Страница:
— Куда?
— К помещению для временно арестованных, Смотреть на арестованных будем. Да и кого, может быть, другого в арестованные определим… Да! Револьверчик-то отдайте, а то неправильно как-то: база пала, а проигравшие ходят вооружёнными…
…Эти мачты с зарифленными парусами он увидел ещё в подзорную трубу и принял парусник на обыкновенный блокшив, вымачивающий якоря на вечном приколе.
Сейчас Сварог стоял на шканцах этого самого парусника, оказавшегося двухмачтовой шхуной, причём вполне действующей, пригодной к плаванию и активно к нему готовящейся. К бортам парусника нагелями были прибиты затейливо вырезанные из дерева, крашенные в нежно-зелёный цвет буквы, складывающиеся в название «Путь».
Бушприт украшала деревянная фигура: обалденной красоты девица со струящимися по ветру волосами и двумя парами извивающихся щупалец заместо рук. Морское божество, как пить дать.
Матросы — не гидернийцы и не тоурантцы — сновали по вантам, проверяя крепление снастей и управляемость парусов. Иные по сходням закатывали на корабль бочонки, наполненные питьевой водой из местного опреснителя. Иные по тем же сходням заносили вещи, возвращая унесённое со шхуны гидернийцами. А доставали забортную воду и драили палубу «Пути», закатав рукава и юбки, женщины. «А вот мы у себя на „Ударе» женщин бережём, — подумал Сварог, глядя на это, честно говоря, не лишённое эротизма безобразие. — На них лишь киндеры, карболка, камбуз…"
— Сегодня день третий. День Огненной зари, — пояснил собеседник Сварога. — Женщинам разрешено трудиться наравне с мужчинами.
— Ах вот оно как, — отозвался шторм-капитан броненосца. — А разрешено им не трудиться в этот чудный день?
— Каждый волен не трудиться, когда захочет. Но тогда его перестанут оберегать.
— Что-то, погляжу, не очень-то вы себя наоберегали…
Щадить неведомые религиозные чувства Сварог не намеревался. Обойдутся. Не хватало ещё с ними сюсюкаться, лить елей и патоку и не трогать грубыми руками. В конце концов, кому как не мастеру Сварогу они обязаны свободой — так что вытерпят любой острый вопрос и любое его ехидное замечание. Короче говоря, граф Гэйр религиозных чувств не щадил. Чем-то, чему пока он не подобрал определения, его раздражали эти морские скитальцы. Но тем не менее странный корабль Сварог не покидал.
На море поднялась волна. Не бог весть какая страшная, средней поганости, но вполне обошлись бы и без неё. Да и вообще погода на глазах портилась, усиливался ветер. Ещё штормов нам не хватало…
Нынешний собеседник Сварога выглядел вполне импозантно: высокий, с безупречной осанкой, волевое лицо, густая рыжая борода с проседью, пронзительные серо-голубые глаза. В общем, на предводителя тянет. Его, вместе с остальными членами экипажа шхуны «Путь», Сварог выпустил из сарая с решётками на окнах и с замком на двери. Сарай-то и служил местной «губой», помещением для временного содержания, на которой перевоспитывались нарушители режима. Строение было рассчитано человек на двадцать, в него же набили около полутора сотен мореплавателей.
— С добрым утром! — приветствовал их освободитель. — А вы кто такие будете, мастера хорошие?
Тогда-то к Сварогу и вышел из спёртого воздуха местной тюряги этот самый рыжебородый предводитель. Поклонился.
— Вы не из тех людей в серых одеждах, что заперли нас в доме с железом на окнах, — сказал он утвердительно. После чего спросил: — Мы можем вернуться на наш корабль?
— Почему бы и нет, — философски пожал плечами Сварог. — Значит, это ваша шхуна там покачивается, ну-ну… А не объясните ли вы мне, таинственный незнакомец, каким это образом вы всей командой угодили в плен?
— Мы увидели этот остров, увидели на нем людей и хотели попросить у них питьевой воды. Наши запасы иссякали.
— У гидернийцев — попросить? — Сварог поднял брови. — Или их флаг тогда был спущен?
— Мы не знаем, как зовутся люди в серых одеждах. Мы жили далеко, там, куда никто никогда не приходил.
— В Запретных землях? — Сварогу припомнились рассказы о сектах, изгонявшихся официальной церковью и уходивших в ничейные земли, о колонистах, высадившихся на берегах Запретных земель да там и оставшихся.
— Не знаю, о чем вы говорите. Мы жили на берегу бухты Амрикон, на Земле, Угодной Всем Четырём, — сказал рыжебородый.
И не соврал — так, во всяком случае, показал детектор лжи графа Гэйра.
— Ясно, — кивнул Сварог. — Предельно ясно, — вздохнул. — Давайте, что ли, освобождаться из неволи, мастера пленники…
Что действительно было Сварогу предельно ясно, так это почему гидернийцы не потопили парусник или не расстреляли захваченный экипаж. Попытка захвата базы места не имела, сами приплыли, сами сдались, сопротивления не оказывали. На сей счёт чёткая инструкция отсутствовала, поэтому комендант угольного царства решил не принимать самостоятельных решений. На то есть начальство, и оно вот-вот прибудет. А мы люди маленькие…
На предложение Сварота освобождаться рыжебородый мастер предводитель кивнул и, войдя в сарай, сообщил:
— Мы возвращаемся на «Путь».
…Они проходили мимо Сварога, отнюдь не бросаясь к нему, как к воину-освободителю, со слезами радости и словами благодарности. И как вроде бы долженствовало измученным заточением невольникам. Нет, они проходили мимо, лишь задевая взглядом, словно по скучному пейзажу. Создавалось впечатление, что они математически просчитали появление Сварога в оное время в оном месте с погрешностью, стремящейся к нулю.
Все до одного в сероватых льняных одеждах грубого тканья, только разве что женщины в юбках, мужчины в штанах, а дети обоего полу в длинных рубахах. И через одного — рыжеволосые. Что наводило на мысли.
— Позвольте назвать себя, — вновь подошёл к Сварогу рыжебородый. — Броз, Указующий Путь.
— Сварог, — представился тот. Подумал и добавил: — Капитан второго ранга.
Тогда мастер Броз и предложил стать дорогим гостем на их корабле, «доставить им приятные минуты». Но секундами раньше, до того, как кап-два Сварог дал ответ, к Брозу подошла симпатичная молоденькая девчушка с волосами цвета спелой пшеницы, обвила за руку, прислонилась щекой к плечу. «Дочь. Или очень молодая жена», — подумалось Сварогу.
