Бронтман Лазарь. Дневники 1932-1947 гг

   Позавчера в газетах был обмен телеграммами между Молотовым и Бевиным по случаю отлета Молотова из Лондона - весьма любезный.
   Сегодня напечатано выступление Трумэна, в котором от говорит, что разногласия были следствием "неточностей перевода", да и их, собственно, не было.
   Яша считает, что в Лондоне пытались сколотить блок против нас, мы его взорвали, они увидели, что лопнуло, пошумели немного, но примирились до поры, до времени.
   Позавчера нам вручали ордена в Кремле. Вручал Наталевич - председатель Верховного Совета Белоруссии, Калинин, говорят, болен. Было весьма торжественно.
   В редакции - новость. Зав. партотделом Андрей Миронович Малютин назначен редактором "Бакинского рабочего". Все гадают, кто будет на его месте.
   Вспоминаю, как в 1940 году, когда я был в командировке в Баку, секретарь ЦК Азербайджана Гиндин торговал меня на это место. Он попросил меня приехать вечером в ЦК, сначала вел разговор о нефти, а затем осторожненько подошел к этому:
   - т.Багиров просил меня узнать, как вы отнеслись бы, если бы мы поставили в ЦК вопрос о назначении вас на работу в Баку.
   - В Баку?! Зачем? Мне и в Москве нравится!
   - Но и Баку нравится? А "Бакинский рабочий"?
   - Нравится. Но Москва - больше!
   - И вы в Баку нравитесь. Вот уже несколько лет нам не везет с редактором "Бакинского рабочего".
   - А.. Но я же и по формальным признакам не подхожу. Я - кандидат партии.
   - Это ничего, мы вас переведем.
   - Нет. Мне очень лестно. Но для журналиста нет ничего дороже "Правды". Вот если меня выгонят - первое место будет Баку!
   Он настаивал и просил подумать. Так разговор ничем и не кончился.
   Как будто уже решен вопрос с Магидом. В понедельник, 8 октября, было заседание КПК - опять о нем, после окончания работы следователя. Говорят, что и Александров и Шкирятов согласились с точкой зрения Поспелова, что он не может дольше работать в "Правде" и вообще в печати. Но решили это оформить постановлением ЦК.
   У меня - поучительный кацепихес, как любит говорить Штейнгарц. В октябре мы опубликовали заметку о геликоптере "Омега", со снимком. 29 сентября, провожая на север экипаж "Н-331", мы случайно увидели этот занятный ероплан. Он поднимался на метр, зависал, опускался. Я поручил Устинову снять. Подошел и сам, познакомились с конструктором Братухиным. Он сказал, что это - второй экземпляр геликоптера "Омега", первый был построен еще в 1940 году. Я предложил ему: созвониться с Шахуриным, а потом напишем. Добро.
   Позвонили Шахурину. Не возражает. Вызвали конструктора, поговорили, написали, послали Шахурину на визу. Он болен, посмотрел Яковлев, все в порядке. Дали. Поспелов снял. Наш цензор подполковник Аркадий Баратов тоже посомневался, взял материал, поехал к нач. отдела военной цензуры генштаба генерал-майору Березину. Тот разрешил. Я настоял у редактора, и 8 октября опубликовали.
   После вручения орденов я приехал домой и лег. Уснул. Звонит Перепутов: позвони редактору по вертушке. Приехал в редакцию, звоню.
   - Лазарь Константинович, не надо все-таки было давать геликоптер. Мы что-то разболтали или напутали.
   - П.Н., да ведь мы только повторили других. Об этом было подробно, со снимком, в "Московском большевике" 4 августа, а 10 марта - в "Известиях" в статье академика Юрьева. Наш материал визировал Яковлев, Шахурин дал согласие, Березин.
   Он попросил меня повторить все, видимо, записал, сказал, чтобы я подготовил вместе с Баратовым докладную записку.
   - Мне нужно объяснение представить Александру Николаевичу. Понимаете? Видимо, все-таки напутали.
