Страница:
Теперь в словах кабинет-министра не было фальши – Корвин ему верил.
– В этом мы схожи, – сказал патриций.
– Несомненно.
– Вы все еще надеетесь, что вам удастся освободить отца и мать?
– Надеюсь. Я уже близок к цели.
– Ну что ж… желаю вам удачи… Сергий Малугинский.
Эпилог
Интермедия
КНИГА II
Глава I
– В этом мы схожи, – сказал патриций.
– Несомненно.
– Вы все еще надеетесь, что вам удастся освободить отца и мать?
– Надеюсь. Я уже близок к цели.
– Ну что ж… желаю вам удачи… Сергий Малугинский.
Эпилог
Проводить лацийцев на космодром прибыл князь Сергей.
– Отец после недавних событий болен, – признался молодой князь. – Сначала гибель Эмми и мое «беспамятство», потом смерть Стаса и бегство Ксении… Все это чересчур для него. Машенька с ним рядом, ни на шаг не отходит.
«Скорее всего, князь Андрей просто не хочет появляться на людях – его честь задета последними событиями, и у прессы могут появиться вопросы. Хотя репортеры галанета здесь не так дерзки, как на Неронии или на Лации», – заметил голос.
«Надоел! – мысленно оборвал его Корвин. – Почему бы не предположить, что старик, в самом деле, болен?!»
– А вы, как я погляжу, больше не боитесь происков неров? – спросил Корвин.
– После вышеградского карнавала мне нечего опасаться. Нерония и Китеж ныне не разлей вода. Китеж отдает прежнему врагу свою островную колонию на Венеции. Нерония в счастье, потому что теперь фактически вся планета каналов – под ее властью. Прошлые ссоры забыты. Похищение анималов – в том числе. Зато отношения с Лацием замерзли окончательно и вряд ли в ближайшие десять лет потеплеют. Надеюсь, у политиков хватит ума не доводить дело до драки.
– Придется извиняться, – заметил Корвин.
– О да, придется, – согласился Сергей. – И чем дольше Китеж будет заглаживать вину, тем сильнее у нас будут ненавидеть лацийцев. Но, несмотря ни на что, я ваш всегдашний друг, Корвин.
– И мой тоже! – вмешался в разговор младший Друз и, крепко ухватив Сергея за локоть, сжал его на римский манер. – Если у вас на корабле будут проблемы с жизнеобеспечением, или гравигенератором, или системами связи, зовите меня, я все починю!
– Буду иметь в виду, – смеясь, пообещал Сергей.
Друз тоже засмеялся: правда, в пленочной маске это было делать не слишком просто. Он все еще носил защиту: хотя власти Китежа заявляли, что геногаз полностью уничтожен, решено было не рисковать и родственникам покойного посла до отлёта с Китежа носить маски.
– Не люблю прощаться, – признался Друз. – Почему-то думаешь: вдруг не доведется свидеться…
– Бросьте в озеро Светлояр монетку – и вернетесь, – посоветовал князь.
– Нет! – затряс головой Друз. – На Китеж больше не хочу. А вот с вами – увидимся! – И центурион заспешил к яхте.
«Клелия» была уже готова к отлету и только поджидала пассажиров. Все торопились. Особенно Флакк.
– Когда вы передадите мне то, что обещали? – спросил Сергей у Корвина.
– Не на Лации. И не на Китеже. Встретимся где-нибудь на станции Звездного экспресса. Но не сразу. Прежде…
– Да, я знаю про похищения детей, – кивнул Сергей. – Найдите этих ублюдков.
– Постараюсь. Кстати, вы не раскроете мне еще одну тайну?
– Смотрю, ваша жажда разгадать все тайны не уменьшается. Напротив – только растет.
– Конечно. Итак… как вы обошли сигнализаторы Друза и проникли ко мне в комнату в ночь карнавала?
– А вы не догадались?
– Нет…
– Потолок. Всегда смотрите на потолок. Там был такой милый светильник. Так вот: часть потолка вместе со светильником опускалась.
– Забавно. Обычно в этом месте устраивают камеры наблюдения. Но вход в спальню на потолке… Это что-то новенькое.
– Не забывайте, как на Китеже обожают розыгрыши.
Марк поднялся на борт «Клелии» последним. Друз уже сидел в кресле. Маска валялась у него на коленях.
– Оставлю на память. Может быть, мне еще придется сюда вернуться… – и шепнул на ухо Марку, когда тот опустился в кресло рядом: – За дядю Лу кабинет-министр мне должен ответить.
– Но не теперь, – заметил Марк. – Дадим ему двадцать лет, чтобы исправить ситуацию.
– Двадцать лет? – возмутился Друз. – А если я не доживу?
– Женишься на моей сестре и сможешь оставить своим детям незавершенные особо важные дела, как это делают все патриции, – сказал Марк. – Мы никогда не торопимся с радикальными решениями. И это хорошо.
«Мой отец тоже дал наварху Корнелию двадцать лет, чтобы осмыслить содеянное, но тот не оценил щедрость Валериев Корвинов», – усмехнулся про себя Марк.
Друз задумался.
– А если мне не дадут патрицианства?
– Луций, ну что ты болтаешь? Дадут непременно. Сейчас для патрициев наступили паршивые времена. Если будешь нам предан, получишь не только титул патриция, но и широкую пурпурную полосу на тогу.
Друз не сразу понял.
– Что? Я стану сенатором?
– Ну да. Как старший патриций в своем роду.
«Чужие несчастья иногда приносят удачу…» – мысленно добавил Марк и покосился на Флакка.
– Пора возвращаться на Лаций, совершенный муж, – сказал Флакк, обращаясь к Корвину так, как положено титуловать префекта.
Отец Марка и дед в свое время слышали подобные обращения сотни, тысячи раз. Но впервые Марка Корвина, бывшего раба, назвали «совершенным мужем». Он почувствовал, как губы сами почти против воли, расползаются в улыбке.
Ма фуа! Но ведь приятно же!
