«Ну и дичь…» — обречённо вздохнул Сварог. Однако промолчал: в шеренгах царило явственное оживление, ночные страхи помаленьку экипаж покидали. Считая произведённый эффект достаточным, Тольго неожиданно взревел:
   — Команды «вольно» не было, акульи потроха вам в глотку!.. — И опять понизил голос: — А теперь я жду, что каждый из вас посчитает личным долгом приложить все старания, чтобы поймать затесавшегося в наши ряды изменника. Разделитесь на тройки, и пусть двое по очереди допросят третьего о том, где он был и что делал сегодня ночью. Если заметите ложь, масграму Рошалю докладывайте немедля… А для начала я хочу, чтобы вперёд выступили все, кто может что-нибудь важное сообщить о стоявшем ночью у штурвала и бесследно сгинувшем матросе Готтане.
   И ведь, что характерно, ни одну из своих пословиц не ввернул. Хитрый шельмец, знает, как с командой обращаться…
   Вперёд моментально выступило пятеро матросов — и, что характерно не менее, исключительно из гидернийских. Сварог внутренне напрягся: приказа стучать друг на друга как явно, так и скрыто он Тольго не давал — по причине возможного нанесения урона боевому духу, — однако хитрый боцман, как видно, знал, что делал…
   Выяснилось, что Готтан запросто мог слопать чужой кусок пирога и особенно был падок на сладкое. Что Готтан был нерадив, и прежний шторм-капитан однажды в запале распорядился вышвырнуть оболтуса за борт, но виновник на коленях вымолил прощенье. Что у Готтана в родичах писарь — конечно, не в самом Адмиралтействе, но на весьма почётной должности, да и сам Готтан из зажиточных мещан. В Катрании, столице Гидернии, его отец держал скобяную лавку, в которую запросто забегали адъютанты самого шудбината[16]. Мадира. Что аккурат перед Исходом Готтан продул в «сто один» жалованье за три месяца и старинную серебряную бритву, так что вечно побирался и клянчил бритву у кого-нибудь из сотоварищей, причём просить у тоуран….простите, у клаустонцев брезговал…
   В общем, ясное дело, ничего ценного из этих рассказов Сварог не выудил. Поспудно он ожидал, что, опасаясь перекрёстного допроса соседей в строю, «изменник» воспользуется поводом свалить вину на канувшего (похоже, с концами) рулевого и окажется среди пятерых болтунов — а уж его бы Сварог вычислил в два счета. «Изменник» охаивал бы исчезнувшего рулевого самым нахальным образом, благо опровергнуть наветы было некому… Выступившие из строя матросики чистосердечно морщили лбы в потугах вспомнить что-нибудь этакое, однако все преступления, в которых они обвиняли Готтана, не стоили выеденного яйца.
   Сварогу показалось было, что голос одного из пятёрки весьма схож с голосом невидимки, подслушанным ночью на камбузе. Он несколько раз специально переспрашивал матросика, заставлял повторять одно и то же… Нет, показалось. А Гор Рошаль со своей стороны бродил сомнамбулой меж разбившегося на кучки экипажа и краем уха подмечал все хоть на йоту подозрительное. И через каждые десять шагов поворачивался к Сварогу и пожимал плечами. Дескать, все мимо. А жаль. Молчала даже благоприобретённая способность видеть ложь — пусть репутацию уже и подмочившая, однако актуальности не потерявшая.
   Сварог весомо поблагодарил болтунов, подчеркнул, что полученным от них сведениям цены прямо-таки нет, одарил каждого центавром и отпустил. Экипаж расходился, вполголоса обсуждая нововведения и ночные странности…
   — Откройте-ка арсенал, — раздумчиво сказал Сварог Тольго. — Оружие раздайте, чует моё сердце, пригодится…
   За его спиной раздалось виноватое покашливание. Это, вот счастье-то, продрал зенки Пэвер и теперь благоухал на весь корабль вокруг стойким перегарищем. Позади генерала, будто чтобы старик не сбежал, кривила гримасу Чуба-Ху.
