Страница:
— Ну да. Пэверу, кстати, оно понравилось.
Рошаль прикрыл глаза, мысленно перекатывая название в голове. Потом опять улыбнулся, вот чудо-то, и кивнул.
— Отлично, мастер шторм-капитан. Мне тоже нравится. В меру угрожающе, в меру красиво… И раз уж у нас пошла мода на переименования и смену флагов, советую и наши с вами должности изменить.
— В смысле?
— Ну, не то чтоб мне не нравится зваться грам-капитаном… Однако это неверно с политической точки зрения. Каково, по-вашему, будет тоурантцам обращаться к вам «мастер шторм-капитан»?
Сварог поразмыслил минуту. В словах старшего охранителя был резон. Это все равно, как если б после войны, той, которая Великая Отечественная, в Красной Армии вдруг ввели эсэсовские соответствия «товарищ штандартенфюрер», «товарищ группенфюрер»…
— И как вы предлагаете нам называться?
— Пока не знаю.
Сварог в бытность свою десантником носил звание майора, что в военно-морском понимании, как известно, соответствует званию капитана третьего ранга. Однако является ли Сварог по-прежнему офицером Советской Армии? Отнюдь. Значит, вышел в отставку — и плевать, что не жал руку кадровик, что не было утопления звёздочек в кружке со спиртом, что не одолевали тоскливые мысли о своей неприспособленности к «гражданке»… Отставка, если это не вышибание из рядов (а Сварога ведь никто не вышибал!), неизменно сопровождается присвоением очередного звания. Значит, он смело может считать себя подполковником, то бишь — капитаном второго ранга или, совсем уж по-флотски выражаясь, кавторангом.
— Тогда я у вас получаюсь кавторанг.
— Тяжёлое словцо, — покачал головой Рошаль. — И легкомысленное. И похоже на Кадранга. Так звали одного наёмного убийцу в Гаэдаро. Зарезал золото-торговца Умлада, нескольких перепродавцов горького мха и предпоследнего алькалида Митрака. Даже успел в Фагоре отметиться — убил протодесния Россо… Он плохо кончил. Я самолично ставил подпись под его приговором, а батюшка нашего дорогого Олеса лично загнал первый гвоздь в его колено.
— Это сокращение. Полностью звучит — капитан второго ранга.
— Что ж, другое дело, — пораздумав, сказал Рошаль. — Внушает это… субординацию. Невольно подбираешься, проверяешь правильность посадки головного убора и расстояние между брюхом и ремнём.
— А для тех, кто не любит долго говорить, и для экономии собственного времени разрешаю употреблять сокращение «маскап», что означает мастер капитан. Против маскапа есть возражения?
— А как тогда мне зваться? — сказал Рошаль. — Я тоже в некотором роде капитан…
— А вы будете масграмом, — милостиво разрешил Сварог. — Сойдёт?
Возражений не воспоследовало.
— Поздравляю с назначением, масграм, опыта в этих делах вам не занимать. До сих пор вспоминаю с некоторым даже уважением, как ловко вашему ведомству удавалось отрезать население Гаэдаро от правдивой информации о надвижении Тьмы… Кстати, все спросить хотел, а почему тем не менее дозволена была одна-единственная газета? Как её там…
— «Шадтагский вестник», — подсказал Рошаль.
— Во-во. Ведь что с ней, что без неё… Видимость либерализма? Тогда проще было свою газетёнку организовать, насквозь подконтрольную. Политический реверанс в сторону Шадтага, без которого легко можно и обойтись во имя жизненно более важных интересов Министерства правды? Или, — Сварог пристально взглянул в глаза бывшему старшему охранителю, — иные интересы тому причиной?
— Иные интересы, — выдержав взгляд, усмехнулся Рошаль. — Интересы, ушедшие в прошлое. Интересы, которые на сегодняшний день стали уже глубокой историей периода последнего Прихода Тьмы… Что ж, теперь можно и поворошить прошлое…
Видимо, охранитель по своему опыту знал, что, если в чем-то небезосновательно подозревают, но твоя вина ничтожнее тех домыслов, которые могут сложиться в умах, лучше сознаться. Тем более когда былые связи и отношения уже не имеют для настоящего никакого значения.
Сварог правильно догадался, что любое запрещение или разрешение в Таэдаро зависело лично от старшего охранителя. Герцога можно было убедить в чем угодно. Он представлял собой полное ничтожество, настолько полное, что, провластвуй он самостоятельно, без направляющей руки хотя бы год, княжество разодрали бы в клочья. В первую очередь, не растерялся бы Нур, который давно точил зубы на соседа. И только появись такая возможность, Нур оттяпал бы у Гаэдаро как можно больший кусок, тем самым увеличив свою границу с Шадтагом. А слопав Гаэдаро, Нур направил бы утоление волчьего аппетита опять же на Шадтаг. Поэтому Шадтаг был заинтересован, во-первых, в сохранении княжества как буфера между собой и Нуром, а во-вторых, в дружеских отношениях с вотчиной Саутаров.
Поэтому разведкой Шадтага была разработана и блестяще проведена операция по внедрению своего человека на пост старшего охранителя княжества Гаэдаро, которому поручалось полностью подчинить своему влиянию князя Саутара… Строго говоря, Гор Рошаль являлся персоной влияния государства Шадтаг на государство Гаэдаро.
— Я, представьте себе, мастер Сварог, — один из самых охраняемых секретов Шадтага. Хотя бы потому, что о моем существовании знал всего один человек, начальник шадтагской разведки. И больше никто…
Разрабатывая операцию на годы вперёд, они пришли к выводу, что следует исключить малейший риск для Гора Рошаля, поэтому остановили выбор на односторонней связи. Он получал новые задания и инструкции, но сам не отсылал никаких отчётов, докладов, запросов. Да, сообщения он получал через газету «Шадтагский вестник» — единственную газету, благодаря его же усилиям разрешённую в Гаэдаро. Чтение газеты входило в его обязанности, надо же охранителю знать, не содержится ли в ней вредных мыслей, поэтому ни у кого не могло возникнуть ни малейшего подозрения. Особенно внимательно Рошаль просматривал раздел «Объявления» — имелся экстренный канал связи с куратором, но им он так и не воспользовался.
— А накануне Прихода Тьмы стали поступать новые поручения, отличные от предыдущих, — сказал Сварог.
