Буревой Роман. Маска Дантеса

   «Центры управления Нориком», – вспомнил Корвин.
   Его отец бывал здесь трижды. И каждый раз это походило на посещение другой планеты. Иной мир, иные люди… Они говорили на своем особом, не понятном другим языке. Они смотрели на пришельцев извне свысока. Им казалось, что именно они правят миром, и патриции не спешили обитателей Норика в этом разубеждать.
   – Я бы не смог здесь жить, – признался Корвин. – Впрочем, в Норике нет патрициев.
   – Неужели ни одного? – удивился Флакк.
   – Только те, кто лишен ноши. Обладающим генетической памятью здесь опасно долго находиться. Если патриций занимается наукой, он работает в одиночку или с помощниками. Но все равно – один и не здесь. Норик для нас не подходит. Сам увидишь…
   Флайер опустился на отмеченной светящимся значком площадке.
   – Фавст Корнелий Цек, к вам прибыли посетители Марк Валерий Корвин и Луций Валерий Флакк, – сообщил приятный женский голос, едва следователь и военный трибун покинули флайер. – Сообщите цель вашего визита, господа.
   В воздухе заструилась неясная голограмма – женское лицо в окружении буйных черных кудрей – портрет компьютера, управляющего инсулой.
   «Медуза Горгона, да и только, – подумал Марк. – Надеюсь, она не убивает взглядом».
   – Цель вашего прибытия, господа? – повторила «Горгона».
   Спуск в нижние помещения был заблокирован: Корвин отчетливо видел светящуюся фиолетовым решетку из силовых линий на шлюзовом люке.
   – У меня чрезвычайные полномочия сената, – заявил Корвин. – Я расследую дело о похищении детей.
   – В чем обвиняется мой патрон? – спросила «Горгона».
   – Он только свидетель.
   Силовая решетка исчезла, голограмма женской головы превратилась в беспорядочно вихрящийся клубок. Лязгнула, открываясь, стальная дверь. За ней обнаружилась узкая обшарпанная кабинка лифта с тусклым зеркалом и старинным кнопочным пультом управления. Впрочем, кнопки лишь имитировали старину: едва посетители вошли в кабину и Марк сказал: «К хозяину», – как лифт послушно заскользил вниз. Миновал три этажа и застопорился. Двери разошлись. За ними был только свет. Синеватый, призрачный, он лился отовсюду, чередуясь с полосами молочного тумана. Воздух в помещении был совсем иной – воздух хвойного осеннего леса. Ясно ощущалась влага и запах прелой хвои. «Я здесь», – донесся голос из-за туманной завесы.
   – А пол здесь имеется? – спросил шепотом Корвин и опасливо шагнул из кабины.
   Он ощутил гладкую твердую поверхность. Пол существовал.
   Гости двинулись на голос. Почти сразу уперлись в длинное узкое ложе, на котором, сложив руки на груди, накрытый ворсистым пледом, лежал немолодой человек. Коротко остриженные седые волосы плотно облепляли массивный череп. Крючковатый нос, язвительно изогнутый рот, острый подбородок – сходство с Луцием Суллой сразу угадывалось.
   Человек поднялся. Подушки на ложе не было – вместо подушки посверкивал контактный терминал.
   – Мы хотим с вами поговорить, Корнелий… – Марк поискал глазами, на что бы сесть. – А второго диванчика у вас не найдется?
   – Сюда, крошки! – Фавст повернулся, стали видны на затылке черные бородавки соединительных шунтов.
   Из тумана вынырнули два адаптивных кресла, ткнулись в ноги гостям, как послушные псы.
   – Ну… – спросил Фавст. Светлые водянистые глаза смотрели куда-то мимо гостей. – Я слушаю… – Он тронул пальцами висок, и глаза уставились на вошедших.
   – Чем вы здесь заняты? – Корвин оглядел помещение.
   Впрочем, рассматривать было почти нечего: вокруг все так же реяли полотнища плотного тумана.