   — Мастер старший помощник, я вами недоволен, — яростным усилием сдерживая губы, дабы те не расползлись в улыбке, как можно холоднее заявил Сварог.
   — Граф, я чувствую себя, будто натёр виски раугтанскими грибами, — Пэвер потёр небритый подбородок. — Навакой клянусь, этот стервец подсыпал в вино какую-то дрянь. Я видел, что свою кружку он даже не пригубил. Но, старый дурак, не придал должного…
   — Оставьте оправдания, мастер старпом.
   — Нет, честное слово, я ведь и выпить-то успел всего две кружки. Разве это норма? Комариный укус. Дробинка — а с ног свалило капитально. Точно говорю: этот поганец пытался меня отравить. Жизнью клянусь, граф, на корабле творится что-то недоброе. Вон и Чуба может подтвердить…
   — Я не уверена, — тихо сказала Чуба, на Сварога не глядя, — но отдала бы многое, чтобы оказаться на палубе другого корабля. Я не могу понять, что пытается завладеть кораблём, но стоит послушать крысиный писк, как понимаешь размеры надвигающейся опасности… Это магия, но очень… странная. Я раньше такой не встречала. Морская магия…
   — Где ты была ночью?
   — Мне показалось, что на корабле есть кто-то чужой, — отрывисто проговорила Чуба-Ху. — Тот, кого раньше не было. И это… не совсем человек. От него пахло рыбой. Но не так, как от рыбака — он сам был рыбой…
   — Человек-рыба? — нахмурился Сварог, спросил осторожно: — Вроде… тебя? Оборотень?
   — Нет, — она совсем по-собачьи мотнула головой. — Когда я человек, то я человек, а когда волк — тогда я волк. А этот… этот был одновременно и человеком, и рыбой… Я не могу объяснить.
   — А тебе это… не показалось? Тут, знаешь ли, многим последнее время мерещится черт-те что… Чуба ничуть не обиделась.
   — Я побежала за ним — туда, где вы храните порох, но он меня почуял, спрятался. Я не нашла. Он был. Это точно.
   Люди-рыбы, час от часу не легче. Необходимо обыскать весь корабль, иначе…
   От возглавляемой Рошалем группы подбежал матрос:
   — Маскап Сварог, масграм Рошаль просит вас подойти к борту, — голос матроса опять вибрировал на грани паники — будто и не распинался только что перед всей командой боцман Тольго ради поднятия боевого духа.
   — Что ещё? — скрипнул зубами Сварог и решительно зашагал к компании, по пояс перегнувшейся через фальшборт, словно углядевшей за бортом голую разбитную русалку. Помятый генерал и Чуба, естественно, двинулись за ним.
   — Что там… — рыкнул Сварог и прикусил язык,
   Ответ и так был ясен.
   На кабелот вокруг корабля вода была не зеленой, не синей, не по-ночному фиолетовой. Даже в вечных димерийских сумерках вода за бортом сияла глубоким иссиня-чёрным цветом — не имела тёмный оттенок, а, как говорили классики, была именно «радикально чёрного цвета». И не оставалось сомнений, что виной не вздыбившийся со дна ил: в данное время и в данном месте это был «природный» цвет воды. А в бисты надвигался туман — белесый, плотный, густой, как кисель…
   Чувствующий себя виноватым и стремящийся искупить вину Пэвер, хотя его никто не спрашивал, забубнил:
   — Это бывает. Я об этом слышал. Это происходит потому, что вода продолжает отражать ночь. Вон, видите, звезды поблёскивают?
   «Беспросветная ночь и даже звёздочки видны», — неожиданно вспомнил Сварог и покосился на Тольго. Боцман перехватил его взгляд и, явно тоже вспомнив собственный рассказ о щели между мирами, отрицательно покачал головой.
   — Не вижу никаких звёздочек, — буркнул Гор Рошаль. Прочие же моряки в присутствии высокого начальства мудро решили воздержаться от комментариев. — Хорошо, пусть вода отражает не день, а ночь. Но что это означает и чем грозит нам?
