Бушков Александр Александрович. Чужие паруса

   Несколько человек под командой Рошаля со второй палубы сбрасывали вниз сигарообразные баллоны, между которыми крепятся стяжки и натягивается ткань, немногим уступающая свойствами брезенту — получаются плоты. Сварог утянул масграма в сторонку и поставил задачу распространения правильных слухов, призванных укрепить веру и дух. Рошаль, слушая, кивал и думал о чем-то своём:
   — Это-то дело знакомое… А вот вы, маскап… Спрошу вторично. Ваше умение поднимать предметы в воздух на этот раз нам не поможет? Если судно приподнять, откачать воду и заделать пробоины…
   — Увы. Всю океанскую воду на воздух я поднять не в силах. А она не делится на отдельные мелкие составляющие. Вода в трюме не позволит кораблю взлететь. Понимаете?
   — Не очень.
   — Не важно. Главное, если «Удар» не удержится на ступенях, соскользнёт и пойдёт на дно, то я его остановить не смогу.
   — Жаль,
   — Ещё бы. А вы, кстати… Ух ты, вспомнил вдруг, как называется подобное здание. Зиккурат. Не встречали такого слова? А упоминания о сооружениях, родственных нашему? — Сварог махнул рукой в сторону торчащей из воды площадки.
   — Да сказал бы, уж наверное, — масграм Рошаль поморщился от недогадливости капитана. Капитан свою догадливость отстаивать не стал.
   — Жаль, что не встречали. Ну, вынужден вас оставить…
   Палуба провалилась вниз, старший охранитель поскользнулся на луже и растянулся на железных листах.
   — Тысяча дьяволов! — Сварог едва успел схватиться за фальшборт.
   Корабль ещё больше накренился. «Серебряный удар» был остановлен так, чтобы крен шёл в сторону моря, а не в сторону стены с башенками. И разгрузка производилась, разумеется, с безопасной стороны, однако ничего весёлого в таком крене нет, как ни крути.
   На артиллерийской палубе Сварог наконец нашёл, что искал. А искал он книпель — два ядра, соединённых цепью, призванных крушить такелаж вражеских кораблей, вещь в бою, по сути, неэффективную, но для задумки Сварога более чем годящуюся. Услышав знакомые голоса, заглянул в распахнутый люк. Возле выдранной прямым попаданием и последующими мотыляниями корабля бронзовой пушки он застал сразу троих: Пэвера, Клади и Чубу-Ху.
   — Есть мысль перетащить их на другой борт, может, чуть выровняем судно, — Пэвер, как обычно в раздумьях, запустил пятерню в ёжик на голове. — Ядра-то немудрёно, а эти-то заразы приклёпаны к полу… Как думаете, граф?
   — Идей нет, — сознался Сварог, снимая с плеча и опуская на палубу чугунные ядра. — Вот хочу полазать по округе. Вдруг чего откопаю, глядишь, и ремонтом утруждаться не придётся. — Сварог выудил из воздуха сигарету, прикурил. — Самое главное. Если вдруг… ну, скажем, к вечеру не вынырну, то по старшинству принимайте командование на себя, мастер суб-генерал.
   Пэвер нахмурился, открыл было рот возразить, но не стал. Приосанился. Не впервой генералу заслушивать подобные приказы, а на войне как на войне, и не престало глупые сантименты разводить.
   — Слушаюсь, маскап, — крякнул, оттянул пальцами поясной ремень. — Мы тут с баронетгой обсудили, что не все так уж плохо, маскап! Опреснитель есть, еды завались. Море с едой под боком, наконец. Кого-то в башенках разместим, кого-то на плотах. Соорудим понтоны. Стены широкие. Хоть спи на стенах. Шириной в два полновесных генерала. Старый город помните? Как тогда на Агаре. Олеса пустить, может, на него чего-нибудь и сработает.
   — Старый город другой, — сказала Чуба-Ху. — От Старого города исходит совсем не то, что от дома внизу.
