Страница:
Холодно. В редакции - все в пальто - минус 20!!
6 февраля.
Наступление понемногу утихомирилось. Уже несколько дней нет в сводке 1-го Укр. фронта. Там, южнее Бреслау, мы форсировали Одер еще дней 10 назад, но, видимо, туго расширяется. Тише стало и на 1-м Белорусском обкладывается со всех сторон Франкфурт на Одере, правым флангом заняли Бэрвельде ( в 70 км. от Берлина - это же их Кубинка!! Вспомнить только, что делалось у нас, когда немцы были в Кубинке!) Войска 2-го Белорусского в основном стоят стеной и не выпускают немцев из Восточной Пруссии, а войска 3-го Белорусского (Черняховского) жмут их. Места им там осталось чуть. Между делом 2-ой Белорусский окружил Эльбинг. В Будапеште продолжается драка.
Прежней стремительности ( 20-30 км в среднем по всему фронту) уже нет. Дни проходят без приказов. Это понятно. Нельзя месяц выдерживать такое сумасшедшее движение. Тылы отстали на 200-300 км. Наши ребята рассказывают, что сейчас всё за сотни километров (бензин, харч, снаряды), везут на машинах. За границей железка имеет более узкую колею, чем наша. Все надо перешивать, на границе - перевалка, а немцы подвижный состав угоняли. Да что там железка. Пехота отстает на несколько дней. Вот приехал вчера с 1-го Белорусского Кизяев, рассказывает: 5 дней от Катукова не было никаких сведений в штабе: ушел вперед со своими танками и оторвался от всего.
Из немецкой Силезии прилетел наш фотокорр. Устинов. Летел 5 дней. Был в Оппельне, Крайцбурге. Рассказывает - немцы уходят подчистую, во всех городах не видел ни одного! Все вещи брошены, скот бродит, его наши рубят, колют на харч, но не перекололи. Жили там все богато, по горло. Много наших вещей, товаров, машин. Города побиты, но не очень. Часты пожары - солдаты разложат костер в доме, покидают туда мебель, а загасить не всегда умудряются. В лесах - немецкие полки, дивизии, отставшие, сбившиеся с толка.
Немцы вовсю эвакуируют Берлин.
Начали брать к нам "стариков". Ильичев их всячески отваживал, сейчас его нет - берем. В иностранный взяли замом Бориса Изакова, он сейчас трижды орденоносец, был у партизан, был тяжело ранен, лежал год, но нога и сейчас болит - с костылями. В Экономический взяли спецкором Раневского - он работал последнее время в ТАССе, уволили его от нас лет 7-8 назад из-за ошибки (придравшись!!). Замом в отдел обзоров взяли Бориса Горелика. Поспелов мне вчера сказал: "Вот собираются опять ветераны".
Был у нас режиссер кино Калатозов. Он провел полтора года в Америке. Рассказывал свои впечатления. Высокий, большеглазый, солидный, в сером костюме.
Войны средний американец не чувствует. Бешено разрослась промышленность, безработицы почти нет, все работают на войну, и все боятся кончится война, что тогда делать, опять безработица. Живут крепко, некоторые ограничения только на обувь, сахар и еще кое-что.
Заводы всюду. Даже в Калифорнии, около Голливуда, авиазаводы "Дугласов". О Советском Союзе знают по-прежнему мало, считают все происходящее чем-то вроде чуда. Очень популярен Сталин, Рузвельт популярен, Черчилля не любят. Пресса Херста весьма сильна, недавно съела Чаплина, обвинили его в совращении девушки и прижитии ребенка. Грозило 10 лет, он нанял адвоката за 100 тыс. долларов, еле вывернулся, Рузвельт его бросил на съедение Херсту.
В кино военной тематики нет. Американцы уже два года перестали делать военные фильмы, говорят - народ устал от войны. Газеты выходят в прежнем объеме. Читать - мало читают, Хемингуэя у нас знают больше, в Америке его считают нереалистом. Русских писателей не знают. Среди белогвардейцев громадный раскол. Большинство - за Советский Союз, руководят всеми сборами в пользу СССР и т.д. Но есть и сильные враги, издается даже газета "Русский фашист".
С неграми дело полегче, есть театры негритянские, берут их и в армию.
Театра в нашем понимании почти нет - ревю. Большинство артистов актеры одной роли, нашего перевоплощения в роли героев - очень мало и очень немногие. Киношники боятся русской кинематографии: ее методов, исканий, будущего. Русские картины идут в 80-100 кинотеатрах, второэкранных (из, кажется, 18000 киношек).
Ближайшие годы, по мнению Калатозова, - годы цветного кино. Было бы раньше, но патенты цветной съемки скупила одна фирма и не дает другим.
Мультипликатор Дисней делает чудесные картины, но ярый фашист.
Очень много театров кинохроники. Программа - 10 минут дикторского обзора (что случилось в мире за неделю - не надо читать газет), и потом всякий кино-обзор. Кино - переполнены, это - быт. В среднем, каждый американец тратит на кино долларов 30 в год, билет от 50 до 120 центов.
25 февраля.
23-го февраля, как раз в День Красной Армии получил орден Красного Знамени. Вручали в Кремле. Вручал Калинин. Сначала Горкин огласил фамилии трех Героев. Затем - сразу меня. Потом еще около 150 человек.
Вручение происходило в небольшом круглом, но очень торжественном зале. Высоченный, с уходящими в высь, прозрачным, с льющимся, каким-то проникающим светом. Массивные колонны, между ними на стенах горельефы - античного торжественного характера. Строгая тишина, и голос Горкина.
Михаил Иванович очень постарел. Я его не видел несколько лет. Стал совершенно седой. Лицо очень усталое, глаза сощурены так, что их почти не видно. Стоит слева у стола, согнувшись, делает шаг, полшага навстречу, протягивает левой рукой орден с коробочкой, правой пожимает руку, говорит "Поздравляю Вас". В первом ряду сидели на костылях. Он делал им навстречу два-три шага.
Быстро. Горкин выкликал пункт из Указа (указы сведены вместе по группам и орденам), вызываемый подходил, получал, отвечал Калинину, уходил. Вручение всем заняло (со съемкой) 45-50 минут.
Большинство получающих - военные. Я был в штатском. Подошел. Калинин вручил, поздравил. Вместо обычного "Служу Советскому Союзу" я ответил: "Спасибо, Михаил Иванович". Он сразу вскинул голову, посмотрел на меня пристально и улыбка пробежала по его лицу. Видимо, он вспомнил меня.
Потом снялись вместе (по группам) с Калининым. День был морозный ( -27), но солнечный, яркий. Очень хороший день!
Наступление продолжается, но темпы уже стали, естественно, иными. В Восточной Пруссии немцам, как будто, удалось проложить от Кенигсберга дорожку к морю, к Пиллау. Но много ли уведешь морем - там их 40 дивизий.