   — Не знаю, — развёл руками отставной генерал. — Это тайна. В Трех Башнях её так и называли — «тайна чёрного моря», а на побережье Рансельгарда — «тайна тихого океана», потому что это происходит только в тихую погоду…
   — А все потому, что на побережье Рансельгарда настоящих кругосветников не встретишь, — фыркнул случившийся поблизости Малыш Кулк. И безмятежно объяснил: — Все очень просто. Здесь прошла каракатица Нури, и что-то её испугало. А где-то далеко за кормой она всплыла. И нам крупно повезло, что всплыла она далеко за кормой, иначе путешествовать бы нам сейчас не горизонтально, а вертикально.
   — А это что ещё за зверь? — не очень-то обрадовался прояснению ситуации Сварог.
   — Очень большой зверь, живёт на глубине и кормится кашалотами, — охотно ответствовал Кулк. — Её видели и Ратий Проск, и Пресноводный Фермер. Даже Шестипалый Язычник похвалялся, что неделю путешествовал у неё в желудке и встретил там людей с жабрами, из ушей которых истекал мёд… Впрочем, у Язычника были серьёзные причины врать, потому что, когда он отсутствовал, кто-то прокрался в Келью Чечевичного Короля…
   — Задам вопрос иначе, — резко оборвал сей бурный поток командир, опасаясь наводнения. — Что испугало эту твою каракатицу? Кажется, на сей момент это единственная тварь, которая предпочла путешествовать не от тонущего материка, а к нему… Может, и нам имеет смысл опасаться того, что всполошило её?
   — Вот уж не знаю. Только вряд ли муравьям стоит бояться львов. Плоскости не пересекаются. Рассказывали, что в океане есть места, где вода солонее, и соль разъедает кожу Нури. Вот она и дрейфует…
   — Сказки, — вдруг поддержал Пэвера боцман. — Что за чушь — гигантская каракатица! Мастер генерал прав: «тайна тихого океана». А то, что на набережных Рансельгарда не встретишь настоящих кругосветников — чушь ещё большая. А Стрекозиный Язык? А Висмус Отважный? Да и вообще!..
   — Плывёт! — вдруг принялся тыкать пальцем один из матросов в болтающийся на волнах бесформенный предмет у самой границы приближающегося тумана. Не понятно что. Чёрное на чёрном и, как тут же отметил Сварог, магического ореола лишённое напрочь.
   — Думаю, не надо это доставать, — ни к кому конкретно не обращаясь, обронила Чуба-Ху. — Не стоит забирать у волн то, что принадлежит им по праву…
   — А вдруг перед нами разгадка тайны? — загорячился суб-генерал, и на лбу его заблестели бисеринки пота.
   «Что, дружок, похмелье?» — чуть было не посочувствовал вслух Сварог, но тем не менее принял сторону Пэвера:
   — Приготовить трал и багры! Предмет изловить и поднять на ют!
   — И все-таки лучше не надо отнимать у волн их добычу, — прошептала Чуба-Ху и отошла в сторону.
   Через пять минут рыбалка закончилась. Загадочный предмет был пойман, водружён на палубу, с него стекала чёрная вода.
   Предмет оказался человеком в глубоководном водолазном костюме. Медный шлем с толстым «лобовым» стеклом, свинцовые подошвы, жёсткая ткань вроде толстой резины. Кессонная болезнь водолазу не грозила: к моменту поднятия на борт он уже был благополучно мёртв. Матросы свинтили и отставили на палубу мощный шлем.
   У найденного было почти детское лицо. Чёрные усики только пробились, смоляные кудри шевелил ветер… И тут Пэвер, боясь прикоснуться к мертвецу, стал показывать на испещрившие кожу родимые пятна — или что-то весьма похожее:
   — За борт его! За борт! Это береговая тля!
   Сварог не понял ни фига — зато матросики мигом оценили грозящую опасность. Тело, даром что скафандр весил немало, в мгновение ока перелетело фальшборт и с сочным плеском окунулось в чёрные волны. И больше не всплыло. Водолазный шлем прыгнул следом. Пэвер критически осмотрел руки касавшихся мертвеца моряков.