   – Новые разработки корпорации «Гиппогриф», – ответил Фавст. – Если конкретнее, то новые мобильные системы. Если еще конкретнее, запросите центр.
   – Меня интересуете вы, Фавст. – Корвин уселся в адаптивное кресло. Флакк встал у него за спиной. – Надо полагать, глаза у вас механические?
   – Именно.
   – Почему вы отказались от регенерации?
   – Мне так удобнее, – Фавст отвечал почти с охотой. Немного рисовался. Скорее всего, он просто разучился общаться с людьми.
   – Сколько лет вы были подлинно слепы?
   – Нисколько. Я носил очки с автономными телекамерами, соединенными с моим мозгом. Я видел все, что мне было нужно. К тому же, перестав быть патрицием, я смог напрямую подключаться к компьютеру. В этом случае глаза мне не нужны. У многих ученых органы зрения атрофируются с годами.
   – Для вас машины дороже людей.
   – Как вы догадливы! – саркастически усмехнулся Фавст. – А вы чем занимаетесь, префект Корвин? Что вас привело сюда, в Норик? Решили наконец расследовать смерть вашего отца?
   Марк едва не ответил «нет».
   Голос остановил. «Стоп!» – проорал подсказчик так, что Корвин вздрогнул всем телом и замер. Затем очень медленно, через силу кивнул.
   – Я так и знал, что вы явитесь ко мне, – продолжал Фавст, списав дрожь Марка на вполне понятное волнение. – Рано или поздно. Как только вернетесь на Лаций… В первую очередь прошу заметить, мы проводили лишь технический эксперимент. Проверяли работу нуль-портала в форсированном режиме. Первые два дня эксперимента прошли удачно. Мои первые испытания, надо отметить. Я был зеленым юнцом, ни хрена не соображал. Да еще в очках… Что касается гибели вашего отца, то одни сочли это несчастным случаем, а другие – убийством.
   – Как все произошло?
   – Портал включился в экспериментальном режиме, когда там находился челнок с пилотом… То есть когда там был ваш отец. Видимо, случился какой-то сбой в системе.
   – В отчете о гибели отца нет никаких данных об эксперименте, – почти наугад сказал Корвин. Впрочем, не совсем наугад. Если бы такие данные были, следователи явились бы в Норик куда раньше. Значит, дело замяли. Но почему?
   «Почему?» – требовательно спросил голос.
   – Разумеется, не было, – подтвердил Фавст. – Ведь это официальный отчет.
   – А кто включил портал?
   – Да вы шутник, префект… – последовал короткий ядовитый смешок. – Откуда мне знать?
   – Хорошо. Вы можете объяснить, почему данные об эксперименте были скрыты? Допустим, кто-то по ошибке запустил программу эксперимента. Такое случается время от времени. Но зачем это понадобилось скрывать?
   – Сенатская комиссия сочла, что опубликование полного отчета приведет к конфликту плебеев и патрициев. В Норике работают только плебеи. Гордость патрициев это задевает. Они без труда могли представить гибель патриция Корвина как опасный выпад плебейской элиты. Недвусмысленную угрозу.
   – Кто предложил фальсифицировать отчет? На этот вопрос вы можете ответить?
   – Могу. Ваш дед… То есть отец погибшего. Он входил в комиссию по расследованию и заявил, что данные об эксперименте должны быть скрыты.
   Нить, которую Марк только что нащупал, оборвалась. Марку казалось, что он слышит в ушах противный звон. Нет, не может быть… Неужели дед знал, кто убийца? Или подозревал?.. Или… Не потому ли он просил Марка повременить с расследованием этого дела? Взял с внука слово и сам сбежал…
   – Вы знаете, что вражда между патрициями и плебеями все равно началась?
   – Да, пришло сообщение от префекта Норика. Всем ученым, вплоть до особого распоряжения, запрещено покидать свои инсулы. Надеюсь, конфликт будет вскоре исчерпан. – Марку почудилась в последней фразе Корнелия издевка.