— Вы, как всегда, правы, — подтвердил Рошаль. — Шадтаг требовал от меня, чтобы как можно больше гаэдарцев не покинули Атар. Впрочем, и без моего влияния на Саугара тот делал все, чтобы Шадтаг остался доволен. Поверьте, к появлению в голове князя проекта «Парящий рихар» я не имел никакого отношения. Между прочим, единственный раз, когда я не смог бы его от чего-то отговорить, даже если бы захотел — это проект «Парящий рихар». Мы все служим своей стране, мастер Сварог, но когда вдруг понимаешь, что её правители и политики ничуть не лучше властителей и политиканов других стран…
— Только не говорите, что вы спасали бы гаэдарский народ, если б не неожиданное упрямство Саутара.
— И не собирался, — удивился Гор Рошаль. — С чего вы взяли? Я решил спасать самого себя. Махануть на «Рихаре» с сундуком древних предметов. Получалось, князь готовил «Рихар» для меня, думая, что готовит для себя.
«И Олес думал то же самое, что Рошаль, только подставляя себя на место охранителя, — подумал Сварог. — В результате улетели оба… ну, и я в придачу».
— Первоначально вы задумывали бегство в Гидернию?
— Да, верно. Но я, признаюсь, колебался, не зная, что предпочесть. Родной Шадтаг, но заведомо более слабый и потому с незавидными шансами на Граматар, или Гидернию, сильную, но чужую, для которой я навсегда останусь, если сразу не расстреляют, чужаком. И тут подвернулся такой случай. Ко мне в руки попадает тагорт. Перебраться на непотопляемые Блуждающие Острова с сундуком древних предметов… заманчиво, не правда ли? Про Гидернию и Шадтаг я тут же забыл.
«Если уж расставлять все точки, следовало бы поговорить с мастером охранителем о происшествии в „Дырявой бочке». Может быть, он замалчивает какие-то сведения и о том взрыве…"
Но Сварог спросил пока о другом:
— Не разуверились ещё в Островах и тагортах?
Рошаль лишь задумчиво пожал плечами.
…Следующие три дня плавания прошли на удивление спокойно. То есть спокойно в том только смысле, что волнения океана на борту практически не ощущалось — так, лёгкое убаюкивающее покачивание, не вызывающее приступов морской болезни даже у лиц сугубо сухопутных. «Адмирал Фраст», а ныне «Серебряный удар», бодро разрезая форштевнем мутные, увенчанные белыми шапками волны, забираясь на волны побольше, скатываясь с их склонов, уносил захватчиков прочь от эпицентра катастрофы со скоростью узлов в тридцать — тридцать пять (напрягши извилины, король Сварог Первый вспомнил, что такое узел и как на глазок определить скорость корабля. А вы думали, мы только стрелять да карать-миловать могем? Дудки). Небо постоянно было затянуто серыми облаками — не поймёшь, утро сейчас или вечер, однако никаких прочих неприятных последствий всепланетной катастрофы не ощущалось. Словно не трясло Димерею, поглощающую один континент и в родовых муках извергающую из своего чрева другой. Не замечали вахтенные наблюдающие ни кораблей на горизонте, ни морских чудовищ в глубинах океана… Лепота и оздоровительная морская прогулка получались, право слово, и Сварога это, с одной стороны, настораживало: такого везения просто-напросто в природе не бывает. Хотелось даже сломать и бросить за борт что-нибудь из корабельного инвентаря — в полном соответствии с древним морским суеверием, о котором он вычитал не то у Джека Лондона, не то у Виктора Конецкого… С другой, впрочем, стороны новоиспечённый командир броненосца радовался временной передышке и все трое суток без передышки (каламбур) занимался архиважным делом: с азартом и беспощадностью заправского «годка» он гонял новобранцев по палубам, отсекам и рубкам корабля. Учил морскому делу… и учился сам. Поскольку в своём активе имел ровно ноль целых ноль десятых ходовых часов, а по-простому говоря — на кораблях никогда не ходил, если, конечно, не считать «Божьего любимчика» и «Принцессы», где он, по неопытности, выступал скорее в роли пассажира, нежели морского офицера.
Сварог, например, смутно помнил из книг, что при длительном переходе паровые котлы надобно менять — но как это делать и, главное, на что их следует менять, понятия не имел ни малейшего. Знал он также, что перед стрельбой стволы орудий вроде бы надлежит прогреть холостыми залпами, и весьма смутно представлял себе, что такое «гироскоп преобразователя координат», «картушка ориентировки командно-дальномерного поста» и «артиллерийский радар», — для стрельб вещи, кажется, необходимейшие, но как они выглядят и с чем их едят, было для него сущей тайной Мадридского двора. Не говоря уж о том, что такой простенький манёвр, как «совершение правого десятиградусного координата с продолжительностью дуги в полста секунд», некогда запомнившийся благодаря именно своей заковыристости, ему не удался бы и под угрозой расстрела…
К счастью, и среди гидернийцев, не без колдовской помощи Клади перешедших на их сторону, и среди тоурантцев отыскалась горстка людей, с морским ремеслом знакомая не понаслышке — Сварог моментально присвоил им высшие офицерские звания. Остальные были зачислены в средние и младшие офицеры и матросы. Более того: нынешний экипаж «Удара» был втрое меньше, так сказать, расформированного, и каждый даже простой матрос в спешном порядке осваивал одну-две смежные специальности… В общем, на борту царил непрекращающийся аврал. Сварог сам не отдыхал, скупо отведя себе на сон часа по три ежедневно, и другим не давал. Первым делом он провёл инспекцию пороховых погребов и запаса провианта и инспекцией остался доволен. Кладовые ломились от всяческой сушёной, вяленой и консервированной снеди, так что какая-никакая, а смерть от недоедания беглецам не грозила — тем более среди тоуранток без проблем нашлись бойчихи кастрюльно-поварешечного фронта. Броненосец был оснащён двумя здоровенными башенными пушками — мортирами («Орудия главного калибра это называется, что ли?»), четырьмя бронзовыми орудиями средней артиллерии и восемью совсем уж мелкокалиберными каронадами в казематах, по четыре с каждого борта. Ядра с запальным шнуром, наполненные зажигательной смесью или набитые картечью, Сварог пересчитывать не стал — сунув нос в погреба и увидев уходящие во мрак стеллажи, до отказа заставленные однотипными, накрепко закреплёнными ящиками, он с первого взгляда понял, что гидернийские военно-морские начальники к походу подготовились основательно и постарались застраховать корабль от всяческих малоприятных встреч посреди океана. Ручные элеваторы, подающие ядра к орудиям, работали исправно, башни орудий на проворотах не заклинивало, стволы даже артиллерии главного калибра ходили вверх-вниз легко и послушно. Удивляло разве что отсутствие пулемётов на борту, однако, поразмыслив, Сварог пришёл к однозначному выводу, что боевая задача экс-"Адмирала Фраста" — поражение исключительно крупных объектов на значительном расстоянии, уничтожением же более мелких целей занимаются другие лоханки гидернийского флота.