   — Вроде пронесло… Марш на кухню, уксусом протереть! — И малость порозовевший лицом суб-генерал наконец посчитал возможным обратиться к Сварогу: — Очень опасная дрянь, знаете ли, хотя выглядит как жалкий картофельный трутень. Стоит попасть на кожу — тут же вгрызается и уходит внутрь. Был человек — и нет человека… Вот только обитает-то она в прибрежных водах, солнышко любит. И здесь ей взяться просто неоткуда…
   — Можно подумать, водолазу здесь есть откуда взяться, — сжал губы Сварог. — Посреди океана-то. А ведь помер он не так что бы очень давно…
   Вслух он не сказал, что взяться бедовый водолаз мог только с подводной лодки — а до таких аппаратов димерийцам ещё расти и расти. И если вспомнить, что нечто подобное упоминалось в дневнике Ксэнга, то… то тогда вообще ничего не понятно.
   Он выловил из воздуха бутыль уксуса и обильно полил палубу в том месте, где лежал человек в скафандре. Оглянулся на Чуба-Ху — дескать, зря тебя не послушали… Заиграла боцманская трубка, командуя завтрак, и Сварог вспомнил, что так ещё и не позавтракал — со всеми этими заморочками. А ветерок, знаете ли, нагоняет зверский аппетит…
   Лорд Гэйр в окружении Чубы и Пэвера двинулся к ближайшему люку. Ему уже во всю мнились деликатесы в кают-компании, но… В люк вывалилась толпа матросов, кинулась к нему. Что ещё, — бунт, что ли?! Рука скользнула за шауром, но толпа, сохраняя дистанцию, троицу обтекла. Сварог оторопело обернулся. Его бравая команда снова строилась в две шеренги. Старшие осматривали подчинённых, свирепо сверкали глазами на опоздавших и делали придирчивые замечания насчёт нарушений формы одежды. Последней на палубе показалась Клади. Может, она и желала высказаться насчёт того, что два приказа к общему построению за одно утро — это уже перебор, но, оценив торжественность момента, прикусила язычок. Заняла место за спиной повернувшегося к личному составу Сварога. Младшие офицеры, чеканя шаг, по очереди доложили, что в соответствии с сигналом «свистать всех наверх» команда построена и ждёт дальнейших приказаний. Сварог сквозь зубы спросил Рошаля, зачем, Ловьяд забери его душу, тот сыграл общее построение.
   — Я?.. — искренне изумился старший охранитель короны.
   Вот такие пироги с котятами… Хренотень, мягко говоря, продолжалась. За пять минут опроса выяснилось, что сбор не играл ни дож, ни вахтенные, ни бертольеры. Попахивало хорошо продуманным и организованным саботажем. И ещё попахивало ощущением, будто кто-то, незваным пассажиром проникший на броненосец, специально устроил беготню — чтоб расставленные по всем трюмам матросы не мешали чинить диверсию…
   — Ну значит, так, — маскап прошёлся между шеренг, заложив руки за спину и едва сдерживаясь, чтобы не… в общем, чтобы не сорваться и не наделать глупостей. Хоть один-то человек должен оставаться нормальным в этом бедламе. — Приказываю отныне считать сигнал «свистать всех наверх» провокационным и вязать зачинщика по рукам и ногам. Сдаётся мне, ради того он вас и выгнал на палубу, чтоб не мешали вредить… Отныне большой сбор проводить по сигналу «сушить весла». Ясно?
   — Так точно, мастер капитан!!! — от вылетевшего из глоток крика завибрировали стекла в иллюминаторах.
   — По местам бегом марш! Туман надвигается, в оба мне смотреть! — И, подумав, он решил нарушить изученный от корки до корки Кодекс мореплавания: — Позиционные огни не зажигать — не до того…
   В самом деле: весьма сомнительно, что здесь «Серебряный удар» столкнётся с каким-нибудь кораблём, а вот врагам будет не в пример легче в тумане найти броненосец по огням…
   Экипаж рассыпался. Понятно, клаустонцы проигрывали гидерийцам в палубном беге. Но уже ничего, освоились… Команда исчезла в люках без сухопутной сутолоки. Сварог подумал, что позавтракать ему придётся не скоро. Предстояло опять обшаривать корабль, и на этот раз во что бы то ни стало отыскать злоумышленников — или хотя бы отгадать их замыслы…
   И отгадка пришла сама собой.