   – На чьей вы стороне, Фавст?
   – У науки нет стороны.
   – А семья? У вас есть семья?
   – Нет.
   – Даже за пределами Норика? Многие ученые имеют семьи «на каникулы» – выезжают на месяц-другой, чтобы полностью отключиться от машинного мира. А вы?
   – Я выезжаю иногда в ваш мир. Пару лет назад посещал Байи… скучно.
   – Скучно на самом лучшем курорте Лация?
   – Скучно… – повторил слепец.
   – А любовь? Общество женщин? Неужели и это вас не волнует?
   – Вы что, хотите знать подробности моих любовных приключений? Бросьте… Это не относится к делу, – огрызнулся Фавст.
   – Хорошо, оставим женщин. Вы общаетесь со своим братом?
   – С Луцием Суллой? – Фавст покачал головой. – Нет, никогда.
   – Кто против? Вы? Или он?
   – Он мне не интересен.
   – Вы ненавидите патрициев?
   – Они примитивны. Их снобизм отвратителен.
   Туман лопнул. С трех сторон выкатились желтые шары управляющих голограмм.
   – Внештатная ситуация в лаборатории второго уровня! – сообщили задорные женские голоса.
   Фавст рухнул на ложе.
   – Извините. Должен вас покинуть. – Он чуть повел головой, прилаживая затылочные контакты к терминалу.
   Туман, клубясь, поплыл в стороны, обнажая желтоватый пластиковый пол, ложе заскользило к лифту. Миг – и хозяин исчез за стальными дверьми подъемника.
   – Он сбежал? – спросил Флакк. – Задержать? Дать сигнал тревоги?
   – Нет, он отправился в лабораторию и вряд ли скоро вернется. У него своя работа. У нас – своя. Нам здесь делать нечего.
   – Почему ты решил, что этот тип не причастен к заговору?
   – Ему вполне хватает собственного презрения. Слившись с машинами, он вообразил себя высшим существом. Патриции ему необходимы – чтобы ненавидеть их и презирать. И чтобы было кому постоянно доказывать свое превосходство. Лгать этот человек не умеет. Просто потому, что почти не общается с людьми.
   – Не общается с людьми? – ехидно переспросил Флакк и указал на управляющую голограмму, что еще не успела скрыться в тумане.
   На ней в миниатюре можно было разглядеть во всех подробностях лабораторию внизу. Нагромождение непонятных приборов, пульты управления, мониторы, голограммы и посреди всего, как царь и бог, – возлежащий на своей кровати Фавст с закрытыми глазами. А рядом с ним – облаченная в серебристую тунику и такие же брюки, жонглирующая голограммами с ловкостью заправского фокусника женщина с гривой черных вьющихся волос. В этот момент Марк подумал, что старший сын Суллы действительно счастливчик.
   Они не стали дожидаться возвращения хозяина и поднялись на крышу. Едва флайер взлетел, как ожило комустройство. Голограмма Фавста явилась рядом с голограммой управления.
   – Надо полагать, вы узнали все, что вас интересовало, следователь Корвин? – поинтересовался счастливчик.
   – Кое-что…
   – Вы, верно, не знаете, что десять лет назад сенат предложил мне заключить брак с патрицианкой, чтобы мои дети вновь обрели генетическую память. Но я отказался.
   – Благодарю за информацию. И все же… Вы так и не ответили на один вопрос. Как так получилось, что вы включили программу эксперимента в тот момент, когда в портале находился мой отец? Это был несчастный случай или нет?
   Голограмма Фавста растерянно заморгала.
   – Откуда…
   – Вы столько лет ждали, что за вами придут. Бы устали ждать. Вы почти хотели, чтобы я догадался. «Зеленый юнец, который ничего не соображает. Да еще в очках…»
   – Это был несчастный случай! – закричал Фавст. – Кто-то подменил мои очки. Я видел совсем не то, что показывали управляющие голограммы. Во время дежурства я получил приказ повторить эксперимент. А на самом деле никакого приказа не было. Клянусь! Меня обманули! Кто – не знаю… Но я не лгу! Я не убивал префекта Корвина.
