Страница:
- Много научных лиц?
- Я, гидролог, астроном-магнитолог.
- Если сядете, что будете делать?
- Наблюдения за структурой льда, промеры глубины, полная гидрологическая станция, метео-наблюдения, астро-пункт, магнитные наблюдения.
- Аппаратура та, которую готовили к "Седову"?
- Да.
Зашел разговор о земле Санникова. Аккуратов сообщил, что во время одного из полетов (кажется, в прошлом году) они видели к северу от Новосибирских островов, милях в полутораста, кучевую облачность.
- Откуда ей там взяться? Ясно, оторвалась от гористой земли. Думаю, что она там, все-таки, есть, хотя Бадигин и прошел поперек этого места.
- Это ничего не значит, - сказал я. - Санникову показалось, что земля близко, а на самом деле он мог видеть ее рефракционное изображение. В 1935 году мы видели остров Виктории за несколько десятков миль со льда. Коккинаки видел Ла-Фонтенские острова за 200 миль и испугался, что сбился с курса.
- Это верно, - отвечал Аккуратов, - мы однажды наблюдали рефракцию за 200 миль.
Договорившись с народом о статьях, я снова зашел в ГУСМП. В коридоре попался мне проф. Вениамин Григорьевич Бочаров, с которым мы вместе плавали на "Садко" в 1935 году.
- Здравствуй, Лазарь. Есть дело: пойдем с нами нынче на "Садко". Очень интересно.
- А куда?
- От мыса Молотова напрямик к острову Врангеля. Ты, кажется, болен эти маршрутом?
- То, что мы, мудаки, должны были проделать в 1935 году!
- Ну тогда нельзя было. Мы ведь достигли мыса Молотова в сентябре. И так еле ноги убрали.
- Ну, что же, если ничего интересного не будет - пойдем. Знаешь, Веня, мне еще очень хочется пройти по прямой от Рудольфа до мыса Молотова. По-моему, там, севернее о. Ушакова, где мы колбасились в тумане, есть еще настоящая солидная землица.
- Думаю, что так. Тогда на "Садко" все показывало близость большой Земли: и грунт, и глубины, и общий рельеф дна, и айсберги на мели (помнишь их?), и планктон. Но там только пешком можно ходить.
- Ну что же, в выходной сходим.
Оттуда зашел к Белоусову. Его сейчас назначили начальником морского управления, а создали оное по прямому указанию ЦК. Сидит, матерится:
- Бумаг, бумаг!! Не успеваю расхлебывать.
Посоветовался я с ним насчет полета.
- Не советую. Это для более молодого. Не в смысле возраста, а положения. Заезжай ко мне, будет один дальневосточник. А?
Заехал. У него сидел бывший его помполит на "Свердлове" Николай Дмитриевич Тимофеев. Сейчас он работает в ИМЭЛ по Марксу. Бойцы вспоминали минувшие дни за блинами (Масленица!) и водкой. Белоусов, между прочим, рассказал, что сейчас в Ленинграде находится при смерти Воронин. Последнее время он командовал "Леваневским". Корабль находился вблизи Ханки. 9 или 13 февраля старик заболел (у него давняя беда с почками, перед плаванием он 8 месяцев лежал в больнице). Командование округа и Балтфлота начало бомбардировать ГУСМП телеграммами. Самолеты послать было нельзя: туман сплошной. Финский залив был забит непосильным для "Леваневского" льдом. Папанин позвонил наркому флота Дукельскому и попросил послать за Ворониным "Ермака".
- Не могу. "Ермак" занят проводкой немецких судов.
Тогда Папанин позвонил Микояну.
- Немедленно бросить суда и идти за Ворониным, - приказал Микоян.
Тем временем, Вл. Ивановича свезли на берег. Покуда "Ермак" пробивался во льдах, Папанин договорился с наркоминделом (Лозовским). Тот с финляндским правительством - и Воронина специальным поездом 22 февраля привезли в Ленинград.
Он все время без сознания. На консилиум послали из Москвы несколько профессоров. Операцию все же пока решили не делать. Все тревожно ждут.
- Жизнь человека! - философски рассуждает Белоусов - Забавная это штука. Вот, например, на севере: чем бы важным, сверхважным не был занят ледокол или самолет - случись что-нибудь с кем-нибудь, самым паршивцем, и мы все бросаем и мчимся туда.
Тимофеев рассказал, что сейчас готовится к изданию полное собрание сочинений т. Сталина. Принесли ему, между прочим, перевод его брошюры "Вскользь о партийных разногласиях", написанной в 1904 (или в 1905) году. Она была тогда отпечатана в Авлабарской подпольной типографии и с той поры не переиздавалась. т. Сталин прочел и сказал:
- А почему ее понадобилось вновь переводить на русский? Она уже была однажды переведена и не хуже.
И впрямь, тогда брошюра вышла на русском, грузинском и армянском языках. Сейчас, очевидно, решили взять за основу грузинский и просчитались.
В числе прочего, Тимофеев рассказал о работе т. Сталина над "Историей гражданской воды" (том 1). Тимофееву попал в руки экземпляр рукописи с правкой т. Сталина. Начать с того, что на обложке были выведены только три буквы "И.Г.В." вместо заглавия. т. Сталин обвел эти буквы карандашом и надписал "Что это значит?" По всей рукописи рассыпаны фактические и стилистические указания т. Сталина.
Когда вышел первый том "Истории дипломатии", т. Сталин позвонил Потемкину (наркому и редактору издания) и сказал:
- Прочел первый том. Передайте спасибо товарищам, которые над ним работали.
Потемкин немедленно созвал всех авторов и редакторов и передал им слова Сталина.
9 марта
5 марта Черевичный улетел. Я был на аэродроме, пожелал ему счастливого пути. Подошел там ко мне Папанин, отвел в сторону:
- Много не пишите. Дайте только, что вылетели.
Встретил там Жукова - штурмана. Тоже готовился к отлету (вылетел сегодня) с Котовым и Камразе. Сообщил, что будет разведывать в Карском море, на северо-востоке.
- Николай Михайлович! Большая просьба: будете на севере, сверните немного на норд от острова Ушакова. Очень меня это место интересует (мы там бродили в 1935 году).
Он засмеялся:
- Дорогой мой, не только вас это место занимает. Все будет зависеть от бензина. А вы нынче куда?
- Сам еще не знаю.
- А то - подвезем, а? Доставим на Ушакова и ищите сами.
Рядом готовился к старту Мотя Козлов на "Дугласе", поставленном на лыжи (впервые так идет на север). Потолковали и с ним о том, о сем. Сказал, что видел книжку Зингера о нем.
- Читал? - спросил он с живейшим интересом.
- Нет еще.
Он был разочарован.
4 марта я сидел и работал над рецензией о книге Свена Вакселя. Часиков в 8 вечера позвонил Кокки:
- Здравствуй, пропащий! Что делаешь?
- Да вот, пишу.
- "Чкалова" не видел?
А как раз накануне мы смотрели фильм в редакции, и я должен был писать рецензию. Одначе, картина мне настолько не понравилась, что я отказался.
