Буревой Роман. Маска Дантеса

   – Готов! – заорал Друз.
   Но второй раз нажать на разрядник не успел – раздался оглушительный грохот, стекло разлетелось, посыпались куски потолочных панелей, рухнули две колонны, что поддерживали свод в холле. Друза отшвырнуло к стене. К счастью, это была не термограната, а самая обычная, и разорвалась она возле дальней стены. Друза защитила одна из колонн, а так бы его наверняка посекло осколками. К счастью, маска на лице не пропускала не только газ, но и самую обычную пыль, что повисла плотным облаком после взрыва. Друз оттолкнулся от стены, поднялся. Голова шла кругом. Центурион подмигнул уже несуществующей камере и прицелился в тень, что возникла в проеме окна. Но выстрелить не успел: сверху первую тень накрыла вторая, затем обе исчезли.
   Флакк пришел вовремя: он знал свое дело.

Глава XII
Конфликт

   Эксперт распахнул перед Друзом дверь.
   – Прошу. Блок стерилен. В воздухе нет опасных примесей. Защита не нужна.
   Друз снял маску и огляделся. Похоже… да ни на что не похоже. Окон нет, стены гладкие, желтые приборные панели кажутся бессмысленно выпученными глазами. Посреди комнаты стол с бутылкой фалерна, два бокала. Два уродливых неадаптивных стула. Подходящая обстановка для встречи отца и сына, которые не видели друг друга двадцать лет. Впрочем, вряд ли для такой встречи можно подобрать подходящую обстановку.
   Эксперт запер дверь блока, и Друз остался один. Он сел на стул, скрестил руки на груди. Возможно, за ним наблюдают. То есть наверняка наблюдают… Если сказать честно, он не знал, как себя вести. Он только минуту или две назад сообразил, что почти не помнит отца. Не знает ни его характера, ни предпочтений, ни привязанностей. То есть помнит какие-то отдельные встречи, когда отец появлялся дома. Разговоры… но при этом отец почему-то всегда говорил со своим братом, а маленький Лу мешал, его отталкивали, оттесняли, давали понять, что его черед еще не наступил. Ему нужно повзрослеть, поумнеть. А до несмышленыша никому нет дела. У мальчишки возникла уверенность, что отец готовится к важному разговору с ним, что в следующий раз, вернувшись из очередной дальней поездки, он скажет: «Ты уже взрослый, Лу!» И все изменится. Они поедут на Пиренеи кататься на аэролыжах. Или будут в одноместных флайерах гоняться наперегонки… Или залезут в Сивиллины пещеры… Но отец уехал и не вернулся. Прошел месяц. Потом год…
   – Он приедет, – без тени волнения повторяла мать. – Просто дела его задержали. Как всегда.
   Вместо отца приехал дядя, долго беседовал с матерью. Она была так спокойна. Сама безмятежность. Смеялась, шутила… как будто так и надо. Это вполне естественно, что отца нет дома. И снова придется ждать.
   Ждать год, два…
   Дядя забрал мальчика к себе – его мать вновь вышла замуж. У дяди Луция с женой не было своих детей.
   С тех пор прошло столько лет! Достаточно ли поумнел малыш для серьезного разговора?
   Открылась дверь блока, внутрь шагнул человек в маске, постоял, оглядываясь, неспешным движением сдернул защитную пленку с лица.
   Друз не сразу сообразил, что надо встать. Поднялся.
   – Аве… – сказал, как принято на Лации.
   Во всеобщем не было подходящего слова. «Привет» – слишком неуважительно. «Здравствуй» – тяжеловесно.
   – Аве… – отозвался Отшельник. – Так, значит, ты меня все-таки нашел.
   – Это Корвин. Все благодаря ему.