   Он уже переступил одной ногой комингс — и тут его настиг истеричный вопль бакового наблюдающего:
   — Земля!!! Прямо по курсу земля!
   Первая мысль была о том, что в наблюдающего вселился бес (теперь дежурство нёс матросик Норек — стоявший на посту у котельной и вроде бы магическому воздействию был повержен в наименьшей степени). Тот самый бес, который донимал и изводил Сварога спозаранку, подбрасывая загадки и не давая ответов. Поэтому Сварог, рыкнувши: «Подзорную трубу!» — взлетел на защищённый броней мостик, чтобы убедиться прежде всего самому.
   Ну и естественно, это была никакая не земля, даже без трубы ясно.
   От горизонта, обгоняя надвигающийся туман, на броненосец надвигалась орда, будто не бездонный океан бурлил под форштевнем, а гуляй-поле.
   — Блуждающие Острова? — робко прошептали за спиной.
   Мальчишка-вестовой взлетел следом, будто белка на сосну, и протянул трубу командиру. Сварог сфокусировал линзы — и на этот раз даже выругаться, хоть по-здешнему, хоть по-земному, сил не хватило.
   Это действительно мчались всадники, никаких сомнений. Вооружённые кто во что горазд, словно моджахеды, седоки погоняли запряжённых дельфинов, и число нападающим было — тьма. И можно было считать везением, что всадники не утерпели, не подождали, пока броненосец запутается в тумане, и не подкрались по-тихому.
   — Свистать всех наверх! — заорал маскап.
   Мальчишка скатился по трапу. Тут же оглушительно взвыл корабельный ревун, повторяя — или, правильнее репетуя, — команду. Сварог тоже спустился в рубку и увидел мертвенно побелевшие лица Пэвера, Олеса и новоиспечённого бертольера, как его, Дикса.
   — Война, да? — азартно подобрался Олес.
   — Солёный Клюв, это люди-рыбы Солёного Клюва… — вякнул бертольер.
   — Вооружиться! Нашим держаться вместе! Ход не сбавлять, курс прежний! — рассыпал Сварог вокруг себя пригоршню команд и тут заметил, что верхняя палуба подозрительно пуста. А фронт лихих наездников все ближе… — Играть «Сушить весла!» — запоздало переменил он приказ, крепко подозревая, что ради такой вот путаницы и были врагом устроены утренние шарады. — Играть «Корабль, к бою!».
   — Нет такой команды! — бертольер аж петуха пустил от волнения.
   — А какая есть?!
   — Есть «Боевая готовность номер раз» и «Корабль к бою и походу готов»!
   — Играй все что угодно, миленький, — сказал Сварог, прикрывая глаза. — Играй что хочешь, сволочь, только чтоб команда мигом на палубе оказалась! И чтоб все при оружии! Иначе я тебя, гнида моя дорогая, на двадцать частей кортиком покрошу!!!
   Корабельный ревун заулюлюкал. Накатывающаяся конница (или дельфинница?) ответила густым, будто сметана, воем. И хотя солнца не было, чёрные спины дельфинов мокро бликовали, слепя глаза.
   — Эго-о-ой!!! — выли наездники, как тысяча: чингачгуков, и потрясали кривыми саблями с гарпунными зазубринами.
   Палить по такому противнику из мортиры, да на такой дистанции, даже шрапнелью — смысла было ноль: пока наведёшь прицел, тебя десять раз оскальпируют, али нет у нападавших такой традиции? А ещё минута, и плутонги[17] окажутся бессильны….
   Наконец — не прошло и года — на палубу посыпались карабинеры и автоматчики. Сварог обругал себя, что не догадался провести пару-тройку учений на случай подобной встречи. Но кто, позвольте спросить, мог предвидеть такой случай? Теперь-то остаётся только локти грызть… Скорее, не мы им нужны, а корабль. Железо. И все ценное, что есть на корабле. Океанские разбойники явно намерены без спроса прихватить, что понравилось.