Когда «Клелия» покинула орбиту Китежа, Марк отправился к себе в каюту. Наконец можно как следует отдохнуть. Марк разделся, бросил одежду в приемную капсулу, велел свету погаснуть и плюхнулся в койку. Именно плюхнулся – как в воду. Но угодил не в ласковые объятия адаптивной кровати, а во что-то липкое, склизкое, холодное. Попытался выбраться – куда там! Проклятая слизь держала лучше любого клея. Корвин рвался, барахтался и ощущал, как мерзкая склизкая тварь прилепляется к нему все плотнее. Пахло несвежей рыбой… Кто бы сомневался – дохлая русалка с берегов Дышащего океана именно так должна пахнуть. Марк выругался и велел свету включиться… Лучше бы он этого не делал. Все же левую руку ему удалось выпростать. Стал шарить вокруг… бесполезно. Разве может на корабле что-то лежать просто так, незакрепленное… Однако, если верить рассказу Стаса, то капитан Иртеньев как-то вырвался из этих липких объятий. Но что можно сделать? Рядом никаких инструментов… правда, койка адаптивная, то есть в ней есть управляющий чип, можно койке отдавать приказы. Например, включить подогрев…
– Включить обогрев! – приказал Корвин.
И сразу же ощутил идущее снизу тепло. Слизь сделалась более густой и, кажется, более липкой. Корвин рванулся, с громким чмоканьем оторвались от его груди и рук лохмотья разлагающейся плоти. Корвин скатился на пол. За ним волочились мерзкие жгуты отвердевающей слизи.
Марк выскочил в коридор, грохнул кулаком в дверь сестрички Лери.
– О боги! – с притворным ужасом воскликнула девушка, появляясь на пороге.
Ждала, когда братец явится. Не ложилась.
– Зачем ты это сделала, а? – тон новоявленного префекта был угрожающим. – Что за дурацкая идея воплотить бред несчастного Стаса?
– Ты сам просил меня «перенять» его странный образ мыслей.
– Я просил? – не поверил своим ушам Марк. – Я говорил о понимании… О том, что на Китеже называют словом «принять».
– Марк, патриции Лация не могут ни понять, ни принять чужой мир. Но они могут его запомнить. Навечно.
– Да уж! – Корвин отодрал шматок подсыхающей слизи от груди. – Эту посмертную шуточку Стаса я никогда не забуду.
– Отец после недавних событий болен, – признался молодой князь. – Сначала гибель Эмми и мое «беспамятство», потом смерть Стаса и бегство Ксении… Все это чересчур для него. Машенька с ним рядом, ни на шаг не отходит.
«Скорее всего, князь Андрей просто не хочет появляться на людях – его честь задета последними событиями, и у прессы могут появиться вопросы. Хотя репортеры галанета здесь не так дерзки, как на Неронии или на Лации», – заметил голос.
«Надоел! – мысленно оборвал его Корвин. – Почему бы не предположить, что старик, в самом деле, болен?!»
– А вы, как я погляжу, больше не боитесь происков неров? – спросил Корвин.
– После вышеградского карнавала мне нечего опасаться. Нерония и Китеж ныне не разлей вода. Китеж отдает прежнему врагу свою островную колонию на Венеции. Нерония в счастье, потому что теперь фактически вся планета каналов – под ее властью. Прошлые ссоры забыты. Похищение анималов – в том числе. Зато отношения с Лацием замерзли окончательно и вряд ли в ближайшие десять лет потеплеют. Надеюсь, у политиков хватит ума не доводить дело до драки.
– Придется извиняться, – заметил Корвин.
– О да, придется, – согласился Сергей. – И чем дольше Китеж будет заглаживать вину, тем сильнее у нас будут ненавидеть лацийцев. Но, несмотря ни на что, я ваш всегдашний друг, Корвин.
– И мой тоже! – вмешался в разговор младший Друз и, крепко ухватив Сергея за локоть, сжал его на римский манер. – Если у вас на корабле будут проблемы с жизнеобеспечением, или гравигенератором, или системами связи, зовите меня, я все починю!
– Буду иметь в виду, – смеясь, пообещал Сергей.
Друз тоже засмеялся: правда, в пленочной маске это было делать не слишком просто. Он все еще носил защиту: хотя власти Китежа заявляли, что геногаз полностью уничтожен, решено было не рисковать и родственникам покойного посла до отлёта с Китежа носить маски.
– Не люблю прощаться, – признался Друз. – Почему-то думаешь: вдруг не доведется свидеться…
– Бросьте в озеро Светлояр монетку – и вернетесь, – посоветовал князь.
– Нет! – затряс головой Друз. – На Китеж больше не хочу. А вот с вами – увидимся! – И центурион заспешил к яхте.
«Клелия» была уже готова к отлету и только поджидала пассажиров. Все торопились. Особенно Флакк.
– Когда вы передадите мне то, что обещали? – спросил Сергей у Корвина.
– Не на Лации. И не на Китеже. Встретимся где-нибудь на станции Звездного экспресса. Но не сразу. Прежде…
– Да, я знаю про похищения детей, – кивнул Сергей. – Найдите этих ублюдков.
– Постараюсь. Кстати, вы не раскроете мне еще одну тайну?
– Смотрю, ваша жажда разгадать все тайны не уменьшается. Напротив – только растет.
– Конечно. Итак… как вы обошли сигнализаторы Друза и проникли ко мне в комнату в ночь карнавала?
– А вы не догадались?
– Нет…
– Потолок. Всегда смотрите на потолок. Там был такой милый светильник. Так вот: часть потолка вместе со светильником опускалась.
– Забавно. Обычно в этом месте устраивают камеры наблюдения. Но вход в спальню на потолке… Это что-то новенькое.
– Не забывайте, как на Китеже обожают розыгрыши.
Марк поднялся на борт «Клелии» последним. Друз уже сидел в кресле. Маска валялась у него на коленях.
– Оставлю на память. Может быть, мне еще придется сюда вернуться… – и шепнул на ухо Марку, когда тот опустился в кресло рядом: – За дядю Лу кабинет-министр мне должен ответить.
– Но не теперь, – заметил Марк. – Дадим ему двадцать лет, чтобы исправить ситуацию.
– Двадцать лет? – возмутился Друз. – А если я не доживу?
– Женишься на моей сестре и сможешь оставить своим детям незавершенные особо важные дела, как это делают все патриции, – сказал Марк. – Мы никогда не торопимся с радикальными решениями. И это хорошо.
«Мой отец тоже дал наварху Корнелию двадцать лет, чтобы осмыслить содеянное, но тот не оценил щедрость Валериев Корвинов», – усмехнулся про себя Марк.
Друз задумался.
– А если мне не дадут патрицианства?
– Луций, ну что ты болтаешь? Дадут непременно. Сейчас для патрициев наступили паршивые времена. Если будешь нам предан, получишь не только титул патриция, но и широкую пурпурную полосу на тогу.
Друз не сразу понял.
– Что? Я стану сенатором?
– Ну да. Как старший патриций в своем роду.
«Чужие несчастья иногда приносят удачу…» – мысленно добавил Марк и покосился на Флакка.