- Видел. Не нравится.
- Почему?
- Там Чкалова нет. И артист не похож, и образа настоящего не дает.
- А, может быть, это потому, что ты лично и хорошо знал Валерия?
- Может быть! Если бы "Петра I" показать современникам - они бы плевались. А мы довольны. Что делаешь?
- Лежу. Болен. Приезжай.
Приехал. Сидит, читает "Историю дипломатии".
- Читал?
- Великолепно, только первые века по неграмотности пропустил.
- А я наоборот. Недавно как раз их штудировал. Пойдем, покажу накопления.
Прошли в кабинет. Раньше у него книги помещались в одном, очень объемистом шкафу. Сейчас пристроил еще полку (из 5-6 полок). Все книги в приличных переплетах. Полные собрания Пушкина, Толстого, Горького, Щедрина, Байрона, Диккенса, Стивенсона, Куппера, Конан-Дойла, Тургенева, Некрасова, Жюль-Верна, Майн-Рида, Луи Буссинара, Лондона, Станюковича. Отдельно стоит Ленин, Малая энциклопедия.
- Там еще второй ряд. Книги, которые мне интересны. Несколько твоих книжек, других ребят.
- Я люблю грубую лесть.
Он засмеялся.
- А вот, что я хочу тебе показать.
Он вытащил с полки "Иллиаду" Гомера и три тома Вегнера ("Эллада" и два тома "Рима") старого издания.
- Как пишет! И факты, и мифология, а стиль!! Знаешь, я как минутку урву - так сюда. Очень хорошо. Валька пузырится только Сыграем в шахматы?
Сели. сгоняли четыре партии - три из них я проиграл по неосмотрительности. Тем временем, пришли из гостей Валентина Андреевна и его мамаша (после смерти отца он ее вызвал в Москву).
Попили чайку, закурили и сели толковать. Поведал он несколько историй.
- Что такое работа летчика-испытателя? Вот, скажем, весь январь и февраль я гонял одну машину. Никак не могли определить, почему у нее трясется хвост. И так, и сяк - неясно. То переставим, другое изменим - не получается. Наконец, как будто наладили. И вот, лечу я на ней, сделал несколько площадок - все в порядке. Иду на посадку, дай, думаю, пройдусь еще у земли. И вдруг затрясло! Мне бы садиться, но я решил проверить до конца. Поднялся вверх - в порядке, снова к земле - трясет. Тогда я выбрал зону, где всегда болтает (из опыта уже знаем такие места) - и туда. Трясет. И вдруг, на полном газу, ясно чувствую, как у меня продольно ломает фюзеляж. И мне все стало ясно. Ходу на землю:
- Меняйте противовесы у руля!
- Как?
- Да так!
Сменили - и все в порядке.
- А как вообще дела?
- На днях сдал новую машину. Пошла на государственные. Абсолютно спокоен. Знаю, что все будет в порядке. Заранее предугадываю, что найдут только один дефект и сказал уже Ильюшину, чтобы пока переделал.
Вот забавный случай у меня был на прошлой неделе. Лечу на большом аэроплане. И вдруг неладное. Ну такое, что я начал с ним, как со стеклянным обращаться.
- Ломаться начал?
- Вот именно. Сбавил газ до минимума и зашел на посадку километров с двадцати, чтобы зря не полыхать машину. Иду тихо, точненько по прямой. И вот, уже вблизи аэродрома метрах на 200, аэроплан вдруг полез на петлю. Спасло меня только мгновенное решение и мгновенное исполнение. Какая-то абсолютная ясность сознания была. Предельная! Только одно могло спасти меня и я сделал именно это и молниеносно. Я дал полный газ, в то же мгновение накрутил стабилизатор, отжал ручку и дал витков 15 триммеру. Все это сразу. Машина встала на дыбы, свалилась на бок из вертикального положения и через несколько секунд плюхнулась на аэродром в нормально положении. Опоздай я на несколько долей секунд - не играли бы в шахматы. Вылез и заволновался. Аж мокрый стал. Такого состояния еще не бывало со мной.
- После посадки уже мокрый?
- Ну да.
- А что, Володя, у тебя было, когда ты по телефону радовался, что можешь со мной разговаривать? (см. запись от 25 декабря 1940 г. - Л.Б.)
- А... под Новый год?! Веселое происшествие. Чуял я, что с машиной что-то не ладится. Сказал Ильюшину. Тот на дыбы: не может быть! Я настаиваю. Он: нет, ошибся, я сам с тобой полечу! Я ему отказал, не могу в таком деле конструктором рисковать. Взял с собой паренька, инженера, который всегда со мной летает, толковый, хладнокровный. Оделись полегче, пристроил его у самого люка, чтобы способнее было сматываться. На земле еще запасливо отрегулировал ему микрофон, чтобы сразу замечать интонации его голоса. Полетели. Сделал я одну штуку, которую, уверен, никто из испытателей еще не делал. Нашел инверсионный слой и стал в нем ходить. И получилось, как на продувке в трубе: все обтекание наглядно видно. Он сидит сзади, наблюдает за фюзеляжем и докладывает: "Владимир Константинович, струя ударяет под углом в 15о, под 20о, под 25о... " И по его голосу я чувствую тревогу. Жму по-прежнему. И вдруг он как закричит, забыв даже об обращении (некогда, видимо, стало!)- "Ломает!!" Ага, что и требовалось доказать. Ну, ждать, пока доломает машину было не резон. Я - вниз. Ничего, сели. Я оказался прав.
Позвонил ему по какому-то поводу позавчера. Зашел разговор о депутатских обязанностях.
- Занимаешься?
- Много. В Керчи трамвай уже провели, воду дали, электрическую линию к городу подвели. Банно-прачечный трест построили - на него я тысяч 250, кажется, достал. Но много мучают и иные. Вот прислал недавно письмо избиратель-парикмахер. Я, мол, специалист по дамским прическам, а мне квартиры бюрократы не дают.
Сегодня в Доме Журналиста устроили вечер (см. билет): "...самое интересное из неопубликованного". Народу собралась тьма, да все маститые, кондовые. Выступали Рыклин, Коробов, Мар, Ордынский, Кор, еще кто-то и я. Надо будет записать поподробнее. Отличный вечер!
1 апреля
Несколько газетных эпизодов:
Получили мы 19 марта от Ленинградского корреспондента заметку "Ценные исторические находки". Там нашли считавшийся утерянным оригинал статьи В.И. Ленина "Серьезный урок и серьезная ответственность", опубликованный в "Правде" 6.03.1918 года.
В этой рукописи есть абзац:
"..что "левые эсеры", высказываясь за войну, сейчас заведомо разошлись с крестьянством - это факт. И этот факт говорит за несерьезность политики левых эсеров, как несерьезной была кажущаяся "революционной" политика всех эсеров летом 1907-го года..."
В тексте "Правды", а затем в изданиях сочинений ВИЛ год был указан неправильно - 1917, ибо перепечатывалось по "Правде" с отпечатков.