   — А что исходит от дома внизу? — прищурилась Клади.
   Чуба-Ху пожала плечами.
   — Очень… Очень непонятное. Не знаю. Никогда такого не чувствовала.
   — Это зло?
   — Не знаю. Но… не похоже.
   — А что, мастер Пэвер, — Клади обернулась к суб-генералу, — неужели в ваших книгах про всякие чудеса не было ничего хоть чуть-чуть похожего на огромную океанскую башню под водой, хоть малюсенькой зацепки? Ну подумайте, вспомните!
   — Да думал, вспоминал! Ничего, баронетга! Если не считать рассказа Голега Гри «Шестой палец», где герой находит в открытом море трубу, и труба та дымит.
   — И что сделал герой?
   — Дальше поплыл.
   Сварог поднял книпелъ, забросил цепь на плечо.
   — Прощаться не буду…
   До стены Сварог добрался с одной из шлюпок, помог её разгрузить. Веши выкладывали на пористые, заросшие лишайником камни. Стены действительно были широченные — даже не в два, а в три полновесных генерала. Сложены из обтёсанных серых камней: выщербленных, испачканных птичьим помётом, ближе к воде обжитых морской мелочью вроде рачков и ракушек, облепленных водорослями и зеленой слизью. В щелях каменной кладки нашли пристанище улитки размером с ноготь — визгливо пищащие, когда касаешься их домика.
   Со шлюпкой Сварог на «Удар» не вернулся. По стене легко было как подниматься, так и спускаться — руки и ноги без труда находили упоры между камней и в выщерблинах. Сварог спрыгнул, добравшись с внешней стороны до воды. Океан ему приходился по пояс.
   Он был на первой, короткой ступени. Раздеваться не стал. Сапоги потянут на дно — ну и пусть, ещё и лучше.
   Высоты ступени, по крайней мере первые две, были самой обыкновенной, под нормальный человеческий шаг. Сварог эти шаги делал. Третий шаг вывел его на длинную ступень, которой больше подходило наименование ярус. Воды стало по грудь. Сварог включил магическое зрение — ничего оно не дало, ни на воде ни под. Магией похвастать эти места не могли. Что, наверное, к лучшему…
   Он шёл, преодолевая сопротивление солёной толщи. Разгонял крабов, основавших тут коммуны. «Кстати, вот и пища — это я так, на всякий случай…» Некая странность бросилась в глаза: крабы, обычные и привычные крабы, носились какими-то несвойственными зигзагами, накручивая сложные петли, словно следуя одним им видимым дорожкам.
   Яркий жёлтый блеск стегнул по глазам. Сварог нагнулся, протянул руку, разметал ладонью лёгкий, похожий на коричневый пух донный налёт. Россыпь жёлтых кружков, каждый размером с бутылочную пробку. Сварог разогнулся, вытащив из воды один кружок. Монета, гляди-ка ж ты… Не потускневшая от времени и воды. На аверсе изображена закорюка — то ли цифра четыре, то ли девятка с незамкнутым колечком, то ли ещё что непонятное, на реверсе — распластавший перепончатые крылья на фоне несимметричной звезды то ли дракон, то ли птеродактиль. И цепочка стёршихся буковок по кругу…
   Сварог пожал плечами и спрятал монету в карман. Сувенир.
   Ступень, по которой передвигался к её краю граф Гэйр, была сложена из каменных плит где-то так четыре на четыре кайма. Границы плит чётко показывали высокие жёлтые водоросли, смахивающие на камыши, но более гибкие; каждый стебель, что интересно, венчала не коричневая головка соцветия, а воздушный пузырь. Эти водоросли не росли больше нигде, кроме как в зазорах — видимо, раствор, плиты скрепляющий, пришёлся им по вкусу. Когда Сварог задевал водоросли ногой, пузырьки лопались и крохотными шариками взлетали к поверхности.
   Сварог дошёл до края ступени. Почему-то он думал, что высота между ярусами будет больше. Нет, ступень самой обычной, человеческой высоты, словно и предназначена для спуска людей. А почему, спрашивается, «словно»?