   – Да, Корвин. Один Корвин прислал меня сюда, другой забирает. Патриции… – в голосе Отшельника неожиданно мелькнула неприязнь. Друз смутился. Хотел возразить, но было неловко: отец имел право на такой упрек. Но винил он друзей сына – вот в чем дело, и молодому Друзу было неприятно. – И что же, нам с тобой всю жизнь теперь сидеть в этой коробке? Или ходить в намордниках?
   – Отец!
   – Они записывают наш разговор, ты знаешь?
   – Мне нечего стесняться.
   – Ты часом не сделался патрицием? – Отшельник подозрительно прищурился. – Их желание все время быть на виду меня изумляет.
   – Нет, я не патриций. Но хочу, чтоб мои дети ими стали. Я собираюсь жениться на сестре Корвина Лери. – Друзу было неловко говорить о своих планах отцу, который за свою жизнь ничего не добился. Двадцать лет в тюрьме без приговора…
   – А-а… – понимающе протянул Отшельник.
   – Как ты очутился в озерном городе?
   – Хороший вопрос. Почему ты не спрашиваешь, как я очутился здесь, на Китеже?
   – Корвин рассказал мне…
   – Что он тебе рассказал? – перебил Отшельник.
   – Что тебя послали на Китеж ради твоей безопасности. Это так?
   – Почти… Теперь уже не имеет значения. Я слышал, наварх Корнелий отправлен сенатом в изгнание?
   – Да, ему поручили до конца дней патрулировать пустынный космос.
   – Честно говоря, мне теперь плевать, где находится наварх Корнелий… А моя история проста, мой мальчик. Я прибыл в усадьбу князя Андрея, был встречен любезно… а дальше… дальше…
   Отшельник замолчал.
   – Это длинная история. Но поучительная. Если твои дети станут патрициями, пусть они запомнят историю плебейской глупости. Ах да, я забыл, твою память твои дети-патриции выбросят на помойку.
   – Я постараюсь, чтобы они запомнили, – возразил центурион.
   – Так вот… – начал старший Друз…
 
   – В усадьбе Андрея Константиновича жила младшая сестра князя, только что овдовевшая княгиня Натали с сыном Стасом. Натали было двадцать пять, ее муж погиб на войне. Уж не знаю, любила она убитого или нет… Но страдала от своего вдовства и одиночества. Меня тоже насильно выбросили из прежней жизни, я подозревал, что назад мне дороги не будет. Мы мгновенно сблизились. Через несколько дней стали любовниками. Я был женат… – хочешь напомнить мне. Да, был. Но уже знал, что префект Корвин объявил меня погибшим и дал мне фальшивое имя. Твоя мать получила свободу, ей даже не нужно было ждать положенные три года, чтобы расторгнуть брак после моего исчезновения… Однако это мое фальшивое положение препятствовало моему союзу с Натали. Князь Андрей возражал категорически и спешно подыскивал для сестры новое пристанище. Тогда Натали предложила бежать в озерный город. Уверяла, что там никто не станет чинить препон, примут с восторгом и мы обретем счастье. Просто так в озерный город не попасть, но у нее имелся проводник. Он обязался нас доставить. Вскоре явился Кир… Мы взяли с собой Стаса и отправились на озеро Светлояр. Кир говорил, что нашел для нас свободный город-коммуну, где живут художники и творцы, где все равны и счастливы. Но мы попали в поруб. Пятнадцатый город. До конца жизни я буду ненавидеть это число. Очень скоро мы разобрались, что совершили несусветную глупость. «Назад! Назад!» – требовала Натали. И я был с ней вполне согласен. Но назад пути не было. Нас не выпускали. «Сом», руководивший городом, со своими охранниками распоряжался всем и всеми. Натали «сом» забрал себе. Впрочем, она вскоре ему наскучила, и «сом» отдал мою жену своему подручному клону. Иногда мы с ней встречались. Но могли лишь кивнуть друг другу, перемолвиться парой фраз. Коснуться друг друга руками. Знаешь ли, что такое – бессилие человека перед гипермощью монстра? Я это испытал. Дни и ночи ломал голову, пытаясь найти какой-то выход, способ побега… но нет… ничего не получалось. Ничего… искал среди прочих жителей союзников. Но стоило мне сказать слово против «сома», как меня выдавали на расправу его церберам. Я даже не знаю, любили они «сома» на самом деле или только притворялись и сами верили в свое притворство. Искренни они были только в одном – в своей ненависти к тверди. Озерники всегда плевались, едва слышали это слово. Очень скоро я разучился его произносить. Однако не все обитатели тверди мирились с существованием городов. Я встретил единомышленников… Чувствуешь, как восхитительно звучит это слово… единомышленник! Они были пленниками города, как и я. За несколько лет до моего появления у озерников около сотни молодых ребят, смелых авантюристов, решили взять города штурмом. Пятнадцатый был одной из их целей. Но из штурма ничего не вышло. Практически все атакующие погибли, а нескольких раненых озерники захватили в плен…
   – И твердь не пыталась их вытащить? – перебил отца Друз, пораженный рассказом.