— Моя дочь Пэйла, мастер Сварог.
— Я тоже приглашаю вас, мастер Сварог.
Сварог нерешительно оглянулся на броненосец. Работа на подчинённом маскапу броненосце кипела вовсю. И ведь, что приятно, все были при деле — даром пропадал на Земле Сварогов талант командира! Гидернийско-тоурантская бригада под командованием боцмана Тольго перегружала уголь: на лебёдках опускали в трюмы барж мелкоячеистые сети, нагребали чёрное золото, заводили на броненосец и ссыпали в трюмы. Отряд исключительно тоурантских мстителей, предводительствуемый Рорисом и составленный наполовину из подростков, открывал кингстоны и топил баржи, уголь с которых на «Адмирала» явно не влезет. Клади с женщинами облегчала базу на провиант, набивая закрома «Фраста» совсем уж до отказа… И, между прочим, ещё одна работа проводилась на отдыхающем от морских просторов корабле. Броненосец лишали прежнего названия, названия ненавистного и к тому же утратившего всякую полезность. Лишали не столько распоряжением Сварога, сколько, как предполагал маскап, инициативой дожа Тольго, выражающего пожелания клаустонцев, — инициативой, несомненно поддержанной Пэвером, который сильно не любил конкретного исторического деятеля, адмирала Фраста. Два матроса болтались в «беседках», сооружённых из доски и верёвок, и шуровали кистями: один закрашивал прежнее, другой ниже выводил новое название. Второй работал без трафаретов и линеек, пользуясь только кистью, рукой и глазами. Но, видимо, знали, кого бросать на этот участок работы. Буквы у корабельного художника мало того что выходили одного роста и держали между собой похвальную дистанцию, но ещё и обретали всякие хвостики, ножки-рожки, завитушки и прочие красивости. Уже написанное слово «серебряный» выглядело как стилизованное под старину название, скопированное из первого кадра фильма-сказки…
Пэвер во главе небольшого, но храброго отряда во избежание партизанских вылазок отлавливал по закоулкам базы попрятавшихся гидернийцев из состава угольного гарнизона. Иногда то оттуда, то отсюда доносились одиночные выстрелы. Олес конвоировал отловленных на гауптвахту, простоявшую пустой совсем недолго. В соседнем с «губой» здании Рошаль, начав с коменданта, проводил с задержанными задушевные беседы. Мастеру охранителю было поручено выявлять среди гарнизона толковых, нужных, не шибко лояльных по отношению к Гидернии солдатиков и, по возможности без кнута, убеждать арестантов перейти под знамёна вольного корабля. Судьба же остальных — непереубежденных и попросту потенциально опасных для предприятия, равно как и судьба двух матросов из «гидернийского корпуса» в составе экипажа «Фраста», уличённых Рошалем в «подговаривании на бунт», была, увы, предопределена. А что прикажете делать? Не оставлять же в живых людей, которые не сегодня-завтра наперебой начнут докладывать командирам прибывших позднее броненосцам о подлых пиратах с «Адмирала» и тыкать пальчиками в сторону, куда означенный «Адмирал» почапал, набив трюмы дармовым углём…
Короче говоря, как в хорошем полку или гражданском учреждении, где служебный механизм отлажен, как швейцарские часы: командир над душой не стоит, однако работа сполняется положенным чередом. Горизонт чист, дымов из труб броненосцев-конкурентов не наблюдается. Отчего ж тогда не погостить малость…
В общем, отдав необходимые распоряжения, граф Гэйр взошёл на шхуну «Путь» — где сейчас и вёл на шканцах умные разговоры с верховным жрецом дня Огненной зари. Жрецов, подобных Брозу, имелось в запасе ещё аж трое. Жрецы верховодили Детьми Зари поочерёдно, и не потому, что Дети наскребли всего четверых жрецов (неделя у них состояла из четырех дней), а наоборот, по числу дней недели — число командиров дня. В день Огненной зари все подчиняются Брозу, даже остальные жрецы, до наступления своей очереди уравнённые в правах с простыми людьми. А завтра и Броз встанет, что называется, в общий строй. Вот такая, блин, у них иерархия с субординацией.
У Детей Зари было все не как у людей не только в отношении дней недели. Год, называемый кругом, длится у них «четыре сотни шагов», где шаг — те самые четыре дня. Сварогу стоило труда пересчитать в мозгу, сколько ж это будет, как говорится, на наши деньги. Оказалось, их год равен четырём с чем-то там нормальным человеческим годам. Значит, Брозу, который, по его словам, не так давно обошёл «девятый круг», где-то под сороковник, а Пэйле можно нарисовать по их времяисчислению никак не больше четырех кружков…
Командир Сварог торчал в гостях, и хозяева шхуны его раздражали. Причём не поймёшь чем. То ли голос этого предводителя адвентистов четвёртого дня действовал на нервы своими интонациями гуру — вроде того, что «мне, избранному, дарована высшая мудрость, дети мои, внимайте», то ли подобная жизненная позиция — дескать, убьют, значит, так угодно высшим силам, а выживем — тоже слава Богу. Оружия, как успел выяснить Сварог, у адвентистов растакого дня не имелось. Вообще. Ни стрелкового, ни холодного — не говоря уж о пушках или торпедах. Но на что-то же они надеются! Если на магию, то какого черта дали запереть себя в сарае, спокойно отдали врагу единственную шхуну?
Кроме того, эти свидетели огненной зари отказались перенести к себе на судно опреснитель, установленный на базе. Мол, чужая, чуждая, чужеродная вещь несовместима с их правильной шхуной. «Она испортит корабль», — вот как сказал Броз.
— А что будете делать, когда запас воды опять закончится?
— Найдём новую воду, — ответил Сварогу жрец этого дня.
И ведь ни тени сомнения, что может выйти по-другому. И ясно, что такого не переубедить.