   Четвёртый шаг с зиккурата в бездну должен был погрузить Сварога в океан с головой. Тогда придёт пора показать себя умению дышать под водой. Как это выглядит и происходит, граф Гэйр пока ещё ведать не ведал. Испытать на деле как-то до сего дня не пришлось.
   Прежде чем покинуть родную стихию, он оглянулся на «Серебряный удар». Даже отсюда было заметно, что броненосец ещё больше осел и ещё больше накренился. Впрочем, самое плохое, что может случиться — корабль сядет килем на такой вот ярус и завалится набок. К тому времени с него уже должны будут вывезти самое необходимое, люди должны будут уже перебраться на стены. А потом можно и под водой продолжать разгрузку и даже попробовать заделать пробоины — благо водолазные работы есть кому проводить… Стена закрывала от Сварога разгрузочные хлопоты, но хлопочут на полную катушку, в том нет сомнения, как и в другом — что в его участии необходимости нет. А вот подводную разведку, кроме него, провести действительно некому.
   Ну, пора. Значит, программа такая: спуститься поглубже, насколько позволит давление, и обойти по периметру. Для ознакомления будет достаточно.
   Сварог расстегнул пояс, снял с плеча книпель, пропустил под ремнём цепь, застегнул пряжку. Подвесил, так сказать, ядра чугунным поясом и шагнул на четвёртый ярус зиккурата. Перед глазами сомкнулся иной мир, размытый и зеленоватый.
   Он держал в себе воздух до последнего. Привычка, знаете ли… Та же привычка гнала его наверх, к границе, за которой разливался солнечный свет, гнала вынырнуть и вздохнуть полной грудью, гнала дышать, пока не надышишься. Пересилив зов первичного инстинкта, Сварог заставил себя открыть рот и глотнуть «огурчика».
   Ощущеньице вышло, прямо скажем, неслабым. Солёная вода хлынула в лёгкие, обожгла их, встала комом в горле, и Сварог рванулся вверх, забыв обо всех способностях ларов, рванулся отплёвываться и дышать, дышать, дышать, когда почувствовал — а ведь уже дышит, черт возьми. Вмиг пришло спокойствие, граф Гэйр остановился и под весом чугунного груза начал медленно опускаться, пока не коснулся подошвами каменных плит. Как работал механизм извлечения кислорода из аш-два-о, понятным не стало, но факт, что работал: сердце стучало, кровь бежала по жилам, снабжая мозг, конечности шевелились, разве чуть больше приходилось трудиться лёгким, прогоняющим через себя не смесь газов, а жидкость.
   Борьба первичных инстинктов с вложенными умениями закончилась победой последних, и Сварог смог переключиться с внутренних проблем на внешние. Он находился на четвёртом сверху ярусе зиккурата, и сколько всего этих ярусов нагромоздили строители-гигантоманы, так просто не разберёшь. Расширяясь от яруса к ярусу, здание терялось внизу, в сгущающихся до непроглядной синевы толщах… Непроглядной?!
   Сварог врубил «кошачье зрение». Посветлело. Темно-синее сгущение нижних вод словно откатилось в глубь океана, откатилось на несколько кабелотов. Но до дна «кошачье зрение» не продралось, не хватило его на это, зато открылись все новые и новые ярусы зиккурата, и последние из них, как в облаках, терялись в синеве глубинных вод. Захватывало дух. Да какое ж оно тогда в основании? Если создателям фантасмагорического здания требовалось указать человеческой пылинке на её ничтожество, то им это бесспорно удалось. Прямо ткнули носом в ничтожество…
   Шершавой змеёй вползал мистический страх — а есть ли вообще у здания основание, да и здание ли это? Хотя здравый смысл подсказывал, что не может не быть основания, что строение возведено из самого настоящего камня — можно потрогать. Но стоило обратить взгляд вниз, на ступени этого колосса, как голова кружилась, а здравый смысл опасно съезжал набок.
