Бронтман Лазарь. Дневники 1932-1947 гг

   Он сказал, что указания по книге Александрова имеют важнейшее теоретическое значение, и более подробно, чем остальные, изложил их, подчеркнув, что ЛИЧНО присутствовал при беседе у Хозяина.
   Важнейший недостаток книги - изложение философских систем оторвано от истории, экономики, политической борьбы того времени. В результате она приобрела характер аполитичный.
   Изложение различных философских систем дается в духе объективного изложения, пересказа. Не показаны их подосновы, классовые основы той или иной системы. В книге не объяснено, например, почему особенного развития достигли философские воззрения в Греции. А дело заключается в том, что в Греции был расцвет культуры, греки много ездили по миру, и к ним много ездили, торговые связи выходили далеко за пределы страны. Здесь имеется некоторая аналогия с эпохой Возрождения в Италии. Греки много видели, сравнивали и делали попытки объяснить явления мира.
   Особенно подробно Хозяин останавливался на критике немецкой идеалистической философии. Главная критика в книге должна была идти с точки зрения направленности всей философии Гегеля, а этого нет. А ведь Гегель был напуган французской революцией и поэтому пытался создать стройную философскую систему, которая оправдывала бы существовавший в Пруссии порядок и тянула назад от идей французской революции.
   Хозяин подчеркнул, что неправильно называть Гегеля просто консерватором. Если правильно оценить тогдашнее положение, что надо сказать, что он тянул человечество назад, все, что угодно - только не идти по стопам французских материалистов, создать систему, которая опрокинула бы идеи французской буржуазной революции.
   Хозяин говорил о значении идеологии марксизма, как символа веры, как жизненной основы нашего мировоззрения, и со всей силой подчеркивал, что Маркс и Энгельс - не догматики, а живые вожди живого учения, и этого никогда нельзя забывать. Правда, Маркс использовал некоторые положения Гегеля, но Гегель писал очень противоречиво, сам себе противоречил, и Маркс воспользовался этими противоречиями.
   Особенно важно не допускать аполитичность в научных статьях. В них должна быть боевая политическая направленность. Важнейшей задачей Хозяин поставил -будить сознание у советских людей, воспитывать любовь к партии, которая бессмертна.
   В заключение беседы Хозяин подчеркнул, что книга интересная, и что никто из философов такой книги не написал, т.е. исправить ее можно. В книге нет боевого политического духа и надо основательно поработать, чтобы переработать ее по-настоящему.
   11 февраля.
   Ну, кажется, в основном закончили избирательную компанию. Я делал номер на 9-ое, 9-го парились с материалом до 8 ч. утра, вчера я сидел до 7. Пора возвращаться в свой отдел, а то там дела совсем развалились.
   Компанию, как будто, провели неплохо. Сегодня у нас крутили кино ("Глинка"), я сидел рядом с Поспеловым, и он выражал мне свое большое удовлетворение.
   Я совершенно измучился за эти три выборных месяца, похудел, щеки впали до языка, нарушился сон - ложусь и ворочаюсь по несколько часов.
   24 февраля.
   Дня три назад был в ВОКСе на очередном приеме. На этот раз - Ливанской и Сирийской делегаций культурных связей с СССР.
   Встретил там Ботвинника - как всегда подтянутого, светского, уверенного, с насмешливым блеском очков, в обычном темно-сером костюме. Он был один, жена танцевала в спектакле, в Большом, он нетвердо назвал постановку.
   Сейчас в Ленинграде идет очередной чемпионат на первенство СССР. Участвуют все крупнейшие шахматисты, кроме Ботвинника. Турнир начался 1 февраля. Так как его отсутствие вызвало большое недоумение, я посоветовал тогда Ботвиннику официально выступить в печати. Он дал нам беседу, в которой сослался на то, что он занялся своей докторской диссертацией о синхронных системах (он - электрик). Попутно он оценивал шансы участников, считал претендентами Кереса, Смыслова, Болеславского, Бронштейна. Беседу мы дали числа 3-го.
