Страница:
— Клади всегда была упрямой девчонкой, — князь сел на стене лицом к океану, поджав ноги по-турецки. — Я наткнулся на неё возле трапа, она зачем-то спускалась вниз. Говорю — все, баронет-та, помпы остановлены, может неслабо шмякнуть об камень. Ну кто ж тогда знал, что эти твари отволокут «Удар» в море… Пошли, говорю, баронетта. Знаете, что она мне ответила? Тебе, говорит, князь, как никому другому пошло на пользу наше странствие от Гаэдаро до сердца океана. Так и сказала — сердце океана… И побежала вниз. Да на ходу крикнула, мол, не забудь проверить свою родословную. Словно напутствовала… Она специально осталась, да? Она знала, чем кончится? Как это понимать, мастер Сварог?!
А мастер Сварог, промолчав в ответ, все-таки пошёл искать баронетту в башенках зиккурата…
А мастер Сварог, промолчав в ответ, все-таки пошёл искать баронетту в башенках зиккурата…
Глава шестнадцатая
Чунга-Чанга, синий небосвод…
Тепла димерейская ночь. Но не тиха: ворочаются люди на стенах, слышны стоны, тихие разговоры и плач, сыто плещутся акулы в океане, плещутся в бассейне над площадкой, стукаются и трутся о стены, иногда поднимают какую-то возню, мощно лупя хвостами о поверхность, сшибаясь телами. В ровном бледном свечении, вновь показавшемся над очистившимся горизонтом, без труда можно разглядеть непрерывно перемещающиеся в океане треугольные плавники, мокро блестящие спины. С внешней стороны стены, выбрасывая тела на короткие ступени, хищные рыбы то и дело высовывают из воды свои морды и смотрят в загадочном ожидании своего акульего счастья — свежего мяса. Или они так гипнотизируют жертву…
Курить было уже невмоготу, уже тошнило от курева, во рту скопилась табачная пакость. Оставалось лишь лежать на спине и смотреть на звезды. Иной природы, но тоже пакость скопилась на душе. И вроде бы не в чем себя упрекнуть, вроде бы сделал все, что мог…
На двух башнях горели факелы, поднимая в ночь призывные огни. Где-то по водным тропам странствуют в поисках новой земли караваны судов: крепкие флоты Шатага и Крона, парусники Фагора, перехитрившие всех и вышедшие в море раньше, чем броненосцы покинули военные базы Гидернии, плохо приспособленные к океану корабли Бадры, которая лежала на противоположной от Гидернии стороне Атара, и гидернийцам не так просто было надёжно перекрыть Бадре все морские входы-выходы, наконец, какие-то плавсредства Нура, о чьих возможностях, количестве и прочих достоинствах Сварогу было вообще ничего не известно. Огонь в ночи виден издали. Вперёдсмотрящие могут его заметить, а заметив, обязательно доложат капитанам. Капитаны же… Капитаны будут принимать решение. Или какой-нибудь сектантский корабль, может быть все тот же «Путь», примчится палочкой-выручалочкой. Конечно, примчаться могут гидернийские военные корабли, но что беглецам с «Серебряного удара», затерявшимся среди океана, остаётся, кроме того что рисковать?..
Одна шлюпка — как раз та, с которой спасли Рошаля, — словно бы в насмешку, у них сохранилась. Весел, правда, нет, но нет и пробоин. Акулы, чуя, что лодка не скрывает от них живого, свежего мяса, иногда проверочно тычутся в борта носами, раскачивая их, и тут же отплывают: пусто.
Акулы, а до них люди-жабы и гидернийские броненосцы что-то очень уж легко обнаруживали «Серебряный удар» на бескрайних океанских просторах. Слишком легко, чтобы не предположить за кулисами чью-то точную наводку на цель. Чья это работа — дотошного Великого ли Мастера или деятелей масштабом помельче, — можно лишь гадать, да проку от того гадания никакого. Факт неоспорим: их загнали в угол. Конкретно и умело загнали, следует признать.