   К Сварогу привязалась любопытная толстогубая рыбеха. Кружила, шевеля ажурными плавниками, тыкалась в ноги, кусала цепь книпеля, разик заехала хвостом по лицу. Ей новый обитатель морского царства был заметно интереснее каких-то там зиккуратов, уходящих к центру земли. Эка невидаль, дескать, каждый день мимо плаваем…
   После того как щеку задело шершавым боком, Сварог шлепком ладони прогнал назойливую рыбину. На случай встреч с более зубастыми и кровожадными детьми океана имелся шаур, идеальное оружие для боевого пловца — порох не намокнет, заряды не иссякнут.
   Спасибо пучеглазой рыбехе — помогла унять мистический восторг перед доминой-зиккуратом. И в самом деле, пора бы уж вплотную перейти к разведке местности. Пройтись по местности со всей, так сказать, скрупулёзностью.
   На этом ярусе, чуть дальше от поверхности, крабов встречалось значительно меньше, зато значительно больше произрастало подводной травы. Водоросли на любой вкус, цвет и размер — месье Жак-Ив Кусто умом бы тронулся от радости.
   Уже некоторое время Сварог продвигался целенаправленно — внимание привлёк предмет, плохо сочетавшийся с океанской флорой и фауной. Что перед ним, он разобрал только тогда, когда оказался перед предметом, опустился возле него на колени, очистил от мелких, как крупа, ракушек и вырвал несколько пучков рыжеватых водорослей.
   Кольцо. Из тёмного металла. Кайм в диаметре и толщиной в обхват ладони. Прикреплено к металлическому штырю, вбитому в камень. Для чего на белом свете существуют кольца? Что-то поднимать или что-то привязывать.
   Сварог огляделся. Ничего похожего на люк. Под ним такая же каменная плита, тех же размеров, что и предыдущие, если судить по зазорам, в которых покачивались камыши с пузырями на кончиках стеблей. Или эту плиту можно откинуть? Ну ладно. Он ухватился за кольцо, потянул. Куда там! Если и люк, то на его подъем надо согнать сто тысяч китайцев, не меньше…
   Пальцы почувствовали неровность, какие-то рубцы на металле. Сварог подтянул себя за колечко, приблизил лицо к изделию неведомых кузнецов. Действительно, очень похоже на рубцы одинаковой длины и ширины, образующие углы, крестики, перпендикуляры. Уж не клинопись ли? Где-то так она и выглядит. Кто б ещё перевёл…
   Точно такое же кольцо он обнаружил в полусотне каймов от первого. И вот те на — это рассыпалось от первого же прикосновения, обратилось в облако оранжевой пыли. Проржавевшее насквозь, каким-то чудом удерживавшее форму, оно, выходит, только и дожидалось руки лорда Сварога. Но почему же оно устояло под колыханиями водной стихии, почему ни один краб не задел клешнёй, ни одна медуза не присела, ни одна рыба не тюкнулась? Да кто его знает, господа…
   Перед Сварог встал выбор: или обойти по кругу этот ярус или перейти на следующий — посмотреть, что там. Он выбрал второе.
   Казалось бы, всего-то очутился глубже на какой-то кайм, и уже заломило в висках, сдавило барабанные перепонки, заболели глаза. Не самое приятное в жизни ощущение, будто вот-вот хлынет кровь из носа и ушей. Но советских водолазов глубиной не испугаешь, пообвыкнемся, перекантуемся.
   А у них тут, выходит, ярус на ярус не похож. Издали не усомнишься — ступень зиккурата сработана из того же серого камня. Но вблизи выяснилось, что из серого, да из другого: напоминающего мрамор, но мрамор, словно вымазанный сверху жиром и посыпанный красным перцем. Интересно, а…
   Завизжала, завопила, воем завыла на все лады встроенная в графа Гэйра сигнализация на опасность. Сперва он погрешил на давление — дескать, чуткая и заботливая охранная система предупреждает о вреде нерукотворной глубины. Но тут же отмёл это предположение. Врубилась бы раньше. В самом зиккурате происходит нечто, какое-то существо пробуждается, некий механизм включается? Или иной природы серый камень таит в себе опасность? Сварог зашарил вокруг «третьим глазом», но в магическом поле изменений не произошло.
