовые кости буквально распирали тесные джинсы.
   – Мой офис совсем рядом.
   – И как ты себя чувствуешь в роли редактора отдела?
   – Нормально, – ответила Мэгги, уверенная, что Сара над ней насмехается. – «Хлоя» процветает, продается больше двухсот тысяч экземпляров в неделю. Мне очень нравится отдавать приказы, но я хотела бы двигаться дальше и работать в какой-нибудь ежедневной газете. Женские журналы больше подходят таким рохлям, как Кейти.
   «Не только ее кожа прозрачна», – подумала Сара, но не стала ничего говорить вслух.
   – Что это? – показала она на тренажер.
   – Фантастика, правда? – Мэгги широко улыбнулась. – Я занимаюсь по утрам перед работой и иногда по вечерам, если пропускаю занятия в зале.
   – Ты не боишься переусердствовать?
   – Нет, не боюсь. – Мэгги помрачнела. – Тебе больше нравилось, как я выглядела в школе?
   – Конечно, нет.
   Однако пауза – не дольше доли секунды – не оставила у Мэгги никаких сомнений: если бы Сара могла выбирать из двух крайностей, то предпочла бы прежнюю толстуху.
   – Сара, честно говоря, несколько часов на этой штуковине и тебе не повредили бы, как и курс ультрафиолетового облучения.
   – Один-ноль в твою пользу. Так когда я познакомлюсь с Хью?
   – Завтра утром. Он очень поздно возвращается из клуба.
   – Значит, он живет здесь?
   – В основном. Эта жирная свинья, его жена, заграбастала дом. Разве я тебе не говорила?
   Сара отрицательно покачала головой – больше от отчаяния, чем в ответ на вопрос.
 
   Услышав, как захлопнулась входная дверь, Сара вылезла из постели. Снотворное кончилось, и она проснулась несколько часов назад, но не выходила из своей крохотной комнатки, не желая видеть, как Мэгги истязает себя на тренажере.
   Натягивая старые джинсы и футболку, Сара решила, что раз уж ей предстоит жить здесь – пусть только неделю, – она наведет в этом свинарнике порядок.
   В гостиной пахло не лучше, чем накануне. Сара попыталась открыть окна, но краска присохла намертво, и она направилась в кухню за ножом. Ноги прилипали к линолеуму, раковина была переполнена немытой посудой. Как человек, который почти ничего не ест, умудрился развести такую грязь?
   Опасливо дотронувшись до зеленого неопознанного объекта в сковородке, Сара удивилась, почему согласилась с предложением матери. Но делать нечего. Придется пока забыть об окнах. Она наклонилась, надеясь найти под раковиной какую-нибудь моющую жидкость, и в этот момент кто-то обхватил ее за бедра.
   – Эта роскошная задница – точно не Мэгги. Привет, Сара.
   Сбросив с себя чьи-то руки, Сара в бешенстве выпрямилась и обернулась. Перед ней, растянув пухлые губы в глупой ухмылке, стоял мужчина в цветастом шелковом халате. Несомненно, Хью.
   – Есть возражения?
   – Вовсе нет. – Его акцент напоминал одновременно о съемочной площадке и заштатной средней школе. А жвачку он жевал, как статист в любительской постановке «Вестсайдской истории». – Я просто обалдел. Не хочешь сварить крошке Хью чашечку кофе? А если еще и завтрак сварганишь, я позволю тебе почесать мне ножки. Может быть.
   Сара с отвращением посмотрела на него и схватилась за ручку сковородки, с трудом подавляя желание ударить по жирной роже. Хью правильно оценил ситуацию и, пожав плечами, мол, как хочешь, потянулся через Сару и включил чайник. Пояс его халата развязался.
   – Ух, – сказал он, даже не пытаясь запахнуть халат.
   – О Боже! Прикройтесь.
   Хью подбоченился и как-то по-детски фыркнул.
   – Тебе нравится?
   – Пора бы уже повзрослеть, – огрызнулась Сара, жалея, что не воспользовалась сковородкой. Сколько же ему лет? Белокурые волосы до плеч, легкий загар. Или он слишком плохо выглядит для тридцати пяти лет, или слишком хорошо – для пятидесяти. В любом случае, в умственном развитии он явно застрял в подростковом возрасте. И где Мэгги находит таких?
   – Слишком рано для всего этого, – сказала она, протискиваясь мимо него и захлопывая дверь своей спальни.
   – Это никогда не бывает рано, – крикнул Хью ей вслед.
 