   Мы встретились с ним в ВОКСе, в банкетном зале, и разговорились. Принял участие в беседе и комендант Москвы - генерал-майор Козьма Романович Синило в - грузный представительный мужчина, ярый болельщик спорта и - особенно шахмат.
   - Ну как вы оцениваете турнир? - спросил я.
   - Все идет так, как предсказывала "Правда", - улыбнулся Ботвинник.  Впереди Керес, Смыслов и Болеславский, вплотную за ними - Бронштейн.
   - А кто возьмет? - вмешался Синилов.
   - Сейчас Керес оторвался на полочка (это было после 10-го тура - ЛБ). Впереди еще очень много испытаний. Если бы Керес за время с 1940 года играл в крупном чемпионате, он бы несомненно взял первое место. А сейчас может и не вытянуть. Но шансы у него очень значительны.
   - Не хотелось бы видеть его в короне чемпионата, - сказал комендант.
   - Я знаю, что вы имеете в виду, - засмеялся Ботвинник.  - Но не забудьте, что когда Красная Армия приближалась к Эстонии, он был в Норвегии (или в Швеции? - ЛБ), мог там остаться, но вернулся. Он любит своих двух детей, любит свою Эстонию. Правда, он, кажется, предпочел бы, чтобы она не была советской, но это он него не зависело.
   - А как вы считаете шансы Болеславского? - спросил я.
   - Очень высокими. Мы все недооцениваем его. Это очень крупный шахматист. Через десять лет он будет играть еще лучше.
   - Чем объясняется странный миролюбивый старт Бронштейна? -продолжал я пытать.  - Он с маху сделал шесть ничьих.
   - Во-первых, он почему-то решил попробовать себя в позиционной игре, хотя всем ясно, что это - не его стихия. Во-вторых, - тонко заметил иронический собеседник, - он женился. Так что причину надо спросить у Игнатьевой.
   - У кого?
   - У Игнатьевой. Это его жена, шахматистка. Заняла, кажется, четвертое место в женском чемпионате. Она стала играть немного лучше, он немного хуже. Так и должно было получиться, иначе пришлось бы опровергнуть закон сохранения энергии.
   Мы посмеялись.
   - Что слышно с чемпионатом мира? - спросил я.
   - Я махнул на это рукой. Вы помните, при вас же, здесь, в этом зале, осенью, мы бились с Эйве, еле-еле уломали его играть не весь матч в Голландии, а половину в Москве. Эйве знает, что он хорошо играет только в Голландии, кроме того, для него это дело коммерции. Недавно они прислали два приглашения, чтобы официально все закрепить. Ваш милый Романов (председатель комитета по делам физкультуры и спорта)...
   - Последний из династии Романовых? - перебил генерал.
   - ... ответил, что матч должен играться в Москве. А это значит, что он не будет играться тут вообще, и его выиграют без нас. Напрасно думать, что они заинтересованы в нашем участии. Они знают, Что без нас кто-нибудь из троих - Эйве, Файн или Решевский - будет чемпионом мира. А если будут участвовать трое наших - тут всякое может получиться. Но вот пойди, докажи. Я уже всюду писал и махнул рукой. Что мне - больше всех надо, что ли?
   - А если мы сейчас упустим эту возможность?
   - Сейчас мы можем автоматически, по уговору, послать трех: Ботвинника, Кереса и Смыслова. А дальше - надо лезть в угольное ушко. По утвержденным правилам следующий раз можно оспаривать звание чемпиона мира в 1949 году. Но для этого претендент должен занять первое место в международном турнире, затем сыграть в отборочном турнире претендентов, и только тогда допускается.
   - А не чешутся у вас сейчас руки на ленинградский турнир? - спросил я.
   - Очень чешутся, - просто ответил он.
   - Не кажется ли вам, что Смыслов незакономерно проиграл Кересу? спросил генерал.