   Еще бы не понять! Раз звонил Поскребышев, значит заметкой заинтересовался Хозяин. Вскоре мы получили полное подтверждение этому. Из Генштаба позвонили Баратову и сказали, что в отдел военной цензуры позвонили из (вычеркнуто - СР), приказали выяснить - как появилась эта заметка, кто ее пропускал, и доложить лично Поскребышеву. Затем мне позвонил испуганный конструктор и сказал, что его вызвали в Наркомат авиационной промышленности и тоже спрашивали, как появилась заметка в "Правде". Я тогда позвонил Яковлеву:
   - В чем там дело, ты не знаешь? - спросил он.  - Меня выспрашивал Дементьев (первый зам. Шахурина, он болен) об этой заметке. Я ничего не вижу в ней секретного и сейчас. Старая машина.
   Я и Баратов написали докладную на имя редактора, приложили вырезки из "Моск. большевика" и "Известий". Поспелов просил нас дождаться его. Мы ждали до 11:30 вечера. Выяснилось, что он не приедет, поедет прямо на дачу, а этим делом займется завтра. Оказывается, сказано было "Нашли, чем хвастать старьем!"
   У нас отлегло: раз дело откладывается на завтра, значит либо удовлетворились его устными разъяснениями, либо вообще все рассеялось. На завтра, 9 октября, он приехал, посмотрел нашу записку и никуда ее не послал. Может быть, он сам написал?
   Поздно ночью пришло сообщение, что 9 октября т.Сталин уехал в отпуск. Значит, даже в предотъездной горячке он нашел время заниматься "Правдой" и нашей заметкой. И еще: в "Известиях" и "Московском большевике" эти данные прошли без внимания, а у нас - сразу заметил. Как продумаешь это - еще раз поймешь, что значит работать в "Правде", и сколько с нас спрашивается. Не плестись в хвосте - вот урок.
   В связи с отъездом Сталина, видимо, окончательно безгласным будет и полет ребят на "точку". Обидно.
   Ширшов считает, что дело в иностранной марке самолета.
   Опять говорил о разгрузке судов. До сих пор считалось рекордом разгрузка "Либерти", наши перекрыли ее в 10 раз. Это буквально революция. Договорились.
   Вчера звонил секретарю МК и МГК, он же председатель Моссовета, Георгию Михайловичу Попову.
   Решил посоветоваться с ним о московских темах.
   - Стоит ли писать о газопроводе?
   - Подождите с месяц. Надо писать так, чтобы читатели через месяц не плевались.
   - А о четвертой очереди метро?
   - Тоже надо подождать. Нет тюбингов. Вот если бы вы дали статью о тюбингах и станках, и залезли под ребро некоторым наркоматам - мы бы сказали вам спасибо.
   Я обещал передать об этом Поспелову.
   - О чем же писать по Москве?
   - Очень много. Но надо, чтобы вы составили себе ясное представление, чем сейчас дышит Москва. О Москве вы даете очень мало. А орган МК! Я понимаю, в чем дело - смеется он, - в других городах у вас спецкоры, а в Москве - их нет. Приезжайте вместе с Гершбергом, хотя его и интересует только промышленность, и поговорим.
   Звонил мне Романов, председатель Всесоюзного комитета по делам физкультуры и спорта. Сказал, что есть постановление СНК СССР о развитии физкультуры и спорта за подписью Сталина. Очень резкое. И очень деловое: деньги на строительство, рекорд - 20000 и т.д. Просил дать несколько критических материалов. Готовится и постановление ЦК.
   5 октября мы опубликовали беседу Иосифа Верховцева с нач. ГлавВино Картавченко. Она излагает решение комиссии ЦК, созданной по инициативе Сталина специально для рассмотрения: что надо сделать для всемерного увеличения выпуска вина.
   В заметке, между прочим, указывается два любимых вина т.Сталина: старые, полузабытые грузинские вина: Атенури и Хидистаури.
   Никогда не приходилось пробовать.
   13 октября.
   С геликоптером все прошло бесследно. Также бесследно закончилось и дело с полетом Титлова на полюс. Насколько можно судить - дело в машине. Нельзя ни писать о "Си-47", ни умолчать об этом. А шуму бы было заграницей!!