Вполне допустимо, что это Великий Мастер устроил демонстрацию своего всемогущества — устроил, чтобы заставить Сварога обратиться к нему за помощью. Потому что вроде бы больше не к кому, потому что одна душа — вполне подходящая цена для спасения жизней сорока двух выживших, среди которых половина женщины и дети. Потому что в минуты отчаяния человек готов позвать кого угодно. А наступления этих минут Он будет ждать, не извольте беспокоиться. И что стоит лишь мысленно призвать — незамедлительно явятся с готовым договором. Останется только поставить подпись, причём не обязательно кровью… Сдаваться Сварог не собирался. Загнали в угол, говорите? Но мы уже выжили и будем выживать дальше. Что нужно для элементарного выживания? Еда, вода, какая-никакая крыша и надежда. Первые три составляющие в наличии, и надежду у нас легко не отнимешь. Не свернут суда на сигнальные огни? Вполне допустимо. Что ж, начнём с малого: можем разобрать одну башенку, потребуется, разберём также один-другой слой кладки стен, и из камней, из ящиков, что удалось перевезти с корабля, можно заделать разлом. Пара вёдер найдётся? Найдётся. Тихой сапой вычерпаем воду с площадки. Акулы, набившиеся в бассейн, — не все акулы океана, их число ограничено, их реально истребить. Таким образом отвоюем у океана и хищных тварей вершину зиккурата. Уже победа, пусть и небольшая. А дальше? Дальше, например, можно отковырять плиты площадки. Почему бы внутри зиккурата не быть полостям, кто сказал, что он обязательно должен быть цельным? Одним строителям ведомо, что они, демоны, там замуровали. Черепа предков, древний город, аппарат перемещения по Тропе, склад полезных вещей, подводную лодку… Нет ничего невозможного. Надо будет — зароемся до дна океана. Мы ещё повоюем…
Вот только Клади рядом не будет. Клади, Клади, хитрая охотница. Больно уж много странного вокруг твоей смерти… Ну что ещё удумала, а? В какие игры опять впуталась на свою белокурую головку?..
Сварог проснулся — оказывается, он все-таки умудрился заснуть.
Разбудил его рассвет над океаном. Горизонт набухал коралловым рифом, рифом цвета крови, разведённой молоком.
Продрав глаза, Сварог почувствовал, что в окружающем что-то сдвинулось, произошло некое серьёзное изменение — почувствовал раньше, чем увидел это изменение. И вправду существенное, ничего не скажешь. Акулы ушли.
Сварог встал на ноги. Провёл взглядом по океану. Ни плавников над водой, ни силуэтов под водой. Как по команде нагрянули, как по команде ушли. Мирный рассвет над океаном, бляха-муха. Тишина, ветерок, слабое волнение на море, так и тянет купнуться…
— Вот я о том же. Травят, как волков на охоте. Напустили сперва одну свору, потом пустили другую, — раздался сзади голос Пэвера. Тоже проснулся. Или вовсе не спал. — Только зачем было отзывать последнюю свору? Она вполне справлялась…
Сварог оглянулся. Пэвер тоже стоял, тёр щетинистый, неотмытый от копоти подбородок. Отставной суб-генерал выглядел сейчас постаревшим на десяток-другой лет. Не только из-за разом проступивших морщин, не только из-за ссутуленных плеч. В первую очередь Пэвер постарел взглядом.
— Если среди наших тоурантцев есть поклонники Кайката, — севшим голосом продолжал генерал, — и они его старательно ублажали всю сознательную жизнь, то самое время взывать к его милости. Он же вроде бы и предусмотрен как раз на такой, крайний случай Бог последнего прошения. Когда ещё просить Кайката, если не сейчас. Пора звать богов, мы всего лишь люди…
— Вы хотите, чтобы я поддержал ваше уныние, мастер Пэвер? Не спорю, вдвоём скулить веселее…
— Стар я каждый раз отряхиваться и как ни в чем не бывало скакать дальше. Тем более и скакать-то некуда. Тут только ободрять себя прекрасными сказками. Например, такой: вдруг Граматар не где-нибудь, а прямо под нами, и он ка-ак сейчас всплывёт, а мы ка-ак всплывём вместе с ним и окажемся выше всех, удачливее всех, умнее всех…
Они замолчали, Пэзер замолчал обиженно, заметно было по сопению. «Как это ни цинично звучит, — подумал Сварог, — хорошо, что акулы неумеренны в своей прожорливости. Если бы по воде, особенно по воде бассейна, плавали останки людей, было бы гораздо хуже. Проснулись бы женщины, проснулись бы дети и…»
— А это что там такое, вы, часом, не знаете? — Сварог вытянул руку, показывая направление. Пэвер вгляделся.