Левое крыло 2-го Белорусского рвет на Данциг, правое 1-го Белорусского (Жуков)- на Штеттин. Намечается второй гигантский котел. Жуков форсировал Одер южнее Кюстрина и ждет. Конев правым флангом уже подпирает Жукова, а середкой приближается к подступам Жрездена. Слева он окружил Бреслау.
Прошел слух (пишут немцы), что союзники, наконец, начали наступление в районе Аахена. Начали, вроде, позавчера, но сообщение пока не печатаем.
В отделе - тяжко. Золин уехал на 1 БФ, Иванов - болен, в Архангельском, генерал - болен. Паримся с Яхлаковым каждую ночь. Не вынимая. Да тут еще передовые (сегодня - моя).
6 марта.
На фронте опять оживление. Пошел левым флангом Рокоссовский и правым Жуков. Плечом к плечу вышли к Балтике, к Кольбергу, и учинили позавчера котел в Померании. Таким образом, все побережье Балктики в котлах Прибалтика, Восточная Пруссия, Померания. Так Германия скоро станет сухопутной страной. На остальных участках тихо. О прорыве к морю написал передовую.
Союзники действительно начали 23-го наступление. Идет довольно успешно, хотя темпы и не наши. Находятся сейчас в 5 км. от Кельна. Начали они, наконец, долбать авиацией Дрезден и другие пункты, лежащие в ближнем тылу нашего фронта.
Сенька Гершберг рассказал хороший анекдот по поводу Крымской конференции:
Прощаясь, Рузвельт и Черчилль говорят:
- До встречи в Берлине.
- Милости просим! - ответил Сталин.
Это очень хорошо сказано. Рыклин собирается обыграть это в "Крокодиле" (сделав сцену между освобожденным англичанином и нашим бойцом или т.п.).
Популярный ныне бытовой анекдот:
- Кто твой муж?
- Газовый монтер. А твой?
- Повар. А у Машки?
- Инженер.
- Так ей, стерве, и надо!
Вчера чествовали в Серебряном бору Рыклина - в связи с его 50-летием и Баратова - в связи с награждением орденом Ленина за безупречную выслугу лет в армии. Были: Сиротин, Поспелов, Малютин, юбиляры, Сиволобов, Гершберг, Азизян, Кирюшкин, Шишмарев, Объедков, Лукин, Потапов, Корнблюм, Креславский, Заславский.
Пили крепко. Говорили спичи. Здравицы. Пели песни.
Рыклин рассказал, что в его городке - Стародубе - были три профессии часовщик, портной, сапожник - "интеллигентные профессии", по которым отец хотел его пустить.
Заканчивал свою речь Гриша фельетонно: "Как говорится в таких случаях: Уважаемый товарищ редактор! Не имея возможности лично отблагодарить всех поздравивших меня с юбилеем, разрешите в Вашем лице..." Раздался хохот, Гриша и Поспелов облобызались.
Позавчера на заседании редколлегии Гершберг, наконец, был утвержден зав. экономотделом. В течение нескольких лет он был ВРИО. Вчера в Серебряном выпили по этому поводу.
7 марта.
Сегодня Вадим Кожевников рассказывал интереснейшие вещи. Он был в неких органах и просил материалы о действиях наших разведчиков. Меркулов ему посоветовал заняться другой темой: борьбой за чистоту хлебных семян.
Оказывается это - колоссальное дело, огромного народнохозяйственного значения. До войны в результате колоссальных государственных усилий, у нас было благополучно. Но это - проблема проблем всех стран. Зерно заражается различным бактериями, кроме того - в силу различных причин - вырождается, теряет сои благородные качества и биологически перерождается. Крайне важно оградить основной семенной фонд и поля от таких зараженных посевов. До войны мы проделали титаническую работу. Ее всегда вели органы НКВД. Были установлены строжайшие кордоны на границах ( к растениям они были придирчивее, чем к контрабандистам), барьеры между областями, неусыпное наблюдение за семенным фондом. Этим фондом мы маневрировали, как армиями, безжалостно забирали и изымали подозрительное зерно, давали другое. Тоже делалось и за границей. Но у них маневренные возможности были меньше. Я помню, как лет 10-15 назад мы часто печатали, что в Канаде или в Бразилии "чтобы не падали цены" фермеры сжигали десятки тысяч тонн зерна. Дело объяснялось гораздо проще (и гораздо сложнее). Это - проводилось государственное уничтожение подозрительного зерна. Государство не только скупало у фермеров зерно, но и платило им за расходы по его уничтожению.
Во время войны эта проблема у нас резко обострилась. Во-первых, в связи с недостатком хлеба на севере и на Дальнем Востоке, мы получали зерно из Америки. Пришлось установить старый кордон. Наши заокеанские друзья воспользовались случаем и частенько подсовывали "то" зерно. И часто, несмотря на голод и скуднейшее обеспечение населения севера хлебом, мы, получая зерно и благодаря за него, вывозили его потом в море и топили. Недаром, почти все работники хлебной инспекции Мурманска, Архангельска, Дальнего Востока - награждены орденами Ленина.
Но гораздо сложнее дело обстояло в оккупированных немцами областях. Они и тут проводили политику истребления. Они вывезли из Украины, Белоруссии, Кубани благородный семенной фонд (желая облагородить свои посевы в Германии), а сюда завезли зерно подмоченной репутации. В итоге, уже при немцах урожай хлеба в оккупированных районах составлял едва 30% довоенного. Но это - полбеды. Сейчас из-за этого нависла страшная угроза над всеми остальными районами. Пыльца растений при благоприятных условиях погоды переносится на расстояние до 1000 км. В стране - огромное движение, колоссальные перевозки - самая благоприятная обстановка для размножения беды. И вот тут нужна исполинская работа. И настоящая бдительность. Вадиму рассказывали, что недавно были обнаружены два вагона зерна, посланные из Донбасса на Урал, хотя тот и не запрашивал. Как это получилось? То ли напутали, то ли заслали по ошибке, то ли кто-то действительно затребовал и забыл. А, может, и сознательно послали заразу.
Наша Наташа Волчанская ездила с советской профсоюзной делегацией в Лондон на всемирную конференцию. Вчера она рассказывала подробности. Занятно!
Путь лежал через Иран, Аравию, Египет, Францию - воздухом. При отличных условиях 4-5 дней, обычно (с непогодой) - до 10 дней. На промежуточных аэродромах образцовое обслуживание. Был а Каире: страшная смесь нищеты и богатства; нищие - грязные, обвшивевшие, в лохмотьях - продают ужасные на вид лакомства, ощущение брезгливости не покидает потом неделю. В Египте тьма людей - и все ничего не делают, жрут, сидят в кафе или стучат в кости. Была у пирамид - чрезвычайно интересно, но неорганизованно. Пирамиды - облезшие, все ценное - даже орнаментировку - англичане вывезли в свои музеи. Экскурсоводы - четыре невероятно грязных араба. На невероятной смеси всех европейских языков "объясняют" самые невероятные вещи. Яйцо у сфинкса выщерблено временем, арабы поясняют, что это Наполеон бил из пушки. Всех европейских женщин они почему-то называют Мария.