Дежурил у нас Мартын Мержанов. Дело очень интересное. Он немедленно позвонил директору ИМЭЛ академику Митину. Тот два часа изучаи вопрос, а затем ответил:
- Рукопись - большое событие. В "Правде", конечно, допустили опечатку. Но, тем не менее, напечатано правильно. Ошибся, описался - именно Ленин. Судя по тексту всей статьи, по обстановке тогдашней, речь шла не о 1907 годе, а о 1917. Не советую давать заметку. Это дело будет, конечно, предметом обсуждения на Политбюро, но я не сомневаюсь, что там подтвердят мою точку зрения. И в готовящемся сейчас четвертом издании сочинений Ленина мы оставим 1917 год.
Сейчас идет шахматный матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР. Участвуют Ботвинник, Керес, Лилпенталь, Бондаревский, Смыслов, Болеславский. Начали они 25 марта в Ленинграде. Интерес к этому делу у всех очень большой. Борьба идет там "по Гамбургскому счету", на совесть.
В четвертом туре играли Ботвинник и Бондаревский. Партия была отложена в напряженном и неопределенном положении. И вот, вскоре после объявления последних известий по радио, в редакции газеты "64" раздался звонок (было около 12 часов ночи).
- Говорят их секретариата Молотова. Вячеслав Михайлович просит, если это возможно и удобно, связаться с Ленинградом и узнать, как мнение самих участников об этой партии.
По телефону говорил мастер Юдович. Он немедля вызвал молние Ленинград, поговорил с Ботвинником, Бондаревским. Оба объективно оценили позицию. Затем он позвонил по оставленному телефону:
- Вот нас просили узнать о партии..
- Да, правильно.
- А кто у телефона?
- Молотов. Ну и что говорят?
Юдович обмер. Потом очухался и рассказал. Молотов внимательно слушал.
- А я с кем говорю?
- Мастер Юдович.
- Вы шахматный мастер?
- Да.
- А Ваше мнение о партии?
Рассказал. Разговор продолжался минут 20. В заключении Юдович совсем осмелел и сказал:
- Вячеслав Михайлович! Вот беда: издаем мы бюллетень, посвященный матчу, а бумаги нет. Печатаем 1000 экз. и все нарасхват.
- А сколько нужно бумаги?
- Да тысяч на восемь.
- Больше ничего не нужно?
- Ничего.
На следующий день в редакцию "64" принесли пакет: в нем разрешение на 8000 экземпляров.
Всю сию историю мне рассказал Мартын Мержанов во время вчерашнего ночного бдения и присовокупил:
- А Тимошенко - ярый футбольный болельщик. Когда он был на маневрах в Киевском Военном округе, как раз в Москве игрался матч ЦДКА с кем-то, не помню. Так Тимошенке молниями сообщали о каждом голе, а после каждого тайма давали подробное описание.
Вчера на летучке был интересный эпизод. Вел летучку Ярославский. Заключая, он обратил внимание на статейку Трегуба о молодом авторе.
- Вот Трегуб уверяет, что обсуждавшие этого автора писатели правы. А они сказали автору, что нельзя писать выражение: "если подняли руки ладонями вверх". Я спросил, кто так говорит? Отвечают: Вера Инбер. Ну, Инбер комнатный человек. А мы знаем, что ели часто поднимают "руки ладонями вверх". Нижние ветви ели - вниз, а верхние - вверх. Все правильно, и напрасно дезориентировали человека.
2 апреля
Две хорошие полемические реплики.
- Мержанов рассказал, что Луначарский, выступая как-то на собрании с докладом, заявил, что В.И. Ленин требовал то-то и то-то, сказал так-то и так-то.
- Ленин этого не говорил! - бросили реплику из зала.
Луначарский сверкнул из-за пенсне:
- Это он вам не говорил, а мне говорил!
Сегодня у нас был в кинозале просмотр программы, эстрадной студии, руководимой Смирновым-Сокольским. Сей муж, конферируя, вспомнил словесный бой Луначарского и митрополитом Веденским.
Луначарский, доказывал какой-то материалистический тезис, заявил:
- Ну что такое картошка - простая вещь: крахмал, сахар и вода.
- Очень хорошо, Анатолий Васильевич, - ответил Веденский. - Вот вам крахмал, сахар и вода. Сделайте из них картошку.
Недавно к Мержанову зашел знакомый. Разговорились - он старый приятель Коккинаки.
- Хочешь, я ему сейчас позвоню. Телефон: Д1-20-27.
- Ошибаешься, - возразил Мартын. - Его телефон Д3-49-41.
- Нет.
Поспорили на бутылку "Пино-гри", любимого вина Мартына. Он тут же позвонил по телефону Д3-49-41. В ответ раздался характерный густой бас Владимира.
- Володя?
- Да. Кто говорит?
- Мержанов. Вот тут у меня сидит такой-то. Говорит, что твой домашний телефон Д1-20-27, а я утверждаю, что этот.
- Ну и что?
- Поспорили.
- На что?
- На бутылку вина.
- Хорошего?
- Хорошего.
- Тогда отдай бутылку ему: ты звонишь мне на завод.
Диалог весьма типичный для Коккинаки.
19 апреля
Суббота. Забавный день. Утром был на суде. Написал. Днем занимался Черевичным - достал его радиограммы из лагеря, комментировал. Вечером поехал на партийное собрание 2-го часового завода. Около часу ночи зашел ко мне зав. информационным отделом.
- Завтра 60-тилетие композитора Мясковского, напиши 100 строк. Поспелов требует.
- Так я же ничего в музыке не понимаю, Мясковского не видал и не слыхал.
- Ничего не поделаешь, некому.
Взял вырезки, справочники. В два часа ночи сдал сто строк.
Чем только не приходится заниматься газетчику! Прислуга за все!
Сегодня от нас ушел Ровинский - он назначен редактором "Известий". Известинцы в панике звонят мне и домой и в редакцию, кто он таков, как у нас расценивают сие, каково общее мнение?
- Жалеют нас и вас, - отвечаю я.
И действительно жаль, что он ушел. Это был настоящий газетчик, с огнем, великолепным знанием дела, носитель газетных традиций "Правды". при нем все были спокойны: хороший материал не пропадет, плохой встретит серьезнейшие преграды, ошибочный - не пройдет. За долгие годы работы в "Правде" с Мехлисом он вырос в настоящего редактора.
Но вот, что странно: умный, остроумный человек, любящий шутку, веселье, игру, он, в то же время, был очень сухим и черствым. К людям он относился абстрактно, схематично. К нему очень хорошо подходили слова:
"Забота о живом человеке у него начинается тогда, когда он полумертвый".
23-24 апреля
Два дня (два вечера) продолжалось совещание передовиков редакции. Вел его Ильичев - секретарь редакции, присутствовали: Заславский, Гольденберг, Железнов, Иткин, Гершберг, Печерский, Иванов, Корнблюм, Вавилов, Коссов, Верховский, Домрачев, Кружков Н., Трегуб, Азизян, я и еще два-три человека.