   - Очень закономерно, - живо ответил Ботвинник.  - Он был убежден, что он черными проиграет, и блестяще реализовал свои убеждения. Я это увидел еще накануне, когда Вася в партии с Левенфишем (кажется -ЛБ) имел лишнюю пешку и хорошую позицию, но не смог ничего сделать. Он уже накануне думал о завтрашней партии с Кересом, считал, что проиграет ее, и поэтому не смог довести и партию с Левенфишем. Это же совершенно ясно. Надо знать Васю. Я, помню, играл с ним одну очень важную для него партию. Долго думал над длинным вариантом, а когда сделал ход, то увидел, что он вторым ходом может опровергнуть все задуманное. Но Вася верил в меня. Он видел, конечно, этот ход, но полагал, что я не мог ошибиться, поэтому не сделал этого хода, пошел так, как я вначале рассчитывал, - и проиграл партию.
   Вскоре меня остановил Романов. Он был навеселе, и весьма сильно, лицо его обрюзгло, но, как обычно, он был очень самоуверенный и чуть снисходительный.
   - Что вы к нам не заходите? - спросил он.
   - А что у вас делать? Рекордов нет, успехов у вас мало. ЦК вас не слушал еще?
   - Нет, и - видимо - не будет. Готовится постановление Совета Министров, материально-техническое. Может, дадите тогда передовую?
   - Ладно, напишу.
   - Остро ставим вопрос о профсоюзных обществах, должно решиться.
   - А как с розыгрышем первенства мира по шахматам?
   - Будем участвовать, - без запинки ответил Романов.  - Они не хотят играть в Москве, а мы настаиваем на своем. Вот в июне будет конгресс ФИДЕ, мы решили войти в эту международную организацию. И тогда внутри ее и решим этот вопрос.
   - А где еще будем участвовать?
   - Да вот скоро должно разыгрываться первенство Европы по боксу. Королев мне житья не дает - устрой ему встречу с Джо Луисом на звание чемпиона мира. Он до известной степени прав. У нас ему драться не с кем. И первенство Европы он сможет выиграть. Вот осенью во время поездки в Чехословакию и Польшу он встретился с четырьмя чемпионами - бывшими чемпионами Европы - и всех нокаутировал в первом же раунде.
   К нам подошел Арам Хачатурян, композитор. Высокий, с гордым красивым лицом, высоким лбом, густыми черными волосами с блестками седины. Отличный черный костюм, три значка - золотом - лауреата Сталинской премии.
   - Наши женщины-артистки только что высказывали зависть с спортсменам, шутливо обратился он ко мне.  - Наша пресса не только пишет только о спортсменах, а не об искусстве, но и беседует только со спортсменами.
   Я сказал ему, что накануне ночью слушал концерт из его произведений для зарубежных радиослушателей.
   - У меня нет приемника, - ответил он, - и я только расстраиваюсь от таких сообщений.
   - Над чем вы работаете?
   - Пишу сейчас торжественную вещь - вроде победы, торжества. Не знаю, что получится, и как ее будут играть. Я там даю очень сложную инструментовку. Даже не знаю, как оркестр справится. Только что приехал из Армении, как там хорошо!
   Мы разговорились о наших армянских друзьях - Вагаршяне, Григоряне, Демирчане. Он сказал, что сейчас на сцене драм. театра поставлена новая хорошая пьеса Демирчана, а Вагаршян там отлично играет сравнительно любопытную роль.
   - Но он же пьет вино вечной молодости, - засмеялся я.
   - Да, из Вагаршапата, древнего города. Знаете, после этих вин - здешнее кахетинское просто безвкусный квас, как "Чижик" после Вагнера, - ответил он.
   Избирательная группа, слава Богу, закончила свою работу, и я вернулся в отдел. Устал предельно. Похудел, осунулся, мучает бессонница. Был у врача вроде, все в норме, надавал всяких пилюль. Надо будет съездить за ними в аптеку.
   20-го открылась Сессия ВС СССР. Выходим на 6 полосах. Сидим до утра. Написал передовую о Дне Красной Армии.
   Позавчера позвонил Кокки. Сказал, что увлекся фотографией, снимает днем и ночью. "Дошла бацилла до печенок". Предложил через недельку смотаться с ним на неделю в Среднюю Азию. Маршрут: Баку - Ашхабад - Самарканд - Хива Бухара - Ташкент - Москва. На "Ил-14", пассажирский, двухмоторный.