– Пора возвращаться на Лаций, совершенный муж, – сказал Флакк, обращаясь к Корвину так, как положено титуловать префекта.
Отец Марка и дед в свое время слышали подобные обращения сотни, тысячи раз. Но впервые Марка Корвина, бывшего раба, назвали «совершенным мужем». Он почувствовал, как губы сами почти против воли, расползаются в улыбке.
Ма фуа! Но ведь приятно же!
Когда «Клелия» покинула орбиту Китежа, Марк отправился к себе в каюту. Наконец можно как следует отдохнуть. Марк разделся, бросил одежду в приемную капсулу, велел свету погаснуть и плюхнулся в койку. Именно плюхнулся – как в воду. Но угодил не в ласковые объятия адаптивной кровати, а во что-то липкое, склизкое, холодное. Попытался выбраться – куда там! Проклятая слизь держала лучше любого клея. Корвин рвался, барахтался и ощущал, как мерзкая склизкая тварь прилепляется к нему все плотнее. Пахло несвежей рыбой… Кто бы сомневался – дохлая русалка с берегов Дышащего океана именно так должна пахнуть. Марк выругался и велел свету включиться… Лучше бы он этого не делал. Все же левую руку ему удалось выпростать. Стал шарить вокруг… бесполезно. Разве может на корабле что-то лежать просто так, незакрепленное… Однако, если верить рассказу Стаса, то капитан Иртеньев как-то вырвался из этих липких объятий. Но что можно сделать? Рядом никаких инструментов… правда, койка адаптивная, то есть в ней есть управляющий чип, можно койке отдавать приказы. Например, включить подогрев…
– Включить обогрев! – приказал Корвин.
И сразу же ощутил идущее снизу тепло. Слизь сделалась более густой и, кажется, более липкой. Корвин рванулся, с громким чмоканьем оторвались от его груди и рук лохмотья разлагающейся плоти. Корвин скатился на пол. За ним волочились мерзкие жгуты отвердевающей слизи.
Марк выскочил в коридор, грохнул кулаком в дверь сестрички Лери.
– О боги! – с притворным ужасом воскликнула девушка, появляясь на пороге.
Ждала, когда братец явится. Не ложилась.
– Зачем ты это сделала, а? – тон новоявленного префекта был угрожающим. – Что за дурацкая идея воплотить бред несчастного Стаса?
– Ты сам просил меня «перенять» его странный образ мыслей.
– Я просил? – не поверил своим ушам Марк. – Я говорил о понимании… О том, что на Китеже называют словом «принять».
– Марк, патриции Лация не могут ни понять, ни принять чужой мир. Но они могут его запомнить. Навечно.
– Да уж! – Корвин отодрал шматок подсыхающей слизи от груди. – Эту посмертную шуточку Стаса я никогда не забуду.
Интермедия
Планета Фатум
Алекс шагал впереди, очень ровно, неторопливо. Луций Флакк выбивался из сил, чтобы за ним поспеть. Ноги вязли в трясине. На каждом башмаке – по три кило липкой грязи. Почему Алекс не проваливается в болото? Этот верзила раза в четыре тяжелее человека. И тащит на плече запасной энергоблок, плюс десинтер и пулемет-пистолет «Сулла».
Луций споткнулся и упал ничком – лицом в лужу, полную ржавой воды. Встать он уже не смог, лишь слегка приподнялся на локтях. Простонал:
– Алекс, привал.
Алекс сделал еще два шага, выбрался на некое подобие горушки и сказал тихим мелодичным голосом, который совершенно не вязался с его громоздкой фигурой:
– Здесь сухо. Ползи сюда.
В этом «ползи» Луцию послышалась насмешка.
Но сил подняться не было, и он в самом деле пополз. В конце концов, кого ему стесняться? Боевого робота модели «Триарий»? Робот он и есть робот… Металлический корпус, позитронные мозги… пластиковые мышцы, способные сокращаться подобно человеческим при прохождении электрического сигнала.
Луций дополз до пригорка и растянулся на жухлой, покрытой ржавым налетом траве. Алекс сидел на камне, угнездив пулемет между круглых металлических коленей. Пальцы, сжимавшие ствол пулемета, напоминали человеческие. Серые тактильные перчатки делали сходство почти карикатурным. Две телекамеры – два мертвых зрачка – смотрели на Луция. Легионер закатал штанину. Нога почти сплошь покрылась черными круглыми язвами. До нарывов было не дотронуться – каждый пульсировал острой болью. Луций и без осмотра знал, что левая нога тоже вся в болячках. Кто делал эти треклятые штаны? Толку от них никакого: болотные пиявки прокусывают толстую ткань так, будто это виссон для женского платья. Хорошо еще, башмаки в самом деле герметичны. А то бы Луций и шагу не смог ступить. Вот Алексу – ему хорошо. Пиявки липнут к его штанам, да что толку – аморфную сталь, из которой сделан корпус «Триария», этим тварям не прокусить.
– Послушай, Алекс, выкинь ты к Орку этот пулемёт и неси меня, – предложил Луций.
– Ты ранен? – спросил робот.
– Я устал.
– Ты можешь идти.
– Не могу, железная сволочь! Не могу! – выкрикнул Луций.
Он вдруг всхлипнул от непереносимой жалости к себе. Как глупо! Подыхать на этой задрипанной, никому не нужной планете, когда тебе девятнадцать… Легионер провел грязной ладонью по лицу, изображая, что стирает слезы. Хотя слез не было – лишь веки невыносимо жгло. Может, этот жест разжалобит Алекса?
– У нас приказ. Мы должны успеть в сектор «пять», – напомнил Алекс. – В заданный сектор мы выйдем через три часа. Сейчас привал. Двадцать минут.
«Приказ»! Ну да, приказ! Только на задание отправлялось две центурии легионеров и столько же боевых «Триариев».
Как все было? Луций помнил смутно, что случилось после того, как их скутер подбили. Машина разломилась надвое, и носовая часть ее врезалась в дерево. Корма отвалилась и плюхнулась в мелкую лужу. Двое ребят погибли. Луций выжил. И его Алекс уцелел. Пока они с роботом хоронились в болотах, спасаясь от шквального огня, потеряли связь с остальными. Вообще операция с самого начала пошла наперекосяк. Планы красиво выглядят в объединенном штабе, когда их демонстрируют голопроекторы. В момент десантирования в двенадцатой капсуле, где находился Луций, отказала половина стабилизаторов. Капсула вращалась как сумасшедшая. В тот момент, когда посудина грохнулась на мелководье лесного озерца, Луций был уверен, что выблевал все внутренности. На карачках он выполз из кабины и кое-как добрался до берега. Лежа на влажном песке, он смотрел, как в сером мутном небе вспыхивают один за другим веселые синие и белые огоньки. Вспыхивают и гаснут. В тот момент до него еще не дошло, что это сгорают посадочные модули XX легиона, «Жаворонки». От них не осталось даже пепла – нечего будет переслать родним. Только в момент высадки лацийцы потеряли двадцать человек и столько же «Триариев».