Наташу поразило, что арабские ребятишки на улицах играют в скакалку, также, как и наши.
Ефрат - грязная, необычайно унылая река, топкие, грязные берега, мутная желтая вода. От Рая тут ничего не осталось.
Тяжелое впечатление оставляет Франция. Летели над ней - ни поездов, ни машин. Страшная безработица, голод. Женщины, как правило, без чулок (хотя и холодно, и ноги синие - НЕТУ!), не видела ни одного человека в кожаной обуви - дерево. Паек -300 гр. хлеба и почти всё. Но очень бурлит общественная жизнь, всюду плакаты, воззвания, лозунги. К нашим отношение восторженное.
Наших было 42 чел. Летели на трех советских самолетах со своими экипажами. Старший - Чулков.
Лондон. Вид неказистый, мрачный, тяжелый. Совершенно угнетающее дело туманы. Они какие-то особенные - это копоть, и его как будто глотаешь. Даже в комнатах туманно.
Женщины и дети в большинстве эвакуированы из-за Фау-1 и Фау-2. На улицах детей почти не видно. Очень много американцев, канадцев, австралийцев, много женщин в военной форме (элегантно - длинные прямые брюки, со вкусом курточки). Много машин, все очень быстро ездят.
Лондон сильно разрушен. Некоторые улицы снесены в дым, ремонта не видно. До сих пор методически обстреливают. Раньше, при Фау-1 успевали объявлять воздушную тревогу за 6 минут до удара. При Фау-2 не успевают и не слышат полета. Взрыв, а затем - через несколько секунд - грохот рушащегося здания. Каждая бомба - квартал в щепки. Однажды видели полет Фау-2- как огонек метеора, и взрыв. Население внимания не обращает, бесполезно, но многие ночуют в метро, говорят, что теплее и уютнее.
Магазины торгуют бойко, но промтовары лимитированы. Чулки, носки, обувь, одежда, сукно - по талонам. Хлеб не нормирован, остальные продукты норма. Сахару - 400 г. в неделю. Масла сливочного совсем нет, маргарин. В ресторанах - без карточек и сравнительно недорого, но можно заказать только одно мясное блюдо, за вторым мясным надо идти в соседний ресторан.
Еда безвкусная. По утрам обязательно овсянка, которую наши называли "кашей-затирухой".
Англичане Наташе не понравились. Корректные, но страшно сухие. Лицемерные. В ресторане не дашь положенного на чай - и лакей нечаянно обольет соусом. Ханжи. Святость семьи и порнографические открытки в магазинах, порнофильмы в кино, балеты с голыми девушками.
Много кино. Очереди на 30-40 минут. В основном - американские фильмы, в том числе - превосходный фильм о Шопене. Английских картин не видели. Дважды была в театре. Постоянных трупп нет. Смотрели "Ричарда III" Шекспира - очень хорошо, но наша постановка богаче; смотрели оперетту - никуда не годно.
Отношение англичан не понравилось. Стараются не пускать куда только можно.
Рыклин рассказал новый анекдот о Крымской конференции. Зашла речь о том, как делить репарации с Германией.
- По частям, - сказал Черчилль.
- По участникам, - сказал Рузвельт.
- По трудодням, - ответил Сталин.
9 марта.
Сегодня ушел обедать в 11 ночи и решил остаться дома - болела голова. Лег в 2. Только уснул - звонок. Поспелов просит прийти в редакцию.
- Срочное дело. Можете?
Пришел.
- Надо написать о репатриации военнопленных союзных армий. Задание т. Молотова. Вас ждет генерал Голубев.
Поехал. Генерал-лейтенант Голубев - зам. уполномоченного СНК СССР по репатриациям. Маленький кабинет. Толстый широкий генерал, две линии нашивок, широкое лицо, покоробленное у губы и на щеке шрамами. Когда встал - великан. Сидел еще помощник уполномоченного генерал-майор Басилов, низенький, худощавый, усатый, приветливый.
Говорили часа два. Рассказали интересные вещи. Буду писать в номер. Потом Голубев начал расспрашивать меня, где я бывал. Я рассказал.
- Много видите вы, журналисты. Как вы обеспечены?
- По разному.
- Ну вот вы, например.
- 3000-3500.
- Столько, сколько командир корпуса.
Рассказал, что командовал армией. Под Москвой, у Подольска в 1941 г., брал потом Медынь, Духовщину и пр. Был тяжело ранен ("накрыло нас десять человек огнем - восемь убито") и попал сейчас сюда.
- Обо мне много писали. Как бы достать - память!
Я обещал помочь.
Помнит меня по газете, помнит ребят, которые к нему приезжали Белявского, Лидова, Курганова.
Расстались друзьями.
Сегодня напечатана опять моя передовая "Удары Красной Армии по врагу".
Получили сообщение, что Костя Тараданкин награжден орденом Отечественной войны 2-ой степени. Наконец-то!
20 марта 1945 г.
В 12, когда я еще спал, позвонил Гершберг.
- День отличный. Звонил мне Яковлев. Приглашает к нему на аэродром, посмотреть послевоенную авиацию. Едет Заславский. Поедем, а! Через полчаса он пришлет машину.
Поехали. Приехали на завод. Вышел Яковлев, сели в другую машину, поехали на аэродром. Он в генеральской форме, с ленточками орденов (восемь, в два ряда). День солнечный, веселый, хотя и 10о мороза.
Еще дорогой Яковлев говорит:
- У меня сегодня одно очень большое событие. Скажу после.
На аэродроме проезжаем мимо красноватых истребителей.
- Это новые Микояновские, - поясняет Яковлев.
- А вот и Яки!
Сошли. Целое племя новых пассажирских машин.
Первый стоит Як-8 - изящная серая двухмоторная машина. Назначение внутриобластные перевозки. "Маленький Дуглас". Два мотора "М-11" по 150 л.с., моторы закопчены. Внутри скромно, но хорошо отделано. Яковлев предложил пройти, сесть. Деревянные удобные кресла с подзатыльниками. Шесть пассажирских мест. Уборная (просторная - я сразу вспомнил теснейшую на дирижабле "В-3", из которой высовывалась половина командира корабля). Регуляция воздуха - теплый/холодный. Серый сплошной коврик.
- Садись в пилотское кресло, - предложил Яковлев.
Я сел. Два кресла, двойное управление. Отличный обзор. Скорость 220, дальность 1000, за счет дополнительных баков - 1500. Стоимость 100-150 тысяч.
- Тебе ее заказывали?