   17 марта.
   Что-то забыл даже, что надо записывать.
   Во-первых, 10 марта открылась Московская Сессия Совета Министров иностранных дел. Даем ежедневно по полосе. Пока большой драки не чувствуется.
   Три дня назад выступил президент США Трумэн с пакостной речью. Гольденберг о ней сказал: "Раньше, после такой речи, отзывали посла и объявляли войну". Как мы ответили - пока не ясно. Дали на следующий день передовую в "Известиях", потом - у нас.
   Было 30 лет "Известий". Прошло тихо, несмотря на ожидания известинцев.
   У нас особых новостей нет. Места нам дают с гулькин нос. Вопим, но не помогает. Принято решение ЦК (по инициативе Хозяина) о значительном расширении номенклатуры. У нас раньше утверждались только члены редколлегии. Сейчас будут зав. отделами, первые замы редакторов и замы отв. секретаря. Послали характеристики.
   Подал заявление в Союз Писателей.
   У нас идет сокращение штата. Надо поджать на 60-70 человек. Сократили фотографов Лагранжа и Кунова, лаборантов Шмакова и Шаталову, у меня Джигана, корреспондентов Воронова (Ленинград), Ляхта (Харьков), Власова (Тула), Кучина (Сталинабад), Дубильера (Ижевск), и др., писателей, которые только числились - Брагина, Горбатова, Хубова, Баяджиева, Первомайского и др. Это лишь начало.
   Да, надо записать. 23 февраля был у нас вечер Кр. Армии. Должен был выступать маршал бронетанковых войск Рыбалко. Встретил меня секретарь партбюро Креславский.
   - Пойдем тащить Рыбалко. Не хочет выступать.
   Зашли в кабинет Поспелова. Маршал там. Сидит за столом, рядом Брагин, Яхлаков и член партбюро Рабинович. Поздоровались. Маршал - низкий, толстый, заплывшее квадратное лицо и очень маленькие, но очень умные глаза. Крупные черты лица. Протестует.
   - Нет, не пойду. Я думал, что надо выступать перед работниками типографии и поэтому согласился. А перед работниками редакции -не буду. Обманули (к Рабинович).
   Она извивалась.
   - Нет, не буду. Ну о чем я буду говорить? Моя главная обязанность молчать. Я за это деньги получаю.
   - Вы можете молчать целый год, - сказал я, - но сегодня смеете право на речь.
   - Не буду, - упрямо повторял он. - Не о чем говорить. Ведь эти люди сами доклады делают и статьи пишут.
   - Ну ладно, - сказал Брагин. - Давайте я буду рассказывать о ваших делах, а вы будете меня поправлять. И Бронтман тоже.
   Маршал скосил глаза в мою сторону.
   - Да, - подтвердил я.  - Я расскажу о вашей операции на Переяславском плацдарме, и как вы потом перебросились под Киев - на Вышгород.
   - Уже неправильно, - быстро сказал маршал.  - Я не перебросился, а форсировал Днепр.
   - Ну вот видите, уже у меня ошибка. А я собирался рассказывать так, как писал, - шутливо сказал я.
   - Тогда идемте, - засмеялся Рыбалко, и все пошли в зал.
   20 марта.
   Вчера позвонил мне Георгий Алексеевич Ушаков и сказал, что он едет заместителем начальника экспедиции по наблюдению солнечного затмения в Бразилию. Хотел бы написать нам оттуда пару очерков - надо ли? Я поговорил с Сиволобовым, Викторовым. Надо. Попросил его приехать, поговорить.
   Сегодня он приехал. Потолстел, чудно выглядит. Яша Гольденберг взглянул на него:
   - Да вы настоящий бразилианец!
   Затмение состоится 20 мая. Наблюдать его будут с плоскогорья, отстоящего от Рио-де-Жанейро в 400-500 км. Состав экспедиции 32 человека. Маршрут - поездом до Либавы, там погрузка на пароход и прямиком в Рио. Начальник экспедиции - членкор Академии Наук Михайлов.