Робот сидел неподвижно, но при этом его «глаза» обозревали окрестности: в башке «Триария» натыкано восемь телекамер – по две на каждую сторону света. Иногда этих металлических зверюг кличут «восьмиглазник».
– В заданном секторе наверняка никого нет. Погибли или сдались в плен нерам… – пробормотал Луций.
– По последним данным, наша оборона еще держится – отвечал Алекс.
«Последние данные…» – мысленно передразнил Луций. Последние данные – это до начала десантирования. Легионер расстегнул нагрудный карман, достал планшетку. Увеличил масштаб. Ещё… ещё… картинка прыгала перед глазами. Заданная точка была в самом деле рядом. Протяни руку, приложи палец – это на планшетке. А на местности надо только миновать это треклятое болото, полосу редкого леса, а за ней – старое капище, созданное неизвестно кем и когда. За капищем и должен находиться лацийский лагерь. Если он действительно еще держится, то Луцию и Алексу повезёт. Интересно, бывают везучие роботы? Вопрос, разумеется, риторический.
Луций прищурился. Ему казалось, что на фоне низко нависших серых облаков он различает светящуюся паутину силовых линий. Нет, не может быть. Силовой купол установлен лишь над штабом неров – слишком дорогое удовольствие накрывать подобной защитой весь континент. Даже маленький купол сжирает бешеное количество энергии.
Легионеру мало что было известно о задании. Две центурии XX легиона должны были ударить в тыл соединениям Неронии. Десант не велик, но и силы неров не ахти какие. Главное – посеять панику. Отвлекающий маневр. Уж неведомо, кого они там привлекли или отвлекли, но за первые два часа боя одну центурию лацийцы потеряли полностью в проклятых болотах. Что сталось с остальными, Луций не знал. Настоящий удар должен был прийтись с другой стороны. Лагерь возле капища указан как запасной пункт сбора «Жаворонков».
Возможно, «Триарию» известно чуть больше.
Луций отыскал в ржавой траве белый камень. Потом еще один. Похоже, здесь когда-то была постройка, но теперь остались заросшие ржавой травой развалины. Пальцы сами собой стали выкладывать камешки друг подле друга, вот уже можно различить огромное ухо.
Третье имя Луция Валерия – Флакк – означало на латыни «вислоухий».
– Привал закончен! – объявил «Триарий» и поднялся.
Подошел, ногой раскидал камни.
– Зачем? – взъярился Луций. – Это был знак нашим. Если кто идет следом.
– Знак нерам, – сказал «Триарий».
– Что ты мелешь? Как неры догадаются, что огромное ухо означает Флакк? Только наши…
Луций стал судорожно сгребать камни, пытаясь выложить новое ухо. «Триарий» вновь камни раскидал.
– Стальной идиот!
– Нам пора идти, – сказал «Триарий».
Неужели придется уступить – лишь потому, что он из аморфной стали и сильнее.
– Ты должен подчиняться мне! – заявил Луций.
– Еще нет. Идем.
– Я велю тебя демонтировать! Разобрать! Сжечь твой мозг! Ты слышишь?
– Идем, – был все тот же ответ.
Легионер поднялся.
«Чтобы ты сгорел», – пожелал мысленно.
Они успели спуститься с горушки, когда на сигнальном обруче робота тревожно мигнуло красным. Луций рухнул в ржавые заросли хвощей одновременно с Алексом. В воздух поднялось облачко ржавых опор. В носу засвербило. Луций чихнул. Скутер неров неспешно выплыл из-за горушки. Раскраска желто-коричневая, под цвет окружающего пейзажа, на переднем сиденье какой-то низкорослик, а сзади, наоборот, поместился двухметровый дылда. Самоуверенный – сразу видно. Снял бронешлем и развалился в кресле. Дрыхнет. Они везли что-то живое: подле кресла дылды Луций сумел различить шевеление.
– Мой первый. Твой второй, – шепнул Алекс. – Пять секунд…
На комбраслете Луция включился таймер. Пять секунд до выстрела. Он вскинул винтовку. Лазерный прицел красной точкой пометил лоб спящего верзилы.
«Сейчас пискнет, и я выстрелю», – подумал Луций.
Говорят, патриции убивают без труда: у них нет барьера первого убийства. Они помнят всех, на кого подняли руку их деды и прадеды. Первое убийство, совершенное далеким предком, отмечает легионеров-патрициев своим тавром и дает им вечную индульгенцию на чужую жизнь.
Пискнул сигнал, и Луций Флакк нажал на спусковой крючок. Голова верзилы лопнула перезрелой ягодиной клюковца, что покрывает алым ковром здешние болота осенью и весной, выходя из-под снега яркой, налитой, чуточку горьковатой… Клюрож весной пробовал отец Луция, воевавший в этих местах. Он трижды убивал на болотах.
Своего «Триарий» уничтожил без труда. Из пистолета-пулемета расколоть бронешлем – раз плюнуть. Скутер, идущий на автопилоте, продолжал медленно плыть над ржавой водой, огибая заросли древовидных папоротников. Луций выскочил из укрытия, метнулся к скутеру: если они упустят машину, им конец. Алекс (даром что мозги позитронные) сообразил это не хуже легионера, кинулся наперерез летучке. Первым до скутера добежал «Триарий», просунул руку под кожух, ввинтил контактный щуп в панель управления. Скутер дернулся и остановился. Только тут подоспел Луций.
Внутри скутера сиденья и панели забрызгало кровью. Отмывать сиденья в болотной воде было некогда. Впрочем, роботы не брезгливы. Как и патриции. Алекс ухватил первого пилота под мышки (головы у этого парня не было вовсе), вышвырнул из скутера. Луций потянул труп убитого им верзилы. Тот вдруг вскинул руку. Луций схватился за рукоять табельного бластера. Но тут же сообразил, что парень мертв. А рука вскинулась, потому что рванулся вверх кто-то, запаянный в серый мешок, в котором обычно перевозят пленников. Такие мешки обладают антисканирующим покрытием, обнаружить человека внутри почти невозможно. Луций перевел бластер на минимальный режим, вспорол горловину мешка.