Дети Зари в лице предводителя отказались от перехода на броненосец. Сварог предложил им сменить плавсредство без всякого удовольствия и отказ воспринял чуть ли не с облегчением. Честно говоря, по нужде предложил. Нуждался экипаж «Удара» в доукомплектации. Чтоб были полноценные вахты, чтобы в боевое расписание не приходилось включать женщин и детей. Вот и предложил. Хотя прекрасно понимал, что намучается с сектантами на борту. Всякие капризы на религиозной почве, вычурные обряды, идиотский график жизни. И без того коллективчик ещё тот. Вон вчера опять схватились гидерниец с тоурантцем, дошло до поножовщины, и не подоспей боцман-дож Тольго, не поучи того и другого уму-разуму тяжёлым кулаком — скорее всего, команда уменьшилась-бы ещё на одного матроса. А то лишились бы и двух. Сварог, конечно, рекрутировал бы в экипаж отличников боевой и политической, значкистов ГТО и выпускников ДОСААФ — да откуда их добудешь в чистом поле океана…
. Но ведь и морскому ежу понятно, что не доплыть этим ребятам и девчатам до земли со своими хитрыми убеждениями…
— Металл не угоден морю, — такими словами отклонил заманчивое предложение мастер Броз. — Сам по себе он ненавистен морю, море его не держит. Море поддерживает металл, когда металл несёт людей. Потому что море до сих пор щадит людей. Мы покинули бухту Амрикон на трех кораблях, мастер Сварог. Красный ветер нагнал нас на второй день пути. Случилось это ночью на стыке дня Дождевой прохлады и Твёрдого песка. Вы слышали о Красном Ветре, мастер Сварог? Красный Ветер — это проклятые неприкаянные души, скитавшиеся средь людей призраками. Когда исчезает земля, проклятые души находят друг друга, соединяются, и их несёт над океаном. Ни один железный корабль не вышел бы невредимым из Красного Ветра. Мы потеряли два корабля, но третий-то уцелел. Металл, мастер Сварог, ненавистен не только морю, но и иным исконным силам…
Сварогу ввязываться в диспут нехотелось напрочь, он стоически молчал, а чёртов жрец все вещал:
— Кое-кто по неразумению полагает, что будущее за судами с металлическими корпусами… Заблуждение. Но со временем истина восторжествует.
— И за чем будет истина? — лениво спросил Сварог.
— Истина в океане. Посмотрите на океан, мастер Сварог. Люди должны стать как океан — подвижным, но неизменным. Податливым чужой воле, но не управляемым чужой волей. Не имеющим формы, но имеющим свои законы….
— Истина-то истиной, но где же вы воду брать будете?
Жрец вздохнул.
— Вы пока не понимаете. И не видите истины… Воду нам даст вода.
Сварог внимательно посмотрел на него. «Не понимаете и не видите» — так вроде говорил некто из его сна. Уж не адвентист ли вещал ему?..
— Но — у вас свой путь, мастер Сварог, с нашим «Путём» не совпадающий. Пока не совпадающий. Может быть, потом со временем…
— Значит, на мой корабль вы переходить отказываетесь.
— Да.
— И опреснитель не возьмёте.
— Нет.
— Что ж… За сим позвольте откланяться, досточтимый жрец. Желаю вам успешно закончить ваш путь. — Сварог потянулся всем телом.
— Путь никогда не кончается, — непринуждённо ответил Броз. И вдруг цепко глянул на Сварога. — Вы думаете, что мы покорились судьбе и наше спасение воспринимаем как само собой разумеющийся знак свыше. Это не так. Мы благодарны вам. И умеем отплатить благодарностью. В какой-то момент вам понадобится наша помощь, и вы её получите. И тогда, возможно, вы поймёте, о чем я говорил. Спасибо, мастер Сварог.
— Да не за что.
Беда с этими сектантами…
…Оказывается, не со всеми адвентистами он попрощался. Сварога догнали на дощатом настиле базы, когда он, держа путь к возвышающемуся над базой родному кораблю, проходил мимо распахнутого настежь вещевого склада. Оттуда хозяйственные тоурантские женщины выносили скатанные матрасы и одеяла, нагружали ими носилки с чёрными от угольной пыли ручками, носилки подхватывали дети и тащили на «Серебряный удар». Мастер капитан приказа прибарахляться не отдавал, кавторанг вообще не знал, как обстоят у них на корабле дела по части матрасов и одеял (хотя, конечно, по большому счёту командир должен быть в курсе всех корабельных проблем), но в тряпичном вопросе, думается, женщинам следует довериться.
— Мастер мужчина, именующий себя Сварогом! — так окликнул маскапа звонкий голосок, и камзол тронула женская рука.
Сварога нагнала Пэйла, дочь жреца какой-то там Зари. Может быть, то обстоятельство, что рыжеволосая девушка против Свароговых ожиданий так и не присоединилась к их увлекательной беседе со жрецом, прибавляло маскапу раздражения на палубе адвентистского парусника.
— Когда мужчины разговаривают, женщины не должны им мешать, — только сейчас дочь жреца объяснила капитану Сварогу, почему она покинула их с отцом на шхуне.
— Смею вас уверить, прелестная дочь утренней зари, что вы нисколько не помешали бы. Как чёрствому сухарю не мешает изысканное вино, а сухой земле не мешает тёплый летний ливень, — галантно, в лучших традициях таларской великосветской куртуазности, но при этом и совершенно искренне ответствовал девушке граф Гэйр.
Пэйла, смеясь, откинула со лба рыжую прядь. Она хорошо смеялась: белозубо, заливисто, заразительно. Смеяться так, чтобы на тебя было приятно смотреть — это не многим дано.
— А мы с вами, мастер Сварог, позже обязательно встретимся, — вдруг сказала она, хоть и улыбаясь, но на полном серьёзе.
Ну что тут ответишь? «Бросай все и айда к нам на борт, ведь пропадёте — если не от гидернийского ядра, штормов или голода, то уж от жажды точно, не доплыть вам до нового материка с вашими хитрыми убеждениями!» Так ведь заведомо же ясно, что его словесный выстрел окажется холостым, их веру одной фразой не поколебать, и никуда ни дочь жреца, ни любой другой из адвентистов со шхуны не уйдёт.
— Я тоже почему-то уверен, что мы с вами встретимся, — отчеканил Сварог, внутренне скривившись от омерзения к откровенной фальши своих слов.
Пэйла, ещё раз рассмеявшись, помотала головой.
— Нет, вы не верите в то, что сказали. А я знаю, что мы встретимся. Вот посмотрите, разве могут не встретиться заходящее солнце и горизонт? Разве могут не встретиться, волна и берег? В мире есть предопределённость, и кому-то дано её видеть. Я вижу, что мы с вами встретимся.
«Беда с этими сектантами, — ещё раз подумал Сварог, — беда даже с самыми очаровательными из них».
— Поэтому не «прощайте», а «до свидания», мастер Сварог, — быстро проговорила смешливая Пэйла, чмокнула Сварога в щеку и убежала.