   – До свидания, Фавст. – Марк отключил связь.
   – Почему ты не расспросил его там, в Норике? – поинтересовался Флакк.
   – Это дело не должно мешать нынешнему, – отозвался Корвин. – Если я узнаю еще хоть что-то… еще чуть-чуть… я уже не смогу остановиться, я пойду по следу убийцы моего отца. А сейчас важен совсем другой след!

Глава III
Консул

   Консул Домиций принял префекта Корвина и трибуна Флакка на своей загородной вилле.
   Род Домициев первоначально являлся плебейским. Но все Домиции так рьяно служили нобилям и сенату, обладали столь твердым нравом, упорством и сметливостью, что их переход в патрицианство был предрешен.
   Еще деду нынешнего консула сенат разрешил женитьбу на патрицианке. Жена происходила из рода Эмилиев, и на первых порах новоявленному патрицию достались секреты возделывания виноградников. Не слишком ценное приобретение! Но с помощью своих генов Домиций передал наследникам волчью хватку, умение интриговать, сообразительность и гибкость ума. Отец нынешнего консула взял жену из рода Валериев Флакков, а сам консул женился уже на младшей сестре сенатора Фабия. Причем все эти домины сохраняли ношу патрициев, и так, постепенно, бывший плебейский род заполнял вакантную память чужими тайнами.
   Внук уже разительно отличался от плебея-деда: консул набрался внешнего лоска, сменил брутальность на изысканность манер, умел говорить вкрадчиво и мягко, интересовался музыкой и живописью, собирал видеокартины, посещал пинакотеки и зарекомендовал себя защитником патрицианского права, столь последовательным и умелым, что получил на пятидесятом году должность консула. Однако в нынешней ситуации отцы-сенаторы относились к консулу Домицию с подозрением: кто знает, не станет ли этот выскочка тайным союзником плебеев? Вслух об этом не говорили, но каждый патриций подозревал – доподлинно каждый.
   При этом и сторонники консула, и его противники понимали, что консулу Домицию досталась власть в момент очень опасный и скользкий. Взаимоотношения с Колесницей, и без того натянутые, осложнились после проникновения на планету Флакка и похищения Марка Корвина. Мирный договор с Китежем трещал по швам; этот давний союзник, захваченный безумьем карнавала, вовсю отплясывал новые политические танцы с Неронией. В то время как Нерония в открытую сколачивала коалицию против Лация и заявляла вновь о своих претензиях на Психею. Такова была межпланетная обстановка. В такой момент (хуже и представить нельзя) сектанты решили уничтожить патрициев Лация. Считать это простой случайностью? Или предположить, что плебейскую секту поддерживает извне Нерония, чтобы уже окончательно, раз и навсегда, расправиться с Лацием? Какую политику вести консулу Домицию? Умиротворять плебеев, обещать уступки или грозить смертной карой извергам? Домиций был чужаком в обоих лагерях и не мог предложить компромисс – обе стороны тут же обвинили бы его в предательстве. Домиций разрывался на части. Вчера он поддерживал плебеев, сегодня – патрициев… А завтра впадет в политическую каталепсию и отправится удить рыбу в свое загородное имение.
   Второму консулу из старинного рода Горациев было куда проще – он вел военный флот в сектор Психеи, демонстрируя мощь Лация… хотя никто не мог поручиться, что на его корабли не перекинется лацийская смута.
 
   Небольшой кабинет, в котором консул сегодня принимал посетителей, был обставлен со вкусом и изысканностью поистине аристократическими. Корвину показалось, что он уже видел нечто подобное: белые стены, белые барельефы и видеокартина на потолке: синее небо, по нему скользили легкие облачка. Ну конечно! Белая гостиная на Психее! Княгиня Эмми из рода Эмилиев воплощала в том доме свои фантазии. Чужие фантазии, сто раз виденные, десятки раз воплощенные.