   Яша рассказывал о положении в Бразилии, об интересующих нас вопросах, в частности, просил осветить тему о проникновении американского влияния и капитала в Бразилию.
   - Уже могу ответить, - засмеялся Ушаков. - Американцы посылают туда экспедицию из 200 человек. Я убежден, что во всех штатах не наберется столько астрономов. Наверняка 9/10 из них звездочеты в чине майора.
   Посмеялись.
   - А сколько продлится затмение? - спросил я.
   - Полное? Четыре минуты и сколько-то секунд.
   - Сколько продлится экспедиция?
   - Туда месяц, там - полтора, обратно месяц.
   - Недурно, - заметил я.  - Три с половиной месяца для того, чтобы пять минут посмотреть в закопченное стеклышко. Георгий Алексеевич, я тоже хочу получить протуберанец!
   Потом мы сидели у меня и он рассказывал о планах своей тихоокеанской экспедиции. Он мне уже не раз вскользь говорил о ней и раньше. С полгода назад на похоронах Белоусова и он, и Ширшов, и Бочаров усиленно звали меня принять в ней участие. Сегодня он подробно рассказал о ней. Он идет начальником экспедиции, Веня Бочаров - заместителем по научной части. Мы взяли атлас мира и смотрели по нему.
   - Маршрут?
   - Ленинград - Панама. Оттуда - Тихий океан, где и начинается вся колбаса. Делаем несколько разрезов от 5о до Калифорнии - зигзагами. Доходим до меридиана Гавайских островов, оттуда - на Гавайи и на Алеутские острова, затем - длинный разрез от Алеутских островов до кромки Антарктических льдов ( примерно, до 60о Ю.Ш.), затем вверх, снова зигзаги около экватора до Филиппинской впадины.
   - Время?
   - 12-14 месяцев. Это - первый этап. Затем два следующих - это изучение треугольников: Гавайи - Алеуты - Калифорния и Гавайи - Филиппины - Алеуты.
   - Судно?
   - Уже есть. Их трофейных. Чудный корабль, красивый, и капитанская рубка в фальшивой трубе. Сейчас он специально оборудуется и переоборудуется. Водоизмещение около 5 тыс. тонн, грузоподъемность - 2200-2300 тн. Удлиняем надпалубные постройки, ставим стрелы, лебедки и т.д. Будет эхолот, радар и все, что полагается.
   - Как поведет себя на волне?
   - Поезжай, увидишь.
   - Стоянки?
   - Каждый месяц - заход в порт за водой, углем, продуктами.
   - Программа?
   - Полный комплекс. Вся океанология - течения, особенно экваториальное (они, говорят, идут вдоль экватора, слева и справа, мощные, со скоростью до 4 миль, а посередине - в обратную сторону), изучение воды, глубины, грунт, бентос, рыбы, планктон, земной магнетизм и проч.
   - Зачем это нужно?
   - Для развития науки.
   - Ага, сокровищница?
   - Вот именно - наш вклад в нее. До сих пор в таком масштабе никто Тихого океана не изучал. Были частные экспедиции у берегов Японии, Калифорнии, Южной Америки. Но такого комплекса никто не поднимал. Наиболее близкая по масштабу - это русская экспедиция на "Витязе".
   - Состав?
   - 70 ученых и 60 команды.
   - Радисты?
   - Подбирает команду МорФлот.
   - Возьми полярных!
   - Ты прав. Надо будет подумать. Найти Гиршевича и других.
   - Газета будет?
   - Обязательно.
   - Правительство разрешило?
   - Есть постановление Совнаркома за подписью Берия: разрешить тихоокеанскую экспедицию в 1946 году.
   - Стоимость?
   - Шесть миллионов рублей плюс 300 000 долларов.
   - Когда?
   - Думаем в августе-сентябре.
   Я подсказывать ему не форсировать этого дела. Подождать нового урожая. если урожай будет хорошим - разрешат. Если сунется сейчас.... Он согласился.
   - Ну как? - спросил он меня под конец.
   - Занятно.