Обзорный доклад сделал Заславский. Оказалось, что в прошлом году больше всех передовых написал Гершберг - 56, Заславский - 35, Ушеренко (ныне зам. редактора "Угольной промышленности", а тогда - член редколлегии)- больше 40. У меня что-то около десятка. Заславский анализировал тематику, форму, содержание.
Затем Гольденберг сделал доклад о передовых в иностранных газетах, а Железнов - сообщение о работе над передовой. Потом - прения. Стенограмма велась Титовой.
Между прочим, было напомнено указание т. Сталина, сделанное нам пару лет назад: поменьше плакатности в передовых (т.е. тривиальных агиток).
25 апреля
22 апреля в Кремле состоялся прием в честь участников только что закончившейся в Москве декаде таджикского искусства. На приеме с речью выступил т. Сталин. От нас там было несколько человек, в том числе Оскар Эстеркин (Курганов). Он записал речь, ее послали, но оттуда не вернули. Оскар рассказывал речь (передаю в изложении Оскара):
- Мы забываем о Ленине. У нас слишком возносят теперешних руководителей и забывают создателя партии и государства. Конечно, мы тоже кое-чего стоим, но все мы светим отраженным светом Ильича.
Он говорил о созданной Лениным дружбе народов - новой идеологии и о старой идеологии - неравенстве народов. Эта идеология - мертвая. Сталин говорил об истоках культуры таджикского народа, ее тесной связи с Иранской культурой. Москвичи иногда путают: таджики, узбеки, туркмены. Это напрасно: у каждого из этих народов своя культура. Закончил он словами:
- Я пью за процветание и рост таджикского народа, за то, что мы в нужную минуту пришли ему на помощь.
12 мая
Вчера в Москву прилетел Черевичный. 5 марта он вылетел из Москвы на север, прошел высокими широтами до о. Врангеля, сделал к северу от него три посадки на лед и вернулся. За это время покрыл около 24 000 км.
Все это подробно описано в газете. Хочется добавить две вещи. Папанин им приказал летать не дальше 81°. Первую посадку они сделали на 81°02' и 180°. Дальше им было приказано сесть на 80° и 180° вост. и 80° и 170° западной. Вторую они сели 79° и 170°. Самое интересное получилось с третьей, как рассказывает штурман Аккуратов (у меня в кабинете):
- Решили допереть до полюса недоступности (83°40'). Все равно - а победителей не судят. Дошли до контрольного пункта (80°) и чешем дальше. Сообщил я, что погода плохая, ищем льдину и дальше молчу. Дошли до 82°10'. Погода все хуже, лед пошел в 7 баллов, очень плохой, садиться негде. Ничего не поделаешь - надо возвращаться. Вернулись, сели, сообщили, что искали льдину для посадки.
И второе - ребята до сих пор уверены (и Черевичный и Аккуратов), что земля Санникова существует.
30 апреля был я у Папанина дома. На следующий день он уезжал на охоту. Звал меня, отказался. Сели мы в кабинете в тишине.
- Ну, Иван Дмитриевич, выкладывай, что ты задумал и о чем тогда намекал.
- Дело простое. Примерно в тех местах, где сейчас Черевичный (севернее Врангеля) вмерзнуть на корабле в лед и дрейфовать. Года на три. Пронесет ясно - мимо полюса. Это сейчас видно хорошо на опыте "Фрама" и "Седова". Я бы тебя с удовольствием взял.
- А ты говорил с кем-нибудь?
- Говорил с Молотовым. Он отнесся как будто одобрительно и переслал т. Сталину. Оттуда ответа пока нет.
- Ну а нынче?
- Нынче пойдем со мной на "Сталине" на проводку кораблей. Все лучше, чем в Москве сидеть.
Сегодня вечером устроили у меня дома небольшой ужин. Был Володя Кокки с женой, Сашка Погосов, Сурен Кочарян с женой, редактор армянского "Коммуниста" Рачик Григорян и Алабян (театральный деятель). Разошлись в 5 ч. утра.
16 мая
Недельки полторы назад меня вызвал ответственный секретарь редакции Ильичев. Без дальних вступлений он сказал:
- Как ты смотришь, если встать во главе информационного отдела?
Я задумался.
- Отрицательно. Во-первых, это не мой жанр. Я привык писать. Это-главное. Второе - люди. С теперешним составом там нечего делать.
- Писать будешь, но меньше. Ездить тоже будешь, людей подбросим.
- Я предлагаю Коссова.
- Думали. Тяжеловат. Тут нужен оперативный человек. Подумай. А ездить -не бойся - будешь. Это от тебя зависит - организуй дело так, чтобы мог смело уехать и езжай.
- А в Арктику?
- Сможешь и в Арктику. Подумай молча.
Я ушел. Молчал. Думал, что забыли. Нет, несколько дней назад вызвал снова, часика в 4 утра.
- Ну давай ставить на-попа. Берешься?
- Берусь.
Вчера слухи дошли до отдела. Днем меня спрашивают зам. зав. отдела информации Коссов и пом. зава Мержанов Мартын:
- Не слышал о переменах в нашем отделе?
- Слышал.
- Ну кто вместо Петьки Иванова?
Я решил разыграть:
- Кирюшкин (работник отдела пропаганды).
- Какой ужас!!
- Называют и вторую кандидатуру - Володю Веховского из партотдела.
- Ну это было бы лучше...
Я уехал в суд. Судили врача Лелюхина за производство абортов. Между прочим, не нашли лучше, где организовывать показательную выездную сессию, как в институте Неотложной помощи ми. Склифосовского.
Приезжаю, поздравляют: приказ уже подписан.
Сегодня разговаривал с редактором Поспеловым.
- У вас большой опыт. Конечно, вам нелегко расстаться с кочевой жизнью. Вы творческий работник. Но это и ценно. Вы лучше других знаете, как поставить и улучшить работу. Постараемся, чтобы вы не разучились писать. Будете изредка ездить, в Москве писать по крупным событиям. Больше будете давать передовых. Вы пишите быстро и мы вам будем поручать передовые в номер. Постарайтесь специализироваться, готовиться к определенному кругу передовых. Что вы хорошо знаете? Видим, вопросы Севера. И авиацию? Очень хорошо. Вы очеркист и это благоприятно скажется на стиле передовых. Недавно мы отметили ваше 15-тилетие. Мы вас ценим и доверяем вам большое и трудное дело. Руководящая работа тоже поднимает вашу журналистскую квалификацию Кроме того, это большое партийное доверие.
- Вот потому-то я и согласился.
- Очень хорошо. Подумайте о воскресных номерах, как сделать их интереснее. Видимо, материал нужно готовить заранее. Привлекайте писателей, посторонних авторов. Свяжитесь с новыми людьми. Внимательно следите за местными газетами - необязательно извлечь из них факт, иногда важнее идея. Людей мы вам из редакции дать не сможем - максимум одного-двух. Ищите вне стен - вы знаете журналистов.
Я тут же назвал имена Богорада, Ардаматского, Реута. Он одобрил. Договорился заодно о назначении Мержанова замом.