   Марк опустился в глубокое кресло, обитое белым атласом, руками обхватил колено, сцепил пальцы в замок. Ему хотелось съежиться, сжаться… Потому что в мозгу вдруг возникла бесконечная анфилада белых комнат… Два зеркала, поставленных друг против друга, – вот она, память патриция… Только сейчас он ощутил, как трудно добавить еще одну каплю в сосуд, который наполнен до краев… И надо выплеснуть, прежде чем налить… Перед глазами возник белый алебастровый сосуд, и влага плеснула. Карминовая густая влага…
   – Тебе плохо, Марк? – спросил трибун.
   Скорее этот вопрос должен задать Флакку сам Корвин. Впрочем, зачем задавать – он и сам знает, какая боль сейчас сжимает сердце его друга.
   Дед Марка потерял старшую дочь малышкой… И Марк будет помнить его страдания, как собственные: все потери патриция, вся его боль и отчаяние достаются его потомкам. И никак не научиться забывать?.. Пробуют, пытаются… Как пытался Сулла. И – к слову сказать – ослепший от эликсира забвения Фавст показался Марку куда счастливее его брата Луция.
   – Все нормально. – Корвин выпрямился в кресле.
   Флакк улыбнулся. Вполне натурально изобразил лицевыми мышцами улыбку.
   – Вас посвятили во все подробности дела? – спросил консул Домиций.
   – Более или менее, – кивнул Корвин. – Мне передали инфокапсулы с записями. Я ознакомился и уже веду расследование…
   – У вас очень мало времени, – перебил его консул. И добавил подчеркнуто громко, с нажимом: – Префект Корвин.
   – Я должен составить полную картину происходящего, чтобы добиться успеха. – Марк сделал вид, что не заметил консульской атаки.
   – Картина и так предельно ясна. Секта подонков убивает наших детей. Ваша задача – найти мерзавцев.
   Корвин посмотрел на Флакка. Ожидал поддержки. Но тот молчал. Единственный сын трибуна в плену «очистителей». Возможно, уже превращен в дебила. Или погиб. А родной брат трибуна – член этой секты и (что не исключено) один из главарей.
   – Я найду их, – пообещал Корвин. – Но никто не должен вмешиваться в работу моей группы.
   – У вас чрезвычайные полномочия сената.
   – Полная свобода действий! Никаких согласований!
   – Хорошо.
   – Мне нужна поддержка всей планеты.
   – В вашем распоряжении все вигилы, все коллегии…
   – И все тюрьмы?
   – О чем вы? – насторожился Домиций.
   – Хочу устроить побег Гаю Флакку. Так, будто сами плебеи его вытащили из тюрьмы. При этом установить за ним слежку. И пусть он приведет нас в секту.
   – Нет! Ни за что! – воскликнул консул. – Это противозаконно.
   – У меня – чрезвычайные полномочия! – напомнил Корвин.
   – Но не право нарушать закон.
   – Это шанс спасти детей, – вступил в разговор Флакк. – Фабии уже лишились единственного наследника. Мой сын у них в руках! Маленький Манлий Торкват превращен в ничтожество…
   – Нет! Ищите другой путь. Я никогда на такое не соглашусь. – Домиций покраснел от гнева. – Никогда не нарушу закон! Ни за что!
   – Даже ради детей? – спросил Корвин.
   – Даже ради собственного сына! – воскликнул Домиций с пафосом. – Пусть погибнет мир, но да свершится правосудие!
   – Это не римская поговорка! – воскликнул Марк.
 
   – Я так и знал, что этот выскочка откажет, – сказал Флакк.
   Он и Корвин, покинув виллу консула, спешили к стоянке флайеров.
   – Идиот! Придурок! Он все погубит! – Марк был в ярости. В глубине души он все же надеялся на положительный ответ. Домиций всегда немного заискивал перед патрициями. – Откуда такая твердость?! В момент совершенно неподходящий.