Пленник прянул наружу. Грязное лицо. Взлохмаченные волосы. Тощая шея в синяках. Грудь тоже в синяках. Флакк не сразу сообразил, что это женщина. Избитая, в кровоподтеках. Нагая.
– Пленный? С Лация? Какой легион? Когорта?
Зачем ему номер легиона и когорты, легионер не знал. Но таково было правило: первым делом спрашивать именно об этом.
Женщина не отвечала, смотрела на Луция остановившимся взглядом, у нее прыгали губы.
Луций не стал переспрашивать, не стал извлекать пленницу из мешка, дернул в ярости тело верзилы и вырвал наконец из скутера. Сам нырнул на освободившееся место. Сквозь герметичную ткань (вот же скоты-интенданты!) ощутил тепло сиденья. Алекс уже занял место водителя. Правый его манипулятор что-то нащупывал на панели управления, скутер мотало из стороны в сторону.
– Вперед! – приказал легионер своему стальному опекуну.
Если им не помешают, до капища они домчатся за четверть часа.
Алекс еще немного повозился с машиной, потом она плавно заскользила над зарослями оранжевой осоки. Мелькнул осколок темно-коричневой болотной воды, и в глубине, среди спутанных косм травы, Флакк разглядел чье-то тело: раздутое, белое, обнаженное. Мелькнуло и пропало. Вновь зашуршала оранжевая трава под днищем. Где-то вдали, прямо по курсу, застучал пулемет, потом раздался визгливый звук – пронзительный, на грани слышимости, переходящий в ультразвук. Наконец в воздух поднялся султан красного огня.
– Впереди бой. В секторе пять, – уточнил Алекс.
Мог не уточнять: Луций и так понял, что они летят в самое пекло. Но бежать им было некуда. Не возвращаться же назад, в болота.
Луций снял с плеча рюкзак, достал цилиндр с лазерным автономником, положил на колени. Еще один автономник имелся у Алекса. Это – их единственная надежда. Когда начнут прорываться к своим, запустят. Автономный лазерный заряд прожигает лучом практически любую бронетехнику врага. Плавит все. Собственный носитель – тоже.
Скутер вильнул в сторону, и в тот же миг Луций услышал свист. Пуля цвиркнула рядом с ухом. Как Алекс разглядел засаду, легионер не понял.
«Орк… железный парень спас мне жизнь. Недаром легат повторял: „Береги „Триария“, и он прикроет твою задницу“», – подумал Флакк.
Беглецы нырнули в заросли. Хрупкие стволы хвощей хлестали по лицу, их обломки засыпали дождем корпус скутера. Скрываться дальше не было смысла. Луций включил свой комбраслет на максимум.
– Легионер Двадцатого легиона… звездный десант! – выкрикнул Флакк.
И тут они выскочили к капищу.
– Запускай! – крикнул легионер.
Робот первым отправил в полет свой автономник: тот свернул влево, по направлению к зарослям бледно-зеленых папоротников. Луций нажал кнопку и подбросил свой цилиндр. Второй устремился в полет за первым.
Капище приближалось. Мелькнули серые вздыбленные камни, взгроможденные чьими-то воистину титаническими усилиями друг на друга. Вместо того чтобы нырнуть в просвет между камнями, Алекс задрал нос машины, и они перемахнули через глыбы. И тут же будто ухнули в яму: скутеры не рассчитаны на такую высоту полета. Луций обернулся. В клубах дыма, что ветер пригнал с места боя, скрещивались красные лучи. Ага, ловушка… Наверняка, лацийская. Значит, свои… Свои…
И тут скутер треснулся о камни. У Луция все перевернулось внутри. Хорошо, что рот держал закрытым, а то бы язык прикусил.
– Беги! – приказал Алекс. – Я прикрою!
Луций вытряхнул пленницу из мешка, и они побежали. Вернее, бежал Луций и волок за собой девчонку. Алекс топал следом, прикрывая их единственно возможным образом: своим телом из аморфной стали. Отличная броня. Жаль – совершенно для человека неподъемная.
Впереди поднималась стена лацийского лагеря, голубоватая, слабо бликующая в лучах болотного светила. Комбраслет Луция сигналил в автоматическом режиме: передавал идентификационный номер. Один из шлюзов в стене открылся, наружу выпорхнули три железных жука. Луций с трудом сообразил: наземные автономники. «Жуки» резво катились навстречу. Миновали беглецов. Луций оглянулся. В зарослях папоротников поднимались столбы желтого и красного огня.
И тут грохнуло. Флакка ударило в спину и швырнуло вперед. Он повалился на россыпь камней, больно ударился плечом, грудью. Голову защитил бронешлем. Падая, он подмял под себя девчонку. Она взвизгнула, заверещала, попыталась его сбросить. Луций не сразу смог подняться, а когда поднялся, то увидел, что вместо Алекса на камнях дымится груда металла и горелого пластика.
– Скорее! – Человек в форме космического легионера ухватил Луция за руку и потащил за собой к шлюзу. Форма у парня была лацийская.
В следующий миг двери шлюза захлопнулись за Луцием и спасенной пленницей. Они были в лагере, в безопасности. Почти.
Алекс так и остался на камнях.
Луций споткнулся и упал ничком – лицом в лужу, полную ржавой воды. Встать он уже не смог, лишь слегка приподнялся на локтях. Простонал:
– Алекс, привал.
Алекс сделал еще два шага, выбрался на некое подобие горушки и сказал тихим мелодичным голосом, который совершенно не вязался с его громоздкой фигурой:
– Здесь сухо. Ползи сюда.
В этом «ползи» Луцию послышалась насмешка.
Но сил подняться не было, и он в самом деле пополз. В конце концов, кого ему стесняться? Боевого робота модели «Триарий»? Робот он и есть робот… Металлический корпус, позитронные мозги… пластиковые мышцы, способные сокращаться подобно человеческим при прохождении электрического сигнала.
Луций дополз до пригорка и растянулся на жухлой, покрытой ржавым налетом траве. Алекс сидел на камне, угнездив пулемет между круглых металлических коленей. Пальцы, сжимавшие ствол пулемета, напоминали человеческие. Серые тактильные перчатки делали сходство почти карикатурным. Две телекамеры – два мертвых зрачка – смотрели на Луция. Легионер закатал штанину. Нога почти сплошь покрылась черными круглыми язвами. До нарывов было не дотронуться – каждый пульсировал острой болью. Луций и без осмотра знал, что левая нога тоже вся в болячках. Кто делал эти треклятые штаны? Толку от них никакого: болотные пиявки прокусывают толстую ткань так, будто это виссон для женского платья. Хорошо еще, башмаки в самом деле герметичны. А то бы Луций и шагу не смог ступить. Вот Алексу – ему хорошо. Пиявки липнут к его штанам, да что толку – аморфную сталь, из которой сделан корпус «Триария», этим тварям не прокусить.