- Я, гидролог, астроном-магнитолог.
- Если сядете, что будете делать?
- Наблюдения за структурой льда, промеры глубины, полная гидрологическая станция, метео-наблюдения, астро-пункт, магнитные наблюдения.
- Аппаратура та, которую готовили к "Седову"?
- Да.
Зашел разговор о земле Санникова. Аккуратов сообщил, что во время одного из полетов (кажется, в прошлом году) они видели к северу от Новосибирских островов, милях в полутораста, кучевую облачность.
- Откуда ей там взяться? Ясно, оторвалась от гористой земли. Думаю, что она там, все-таки, есть, хотя Бадигин и прошел поперек этого места.
- Это ничего не значит, - сказал я. - Санникову показалось, что земля близко, а на самом деле он мог видеть ее рефракционное изображение. В 1935 году мы видели остров Виктории за несколько десятков миль со льда. Коккинаки видел Ла-Фонтенские острова за 200 миль и испугался, что сбился с курса.
- Это верно, - отвечал Аккуратов, - мы однажды наблюдали рефракцию за 200 миль.
Договорившись с народом о статьях, я снова зашел в ГУСМП. В коридоре попался мне проф. Вениамин Григорьевич Бочаров, с которым мы вместе плавали на "Садко" в 1935 году.
- Здравствуй, Лазарь. Есть дело: пойдем с нами нынче на "Садко". Очень интересно.
- А куда?
- От мыса Молотова напрямик к острову Врангеля. Ты, кажется, болен эти маршрутом?
- То, что мы, мудаки, должны были проделать в 1935 году!
- Ну тогда нельзя было. Мы ведь достигли мыса Молотова в сентябре. И так еле ноги убрали.
- Ну, что же, если ничего интересного не будет - пойдем. Знаешь, Веня, мне еще очень хочется пройти по прямой от Рудольфа до мыса Молотова. По-моему, там, севернее о. Ушакова, где мы колбасились в тумане, есть еще настоящая солидная землица.
- Думаю, что так. Тогда на "Садко" все показывало близость большой Земли: и грунт, и глубины, и общий рельеф дна, и айсберги на мели (помнишь их?), и планктон. Но там только пешком можно ходить.
- Ну что же, в выходной сходим.
Оттуда зашел к Белоусову. Его сейчас назначили начальником морского управления, а создали оное по прямому указанию ЦК. Сидит, матерится:
- Бумаг, бумаг!! Не успеваю расхлебывать.
Посоветовался я с ним насчет полета.
- Не советую. Это для более молодого. Не в смысле возраста, а положения. Заезжай ко мне, будет один дальневосточник. А?
Заехал. У него сидел бывший его помполит на "Свердлове" Николай Дмитриевич Тимофеев. Сейчас он работает в ИМЭЛ по Марксу. Бойцы вспоминали минувшие дни за блинами (Масленица!) и водкой. Белоусов, между прочим, рассказал, что сейчас в Ленинграде находится при смерти Воронин. Последнее время он командовал "Леваневским". Корабль находился вблизи Ханки. 9 или 13 февраля старик заболел (у него давняя беда с почками, перед плаванием он 8 месяцев лежал в больнице). Командование округа и Балтфлота начало бомбардировать ГУСМП телеграммами. Самолеты послать было нельзя: туман сплошной. Финский залив был забит непосильным для "Леваневского" льдом. Папанин позвонил наркому флота Дукельскому и попросил послать за Ворониным "Ермака".
- Не могу. "Ермак" занят проводкой немецких судов.
Тогда Папанин позвонил Микояну.
- Немедленно бросить суда и идти за Ворониным, - приказал Микоян.
Тем временем, Вл. Ивановича свезли на берег. Покуда "Ермак" пробивался во льдах, Папанин договорился с наркоминделом (Лозовским). Тот с финляндским правительством - и Воронина специальным поездом 22 февраля привезли в Ленинград.
Он все время без сознания. На консилиум послали из Москвы несколько профессоров. Операцию все же пока решили не делать. Все тревожно ждут.
- Жизнь человека! - философски рассуждает Белоусов - Забавная это штука. Вот, например, на севере: чем бы важным, сверхважным не был занят ледокол или самолет - случись что-нибудь с кем-нибудь, самым паршивцем, и мы все бросаем и мчимся туда.
Тимофеев рассказал, что сейчас готовится к изданию полное собрание сочинений т. Сталина. Принесли ему, между прочим, перевод его брошюры "Вскользь о партийных разногласиях", написанной в 1904 (или в 1905) году. Она была тогда отпечатана в Авлабарской подпольной типографии и с той поры не переиздавалась. т. Сталин прочел и сказал:
- А почему ее понадобилось вновь переводить на русский? Она уже была однажды переведена и не хуже.
И впрямь, тогда брошюра вышла на русском, грузинском и армянском языках. Сейчас, очевидно, решили взять за основу грузинский и просчитались.
В числе прочего, Тимофеев рассказал о работе т. Сталина над "Историей гражданской воды" (том 1). Тимофееву попал в руки экземпляр рукописи с правкой т. Сталина. Начать с того, что на обложке были выведены только три буквы "И.Г.В." вместо заглавия. т. Сталин обвел эти буквы карандашом и надписал "Что это значит?" По всей рукописи рассыпаны фактические и стилистические указания т. Сталина.
Когда вышел первый том "Истории дипломатии", т. Сталин позвонил Потемкину (наркому и редактору издания) и сказал:
- Прочел первый том. Передайте спасибо товарищам, которые над ним работали.
Потемкин немедленно созвал всех авторов и редакторов и передал им слова Сталина.
9 марта
5 марта Черевичный улетел. Я был на аэродроме, пожелал ему счастливого пути. Подошел там ко мне Папанин, отвел в сторону:
- Много не пишите. Дайте только, что вылетели.
Встретил там Жукова - штурмана. Тоже готовился к отлету (вылетел сегодня) с Котовым и Камразе. Сообщил, что будет разведывать в Карском море, на северо-востоке.
- Николай Михайлович! Большая просьба: будете на севере, сверните немного на норд от острова Ушакова. Очень меня это место интересует (мы там бродили в 1935 году).
Он засмеялся:
- Дорогой мой, не только вас это место занимает. Все будет зависеть от бензина. А вы нынче куда?
- Сам еще не знаю.
- А то - подвезем, а? Доставим на Ушакова и ищите сами.
Рядом готовился к старту Мотя Козлов на "Дугласе", поставленном на лыжи (впервые так идет на север). Потолковали и с ним о том, о сем. Сказал, что видел книжку Зингера о нем.
- Читал? - спросил он с живейшим интересом.
- Нет еще.
Он был разочарован.
4 марта я сидел и работал над рецензией о книге Свена Вакселя. Часиков в 8 вечера позвонил Кокки:
- Здравствуй, пропащий! Что делаешь?
- Да вот, пишу.
- "Чкалова" не видел?
А как раз накануне мы смотрели фильм в редакции, и я должен был писать рецензию. Одначе, картина мне настолько не понравилась, что я отказался.