- Нет. Мне никто не заказывал ничего, но конструктор и не может ждать. Я хотел сделать машину, промежуточную между большими аэродромами. Эта садится, где угодно.
Рядом другая - "Як-14". Одномоторная, тот же "М-11". Моноплан тоже, но крыло над кабиной, поэтому - подкосы. Это - настоящий воздушный автомобиль. И все сделано под автомобиль. Широкая дверка, четыре места, как в машине, садиться так же. Приборная доска, как в машине, и даже ящички по бокам. На доске - витая надпись "Яковлев" и "№14".
- Земной человек плохо себя морально чувствует в самолете. А тут все привычно, как в машине. Этот стиль много значит. Поставил даже глушитель, чтобы и мотор работал по-автомобильному. Послушай!
Запустили (запуск из кабины!). Звук очень приглушенный, чуть громче авто. В кабине можно свободно разговаривать. Скорость - около 200, посадочная - 65. Багажник сзади, на 2-3 чемодана, за сиденьями - место для портфелей, свертков. Обзор - чудо.
- Это настоящий автомобиль личного пользования. Таких много в Америке. Стоимость будет не больше "Эмки". Сейчас она полетает.
Подошел летчик, молодой, скромный, деловой, высокий рост, кожанка.
- Познакомьтесь, Расторгуев. Сегодня - юбиляр. Летал утром и поставил не то союзный, не то мировой рекорд скорости.
Поздравили.
- На чем?
- На моей новой машине.
- Все документировано? По треугольнику? - спросил я. - По правилам ФАИ? Комиссары были?
- Все чин чином, - отвечал летчик. - Летал полчаса. Можно подавать официально, а аэроклуб.
- Так об этом надо написать!
- Погоди, рано. Машина - особая.
- А что особого?
- Вот увидишь после.
Расторгуев сел в "Як-14" и улетел. Прошел низко над нами. Мотора почти не слышно. Идет, как по ниточке. Малый вираж и снова строго горизонтально. Управляемость и послушность отменные.
Пошли дальше.
- Вот вам нужны в "Правде" несколько таких машин, как 14-ая, - сказал Яковлев.
- Нет. Такие - само собой. Мне лично нужна машина с радиусом в 1500-2000. И скоростью в 400, - сказал я. - Мне надо в один день успевать в Берлин и обратно - к выходу номера.
- Так вот тебе "Курьер", - ответил Яковлев. - Скорость 600, дальность 2000. Устраивает? Это будет пассажирский экспресс.
Мы вошли в ангар.
Длинный красный самолет, красная сигара. Это и есть "курьер" переделанный "Як-9", бывший истребитель, вооружения сняты, добавлено 2-ое место.
- Садись в кабину, приноровись, удобно?
Я залез. Никое, очень удобное сиденье, откидной столик, слева высотомер, справа - саф. Летчик не отгорожен, можно его толкать, хороший обзор. Даже сидя в самолете, я чувствовал себя уже летящим с большой скоростью.
- Хороша! - сказал я.
- Вот - пожалуйста. Я согласен дать ее тебе в полет, когда понадобится. Все испытания прошла. Позвони, когда будет нужно!
Вышли из ангара. Около стояла красная машина, одномоторная, похожая на иглу с несколько толстым хвостом.
- Это и есть сегодняшний юбиляр. Реактивный самолет. Взлет с обычным мотором, на высоте - включает реактивный.
- Сколько он работает.
- Около получаса. Вполне достаточно для воздушного боя. Но для него у меня сделан и другой самолет - "Як-3" с новым мотором. Будет самый быстроходный истребитель мира. Вот он стоит в ангаре. А рядом - "УТ-2", сейчас всюду обучают на нем.
- А ангар у тебя давно?
- Нет. Раньше у меня не было. Все самолеты стояли под открытым небом. Бился, ничего не могу сделать. Сказал т. Сталину. Он сразу, не переспрашивая никого, сказал - дать! Дали мне, Микояну, Лавочкину.
Подошел худощавый, невысокий, веселый летчик, на вид - лет 35, в кожанке, генеральские погоны.
- Федрови.
Заславский говорит: хорошо бы полетать хоть на одной из виденных.
- Давайте я вас покатаю, - засмеялся Федрови. - Как раз сейчас полечу.
- На чем?
- "Мессер-108". Новый. Испытываю, что он такое. Прошу!
Но Яковлев запротестовал: "Некогда". Видимо, не хотел отвечать за нас.
Поехали на завод. Зашли в кабинет. В камине - дрова горят, уютно. Сели.
- А я с этим камином натерпелся. Начал строить этот корпус, запроектировал камин, широкую лестницу. С стройинспекция не утверждает, говорит - по нормам не полагается. И ни в какую!
Работает у меня подарочная группа (пепельницы с самолетами). Так часто делаю то одному, то другому подарочный самолет для ребят. И вот случилось: Рузвельт прислал Сталину свой портрет. Сталин ответил тем же, а рамку для портрета - строгую, художественную - мы делали. Я вот давно думаю над тем, чтобы вещи делать не только правильные, но и красивые. Ведь изуродовали Москву новыми безобразными домами. Хочу написать об архитектуре архитектора услыхали, Христом Богом просят написать, помочь им прошибить косность. Хочу написать и о театре. Вот я, конструктор, дал за время войны столько-то новых самолетов. А что дал Большой театр? Один спектакль "Иван Сусанин", да и то испортил его. Говорил я об этом с Поспеловым - и об архитектуре, и о театре, а он боится что ли?
Позвали завтракать. Маленькая столовая, тут же - при кабинете. Чудный сервиз. На столе - коньяк "КС", водка, Мукузани, Цинандали. Легкая закуска, печеная картошка, заливная осетрина, горячая рыба, ромштекс, кофе с яблочным пирогом. Великолепно и вкусно.
После завтрака - опять в кабинет. Заславский завел разговор о механизме творчества, спросил - где Яковлев работает.
- Я работаю здесь, в кабинете, больше у меня рабочей комнаты нет. Иногда фотографы требуют, чтобы я снялся за чертежной доской, за расчетами. Я им говорю, это же враки. Я даю идею, основное решение проблемы, а дальше дело, пожалуй, техники. При современном оснащении нас расчетной наукой и при нынешних знаниях авиации, да плюс еще наш опыт - технически грамотные идеи можно обосновать быстро. Этим и занимаются мои помощники. Но одних знаний недостаточно. Нужна творческая интуиция. Вот есть такой авторитет в области аэродинамики - проф. Пышнов, ты его, Лазарь, знаешь хорошо. Сколько раз он пытался создать машину, а не получается. Как я творю. Мне необходимы ощущения. Я разговариваю с вами, с другими людьми, бываю в театре, на заседаниях, а мысль все время где-то подсознательно работает. И мне необходимо общаться с людьми. Если бы меня заперли на три месяца в комнату я бы ничего не создал и захирел.