— Да, что-то там есть… На корабль не похоже.
— Согласен. Скорее, туча. Или скопление над водой неких существ. Интересно, на рассвете случаются миражи или миражам время не писано..
— Туча, говорите?.. Нет, движется по воде. Про существ даже думать не хочу. Мираж? То есть маррог? Тогда б почему ему не появиться прямо перед нами, зачем эти представления с надвижением издалека, — перебирая возможности, суб-генерал несколько расправил плечи. — Если это опять лягушки на дельфинах, я их голыми руками утоплю как котят, не посмотрю, что двоякодышащие. Сколько ж можно, а?! — Потом почесал затылок и неуверенно предположил: — А может, остров?
— Тот, который Блуждающий? — не отрывая взгляда от точки на рассветном горизонте, Сварог закурил первую сигарету в этот день. — А не слишком ли вовремя? В последний момент прибывает кавалерия и выручает из беды…
— Или добивает, — мрачно пошутил суб-генерал.
— Острова у вас, говорите, водятся исключительно блуждающие? — Сварог поднял руку козырьком. — А сдаётся мне, эта хреновина нисколько не блуждает — устремление движется аккурат к нам. И со скоростью, какую трудно требовать от острова. Скорее уж от катера, и не парового, а дизельного. Что ж, подождём…
Ждать пришлось недолго. Недолго оно надвигалось этаким миражом, фантомом, маррогом, надвигалось бесшумно и таинственно, вырастая на алом заднике горизонта. Только что объект был точкой, вот уже примерно угадываются размеры, вот объект уже обрёл вполне конкретные очертания, и уже отпадает всякий смысл гадать, что именно к ним принесло.
К тому моменту, когда объект застыл в полусотне каймов от стены зиккурата, весь уцелевший экипаж, все сорок два человека, были на ногах: проснувшиеся или, что вернее, не сомкнувшие глаз в эту ночь разбудили остальных. Никто не радовался, тем более никто не восторгался чудесами. Плавание «Серебряного удара» по океану отучило верить в счастливый исход любых встреч. Люди просто молча ждали, что произойдёт дальше.
Да, это был остров. Блуждающий или сам по себе разъезжающий — на нем таблички не висело и в рупор никто не объявлял: «Слушайте, несчастные, кто к вам прибыл!» Размерами он не потрясал: по площади — где-то вполовину меньше «Серебряного удара», в высоту — каймов пятнадцать. Остров походил на проросшую плетёную корзину: одно лишь плотное хитросплетение тонких стволов, кое-где зеленеющее листвой, кое-где, правда, зеленеющее буйно. Песочного пляжа, присущего классическим островам, земли, скал, а также флагов, замковых башен, птиц, зверей, людей, каких-нибудь приспособлений, вроде пароходных колёс или ракетных установок — в общем, ни черта не углядеть, одни прутья. Не остров, а корзина корзиной. Плавучее образование имело каплевидную форму, и вытянутая часть его была обращена к зиккурату. Вроде как нацелилось…
Сварог привычно проверил наличие шаура за поясом. А более и проверять нечего. Карабины нынче не более чем дубины — были патроны, да все ушли в акульи туши. Корабельных пушек с собой не прихватили. Холодное оружие, правда, запасено. Однако сомнительно, чтобы люди, перемещающиеся таким вызывающим манером, испугались бы ножей, мечей, штыков или даже сабельки, каковую Сварог приметил на боку у Олеса. Честно говоря, также нельзя поручиться, что островитяне тут же замертво падут от сокрушительных очередей из шаура.
— Изучают, — процедил сквозь зубы Пэвер. Сварог прикинул: если с острова откроют огонь — командовать своим за стены.
— Повыставляете стволы, побегаете, покричите, короче — поотвлекаете внимание.
— Понятно.
Ещё бы суб-генералу было непонятно. Им оставлена единственная тактика: акул нет, экипаж отвлекает островитян на себя, Сварог пойдёт под водой, попытается взять внезапностью.
Сварог увидел, что по стенам к ним с Пэвером пробираются Рошаль и Олес. Тем временем период изучения на плетёном борту, видимо, завершился.