- Видел. Не нравится.
- Почему?
- Там Чкалова нет. И артист не похож, и образа настоящего не дает.
- А, может быть, это потому, что ты лично и хорошо знал Валерия?
- Может быть! Если бы "Петра I" показать современникам - они бы плевались. А мы довольны. Что делаешь?
- Лежу. Болен. Приезжай.
Приехал. Сидит, читает "Историю дипломатии".
- Читал?
- Великолепно, только первые века по неграмотности пропустил.
- А я наоборот. Недавно как раз их штудировал. Пойдем, покажу накопления.
Прошли в кабинет. Раньше у него книги помещались в одном, очень объемистом шкафу. Сейчас пристроил еще полку (из 5-6 полок). Все книги в приличных переплетах. Полные собрания Пушкина, Толстого, Горького, Щедрина, Байрона, Диккенса, Стивенсона, Куппера, Конан-Дойла, Тургенева, Некрасова, Жюль-Верна, Майн-Рида, Луи Буссинара, Лондона, Станюковича. Отдельно стоит Ленин, Малая энциклопедия.
- Там еще второй ряд. Книги, которые мне интересны. Несколько твоих книжек, других ребят.
- Я люблю грубую лесть.
Он засмеялся.
- А вот, что я хочу тебе показать.
Он вытащил с полки "Иллиаду" Гомера и три тома Вегнера ("Эллада" и два тома "Рима") старого издания.
- Как пишет! И факты, и мифология, а стиль!! Знаешь, я как минутку урву - так сюда. Очень хорошо. Валька пузырится только Сыграем в шахматы?
Сели. сгоняли четыре партии - три из них я проиграл по неосмотрительности. Тем временем, пришли из гостей Валентина Андреевна и его мамаша (после смерти отца он ее вызвал в Москву).
Попили чайку, закурили и сели толковать. Поведал он несколько историй.
- Что такое работа летчика-испытателя? Вот, скажем, весь январь и февраль я гонял одну машину. Никак не могли определить, почему у нее трясется хвост. И так, и сяк - неясно. То переставим, другое изменим - не получается. Наконец, как будто наладили. И вот, лечу я на ней, сделал несколько площадок - все в порядке. Иду на посадку, дай, думаю, пройдусь еще у земли. И вдруг затрясло! Мне бы садиться, но я решил проверить до конца. Поднялся вверх - в порядке, снова к земле - трясет. Тогда я выбрал зону, где всегда болтает (из опыта уже знаем такие места) - и туда. Трясет. И вдруг, на полном газу, ясно чувствую, как у меня продольно ломает фюзеляж. И мне все стало ясно. Ходу на землю:
- Меняйте противовесы у руля!
- Как?
- Да так!
Сменили - и все в порядке.
- А как вообще дела?
- На днях сдал новую машину. Пошла на государственные. Абсолютно спокоен. Знаю, что все будет в порядке. Заранее предугадываю, что найдут только один дефект и сказал уже Ильюшину, чтобы пока переделал.
Вот забавный случай у меня был на прошлой неделе. Лечу на большом аэроплане. И вдруг неладное. Ну такое, что я начал с ним, как со стеклянным обращаться.
- Ломаться начал?
- Вот именно. Сбавил газ до минимума и зашел на посадку километров с двадцати, чтобы зря не полыхать машину. Иду тихо, точненько по прямой. И вот, уже вблизи аэродрома метрах на 200, аэроплан вдруг полез на петлю. Спасло меня только мгновенное решение и мгновенное исполнение. Какая-то абсолютная ясность сознания была. Предельная! Только одно могло спасти меня и я сделал именно это и молниеносно. Я дал полный газ, в то же мгновение накрутил стабилизатор, отжал ручку и дал витков 15 триммеру. Все это сразу. Машина встала на дыбы, свалилась на бок из вертикального положения и через несколько секунд плюхнулась на аэродром в нормально положении. Опоздай я на несколько долей секунд - не играли бы в шахматы. Вылез и заволновался. Аж мокрый стал. Такого состояния еще не бывало со мной.
- После посадки уже мокрый?
- Ну да.
- А что, Володя, у тебя было, когда ты по телефону радовался, что можешь со мной разговаривать? (см. запись от 25 декабря 1940 г. - Л.Б.)
- А... под Новый год?! Веселое происшествие. Чуял я, что с машиной что-то не ладится. Сказал Ильюшину. Тот на дыбы: не может быть! Я настаиваю. Он: нет, ошибся, я сам с тобой полечу! Я ему отказал, не могу в таком деле конструктором рисковать. Взял с собой паренька, инженера, который всегда со мной летает, толковый, хладнокровный. Оделись полегче, пристроил его у самого люка, чтобы способнее было сматываться. На земле еще запасливо отрегулировал ему микрофон, чтобы сразу замечать интонации его голоса. Полетели. Сделал я одну штуку, которую, уверен, никто из испытателей еще не делал. Нашел инверсионный слой и стал в нем ходить. И получилось, как на продувке в трубе: все обтекание наглядно видно. Он сидит сзади, наблюдает за фюзеляжем и докладывает: "Владимир Константинович, струя ударяет под углом в 15о, под 20о, под 25о... " И по его голосу я чувствую тревогу. Жму по-прежнему. И вдруг он как закричит, забыв даже об обращении (некогда, видимо, стало!)- "Ломает!!" Ага, что и требовалось доказать. Ну, ждать, пока доломает машину было не резон. Я - вниз. Ничего, сели. Я оказался прав.
Позвонил ему по какому-то поводу позавчера. Зашел разговор о депутатских обязанностях.
- Занимаешься?
- Много. В Керчи трамвай уже провели, воду дали, электрическую линию к городу подвели. Банно-прачечный трест построили - на него я тысяч 250, кажется, достал. Но много мучают и иные. Вот прислал недавно письмо избиратель-парикмахер. Я, мол, специалист по дамским прическам, а мне квартиры бюрократы не дают.
Сегодня в Доме Журналиста устроили вечер (см. билет): "...самое интересное из неопубликованного". Народу собралась тьма, да все маститые, кондовые. Выступали Рыклин, Коробов, Мар, Ордынский, Кор, еще кто-то и я. Надо будет записать поподробнее. Отличный вечер!
1 апреля
Несколько газетных эпизодов:
Получили мы 19 марта от Ленинградского корреспондента заметку "Ценные исторические находки". Там нашли считавшийся утерянным оригинал статьи В.И. Ленина "Серьезный урок и серьезная ответственность", опубликованный в "Правде" 6.03.1918 года.
В этой рукописи есть абзац:
"..что "левые эсеры", высказываясь за войну, сейчас заведомо разошлись с крестьянством - это факт. И этот факт говорит за несерьезность политики левых эсеров, как несерьезной была кажущаяся "революционной" политика всех эсеров летом 1907-го года..."
В тексте "Правды", а затем в изданиях сочинений ВИЛ год был указан неправильно - 1917, ибо перепечатывалось по "Правде" с отпечатков.