- Расскажите, все же, о создании какой-нибудь машины.
6 февраля.
Наступление понемногу утихомирилось. Уже несколько дней нет в сводке 1-го Укр. фронта. Там, южнее Бреслау, мы форсировали Одер еще дней 10 назад, но, видимо, туго расширяется. Тише стало и на 1-м Белорусском обкладывается со всех сторон Франкфурт на Одере, правым флангом заняли Бэрвельде ( в 70 км. от Берлина - это же их Кубинка!! Вспомнить только, что делалось у нас, когда немцы были в Кубинке!) Войска 2-го Белорусского в основном стоят стеной и не выпускают немцев из Восточной Пруссии, а войска 3-го Белорусского (Черняховского) жмут их. Места им там осталось чуть. Между делом 2-ой Белорусский окружил Эльбинг. В Будапеште продолжается драка.
Прежней стремительности ( 20-30 км в среднем по всему фронту) уже нет. Дни проходят без приказов. Это понятно. Нельзя месяц выдерживать такое сумасшедшее движение. Тылы отстали на 200-300 км. Наши ребята рассказывают, что сейчас всё за сотни километров (бензин, харч, снаряды), везут на машинах. За границей железка имеет более узкую колею, чем наша. Все надо перешивать, на границе - перевалка, а немцы подвижный состав угоняли. Да что там железка. Пехота отстает на несколько дней. Вот приехал вчера с 1-го Белорусского Кизяев, рассказывает: 5 дней от Катукова не было никаких сведений в штабе: ушел вперед со своими танками и оторвался от всего.
Из немецкой Силезии прилетел наш фотокорр. Устинов. Летел 5 дней. Был в Оппельне, Крайцбурге. Рассказывает - немцы уходят подчистую, во всех городах не видел ни одного! Все вещи брошены, скот бродит, его наши рубят, колют на харч, но не перекололи. Жили там все богато, по горло. Много наших вещей, товаров, машин. Города побиты, но не очень. Часты пожары - солдаты разложат костер в доме, покидают туда мебель, а загасить не всегда умудряются. В лесах - немецкие полки, дивизии, отставшие, сбившиеся с толка.
Немцы вовсю эвакуируют Берлин.
Начали брать к нам "стариков". Ильичев их всячески отваживал, сейчас его нет - берем. В иностранный взяли замом Бориса Изакова, он сейчас трижды орденоносец, был у партизан, был тяжело ранен, лежал год, но нога и сейчас болит - с костылями. В Экономический взяли спецкором Раневского - он работал последнее время в ТАССе, уволили его от нас лет 7-8 назад из-за ошибки (придравшись!!). Замом в отдел обзоров взяли Бориса Горелика. Поспелов мне вчера сказал: "Вот собираются опять ветераны".
Был у нас режиссер кино Калатозов. Он провел полтора года в Америке. Рассказывал свои впечатления. Высокий, большеглазый, солидный, в сером костюме.
Войны средний американец не чувствует. Бешено разрослась промышленность, безработицы почти нет, все работают на войну, и все боятся кончится война, что тогда делать, опять безработица. Живут крепко, некоторые ограничения только на обувь, сахар и еще кое-что.
Заводы всюду. Даже в Калифорнии, около Голливуда, авиазаводы "Дугласов". О Советском Союзе знают по-прежнему мало, считают все происходящее чем-то вроде чуда. Очень популярен Сталин, Рузвельт популярен, Черчилля не любят. Пресса Херста весьма сильна, недавно съела Чаплина, обвинили его в совращении девушки и прижитии ребенка. Грозило 10 лет, он нанял адвоката за 100 тыс. долларов, еле вывернулся, Рузвельт его бросил на съедение Херсту.
В кино военной тематики нет. Американцы уже два года перестали делать военные фильмы, говорят - народ устал от войны. Газеты выходят в прежнем объеме. Читать - мало читают, Хемингуэя у нас знают больше, в Америке его считают нереалистом. Русских писателей не знают. Среди белогвардейцев громадный раскол. Большинство - за Советский Союз, руководят всеми сборами в пользу СССР и т.д. Но есть и сильные враги, издается даже газета "Русский фашист".
С неграми дело полегче, есть театры негритянские, берут их и в армию.
Театра в нашем понимании почти нет - ревю. Большинство артистов актеры одной роли, нашего перевоплощения в роли героев - очень мало и очень немногие. Киношники боятся русской кинематографии: ее методов, исканий, будущего. Русские картины идут в 80-100 кинотеатрах, второэкранных (из, кажется, 18000 киношек).
Ближайшие годы, по мнению Калатозова, - годы цветного кино. Было бы раньше, но патенты цветной съемки скупила одна фирма и не дает другим.
Мультипликатор Дисней делает чудесные картины, но ярый фашист.
Очень много театров кинохроники. Программа - 10 минут дикторского обзора (что случилось в мире за неделю - не надо читать газет), и потом всякий кино-обзор. Кино - переполнены, это - быт. В среднем, каждый американец тратит на кино долларов 30 в год, билет от 50 до 120 центов.
25 февраля.
23-го февраля, как раз в День Красной Армии получил орден Красного Знамени. Вручали в Кремле. Вручал Калинин. Сначала Горкин огласил фамилии трех Героев. Затем - сразу меня. Потом еще около 150 человек.
Вручение происходило в небольшом круглом, но очень торжественном зале. Высоченный, с уходящими в высь, прозрачным, с льющимся, каким-то проникающим светом. Массивные колонны, между ними на стенах горельефы - античного торжественного характера. Строгая тишина, и голос Горкина.
Михаил Иванович очень постарел. Я его не видел несколько лет. Стал совершенно седой. Лицо очень усталое, глаза сощурены так, что их почти не видно. Стоит слева у стола, согнувшись, делает шаг, полшага навстречу, протягивает левой рукой орден с коробочкой, правой пожимает руку, говорит "Поздравляю Вас". В первом ряду сидели на костылях. Он делал им навстречу два-три шага.
Быстро. Горкин выкликал пункт из Указа (указы сведены вместе по группам и орденам), вызываемый подходил, получал, отвечал Калинину, уходил. Вручение всем заняло (со съемкой) 45-50 минут.
Большинство получающих - военные. Я был в штатском. Подошел. Калинин вручил, поздравил. Вместо обычного "Служу Советскому Союзу" я ответил: "Спасибо, Михаил Иванович". Он сразу вскинул голову, посмотрел на меня пристально и улыбка пробежала по его лицу. Видимо, он вспомнил меня.
Потом снялись вместе (по группам) с Калининым. День был морозный ( -27), но солнечный, яркий. Очень хороший день!
Наступление продолжается, но темпы уже стали, естественно, иными. В Восточной Пруссии немцам, как будто, удалось проложить от Кенигсберга дорожку к морю, к Пиллау. Но много ли уведешь морем - там их 40 дивизий.