   Уже три дня заседаем с собкорами. Выступали все завотделами с докладами. Завтра - будем слушать контрпретензии.
   В понедельник - 15 октября - банкет по поводу награждения "Правды". В гостинице "Москва". Сиротин уже два дня сидит и мозгует - кого приглашать (и одного или с женой), кого нет, нумеровать ли места и пр.
   Сегодня вечером выпал толстый снег. Холодина! Утром было минус 10, сейчас (5 ч. утра) - столько же. Сегодня я дежурил, была горячка, не успел пообедать. Сейчас грею суп, второе. И, конечно, "Синий платочек" -чарку.
   ЦК и Сталин изо всех сил жмут на улучшение бытового положения. По прямому предложению Сталина это - основная деятельность профсоюзов. Он предложил созвать пленум ВЦСПС и сам описал третий вопрос: культурная работа.
   26 октября.
   Мне сорок лет.
   Утром встал, отхлебнул глоток коньяку. Пошел на работу. Ушел из редакции в 11:55. Пришел вечера, выпил коньячку.
   Денег нет, никого не звали. Решили устроить в понедельник, 29-го, прием для родственников.
   28 октября.
   В редакции некоторые перемены. Сиротин, наконец-то, утвержден секретарем редакции. Лешка Сиволобов назначен членом редколлегии и зав. партотделом. Вчера в ВОКСе встретил Ал. Суркова. Он сказал, что назначен редактором "Огонька" (про "Огонек" говорят, что Сталин предложил сделать его отличным журналом, "лучше Лайфа", многокрасочным и 46-тистраничным).
   - А кто будет редактором Литературной газеты вместо тебя?
   - Вернее всего - Кожевников.
   - А у нас - литотделом?
   - Вернее всего - Полевой.
   16 ноября.
   Опять руки не доходили. Вот провели октябрьские дни. Все ждали и гадали - будет ли Сталин к празднику, будет ли делать доклад.
   Иностранная печать просто из себя выходила в догадках. Дня за два мы узнали, что доклад будет делать Молотов.
   Торжественное заседание было в Большой Кремлевском Дворце. Я не был, но ребята рассказывают два интересных момента. Ложа иностранных журналистов полна. Выходит правительство. И сразу ложа пустеет: все ринулись сообщать, что Сталина нет. Второй раз ложа опустела, когда Молотов сказал, что у нас "будет и атомная энергия и многое другое".
   Потом несколько дней иностранная пресса плясала вокруг отсутствия Сталина. Писали, что он инкогнито в Вашингтоне, что в Лондоне, что отсутствие в кремле показывает изменение нашей политики и т.д. Вот турки!
   В начале ноября был у нас доклад Майского о международном положении. Очень откровенный. Говорил, что сейчас такой же период во взаимоотношениях великих держав, как в начале войны: сильные разногласия, взаимное ознакомление, притирка частей, но потом необходимость берет верх. Это может произойти через несколько месяцев, через год, но будет. Мы подождем. Трумэн, Этли - по его словам - мелкие люди, не идущие ни в какое сравнение с Рузвельтом и Черчиллем. Бевин же - просто антисоветская фигура.
   Месяца два назад наш завхоз прислал ко мне врача центральной поликлиники НКПС доктора Ивана Федоровича Спарыкина. Средних лет, седой, очень плотный и очень живой, облик - районного врача. Он в течение семи лет работает над проблемой рака, изобрел жидкость, которая действует на пораженную ткань, но безвредна для здоровой. Вылечил (без ножа!) несколько поверхностных язв. Если дело получится - гигантская проблема решится. Скромен: просит дать ему отделение на 10 коек и виварий на 100 мышей.
   - Почему вы не идете в Онкологический институт?
   - Там сразу найдутся сотни опекунов. Тебе, мол, одному трудно, распределят тему на 100 участков, и от Спарыкина ничего не останется. Дело-то, ведь, большое, всякому хочется рядом встать. А там люди с именами и со званиями. Вот консультанты - пожалуйста, сколько угодно.
   - Хотите, я вас свяжу с Збарским?