Дежурил у нас Мартын Мержанов. Дело очень интересное. Он немедленно позвонил директору ИМЭЛ академику Митину. Тот два часа изучаи вопрос, а затем ответил:
- Рукопись - большое событие. В "Правде", конечно, допустили опечатку. Но, тем не менее, напечатано правильно. Ошибся, описался - именно Ленин. Судя по тексту всей статьи, по обстановке тогдашней, речь шла не о 1907 годе, а о 1917. Не советую давать заметку. Это дело будет, конечно, предметом обсуждения на Политбюро, но я не сомневаюсь, что там подтвердят мою точку зрения. И в готовящемся сейчас четвертом издании сочинений Ленина мы оставим 1917 год.
Сейчас идет шахматный матч-турнир на звание абсолютного чемпиона СССР. Участвуют Ботвинник, Керес, Лилпенталь, Бондаревский, Смыслов, Болеславский. Начали они 25 марта в Ленинграде. Интерес к этому делу у всех очень большой. Борьба идет там "по Гамбургскому счету", на совесть.
В четвертом туре играли Ботвинник и Бондаревский. Партия была отложена в напряженном и неопределенном положении. И вот, вскоре после объявления последних известий по радио, в редакции газеты "64" раздался звонок (было около 12 часов ночи).
- Говорят их секретариата Молотова. Вячеслав Михайлович просит, если это возможно и удобно, связаться с Ленинградом и узнать, как мнение самих участников об этой партии.
По телефону говорил мастер Юдович. Он немедля вызвал молние Ленинград, поговорил с Ботвинником, Бондаревским. Оба объективно оценили позицию. Затем он позвонил по оставленному телефону:
- Вот нас просили узнать о партии..
- Да, правильно.
- А кто у телефона?
- Молотов. Ну и что говорят?
Юдович обмер. Потом очухался и рассказал. Молотов внимательно слушал.
- А я с кем говорю?
- Мастер Юдович.
- Вы шахматный мастер?
- Да.
- А Ваше мнение о партии?
Рассказал. Разговор продолжался минут 20. В заключении Юдович совсем осмелел и сказал:
- Вячеслав Михайлович! Вот беда: издаем мы бюллетень, посвященный матчу, а бумаги нет. Печатаем 1000 экз. и все нарасхват.
- А сколько нужно бумаги?
- Да тысяч на восемь.
- Больше ничего не нужно?
- Ничего.
На следующий день в редакцию "64" принесли пакет: в нем разрешение на 8000 экземпляров.
Всю сию историю мне рассказал Мартын Мержанов во время вчерашнего ночного бдения и присовокупил:
- А Тимошенко - ярый футбольный болельщик. Когда он был на маневрах в Киевском Военном округе, как раз в Москве игрался матч ЦДКА с кем-то, не помню. Так Тимошенке молниями сообщали о каждом голе, а после каждого тайма давали подробное описание.
Вчера на летучке был интересный эпизод. Вел летучку Ярославский. Заключая, он обратил внимание на статейку Трегуба о молодом авторе.
- Вот Трегуб уверяет, что обсуждавшие этого автора писатели правы. А они сказали автору, что нельзя писать выражение: "если подняли руки ладонями вверх". Я спросил, кто так говорит? Отвечают: Вера Инбер. Ну, Инбер комнатный человек. А мы знаем, что ели часто поднимают "руки ладонями вверх". Нижние ветви ели - вниз, а верхние - вверх. Все правильно, и напрасно дезориентировали человека.
2 апреля
Две хорошие полемические реплики.
- Мержанов рассказал, что Луначарский, выступая как-то на собрании с докладом, заявил, что В.И. Ленин требовал то-то и то-то, сказал так-то и так-то.
- Ленин этого не говорил! - бросили реплику из зала.
Луначарский сверкнул из-за пенсне:
- Это он вам не говорил, а мне говорил!
Сегодня у нас был в кинозале просмотр программы, эстрадной студии, руководимой Смирновым-Сокольским. Сей муж, конферируя, вспомнил словесный бой Луначарского и митрополитом Веденским.
Луначарский, доказывал какой-то материалистический тезис, заявил:
- Ну что такое картошка - простая вещь: крахмал, сахар и вода.
- Очень хорошо, Анатолий Васильевич, - ответил Веденский. - Вот вам крахмал, сахар и вода. Сделайте из них картошку.
Недавно к Мержанову зашел знакомый. Разговорились - он старый приятель Коккинаки.
- Хочешь, я ему сейчас позвоню. Телефон: Д1-20-27.
- Ошибаешься, - возразил Мартын. - Его телефон Д3-49-41.
- Нет.
Поспорили на бутылку "Пино-гри", любимого вина Мартына. Он тут же позвонил по телефону Д3-49-41. В ответ раздался характерный густой бас Владимира.
- Володя?
- Да. Кто говорит?
- Мержанов. Вот тут у меня сидит такой-то. Говорит, что твой домашний телефон Д1-20-27, а я утверждаю, что этот.
- Ну и что?
- Поспорили.
- На что?
- На бутылку вина.
- Хорошего?
- Хорошего.
- Тогда отдай бутылку ему: ты звонишь мне на завод.
Диалог весьма типичный для Коккинаки.
19 апреля
Суббота. Забавный день. Утром был на суде. Написал. Днем занимался Черевичным - достал его радиограммы из лагеря, комментировал. Вечером поехал на партийное собрание 2-го часового завода. Около часу ночи зашел ко мне зав. информационным отделом.
- Завтра 60-тилетие композитора Мясковского, напиши 100 строк. Поспелов требует.
- Так я же ничего в музыке не понимаю, Мясковского не видал и не слыхал.
- Ничего не поделаешь, некому.
Взял вырезки, справочники. В два часа ночи сдал сто строк.
Чем только не приходится заниматься газетчику! Прислуга за все!
Сегодня от нас ушел Ровинский - он назначен редактором "Известий". Известинцы в панике звонят мне и домой и в редакцию, кто он таков, как у нас расценивают сие, каково общее мнение?
- Жалеют нас и вас, - отвечаю я.
И действительно жаль, что он ушел. Это был настоящий газетчик, с огнем, великолепным знанием дела, носитель газетных традиций "Правды". при нем все были спокойны: хороший материал не пропадет, плохой встретит серьезнейшие преграды, ошибочный - не пройдет. За долгие годы работы в "Правде" с Мехлисом он вырос в настоящего редактора.
Но вот, что странно: умный, остроумный человек, любящий шутку, веселье, игру, он, в то же время, был очень сухим и черствым. К людям он относился абстрактно, схематично. К нему очень хорошо подходили слова:
"Забота о живом человеке у него начинается тогда, когда он полумертвый".
23-24 апреля
Два дня (два вечера) продолжалось совещание передовиков редакции. Вел его Ильичев - секретарь редакции, присутствовали: Заславский, Гольденберг, Железнов, Иткин, Гершберг, Печерский, Иванов, Корнблюм, Вавилов, Коссов, Верховский, Домрачев, Кружков Н., Трегуб, Азизян, я и еще два-три человека.