Левое крыло 2-го Белорусского рвет на Данциг, правое 1-го Белорусского (Жуков)- на Штеттин. Намечается второй гигантский котел. Жуков форсировал Одер южнее Кюстрина и ждет. Конев правым флангом уже подпирает Жукова, а середкой приближается к подступам Жрездена. Слева он окружил Бреслау.
Прошел слух (пишут немцы), что союзники, наконец, начали наступление в районе Аахена. Начали, вроде, позавчера, но сообщение пока не печатаем.
В отделе - тяжко. Золин уехал на 1 БФ, Иванов - болен, в Архангельском, генерал - болен. Паримся с Яхлаковым каждую ночь. Не вынимая. Да тут еще передовые (сегодня - моя).
6 марта.
На фронте опять оживление. Пошел левым флангом Рокоссовский и правым Жуков. Плечом к плечу вышли к Балтике, к Кольбергу, и учинили позавчера котел в Померании. Таким образом, все побережье Балктики в котлах Прибалтика, Восточная Пруссия, Померания. Так Германия скоро станет сухопутной страной. На остальных участках тихо. О прорыве к морю написал передовую.
Союзники действительно начали 23-го наступление. Идет довольно успешно, хотя темпы и не наши. Находятся сейчас в 5 км. от Кельна. Начали они, наконец, долбать авиацией Дрезден и другие пункты, лежащие в ближнем тылу нашего фронта.
Сенька Гершберг рассказал хороший анекдот по поводу Крымской конференции:
Прощаясь, Рузвельт и Черчилль говорят:
- До встречи в Берлине.
- Милости просим! - ответил Сталин.
Это очень хорошо сказано. Рыклин собирается обыграть это в "Крокодиле" (сделав сцену между освобожденным англичанином и нашим бойцом или т.п.).
Популярный ныне бытовой анекдот:
- Кто твой муж?
- Газовый монтер. А твой?
- Повар. А у Машки?
- Инженер.
- Так ей, стерве, и надо!
Вчера чествовали в Серебряном бору Рыклина - в связи с его 50-летием и Баратова - в связи с награждением орденом Ленина за безупречную выслугу лет в армии. Были: Сиротин, Поспелов, Малютин, юбиляры, Сиволобов, Гершберг, Азизян, Кирюшкин, Шишмарев, Объедков, Лукин, Потапов, Корнблюм, Креславский, Заславский.
Пили крепко. Говорили спичи. Здравицы. Пели песни.
Рыклин рассказал, что в его городке - Стародубе - были три профессии часовщик, портной, сапожник - "интеллигентные профессии", по которым отец хотел его пустить.
Заканчивал свою речь Гриша фельетонно: "Как говорится в таких случаях: Уважаемый товарищ редактор! Не имея возможности лично отблагодарить всех поздравивших меня с юбилеем, разрешите в Вашем лице..." Раздался хохот, Гриша и Поспелов облобызались.
Позавчера на заседании редколлегии Гершберг, наконец, был утвержден зав. экономотделом. В течение нескольких лет он был ВРИО. Вчера в Серебряном выпили по этому поводу.
7 марта.
Сегодня Вадим Кожевников рассказывал интереснейшие вещи. Он был в неких органах и просил материалы о действиях наших разведчиков. Меркулов ему посоветовал заняться другой темой: борьбой за чистоту хлебных семян.
Оказывается это - колоссальное дело, огромного народнохозяйственного значения. До войны в результате колоссальных государственных усилий, у нас было благополучно. Но это - проблема проблем всех стран. Зерно заражается различным бактериями, кроме того - в силу различных причин - вырождается, теряет сои благородные качества и биологически перерождается. Крайне важно оградить основной семенной фонд и поля от таких зараженных посевов. До войны мы проделали титаническую работу. Ее всегда вели органы НКВД. Были установлены строжайшие кордоны на границах ( к растениям они были придирчивее, чем к контрабандистам), барьеры между областями, неусыпное наблюдение за семенным фондом. Этим фондом мы маневрировали, как армиями, безжалостно забирали и изымали подозрительное зерно, давали другое. Тоже делалось и за границей. Но у них маневренные возможности были меньше. Я помню, как лет 10-15 назад мы часто печатали, что в Канаде или в Бразилии "чтобы не падали цены" фермеры сжигали десятки тысяч тонн зерна. Дело объяснялось гораздо проще (и гораздо сложнее). Это - проводилось государственное уничтожение подозрительного зерна. Государство не только скупало у фермеров зерно, но и платило им за расходы по его уничтожению.
Во время войны эта проблема у нас резко обострилась. Во-первых, в связи с недостатком хлеба на севере и на Дальнем Востоке, мы получали зерно из Америки. Пришлось установить старый кордон. Наши заокеанские друзья воспользовались случаем и частенько подсовывали "то" зерно. И часто, несмотря на голод и скуднейшее обеспечение населения севера хлебом, мы, получая зерно и благодаря за него, вывозили его потом в море и топили. Недаром, почти все работники хлебной инспекции Мурманска, Архангельска, Дальнего Востока - награждены орденами Ленина.
Но гораздо сложнее дело обстояло в оккупированных немцами областях. Они и тут проводили политику истребления. Они вывезли из Украины, Белоруссии, Кубани благородный семенной фонд (желая облагородить свои посевы в Германии), а сюда завезли зерно подмоченной репутации. В итоге, уже при немцах урожай хлеба в оккупированных районах составлял едва 30% довоенного. Но это - полбеды. Сейчас из-за этого нависла страшная угроза над всеми остальными районами. Пыльца растений при благоприятных условиях погоды переносится на расстояние до 1000 км. В стране - огромное движение, колоссальные перевозки - самая благоприятная обстановка для размножения беды. И вот тут нужна исполинская работа. И настоящая бдительность. Вадиму рассказывали, что недавно были обнаружены два вагона зерна, посланные из Донбасса на Урал, хотя тот и не запрашивал. Как это получилось? То ли напутали, то ли заслали по ошибке, то ли кто-то действительно затребовал и забыл. А, может, и сознательно послали заразу.
Наша Наташа Волчанская ездила с советской профсоюзной делегацией в Лондон на всемирную конференцию. Вчера она рассказывала подробности. Занятно!
Путь лежал через Иран, Аравию, Египет, Францию - воздухом. При отличных условиях 4-5 дней, обычно (с непогодой) - до 10 дней. На промежуточных аэродромах образцовое обслуживание. Был а Каире: страшная смесь нищеты и богатства; нищие - грязные, обвшивевшие, в лохмотьях - продают ужасные на вид лакомства, ощущение брезгливости не покидает потом неделю. В Египте тьма людей - и все ничего не делают, жрут, сидят в кафе или стучат в кости. Была у пирамид - чрезвычайно интересно, но неорганизованно. Пирамиды - облезшие, все ценное - даже орнаментировку - англичане вывезли в свои музеи. Экскурсоводы - четыре невероятно грязных араба. На невероятной смеси всех европейских языков "объясняют" самые невероятные вещи. Яйцо у сфинкса выщерблено временем, арабы поясняют, что это Наполеон бил из пушки. Всех европейских женщин они почему-то называют Мария.