   - Да, знаешь, на земном шаре осталось только несколько таких маршрутов для настоящих бродя вроде нас, - сказал он убежденно.  - Едем, не пожалеешь!
   Вчера закрыли журнал "Спутник агитатора". Он ухитрился весь последний номер забить официальным материалом, уже давно опубликованным в газетах. Хозяин написал на нем: "Это сборник официальных материалов, а не журнал". Обсудили на оргбюро и закрыли.
   Сегодня шел дождь. Все развезло. А снега - ужас, зима была бесконечно снегопадная. Сугробы всюду до крыш. И дождь!
   21 марта.
   Тихий день. Уже почти неделю отдел не получает ни строчки. Я говорю, что мы превратились в общественную организацию, типа МОПРа или "Друга детей". Все сочувствуют, но места нет. Вся газета занята Советом Министров иностранных дел, откликами на решения Пленума ЦК о сельском хозяйстве. Вчера опубликовали Указ о Героях сельского хозяйства и Указ о награждении орденами передовиков сельского хозяйства. Об орденах дали начало и, по обычаю, сегодня продолжения не дали, думали сойдет. Однако, позвонили из ЦК, сказали, что Указ имеет очень важное значение и предложили напечатать полностью. На завтра даем на 4 колонки на первой полосе.
   Сегодня было заседание редколлегии. Обсуждали планы сельхозотдела, партийного и экономического в связи с решением Пленума. Утвердили.
   Утвердили характеристики на номенклатурных работников для представления в ЦК на утверждение в должностях, в т.ч. и на меня. Назначили Азизяна зам. редактора пропаганды, а Креславского - зам. редактора партотдела.
   На улице - дождь и снежные лужи. Тепло.
   22 марта.
   Сегодня утром позвонил мне домой Водопьянов.
   - Поздравляю!
   - С чем? - недоумевая, спросил я.
   - 10 лет назад я повез тебя на полюс.
   И верно. Я сразу вспомнил. Такое же хмурое, облачное утро. Оттепель. Лужи на аэродроме. Долгий спор - с 6 ч. утра до полудня - на чем вылетать: на лыжах или колесах. Улетели на колесах.
   - Что ты в это время делал? - спросил Михаил.
   - Блевал, - ответил я чистосердечно.
   - Правильно, - подтвердил он, - сейчас 2 часа дня - в это время мы болтались в воздухе. Я хочу написать статью к 21 мая - ко дня посадки на полюс.
   - Хорошо, поговорю. Я - за. Как поживает твой бильярд на даче?
   - У, вспомнил! Давно продал и деньги уже проел. Вот хуже, что наша экспедиция на полюс недоступности лопнула. Надо что-то выдумывать - ты бы посоветовал.
   Я решил позвонить участникам экспедиции и поздравить их. Занятно записать, что делает сейчас, спустя 10 лет каждый из них.
   Позвонил Шмидту. Женский голос попросил позвонить спустя полчаса, т.к. у него сидит врач. Последние два года он был очень болен - обострения туберкулеза, врачи считали его уже приговоренным, тем более, что начался процесс в горле. Но на зло медицине он выжил. Врачи рассказывали мне, что изобретатель стрептомицина американский (он же одесский) химик Ваксман, который прошлой осенью приезжал в СССР по приглашению Академии Наук с докладами, привез О.Ю. в подарок порцию стрептомицина, и она подействовала изумительно. Тем временем Шмидт разработал математическую теорию происхождения вселенной, которая, по словам С.Вавилова, вызвала исключительный резонанс среди ученых мира и получила общее признание в Европе и Америке.
   Через полчаса я позвонил, поздравил. Он был очень тронут.
   - Рад слышать, что вы не забыли меня. Я сегодня уезжаю в Ялту, а то бы обязательно устроил встречу с друзьями. Своего рода маленький старт перед новыми делами.
   - Надолго?
   - До июня. На гнилой период. Сами видите, как все развезло. Врачи меня буквально выгоняют. А потом, когда там начнется жара, вернусь под Москву.
   - Как вы себя чувствуете?
   - Гораздо лучше, чем пару лет назад.