От острова отделились две лозы, побежали жёлтыми змеями по поверхности воды… Нет, они не просто тянулись, от них на глазах отрастали горизонтальные побеги, образуя поперечные перекладины, и вертикальные — перила. И когда чудо-побеги дотянулись до стены, вползли на стену, одолели всю её ширину и, как крюками, зацепились за камни (а на это ушло всего лишь несколько минут), от острова до зиккурата выросли мостки.
— Чтоб меня изрубили на фарш! — прошептал Пэвер. — Опять колдовство поганое, ядро ему в мокрое ущелье!
На этом фокусы-покусы не закончились. Над началом мостков вверх поднялась дверца. И в проёме показался островитянин. В общем ничего особенного он собою не представлял: не гигант с одним глазом во лбу, не лилипут, не мерзкая помесь, вроде человека-осьминога. Зауряднейший человек среднего роста, смуглый, одетый в сиреневые брюки и рубаху, босой. Он прошёл половину сооружённого, вернее, выращенного пути, остановился. И громко, а главное, значительно, как церемониймейстер объявляет имена и титулы гостей, прибывших во дворец с супругами и без супруг, островитянин возгласил:
— Кто из вас человек, который владеет магией?
— Вас, мастер Сварог… — подсказал подоспевший и запыхавшийся Рошаль.
— …к телефону, — закончил мастер Сварог. Потом обратился уже к островитянину: — А кто его спрашивает?
— Его просят в гости, — важно ответил слуга. Не возникало сомнений, что к ним выслали именно слугу — по горделивой надменности, по интонациям попугая.
— А зачем? — Сварог не бежал по мостику, захлёбываясь от счастья, и тем явно озадачил сиреневого лакея.
— Ну… его просят, — наконец нашёлся малый.
— А его друзья останутся здесь? — не унимался Сварог.
— Его просят в дом, — попкой продолдонил слуга. Он, конечно, не рассчитывал на отказ и оказался неподготовлен к неожиданному затору в таком простом вопросе, как приглашение в гости.
— Не пойдёт, — помотал головой Сварог. — Я, значит, чаи буду распивать, а мои друзья, мокрые, голодные, уставшие, будут туг страдать на камнях…
Голодных и мокрых он запустил не для жалости. Нельзя исключать и такое развитие событий: приглашённый в гости получит вместо пирога из печи дубиной по башке, остров даст газу и унесёт Сварога, как пишут в протоколах, в неизвестном направлении, а остальные останутся посреди океана. А потом — не хотелось как-то уподобляться пешке в тёмных играх островитян. А островитяне, однако, сволочи. Если спасаете попавших в беду, то делайте это, как принято на всех морях: без предварительных выяснений и без дешёвого выпендрежа. Потому что сегодня ты меня спас — завтра я тебя спасу, и нет повода выеживаться. Потому что все под Богом ходим. А если цель островитян не спасение… то тем более они сволочи.
— Вас зовут, — лакей сделал последнюю, жалкую попытку уговорить. После чего замолчал, задумчиво уставившись в небо, зашевелил губами, будто повторяя чей-то мысленный приказ. И вновь открыл рот: — Ваши люди… в дом войти не могут… Но им, — он делал паузы, какие делают дипломаты для переводчиков, — предоставят место… для отдыха.
И вместе с последними словами опять началось прутья-шоу: по всему периметру острова в море хлынули побеги, похожие на виноградные лозы. Две минуты — и лозы сплелись в террасу, опоясавшую остров.
— Ну ладно, — тихо сказал Сварог. — Будем считать, что я согласен начать переговоры.
Прежде чем покинуть сцену, он дал последние указания:
— Не увлекайтесь там угощениями, орлы, потерпите…
Пока никто ничего не предлагал, но вдруг расщедрятся. Так вот не стоит пить да кушать в незнакомых местах — это ещё опаснее, чем распивать водку из открытой бутылки с незнакомцами в чужом городе.
— Потерпим, — пообещал Рошаль.
— Если что, свистну. Редко я свищу, но громко…
— Вас услышат, — заверил Пэвер и подмигнул. Дескать, не извольте сомневаться, маскап, будем наготове, ворвёмся по первому свисту и раскатаем этот остров, как тесто.
— Вот и отлично. Пошёл знакомиться.
Мостки, на вид хлипкие, держали хорошо, лежали на поверхности, и небольшие волны, перекатывающиеся по океану, заливали их, омывая сапоги графа Гэйра. На пороге Сварог оглянулся. Вслед за ним, сторожко перебирая руками перила, от стены цепочкой двигался его экипаж.