Обзорный доклад сделал Заславский. Оказалось, что в прошлом году больше всех передовых написал Гершберг - 56, Заславский - 35, Ушеренко (ныне зам. редактора "Угольной промышленности", а тогда - член редколлегии)- больше 40. У меня что-то около десятка. Заславский анализировал тематику, форму, содержание.
Затем Гольденберг сделал доклад о передовых в иностранных газетах, а Железнов - сообщение о работе над передовой. Потом - прения. Стенограмма велась Титовой.
Между прочим, было напомнено указание т. Сталина, сделанное нам пару лет назад: поменьше плакатности в передовых (т.е. тривиальных агиток).
25 апреля
22 апреля в Кремле состоялся прием в честь участников только что закончившейся в Москве декаде таджикского искусства. На приеме с речью выступил т. Сталин. От нас там было несколько человек, в том числе Оскар Эстеркин (Курганов). Он записал речь, ее послали, но оттуда не вернули. Оскар рассказывал речь (передаю в изложении Оскара):
- Мы забываем о Ленине. У нас слишком возносят теперешних руководителей и забывают создателя партии и государства. Конечно, мы тоже кое-чего стоим, но все мы светим отраженным светом Ильича.
Он говорил о созданной Лениным дружбе народов - новой идеологии и о старой идеологии - неравенстве народов. Эта идеология - мертвая. Сталин говорил об истоках культуры таджикского народа, ее тесной связи с Иранской культурой. Москвичи иногда путают: таджики, узбеки, туркмены. Это напрасно: у каждого из этих народов своя культура. Закончил он словами:
- Я пью за процветание и рост таджикского народа, за то, что мы в нужную минуту пришли ему на помощь.
12 мая
Вчера в Москву прилетел Черевичный. 5 марта он вылетел из Москвы на север, прошел высокими широтами до о. Врангеля, сделал к северу от него три посадки на лед и вернулся. За это время покрыл около 24 000 км.
Все это подробно описано в газете. Хочется добавить две вещи. Папанин им приказал летать не дальше 81°. Первую посадку они сделали на 81°02' и 180°. Дальше им было приказано сесть на 80° и 180° вост. и 80° и 170° западной. Вторую они сели 79° и 170°. Самое интересное получилось с третьей, как рассказывает штурман Аккуратов (у меня в кабинете):
- Решили допереть до полюса недоступности (83°40'). Все равно - а победителей не судят. Дошли до контрольного пункта (80°) и чешем дальше. Сообщил я, что погода плохая, ищем льдину и дальше молчу. Дошли до 82°10'. Погода все хуже, лед пошел в 7 баллов, очень плохой, садиться негде. Ничего не поделаешь - надо возвращаться. Вернулись, сели, сообщили, что искали льдину для посадки.
И второе - ребята до сих пор уверены (и Черевичный и Аккуратов), что земля Санникова существует.
30 апреля был я у Папанина дома. На следующий день он уезжал на охоту. Звал меня, отказался. Сели мы в кабинете в тишине.
- Ну, Иван Дмитриевич, выкладывай, что ты задумал и о чем тогда намекал.
- Дело простое. Примерно в тех местах, где сейчас Черевичный (севернее Врангеля) вмерзнуть на корабле в лед и дрейфовать. Года на три. Пронесет ясно - мимо полюса. Это сейчас видно хорошо на опыте "Фрама" и "Седова". Я бы тебя с удовольствием взял.
- А ты говорил с кем-нибудь?
- Говорил с Молотовым. Он отнесся как будто одобрительно и переслал т. Сталину. Оттуда ответа пока нет.
- Ну а нынче?
- Нынче пойдем со мной на "Сталине" на проводку кораблей. Все лучше, чем в Москве сидеть.
Сегодня вечером устроили у меня дома небольшой ужин. Был Володя Кокки с женой, Сашка Погосов, Сурен Кочарян с женой, редактор армянского "Коммуниста" Рачик Григорян и Алабян (театральный деятель). Разошлись в 5 ч. утра.
16 мая
Недельки полторы назад меня вызвал ответственный секретарь редакции Ильичев. Без дальних вступлений он сказал:
- Как ты смотришь, если встать во главе информационного отдела?
Я задумался.
- Отрицательно. Во-первых, это не мой жанр. Я привык писать. Это-главное. Второе - люди. С теперешним составом там нечего делать.
- Писать будешь, но меньше. Ездить тоже будешь, людей подбросим.
- Я предлагаю Коссова.
- Думали. Тяжеловат. Тут нужен оперативный человек. Подумай. А ездить -не бойся - будешь. Это от тебя зависит - организуй дело так, чтобы мог смело уехать и езжай.
- А в Арктику?
- Сможешь и в Арктику. Подумай молча.
Я ушел. Молчал. Думал, что забыли. Нет, несколько дней назад вызвал снова, часика в 4 утра.
- Ну давай ставить на-попа. Берешься?
- Берусь.
Вчера слухи дошли до отдела. Днем меня спрашивают зам. зав. отдела информации Коссов и пом. зава Мержанов Мартын:
- Не слышал о переменах в нашем отделе?
- Слышал.
- Ну кто вместо Петьки Иванова?
Я решил разыграть:
- Кирюшкин (работник отдела пропаганды).
- Какой ужас!!
- Называют и вторую кандидатуру - Володю Веховского из партотдела.
- Ну это было бы лучше...
Я уехал в суд. Судили врача Лелюхина за производство абортов. Между прочим, не нашли лучше, где организовывать показательную выездную сессию, как в институте Неотложной помощи ми. Склифосовского.
Приезжаю, поздравляют: приказ уже подписан.
Сегодня разговаривал с редактором Поспеловым.
- У вас большой опыт. Конечно, вам нелегко расстаться с кочевой жизнью. Вы творческий работник. Но это и ценно. Вы лучше других знаете, как поставить и улучшить работу. Постараемся, чтобы вы не разучились писать. Будете изредка ездить, в Москве писать по крупным событиям. Больше будете давать передовых. Вы пишите быстро и мы вам будем поручать передовые в номер. Постарайтесь специализироваться, готовиться к определенному кругу передовых. Что вы хорошо знаете? Видим, вопросы Севера. И авиацию? Очень хорошо. Вы очеркист и это благоприятно скажется на стиле передовых. Недавно мы отметили ваше 15-тилетие. Мы вас ценим и доверяем вам большое и трудное дело. Руководящая работа тоже поднимает вашу журналистскую квалификацию Кроме того, это большое партийное доверие.
- Вот потому-то я и согласился.
- Очень хорошо. Подумайте о воскресных номерах, как сделать их интереснее. Видимо, материал нужно готовить заранее. Привлекайте писателей, посторонних авторов. Свяжитесь с новыми людьми. Внимательно следите за местными газетами - необязательно извлечь из них факт, иногда важнее идея. Людей мы вам из редакции дать не сможем - максимум одного-двух. Ищите вне стен - вы знаете журналистов.
Я тут же назвал имена Богорада, Ардаматского, Реута. Он одобрил. Договорился заодно о назначении Мержанова замом.