Первый же пробный выстрел мортиры оставил в душе экипажа «Серебряного удара» поистине неизгладимое впечатление. Сварог произвёл выстрел самолично, разумно предположив, что в дальнейшем такой шанс может ему и не выпасть. Быстренько разобравшись с несложным управлением стрельбой, он направил ствол в открытое море, поджёг фитиль, зажмурился…
Ну сказать, что жахнуло громко — значит, ничего не сказать. Десантника Сварога, который, в принципе, если из артиллерийских орудий сам не стрелял, то, случалось, присутствовал где-то неподалёку (что характерно, и с той стороны, откуда вёлся огонь, и с той, куда стреляли), так вот Сварога буквально вплющило в неудобное сиденье наводчика и размазало в блин. Даже сквозь броню башни ворвался оглушительный грохот, завершившийся утробным воем, пронзив его тело навылет и ошмётки разбросав по углам тесной башенки. Вспышка ослепила и сквозь закрытые веки — ему даже показалось на миг, что бронзовый ствол разорвало, к едреной фене… Он открыл глаза, ошалело помотал головой и как раз успел приникнуть к смотровой щели, чтобы увидеть, как в кабелоте от броненосца встаёт исполинский пенный столб воды… Хорошо хоть он загодя разогнал всех зевак подальше от башни, под защиту брони — после такого акустического удара трупы можно было бы складывать штабелями…
В общем, вооружением корабля Сварог остался доволен вполне.
Несколько хуже дело обстояло с боевой подготовкой экипажа. Тольго, таки назначенный Сварогом на должность боцмана, охрип, днём и ночью гоняя с докладами пацанов-вестовых от носовой рубки на капитанский мостик, оттуда к орудийным расчётам, оттуда — на корму; проворачивающие в кровь истёрли ладони, ворочая тяжёлые маховики и разворачивая тяжеленные башни в сторону «вероятного противника»; боевые тревоги сменялись пожарными, пожарные — водяными; стрелки истратили не один десяток снарядов, учась попадать в цель по крайней мере с десятого выстрела (для имитации целей Сварог, скрепя сердце, пожертвовал тремя спасательными шлюпками)… Личный состав, короче говоря, помрачнел, посерел лицами, осунулся и исходил двенадцатью потами, однако сносил тяготы и лишения флотской романтики молча: все знали, что чем бы ни окончился возможный бой, даже если не потопят, то вернуться в порт для ремонта получится вряд ли — по причине насквозь тривиальной: портов на планете уже не существовало.
Так что если и царило где-то спокойствие, то лишь вокруг броненосца. На борту же покоем и не пахло.
Радовало одно: устройство броненосца было относительно простым — сложнее, конечно, чем незабвенной «Принцессы», но уж проще, во всяком случае, тех плавающих крепостей, что использовались до Первой мировой. Сварогу даже не приходилось особо напрягать свой магический талант, помогающий в освоении любого незнакомого механизма. Ни о гироскопе преобразователя координат, ни тем более об артиллерийском радаре и прочих хитроумных штуковинах, призванных обеспечивать убийство максимально большего количества людей при минимальных затратах, современные Гидернийцы, слава Аллаху, ведать не ведали. Наведение мортир осуществлялось до умиления примитивно: вестовой передавал расчёту дальность до цели, проворачивающие устанавливали башню стволом в нужную сторону, наводчик по таблице определял угол стрельбы, матрос-замковой отмерял длину запального шнура, закатывал ядро в камору пушки, следом запихивал картуз с порохом, закрывал замок и поджигал фитиль. Все. При таком режиме скорострельность получалась один выстрел в три минуты, с учётом, чистки ствола после каждого выстрела — не так уж плохо. Вот такой симбиоз, ребята: пушечки времён вице-адмирала Дрейка на борту парового броненосца, созданного для автономного похода через полпланеты… Интересно, кстати, а зачем гидернийцам броненосцы, если до бронебойных снарядов они ещё не додумались? И почему, интересно, не додумались, раз вовсю играются с автоматами и карабинами? Загадочка…
А на пятый день безмятежного плавания баковый наблюдающий доложил, что видит дымы прямо по курсу. Сварог поднялся на мостик, раздвинул трубу.
Никаких сомнений. На горизонте нарисовалась промежуточная цель их похода. Угольная база.
Рошаль прикрыл глаза, мысленно перекатывая название в голове. Потом опять улыбнулся, вот чудо-то, и кивнул.
— Отлично, мастер шторм-капитан. Мне тоже нравится. В меру угрожающе, в меру красиво… И раз уж у нас пошла мода на переименования и смену флагов, советую и наши с вами должности изменить.
— В смысле?
— Ну, не то чтоб мне не нравится зваться грам-капитаном… Однако это неверно с политической точки зрения. Каково, по-вашему, будет тоурантцам обращаться к вам «мастер шторм-капитан»?
Сварог поразмыслил минуту. В словах старшего охранителя был резон. Это все равно, как если б после войны, той, которая Великая Отечественная, в Красной Армии вдруг ввели эсэсовские соответствия «товарищ штандартенфюрер», «товарищ группенфюрер»…
— И как вы предлагаете нам называться?
— Пока не знаю.
Сварог в бытность свою десантником носил звание майора, что в военно-морском понимании, как известно, соответствует званию капитана третьего ранга. Однако является ли Сварог по-прежнему офицером Советской Армии? Отнюдь. Значит, вышел в отставку — и плевать, что не жал руку кадровик, что не было утопления звёздочек в кружке со спиртом, что не одолевали тоскливые мысли о своей неприспособленности к «гражданке»… Отставка, если это не вышибание из рядов (а Сварога ведь никто не вышибал!), неизменно сопровождается присвоением очередного звания. Значит, он смело может считать себя подполковником, то бишь — капитаном второго ранга или, совсем уж по-флотски выражаясь, кавторангом.
— Тогда я у вас получаюсь кавторанг.
— Тяжёлое словцо, — покачал головой Рошаль. — И легкомысленное. И похоже на Кадранга. Так звали одного наёмного убийцу в Гаэдаро. Зарезал золото-торговца Умлада, нескольких перепродавцов горького мха и предпоследнего алькалида Митрака. Даже успел в Фагоре отметиться — убил протодесния Россо… Он плохо кончил. Я самолично ставил подпись под его приговором, а батюшка нашего дорогого Олеса лично загнал первый гвоздь в его колено.