   Потом он уловил простым, обычным зрением движение наверху. Поднял голову… Батюшки святы! Со стороны, противоположной той, где находилось солнце, быстро наползала тёмная, но прореженная просветами полоса. Сначала Сварог понял, что движутся рыбы. Потом — что рыбы большие. А потом по силуэтам узнал. Акулы. Тьма, армия акул! Слаженно и плавно, как торпеды, они шли у самой поверхности, не кружили, не рыскали, а жадно стремились к цели.
   Сварог сорвал пояс, отпуская ядра оседать на дно, где лежать им и лежать, толкнулся ногами и, вытянув руки, как поплавок рванул вверх. В голове стучала недовольная резкими перепадами давления кровь и кувалдами молотили… нет, не мысли, а заклинания: «хоть бы увидели раньше меня», «хоть бы успели заскочить на стены…».
   Он вырвался на поверхность и тут же закричал. Вернее, подумал, что закричал. Крик не вышел — из горла хлынула вода, сопровождаемая судорогами кашля. Страшно хотелось выблевать эту солёную дрянь, но он сдержал позывы, лишь кашлял и отплёвывался. А потом понял, что крик не нужен. По стенам бегали люди, махали руками. Оттуда доносило возгласы и можно было разобрать слово «акулы».
   Сварога несколько отпустило. Значит, успеют приготовиться. Он оглянулся. Слаженный строй чёрных треугольных плавников резал воду в четверти кабелота от него. Бляха-муха!
   И Сварог наддал. Он плыл, заставляя себя не сбиваться на частые, нервные, бестолковые, дёрганые движения. Нет никакого проку чаще молотить руками по воде и сучить ногами. Только плавно, грамотно, по-умному — как учили. Сосредоточиться на технике. Не поднимать голову, это увеличивает сопротивление воды, Держать голову в воде. Четыре гребка, поворот головы, вдох и растянутые на следующие четыре гребка короткие выдохи. Загребать резче, держать задницу на поверхности, работать ногами, а не тащить их за собой… Не оборачиваться. Поймёшь и так, когда доплывёшь. Не доплывёшь — тем более поймёшь и не оборачиваясь.
   Вот сейчас бы сбросить сапоги и одежду, но — дольше будешь стягивать. Надо как-то так дотянуть…
   Он плыл, еле удерживаясь от соблазна посмотреть назад. Всаживал руки в воду, перебирал ногами, снова всаживал, — пока сжатая горстью ладонь не ударила по камню.
   Выскочил, махом преодолел две короткие ступени и забрался по стене. Вернее, взлетел по стене на её вершину, не глядя отыскивая упоры для ног и зацепы для рук. И только тогда обернулся. Ближайшие акульи плавники и изгибающиеся силуэты под ними находились всего в десяти каймах от стены. Водяная смерть! Разок стоило притормозить — и сейчас рвали бы на лоскутья над второй ступенью зиккурата…
   Потом Сварог поднял голову и посмотрел по сторонам…
   Взяли своё нервы и злость. Кисть сама отыскала и сжала шаур. Пальцы сами вдавили курок. Он бежал по стене и разбрасывал вокруг зазубренные звезды. Понимая, что толку от этой стрельбы не может быть никакого.
   Акульи плавники были повсюду, куда ни посмотри. Даже внутри бассейна, огороженного стенами. Акулы одна за другой проникали через разрушенную часть стены, и их чёрные силуэты скользили на фоне серых плит площадки, поросших зеленью водорослей. Столько акул просто не могло оказаться в одном месте. Казалось, все акулы океана бросились по чьему-то призыву на обещание кровавого пиршества. И они прибывали и прибывали…
   Сварог нёсся по стене в направлении броненосца. Он увидел, как внутри площадки, повернувшись белым брюхом вверх, акула трясёт из стороны в сторону человека, а воду вокруг замутняют красные выплески. Увидел, как другие рыбы набросились на удачливого сородича и рвут добычу из пасти.