— Прошу вас, — вежливо поторопил слуга, протягивая ладонь указательным знаком.
Сварог вошёл. Дверь за ним тут же опустилась… точнее, развернулась, словно соломенная вьетнамская штора на окнах. И зазоры между дверью и рамкой проёма мгновенно стянули мелкие побеги, как нитями. Дверь срослась со стенами. Ничего не скажешь, повезло здешним обитателям — сэкономили на щеколдах и крючках… Сэкономили они и на ковровых дорожках — зелёный покров невысокой свежей травы приятно мягчил шаг.
Слуга шёл первым. Прямоугольный в сечении коридор плавными изгибами вёл к центру острова. Коридорный свод иногда уступал место просветам, своего рода окнам с видом на небо, сквозь которые внутрь вливался утренний свет. Вокруг безраздельно господствовал стиль «живая изгородь», ещё его можно было поименовать «плетёнкой». И стены, и свод, и пол — все скручено, сплетено из древесных стволов. Лишь одни стволы толще, другие тоньше. Лишь где-то желтеют, а то и коричневеют одни голые стволы, где-то стена курчавится декоративной листвой, где-то свисают плоды, среди которых попадаются и узнаваемые (вон лимон, мандарин, а это груша, разве что чёрного цвета и миниатюрного размера), где-то вместо плинтусов пущены цветы такой яркости и пестроты, что в глазах начинало рябить.
Они прошли мимо комнаты, в центре которой зияло круглое отверстие, а в нем голубела океанская вода. Вокруг бассейна переплелись гибкие лозы, приняв формы кресел, столиков, диванчиков. Помещение смахивало на комнату отдыха и одновременно на хранилище, потому что на полках, столиках, даже на полу хранилось множество предметов маловразумительного назначения. Взгляд ухватил свисающий с потолка на кашпо из тонких лоз снежный ком (или нечто на него похожее), из которого ежовыми иголками торчали какие-то палочки разной длины со светящимися кончиками. На одной из полок два диска, вроде бы эбонитовые, таинственным образом вращались над камнем яйцевидной формы и матовой белизны. Возле дверного проёма стоял высокий сиреневый цилиндр. Стоило Сварогу бросить на него взгляд, и сиреневое нутро пронзили серебристые змейки всполохов… В комнате было ещё на что посмотреть, но они уже прошли мимо. Уж не древние ли предметы тут расставлены, до которых люди с Блуждающих Островов, если верить легендам и преданиям, сами не свои?
По Блуждающему Острову его ведут или не по Блуждающему, а шаур-то за поясом. Беззаботные обитатели «корзины» не поинтересовались, есть ли у Сварога при себе оружие. Не озаботило их также наличие-отсутствие оружия у четырех десятков людей. А ведь доведись — озлобленные люди, которым теперь-то действительно совсем нечего терять, изрубят деревянные стенки в щепы. Даже голыми руками. Что это, беспечность или самоуверенность? Знак благорасположенности или островитяне ничего и никого не боятся? Или они наивные добряки, которые даже предположить не могут в людях чёрную неблагодарность и злобу? Что-то плохо верится…
Пришли. Сделалось ясным и без торжественного объявления слуги. Впрочем, слуга ни слова не произнёс, пропустил Сварога и остался за дверью. В очередной раз раскрутилась штора, закрывая проем. Только на этот раз дверь с проёмом не срасталась, просто повисла.
Довольно большой зал, в котором очутился Сварог, украшали витые колонны из толстых стволов, поднимающиеся от пола до потолка. По желобам, прикреплённым к стенам, бежала вода, стекала из желоба в жёлоб, из отверстий в желобах капала в чаши и прямо на пол. В нишах стояли фарфоровые и металлические вазы, увитые тонкими стеблями. А в одну из ниш был помещён прозрачный, похожий на рыбий, пузырь. Из трубчатого стебля, напоминающего бамбуковый, в него тонкой струёй лилась янтарная жидкость, отвода вроде бы не имелось, однако жидкости в заполненном на треть пузыре не прибавлялось.