— Это сокращение. Полностью звучит — капитан второго ранга.
— Что ж, другое дело, — пораздумав, сказал Рошаль. — Внушает это… субординацию. Невольно подбираешься, проверяешь правильность посадки головного убора и расстояние между брюхом и ремнём.
— А для тех, кто не любит долго говорить, и для экономии собственного времени разрешаю употреблять сокращение «маскап», что означает мастер капитан. Против маскапа есть возражения?
— А как тогда мне зваться? — сказал Рошаль. — Я тоже в некотором роде капитан…
— А вы будете масграмом, — милостиво разрешил Сварог. — Сойдёт?
Возражений не воспоследовало.
— Поздравляю с назначением, масграм, опыта в этих делах вам не занимать. До сих пор вспоминаю с некоторым даже уважением, как ловко вашему ведомству удавалось отрезать население Гаэдаро от правдивой информации о надвижении Тьмы… Кстати, все спросить хотел, а почему тем не менее дозволена была одна-единственная газета? Как её там…
— «Шадтагский вестник», — подсказал Рошаль.
— Во-во. Ведь что с ней, что без неё… Видимость либерализма? Тогда проще было свою газетёнку организовать, насквозь подконтрольную. Политический реверанс в сторону Шадтага, без которого легко можно и обойтись во имя жизненно более важных интересов Министерства правды? Или, — Сварог пристально взглянул в глаза бывшему старшему охранителю, — иные интересы тому причиной?
— Иные интересы, — выдержав взгляд, усмехнулся Рошаль. — Интересы, ушедшие в прошлое. Интересы, которые на сегодняшний день стали уже глубокой историей периода последнего Прихода Тьмы… Что ж, теперь можно и поворошить прошлое…
Видимо, охранитель по своему опыту знал, что, если в чем-то небезосновательно подозревают, но твоя вина ничтожнее тех домыслов, которые могут сложиться в умах, лучше сознаться. Тем более когда былые связи и отношения уже не имеют для настоящего никакого значения.
Сварог правильно догадался, что любое запрещение или разрешение в Таэдаро зависело лично от старшего охранителя. Герцога можно было убедить в чем угодно. Он представлял собой полное ничтожество, настолько полное, что, провластвуй он самостоятельно, без направляющей руки хотя бы год, княжество разодрали бы в клочья. В первую очередь, не растерялся бы Нур, который давно точил зубы на соседа. И только появись такая возможность, Нур оттяпал бы у Гаэдаро как можно больший кусок, тем самым увеличив свою границу с Шадтагом. А слопав Гаэдаро, Нур направил бы утоление волчьего аппетита опять же на Шадтаг. Поэтому Шадтаг был заинтересован, во-первых, в сохранении княжества как буфера между собой и Нуром, а во-вторых, в дружеских отношениях с вотчиной Саутаров.
Поэтому разведкой Шадтага была разработана и блестяще проведена операция по внедрению своего человека на пост старшего охранителя княжества Гаэдаро, которому поручалось полностью подчинить своему влиянию князя Саутара… Строго говоря, Гор Рошаль являлся персоной влияния государства Шадтаг на государство Гаэдаро.
— Я, представьте себе, мастер Сварог, — один из самых охраняемых секретов Шадтага. Хотя бы потому, что о моем существовании знал всего один человек, начальник шадтагской разведки. И больше никто…
Разрабатывая операцию на годы вперёд, они пришли к выводу, что следует исключить малейший риск для Гора Рошаля, поэтому остановили выбор на односторонней связи. Он получал новые задания и инструкции, но сам не отсылал никаких отчётов, докладов, запросов. Да, сообщения он получал через газету «Шадтагский вестник» — единственную газету, благодаря его же усилиям разрешённую в Гаэдаро. Чтение газеты входило в его обязанности, надо же охранителю знать, не содержится ли в ней вредных мыслей, поэтому ни у кого не могло возникнуть ни малейшего подозрения. Особенно внимательно Рошаль просматривал раздел «Объявления» — имелся экстренный канал связи с куратором, но им он так и не воспользовался.
— А накануне Прихода Тьмы стали поступать новые поручения, отличные от предыдущих, — сказал Сварог.
— Вы, как всегда, правы, — подтвердил Рошаль. — Шадтаг требовал от меня, чтобы как можно больше гаэдарцев не покинули Атар. Впрочем, и без моего влияния на Саугара тот делал все, чтобы Шадтаг остался доволен. Поверьте, к появлению в голове князя проекта «Парящий рихар» я не имел никакого отношения. Между прочим, единственный раз, когда я не смог бы его от чего-то отговорить, даже если бы захотел — это проект «Парящий рихар». Мы все служим своей стране, мастер Сварог, но когда вдруг понимаешь, что её правители и политики ничуть не лучше властителей и политиканов других стран…
— Только не говорите, что вы спасали бы гаэдарский народ, если б не неожиданное упрямство Саутара.
— И не собирался, — удивился Гор Рошаль. — С чего вы взяли? Я решил спасать самого себя. Махануть на «Рихаре» с сундуком древних предметов. Получалось, князь готовил «Рихар» для меня, думая, что готовит для себя.
«И Олес думал то же самое, что Рошаль, только подставляя себя на место охранителя, — подумал Сварог. — В результате улетели оба… ну, и я в придачу».
— Первоначально вы задумывали бегство в Гидернию?
— Да, верно. Но я, признаюсь, колебался, не зная, что предпочесть. Родной Шадтаг, но заведомо более слабый и потому с незавидными шансами на Граматар, или Гидернию, сильную, но чужую, для которой я навсегда останусь, если сразу не расстреляют, чужаком. И тут подвернулся такой случай. Ко мне в руки попадает тагорт. Перебраться на непотопляемые Блуждающие Острова с сундуком древних предметов… заманчиво, не правда ли? Про Гидернию и Шадтаг я тут же забыл.
«Если уж расставлять все точки, следовало бы поговорить с мастером охранителем о происшествии в „Дырявой бочке». Может быть, он замалчивает какие-то сведения и о том взрыве…"
Но Сварог спросил пока о другом:
— Не разуверились ещё в Островах и тагортах?
Рошаль лишь задумчиво пожал плечами.