– Послушай, Алекс, выкинь ты к Орку этот пулемёт и неси меня, – предложил Луций.
– Ты ранен? – спросил робот.
– Я устал.
– Ты можешь идти.
– Не могу, железная сволочь! Не могу! – выкрикнул Луций.
Он вдруг всхлипнул от непереносимой жалости к себе. Как глупо! Подыхать на этой задрипанной, никому не нужной планете, когда тебе девятнадцать… Легионер провел грязной ладонью по лицу, изображая, что стирает слезы. Хотя слез не было – лишь веки невыносимо жгло. Может, этот жест разжалобит Алекса?
– У нас приказ. Мы должны успеть в сектор «пять», – напомнил Алекс. – В заданный сектор мы выйдем через три часа. Сейчас привал. Двадцать минут.
«Приказ»! Ну да, приказ! Только на задание отправлялось две центурии легионеров и столько же боевых «Триариев».
Как все было? Луций помнил смутно, что случилось после того, как их скутер подбили. Машина разломилась надвое, и носовая часть ее врезалась в дерево. Корма отвалилась и плюхнулась в мелкую лужу. Двое ребят погибли. Луций выжил. И его Алекс уцелел. Пока они с роботом хоронились в болотах, спасаясь от шквального огня, потеряли связь с остальными. Вообще операция с самого начала пошла наперекосяк. Планы красиво выглядят в объединенном штабе, когда их демонстрируют голопроекторы. В момент десантирования в двенадцатой капсуле, где находился Луций, отказала половина стабилизаторов. Капсула вращалась как сумасшедшая. В тот момент, когда посудина грохнулась на мелководье лесного озерца, Луций был уверен, что выблевал все внутренности. На карачках он выполз из кабины и кое-как добрался до берега. Лежа на влажном песке, он смотрел, как в сером мутном небе вспыхивают один за другим веселые синие и белые огоньки. Вспыхивают и гаснут. В тот момент до него еще не дошло, что это сгорают посадочные модули XX легиона, «Жаворонки». От них не осталось даже пепла – нечего будет переслать родним. Только в момент высадки лацийцы потеряли двадцать человек и столько же «Триариев».
Робот сидел неподвижно, но при этом его «глаза» обозревали окрестности: в башке «Триария» натыкано восемь телекамер – по две на каждую сторону света. Иногда этих металлических зверюг кличут «восьмиглазник».
– В заданном секторе наверняка никого нет. Погибли или сдались в плен нерам… – пробормотал Луций.
– По последним данным, наша оборона еще держится – отвечал Алекс.
«Последние данные…» – мысленно передразнил Луций. Последние данные – это до начала десантирования. Легионер расстегнул нагрудный карман, достал планшетку. Увеличил масштаб. Ещё… ещё… картинка прыгала перед глазами. Заданная точка была в самом деле рядом. Протяни руку, приложи палец – это на планшетке. А на местности надо только миновать это треклятое болото, полосу редкого леса, а за ней – старое капище, созданное неизвестно кем и когда. За капищем и должен находиться лацийский лагерь. Если он действительно еще держится, то Луцию и Алексу повезёт. Интересно, бывают везучие роботы? Вопрос, разумеется, риторический.
Луций прищурился. Ему казалось, что на фоне низко нависших серых облаков он различает светящуюся паутину силовых линий. Нет, не может быть. Силовой купол установлен лишь над штабом неров – слишком дорогое удовольствие накрывать подобной защитой весь континент. Даже маленький купол сжирает бешеное количество энергии.
Легионеру мало что было известно о задании. Две центурии XX легиона должны были ударить в тыл соединениям Неронии. Десант не велик, но и силы неров не ахти какие. Главное – посеять панику. Отвлекающий маневр. Уж неведомо, кого они там привлекли или отвлекли, но за первые два часа боя одну центурию лацийцы потеряли полностью в проклятых болотах. Что сталось с остальными, Луций не знал. Настоящий удар должен был прийтись с другой стороны. Лагерь возле капища указан как запасной пункт сбора «Жаворонков».
Возможно, «Триарию» известно чуть больше.
Луций отыскал в ржавой траве белый камень. Потом еще один. Похоже, здесь когда-то была постройка, но теперь остались заросшие ржавой травой развалины. Пальцы сами собой стали выкладывать камешки друг подле друга, вот уже можно различить огромное ухо.
Третье имя Луция Валерия – Флакк – означало на латыни «вислоухий».
– Привал закончен! – объявил «Триарий» и поднялся.
Подошел, ногой раскидал камни.
– Зачем? – взъярился Луций. – Это был знак нашим. Если кто идет следом.
– Знак нерам, – сказал «Триарий».
– Что ты мелешь? Как неры догадаются, что огромное ухо означает Флакк? Только наши…
Луций стал судорожно сгребать камни, пытаясь выложить новое ухо. «Триарий» вновь камни раскидал.
– Стальной идиот!
– Нам пора идти, – сказал «Триарий».
Неужели придется уступить – лишь потому, что он из аморфной стали и сильнее.
– Ты должен подчиняться мне! – заявил Луций.
– Еще нет. Идем.
– Я велю тебя демонтировать! Разобрать! Сжечь твой мозг! Ты слышишь?
– Идем, – был все тот же ответ.
Легионер поднялся.
«Чтобы ты сгорел», – пожелал мысленно.
Они успели спуститься с горушки, когда на сигнальном обруче робота тревожно мигнуло красным. Луций рухнул в ржавые заросли хвощей одновременно с Алексом. В воздух поднялось облачко ржавых опор. В носу засвербило. Луций чихнул. Скутер неров неспешно выплыл из-за горушки. Раскраска желто-коричневая, под цвет окружающего пейзажа, на переднем сиденье какой-то низкорослик, а сзади, наоборот, поместился двухметровый дылда. Самоуверенный – сразу видно. Снял бронешлем и развалился в кресле. Дрыхнет. Они везли что-то живое: подле кресла дылды Луций сумел различить шевеление.
– Мой первый. Твой второй, – шепнул Алекс. – Пять секунд…
На комбраслете Луция включился таймер. Пять секунд до выстрела. Он вскинул винтовку. Лазерный прицел красной точкой пометил лоб спящего верзилы.