   Сара лежала на узкой кровати, уставясь в пятно на потолке, оставленное отвалившейся штукатуркой.
   – Какой кошмар! – Кейти окинула взглядом убогую комнатенку, представлявшую все новое жилье Сары. – Здесь жить нельзя. Собирай вещи. Ты едешь ко мне.
   – Здесь нормально.
   – Нет, Сара, здесь не нормально. Здесь омерзительно.
   Сара безучастно смотрела, как Кейти пытается зажечь одну из двух конфорок газовой плиты, приткнувшейся к раковине.
   – Чтобы она заработала, надо что-нибудь бросить в счетчик. Я ею нечасто пользуюсь. Если хочешь выпить, в шкафчике над тобой есть бутылка джина.
   Кейти обнаружила в шкафчике джин и две кружки.
   Она вернулась из Японии всего несколько часов назад и из неприятного разговора с Мэгги выяснила, что Сара выдержала у нее всего две недели. Когда такси остановилось перед обшарпанным многоквартирным домом на Кингз-роуд, Кейти подумала, что Мэгги из вредности дала ей неверный адрес, и очень удивилась, когда Сара открыла дверь.
   – Пожалуйста, поедем со мной. Джозеф меня убьет, если узнает, что я оставила тебя здесь. – Кейти протянула Саре кружку с джином. – Сэкономишь на квартплате и побыстрее оплатишь больничные счета из Штатов.
   – Как у вас с Джозефом? – спросила Сара, меняя тему.
   – Хорошо, – виновато ответила Кейти. Вряд ли Сара хотела услышать именно такой ответ. – Джозеф получил работу, а это всегда помогает. Поговорим у нас дома.
   Сара выпила неразбавленный джин залпом, словно это была чистая вода.
   – Послушай, я, правда, не могу. У Мэгги омерзительная квартира, но это не единственная причина моего побега. Она не предупредила, что ее неряха-приятель живет с ней. Мне сейчас трудно смотреть на другие пары. Я чувствую горечь и зависть. – Сара расплакалась. – Трогательно, да? Никогда не думала, что доживу до того дня, когда стану завидовать Мэгги.
   Кейти села на кровать и обняла Сару, не представляя, как утешить ее.
   – Со временем все пройдет.
   Сара отстранилась.
   – Я знаю, – сказала она, утирая слезы. – Кейти, пожалуйста, уйди. Я должна побыть одна.
   – Я не хочу оставлять тебя здесь.
   Кейти сама уже готова была разрыдаться.
   – Пожалуйста, – взмолилась Сара.
   Кейти встала.
   – Ладно. Дай твой номер телефона.
   – Здесь нет телефона. Позвонишь мне на работу.
   – Я позвоню завтра, – сказала Кейти, открывая парадную дверь.
   Сара равнодушно пожала плечами и снова уставилась в потолок.
 
   Когда Кейти на следующий день позвонила в «Войс», Сара попросила Дэйва Тичера сказать, что ее нет на месте. То же самое она попросила сказать на следующий день. И на следующий. И не только Кейти. Сара избегала и мать, и Мэгги. Иногда, чтобы они не встревожились и не объявились на ее пороге, приходилось разговаривать с ними. Она давала расплывчатые обещания, уверяла, что у нее все в порядке. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел, насколько ее жизнь далека от нормы.
   На работе Сара еще как-то притворялась, что ее жизнь потихоньку налаживается, но, возвращаясь по вечерам в свою конуру, сразу заползала в постель, выключала свет и мысленно посылала весь мир куда подальше.
   Ее желание преуспеть в жизни, даже просто жить, умерло вместе с Биллом. Она знала, что ему очень не понравилось бы видеть ее такой апатичной и жалеющей себя, но ей приходилось собирать всю свою силу воли только для того, чтобы встать утром с кровати. Особенно тяжело было, когда ей снилось, что Билл жив. Она просыпалась окрыленной, счастливой, а потом осознание безвозвратной потери наваливалось на нее еще более невыносимой тяжестью.
   – Держи, Сара. Витаешь в облаках?
   Дэйв Тичер поставил перед ней стаканчик с кофе. Шутливое прозвище «Боксер» ушло в далекое прошлое.
   Сара оторвала взгляд от экрана компьютера.
   – Спасибо, Дэйв. Просто эта статья сводит меня с ума.
   Дэйв заглянул через ее плечо.
   – «ПЛАСТИЧЕСКАЯ ОПЕРАЦИЯ ГРУДИ ИЗМЕНИЛА МОЮ ЖИЗНЬ». Хочешь, я посмотрю? Тебя к телефону.
   – Пожалуйста, скажи, что я занята. А кто там?
   – Стюарт Харгривс, и я уже это сказал, но он решил ждать на линии, пока ты не освободишься. Ну же, Сара, он занимает мой телефон.
   Сара ударила по клавише сохранения информации и, тяжело вздохнув, подошла к телефону. Затем положила трубку на рычаг и вернулась к своей статье.
   «До операции ей никогда не хватало уверенности для того, чтобы носить платья без бретелей.
   Предоставим слово самой Салли: «Пол обожает мою новую грудь. Он просто не может оторвать от меня руки!»
   Несколько минут Сара смотрела на свое творение, как на неразборчивые иероглифы. Затем в полном отчаянии закрыла файл.
   Разве сама она лучше журналистов, безжалостно впившихся в нее после автокатастрофы? Если честно, она не могла утвердительно ответить на свой вопрос. Необходимо заняться другими темами, не имеющими никакого отношения к отвратительным признаниям и мелочным навязчивым идеям.
 