   — Отставить «к орудиям»! Занять позиции вдоль бортов! Приготовиться к абордажному бою! Кто не захватил оружия, мигом за ним! Оставшихся на постах — на палубу, всех! Клади, Рошаль, ко мне!
   Кажется, он успел кое-как организовать толпу. Но шансы все равно оставались более чем зыбкими. Хотя у нападавших, уже даже рожи авангарда можно разглядеть, нет огнестрельного оружия. Может, прорвёмся?..
   Бойцы дали первый залп. Взметнулись брызги, поплыл пороховой дым. Несколько всадников сверзилось в воду, один застрял в стремени, и дельфин поволок его вспарывать волну, будто потерявшего равновесие водного лыжника. Однако и атакующие имели пару домашних заготовок про запас: лишь забежавшие на нос матросы пристрелялись, передняя линия лавы по беззвучной и не выявленной команде ушла под воду. Без всякой магии. Только пена встала столбом. А следом неслись новые и новые лихачи, по надстройкам забарабанил град стрел. Стрелы царапали броню и искали щели. На ближней дистанции, оказывается, стрелы не такое уж и хилое оружие против многодюймовых калибров… И Сварог вдруг понял, что — нет, не прорвёмся…
   Хлоп! Первая линия вынырнула где-то напротив шканцев по обоим бортам. Опять пронёсся победный вой, следом свистнули абордажные крючья. Команда ответила хаотичной и не шибко точной пальбой. Один всадник вынырнул слишком далеко, его затащило в кильватерную струю и утянуло под винт.
   Возня у орудийной башни на носу иссякла. Вот стрела сшибла выглядывавшего из-за башни мортиры матроса, боец харкнул кровью на палубу и завалился мешком. Вот упал стоящий рядом матрос с вошедшим под ребра арбалетным болтом. Вот третий повис на леерах — а может быть, прикинулся трупом, дабы уцелеть в сече и сдаться на милость победителя…
   Вдоль борта, скребясь о ватерлинию, невесть откуда вынырнула цепочка байдарочных днищ. Опять, будто невидимый дирижёр отдал беззвучную команду, байдарки разом перевернулись килями вниз, в каждой сидело по двое бойцов, один победно дудел в морскую витую раковину, другой, сжимая в зубах кривой кинжал, тут же бросился карабкаться вверх по броне, и самое страшное — это ему удавалось. А вдалеке наперерез «Серебряному удару» уже мчались не дельфины с одиночными седоками, а звери вроде касаток. У каждого на спине по три бойца, да ещё по одному сзади, в плоскодонках, низко стелющихся над волной, но как будто готовых взмыть и спикировать хоть на клотик, хоть в одну из захлёбывающихся дымом труб…
   А потом произошло самое кошмарное. Синее марево, окутавшее корабль, вдруг вспыхнуло ослепительно ярко — и в тот же момент пальба разом прекратилась!
   Люди дружно бросали оружие на палубу и принимались с интересом перегибаться за борт. Даже пальцами показывать на приближающуюся орду…
   Сварог глазам своим не поверил.
   — Ну вот и все, отплавали, — с некоторым даже облегчением в голосе сообщил за его спиной Пэвер.
   Сварог резко обернулся. Опальный суб-генерал улыбался во всю пасть и счастливо потирал руки, а в глазах его плясали прежние искорки безумия.
   — И хорошо, и ладненько, — поддакнул Олес. — Надоело, генерал, по волнам-то болтаться…
   — Отставить панику!.. — начал было Сварог страшным шёпотом, но запнулся. Никто паниковать и не думал.
   Стих рокот машин, «Серебряный удар» ощутимо замедлял ход. Побросавший оружие экипаж слаженно, будто подчиняясь неслышной команде, выстраивался в одну шеренгу вдоль правого борта и радостными воплями приветствовал нападающих.