Проходя мимо жёлтого в чёрных и золотых прожилках конуса, стоявшего на невысокой и, разумеется, плетёной тумбе, Сварог ощутил тепло в нагрудном кармашке. Ага, вот и рубин ожил. Если гикорат нагревается (можно не сомневаться, и пульсирует багровым светом), значит, конус — не что иное, как древний предмет. «И что с того? — спросил Сварог сам себя. — Да пока что ничего, собственно говоря, разве что зарубка на будущее». Полукруглый свод не смыкался над центром зала, оставляя широкую дорогу дневного света. Под открытым небом восседал в кресле ещё один обитатель острова, и вот его-то уж никак нельзя было заподозрить в принадлежности к лакейскому племени. Одна расшитая золотом (узор состоял из птиц, стеблей и листьев), безукоризненной белизны туника чего стоила. А ещё возьмите надменность взгляда, высокомерно вздёрнутый подбородок, сидит по-хозяйски развалясь, пальцы унизаны перстнями и кольцами, украшений нет только на мизинцах. Какой, к чертям, слуга…
Молодой, лет тридцати, высокий, худощавый, на белой коже лица будто тушью нарисованы тонкие бакенбарды, переходящие в такую же тонкую, едва намеченную «эспаньолку». Оторвать от плетёного кресла задницу хозяин не соизволил, видимо, считал гостя себе не ровней. Лишь приподнял руку, явно незнакомую с физическим трудом, шевельнул тонким пальчиком.
— Садитесь. — Палец указал на кресло напротив.
Сварог сел. Мы не гордые, зато ужасно хитрые. Для начала во всем разберёмся, просечём, кто ты у нас такой, что из себя корчишь и по какому праву, разыграем тихого, а потом уже будем кипятиться в благородном гневе оскорблённого дворянина: «Да ты знаешь, кто перед тобой, щенок! Встать, когда разговариваешь с королём Хелльстада!» И так далее.
Сварог сел. Кресло оказалось неожиданно мягким, словно не из прутьев сплетено, а из поролона. Граф Гэйр положил руки на широкие подлокотники, выжидательно посмотрел на принимающую сторону. Островитянин в свою очередь, улыбаясь и наклонив голову, пристально рассматривал своего визави — так же он, очевидно, рассматривает и новые поступления в коллекции древних предметов…
— Необычный тип лица, — наконец заговорил хозяин-барин. — Необычна и защита вашей ауры. У людей подобного я не встречал. Даже те, кто называл себя колдунами, не могли сопротивляться посылам. Да, бесспорно сильная магия. Меня это убедило, что вы тот, кто нам нужен.
«Нам, — подумал Сварог, — значит, ты что-то вроде представителя. Хотя такой и о себе способен говорить во множественном числе». Также Сварог отметил, что кресло не низкое, в нем не утопаешь и потому из него легко при необходимости стартовать.
— Не пора ли вам, любезнейший, представиться, — напомнил Сварог. — Вы позвали меня в гости, я оказал вам честь.
— Признаться, задали вы нам задачку. Таких проблем не возникало со времён Перламутрового Танца. — Похоже, господин в расшитой золотом тунике даже не вслушивался в то, что говорил собеседник. — Да, да…
Он задумчиво наморщил лоб, крутя перстень на пальце.
— Ну ничего, теперь ваши способности обретут достойного ювелира и получат подходящую огранку.
Сварог и дёрнуться не успел. Слишком внезапно и молниеносно все произошло. Множество тонких и гибких прутьев вылетело одновременно и отовсюду. Они захлестнули руки, прочно примотав к подлокотникам, опутали ноги, ремнями сдавили грудь и живот. Чёртовы побеги обвили и горло.
Островитянин рассмеялся.
— Вот видите, как все легко и просто. Ваша магия, то есть произнесение заклинаний и щёлканье пальцами, помочь бессильна. Не находите, что на стенах ваши люди были бы в большей безопасности?
Сварог мог разве прохрипеть в ответ. Разумные сучки сдавили горло умело, прихватили ровно настолько, чтобы он не задохнулся и вместе с тем не мог говорить. Ч-черт, как же попался. Вот, значит, почему их не беспокоило оружие гостей. И ничего не поделаешь. Ничего?! Ну, это мы поглядим…
— Вам не хватает знаний. Вам всем не хватает знаний. — Островитянин поднялся, приведя в движение стебли и листья на белой тунике. Прошёлся туда-сюда, скрипя сандалиями на деревянной подмётке и заложив руки за спину.
Сварог одними глазами следил за его перемещениями.