«Сейчас пискнет, и я выстрелю», – подумал Луций.
Говорят, патриции убивают без труда: у них нет барьера первого убийства. Они помнят всех, на кого подняли руку их деды и прадеды. Первое убийство, совершенное далеким предком, отмечает легионеров-патрициев своим тавром и дает им вечную индульгенцию на чужую жизнь.
Пискнул сигнал, и Луций Флакк нажал на спусковой крючок. Голова верзилы лопнула перезрелой ягодиной клюковца, что покрывает алым ковром здешние болота осенью и весной, выходя из-под снега яркой, налитой, чуточку горьковатой… Клюрож весной пробовал отец Луция, воевавший в этих местах. Он трижды убивал на болотах.
Своего «Триарий» уничтожил без труда. Из пистолета-пулемета расколоть бронешлем – раз плюнуть. Скутер, идущий на автопилоте, продолжал медленно плыть над ржавой водой, огибая заросли древовидных папоротников. Луций выскочил из укрытия, метнулся к скутеру: если они упустят машину, им конец. Алекс (даром что мозги позитронные) сообразил это не хуже легионера, кинулся наперерез летучке. Первым до скутера добежал «Триарий», просунул руку под кожух, ввинтил контактный щуп в панель управления. Скутер дернулся и остановился. Только тут подоспел Луций.
Внутри скутера сиденья и панели забрызгало кровью. Отмывать сиденья в болотной воде было некогда. Впрочем, роботы не брезгливы. Как и патриции. Алекс ухватил первого пилота под мышки (головы у этого парня не было вовсе), вышвырнул из скутера. Луций потянул труп убитого им верзилы. Тот вдруг вскинул руку. Луций схватился за рукоять табельного бластера. Но тут же сообразил, что парень мертв. А рука вскинулась, потому что рванулся вверх кто-то, запаянный в серый мешок, в котором обычно перевозят пленников. Такие мешки обладают антисканирующим покрытием, обнаружить человека внутри почти невозможно. Луций перевел бластер на минимальный режим, вспорол горловину мешка.
Пленник прянул наружу. Грязное лицо. Взлохмаченные волосы. Тощая шея в синяках. Грудь тоже в синяках. Флакк не сразу сообразил, что это женщина. Избитая, в кровоподтеках. Нагая.
– Пленный? С Лация? Какой легион? Когорта?
Зачем ему номер легиона и когорты, легионер не знал. Но таково было правило: первым делом спрашивать именно об этом.
Женщина не отвечала, смотрела на Луция остановившимся взглядом, у нее прыгали губы.
Луций не стал переспрашивать, не стал извлекать пленницу из мешка, дернул в ярости тело верзилы и вырвал наконец из скутера. Сам нырнул на освободившееся место. Сквозь герметичную ткань (вот же скоты-интенданты!) ощутил тепло сиденья. Алекс уже занял место водителя. Правый его манипулятор что-то нащупывал на панели управления, скутер мотало из стороны в сторону.
– Вперед! – приказал легионер своему стальному опекуну.
Если им не помешают, до капища они домчатся за четверть часа.
Алекс еще немного повозился с машиной, потом она плавно заскользила над зарослями оранжевой осоки. Мелькнул осколок темно-коричневой болотной воды, и в глубине, среди спутанных косм травы, Флакк разглядел чье-то тело: раздутое, белое, обнаженное. Мелькнуло и пропало. Вновь зашуршала оранжевая трава под днищем. Где-то вдали, прямо по курсу, застучал пулемет, потом раздался визгливый звук – пронзительный, на грани слышимости, переходящий в ультразвук. Наконец в воздух поднялся султан красного огня.
– Впереди бой. В секторе пять, – уточнил Алекс.
Мог не уточнять: Луций и так понял, что они летят в самое пекло. Но бежать им было некуда. Не возвращаться же назад, в болота.
Луций снял с плеча рюкзак, достал цилиндр с лазерным автономником, положил на колени. Еще один автономник имелся у Алекса. Это – их единственная надежда. Когда начнут прорываться к своим, запустят. Автономный лазерный заряд прожигает лучом практически любую бронетехнику врага. Плавит все. Собственный носитель – тоже.
Скутер вильнул в сторону, и в тот же миг Луций услышал свист. Пуля цвиркнула рядом с ухом. Как Алекс разглядел засаду, легионер не понял.
«Орк… железный парень спас мне жизнь. Недаром легат повторял: „Береги „Триария“, и он прикроет твою задницу“», – подумал Флакк.
Беглецы нырнули в заросли. Хрупкие стволы хвощей хлестали по лицу, их обломки засыпали дождем корпус скутера. Скрываться дальше не было смысла. Луций включил свой комбраслет на максимум.
– Легионер Двадцатого легиона… звездный десант! – выкрикнул Флакк.
И тут они выскочили к капищу.
– Запускай! – крикнул легионер.
Робот первым отправил в полет свой автономник: тот свернул влево, по направлению к зарослям бледно-зеленых папоротников. Луций нажал кнопку и подбросил свой цилиндр. Второй устремился в полет за первым.
Капище приближалось. Мелькнули серые вздыбленные камни, взгроможденные чьими-то воистину титаническими усилиями друг на друга. Вместо того чтобы нырнуть в просвет между камнями, Алекс задрал нос машины, и они перемахнули через глыбы. И тут же будто ухнули в яму: скутеры не рассчитаны на такую высоту полета. Луций обернулся. В клубах дыма, что ветер пригнал с места боя, скрещивались красные лучи. Ага, ловушка… Наверняка, лацийская. Значит, свои… Свои…
И тут скутер треснулся о камни. У Луция все перевернулось внутри. Хорошо, что рот держал закрытым, а то бы язык прикусил.
– Беги! – приказал Алекс. – Я прикрою!
Луций вытряхнул пленницу из мешка, и они побежали. Вернее, бежал Луций и волок за собой девчонку. Алекс топал следом, прикрывая их единственно возможным образом: своим телом из аморфной стали. Отличная броня. Жаль – совершенно для человека неподъемная.
Впереди поднималась стена лацийского лагеря, голубоватая, слабо бликующая в лучах болотного светила. Комбраслет Луция сигналил в автоматическом режиме: передавал идентификационный номер. Один из шлюзов в стене открылся, наружу выпорхнули три железных жука. Луций с трудом сообразил: наземные автономники. «Жуки» резво катились навстречу. Миновали беглецов. Луций оглянулся. В зарослях папоротников поднимались столбы желтого и красного огня.