Наташу поразило, что арабские ребятишки на улицах играют в скакалку, также, как и наши.
Ефрат - грязная, необычайно унылая река, топкие, грязные берега, мутная желтая вода. От Рая тут ничего не осталось.
Тяжелое впечатление оставляет Франция. Летели над ней - ни поездов, ни машин. Страшная безработица, голод. Женщины, как правило, без чулок (хотя и холодно, и ноги синие - НЕТУ!), не видела ни одного человека в кожаной обуви - дерево. Паек -300 гр. хлеба и почти всё. Но очень бурлит общественная жизнь, всюду плакаты, воззвания, лозунги. К нашим отношение восторженное.
Наших было 42 чел. Летели на трех советских самолетах со своими экипажами. Старший - Чулков.
Лондон. Вид неказистый, мрачный, тяжелый. Совершенно угнетающее дело туманы. Они какие-то особенные - это копоть, и его как будто глотаешь. Даже в комнатах туманно.
Женщины и дети в большинстве эвакуированы из-за Фау-1 и Фау-2. На улицах детей почти не видно. Очень много американцев, канадцев, австралийцев, много женщин в военной форме (элегантно - длинные прямые брюки, со вкусом курточки). Много машин, все очень быстро ездят.
Лондон сильно разрушен. Некоторые улицы снесены в дым, ремонта не видно. До сих пор методически обстреливают. Раньше, при Фау-1 успевали объявлять воздушную тревогу за 6 минут до удара. При Фау-2 не успевают и не слышат полета. Взрыв, а затем - через несколько секунд - грохот рушащегося здания. Каждая бомба - квартал в щепки. Однажды видели полет Фау-2- как огонек метеора, и взрыв. Население внимания не обращает, бесполезно, но многие ночуют в метро, говорят, что теплее и уютнее.
Магазины торгуют бойко, но промтовары лимитированы. Чулки, носки, обувь, одежда, сукно - по талонам. Хлеб не нормирован, остальные продукты норма. Сахару - 400 г. в неделю. Масла сливочного совсем нет, маргарин. В ресторанах - без карточек и сравнительно недорого, но можно заказать только одно мясное блюдо, за вторым мясным надо идти в соседний ресторан.
Еда безвкусная. По утрам обязательно овсянка, которую наши называли "кашей-затирухой".
Англичане Наташе не понравились. Корректные, но страшно сухие. Лицемерные. В ресторане не дашь положенного на чай - и лакей нечаянно обольет соусом. Ханжи. Святость семьи и порнографические открытки в магазинах, порнофильмы в кино, балеты с голыми девушками.
Много кино. Очереди на 30-40 минут. В основном - американские фильмы, в том числе - превосходный фильм о Шопене. Английских картин не видели. Дважды была в театре. Постоянных трупп нет. Смотрели "Ричарда III" Шекспира - очень хорошо, но наша постановка богаче; смотрели оперетту - никуда не годно.
Отношение англичан не понравилось. Стараются не пускать куда только можно.
Рыклин рассказал новый анекдот о Крымской конференции. Зашла речь о том, как делить репарации с Германией.
- По частям, - сказал Черчилль.
- По участникам, - сказал Рузвельт.
- По трудодням, - ответил Сталин.
9 марта.
Сегодня ушел обедать в 11 ночи и решил остаться дома - болела голова. Лег в 2. Только уснул - звонок. Поспелов просит прийти в редакцию.
- Срочное дело. Можете?
Пришел.
- Надо написать о репатриации военнопленных союзных армий. Задание т. Молотова. Вас ждет генерал Голубев.
Поехал. Генерал-лейтенант Голубев - зам. уполномоченного СНК СССР по репатриациям. Маленький кабинет. Толстый широкий генерал, две линии нашивок, широкое лицо, покоробленное у губы и на щеке шрамами. Когда встал - великан. Сидел еще помощник уполномоченного генерал-майор Басилов, низенький, худощавый, усатый, приветливый.
Говорили часа два. Рассказали интересные вещи. Буду писать в номер. Потом Голубев начал расспрашивать меня, где я бывал. Я рассказал.
- Много видите вы, журналисты. Как вы обеспечены?
- По разному.
- Ну вот вы, например.
- 3000-3500.
- Столько, сколько командир корпуса.
Рассказал, что командовал армией. Под Москвой, у Подольска в 1941 г., брал потом Медынь, Духовщину и пр. Был тяжело ранен ("накрыло нас десять человек огнем - восемь убито") и попал сейчас сюда.
- Обо мне много писали. Как бы достать - память!
Я обещал помочь.
Помнит меня по газете, помнит ребят, которые к нему приезжали Белявского, Лидова, Курганова.
Расстались друзьями.
Сегодня напечатана опять моя передовая "Удары Красной Армии по врагу".
Получили сообщение, что Костя Тараданкин награжден орденом Отечественной войны 2-ой степени. Наконец-то!
20 марта 1945 г.
В 12, когда я еще спал, позвонил Гершберг.
- День отличный. Звонил мне Яковлев. Приглашает к нему на аэродром, посмотреть послевоенную авиацию. Едет Заславский. Поедем, а! Через полчаса он пришлет машину.
Поехали. Приехали на завод. Вышел Яковлев, сели в другую машину, поехали на аэродром. Он в генеральской форме, с ленточками орденов (восемь, в два ряда). День солнечный, веселый, хотя и 10о мороза.
Еще дорогой Яковлев говорит:
- У меня сегодня одно очень большое событие. Скажу после.
На аэродроме проезжаем мимо красноватых истребителей.
- Это новые Микояновские, - поясняет Яковлев.
- А вот и Яки!
Сошли. Целое племя новых пассажирских машин.
Первый стоит Як-8 - изящная серая двухмоторная машина. Назначение внутриобластные перевозки. "Маленький Дуглас". Два мотора "М-11" по 150 л.с., моторы закопчены. Внутри скромно, но хорошо отделано. Яковлев предложил пройти, сесть. Деревянные удобные кресла с подзатыльниками. Шесть пассажирских мест. Уборная (просторная - я сразу вспомнил теснейшую на дирижабле "В-3", из которой высовывалась половина командира корабля). Регуляция воздуха - теплый/холодный. Серый сплошной коврик.
- Садись в пилотское кресло, - предложил Яковлев.
Я сел. Два кресла, двойное управление. Отличный обзор. Скорость 220, дальность 1000, за счет дополнительных баков - 1500. Стоимость 100-150 тысяч.
- Тебе ее заказывали?
- Нет. Мне никто не заказывал ничего, но конструктор и не может ждать. Я хотел сделать машину, промежуточную между большими аэродромами. Эта садится, где угодно.