Сварог проводил её взглядом. Сердце ворохнулось в груди — хоть силком цепляй упрямый «Путь», хоть вновь арестовывай сектантов, запирай на «Ударе» и вези на Граматар. Ведь загубят же друг дружку религиозные догматики и фанатики — загубят собственным собачьим бредом насчёт воды из воды, подвижности в неизменчивости и пути, который никогда не кончается…
…Шхуна «Путь» и угольная база превращались в точки. И скоро совершенно сольются с серым океаном, растворятся в нем. Сварог переводил захват подзорной трубы с базы на парусник. «Путь», выйдя в море следом за броненосцем, сразу отвернул в сторону и пошёл под тупым углом к курсу «Серебряного удара». Куда-то уверенно повела за собой их причудливая вера. Куда ж она вас заведёт?..
А это что у нас нарушает однообразие воздушного пространства над океаном? Сварог навёл подзорную трубу на некий объект, перемещающийся в облаках. Ба, да это же воздушный шар! Удалось разглядеть бледно-розовую сферу с нарисованной на ней птицей, огонь горелки, две человеческие фигуры в гондоле, обвешанной мешками.
В общем-то, ничего удивительного. Если на Димерее додумались до дирижаблей, то воздушные шары тем более должны существовать. Однако отчаянные ребята! Вверили себя исключительно капризным ветрам. А много ли они могли захватить с собой? Какое там… Тоже, скорее всего, во что-то верят. Или в какую-то свою карту, или в Блуждающие Острова, или в своих богов, или в свою удачу. М-да, думается, шансы на успех у воздухоплавателей такие же, как и у адвентистов с «Пути»…
Сварог ещё раз перевёл окуляр на базу, уже едва различимую, и увидел за ней вдали, на самом горизонте, тонкие струйки дымов. Ага, вот и хозяева пожаловали. Броненосцы Великой Гидернии. Опоздали вы, ребята, причём безнадёжно. Пока вы дочапаете до базы, пока оправитесь от происшедшего… Даже если броситесь потом в погоню на остатках угля, то где ж вы нас сыщете, интересно бы знать. Увидеть к тому времени вы сможете лишь девственно чистый горизонт…
Сварог сложил трубу, облокотился на фальшборт. Океан, во все стороны океан, лениво перекатывающий по своей спине волны. Дело клонилось к вечеру. Только что пробили очередные склянки, намекающие вечерней смене, что пора бы ей готовиться к заступлению на дежурство в режиме походного расписания. И Сварог ничего не имел бы против, если б они провели всю путь-дорогу до Граматара исключительно в режиме походного расписания. Вахта за вахтой, «вахту сдал, вахту принял, никаких происшествий за время ейного несения». Решать бы одни бытовые проблемы. А со скукой мы бы управились, мы бы её победили.
Сварог зевнул. Сказывалась усталость — наследство непростого дня, сказывалось и приближение ночи. Так бы и зевать от скуки до самого Граматара, граф Гэйр возражать бы не стал, забав хватит сполна и на новом материке. А почему, собственно говоря, не надеяться на спокойное плавание? Они строго следуют карте Ваграна, огибая таящие угрозу места. Так что есть все основания рассчитывать, что вложенное в Сварога чутьё на опасность ни разу не напомнит о себе до самого граматарского побережья…
— К помещению для временно арестованных, Смотреть на арестованных будем. Да и кого, может быть, другого в арестованные определим… Да! Револьверчик-то отдайте, а то неправильно как-то: база пала, а проигравшие ходят вооружёнными…
…Эти мачты с зарифленными парусами он увидел ещё в подзорную трубу и принял парусник на обыкновенный блокшив, вымачивающий якоря на вечном приколе.
Сейчас Сварог стоял на шканцах этого самого парусника, оказавшегося двухмачтовой шхуной, причём вполне действующей, пригодной к плаванию и активно к нему готовящейся. К бортам парусника нагелями были прибиты затейливо вырезанные из дерева, крашенные в нежно-зелёный цвет буквы, складывающиеся в название «Путь».
Бушприт украшала деревянная фигура: обалденной красоты девица со струящимися по ветру волосами и двумя парами извивающихся щупалец заместо рук. Морское божество, как пить дать.
Матросы — не гидернийцы и не тоурантцы — сновали по вантам, проверяя крепление снастей и управляемость парусов. Иные по сходням закатывали на корабль бочонки, наполненные питьевой водой из местного опреснителя. Иные по тем же сходням заносили вещи, возвращая унесённое со шхуны гидернийцами. А доставали забортную воду и драили палубу «Пути», закатав рукава и юбки, женщины. «А вот мы у себя на „Ударе» женщин бережём, — подумал Сварог, глядя на это, честно говоря, не лишённое эротизма безобразие. — На них лишь киндеры, карболка, камбуз…"
— Сегодня день третий. День Огненной зари, — пояснил собеседник Сварога. — Женщинам разрешено трудиться наравне с мужчинами.
— Ах вот оно как, — отозвался шторм-капитан броненосца. — А разрешено им не трудиться в этот чудный день?
— Каждый волен не трудиться, когда захочет. Но тогда его перестанут оберегать.
— Что-то, погляжу, не очень-то вы себя наоберегали…
Щадить неведомые религиозные чувства Сварог не намеревался. Обойдутся. Не хватало ещё с ними сюсюкаться, лить елей и патоку и не трогать грубыми руками. В конце концов, кому как не мастеру Сварогу они обязаны свободой — так что вытерпят любой острый вопрос и любое его ехидное замечание. Короче говоря, граф Гэйр религиозных чувств не щадил. Чем-то, чему пока он не подобрал определения, его раздражали эти морские скитальцы. Но тем не менее странный корабль Сварог не покидал.
На море поднялась волна. Не бог весть какая страшная, средней поганости, но вполне обошлись бы и без неё. Да и вообще погода на глазах портилась, усиливался ветер. Ещё штормов нам не хватало…
Нынешний собеседник Сварога выглядел вполне импозантно: высокий, с безупречной осанкой, волевое лицо, густая рыжая борода с проседью, пронзительные серо-голубые глаза. В общем, на предводителя тянет. Его, вместе с остальными членами экипажа шхуны «Путь», Сварог выпустил из сарая с решётками на окнах и с замком на двери. Сарай-то и служил местной «губой», помещением для временного содержания, на которой перевоспитывались нарушители режима. Строение было рассчитано человек на двадцать, в него же набили около полутора сотен мореплавателей.
— С добрым утром! — приветствовал их освободитель. — А вы кто такие будете, мастера хорошие?
Тогда-то к Сварогу и вышел из спёртого воздуха местной тюряги этот самый рыжебородый предводитель. Поклонился.
— Вы не из тех людей в серых одеждах, что заперли нас в доме с железом на окнах, — сказал он утвердительно. После чего спросил: — Мы можем вернуться на наш корабль?