   - Боже упаси! Ну поработаем. Выйдет брошюра, авторы - заслуженный деятель науки, Герой Соц. Труда Збарский и никому не известный доктор Спарыкин. И кто - автор?
   Видимо, и в научном мире проблема принудительного соавторства стоит также остро, как в кино.
   О его работах знает Л.М. Каганович - он дважды давал указания двигать. Я звонил нач. мед-сан управления Красной Армии генерал-полковнику Смирнову:
   - Как, Ефим Иванович?
   - Дело интересное. Я его знаю, был у меня. Надо помочь.
   Вчера я свел Спарыкина с Поспеловым Он заинтересовался, тут же позвонил наркому транспорта Ковалеву, попросил вызвать Спарыкина и устроить ему отделение, а мне получил шефство.
   К слову, встретил недавно Неговского. Он сейчас организует лабораторию и станцию при институте Склифасовского. Будет работать из-под крана. Обещал позвать на первую же операцию.
   Позвонил мне на днях Водопьянов.
   - Есть дело. Помнишь, несколько лет назад мы с тобой писали новогоднюю мечту - полет на южный полюс. Так вот, я уж давно думаю об этом. Так все обдумал. И сейчас зову тебя: я обещал, ведь, иметь ввиду при интересном деле. Пусть там одни были на северном, другие на южном, а мы с тобой - и там и здесь. Приедешь говорить?
   В воскресенье 11 ноября я заехал к нему. был еще Орест Минеев - бывший нач. острова Врангель, в последнее время - нач. проводки то в западном секторе Арктики, то на участках.
   Михаил - такой же, как всегда, только располнел, помрачнел, в генеральской форме.
   Дело рисуется так. Выйти отсюда кораблем, дойти до бухты Китовой, где базировался Берд ("Маленькая Америка"). Это - самая близкая доходимая точка до Южного полюса. Находится она приблизительно на 78о - в 1400 км. от полюса. Там устроить базу. Оттуда самолетами дойти до полюса перед началом полярной ночи, оставить там зимовку Минеева, а по окончании вернуться за ним. Тем временем корабль либо уйдет на базу, предположительно в Новой Зеландии, либо обойдет с океанографической экспедицией берега Антарктики, а, м.б., и всю ее.
   - Корабль?
   - Ледокольный пароход "Дежнев", у него запас угля на два месяца.
   - Сколько сил?
   - 2500, - ответил Минеев.
   - Мало, - сказал я.
   - Да. Но зато мореходен, а по дороге - шторма и ураганы. И хорош во льду.
   - Сколько самолетов?
   - Пять двухмоторных. Плюс парочку "У-2", - ответил Водопьянов.
   - Какие двухмоторные?
   - Сам еще не знаю. Хорошо бы "Дугласа", но они - иностранные. Ты не знаешь своих?
   Я сказал ему о новой ильюшинской машине. Он заинтересовался.
   - Поговори с Коккинаки, - попросил он.  - Узнай, можно ли поставить на них 82-ые. И вообще.
   - Лодку берешь? - спросил я.
   - Зачем?
   - Для ледовой разведки.
   - Нет. Я всегда найду льдину, чтобы взлететь на "У-2".
   - Неверно. Может быть битый, но плотный лед. И не взлетишь. А полынью для лодки всегда разыщешь. Ты на ледоколах плавал?
   - Никогда, - ответил он.  - Я летал.
   - А я плавал, - сказал я.  - И всегда видели полыньи. Да вспомни, и на полюсе были. Надо лодку!
   - А какую? - спросил он, сдаваясь.
   - "Ш-2".
   - Да их, поди, ни одной не осталось.
   - Я найду. Или поговорю с Яковлевым, он специально построит. И геликоптер надо.
   - Не нужно этого жука, - запротестовал Михаил.
   - Надо, - настаивал я.
   Так и не договорились об этом. Успеем, доломаю.
   - Сколько человек зимовка? - спросил я у Минеева.
   - Пять.
   - Это я - пятый?
   Он засмеялся.
   - Ишь ты, уже торгуешься за участие.
   - Сколько тебе надо груза доставить на полюс?
   - Семь тонн. Это - жилье, харч, приборы, снаряжение. И запас горючего для самолетов. Думаю иметь там и легкий самолет.