— О чем свидетельствуют ваши подвиги? Способности при нехватке знаний и нежелание эти знания получать — это… как камень на птичьей лапе. — Видимо, ему понравилось найденное сравнение, и он повторил: — Да, как камень, привязанный к птичьей лапе и не дающий птице взлететь. Впрочем, и возможности получить знания у вас, прямо скажем, невелики…
Он скрылся за одной из колонн, вновь вернулся — уже с бокалом, на четверть наполненным бордовой жидкостью, — и вновь принялся расхаживать, прихлёбывая напиток. И продолжил разглагольствовать нравоучительным тоном:
— Вас, конечно, никогда не беспокоило, что сплошь и рядом впустую пропадают выдающиеся способности. Природа щедра, она засевает своими семенами любую почву, не думая, пригодятся кому-либо всходы, или они пропадут, засохнув… Хм, а мне сегодня удаются образы. Видимо, оттого, что день начался весьма неплохо…
«А ведь в этом доме меня не принимают за пришельца из другого мира, — подумал Сварог, пока болтун в белом восхищался своей образной речью. — Держат за какого-то колдунишку. Что у него там по плану, после того как выговорится? Позвать своих сподвижников, наличие которых можно предположить по его фразе „нам нужен»? Или он уже мысленно позвал? Мол, приходите-прибегайте, я его поймал. Поймал, спору нет, однако пора и освобождаться…"
— Меня, в отличие от вас, всегда огорчало, как много полезного и красивого мы недополучаем. Мы просто не поднимаем с земли разбросанные алмазы. Какой-нибудь величайший учёный вынужден всю жизнь пахать землю, гениальный изобретатель вынужден ловить рыбу, а талантливый музыкант — её жарить. Таким образом, мы не собираем весь урожай, который предлагает нам природа…
Курить было уже невмоготу, уже тошнило от курева, во рту скопилась табачная пакость. Оставалось лишь лежать на спине и смотреть на звезды. Иной природы, но тоже пакость скопилась на душе. И вроде бы не в чем себя упрекнуть, вроде бы сделал все, что мог…
На двух башнях горели факелы, поднимая в ночь призывные огни. Где-то по водным тропам странствуют в поисках новой земли караваны судов: крепкие флоты Шатага и Крона, парусники Фагора, перехитрившие всех и вышедшие в море раньше, чем броненосцы покинули военные базы Гидернии, плохо приспособленные к океану корабли Бадры, которая лежала на противоположной от Гидернии стороне Атара, и гидернийцам не так просто было надёжно перекрыть Бадре все морские входы-выходы, наконец, какие-то плавсредства Нура, о чьих возможностях, количестве и прочих достоинствах Сварогу было вообще ничего не известно. Огонь в ночи виден издали. Вперёдсмотрящие могут его заметить, а заметив, обязательно доложат капитанам. Капитаны же… Капитаны будут принимать решение. Или какой-нибудь сектантский корабль, может быть все тот же «Путь», примчится палочкой-выручалочкой. Конечно, примчаться могут гидернийские военные корабли, но что беглецам с «Серебряного удара», затерявшимся среди океана, остаётся, кроме того что рисковать?..
Одна шлюпка — как раз та, с которой спасли Рошаля, — словно бы в насмешку, у них сохранилась. Весел, правда, нет, но нет и пробоин. Акулы, чуя, что лодка не скрывает от них живого, свежего мяса, иногда проверочно тычутся в борта носами, раскачивая их, и тут же отплывают: пусто.
Акулы, а до них люди-жабы и гидернийские броненосцы что-то очень уж легко обнаруживали «Серебряный удар» на бескрайних океанских просторах. Слишком легко, чтобы не предположить за кулисами чью-то точную наводку на цель. Чья это работа — дотошного Великого ли Мастера или деятелей масштабом помельче, — можно лишь гадать, да проку от того гадания никакого. Факт неоспорим: их загнали в угол. Конкретно и умело загнали, следует признать.