Рядом другая - "Як-14". Одномоторная, тот же "М-11". Моноплан тоже, но крыло над кабиной, поэтому - подкосы. Это - настоящий воздушный автомобиль. И все сделано под автомобиль. Широкая дверка, четыре места, как в машине, садиться так же. Приборная доска, как в машине, и даже ящички по бокам. На доске - витая надпись "Яковлев" и "№14".
- Земной человек плохо себя морально чувствует в самолете. А тут все привычно, как в машине. Этот стиль много значит. Поставил даже глушитель, чтобы и мотор работал по-автомобильному. Послушай!
Запустили (запуск из кабины!). Звук очень приглушенный, чуть громче авто. В кабине можно свободно разговаривать. Скорость - около 200, посадочная - 65. Багажник сзади, на 2-3 чемодана, за сиденьями - место для портфелей, свертков. Обзор - чудо.
- Это настоящий автомобиль личного пользования. Таких много в Америке. Стоимость будет не больше "Эмки". Сейчас она полетает.
Подошел летчик, молодой, скромный, деловой, высокий рост, кожанка.
- Познакомьтесь, Расторгуев. Сегодня - юбиляр. Летал утром и поставил не то союзный, не то мировой рекорд скорости.
Поздравили.
- На чем?
- На моей новой машине.
- Все документировано? По треугольнику? - спросил я. - По правилам ФАИ? Комиссары были?
- Все чин чином, - отвечал летчик. - Летал полчаса. Можно подавать официально, а аэроклуб.
- Так об этом надо написать!
- Погоди, рано. Машина - особая.
- А что особого?
- Вот увидишь после.
Расторгуев сел в "Як-14" и улетел. Прошел низко над нами. Мотора почти не слышно. Идет, как по ниточке. Малый вираж и снова строго горизонтально. Управляемость и послушность отменные.
Пошли дальше.
- Вот вам нужны в "Правде" несколько таких машин, как 14-ая, - сказал Яковлев.
- Нет. Такие - само собой. Мне лично нужна машина с радиусом в 1500-2000. И скоростью в 400, - сказал я. - Мне надо в один день успевать в Берлин и обратно - к выходу номера.
- Так вот тебе "Курьер", - ответил Яковлев. - Скорость 600, дальность 2000. Устраивает? Это будет пассажирский экспресс.
Мы вошли в ангар.
Длинный красный самолет, красная сигара. Это и есть "курьер" переделанный "Як-9", бывший истребитель, вооружения сняты, добавлено 2-ое место.
- Садись в кабину, приноровись, удобно?
Я залез. Никое, очень удобное сиденье, откидной столик, слева высотомер, справа - саф. Летчик не отгорожен, можно его толкать, хороший обзор. Даже сидя в самолете, я чувствовал себя уже летящим с большой скоростью.
- Хороша! - сказал я.
- Вот - пожалуйста. Я согласен дать ее тебе в полет, когда понадобится. Все испытания прошла. Позвони, когда будет нужно!
Вышли из ангара. Около стояла красная машина, одномоторная, похожая на иглу с несколько толстым хвостом.
- Это и есть сегодняшний юбиляр. Реактивный самолет. Взлет с обычным мотором, на высоте - включает реактивный.
- Сколько он работает.
- Около получаса. Вполне достаточно для воздушного боя. Но для него у меня сделан и другой самолет - "Як-3" с новым мотором. Будет самый быстроходный истребитель мира. Вот он стоит в ангаре. А рядом - "УТ-2", сейчас всюду обучают на нем.
- А ангар у тебя давно?
- Нет. Раньше у меня не было. Все самолеты стояли под открытым небом. Бился, ничего не могу сделать. Сказал т. Сталину. Он сразу, не переспрашивая никого, сказал - дать! Дали мне, Микояну, Лавочкину.
Подошел худощавый, невысокий, веселый летчик, на вид - лет 35, в кожанке, генеральские погоны.
- Федрови.
Заславский говорит: хорошо бы полетать хоть на одной из виденных.
- Давайте я вас покатаю, - засмеялся Федрови. - Как раз сейчас полечу.
- На чем?
- "Мессер-108". Новый. Испытываю, что он такое. Прошу!
Но Яковлев запротестовал: "Некогда". Видимо, не хотел отвечать за нас.
Поехали на завод. Зашли в кабинет. В камине - дрова горят, уютно. Сели.
- А я с этим камином натерпелся. Начал строить этот корпус, запроектировал камин, широкую лестницу. С стройинспекция не утверждает, говорит - по нормам не полагается. И ни в какую!
Работает у меня подарочная группа (пепельницы с самолетами). Так часто делаю то одному, то другому подарочный самолет для ребят. И вот случилось: Рузвельт прислал Сталину свой портрет. Сталин ответил тем же, а рамку для портрета - строгую, художественную - мы делали. Я вот давно думаю над тем, чтобы вещи делать не только правильные, но и красивые. Ведь изуродовали Москву новыми безобразными домами. Хочу написать об архитектуре архитектора услыхали, Христом Богом просят написать, помочь им прошибить косность. Хочу написать и о театре. Вот я, конструктор, дал за время войны столько-то новых самолетов. А что дал Большой театр? Один спектакль "Иван Сусанин", да и то испортил его. Говорил я об этом с Поспеловым - и об архитектуре, и о театре, а он боится что ли?
Позвали завтракать. Маленькая столовая, тут же - при кабинете. Чудный сервиз. На столе - коньяк "КС", водка, Мукузани, Цинандали. Легкая закуска, печеная картошка, заливная осетрина, горячая рыба, ромштекс, кофе с яблочным пирогом. Великолепно и вкусно.
После завтрака - опять в кабинет. Заславский завел разговор о механизме творчества, спросил - где Яковлев работает.
- Я работаю здесь, в кабинете, больше у меня рабочей комнаты нет. Иногда фотографы требуют, чтобы я снялся за чертежной доской, за расчетами. Я им говорю, это же враки. Я даю идею, основное решение проблемы, а дальше дело, пожалуй, техники. При современном оснащении нас расчетной наукой и при нынешних знаниях авиации, да плюс еще наш опыт - технически грамотные идеи можно обосновать быстро. Этим и занимаются мои помощники. Но одних знаний недостаточно. Нужна творческая интуиция. Вот есть такой авторитет в области аэродинамики - проф. Пышнов, ты его, Лазарь, знаешь хорошо. Сколько раз он пытался создать машину, а не получается. Как я творю. Мне необходимы ощущения. Я разговариваю с вами, с другими людьми, бываю в театре, на заседаниях, а мысль все время где-то подсознательно работает. И мне необходимо общаться с людьми. Если бы меня заперли на три месяца в комнату я бы ничего не создал и захирел.
- Расскажите, все же, о создании какой-нибудь машины.