   - Мало. Папанину мы дали 11 с лишним тонн, - припомнил я. - А задачи у него были меньше. И без авиагорючего. Ты подсчитай лучше и с запасом.
   Разговор перешел на требования к самолетам. Михаил считал, что дальность должна быть 14-15 часов.
   - Смотри сам. 1400 км. в один конец. Пусть встречный ветер 100 км, итого - скорость 200. Семь часов, да обратно столько же.
   - Значит, - сказа я, - бензина надо на 20 часов. Поплутал, да подогрев, да может сел где-нибудь.
   - Плутать не будем - радиомаяк, - сказал он упрямо.
   - Ты не будешь, а другой будет. Тут надо весь расчет вести "на дурака", как американцы в ширпотребе. Вот давай прикинем, скажем, головную машину. Экипаж: ты, второй пилот, штурман, два механика обязательно, я, Минеев, да еще кто-нибудь из них, снаряжение, бензин на 20 часов. Ух, большая нагрузка!
   - А ты хочешь на первой? - спросил он Минеева.  - Лазарь-то пойдет со мной, это я знаю. Но первый полет разведочный, тебе, Орест, не обязательно.
   Минеев даже обиделся:
   - Кто капитан, кто летчики, ученые, штурманы, механики? -спросил я.
   Оказывается, об этом еще не думали - "Люди найдутся". Я сказал, что правительство, решая, будет учитывать две вещи: международную обстановку и людей. Тем паче, что проект придется писать мне.
   Договорились, что еще не раз обсудим все, прежде, чем сядем за докладную записку.
   Между прочим, Михаил рассказал мне забавную вещь. Когда он летел на Берлин в 1941 году, на обратном пути его самолет сел у линии фронта. Михаил сказал летевшему с ним Пусэпу и Штепенко, чтобы они имели в виду: его фамилия не Водопьянов, а Бронтман.
   - От этого тебе легче не будет, - засмеялся Пусэп.  - Водопьянова, может, еще пощадят немцы, а Бронтмана наверняка кокнут.
   На следующий день я был у Коккинаки. Рассказал ему весь проект, высказал свое мнение, сказал, что нужен очень авторитетный, властный и знающий начальник ("Шевелев?" - спросил он). Дело Володю очень заинтересовало. Про машину он сказал, что 82-ые уже поставил, но еще не пробовал. Настаивал на необходимости взять с собой лодку и геликоптер.
   - Незаменимая вещь, с борта может взлетать.
   Дальше разговор зашел вообще об авантюрах. Он держится очень насторожено: и хочется и колется. Опять вспомнили Галая.
   - Я не понимаю, - сказал он. - Почему он дал согласие взять тебя. Ты мой друг, но я всегда предпочту иметь 100 км. запаса.
   - Ты чудак, - сказал я.  - Что осталось от твоих полетов? Газетные вырезки, а кто их знает и найдет?
   - Это верно.
   - Кроме того, при современной авиационной технике и равнении на классного летчика - 100 кг. не вещь, пустяк. Полетишь ведь не на РД.
   - Это верно, - сказал он примирительно.
   - Кроме того, мне 40 лет. (тебе 42). Я могу участвовать в авантюрах еще не больше 5 лет (ты - меньше). И я не хочу даром работать на вас.
   - Это верно, - расхохотался он.  - Значит, я должен отныне иметь тебя на борту?
   - Обязательно! Кроме одноместных машин. С дураком я не пойду, а с тобой я пойду. Особенно, если второй будет перегонщик, типа Титлова.
   - Правильно, второй должен быть Титловым, - убежденно сказал он.
   - Вот тебе экипаж: ты, Титлов, штурман Аккуратов или Погосов, механик и я.
   - Зачем механик? - спросил он.  - Механики, знающие ероплан до точки, должны быть на земле. А маршрут?
   - Кругосветка. За 65часов. 5 посадок.
   - Погоди. 25000 км, по пять тысяч за присест. Скорость около 500... Гм.. Так, так... Может и выйти. Трудно. А сколько на земле?
   - На всю землю 15 часов.