…Следующие три дня плавания прошли на удивление спокойно. То есть спокойно в том только смысле, что волнения океана на борту практически не ощущалось — так, лёгкое убаюкивающее покачивание, не вызывающее приступов морской болезни даже у лиц сугубо сухопутных. «Адмирал Фраст», а ныне «Серебряный удар», бодро разрезая форштевнем мутные, увенчанные белыми шапками волны, забираясь на волны побольше, скатываясь с их склонов, уносил захватчиков прочь от эпицентра катастрофы со скоростью узлов в тридцать — тридцать пять (напрягши извилины, король Сварог Первый вспомнил, что такое узел и как на глазок определить скорость корабля. А вы думали, мы только стрелять да карать-миловать могем? Дудки). Небо постоянно было затянуто серыми облаками — не поймёшь, утро сейчас или вечер, однако никаких прочих неприятных последствий всепланетной катастрофы не ощущалось. Словно не трясло Димерею, поглощающую один континент и в родовых муках извергающую из своего чрева другой. Не замечали вахтенные наблюдающие ни кораблей на горизонте, ни морских чудовищ в глубинах океана… Лепота и оздоровительная морская прогулка получались, право слово, и Сварога это, с одной стороны, настораживало: такого везения просто-напросто в природе не бывает. Хотелось даже сломать и бросить за борт что-нибудь из корабельного инвентаря — в полном соответствии с древним морским суеверием, о котором он вычитал не то у Джека Лондона, не то у Виктора Конецкого… С другой, впрочем, стороны новоиспечённый командир броненосца радовался временной передышке и все трое суток без передышки (каламбур) занимался архиважным делом: с азартом и беспощадностью заправского «годка» он гонял новобранцев по палубам, отсекам и рубкам корабля. Учил морскому делу… и учился сам. Поскольку в своём активе имел ровно ноль целых ноль десятых ходовых часов, а по-простому говоря — на кораблях никогда не ходил, если, конечно, не считать «Божьего любимчика» и «Принцессы», где он, по неопытности, выступал скорее в роли пассажира, нежели морского офицера.
Сварог, например, смутно помнил из книг, что при длительном переходе паровые котлы надобно менять — но как это делать и, главное, на что их следует менять, понятия не имел ни малейшего. Знал он также, что перед стрельбой стволы орудий вроде бы надлежит прогреть холостыми залпами, и весьма смутно представлял себе, что такое «гироскоп преобразователя координат», «картушка ориентировки командно-дальномерного поста» и «артиллерийский радар», — для стрельб вещи, кажется, необходимейшие, но как они выглядят и с чем их едят, было для него сущей тайной Мадридского двора. Не говоря уж о том, что такой простенький манёвр, как «совершение правого десятиградусного координата с продолжительностью дуги в полста секунд», некогда запомнившийся благодаря именно своей заковыристости, ему не удался бы и под угрозой расстрела…
К счастью, и среди гидернийцев, не без колдовской помощи Клади перешедших на их сторону, и среди тоурантцев отыскалась горстка людей, с морским ремеслом знакомая не понаслышке — Сварог моментально присвоил им высшие офицерские звания. Остальные были зачислены в средние и младшие офицеры и матросы. Более того: нынешний экипаж «Удара» был втрое меньше, так сказать, расформированного, и каждый даже простой матрос в спешном порядке осваивал одну-две смежные специальности… В общем, на борту царил непрекращающийся аврал. Сварог сам не отдыхал, скупо отведя себе на сон часа по три ежедневно, и другим не давал. Первым делом он провёл инспекцию пороховых погребов и запаса провианта и инспекцией остался доволен. Кладовые ломились от всяческой сушёной, вяленой и консервированной снеди, так что какая-никакая, а смерть от недоедания беглецам не грозила — тем более среди тоуранток без проблем нашлись бойчихи кастрюльно-поварешечного фронта. Броненосец был оснащён двумя здоровенными башенными пушками — мортирами («Орудия главного калибра это называется, что ли?»), четырьмя бронзовыми орудиями средней артиллерии и восемью совсем уж мелкокалиберными каронадами в казематах, по четыре с каждого борта. Ядра с запальным шнуром, наполненные зажигательной смесью или набитые картечью, Сварог пересчитывать не стал — сунув нос в погреба и увидев уходящие во мрак стеллажи, до отказа заставленные однотипными, накрепко закреплёнными ящиками, он с первого взгляда понял, что гидернийские военно-морские начальники к походу подготовились основательно и постарались застраховать корабль от всяческих малоприятных встреч посреди океана. Ручные элеваторы, подающие ядра к орудиям, работали исправно, башни орудий на проворотах не заклинивало, стволы даже артиллерии главного калибра ходили вверх-вниз легко и послушно. Удивляло разве что отсутствие пулемётов на борту, однако, поразмыслив, Сварог пришёл к однозначному выводу, что боевая задача экс-"Адмирала Фраста" — поражение исключительно крупных объектов на значительном расстоянии, уничтожением же более мелких целей занимаются другие лоханки гидернийского флота.
Первый же пробный выстрел мортиры оставил в душе экипажа «Серебряного удара» поистине неизгладимое впечатление. Сварог произвёл выстрел самолично, разумно предположив, что в дальнейшем такой шанс может ему и не выпасть. Быстренько разобравшись с несложным управлением стрельбой, он направил ствол в открытое море, поджёг фитиль, зажмурился…
Ну сказать, что жахнуло громко — значит, ничего не сказать. Десантника Сварога, который, в принципе, если из артиллерийских орудий сам не стрелял, то, случалось, присутствовал где-то неподалёку (что характерно, и с той стороны, откуда вёлся огонь, и с той, куда стреляли), так вот Сварога буквально вплющило в неудобное сиденье наводчика и размазало в блин. Даже сквозь броню башни ворвался оглушительный грохот, завершившийся утробным воем, пронзив его тело навылет и ошмётки разбросав по углам тесной башенки. Вспышка ослепила и сквозь закрытые веки — ему даже показалось на миг, что бронзовый ствол разорвало, к едреной фене… Он открыл глаза, ошалело помотал головой и как раз успел приникнуть к смотровой щели, чтобы увидеть, как в кабелоте от броненосца встаёт исполинский пенный столб воды… Хорошо хоть он загодя разогнал всех зевак подальше от башни, под защиту брони — после такого акустического удара трупы можно было бы складывать штабелями…
В общем, вооружением корабля Сварог остался доволен вполне.