— Почему бы и нет, — философски пожал плечами Сварог. — Значит, это ваша шхуна там покачивается, ну-ну… А не объясните ли вы мне, таинственный незнакомец, каким это образом вы всей командой угодили в плен?
— Мы увидели этот остров, увидели на нем людей и хотели попросить у них питьевой воды. Наши запасы иссякали.
— У гидернийцев — попросить? — Сварог поднял брови. — Или их флаг тогда был спущен?
— Мы не знаем, как зовутся люди в серых одеждах. Мы жили далеко, там, куда никто никогда не приходил.
— В Запретных землях? — Сварогу припомнились рассказы о сектах, изгонявшихся официальной церковью и уходивших в ничейные земли, о колонистах, высадившихся на берегах Запретных земель да там и оставшихся.
— Не знаю, о чем вы говорите. Мы жили на берегу бухты Амрикон, на Земле, Угодной Всем Четырём, — сказал рыжебородый.
И не соврал — так, во всяком случае, показал детектор лжи графа Гэйра.
— Ясно, — кивнул Сварог. — Предельно ясно, — вздохнул. — Давайте, что ли, освобождаться из неволи, мастера пленники…
Что действительно было Сварогу предельно ясно, так это почему гидернийцы не потопили парусник или не расстреляли захваченный экипаж. Попытка захвата базы места не имела, сами приплыли, сами сдались, сопротивления не оказывали. На сей счёт чёткая инструкция отсутствовала, поэтому комендант угольного царства решил не принимать самостоятельных решений. На то есть начальство, и оно вот-вот прибудет. А мы люди маленькие…
На предложение Сварота освобождаться рыжебородый мастер предводитель кивнул и, войдя в сарай, сообщил:
— Мы возвращаемся на «Путь».
…Они проходили мимо Сварога, отнюдь не бросаясь к нему, как к воину-освободителю, со слезами радости и словами благодарности. И как вроде бы долженствовало измученным заточением невольникам. Нет, они проходили мимо, лишь задевая взглядом, словно по скучному пейзажу. Создавалось впечатление, что они математически просчитали появление Сварога в оное время в оном месте с погрешностью, стремящейся к нулю.
Все до одного в сероватых льняных одеждах грубого тканья, только разве что женщины в юбках, мужчины в штанах, а дети обоего полу в длинных рубахах. И через одного — рыжеволосые. Что наводило на мысли.
— Позвольте назвать себя, — вновь подошёл к Сварогу рыжебородый. — Броз, Указующий Путь.
— Сварог, — представился тот. Подумал и добавил: — Капитан второго ранга.
Тогда мастер Броз и предложил стать дорогим гостем на их корабле, «доставить им приятные минуты». Но секундами раньше, до того, как кап-два Сварог дал ответ, к Брозу подошла симпатичная молоденькая девчушка с волосами цвета спелой пшеницы, обвила за руку, прислонилась щекой к плечу. «Дочь. Или очень молодая жена», — подумалось Сварогу.
— Моя дочь Пэйла, мастер Сварог.
— Я тоже приглашаю вас, мастер Сварог.
Сварог нерешительно оглянулся на броненосец. Работа на подчинённом маскапу броненосце кипела вовсю. И ведь, что приятно, все были при деле — даром пропадал на Земле Сварогов талант командира! Гидернийско-тоурантская бригада под командованием боцмана Тольго перегружала уголь: на лебёдках опускали в трюмы барж мелкоячеистые сети, нагребали чёрное золото, заводили на броненосец и ссыпали в трюмы. Отряд исключительно тоурантских мстителей, предводительствуемый Рорисом и составленный наполовину из подростков, открывал кингстоны и топил баржи, уголь с которых на «Адмирала» явно не влезет. Клади с женщинами облегчала базу на провиант, набивая закрома «Фраста» совсем уж до отказа… И, между прочим, ещё одна работа проводилась на отдыхающем от морских просторов корабле. Броненосец лишали прежнего названия, названия ненавистного и к тому же утратившего всякую полезность. Лишали не столько распоряжением Сварога, сколько, как предполагал маскап, инициативой дожа Тольго, выражающего пожелания клаустонцев, — инициативой, несомненно поддержанной Пэвером, который сильно не любил конкретного исторического деятеля, адмирала Фраста. Два матроса болтались в «беседках», сооружённых из доски и верёвок, и шуровали кистями: один закрашивал прежнее, другой ниже выводил новое название. Второй работал без трафаретов и линеек, пользуясь только кистью, рукой и глазами. Но, видимо, знали, кого бросать на этот участок работы. Буквы у корабельного художника мало того что выходили одного роста и держали между собой похвальную дистанцию, но ещё и обретали всякие хвостики, ножки-рожки, завитушки и прочие красивости. Уже написанное слово «серебряный» выглядело как стилизованное под старину название, скопированное из первого кадра фильма-сказки…
Пэвер во главе небольшого, но храброго отряда во избежание партизанских вылазок отлавливал по закоулкам базы попрятавшихся гидернийцев из состава угольного гарнизона. Иногда то оттуда, то отсюда доносились одиночные выстрелы. Олес конвоировал отловленных на гауптвахту, простоявшую пустой совсем недолго. В соседнем с «губой» здании Рошаль, начав с коменданта, проводил с задержанными задушевные беседы. Мастеру охранителю было поручено выявлять среди гарнизона толковых, нужных, не шибко лояльных по отношению к Гидернии солдатиков и, по возможности без кнута, убеждать арестантов перейти под знамёна вольного корабля. Судьба же остальных — непереубежденных и попросту потенциально опасных для предприятия, равно как и судьба двух матросов из «гидернийского корпуса» в составе экипажа «Фраста», уличённых Рошалем в «подговаривании на бунт», была, увы, предопределена. А что прикажете делать? Не оставлять же в живых людей, которые не сегодня-завтра наперебой начнут докладывать командирам прибывших позднее броненосцам о подлых пиратах с «Адмирала» и тыкать пальчиками в сторону, куда означенный «Адмирал» почапал, набив трюмы дармовым углём…
Короче говоря, как в хорошем полку или гражданском учреждении, где служебный механизм отлажен, как швейцарские часы: командир над душой не стоит, однако работа сполняется положенным чередом. Горизонт чист, дымов из труб броненосцев-конкурентов не наблюдается. Отчего ж тогда не погостить малость…
В общем, отдав необходимые распоряжения, граф Гэйр взошёл на шхуну «Путь» — где сейчас и вёл на шканцах умные разговоры с верховным жрецом дня Огненной зари. Жрецов, подобных Брозу, имелось в запасе ещё аж трое. Жрецы верховодили Детьми Зари поочерёдно, и не потому, что Дети наскребли всего четверых жрецов (неделя у них состояла из четырех дней), а наоборот, по числу дней недели — число командиров дня. В день Огненной зари все подчиняются Брозу, даже остальные жрецы, до наступления своей очереди уравнённые в правах с простыми людьми. А завтра и Броз встанет, что называется, в общий строй. Вот такая, блин, у них иерархия с субординацией.