   - Трудно... Но, может, можно.
   Видно, что я его разворошил. Уехал в 3 ч. ночи.
   Во время парада на Красной Площади 7 ноября встретил Марка Шевелева. Он очень обрадовался, и обратно пошли вместе. Сейчас он - начальник перегоночной трассы, сидит в Якутске, генерал-лейтенант. Спросил я его о причинах разлада с Головановым.
   - Разные точки зрения на будущее.
   - Кем он начал войну?
   - Подполковником, командиром бомбового полка. Потом сменил Водопьянова на дивизии. Очень умный, волевой, твердый человек.
   - Над чем работаешь?
   - Хочу заняться старыми делами., о которых говорили еще на норд-поле. Помнишь? Межконтинентальные связи. По мелочам не хочу разбрасываться. Заходи, поговорим подробно. У меня - португальский коньяк. А авантюру, столь любимую тобой, и тут найдем.
   В последние дни меня все больше и больше втягивают в избирательную компанию. Ох, тяжело, дело много!
   Вчера написал передовую об изучении боевого опыта Красной Армии.
   25 ноября.
   14 ноября из Москвы на Чукотку вылетел двухмоторный самолет "СССР Н-362" полярной авиации (типа "Си-47"). Летчик Михаил Томилин, штурман Сашка Погосов. Экипаж - 6 человек, на борту -16 пассажиров, в т.ч. 5 женщин и 7-милетний ребенок. Накануне отлета вечером Сашка Погосов был у меня, пошли обедать ко мне, выпили, съели пельмени, договорились, что он будет нам писать.
   Мы дали заметку об отлете.
   15 ноября я получил телеграмму от Сашки из Архангельска (вернее - с борта самолета). "Посадка в Архангельске во столько-то, взлет во столько-то, взлет и посадка ночью".
   Вечером я позвонил зачем-то Новикову (Папанин в отпуске, он его замещает).
   - Вот ты там написал о Томилине, - говорит он, - а мы его сейчас ищем.
   - Как так?!!
   Оказалось, самолет вылетел вечером из Архангельска. В полночь с 14 на 15 должен был придти в Дудинку. Не пришел. В 2 часа с чем-то 15 ноября сообщил, что горючее кончается, идет на вынужденную. Через час сообщил, что сел благополучно. В 7 ч. утра сказал, что бензина нет, харча у пассажиров нет, теплой одежды нет, пассажиры замерзают, координат не знает. Его немедленно начали искать находившиеся на севере Титлов и Андреев. Через день он сообщил свои координаты: получалась южная часть п/о Ямал. Новиков послал туда Крузе, Мазурука, отменив его полет в Берлин. Обшарили все - нету, видимо - координаты липа.
   А Томилин слал все более тревожные телеграммы. Новиков сообщил в правительство. Делом занялся лично Маленков. Предложили ВВС послать 2 машины, ГУГВФ - две, ВМФ - одну, НКВД - две. Послали.
   Пользуясь редкими работами рации Томилина, запеленговали его из Москвы и других мест. Оказалось, что сидит совсем не там, а гораздо южнее, в среднем течении реки Пур. Перенесли поиски туда.
   К тому же в одной из последний радиограмм Томилин сообщил, что кругом лес. Турки, раз лес - так не может быть Ямала! Вышли наземные партии. Самолеты за ночь доскакивали из Москвы в Дудинку и утром начинали шарить.
   Днем 22-го мне позвонил Новиков домой.
   - Приезжай! Нашли! Крузе снял сегодня утром и доставил в Дудинку.
   - Как, все живы?
   - Все живы!
   Приехал. Верно: 22-го в 8:27 утра Крузе их нашел, сел, забрал, привез в Дудинку. Нашли их в км. от устья реки Паселька (приток Таза), в 600 км. от Дудинки на юго-юго-юго запад. Эк, куда занесло! С пеленгацией все совпало.
   Я записал основные данные. Поспелов решил послать на визу Маленкову, поскольку он занимался этим делом. ДО сих пор не вернулось. Сегодня утром мне позвонил Мазурук.