   – Не знаю. Похоже, что нет. С одним из этих несчастных мне довелось сблизиться. Он ненавидел озерников и сами города лютой ненавистью и хотел бежать. Хотел так неистово, что, казалось, ни одна сила на свете его не остановит. Мы стали готовить побег вместе. Я обещал – если только выберусь из проклятого пузыря – вытащу парня с планеты и увезу куда-нибудь, где его никто не найдет. Парочку таких мест я знал. «Не Китеж и не Лаций», – повторяли мы. Это стало нашим девизом. Мы долго готовились… Но побег удался лишь наполовину: убежали мой новый товарищ и мой пасынок Стас. Меня схватили и перевели в другой город. В Третий. Натали погибла.
   – И как ты жил эти десять лет?
   – Вполне прилично. Работал посменно. Разделывал рыбу. Ел, спал… иногда вспоминал Лаций. Но все реже и реже.
 
   Корвин, Флакк и Лери сидели в соседней комнате посольства.
   Марк смотрел на отца и сына. Они сидели и разговаривали. Как два мало знакомых друг другу человека. Немного стеснялись друг друга. Не знали, куда деть руки. Отводили глаза. По сути чужие… А если представить, что есть где-то мир, тайный город, и там отец Марка томится много лет, ожидая освобождения. Но нет… Им не встретиться. Не отыскать волшебный город. Никогда…
   – Теперь все ясно, – Корвин тряхнул головой, отгоняя нелепые мысли. – Или почти все. Этот китежанин, объявленный вне закона, бежал из озерного города. Но на тверди он был в опасности. За нападение на озерный город его ждал суд. И ссылка… назад – к озерникам! С другой стороны, он вытащил из ловушки племянника князя Андрея и мог рассчитывать на помощь аристократа. Он не ошибся – его приняли с распростертыми объятиями. Его подлинное имя давно стало именем преступника. А Сергий Малугинский, уроженец Лация, был ничем не запятнан. К тому же озерники по-прежнему стерегли лацийца. Беглец назвался Сергием Малугинским, и князь Андрей принял его за беглеца с Лация.
   – Но как он стал кабинет-министром? – изумился Флакк.
   – Не знаю точно… но, как я понял со слов Сергея, Лжедруз не сказал князю Андрею, что Натали погибла. Напротив, уверил, что только разрушив озерные города, можно вернуть любимую сестру на твердь. И других тоже спасти. Андрей Константинович помог самозванцу сблизиться с Великим князем. Все остальное было делом техники. Ловко сыграв на преклонении правителя Китежа перед Лацием в те годы, фальшивый Друз сделал головокружительную карьеру. Все сошлось – его одержимость, уверенность в себе, знание обычаев озерных городов и тверди и вдобавок лацийское имя, действовавшее на Великого князя не хуже заклинания. Новый кабинет-министр убедил правителя Китежа уничтожить озерные города.
   – А мне их жаль… – вздохнула Лери. – Они такие красивые… Помните, как мы смотрели на них из флайера? Волшебные замки.
   – Тюрьмы и места ссылок, – уточнил Марк.
   – Увы…
   – Кстати, сестрица, Вадим так и не пойман, – сказал Корвин. – Тебе что-нибудь удалось узнать из капсул?
   – Кое-что. Видишь ли, старший брат Семена Лосева Вадим был сослан в озерный город на три года за… нет, ты только послушай! За попытку силой завладеть одним из куполов. Каким-то образом ему удалось вернуться. Он стал требовать разрушения озерных городов. Его никто не слушал, грозили вновь сослать. И тогда он исчез.
   – Выходит, Вадим ненавидел озерные города? И – похоже – он был когда-то участником атаки Владимила на озерный город.
   – Похоже на то. Теперь Вадим готов уничтожить старого друга ради достижения их прежней цели.
   – Может быть, они заодно? – неуверенно спросила Лери.
   – Не знаю… – Марк пожал плечами. – Что ни говори: чужая реконструкция.

Глава XIII
Вадим

   – Я ваш должник до конца дней… то есть перед Друзом… должник. Его героизм… – У Гривцова перехватило дыхание.
   – Расшаркиваться будем потом, – прервал его Корвин. – Нас ждут.
   Раннее утро, карнавал утих на время, но вокруг тюрьмы все еще кружат человек десять в масках. Запоздавшие весельчаки? Заговорщики? Не поймешь. С Гривцовым и Корвином прибыли двадцать жандармов. Все метра по два ростом. Внушительные ребята.
   Двери тюрьмы распахнулись.
   – Теперь нам надо найти Вадима и его подручных, – говорил Марк, пока офицер с напомаженными волосами вел Гривцова и его спутника по коридору. – У них образец геногаза с кодом Друза. Разумеется, Лаций сумеет защитить центуриона и его отца. Но пока газ не уничтожен, наш друг нигде не может чувствовать себя в безопасности.
   – Мне даны исключительные полномочия для ведения этого дела, – похвастался Гривцов.
   – Почему не сделали этого раньше? Почему?.. – Корвин задохнулся от возмущения.
   – Политики планировали извлечь максимум выгоды, – Гривцов говорил об этом как о само собой разумеющемся. – Теперь же, после убийства посла Китежа и покушения на кабинет-министра, никто не посмеет вступиться за озерные города.
   – Но зато Китеж и Лаций находятся на грани войны, – напомнил Корвин.
   – Надеюсь, мы не переступим грань. – Следователь остановился возле двери в нужную камеру. Деревянная, окованная железом дверь.
   Корвин вошел в камеру первым. Человек в арестантском балахоне, сидевший на неудобном стуле, с трудом поднялся.
   – Петр Христофорович, – обратился к арестанту Гривцов. – У вас есть шанс спастись или хотя бы облегчить свою участь.
   – Разве?.. – криво улыбнулся медик. – Вместо плахи заточение в озерном городе? На пятьдесят лет как государственного преступника?
   – Вам же так нравились озерные города, – не без яду заметил Андрей Архипович.
   – Ладно, выкладывайте, что вам нужно, – перебил следователя арестант. – Я не дурак, чтобы вам верить. Просто мне хочется, чтобы вы быстрее ушли.
   – Назовите имена ваших сообщников. Для начала. – Гривцов улыбнулся.
   – Не забудьте также рассказать, где находятся образец крови Друза и основа для газа, – напомнил Корвин.
   – Всего ничего, – фыркнул заключенный. – А если я откажусь отвечать, вы вколете мне сыворотку памяти?
   – Или проведем допрос под гипнозом, – предложил Гривцов. – У меня особые полномочия. Вашего согласия на такой допрос не требуется.
   – Почему же еще не провели?
   – Лучше, когда человек все делает добровольно.
   – Ну что ж… – Петр Христофорович вздохнул. – Я взял у заключенного Ливия Друза двадцать миллилитров крови. Десять остались в тюремном хранилище, а десять я передал старцу Киру.
   – Почему вы пошли на союз с озерниками? – спросил Гривцов.
   – Причина банальная. Не смотрите так грозно. Банальная ситуация – самая страшная, особенно, когда она безвыходная. Мне заплатили… а я очень нуждался… очень.
   – Вам сохранят жизнь, – пробормотал Гривцов и спешно вышел из камеры.
   – Вы совершили ошибку, Петр Христофорович! – вздохнул Корвин. – Если бы вы сообщили о беззаконии в лацийское посольство, вам бы заплатили куда больше.
   – Иметь дело с лацийцами?! Продать Китеж! – возмутился врач. – Ну уж нет! Лаций обречен!
 
   Гривцов поджидал Корвина в коридоре.
   – Вы знаете, где искать Кира, Антон Архипович? – поинтересовался Марк.
   – Думаю, это несложно, мои люди быстро его найдут. У меня есть десятки способных агентов.
   – Только учтите, что этот ваш Кир одновременно и Вадим Лосев, брат погибшего бомбиста Семена.
   – С чего вы взяли?
   – Несколько фактов сложились… вместе. Первое – в усадьбу к Андрею Константиновичу Семена привел Кир. «Какая между ними связь?» – задал я себе вопрос. Причем связь настолько тесная, что мещанина Семена Лосева пригласили пожить в усадьбе. Между тем Кир был в дружбе с хозяевами, и в дружбе близкой… Андрей Константинович не знал, какую роль сыграл старец в несчастной судьбе его сестры. Второе… Княжна Ксения сказала, что Вадим приходит и исчезает когда хочет. Точно так же себя вел Кир. И третье. Зачем Кир сманил сестру князя Андрея к озерникам? Очень просто. Чтобы твердь ополчилась на озерные города. Он все делал для этого. Он и кабинет-министра был готов убить ради этого. Озерники думали, что шантажируют Владимила, а Кир тем временем оттачивал оружие против них.
   – Как вы догадались? – изумился Гривцов. – Ведь Китеж – совершенно другая реконструкция.
   – Но все мы люди, – засмеялся Корвин. – Когда происходит крупное политическое убийство или теракт с сотнями жертв, властители первым делом думают, как использовать трагедию для достижения своих целей, срастить чужое несчастье со своими давними планами и планчиками. Лишь в последнюю очередь они задают себе вопрос: почему это произошло… И как помочь пострадавшим. Увы… Увы… Увы…
 
   Старца Кира арестовали через три часа. Он даже не пытался скрыться. Возможно, надеялся, что под маской старца никто не опознает убийцу. Маску сдернули. Лицо почти не отличалось от маски. Разве что кожа ноздреватая, рыхлая, да волосы свалялись. Когда-то, во время разговора с отцом нынешнего Марка Корвина, старец Кир, тогда еще молодой человек, для конспирации явился в маске. В маске он явился и перед Друзом, разыгрывая Марка Корвина в костюме Калиостро. Быть может, Кир, как юная Мария, страдал карнавальным синдромом. Но только подлинной его маской была маска Дантеса. Кир играл на человеческих страстях, причем страстях отнюдь не низменных, заставляя любовь и чувство чести служить подлости. Заставляя убивать.
 
   А еще через час Флакк вручил Корвину послание, прибывшее по экпресс-почте, в котором говорилось, что сенат назначает Марка Валерия Корвина-младшего префектом по особо важным делам.
   – Не может быть! Неужели они так быстро оценили мои заслуги! – воскликнул Корвин, рассматривая объемную бумагу с золотой голограммой орла наверху. – Ведь отчет о деле Друза еще даже не отослан…
   – Никто ничего не оценивал, – мрачно изрек Флакк. – Ты срочно понадобился сенату, только и всего.
   – Вот как? И по какому делу я так нужен? – Корвин уселся в кресло, закинул ногу на ногу. Он чувствовал себя хозяином положения.
   – На Лации тайная плебейская секта похищает детей патрициев. Исчезли племянник сенатора Фабия и сын Луция Манлия Торквата. И еще десятки детей. Двоих вернули, но… их генетическая память уничтожена. Они сделались плебеями. Найти тех, кто это творит, пока не могут. Если так будет продолжаться, на Лации не останется патрициев.
   – Ма фуа! – только и смог выдохнуть Корвин. Весь его кураж тут же испарился. Он выпрямился в кресле и жалобно поглядел на трибуна. – Надеюсь, твой сын…
   – Моего Луция охраняют. Но мой младший брат Гай, тот, о котором я тебе говорил, плебей, арестован. Его считают одним из главарей секты.
   Корвин стиснул зубы. И так сидел несколько секунд, с нелепой гримасой на лице, перебарывая невыносимую боль.
   – Так вот почему тебя отстранили… – сказал он наконец.
   – Да, поэтому. Но теперь мне дали новое поручение. Я должен лично сопровождать тебя на Лаций.
   – Да, я понял, что нужен родной планете. Когда мы возвращаемся?
   – Немедленно. Еще вопросы есть?
   – Конечно. Ты говорил, что твой брат возглавляет радикальную партию. Что же, получается, эта партия превратилась в секту?
   Флакк отрицательно покачал головой:
   – Нет, все не так. Сенат полагает, что легальная партия служила лишь прикрытием, отвлекающей внимание маской. А секта тем временем готовилась действовать.
   – Погоди! Сенат полагает… а ты сам? Веришь в виновность брата?
   – Я не имею права влиять на тебя, Марк… – холодно отвечал трибун.
   – При чем здесь влияние? Ты лучше всех знаешь своего брата. Подумай и ответь беспристрастно, ты думаешь – он действительно стоит во главе секты?
   – Во главе? Нет. Но он может быть причастен… ты же знаешь, как далеко в сторону Тартара уводит ненависть.
 
   Марк не успел закончить разговор с Флакком, как ему сообщили, что прибыл кабинет-министр и попросил о личной встрече с Корвином.
   Встреча происходила в автономной капсуле, где их никто не мог подслушать. Марк хотел сначала отказаться от разговора с Владимилом, но потом передумал.
   – Итак, вы догадались… – Кабинет-министр смотрел с горькой усмешкой на следователя. – Впрочем, могли и не догадываться сами. Раз этот человек вернулся из озерного города, вам стало ясно, что я – самозванец. – Владимил не называл Друза-старшего по имени. Избегал… Опасался… Стыдился… Можно было предположить и первое, и второе, и третье.
   – Чего вы хотите? – Будь Корвин всего лишь мальчишкой, он бы выставил этого человека за дверь.
   Но опыт патрициев, их мудрость, их ответственность не позволили произнести все те слова, что вертелись на кончике языка. И он не назвал самозванство Владимила подлостью. Он не может разоблачить Владимила. Этим он унизит не только кабинет-министра, но весь Китеж.
   – Прежде всего, избежать войны между Лацием и Китежем.
   – Похвально. Я полностью за.
   – Не я планировал убийство посла…
   – Но вы его допустили! – тут Корвин осмелился перебить Владимила. – Вы знали, что «седьмое колено» для вас не представляет опасности. И что оно убьет посла…
   – Я не предполагал…
   – Предполагали! Вы знали, что газ смертельно опасен для любого из Друзов! – Корвин старался не повышать голос. – Убийство посла Китежа давало отличный повод свалить на озерников чудовищное преступление и уничтожить озерные города. Разумеется, в том случае, если не будет войны. Озерные города – ваша искупительная жертва. И вы с удовольствием преподнесете ее Лацию.
   – Такова политика. Разногласия Лация и Китежа вскоре останутся в прошлом. Мы вновь станем союзниками. Зато Китеж избавится от озерников, от этой тяжкой ноши, груза, что тянет его на дно.
   – Лаций все равно обречен в душах китежан. Их любовь кончилась. Кого теперь они выберут в союзники? Неронию? Колесницу?
   – Это ненадолго. Лаций в сердце Китежа незаменим.
   – Кто еще знает о вашем подлинном происхождении? – спросил Корвин после долгой паузы.
   – Никто. Кроме вас и ваших друзей…
   – А князь Андрей?
   – Нет. Только не он. Андрей Константинович никогда бы не представил Великому князю самозванца, тем более преступника, изменника. К нему в дом я пришел под фальшивым именем. Пластическая операция уже полностью изменила мое лицо, на десять прошедших у озерников лет нетрудно списать все остальное несходство. В Пятнадцатом городе я много времени общался с Отшельником и невольно приобрел его манеры, его интонации, его акцент… я даже выучил латынь.
   – Кто вам помогал измениться?
   – Тех людей уже нет в живых. Так не все ли равно? Мои друзья… они у меня были.
   – А покойный Стас? Он вас не выдал?
   – Он был в то время совершенно невменяем. Чтобы его привести в более или менее нормальное состояние, мальчишке практически полностью стерли память. То, что было у озерников, он не помнил. Вообще. Но одно упоминание о них приводило его в ярость.
   – Подождите. Почему Князь Андрей говорил, что отец Друза у озерников?
   – Так было оговорено заранее. Для Лация Друз-старший умер. Кроме того, родная планета грозила ему гибелью. Князь Андрей обещал охранять друга вашего отца, Корвин, он сдержал слово. Он считал, что я – Друз, но это скрывал и говорил, что лацийский беглец по-прежнему у озерников.
   – Ложь порождает ложь и превращается в правду. Запутаться нетрудно. Как вы теперь объясните князю Андрею, что настоящий отец Друза отыскался у озерников?
   – Придумаю что-нибудь… Что Лаций потребует от Китежа – мы все исполним… Любые отступные… деньги… почести? Имение на берегу Светлояра – ваш друг примет такой подарок?
   – Вы хотели его убить, отравили дядю, держали в плену отца… Вряд ли Китеж станет для Луция Ливия Друза родной планетой.
   – Луций? – переспросил кабинет-министр.
   – Это для вас новость? Мой друг – младший сын в семье…
   – О черт… Так вот на чем вы меня подловили!
   – Чужая реконструкция – всегда потемки… А Лаций умасливать… Эти вопросы не ко мне. К военному атташе обращайтесь. К сенату. К консулам. Мы ждем с Лация особую комиссию. Расшаркиваться вам придется долго.
   – Не сомневаюсь. Но не слишком на нас давите, чтобы твердь окончательно не ополчилась на вас.
   «И все будут валить на озерные города», – мысленно добавил Марк. Как же иначе.
   Цель будет достигнута, обиды забудем. Забудем потери, отравленных клонов-охранников и их детей. Все спишется на необходимость и неправильные расчеты.
   – Откуда такое упорное желание уничтожить озерные города? Быть может, озерники необходимы Лацию?
   – Мои родители были приговорены по ложному обвинению в государственной измене. Их отправили на дно на пятьдесят лет. Обычно до отправки ждут год… это время на то, чтобы подать апелляции и отменить ошибочный приговор. Но в моем случае только через пять лет удалось восстановить справедливость, хотя я с самого начала знал, что мои родители не виновны. Настоящих преступников нашли, но город, куда отправили отца и мать, уже погрузился. Никто не пожелал вызволить их со дна. Я решил захватить открытый город, опуститься на дно и спасти моих самых дорогих людей. Набрал добровольцев и отправился брать штурмом озерников. Не преуспел. Китежанин может многое – носить маску и выдавать себя за другого, лгать, воровать… Одного никогда себе не позволит – предать свою семью. Мы можем дружить с Лацием или Неронией, воевать с Колесницей или мириться, колонизировать иные миры или замыкаться в собственном коконе… Но забывать близких никто не имеет права.