Несколько хуже дело обстояло с боевой подготовкой экипажа. Тольго, таки назначенный Сварогом на должность боцмана, охрип, днём и ночью гоняя с докладами пацанов-вестовых от носовой рубки на капитанский мостик, оттуда к орудийным расчётам, оттуда — на корму; проворачивающие в кровь истёрли ладони, ворочая тяжёлые маховики и разворачивая тяжеленные башни в сторону «вероятного противника»; боевые тревоги сменялись пожарными, пожарные — водяными; стрелки истратили не один десяток снарядов, учась попадать в цель по крайней мере с десятого выстрела (для имитации целей Сварог, скрепя сердце, пожертвовал тремя спасательными шлюпками)… Личный состав, короче говоря, помрачнел, посерел лицами, осунулся и исходил двенадцатью потами, однако сносил тяготы и лишения флотской романтики молча: все знали, что чем бы ни окончился возможный бой, даже если не потопят, то вернуться в порт для ремонта получится вряд ли — по причине насквозь тривиальной: портов на планете уже не существовало.
Так что если и царило где-то спокойствие, то лишь вокруг броненосца. На борту же покоем и не пахло.
Радовало одно: устройство броненосца было относительно простым — сложнее, конечно, чем незабвенной «Принцессы», но уж проще, во всяком случае, тех плавающих крепостей, что использовались до Первой мировой. Сварогу даже не приходилось особо напрягать свой магический талант, помогающий в освоении любого незнакомого механизма. Ни о гироскопе преобразователя координат, ни тем более об артиллерийском радаре и прочих хитроумных штуковинах, призванных обеспечивать убийство максимально большего количества людей при минимальных затратах, современные Гидернийцы, слава Аллаху, ведать не ведали. Наведение мортир осуществлялось до умиления примитивно: вестовой передавал расчёту дальность до цели, проворачивающие устанавливали башню стволом в нужную сторону, наводчик по таблице определял угол стрельбы, матрос-замковой отмерял длину запального шнура, закатывал ядро в камору пушки, следом запихивал картуз с порохом, закрывал замок и поджигал фитиль. Все. При таком режиме скорострельность получалась один выстрел в три минуты, с учётом, чистки ствола после каждого выстрела — не так уж плохо. Вот такой симбиоз, ребята: пушечки времён вице-адмирала Дрейка на борту парового броненосца, созданного для автономного похода через полпланеты… Интересно, кстати, а зачем гидернийцам броненосцы, если до бронебойных снарядов они ещё не додумались? И почему, интересно, не додумались, раз вовсю играются с автоматами и карабинами? Загадочка…
А на пятый день безмятежного плавания баковый наблюдающий доложил, что видит дымы прямо по курсу. Сварог поднялся на мостик, раздвинул трубу.
Никаких сомнений. На горизонте нарисовалась промежуточная цель их похода. Угольная база.
Глава восьмая
Чёрное надёжное золото
Матросы «Адмирала Фраста», те, что из гидернийских, утверждали, что машины стопорили в полукабелоте от базы, после чего с базы вроде бы высылали лоцманский катер, и тот провожал корабль к причалу. Причём всякий раз маршрут подхода к Угольному хранилищу был иной: видимо, не доверяя никому, Гидернийцы раз в сколько-то там месяцев или недель меняли конфигурацию минного поля.
В полукабелоте от базы «Адмирал Фраст» замер и сегодня.
— Не вышлют. Убеждён. Мы же не подняли этот хренов сигнал по коду "С" и не дали этот чёртов пароль «Стрела». — Гор Рошаль вернул подзорную трубу Сварогу. — Проклятый Рабан…
— Да пусть высылают наикрасивейший лоцманский катер в мире — мы ему наши драгоценные жизни не доверим. Обойдутся. Посадят нас на мину во имя Великой Гидернии — что тогда?
Сварог ещё раз навёл окуляр на объект.
Объект «Точка дозаправки» был размещён, казалось, посреди затопленного парка. Иллюзию создавали бесчисленные сваи, исполинскими карандашами торчащие из воды. Мелководье. Вот вам и объяснение, почему именно эту точку Мирового океана Гидернийцы почтили своим выбором: нежеланные визитёры рискуют не только напороться на мины, но и элементарно сесть на мель. Да, следует признать, эти ребятки пятьсот лет времени даром не теряли. Промеряли глубины, гонялись за Блуждающими Островами, угольные склады на воде оборудовали, дальше всех народов забираясь в океан… Серьёзно готовились, собаки, стать первыми на Граматаре и, чуть погодя, единственными его властелинами.
Угольная база состояла из собственно базы и уймищи барж вокруг. Да ещё вдалеке, за строениями, угадывались зарифленные мачты какого-то немаленького парусника. Собственно база, то есть платформа размером с футбольное поле, несла на себе разной площади и практически одинаковой высоты строения, от которых на многие кабелоты разило до боли знакомым казарменным духом. Типичная «точка» (разве что на воде), расположенная вдали от штабов и строевых плацев, где сонно переваливается из одного дня в другой полувоенная, полуразгильдяйская жизнь — все её приметы в трубу были видны как на ладони. Ржавеют от длительного неупотребления турники и брусья, на верёвках сушится солдатское шмотье, рядом вялится рыба, дымит кухонная печь, какая-то шавка слоняется возле баков, на причале разбросаны забытые удочки, полуголый боец красит вытащенную на мостки и перевёрнутую лодку, а прочие вояки, следует думать, поковыляли приводить себя в подобающий вид — чай, начальство заявилось. Можно спорить, что и парусник вдалеке тоже переоборудован под что-нибудь крайне необходимое. Например, под склад картошки. Имелась и невысокая караульная вышка, под её крышей сейчас маячил часовой. Таращится, понятное дело, на броненосец, на что же ещё, но таращится без опаски… А чего там опасаться, когда причапал наш непобедимый пароход, битком набитый земляками. Ну скоро-то, конечно, начнётся в угольном раю недоуменное шевеление — дескать, где ж сигналы-то, почему не сигналят…
Сварог прикинул, скольких героических защитников можно ожидать от такой базы. Максимум человек тридцать-сорок рядовых бойцов, над ними три-четыре сержанта или капрала и дежурный офицер, званием не выше капитана. Эх, если б только они одни стояли между кораблём и углём — оформили бы в лучшем виде, никто б и не мяукнул.
Сварог отвёл линзы от жилых построек (мелькнул шест, на которой трепыхался гидернийский флаг), скользнул по унылым рядам барж. Заметил негромко:
— Угольком наши друзья, вижу, богаты. Можем, не мелочась, набрать на кругосветку, — и положил трубу на полку с картами.
— Я, конечно, присутствовал при демонстрации вашего умения, но не могу не спросить… — все ещё маялся сомнениями Рошаль. — А вам приходилось, мастер Сварог, работать… в таких масштабах?
— Не скрою, не приходилось.
— Но вы уверены? Просчитали ли мы все побочные последствия? Сварог пожал плечами.