   - Вчера вечером прилетел из Дудинки, руководил всей операцией. Целая эпопея. Обошлось в 2 млн. рублей. Налетали 400 часов. 10 машин искало.
   - Сколько из них налетал Титлов? 100 часов?
   - Правильно, ровно 100. Не человек, а машина!
   - Кстати, а что с машиной?
   - Посадил Томилину штурмана Падалко и отправил дальше на восток. А Погосова привез с собой, разбираться.
   Вчера у нас в клубе было выступление Мессинга - отгадывание мыслей на расстоянии. Мы приехали поздно, в конце первого отделения. На сцене сидело жюри. Аркадий Баратов, Левка Хват, какой-то профессор психологии, и еще несколько человек.
   Мессинг - невысокий, щуплый, с огромной шевелюрой черных завитых волос, очень нервное лицо, узкое, семитского типа, воспаленные глаза, бледная кожа, черный костюм, белая сорочка, бабочка. Говорит по-русски очень плохо, непонятно, обрывисто.
   Техника была такой. Люди писали задание. Их получало жюри, вызывали автора ("индуктора" - как его называл Мессинг). Мессинг брал его левую руку, закрывал своей рукой глаза, напрягался (почти трясся), вдруг нервно захватывал левой рукой индуктора свою правую руку у запястья, говорил "внушите!" (внушайте) и, не отпуская руки индуктора, ведя его за собой, шел выполнять мыленный приказ. По окончании жюри оглашало задание.
   Задания были такие:
   Пойти в 15 ряд амфитеатра, на 16 место и привести оттуда девушку.
   Пойти в 18 ряд амфитеатра, найти под ковром у 17 места записку, принести ее, подчеркнуть там слово "СССР".
   Пойти в такой-то ряд, найти девушку на таком-то месте, взять у нее сумку, достать оттуда блокнот.
   Пойти опять в партер, найти такого-то человека, вынуть у него из кармана очки и одеть их на такого-то. А этот в свою очередь должен был одеть из на третьего. Тут Мессинг запротестовал: "я не могу внушать товарищу, чтобы он одел очки на третьего!" Но задание он, следовательно, мысленно прочел.
   Подойти к человеку у дверей, которого зовут Н.И. (Ник. Иванович директор клуба), снять с него шапку и одеть на такого-то.
   С завязанными глазами проделать такой же номер: пойти, найти там-то человека, найти у него в кармане книжечку, расписаться на такой-то странице.
   В заключение он предложил "сложный" номер. Он попросил у публики футляр от очков. Несколько раз обнюхал его, передал жюри. Потом ушел за кулисы вместе с секретаршей и добровольцами - караульными. Жюри должно было спрятать футляр, а он (на этот раз без руки, без непосредственного соприкосновения с индуктором) брался найти.
   Ушел. Левка взял футляр, прошел в первый ряд, где сидел я, Зина и Аня Мержанова, и спрятал у нас под ковер. Мессинг вернулся. Левка стал рядом, смотря в сторону, чтобы не передать глазами, руки по швам. Тот повел его в партер, прошел мимо нас раз, два. Левка мысленно говорил - "не туда, обратно", "налево". Тот поворачивался. Лицо его было бледно, глаза полузакрыты, он шел пригнувшись, как будто принюхиваясь, дышал прерывисто и часто, как собака, идущая по следу. Время от времени он отрывисто и почти страдальчески кричал Левке: "Внушайте! Внушайте!", "Что же вы не приказываете!"
   Вот он третий раз остановился около нас, резко поднял с места Аню, Зину, секунду поколебался, нагнулся и достал из-под ковра футляр.
   Хват рассказывал мне о нем еще несколько дней назад. Он говорит, что ученые объясняют это какой-то сверхчеловеческой восприимчивостью, необъяснимой при наших современных познаниях. Сам Мессинг - психиатр, много работает над собой, называет эти концерты "научными экспериментами".
   В "Труде" Сысоев предложил ему пойти в кабинет редактора, открыть левый ящик и достать строчкомер. Мессинг пошел, открыл ящик и остановился в нерешительности: он не знал, что такое строчкомер. Сысоев мысленно представил его себе, тогда он взял.