   — Опять, — сказала Клади. — Опять то же самое, что было ночью. Какая-то магия, очень сильная, кто-то внушает нам, что сопротивляться не стоит…
   Он и сам понимал, что это магия. Но что он мог поделать?! Сварог больно ухватил её за плечо.
   — А ты?! Ты тоже так думаешь?!
   Она резко высвободилась, сверкнула гневной зеленью глаз… и вдруг улыбнулась.
   — Я в порядке, граф… Я… я, понимаешь ли, внушила сама себе, что не поддаюсь чужому внушению. Вот и не поддаюсь…
   Ох уж эта магия…
   А захватчики уже облепили борта, как муравьи дохлого жука, переваливались через фальшборт, быстро обыскивали застывших столбами матросов, разбивали на группки и куда-то уводили… Сварог до крови закусил губу. Он ощущал полную, всепожирающую беспомощность — одно дело, когда на корабле бунт и есть возможности подавить его, одно дело, когда имеет место стычка с превосходящими силами противника, но совсем другое, если экипаж сам, добровольно спускает флаг, пребывая в полной уверенности, что действует исключительно по собственному желанию… Теперь он очень хорошо представлял себе, что чувствовала команда «Адмирала Фраста», когда на броненосце словно из воздуха материализовалась толпа вооружённых тоурантцев…
   Ну, за себя Сварог боялся в последнюю очередь, в крайнем случае он уйдёт на дно — в прямом смысле… а вот людей, доверившихся графу людей жалко, ведь полягут не за грош. Сознавая, что он уже проиграл это своё морское сражение, Сварог лихорадочно пытался придумать какой-то изворот. Надавать тумаков и заставить отрываться на скорости? Не получится, дельфины дадут броненосцу не сто — триста очков вперёд. Уйти в трюмы, задраиться? А ежели просто так, шутки ради, пустят «Удар» ко дну?.. Боковым зрением он засёк, что Чуба начала обращаться, готовясь к рукопашной.
   — Не надо! — крикнул он — потому что не надо раньше времени показывать, что у тебя в рукаве есть сомнительные, но козыри, потому что собаке перепилят горло в первую очередь, а женщину…. И добавил тихо: — Поздно.
   Бой, так и не начавшись, был проигран. «Серебряный удар» оказался захвачен чужаками практически без сопротивления.
   По палубам прокатился траурный сигнал…


Глава одиннадцатая

Сын тюленя Шмидта


   Не от того свербило в душе пленённого графа Гэйра, что их обыскали. Обшарили-то, надо сказать, весьма поверхностно. Даже матросов на предмет потаённого оружия облапали тщательней, чем командный состав — может быть, считая начальство менее рисковым народом… Хотя шаура, надо сказать, Сварог лишился. Хотя, спрашивается, зачем отбирать игрушку у пленника, который себя пленником отнюдь не полагает, а полагает себя в обществе милых и гостеприимных друзей… По крайней мере, должен полагать. Неужели конвоиры узнали, что синяя магия Сварога не берет? А вот клык Зверя не понравился татуированному с ног до головы охраннику, пыхтящему и в висящий картошкой нос, и в спрятавшиеся за ушами жабры — зуб был отброшен в угол кают-компании, где пленённый капитан его после посредственного шмона и подобрал. И не слишком уж жестоко с ними обращались. Офицеров и женщин всего лишь заперли здесь, подальше от команды, чтоб не мутили воду и не подбивали на бунт. Женщин, кстати, с ходу не насиловали, над экипажем не глумились, ценности с корабля не выносили, кингстоны пока, опять же, не открывали… А свербила его насквозь непонятная ситуация. Ну, люди-рыбы — это мы разумеем, это бывает, пираты с жабрами, и все такое прочее — хоть с крыльями, пожалуйста. Но ведь они, как положено им ролью вольных корсаров, именно что не насиловали, не глумились и не грабили — словно выжидали чего-то. Чего? И почему они напали на броненосец — мало ли других, менее защищённых судов в настоящую минуту улепётывают прочь от Атара?.. Значит, что-то другое нужно им именно от «Серебряного удара».