   — С дороги! — Сварог заставлял оборачиваться и сторониться.
   Он увидел, как Чуба-Ху, обернувшись волком, мчится по краю стены, мощно отталкивается, вытягивается в полёте и в полёте же возвращает себе женский облик. Она обрушивается в воду внутри периметра. И только тогда Сварог замечает пацана лет шести, прижавшегося к стене, трясущегося — над водой торчит одна голова, даже издали видны огромные, распахнутые страхом глаза. Чуба-Ху выдёргивает его за шкирку, забрасывает — какая силища в её руках! — наверх, на стену. Но сама не успевает. Три акулы, две здоровенные и одна плюгавенькая, налетают с трех сторон. И их встречает не человек, а зверина — то ли волк, то ли собака. Став волком, Чуба оказалась под водой и под водой впилась клыками в акулий нос. Укушенная рыбина шарахнулась прочь — и вслед за нею, как от чумы, две остальные. Все три развернулись и попытались вернуться, когда Чуба вернула себе женское обличье, но женщина уже успела взобраться на каменное ограждение.
   Сварог добежал до башни, имевшей овальные выходы на две стены. Океан вокруг вершины зиккурата чернел акульими спинами. Сварог увидел, как Олес со стены бросает канат, конец падает на шлюпку, где его ловит Тольго. В шлюпке ещё пятеро, среди них Рошаль. Обломки весел, разгрызенных акульими зубами, плавают рядом. На помощь Олесу приходят двое матросов, они тянут за канат. Вроде бы до спасительной стены недалеко, но — в борта бьются акульи туши, раскачивают шлюпку, борта трещат.
   Сварог присоединился к Олесу, встал за канат. И увидел, как Пэвер возле другой башни перезаряжает карабин, стреляет, перезаряжает и стреляет. Пули впиваются в копошение чёрных спин под треугольниками плавников. Но пули не в силах были отогнать акул от плота. Ткань, натянутая между баллонами, трещала под напором острых зубов. В воду сыпались ящики, узлы, мешки — их тут же раздирали голодные пасти. Один из двух людей на плоту — Сварог узнал рулевого Дикса — схватил тяжёлый ящик, поднял над головой и метнул в высунувшуюся из воды акулью морду. Потом бросил бочонок. Ткань под Диксом разошлась, и он очутился в воде. Мелькнуло перекошенное криком лицо, его закрыл от Сварога треугольный плавник, и Дикс исчез. Второй человек на плоту лёг на баллон, обхватил его руками, надеясь на последнее чудо. Но чуда не произошло — над баллоном нависла акулья голова, разомкнулась пасть, набитая треугольными зубами, и хищник за ногу стянул человека в океан.
   С броненосца ударила пушка. Ядро взметнуло столб брызг вместе с рыбьими ошмётками, но в бегство акулье полчище это не обратило. Да и что, скажите, отгонит эту адскую орду?!
   Шлюпка стукнула о стену. Сварог протянул руку, выдернул из неё Рошаля. Олес вытаскивал с кормы лодки смертельно бледного Кулка.
   И нигде Сварог не видел Клади. Может быть, она на дальней стене — там много людей и много женщин.
   Ещё один выстрел неизвестного артиллериста обрушил ядро на акульи туши. И кто знает, может быть, отчаянная маленькая война единственной пушки приведёт к победе… Вдруг не мозгами, которых у них нет, а зачатками инстинкта самосохранения проклятые рыбы надумают убраться из-под обстрела восвояси. Черт возьми, и ведь, по сути дела, нечем помочь, разве что шауром. Но даже чтобы одну акулу до смерти нашпиговать серебром, потребуется час-другой. Эх, сейчас бы сюда запас глубинных бомб… А это как понимать?!