И тут грохнуло. Флакка ударило в спину и швырнуло вперед. Он повалился на россыпь камней, больно ударился плечом, грудью. Голову защитил бронешлем. Падая, он подмял под себя девчонку. Она взвизгнула, заверещала, попыталась его сбросить. Луций не сразу смог подняться, а когда поднялся, то увидел, что вместо Алекса на камнях дымится груда металла и горелого пластика.
– Скорее! – Человек в форме космического легионера ухватил Луция за руку и потащил за собой к шлюзу. Форма у парня была лацийская.
В следующий миг двери шлюза захлопнулись за Луцием и спасенной пленницей. Они были в лагере, в безопасности. Почти.
Алекс так и остался на камнях.
КНИГА II
СЕЦЕССИЯ
Глава I
Лаций
Они спешили. Но, как ни торопись, пришпорить Звездный экспресс невозможно. Все зависит от массы челнока. По космическим меркам яхта «Клелия» являлась крошкой, и на Лаций она не просто спешила – мчалась… И все же… да, все же, для Флакка время стало тягучим и плотным, почти остановилось, замерло. Секунды – и те ползли со скоростью черепахи. Вязли… в болоте. Он и сам не понимал, почему теперь постоянно вспоминает болота Фатума. Ночью ему снились ржавые пространства мерзкой планеты, хотя патриций редко видит во сне эпизоды собственной жизни. Неужели память предков исчерпалась и не может сообщить военному трибуну ничего нового?..
А Марк… Марк раздумывал над тем, что ждет его на Лации. Дикое преступление, понять которое Корвин пока был не в силах. Похищения детей, Стирание памяти. Убийства. И все это творит плебейская секта, галанет пестрит ее дерзкими заявлениями: «Лаций без патрициев – вот наш девиз!»
Спору нет, патриции и плебеи всегда недолюбливали друг друга: ссоры, конфликты, взаимные обвинения – каждая страница истории Лация переполнена ими. Да, враждовали, сорились, интриговали. Но никогда ни плебеи, ни патриции не позволяли себе переступить определенную грань. Планета едина, Лаций един; друг без друга патриции и плебеи мгновенно проиграют соседним цивилизациям любую войну и любую экономическую гонку. Пусть плебеев оскорбляет превосходство патрициев, но это показное ворчание никого обмануть не может: исключительная память нобилей работает на благо всего Лация, и плебеев в том числе. Есть сферы деятельности (и таких немало), где плебеи доминируют, а патрициям приходится скромно отойти в сторону. Плебеи всюду врываются нахрапом, требуют, претендуют…
Порой кажется, что драки не миновать. Но нет! Любой спорщик может осипнуть от крика, а пролить кровь не осмелится. Еще Древний Рим, как образец, дал Лацию верный путь бескровной борьбы. Удаление. А если по-латыни – secessio. Бросить Город, уйти на Священную гору, оттуда диктовать оставшимся в одиночестве патрициям свои условия. Так поступали когда-то плебеи на Старой Земле, так действовали и нынешние простолюдины Лация. Разумеется, они не выходили из Нового Рима шумной толпой, выкрикивая: «Повелевайте отныне крышами, упрямые нобили!», – но их вожаки, народные трибуны, без труда могли организовать неповиновение плебса: останавливались подвесные дороги, флайеры замирали на стоянках, гасли голограммы и большинство порталов галанета оказывалось недоступным. Обычно спор не длился дольше трех дней. А когда доходило до недели, это грозило катастрофой Лацию. Но каждая сторона всегда держала в уме, что в случае победы противник не должен протянуть ноги. Иначе всем конец. Положить на лопатки одним броском – вот цель любой плебейской сецессии. И тут же протянуть руку, чтобы помочь подняться.
Так было до нынешнего дня. Но теперь кто-то хотел кардинально решить патрицианский вопрос. Без колебаний стал осуществлять свой план. Патриции пребывали в растерянности. Лишить их наследников генетической памяти! Это конец лацийской аристократии! Катастрофа! Только следователь Корвин мог этому помешать.
А Марк… Марк раздумывал над тем, что ждет его на Лации. Дикое преступление, понять которое Корвин пока был не в силах. Похищения детей, Стирание памяти. Убийства. И все это творит плебейская секта, галанет пестрит ее дерзкими заявлениями: «Лаций без патрициев – вот наш девиз!»
Спору нет, патриции и плебеи всегда недолюбливали друг друга: ссоры, конфликты, взаимные обвинения – каждая страница истории Лация переполнена ими. Да, враждовали, сорились, интриговали. Но никогда ни плебеи, ни патриции не позволяли себе переступить определенную грань. Планета едина, Лаций един; друг без друга патриции и плебеи мгновенно проиграют соседним цивилизациям любую войну и любую экономическую гонку. Пусть плебеев оскорбляет превосходство патрициев, но это показное ворчание никого обмануть не может: исключительная память нобилей работает на благо всего Лация, и плебеев в том числе. Есть сферы деятельности (и таких немало), где плебеи доминируют, а патрициям приходится скромно отойти в сторону. Плебеи всюду врываются нахрапом, требуют, претендуют…
Порой кажется, что драки не миновать. Но нет! Любой спорщик может осипнуть от крика, а пролить кровь не осмелится. Еще Древний Рим, как образец, дал Лацию верный путь бескровной борьбы. Удаление. А если по-латыни – secessio. Бросить Город, уйти на Священную гору, оттуда диктовать оставшимся в одиночестве патрициям свои условия. Так поступали когда-то плебеи на Старой Земле, так действовали и нынешние простолюдины Лация. Разумеется, они не выходили из Нового Рима шумной толпой, выкрикивая: «Повелевайте отныне крышами, упрямые нобили!», – но их вожаки, народные трибуны, без труда могли организовать неповиновение плебса: останавливались подвесные дороги, флайеры замирали на стоянках, гасли голограммы и большинство порталов галанета оказывалось недоступным. Обычно спор не длился дольше трех дней. А когда доходило до недели, это грозило катастрофой Лацию. Но каждая сторона всегда держала в уме, что в случае победы противник не должен протянуть ноги. Иначе всем конец. Положить на лопатки одним броском – вот цель любой плебейской сецессии. И тут же протянуть руку, чтобы помочь подняться.
Так было до нынешнего дня. Но теперь кто-то хотел кардинально решить патрицианский вопрос. Без колебаний стал осуществлять свой план. Патриции пребывали в растерянности. Лишить их наследников генетической памяти! Это конец лацийской аристократии! Катастрофа! Только следователь Корвин мог этому помешать.