   – Домиций трясется за свое место. Типичный выскочка. Устроим побег без согласия консула…
   – Не получится. Любой тюремный начальник тут же сообщит наверх, если мы выложим ему наш план. Просто так на свободу Гая Флакка они не отпустят. Мы только потеряем время, устраивая побег, которого не будет…
   Флакк как будто не слышал возражений.
   – На тюремщиков плевать. Я сам могу все устроить…
   – Флакк, опомнись! – Марк даже тряхнул военного трибуна за плечо. Получилось не слишком эффективно – скалу можно трясти с таким же успехом. – Подумай, как отнесутся к твоему поступку патриции. И как – плебеи…
   Флакк ничего не ответил, только яростно потер ладонью лоб. Вряд ли в эти минуты он мог что-то всерьез анализировать.
   – Эй, Марк, мне нужно срочно с тобой встретиться! – ожил комбраслет, и Марк узнал голос Луция Суллы.
   – У меня нет времени рассуждать о прегрешениях предков.
   – О, то будет интересный разговор, поверь! – голос Суллы звучал интригующе. – К тому же, если мы не встретимся, я могу оказаться слишком далеко… нам станет куда труднее общаться.
   – Где ты? – Марк насторожился.
   – В префектуре вигилов. В лапах центуриона Регула. Знакомое имя?
   – Вот как?! Что натворил?
   – Ничего особенного. Если сравнить мои скромные достижения с деяниями моих предков.
   – Нельзя ли конкретнее?
   – Меня обвиняют в убийстве некоего плебея Децима Флавия.
   «Флавий!» – возопил голос.
   – Я буду, – пообещал Корвин и отключился.
   – Что случилось? – без всякого выражения спросил Флакк. Похоже, он запретил себе надеяться.
   – Сулла ведет какую-то игру. Какую точно – не знаю. Будем считать, что этот тип на нашей стороне. Поворачивай флайер к префектуре вигилов. Кстати, куда делись твои легионеры? Похоже, нас больше не сопровождают?
   – Я их отправил на военную базу. Туда же теперь переправляют детей… По-моему, это верное решение.
   – Может быть… Если среди военных нет «очистителей».
 
   Луций Сулла сидел в отдельной камере, абсолютно белой, чистой, герметичной. Сидел в адаптивном кресле, положив ногу на ногу, и потягивал молодое вино. Камера предварительного заключения скорее походила на медицинский блок.
   – Я жду объяснений! – Корвин остановился перед арестованным.
   – После того как вытащишь меня отсюда. – Сулла сделал глоток, поморщился. – Похоже на прокисший сок. Плебеи никогда не понимали толка в вине. Они не помнят прежнего вкуса.
   – Прежний вкус редко помнят и патриции, – Марк едва не втянулся в ненужную дискуссию, но вовремя опомнился. – О вине будем говорить потом. Тебя обвиняют в убийстве. Есть свидетели.
   – Это неважно. – Сулла понюхал содержимое бокала и поставил его на пол подле ножки кресла. – Главное, твоих чрезвычайных полномочий, совершенный муж, вполне хватит, чтобы меня отсюда увести. На свободе и поговорим. А здешняя обстановка совсем не располагает к откровенности. У патриция есть одно преимущество: ему нельзя вколоть эликсир правды. То есть у нашего брата всегда есть возможность соврать. Может быть, потому плебеи обиделись и решили нас уничтожить?
   – Если не поможешь в расследовании, вернёшься назад! – предупредил Корвин.
   – Я бы на твоем месте поторопился, а не выдвигал условия, – хмыкнул Сулла.
   Марк подумал, что этого человека нетрудно возненавидеть. И точно так же нетрудно полюбить.
   – Хорошо, я иду к центуриону… – Марк толкнул белую дверь.
   Всё-таки здорово, когда любая дверь перед тобой раскрывается. Бывший раб особенно ясно это понимает. Может быть, плебеи восстали потому, что видели перед собой слишком много закрытых дверей?