   «Серебряный удар» явственно покачнулся. И… И словно бы приподнялся над водой. Сварог глазам своим не поверил. И только сейчас обратил внимание на то, что акул, от чьих туш море вблизи зиккурата прямо-таки шевелилось, около броненосца собралось заметно больше. Быть того не может…
   А больше-то и некому. Некому было не просто приподнять броненосец, но и потащить вперёд, в море, на глубину. Кроме них. Они, акулы, сбившись в огромную организованную стаю, силой своих огромных тел и движимые несомненно разумом, разве что не своим, а чьим-то, способным повелевать их хищными телами, толкали «Серебряный удар» прочь от зиккурата.
   Пушка на борту корабля замолчала. Сварог же, понимая, что сейчас произойдёт, судорожно искал выход. Он попробовал лишить броненосец веса. Ничего не вышло — как он и предполагал. Набравшаяся в трюм вода якорем держала корабль. Пёс с ним, с самим броненосцем, надо вытаскивать оттуда людей. Сварог рванулся к шлюпке, когда его пригвоздил к камням крик Олеса:
   — Там Клади!
   Мир на мгновение замутился, будто Сварог вновь очутился под водой. Но только на мгновение. Спустя этот миг граф Гэйр уже шептал заклинание на лишение веса Клади. Конечно, надо видеть предмет, находиться вблизи предмета, но вдруг, вдруг будет достаточно представить себе человека так, будто человек стоит перед тобой… Тоже не получилось. С этой стороны заклинание не дало себя обойти.
   И Сварог запрыгнул в шлюпку. Следом заскочил Олес. Оттолкнувшись от стены, Сварог вышиб ногой банку, которой придётся грести, как веслом, когда…
   Когда акулы стремительно ринулись прочь от «Серебряного удара». А корабль, сначала неуверенно, будто потерявший равновесие канатоходец, но в то же время величественно закачавшись, начал заваливаться набок. Медленно, потом быстрее, быстрее, неудержимо, неостановимо… Обитый броней борт содрогнул поверхность моря, и вокруг гибнущего «Удара» стеной встала вода. В белых кружевах брызг и в зелёных прозрачных водопадах их «Серебряный удар», их последний дом уходил в океан.
   Грести, продираться сквозь акулье засилье уже не имело смысла. Сварог и не думал, что такие большие корабли тонут так быстро.
   Когда борт броненосца, ставший теперь из правого верхним, сравнялся с поверхностью, корабль, уже находясь под водой, вдруг выровнялся, над океаном показалась чёрная труба и верхушка мачты. Верх трубы и верх мачты — вот над чем сомкнулись воды бескрайнего димерейского океана. И бездонного, это Сварог совсем недавно видел…
   Волна их не догнала. Шлюпку, где сидели Сварог и Олес, быстро подтащили за канат люди на стене зиккурата — а там, где погиб «Серебряный удар», вспухали гигантские пузыри воздуха, качались на волнах какие-то ошмётки.
   Сварог ещё не говорил себе, что Клади погибла. Может быть, Олес ошибся, и Клади сейчас, например, в одной из башенок зиккурата… да хоть пусть лежит безсознания, раненая лежит, лишь бы здесь, над водой…
   — Она сказала, что ей нужно ненадолго задержаться, — донёсся до Сварога ровный голос Рошаля. — Я позвал её в шлюпку. Она сказала, что сядет в следующую.
   «Тогда, в кают-компании… она что, она прощалась со мной? Неужели она знала? — задавалась вопросами та часть сознания Сварога, которая поверила в смерть баронетты. — Все эти её недомолвки, полунамёки… „Ты меня не любишь», — словно обрывала ниточки, чтоб не было так больно… Почему она задержалась на корабле? Женщин переправляли в первую очередь…"
   Сварог, ухватившись за протянутую руку, выбрался из шлюпки на стену. Последний осколок надежды уничтожил Олес: