– Nomen est omen[3]. Мы скопировали Римскую республику и получили непримиримую вражду патрициев и плебеев. Хотя привилегии патрициев подтверждены их биологическими особенностями, это ничего не меняет. Психологам-реконструкторам этот феномен давно известен.
   – Так в чем же выход? Отказаться от реконструкции? – Старый князь с сомнением покачал головой. – Колония без реконструкции… что это такое? Я был однажды на такой, Сборище бродяг, преступность, жестокость, хаос… Иногда мне кажется, что Звездный экспресс работает за счет несхожести наших цивилизаций. Это та разность потенциалов, которая заставляет наши корабли лететь вперед.
   – Двигаться по кругу, – уточнил Корвин. – Но для работы Звездного экспресса есть вполне научное объяснение, без всякой метафизики.
   – Вы трезво мыслите, Корвин. Даже слишком трезво для аристократа. Я вам завидую, – вздохнул Андрей Константинович.
   – Но если… как вы говорите, реконструкция произведена достаточно точно, – продолжал развивать мысли старого князя Корвин, – тогда озерные города – это аналог крестьянской общины России девятнадцатого века?
   – Никогда над этим не думал… Нет, никогда… – старый князь потер тонкими пальцами виски. – Замкнутое общество, из которого нет выхода… где никто не смеет возвыситься… общее производство, общее существование… Общность территории… Ее неделимость. Вы правы. Как вы это углядели?
   – Взгляд со стороны. И если продолжить аналогию, то придется признать… как это ни прискорбно… признать, что озерные города надо разрушить. Не сами города как физический объект. Их образ жизни. Их модель…
   – Это слишком опасно, – прошептал князь.
   – Почему опасно? – не понял Корвин.
   – Слишком многим будет больно. Имеем мы право причинять боль?
 
   Марк проснулся от тревожного писка приборов: флайер уже подлетал к Вышеграду. Патриций тряхнул головой, приходя в себя. Что же хотел подсказать ему голос предков в этом сне? Многое, очень многое. Каждое слово было ключом, но не понятно пока, от каких дверей. Догадки сменяли одна другую, план уже вырисовывался…
   – Мог еще покемарить, – заметил Кир. – Хоть пару минут. Вижу, парень, ты сильно измотался. Посажу машину на твердь, как на воду.
   Но Корвин решил взять управление на себя. Флайер плавно опустился на площадку ровно в центр светящегося круга. Корвина ждали. Двое. Трибун Флакк и Лери. Марк выпрыгнул из машины и направился к ожидавшим. Ему хотелось бежать, но он сдерживал себя. На душе было муторно. Старец шагал следом, опираясь на толстую суковатую палку.
   – Это Кир, он озерник, – представил Марк своего нового знакомца. – А это мой друг Флакк и моя сестра Лери.
   – Есть место, где приклонить голову? Сейчас идти куда-нибудь или рано, или поздно, – заметил Кир.
   – Мы остановились в гостинице, – сказал Флакк.
   – Не люблю гостиницы. Ну да ладно, бросьте для меня на пол тюфяк, сосну часиков пять-шесть. Но утром непременно пусть подадут молоко и хлеб, – потребовал старец. – Каши не надо. Не люблю кашу. Меня от каши слабит.
   Флакк провел старца в номер Корвина, предоставил в его распоряжение тюфяк и одеяло, после чего лацийцы заперлись в апартаментах Флакка.
   – Что случилось? – спросил Марк.
   – Плохо дело, – ответили в один голос Флакк и Лери.
   – Насколько плохо?
   – С нами поздно вечером связался Гривцов и сообщил, что Друз сделал заявление: он не признает своей вины и отказывается от соглашения адвокатов и следствия…
   – Я этого ожидал, – вздохнул Марк.
   – Ожидал! – передразнила Лери. – Я на экскурсию в тюрьму отправилась, записку передала, умоляла, чтобы он сознался. А он!..
   – Когда суд? – перебил ее Марк.
   – Послезавтра. Агала ничего сделать не смог, – Флакк зло усмехнулся. – Как я понял, китежане все хотят закончить до начала карнавала в Вышеграде. Репортеры галанета уже надели маски. Значит – карнавал скоро. Хотя точно дня еще никто не знает. Когда с колокольни Успенского собора выпустят в небо голубку – тогда все и начнется.
   – На Неронии точно такой же обычай, – сказала Лери. – Говорят.
   Марк несколько минут сидел неподвижно. Думал. Ему не мешали.
   – Что тебе удалось выяснить? – спросил Флакк наконец.
   – Картина преступления ясна: княжна Ксения вместе с братом ее бывшего любовника укокошили Стаса.
   – Ксения убила двоюродного брата?
   – Не сама, конечно… Оказала милость несчастному…
   – Князь Андрей знает о проделках дочурки? – усмехнулась Лери.
   – Похоже, пока нет.
   – Кто сообщник Ксении? – спросил Флакк. – Мы можем его найти?
   – Это Вадим, мещанин из Вышеграда, брат Семена Лосева. Семен погиб во время покушения на кабинет-министра. Где Вадим сейчас, не знаю. Но у меня есть инфокапсула из кабинета старого князя с записью разговора, где открытым текстом говорится, что арест Друза подстроен.
   – Марк, я тебя люблю! – Лери кинулась брату на шею.
   Флакк достал голопроектор, поместил в приемное гнездо прозрачный кокон и лишь потом вставил в капсулу. У Марка противно екнуло сердце.
   «Зачем этот кокон?» – спросил голос и замолк.
   Возник столб серебристого света. И… все… Несколько минут все трое смотрели на этот столб и ждали.
   – Впечатляющая запись, – хмыкнула Лери.
   Флакк протестировал инфокапсулу.
   – Марк, капсула абсолютно чиста, там ничего нет…
   – Не может быть! Я же просмотрел ее, после того как получил. Хотел скопировать, но не успел.
   – В момент просмотра ты ее и стер. Это капсула типа «В». Дешевка. Саморазрушающаяся запись. Марк, ты должен знать такие элементарные вещи! Это же азы! Я не следователь… но любой военный тебе скажет, что капсулу на всякий случай лучше всего вставить в защитный кокон и лишь потом включать. Все записи наблюдения делаются на бэшках. Они стоят кредит за сотню. Через десять стандартных суток от информации не остается и следа.
   Марк готов был провалиться сквозь пол гостиницы. Как он мог не знать таких элементарных вещей? Почему голос предков не подсказал? Отгадка, впрочем, напрашивалась…
   – Когда был изобретен кокон? – спросил Корвин.
   – Семнадцать лет назад.
   – Мой отец не успел сообщить об этом достижении цивилизации. А на Колеснице я не пользовался инфокапсулами. Увы…
   – Значит, у нас по-прежнему ничего нет? – спросила Лери, и голос ее дрогнул.
   – Получается, что нет… Если только я не ошибся. Да, в самом деле, вдруг я ошибся…
   – В чем? Не понимаю, что ты там бормочешь! – взъярилась Лери. – Корвин, ты все провалил!.. По твоей милости Друза убьют! – она была близка к панике.
   – Да, я мог ошибиться… – продолжал бормотать Марк, не обращая внимания на возгласы сестры. – Вдруг Сергий Малугинский в конце концов спасет сына.
   – Ты нашел отца Друза?! – воскликнул Флакк.
   – Да. И даже говорил с ним.
   – Где он? – Флакк, похоже, не верил.
   – На самом верху. Это кабинет-министр Владимил.
   – Вот это да! – ахнула Лери. – Теперь мне ясно, почему на Друза повесили это убийство. Понимаю… – Она повела из стороны в сторону пальцем. Жест то ли деда, то ли прадеда. Кажется прадеда. – Озерники собирались шантажировать кабинет-министра…
   – Именно.
   – Так пусть Владимил поможет сыну! – воскликнул Флакк. – Чего он ждет?!
   – Он так и обещал. Клялся, что всеми силами… Ценой собственной жизни. Но я ему не верю, Флакк. Ни на палец не верю. Мне кажется, он готов пожертвовать сыном… Хладнокровно, расчетливо. И озерники это знают. Тут пока одни загадки! Владимил всеми силами хочет уничтожить озерные города. Кстати, Флакк, ты знаешь, что озерные города – это тюрьмы, одни действующие, другие бывшие, людей отправляют туда на двадцать лет, и все эти годы город находится в автономном режиме. А потом… потом город всплывает, открывается, но на твердь никто не возвращается.
   – Что за глупая выдумка? – У Лери дрогнул голос. Кажется, и она о чем-то таком догадывалась. Подозревала.
   – Это так… – утвердил Марк Корвин.
   – Но если «город», – Флакк даже голосом обозначил кавычки, – открывается… То почему оттуда люди не уходят? Почему никто не бежит из озерных городов?
   – Этого я еще не знаю. И потом, я не уверен, что нам нужно заниматься городами… У нас слишком мало времени.
   Все невольно посмотрели в окно. Уже рассвело. День обещал быть солнечным и по-летнему теплым.
   – Что будем делать? – спросила Лери.
   – Давайте узнаем новости по галанету, – предложил Марк.
   Флакк затребовал последнюю сводку. В комнате появилась голограмма очаровательной девушки с длинной русой косой. Она мило хлопала глазами, пока сообщала последние события:
   – Великий князь собрал экстренное заседание государственного совета и объявил, что подписал указ о ликвидации озерных городов…
   – Подписал смертный приговор Друзу, – уточнил Марк.
   – Сделай что-нибудь! – закричала Лери.
   «Кабинет-министр знает, что озерники готовят для него „седьмое колено“. Шантажисты были уверены, что он уступит, и ждали. Владимил их обманул и нанес молниеносный удар. Ясно, что на сына ему плевать. Но почему он не боится получить „седьмым коленом“ под дых так, что дух вон? Похоже, что он готов поставить на карту все – и жизнь сына, и собственную жизнь», – шептал голос.
   – Неужели никто не поможет? – прошептала Лери и вздрогнула всем телом, услышав вызов экстренной связи. Зуммер прозвучал как ответ на ее вопрос.
   В номере возникла голограмма Гривцова. Он был в мундире – зеленом с золотом, какой-то встрепанный, с красными от бессонницы глазами.
   – Послушайте, знаю, час неурочный. Но, может быть, вы объясните вашему другу, что он сам себя отправляет на эшафот! – почти выкрикнул Гривцов.
   Голограмма изменилась: теперь стала видна вся камера, ее липкий сырой полумрак, тусклый свет лампочки, железная койка и Друз в арестантском исподнем, сидящий на этой койке. Час был ранний, кровать еще не убрали, не пришпилили к стене. Но Друз был чисто выбрит и выглядел куда бодрее, чем следователь.
   – Мою одежду забрали и еще не удосужились вернуть, – сообщил Друз. Никто не имел права думать, что центурион лацийского космофлота может так выглядеть даже в камере.
   – Привет, Лу, – голос девушки предательски дрогнул, она коснулась голограммы, как будто Друз мог почувствовать ее прикосновение!
   – Объясните вашему другу, что единственный шанс сохранить жизнь – это признаться в совершении убийства в состоянии аффекта. А потом собрать доказательства… если уж вы так уверены в невиновности вашего друга, – почти кричал Гривцов.
   – Но ведь и вы уверены, что Друз никого не убивал! – воскликнул Корвин, невольно переходя на повышенные тона.
   – Может быть, так, – согласился Гривцов. – Но все улики против него. Самый снисходительный суд отправит его на плаху. Уговорите его сознаться!
   – Друз, милый, пожалуйста… – взмолилась Лери. – Скажи, что это ты… мы тебя спасем… обещаю… Я тебя спасу. У нас уже есть зацепки. Мы знаем, как все было. Нам нужно только время, чтобы собрать доказательства. Хотя бы несколько дней!
   – Не могу, – покачал головой заключенный.
   – Почему? – Лери изобразила недоумение. Очень хорошо изобразила. Почти натурально.
   – Ты меня разлюбишь.
   – Неправда!
   – Правда, Лери, правда, девочка моя. Ты сама это знаешь.
   Корвин покосился на Флакка. Он был куда старше и Корвина, и Лери, и Друза. Быть может, его авторитет…
   – К сожалению, я не могу никого принуждать сделаться трусом, – покачал головой военный трибун.
   – Я слышал про ваше лацийское упрямство… Но чтобы так! Так! Вам хоть жаль этого парня? – спросил Гривцов. Он едва сдерживал ярость.
   – Андрей Архипович, а вам? – отозвался Флакк. – Вы-то почему так требуете его признания? Хотите отчитаться и закрыть дело?
   – Терпеть не могу проливать кровь. За всю жизнь у меня было всего два смертных приговора. И эти люди мне до сих пор снятся.
   – Андрей Архипович, – вступил в разговор Корвин. – Помните, Друз говорил о колпаке… то есть митре… тюрбане убийцы…
   – О тюрбане?
   – Ну да, он не лгал. Он видел убийцу. В костюме графа Калиостро. И принял его за меня. В то время как я говорил с князем Андреем. Вы понимаете, все это – спектакль!
   – Вряд ли ваши показания перевесят остальные улики. – Гривцов явно колебался.
   – Допросите князя Андрея. Поинтересуйтесь, при каких обстоятельствах мог пропасть его бластер из сейфа. В конце концов, убит племянник Андрея Константиновича. Отправьте кого-нибудь в усадьбу снять показания.
   – Я уже отправил. Вчера. Сегодня этот человек вернется.
   – Что вы еще можете сделать? – спросил Флакк у следователя.
   Гривцов замялся:
   – Не так много… Могу лишь отсрочить суд на трое суток, чтобы провести полную психологическую экспертизу подозреваемого.
   – Трое суток – это не так уж мало! – Корвин подмигнул Друзу. – Для лучшего в мире следователя.
   – Мы спасем тебя, Лу! – крикнула Лери.
   – Прощай, милая, – отозвался Друз глухим голосом.
   Связь прервалась, голограмма исчезла.
   – Трое суток – не так уж плохо, – сказал Флакк. – Если Гривцов не обманет, я сумею подготовить операцию по спасению Друза.
   – То есть…
   – Вместе с когортой космических легионеров вызволю нашего центуриона из лап местного правосудия. Во время Вышеградского карнавала. Все в масках, даже продавцы в лавках и городовые на улицах, скрыться в такой день или такую ночь не составит труда. Карнавал вот-вот начнется – ни осудить, ни тем более казнить нашего друга они не успеют.
   – Твои действия будут квалифицированы как неспровоцированное нападение вооруженных сил Лация на Китеж. – Марк боялся поверить в то, что сказал трибун. – Учитывая современную обстановку, это может привести к военному конфликту! Ты понимаешь? Война Лация и Китежа…
   – Разумеется. Но Лаций не имеет права бросить своего гражданина на произвол судьбы. Даже если гражданин – преступник, и тогда не может. А я убежден в невиновности Друза.
   – Я тоже. Мне необходимо время… Три дня слишком мало. Если бы дней десять. Я уверен, что распутаю этот клубок. Пусть посол подаст протест, заявит, что в следствии должен участвовать не только адвокат с Лация, но и наш следователь.
   – Уже подали.
   – И что?
   – Нам ответили, что следователь уже есть. Это – ты.
   – Заявите, что я не имею полномочий.
   – Уже заявили. Тут же пришел ответ, что ты ввел власти Китежа в заблуждение, утверждая, что можешь участвовать в следствии. Ты был допущен. Нового следователя не будет.
   – Где-то они правы… Ма фуа! Получается, я виноват…
   – Должно вот-вот прийти обращение обоих консулов Лация к Великому князю с просьбой отсрочить дело – ради племянника посол готов на все. Но послание пока не доставили. Возможно, консулам сейчас некогда заняться этим делом. Так что неизвестно, придет ли послание вовремя. У тебя есть план действий?
   – У меня есть несколько сотен инфокапсул, предоставленных кабинет-министром о заговоре Семена Лосева. Если бы я успел их просмотреть… Возможно, нам бы удалось отыскать настоящего убийцу… То есть Вадима. Где он сейчас, нет никаких данных.
   – А эксперты на что? Скачаем информацию и перешлем в наш мозговой центр на Лации. Пусть проанализируют и выявят все связи…
   – Нет, я должен сам… Не знаю точно, что ищу, – перебил трибуна Корвин. – Мне голос подскажет. А у них нет голоса предков. Они будут лишь тупо смотреть картинки. Бесполезная работа.
   – Поставь перед ними задачу, они ее выполнят.
   – Может быть, я могу заняться капсулами? – предложила Лери. – Мой голос похож на твой…
   – Попробуй, – согласился Корвин. – Но за три дня ты мало что успеешь.
   – Все лучше, чем сидеть без дела!
   Вновь раздалось слабое треньканье – кто-то вызывал Флакка по комбраслету. Но голос не раздался – блеснул слабый зеленоватый отблеск и пропал. Тот, кто прислал военному трибуну сообщение, не хотел, чтобы его услышали другие.
   – В чем дело? – поинтересовалась Лери. – Опять угрозы?
   – Местные доброжелатели советуют не наряжаться на карнавал древнеримским центурионом, – скривил губы Флакк. – Опыт Друза повторять ни к чему.
   – Кстати, один вопрос. Насчет Друза. Почему ты называешь его «Лу»? – спросил Корвин у сестры. – Это какое-то прозвище?
   – Почему прозвище? – Лери пожала плечами. – Сокращение от его личного имени Луций…
   – Погоди! Разве он не Марк? Все старшие сыновья в роду Ливиев Друзов носят личное имя «Марк». Его отец звался Марк Ливий Друз…
   На Лации, который так старательно имитировал все римские республиканские традиции, была возрождена и эта, достаточно неудобная, – давать сыновьям определенные имена. Старшему строго одно имя, младшему – другое. Следование этой традиции приводило к изрядной путанице. Старшего сына почти всегда называли так, как звали его отца. Выбор имен был невелик – всего восемнадцать. Так что зачастую на оклик «Марк» десятки мужчин поворачивали головы. Другое дело женщины – они отстояли свое право именоваться произвольно. Аврора, Диана, Эвридика. И только патриции старались следовать древней традиции. Их женщины носили имена, производные от родовых – Эмилия, Валерия… Изредка встречались безликие числительные – Квинты, Кварты, Терции.
   – Он – второй сын в семье. Старший был назван Марком. А наш Друз – Луций. Его брат умер совсем маленьким. Утонул в бассейне.
   – Значит, Луций… – задумчиво повторил Корвин. – Тебе о гибели брата рассказал Друз?
   – Нет, мы никогда с ним не говорили на эту тему… Но, когда мы… ну, когда я поняла, что он мне нравится, я кое-что выжала из отцовской памяти о Лу. В том числе эту историю с братом.
   Сам Марк никогда центуриона личным именем не называл. Ливий Друз – и все. Или просто Друз. Третье имя (cognomen) на Лации употреблялось куда чаще личного. «Марк» в кругу семьи, но для посторонних почти всегда «Корвин». Из воспоминаний отца юный следователь знал, что старшего Друза зовут Марк. И что старшего сына в роду Ливиев непременно назовут «Марком». Корвин спешно достал «трубочку памяти», вышел на балкон и закурил.
   «Личное дело помощника префекта», – отдал себе приказ… С первой затяжкой перед глазами возникла нужная пентаценовая страница. «Марк Ливий Друз, плебей. Жена из плебейского рода Светониев – Эриния. Старший сын Марк утонул в бассейне, младшему – три года… Ливий Друз просит никогда не упомнить о смерти его первенца».
   Марк затушил «трубочку памяти» и вернулся в комнату.
   «Вы – единственный, кто может спасти моего Марка…» – сказал кабинет-министр.
   Что же получается? Кабинет-министр не знал, как зовут его сына? Не знал, разумеется, если…
   – Кабинет-министр солгал! – выдохнул Корвин.
   – Что? – не поняла Лери.
   – Владимил бессовестно врет! Он говорит, что он – Сергий Малугинский и на самом деле – Ливий Друз. Но это вранье. Он не отец нашему Друзу. – Корвин вскочил и принялся расхаживать взад и вперед по комнате. – Понимаете? Он – самозванец! Он присвоил себя имя! Как? Почему? Не знаю… Но он – самозванец.
   – Но ты сам час назад сказал нам, что кабинет-министр… – начал было Флакк.
   – Да, Владимил мне сказал, что он – отец Друза! Но при этом он назвал сына Марком! Марком, а не Луцием! Он солгал! Настоящий отец не мог перепутать имена!
   – Не мог, конечно… – согласилась Лери. – Но зачем кабинет-министру это самозванство?
   – Не знаю. Разве что… Ксения говорила, что Великий князь преклонялся перед Лацием. А этот человек… тот, что вошел к нему в доверие, он мог назваться Ливием Друзом. Настоящий Ливий Друз жил в усадьбе Андрея Константиновича. Самозванец мог его видеть. Владимил так вжился в роль, что изменил свою внешность. Он похож на нашего Друза, клянусь… Но это все уже не так и важно. Потом… потом все разъяснится. А сейчас нам нужно срочно найти настоящего отца Друза.
   – Где найти? – не понял Флакк.
   – Как где?! У озерников. Информация в галанете была правдива – он где-то там, в одном из куполов Светлояра. Укрыт на многие годы. В то время как под его именем действует совсем другой человек. Поэтому кабинет-министр не испугался, что против него могут использовать «седьмое колено». Он, мерзавец, сделал вид, что боится, усыпил бдительность озерников и провел свой проект об уничтожении городов. Озерники придут в ярость, изготовят газ, выпустят его в Блистбурге, но газ не причинит ему вреда… И только Друз заплатит своей жизнью… Вы понимаете?
   – Пока не очень, – признался Флакк.
   – А я улавливаю, – кивнула Лери.
   – Даже если мы найдем настоящего Сергия Малугинского, что тогда? – пожал плечами Флакк. – Что это нам даст?
   – Мы заставим его выступить в галанете, он заявит, что Владимил присвоил его имя, что Друз – его сын, но к зятю Великого князя не имеет никакого отношения, и тогда озерники откажутся от своей подлой мистификации. Смерть Друза им ничего не даст…
   – Что-то очень просто… – пробормотал Флакк. – На словах. А когда дойдет до дела…
   – У тебя есть другой план?
   – Есть. Но он, как ты слышал, – на крайний случай.
   – А как мы попадем к озерникам? – спросила Лери.
   – Я попаду. Ты занимаешься инфокапсулами, Флакк – легионерами. А я сейчас разбужу Кира и отправлюсь на поиски Друза старшего. В конце концов, именно мой отец заслал его на эту планету. Я обязан его найти и вытащить из плена! Это мой долг!
   – Если к старшему Друзу есть доступ… ты же сам сказал, что в первой стадии все озерные города – это тюрьмы, которые закрываются на много лет. Что если отец Друза именно в такой тюрьме? – Флакк явно не разделял оптимизма юного Корвина. – Вспомни: двадцать лет о нем не было никаких известий.
   – Двадцать лет с момента его «ухода» миновали. Несколько недель назад.

Глава IX
Поиски

   Корвин отправился к себе в номер. Старец уже проснулся и теперь завтракал: отламывал от краюхи черного душистого хлеба маленькие кусочки и так же медленно отправлял их в рот, запивая молоком из глиняной кружки. Будто не ел, а священнодействовал. Марк наскоро принял душ, вернулся. Теперь Кир неспешно выбирал крошки из бороды.
   – Проведи меня к озерникам, старец, – попросил Марк.
   Кир хитро прищурился, разглядывая юношу так, будто видел впервые.
   – Ты уверен, пацан, что именно этого хочешь? Трудно всплыть на поверхность, когда ты погрузился на дно.
   – Я сумею.
   Марк вызвал голограмму Друза, несколькими движениями изменил образ друга: увеличил лоб, укоротил нос, добавил небольшие залысины. Волосы осветлил… Ну вот, кажется, у Луция теперь полное сходство с пропавшим отцом.
   – Ты когда-нибудь видел этого человека? – спросил Корвин. – Он появился у озерников двадцать лет назад.
   – Это Отшельник, – сказал без всяких сомнений Кир. – Я видел его. Он живет в третьем куполе уже десять лет. Да, точно, это он.
   – Ты проводишь меня к нему?
   – Зачем? Ты же сказал мне, что раскрыл все тайны.
   – Открытие истины еще не означает торжества справедливости.
   Кир изучающе глядел на Марка. Решал – стоит ли рисковать.
   – Великий князь подписал указ об уничтожении городов. Это последний шанс увидеть главное чудо Китежа! – упрашивал Корвин.
   – Ну что ж, поглядим на главное чудо, – уступил Кир.
 
   В коридоре послышались шаги, следом – звяканье металла.
   «Неужели завтрак? – удивился Друз. – Право же, из-за разницы в планетарных сутках голова идет кругом…»
   Дверь в камеру без предупреждения распахнулась, вошли трое: два здоровяка-охранника и субтильный человек в зеленом балахоне и медицинском прозрачном колпаке. Друз вскочил с кровати, мгновенно ощутив липкий противный запашок страха.
   – В чем дело?
   – Я – врач. Вам необходимо пройти медосмотр, – послышался из-под колпака глухой надтреснутый голос.
   – Никакого медосмотра, – заявил Друз. – Я отказываюсь. Пригласите моего адвоката. На худший случай, можете его осмотреть.
   – Таковы правила, – бубнил человек в колпаке, стараясь при этом не смотреть на арестованного. – Мы должны знать… здоровы ли…
   – Здоров ли? А что, если не здоров, вы меня не убьете? – съязвил Друз.
   Руки медика тем временем ловко распаковывали автоматические шприцы, одни пустые, другие наполненные голубоватой жидкостью.
   – Мне плевать на ваши правила, – заявил Друз. – Спустите мои таблетки в латрины.
   Один из парней попытался ухватить его за руку, но поймал пустоту. Колченогий стул неожиданно боднул охранника в бок, потом парень почему-то очутился на полу, и ножка стула треснула его по ребрам. Второй выхватил парализатор. Но рука с оружием подскочила вверх, а сам он впечатался всем корпусом в стену и медленно стал по стене стекать. Друз опрокинул все пузырьки и составы, принесенные медиком, но до самого эскулапа добраться не успел. Взвыла сирена тревоги. Еще двое ворвались в камеру. Один принялся с ходу стрелять, луч парализатора угодил арестанту в грудь. Лациец всхлипнул, сделал шаг и повалился на лежащего на полу охранника. Арестанта ухватили за руки. Сознания Друз не потерял, но не мог пошевелить ни ногой, ни рукой. Лишь судороги сводили тело.
   – Держите его! – приказал медик. – Я должен взять кровь… Крепче!
   – Он еще дергается, волчара! – прохрипел охранник.
   – Ну, вот и все… Можете отпускать, – удовлетворенно проговорил медик.
   – Что с ним делать?
   – Пусть валяется, – брезгливо буркнул врач. – На холодном полу быстрее придет в себя.