   Телефон снова зазвонил. Дэйв поднял трубку и прикрыл микрофон ладонью.
   – Опять Стюарт Харгривс. Сара, пожалуйста, разберись с ним. Я не могу весь день играть в эти глупые игры.
   Сара затрясла головой.
   – Я не хочу ни с кем говорить.
   – О Господи. – Дэйв снял ладонь с микрофона. – Простите, она на совещании… Хорошо, только возьму карандаш. Хорошо… Хорошо… Восемь часов? Конечно, я передам ей. До свидания.
   Дэйв вручил Саре адрес.
   – В восемь часов мистер Харгривс ожидает тебя к ужину.
 
   Итальянский ресторан на Шарлотт-стрит выглядел именно итальянским рестораном, а не карикатурой на него. Но Саре было на это наплевать, и она злилась оттого, что ей, образно говоря, выкрутили руки. Она пыталась дозвониться до Стюарта, но он был недосягаем.
   Весь остаток дня Сара подумывала просто не явиться на свидание, однако в конце концов решила, что пойдет и скажет Стюарту: она не останется и нечего ему зря тратить вечер.
   Стюарт уже заказал бутылку вина и ждал ее.
   – Сара, как приятно вас видеть. Спасибо, что пришли.
   – Я не останусь, – резко сказала она. – И вы не должны были воображать, что я вообще приду.
   Стюарт явно растерялся.
   – Прошу прощения.
   Сара уже развернулась, чтобы уйти, но заколебалась. Почему она бежит от него? Почему пытается отгородиться от всех, кто хочет помочь ей? Большая часть ее жизни погибла в автокатастрофе, а теперь она старательно разрушает ту малость, что осталась.
   – Стюарт, это я должна просить прощения, – сказала она, садясь.
   Харгривс взял ее за руку.
   – Со временем станет легче, поверьте мне.
   Сара уже устала слышать подобные слова, с какими бы добрыми намерениями они ни произносились.
   – Откуда вы знаете? Ваша жена жива.
   – Синтия? – фыркнул Стюарт. – Она может завтра шагнуть под автобус, и я ни на секунду не потеряю сон… Простите, это замечание явно в дурном вкусе.
   Стюарт редко упоминал свою жену, и Сара удивилась горячности, с какой он сделал это сейчас.
   – Все в порядке. Люди не должны ходить вокруг меня на цыпочках до конца моей жизни.
   – Сара, я понимаю, что вы сейчас переживаете. Когда-то давным-давно я отчаянно влюбился. Я уже был женат на Синтии, но от всего отказался бы ради той женщины, только она ушла из моей жизни. Исчезла, и я никогда ее больше не видел. Она не умерла, но для меня это ничего не меняло. Я скорбел так же сильно, как если бы она умерла. И это чувство потери не покидает меня. Даже теперь. Но мало-помалу боль становится терпимой. – Стюарт печально улыбнулся. – Однажды утром вы проснетесь, и мысль о Билле не будет вашей первой мыслью.
   Последние слова глубоко тронули Сару. Стюарт действительно ее понимает.
   – Не могу даже вообразить, что это утро когда-нибудь настанет.
   – Настанет. Я знаю, вы почувствуете себя виноватой. Но память о любви не угаснет, когда утихнет боль. Просто вы перестанете тосковать о потере и начнете радоваться тому, что Билл был частью вашей жизни, хоть и недолго. Очень многие проходят по жизни, вообще не испытав того, что было у вас с Биллом. Вы – счастливый человек, хоть сейчас вам так не кажется.