У Детей Зари было все не как у людей не только в отношении дней недели. Год, называемый кругом, длится у них «четыре сотни шагов», где шаг — те самые четыре дня. Сварогу стоило труда пересчитать в мозгу, сколько ж это будет, как говорится, на наши деньги. Оказалось, их год равен четырём с чем-то там нормальным человеческим годам. Значит, Брозу, который, по его словам, не так давно обошёл «девятый круг», где-то под сороковник, а Пэйле можно нарисовать по их времяисчислению никак не больше четырех кружков…
Командир Сварог торчал в гостях, и хозяева шхуны его раздражали. Причём не поймёшь чем. То ли голос этого предводителя адвентистов четвёртого дня действовал на нервы своими интонациями гуру — вроде того, что «мне, избранному, дарована высшая мудрость, дети мои, внимайте», то ли подобная жизненная позиция — дескать, убьют, значит, так угодно высшим силам, а выживем — тоже слава Богу. Оружия, как успел выяснить Сварог, у адвентистов растакого дня не имелось. Вообще. Ни стрелкового, ни холодного — не говоря уж о пушках или торпедах. Но на что-то же они надеются! Если на магию, то какого черта дали запереть себя в сарае, спокойно отдали врагу единственную шхуну?
Кроме того, эти свидетели огненной зари отказались перенести к себе на судно опреснитель, установленный на базе. Мол, чужая, чуждая, чужеродная вещь несовместима с их правильной шхуной. «Она испортит корабль», — вот как сказал Броз.
— А что будете делать, когда запас воды опять закончится?
— Найдём новую воду, — ответил Сварогу жрец этого дня.
И ведь ни тени сомнения, что может выйти по-другому. И ясно, что такого не переубедить.
Дети Зари в лице предводителя отказались от перехода на броненосец. Сварог предложил им сменить плавсредство без всякого удовольствия и отказ воспринял чуть ли не с облегчением. Честно говоря, по нужде предложил. Нуждался экипаж «Удара» в доукомплектации. Чтоб были полноценные вахты, чтобы в боевое расписание не приходилось включать женщин и детей. Вот и предложил. Хотя прекрасно понимал, что намучается с сектантами на борту. Всякие капризы на религиозной почве, вычурные обряды, идиотский график жизни. И без того коллективчик ещё тот. Вон вчера опять схватились гидерниец с тоурантцем, дошло до поножовщины, и не подоспей боцман-дож Тольго, не поучи того и другого уму-разуму тяжёлым кулаком — скорее всего, команда уменьшилась-бы ещё на одного матроса. А то лишились бы и двух. Сварог, конечно, рекрутировал бы в экипаж отличников боевой и политической, значкистов ГТО и выпускников ДОСААФ — да откуда их добудешь в чистом поле океана…
. Но ведь и морскому ежу понятно, что не доплыть этим ребятам и девчатам до земли со своими хитрыми убеждениями…
— Металл не угоден морю, — такими словами отклонил заманчивое предложение мастер Броз. — Сам по себе он ненавистен морю, море его не держит. Море поддерживает металл, когда металл несёт людей. Потому что море до сих пор щадит людей. Мы покинули бухту Амрикон на трех кораблях, мастер Сварог. Красный ветер нагнал нас на второй день пути. Случилось это ночью на стыке дня Дождевой прохлады и Твёрдого песка. Вы слышали о Красном Ветре, мастер Сварог? Красный Ветер — это проклятые неприкаянные души, скитавшиеся средь людей призраками. Когда исчезает земля, проклятые души находят друг друга, соединяются, и их несёт над океаном. Ни один железный корабль не вышел бы невредимым из Красного Ветра. Мы потеряли два корабля, но третий-то уцелел. Металл, мастер Сварог, ненавистен не только морю, но и иным исконным силам…
Сварогу ввязываться в диспут нехотелось напрочь, он стоически молчал, а чёртов жрец все вещал:
— Кое-кто по неразумению полагает, что будущее за судами с металлическими корпусами… Заблуждение. Но со временем истина восторжествует.
— И за чем будет истина? — лениво спросил Сварог.
— Истина в океане. Посмотрите на океан, мастер Сварог. Люди должны стать как океан — подвижным, но неизменным. Податливым чужой воле, но не управляемым чужой волей. Не имеющим формы, но имеющим свои законы….
— Истина-то истиной, но где же вы воду брать будете?
Жрец вздохнул.
— Вы пока не понимаете. И не видите истины… Воду нам даст вода.
Сварог внимательно посмотрел на него. «Не понимаете и не видите» — так вроде говорил некто из его сна. Уж не адвентист ли вещал ему?..
— Но — у вас свой путь, мастер Сварог, с нашим «Путём» не совпадающий. Пока не совпадающий. Может быть, потом со временем…
— Значит, на мой корабль вы переходить отказываетесь.
— Да.
— И опреснитель не возьмёте.
— Нет.
— Что ж… За сим позвольте откланяться, досточтимый жрец. Желаю вам успешно закончить ваш путь. — Сварог потянулся всем телом.
— Путь никогда не кончается, — непринуждённо ответил Броз. И вдруг цепко глянул на Сварога. — Вы думаете, что мы покорились судьбе и наше спасение воспринимаем как само собой разумеющийся знак свыше. Это не так. Мы благодарны вам. И умеем отплатить благодарностью. В какой-то момент вам понадобится наша помощь, и вы её получите. И тогда, возможно, вы поймёте, о чем я говорил. Спасибо, мастер Сварог.
— Да не за что.
Беда с этими сектантами…
…Оказывается, не со всеми адвентистами он попрощался. Сварога догнали на дощатом настиле базы, когда он, держа путь к возвышающемуся над базой родному кораблю, проходил мимо распахнутого настежь вещевого склада. Оттуда хозяйственные тоурантские женщины выносили скатанные матрасы и одеяла, нагружали ими носилки с чёрными от угольной пыли ручками, носилки подхватывали дети и тащили на «Серебряный удар». Мастер капитан приказа прибарахляться не отдавал, кавторанг вообще не знал, как обстоят у них на корабле дела по части матрасов и одеял (хотя, конечно, по большому счёту командир должен быть в курсе всех корабельных проблем), но в тряпичном вопросе, думается, женщинам следует довериться.
— Мастер мужчина, именующий себя Сварогом! — так окликнул маскапа звонкий голосок, и камзол тронула женская рука.
Сварога нагнала Пэйла, дочь жреца какой-то там Зари. Может быть, то обстоятельство, что рыжеволосая девушка против Свароговых ожиданий так и не присоединилась к их увлекательной беседе со жрецом, прибавляло маскапу раздражения на палубе адвентистского парусника.
— Когда мужчины разговаривают, женщины не должны им мешать, — только сейчас дочь жреца объяснила капитану Сварогу, почему она покинула их с отцом на шхуне.
— Смею вас уверить, прелестная дочь утренней зари, что вы нисколько не помешали бы. Как чёрствому сухарю не мешает изысканное вино, а сухой земле не мешает тёплый летний ливень, — галантно, в лучших традициях таларской великосветской куртуазности, но при этом и совершенно искренне ответствовал девушке граф Гэйр.
Пэйла, смеясь, откинула со лба рыжую прядь. Она хорошо смеялась: белозубо, заливисто, заразительно. Смеяться так, чтобы на тебя было приятно смотреть — это не многим дано.
— А мы с вами, мастер Сварог, позже обязательно встретимся, — вдруг сказала она, хоть и улыбаясь, но на полном серьёзе.
Ну что тут ответишь? «Бросай все и айда к нам на борт, ведь пропадёте — если не от гидернийского ядра, штормов или голода, то уж от жажды точно, не доплыть вам до нового материка с вашими хитрыми убеждениями!» Так ведь заведомо же ясно, что его словесный выстрел окажется холостым, их веру одной фразой не поколебать, и никуда ни дочь жреца, ни любой другой из адвентистов со шхуны не уйдёт.
— Я тоже почему-то уверен, что мы с вами встретимся, — отчеканил Сварог, внутренне скривившись от омерзения к откровенной фальши своих слов.
Пэйла, ещё раз рассмеявшись, помотала головой.
— Нет, вы не верите в то, что сказали. А я знаю, что мы встретимся. Вот посмотрите, разве могут не встретиться заходящее солнце и горизонт? Разве могут не встретиться, волна и берег? В мире есть предопределённость, и кому-то дано её видеть. Я вижу, что мы с вами встретимся.
«Беда с этими сектантами, — ещё раз подумал Сварог, — беда даже с самыми очаровательными из них».
— Поэтому не «прощайте», а «до свидания», мастер Сварог, — быстро проговорила смешливая Пэйла, чмокнула Сварога в щеку и убежала.
Сварог проводил её взглядом. Сердце ворохнулось в груди — хоть силком цепляй упрямый «Путь», хоть вновь арестовывай сектантов, запирай на «Ударе» и вези на Граматар. Ведь загубят же друг дружку религиозные догматики и фанатики — загубят собственным собачьим бредом насчёт воды из воды, подвижности в неизменчивости и пути, который никогда не кончается…
…Шхуна «Путь» и угольная база превращались в точки. И скоро совершенно сольются с серым океаном, растворятся в нем. Сварог переводил захват подзорной трубы с базы на парусник. «Путь», выйдя в море следом за броненосцем, сразу отвернул в сторону и пошёл под тупым углом к курсу «Серебряного удара». Куда-то уверенно повела за собой их причудливая вера. Куда ж она вас заведёт?..
А это что у нас нарушает однообразие воздушного пространства над океаном? Сварог навёл подзорную трубу на некий объект, перемещающийся в облаках. Ба, да это же воздушный шар! Удалось разглядеть бледно-розовую сферу с нарисованной на ней птицей, огонь горелки, две человеческие фигуры в гондоле, обвешанной мешками.
В общем-то, ничего удивительного. Если на Димерее додумались до дирижаблей, то воздушные шары тем более должны существовать. Однако отчаянные ребята! Вверили себя исключительно капризным ветрам. А много ли они могли захватить с собой? Какое там… Тоже, скорее всего, во что-то верят. Или в какую-то свою карту, или в Блуждающие Острова, или в своих богов, или в свою удачу. М-да, думается, шансы на успех у воздухоплавателей такие же, как и у адвентистов с «Пути»…
Сварог ещё раз перевёл окуляр на базу, уже едва различимую, и увидел за ней вдали, на самом горизонте, тонкие струйки дымов. Ага, вот и хозяева пожаловали. Броненосцы Великой Гидернии. Опоздали вы, ребята, причём безнадёжно. Пока вы дочапаете до базы, пока оправитесь от происшедшего… Даже если броситесь потом в погоню на остатках угля, то где ж вы нас сыщете, интересно бы знать. Увидеть к тому времени вы сможете лишь девственно чистый горизонт…
Сварог сложил трубу, облокотился на фальшборт. Океан, во все стороны океан, лениво перекатывающий по своей спине волны. Дело клонилось к вечеру. Только что пробили очередные склянки, намекающие вечерней смене, что пора бы ей готовиться к заступлению на дежурство в режиме походного расписания. И Сварог ничего не имел бы против, если б они провели всю путь-дорогу до Граматара исключительно в режиме походного расписания. Вахта за вахтой, «вахту сдал, вахту принял, никаких происшествий за время ейного несения». Решать бы одни бытовые проблемы. А со скукой мы бы управились, мы бы её победили.
Сварог зевнул. Сказывалась усталость — наследство непростого дня, сказывалось и приближение ночи. Так бы и зевать от скуки до самого Граматара, граф Гэйр возражать бы не стал, забав хватит сполна и на новом материке. А почему, собственно говоря, не надеяться на спокойное плавание? Они строго следуют карте Ваграна, огибая таящие угрозу места. Так что есть все основания рассчитывать, что вложенное в Сварога чутьё на опасность ни разу не напомнит о себе до самого граматарского побережья…
Часть вторая
ПОКОЙ НАМ УЖЕ ДАЖЕ НЕ СНИТСЯ…
Глава девятая
Что-то происходит
Острое ощущение опасности нахлынуло, проникло сквозь сон до самых сокровенных фибр души. Не проснуться было нельзя. Сварог перво-наперво постарался сохранить ровное дыхание, чтоб не выдать раньше времени свою готовность. противостоять опасности. Кто, что, почему — сейчас не имело значения. Опасность была самая что ни на есть реальная. Угроза для жизни, не меньше. Подобравшийся под одеялом, приготовившийся превратиться в бешено распрямляющуюся пружину, Сварог приоткрыл глаза…И ничего не обнаружил, хоть и просканировал каюту со всем положенным «кошачьим» тщанием. Вот только Клади рядом не было.