— Если этот план оказался лучшим из предложенного, мастер Рошаль, будем работать по нему.
Впрочем, всеми собственными опасениями ни с Рошалем, ни с кем другим Сварог не делился. Объяснить то, чего сам не понимает, он бы все равно не смог, но перепугал бы до дрожания коленок — это уж точно…
— Зашустрили, акульи братья. — Тольго обходился без подзорной трубы, лишь щурясь больше обычного.
Да и Сварог без помощи оптики видел, что на причале яростно машут флажками. Рядом с сигнальщиком забликовали линзы двух подзорных труб, а между строений взволнованно замельтешили серые силуэты. Один из двух катеров, пришвартованных у «стенки», давно уже дымил, но команду отчаливать не получал, и его экипаж в недоумении выбирался на палубу.
— Угостите табачком, маскап, — неожиданно попросил Тольго. — Славный он у вас, не чета гидернийским опилкам.
(До того он курил гидернийские опилки не жалуясь.)
— Намекаешь, что можешь впредь такого уж и не попробовать? — усмехнулся Сварог, сооружая сигарету и себе тоже.
По своему обыкновению, на прямой вопрос Тольго, угощаясь магическим табачком, предпочёл ответить уклончиво, избегая категоричных «да» или «нет»:
— В море две воли, маскап, — чья возьмёт, тот и доплывёт…
«А тревога на пирсе, конечно, нарастает, — между тем думал о своём Сварог. — Напряжение, судорожные поиски объяснений глухому молчанию судна… то есть корабля. Но уверенности в том, что перед ними враг, нет, и неоткуда ей быть. Сейчас небось ищут объяснения — мол, то полетело, это оборвалось, пятое сгорело, десятое ткнулось, а тот-то погиб. Мол, когда гибнет мир, и не такое случается… Но скоро, мои великогидернийские друга, вас ждёт одно махонькое испытание, это я вам обещаю. И, будем надеяться, вы пройдёте его желанным для нас образом. Психическая атака — она ж не, выдумка авторов фильма про Чапаева, а один из действенных способов ведения войны. И солдата к возможным психическим атакам противника тоже надо готовить. Смею быть уверенным: к тому, что вы сейчас увидите, вас подготовить никак не могли. Я сам, признаюсь, узрев такое, не знаю, что б учудил. Так что, парни, берегите рассудки».
В рубку взлетел матрос-тоурантец.
— Мастер капитан второго ранга, катер на воду спущен.
— Понял, Керни. Мастер старший механик Олес?
— На месте, маскап! Помощник командира бэ-чэ-один мастер Рорис ждёт у трапа.
— Мастер старший помощник Пэвер?
— Сейчас прибудет.
— Баронетта Клади?
— Белено передать — женщины готовы, маскап.
— Отлично, Керни. Ваше место?
— Поступаю в распоряжение мастера Пэвера.
— Ага. Оставайтесь здесь до его прибытия. Сварог повернулся к Рошалю.
— Ждать нечего. Тем более это нам мало чем поможет. Ещё появятся дымы гидернийской эскадры на горизонте… В общем, действуем. — Обратился к дожу: — Мастер Тольго, я очень надеюсь на вашу… устойчивость.
— Акулу сачком не поймаешь, — отозвался тот. Подумал и хмуро добавил: — Моряки иногда дрейфуют, но никогда не дрейфят.
Час назад войдя в рубку Сварог заметил, что на компасе, у труб голосоотвода, на полу под штурвалом и много где ещё набросаны женские волосы. А в углу появилась мокрая палубная швабра, приставленная к стене вверх мочалом. Сварог не стал выговаривать за непорядок, не стал расспрашивать, что означают сии приметы и суеверия, тем более не стал насмехаться. В конце концов, и сам Сварог всегда стучал по дереву и плевал через левое плечо…
— Я ему помогу, — пообещал Рошаль. Если б Тольго знал прошлое Рошаля, это обещание вряд ли бы дожа вдохновило.
В рубку поднялся запыхавшийся Пэвер.
— У меня все готово. Фу, чувствую себя лошадью после скачек. За последние деньки я сбросил половину солидности, — суб-генерал похлопал себя по брюху. — Так, глядишь, вернётся былая стройность, скоро за лейтенанта принимать начнут. А там и Клади у вас отобью.
— Ну, смотри, генерал, не подведи, — Сварог потрепал его по плечу. — Не в смысле Клади, в смысле дела. Твоё слово в этом спектакле не менее веское, чем моё.
— Не извольте сомневаться, маскап! Я им устрою праздник святого Родомедра[13]! — Пэвер удальски взлохматил ёжик на голове, потом пробурчал обиженно: — Видели б меня в мясорубке под Луствалем, не задавали б дурацких вопросов.
В полукабелоте от базы «Адмирал Фраст» замер и сегодня.
— Не вышлют. Убеждён. Мы же не подняли этот хренов сигнал по коду "С" и не дали этот чёртов пароль «Стрела». — Гор Рошаль вернул подзорную трубу Сварогу. — Проклятый Рабан…
— Да пусть высылают наикрасивейший лоцманский катер в мире — мы ему наши драгоценные жизни не доверим. Обойдутся. Посадят нас на мину во имя Великой Гидернии — что тогда?
Сварог ещё раз навёл окуляр на объект.
Объект «Точка дозаправки» был размещён, казалось, посреди затопленного парка. Иллюзию создавали бесчисленные сваи, исполинскими карандашами торчащие из воды. Мелководье. Вот вам и объяснение, почему именно эту точку Мирового океана Гидернийцы почтили своим выбором: нежеланные визитёры рискуют не только напороться на мины, но и элементарно сесть на мель. Да, следует признать, эти ребятки пятьсот лет времени даром не теряли. Промеряли глубины, гонялись за Блуждающими Островами, угольные склады на воде оборудовали, дальше всех народов забираясь в океан… Серьёзно готовились, собаки, стать первыми на Граматаре и, чуть погодя, единственными его властелинами.