   - Видимо, стрептомицин - чудодейственное средство?
   - Стрептомицин - чудодейственное средство, но не в моем случае. Он мало помогает при хроническом процессе, а замечателен при начинающемся или очень остром развитии. А у меня было основным климатическое лечение, а главное - я ни за что не хотел умирать. Это чрезвычайно важно для легочных больных. Их спасение - в твердой, непреклонной воле к жизни. Даже в самые тяжелые дни я продолжал очень интенсивно свою научную работу. Результаты были отличными и для науки, и для меня. Не забывайте меня, и обязательно увидимся по приезде.
   Позвонил Ширшову. Ныне он - министр Флота СССР.
   - Что? Какой юбилей? А, совсем забыл. Спасибо за память и напоминания. А я совсем запарился с подготовкой к навигации.
   Женя Федоров, начальник Гл.Упр. Гидрометеослужбы при Совете Министров СССР, генерал-лейтенант. Он тоже захлопал сначала ушами.
   - Точно, точно. И погода была такая же - лужи, облачность. Только она была еще ниже и плотнее - я сейчас разбираюсь лучше.
   - Когда выдашь весну.
   - А это тебе не весна? Самая настоящая. Будут, конечно, заморозки, но она началась.
   - Чем ты сейчас занят?
   - Подготовкой к паводку. На юге уже началось. Севернее - мы шлем предсказания, чтобы готовились. Вот сейчас москвичей пугаем. Кое-кого затопим здесь. Паводок будет высокий. Река Москва вскроется между 10-15 апреля, снег в окрестностях сойдет в первой декаде апреля. Ты поинтересуйся, хлопот у москвичей много. Кстати, ты думаешь публиковать статью Острекина о втором Северном магнитном полюсе?
   - Да сейчас места нет, все Совет Министров занял. Устареет.
   - Не устареет. За это время полюс не переместится, хотя, вообще говоря, он не стоит на месте, а все время перемещается по эллипсоиду. Надо, надо дать. Во-первых, это интересно, во-вторых - утвердить приоритет русской науки. (Эту статью Федоров мне и прислал с весьма мотивированной запикой).
   Позвонил Марку Шевелеву. Он сейчас генерал-лейтенант, депутат СССР, зам. нач. Аэрофлота, занимается строительством.
   - Спасибо, Сан-Лазар! Позвони бороде!
   - Чем занимаешься?
   - Да вот выкраиваю, как прокормить рабочих на моих стройках и дотянуть до нового урожая. Самая главная проблема и больше всего сил трачу. Зашел бы на коньяк.
   - Да ты не пьешь!
   - Зато ты пьешь!
   Позвонил Илье Мазуруку. В начале февраля он был у меня в редакции, сидел часа два, рассказывал, как лезут американцы в Арктику, бесился по поводу безрукости ГУСМП, мрачно оценивал нынешнее состояние полярной авиации. Я советовал ему написать в ЦК, но он что-то не шел на это. В связи с уходом Папанина его освободили от обязанностей зам. нач. ГУСМП и члена коллегии и оставили только нач. полярной авиации. Видимо, в связи с этим он, хотя говорил о жажде учиться, хотел уйти в Академию Генштаба. Не в пример многим другим знатным летчикам, в феврале 1946 г. его снова избрали депутатом СССР.
   - Здравствуй, здравствуй, спасибо!
   - Что делаешь?
   - Готовлю людей и машины к глубокой разведке. Крузе уже улетел на восток, скоро пойдут другие.
   - А как с Академией?
   - Лопнуло. Придется на будущий год отложить эту задачу. Ты бы заехал распили бы пол-литра за наши общие дела. А?
   Позвонил Папанину. Он, после снятия из ГУСМП, сначала лечился на юге, потом охотился, затем провел два-три месяца в Москве, перед Новым годом звонил со страшной обидой ("Забыли! Никогда не думал, что ты будешь блядью! Из одной чашки хлебали, один хлеб ели!"). Сейчас уже месяц отдыхает в Барвихе. Он тоже забыл о дате. Очень обрадовался звонку.