А может быть, виной тревоги пригрезившийся ночной кошмар? Сварог ещё несколько секунд побалансировал на зыбкой грани между сном и явью, широко раскрытыми глазами прочёсывая темноту. Пошевелился, чтобы ощутить тело, движение мышц, определить доподлинно, наконец, продолжается ли страшный сон или вокруг доподлинная явь. Шпага мирно висела на прежнем месте, обгорелый парусник в объятьях поджаренного осьминога — тоже неплохая картинка, пусть висит, хоть и огоньком подпорченная; недоставало разве что портрета обугленного мастера Ксэнга, но Сварог самолично отволок его в местную разновидность чулана: извини, мол, дедуля, двум капитанам на одном корабле делать нечего… Одним словом, в обстановке каюты с виду ничего не изменилось…
Как не изменялось вот уже четвёртый день плавания в состоянии полной загрузки угольных ям. Серый океан, серое, затянутое тучами небо, бесконечная качка, несмолкаемый гул машин — выть хотелось от тоски. Вечные сумерки, опустившиеся на Димерею, уравняли в правах день и ночь, время суток можно было определить только по хронометрам да бою склянок; подчас Сварог ловил себя на мысли, что пора бы уж начаться опасностям и жутям, о которых все уши прожужжали «бывалые» моряки…
И накаркал.
Кажется, он понял, что его разбудило. Начавшийся ни с того ни с сего вчера к ужину, плывший над водами и просачивавшийся во все закоулки корабля странный, заунывный и ничуть не магический звук, который про себя Сварог нарёк «плач сирен», вдруг сам собой оборвался. Это должно было принести облегчение; но почему-то сыграло в обратную сторону…
Сварог, чисто машинально, задействовал «третий глаз»… И, в общем-то, результату не удивился. Магия, как он и ожидал и как говорится в присутственных ларских документах, присутствовать начала. Но магия — кстати, какая-то странная, в магическом зрении являющая собой не более чем иссиня-белое, тусклое, как от «синей лампы», свечение, пронизывающее все вокруг предметы и непонятно откуда исходящее, — по большому счёту особого вреда собой не несла. А острое чувство опасности, чтоб ему, не проходило.
Внезапно нахлынул совершенно детский страх. Паника, не простительная специалисту по умерщвлению закадычных врагов в одиночку и пачками. Почему-то стало мерещиться, что опасность притаилась буквально под ним, под роскошной, доставшейся в наследство от прежнего капитана кроватью, и стоит спустить ноги, как что-то или кто-то ухватится за них, и, будто в песенке, останутся от бравого майора и владыки нескольких королевств рожки да ножки…
И тут он увидел незваного гостя. Всего-то на всего — обыкновенная корабельная крыса. Зверёк маячил у двери в позе «упор присев» и тёр лапками острую ехидную мордочку. И шевелил гренадерскими усами. Метнув кинжал, Сварог мог лишить эту тварь жизни в секунду… И не метнул только потому, что это было самое первое и простое, что пришло в голову.
Крыса выглядела вполне обыкновенно, магическим свечением и прочими колдовскими знаками отличия не щеголяла — в отличие от остального, окрашенного в синий, мира… Так что разбудившее Сварога и уже малость поблекшее чувство опасности крыса вызвать не могла.
А может быть, виной тревоги пригрезившийся ночной кошмар? Сварог ещё несколько секунд побалансировал на зыбкой грани между сном и явью, широко раскрытыми глазами прочёсывая темноту. Пошевелился, чтобы ощутить тело, движение мышц, определить доподлинно, наконец, продолжается ли страшный сон или вокруг доподлинная явь. Шпага мирно висела на прежнем месте, обгорелый парусник в объятьях поджаренного осьминога — тоже неплохая картинка, пусть висит, хоть и огоньком подпорченная; недоставало разве что портрета обугленного мастера Ксэнга, но Сварог самолично отволок его в местную разновидность чулана: извини, мол, дедуля, двум капитанам на одном корабле делать нечего… Одним словом, в обстановке каюты с виду ничего не изменилось…
Как не изменялось вот уже четвёртый день плавания в состоянии полной загрузки угольных ям. Серый океан, серое, затянутое тучами небо, бесконечная качка, несмолкаемый гул машин — выть хотелось от тоски. Вечные сумерки, опустившиеся на Димерею, уравняли в правах день и ночь, время суток можно было определить только по хронометрам да бою склянок; подчас Сварог ловил себя на мысли, что пора бы уж начаться опасностям и жутям, о которых все уши прожужжали «бывалые» моряки…
И накаркал.
Кажется, он понял, что его разбудило. Начавшийся ни с того ни с сего вчера к ужину, плывший над водами и просачивавшийся во все закоулки корабля странный, заунывный и ничуть не магический звук, который про себя Сварог нарёк «плач сирен», вдруг сам собой оборвался. Это должно было принести облегчение; но почему-то сыграло в обратную сторону…
Сварог, чисто машинально, задействовал «третий глаз»… И, в общем-то, результату не удивился. Магия, как он и ожидал и как говорится в присутственных ларских документах, присутствовать начала. Но магия — кстати, какая-то странная, в магическом зрении являющая собой не более чем иссиня-белое, тусклое, как от «синей лампы», свечение, пронизывающее все вокруг предметы и непонятно откуда исходящее, — по большому счёту особого вреда собой не несла. А острое чувство опасности, чтоб ему, не проходило.
Внезапно нахлынул совершенно детский страх. Паника, не простительная специалисту по умерщвлению закадычных врагов в одиночку и пачками. Почему-то стало мерещиться, что опасность притаилась буквально под ним, под роскошной, доставшейся в наследство от прежнего капитана кроватью, и стоит спустить ноги, как что-то или кто-то ухватится за них, и, будто в песенке, останутся от бравого майора и владыки нескольких королевств рожки да ножки…
И тут он увидел незваного гостя. Всего-то на всего — обыкновенная корабельная крыса. Зверёк маячил у двери в позе «упор присев» и тёр лапками острую ехидную мордочку. И шевелил гренадерскими усами. Метнув кинжал, Сварог мог лишить эту тварь жизни в секунду… И не метнул только потому, что это было самое первое и простое, что пришло в голову.
Крыса выглядела вполне обыкновенно, магическим свечением и прочими колдовскими знаками отличия не щеголяла — в отличие от остального, окрашенного в синий, мира… Так что разбудившее Сварога и уже малость поблекшее чувство опасности крыса вызвать не могла.