 
   – Освободить под ваше поручительство? – переспросил центурион Регул. – Выходит, плебеев можно теперь убивать безнаказанно? – Его красное лицо сделалось совершенно багровым.
   – Свои выводы оставьте при себе, центурион. Этот человек необходим. Мне. Освободить. Немедленно, – отчеканил префект Корвин.
   Он уже взял за правило не вступать в пререкания с плебеями, а лишь действовать. Центурион и не спорил. Но всем своим видом показывал: творится несправедливость, которой он помешать не в силах. Вигил отдал приказ, и через минуту Суллу привели в просторный атрий префектуры. Арестант был сама беззаботность. Он тут же принялся шутить с девушкой в форме, сыпать комплиментами и даже попробовал поцеловать служительницу порядка в щеку. И поцеловал бы. Но Корвин успел дернуть наглеца за рубашку и помешать.
   Марк спешно поставил под приказом об освобождении свою голограмму и увел подозреваемого из префектуры. Флакк шел следом, ни о чем не спрашивая.
   – Здесь буквально в сотне шагов есть двухэтажный ресторанчик. Перекусим и поговорим, – предложил Сулла. – Не люблю пропускать время обеда.
   – Мог бы пообедать в камере. За счет заведения, – огрызнулся Корвин.
   – Меня не вдохновило меню.
   – Если рассчитываешь бежать, то не надейся! – заявил юный префект. – Мы с Флакком этого не позволим.
   – Ну что ты! – Сулла рассмеялся. – Как я могу тягаться ловкостью и силой с трибуном космических легионеров?! Да и зачем?
   Он остановился у торгового автомата, что-то выбрал на рекламном экране, провел комбраслетом перед окошечком, и автомат выплюнул ему на ладонь три пары черных очков. Сулла тут же нацепил одну пару себе на нос, две другие протянул Флакку и Корвину.
   – Наденьте… Оба.
   – Зачем? Солнце не такое яркое. Осень.
   – Надевайте, надевайте. – Сулла, ничего больше не объясняя, зашагал к ресторанчику, окруженному высокими пиниями и кипарисами. У входа вовсю резвился фонтан, Нептун потрясал копьем, дельфины прыгали, брызги летели во все стороны.
   – Замри! – приказал патриций, проходя мимо. Дельфины застыли в воздухе. – Не люблю эти технические новинки. В них непременно заложена какая-нибудь подлянка, которую архитектор счел остроумной.
   Дельфин рухнул в воду, и на Суллу обрушилась лавина воды.
   – Что я и говорил! – Он принялся отряхиваться, как искупавшийся пес.
   Флакк и Корвин успели-таки увернуться.
   Весь первый этаж ресторана был отдан в распоряжение Коллегии поваров. Круглый зал из псевдостекла, за ним – святая святых – кухня, куда вели огромные, сейчас плотно закрытые двери из аморфной стали.
   В центре зала черным озером блестел полированный стол. Вокруг него могло поместиться человек двести. Сейчас за столом восседало восемь персон. Перед каждым белела тарелка. Издали казалось, что тарелка пуста. Но приглашенные торжественно что-то трогали вилками и отправляли в рот. Среди восьми выделялся полный седой мужчина в белой тоге.
   – Узнаете? – поинтересовался Сулла. – Это сенатор Луций Лициний Лукулл. Сегодня утром в новостях передали, что Коллегия поваров наняла охрану для него, его сына и внуков. Повара заявили, что сектантам придется перебить всех поваров-плебеев, чтобы добраться до этого патрицианского рода. Пра-пра-прадед нынешнего гурмана еще юношей побывал на Старой Земле, чтобы оставить своим потомкам бесценные сокровища: вкус семги и чавычи, белуги и паюсной икры. Кто, кроме Лукуллов, сможет оценить оригинальность новых блюд? Кто без них подтвердит экстра-класс ресторанной кухни? Кто даст аттестацию? Насколько это важно, вы сами можете судить: вместо того чтобы заседать в сенате, Лукулл явился сюда на дегустацию.