Угольная база состояла из собственно базы и уймищи барж вокруг. Да ещё вдалеке, за строениями, угадывались зарифленные мачты какого-то немаленького парусника. Собственно база, то есть платформа размером с футбольное поле, несла на себе разной площади и практически одинаковой высоты строения, от которых на многие кабелоты разило до боли знакомым казарменным духом. Типичная «точка» (разве что на воде), расположенная вдали от штабов и строевых плацев, где сонно переваливается из одного дня в другой полувоенная, полуразгильдяйская жизнь — все её приметы в трубу были видны как на ладони. Ржавеют от длительного неупотребления турники и брусья, на верёвках сушится солдатское шмотье, рядом вялится рыба, дымит кухонная печь, какая-то шавка слоняется возле баков, на причале разбросаны забытые удочки, полуголый боец красит вытащенную на мостки и перевёрнутую лодку, а прочие вояки, следует думать, поковыляли приводить себя в подобающий вид — чай, начальство заявилось. Можно спорить, что и парусник вдалеке тоже переоборудован под что-нибудь крайне необходимое. Например, под склад картошки. Имелась и невысокая караульная вышка, под её крышей сейчас маячил часовой. Таращится, понятное дело, на броненосец, на что же ещё, но таращится без опаски… А чего там опасаться, когда причапал наш непобедимый пароход, битком набитый земляками. Ну скоро-то, конечно, начнётся в угольном раю недоуменное шевеление — дескать, где ж сигналы-то, почему не сигналят…
Сварог прикинул, скольких героических защитников можно ожидать от такой базы. Максимум человек тридцать-сорок рядовых бойцов, над ними три-четыре сержанта или капрала и дежурный офицер, званием не выше капитана. Эх, если б только они одни стояли между кораблём и углём — оформили бы в лучшем виде, никто б и не мяукнул.
Сварог отвёл линзы от жилых построек (мелькнул шест, на которой трепыхался гидернийский флаг), скользнул по унылым рядам барж. Заметил негромко:
— Угольком наши друзья, вижу, богаты. Можем, не мелочась, набрать на кругосветку, — и положил трубу на полку с картами.
— Я, конечно, присутствовал при демонстрации вашего умения, но не могу не спросить… — все ещё маялся сомнениями Рошаль. — А вам приходилось, мастер Сварог, работать… в таких масштабах?
— Не скрою, не приходилось.
— Но вы уверены? Просчитали ли мы все побочные последствия? Сварог пожал плечами.
— Если этот план оказался лучшим из предложенного, мастер Рошаль, будем работать по нему.
Впрочем, всеми собственными опасениями ни с Рошалем, ни с кем другим Сварог не делился. Объяснить то, чего сам не понимает, он бы все равно не смог, но перепугал бы до дрожания коленок — это уж точно…
— Зашустрили, акульи братья. — Тольго обходился без подзорной трубы, лишь щурясь больше обычного.
Да и Сварог без помощи оптики видел, что на причале яростно машут флажками. Рядом с сигнальщиком забликовали линзы двух подзорных труб, а между строений взволнованно замельтешили серые силуэты. Один из двух катеров, пришвартованных у «стенки», давно уже дымил, но команду отчаливать не получал, и его экипаж в недоумении выбирался на палубу.
— Угостите табачком, маскап, — неожиданно попросил Тольго. — Славный он у вас, не чета гидернийским опилкам.
(До того он курил гидернийские опилки не жалуясь.)
— Намекаешь, что можешь впредь такого уж и не попробовать? — усмехнулся Сварог, сооружая сигарету и себе тоже.
По своему обыкновению, на прямой вопрос Тольго, угощаясь магическим табачком, предпочёл ответить уклончиво, избегая категоричных «да» или «нет»:
— В море две воли, маскап, — чья возьмёт, тот и доплывёт…
«А тревога на пирсе, конечно, нарастает, — между тем думал о своём Сварог. — Напряжение, судорожные поиски объяснений глухому молчанию судна… то есть корабля. Но уверенности в том, что перед ними враг, нет, и неоткуда ей быть. Сейчас небось ищут объяснения — мол, то полетело, это оборвалось, пятое сгорело, десятое ткнулось, а тот-то погиб. Мол, когда гибнет мир, и не такое случается… Но скоро, мои великогидернийские друга, вас ждёт одно махонькое испытание, это я вам обещаю. И, будем надеяться, вы пройдёте его желанным для нас образом. Психическая атака — она ж не, выдумка авторов фильма про Чапаева, а один из действенных способов ведения войны. И солдата к возможным психическим атакам противника тоже надо готовить. Смею быть уверенным: к тому, что вы сейчас увидите, вас подготовить никак не могли. Я сам, признаюсь, узрев такое, не знаю, что б учудил. Так что, парни, берегите рассудки».
В рубку взлетел матрос-тоурантец.
— Мастер капитан второго ранга, катер на воду спущен.
— Понял, Керни. Мастер старший механик Олес?
— На месте, маскап! Помощник командира бэ-чэ-один мастер Рорис ждёт у трапа.
— Мастер старший помощник Пэвер?
— Сейчас прибудет.
— Баронетта Клади?
— Белено передать — женщины готовы, маскап.
— Отлично, Керни. Ваше место?
— Поступаю в распоряжение мастера Пэвера.
— Ага. Оставайтесь здесь до его прибытия. Сварог повернулся к Рошалю.
— Ждать нечего. Тем более это нам мало чем поможет. Ещё появятся дымы гидернийской эскадры на горизонте… В общем, действуем. — Обратился к дожу: — Мастер Тольго, я очень надеюсь на вашу… устойчивость.
— Акулу сачком не поймаешь, — отозвался тот. Подумал и хмуро добавил: — Моряки иногда дрейфуют, но никогда не дрейфят.
Час назад войдя в рубку Сварог заметил, что на компасе, у труб голосоотвода, на полу под штурвалом и много где ещё набросаны женские волосы. А в углу появилась мокрая палубная швабра, приставленная к стене вверх мочалом. Сварог не стал выговаривать за непорядок, не стал расспрашивать, что означают сии приметы и суеверия, тем более не стал насмехаться. В конце концов, и сам Сварог всегда стучал по дереву и плевал через левое плечо…
— Я ему помогу, — пообещал Рошаль. Если б Тольго знал прошлое Рошаля, это обещание вряд ли бы дожа вдохновило.
В рубку поднялся запыхавшийся Пэвер.
— У меня все готово. Фу, чувствую себя лошадью после скачек. За последние деньки я сбросил половину солидности, — суб-генерал похлопал себя по брюху. — Так, глядишь, вернётся былая стройность, скоро за лейтенанта принимать начнут. А там и Клади у вас отобью.
— Ну, смотри, генерал, не подведи, — Сварог потрепал его по плечу. — Не в смысле Клади, в смысле дела. Твоё слово в этом спектакле не менее веское, чем моё.
— Не извольте сомневаться, маскап! Я им устрою праздник святого Родомедра[13]! — Пэвер удальски взлохматил ёжик на голове, потом пробурчал обиженно: — Видели б меня в мясорубке под Луствалем, не задавали б дурацких вопросов.