Вполне допустимо, что это Великий Мастер устроил демонстрацию своего всемогущества — устроил, чтобы заставить Сварога обратиться к нему за помощью. Потому что вроде бы больше не к кому, потому что одна душа — вполне подходящая цена для спасения жизней сорока двух выживших, среди которых половина женщины и дети. Потому что в минуты отчаяния человек готов позвать кого угодно. А наступления этих минут Он будет ждать, не извольте беспокоиться. И что стоит лишь мысленно призвать — незамедлительно явятся с готовым договором. Останется только поставить подпись, причём не обязательно кровью… Сдаваться Сварог не собирался. Загнали в угол, говорите? Но мы уже выжили и будем выживать дальше. Что нужно для элементарного выживания? Еда, вода, какая-никакая крыша и надежда. Первые три составляющие в наличии, и надежду у нас легко не отнимешь. Не свернут суда на сигнальные огни? Вполне допустимо. Что ж, начнём с малого: можем разобрать одну башенку, потребуется, разберём также один-другой слой кладки стен, и из камней, из ящиков, что удалось перевезти с корабля, можно заделать разлом. Пара вёдер найдётся? Найдётся. Тихой сапой вычерпаем воду с площадки. Акулы, набившиеся в бассейн, — не все акулы океана, их число ограничено, их реально истребить. Таким образом отвоюем у океана и хищных тварей вершину зиккурата. Уже победа, пусть и небольшая. А дальше? Дальше, например, можно отковырять плиты площадки. Почему бы внутри зиккурата не быть полостям, кто сказал, что он обязательно должен быть цельным? Одним строителям ведомо, что они, демоны, там замуровали. Черепа предков, древний город, аппарат перемещения по Тропе, склад полезных вещей, подводную лодку… Нет ничего невозможного. Надо будет — зароемся до дна океана. Мы ещё повоюем…
Вот только Клади рядом не будет. Клади, Клади, хитрая охотница. Больно уж много странного вокруг твоей смерти… Ну что ещё удумала, а? В какие игры опять впуталась на свою белокурую головку?..
Сварог проснулся — оказывается, он все-таки умудрился заснуть.
Разбудил его рассвет над океаном. Горизонт набухал коралловым рифом, рифом цвета крови, разведённой молоком.
Продрав глаза, Сварог почувствовал, что в окружающем что-то сдвинулось, произошло некое серьёзное изменение — почувствовал раньше, чем увидел это изменение. И вправду существенное, ничего не скажешь. Акулы ушли.
Сварог встал на ноги. Провёл взглядом по океану. Ни плавников над водой, ни силуэтов под водой. Как по команде нагрянули, как по команде ушли. Мирный рассвет над океаном, бляха-муха. Тишина, ветерок, слабое волнение на море, так и тянет купнуться…
— Вот я о том же. Травят, как волков на охоте. Напустили сперва одну свору, потом пустили другую, — раздался сзади голос Пэвера. Тоже проснулся. Или вовсе не спал. — Только зачем было отзывать последнюю свору? Она вполне справлялась…
Сварог оглянулся. Пэвер тоже стоял, тёр щетинистый, неотмытый от копоти подбородок. Отставной суб-генерал выглядел сейчас постаревшим на десяток-другой лет. Не только из-за разом проступивших морщин, не только из-за ссутуленных плеч. В первую очередь Пэвер постарел взглядом.
— Если среди наших тоурантцев есть поклонники Кайката, — севшим голосом продолжал генерал, — и они его старательно ублажали всю сознательную жизнь, то самое время взывать к его милости. Он же вроде бы и предусмотрен как раз на такой, крайний случай Бог последнего прошения. Когда ещё просить Кайката, если не сейчас. Пора звать богов, мы всего лишь люди…
— Вы хотите, чтобы я поддержал ваше уныние, мастер Пэвер? Не спорю, вдвоём скулить веселее…
— Стар я каждый раз отряхиваться и как ни в чем не бывало скакать дальше. Тем более и скакать-то некуда. Тут только ободрять себя прекрасными сказками. Например, такой: вдруг Граматар не где-нибудь, а прямо под нами, и он ка-ак сейчас всплывёт, а мы ка-ак всплывём вместе с ним и окажемся выше всех, удачливее всех, умнее всех…
Они замолчали, Пэзер замолчал обиженно, заметно было по сопению. «Как это ни цинично звучит, — подумал Сварог, — хорошо, что акулы неумеренны в своей прожорливости. Если бы по воде, особенно по воде бассейна, плавали останки людей, было бы гораздо хуже. Проснулись бы женщины, проснулись бы дети и…»
— А это что там такое, вы, часом, не знаете? — Сварог вытянул руку, показывая направление. Пэвер вгляделся.
— Да, что-то там есть… На корабль не похоже.
— Согласен. Скорее, туча. Или скопление над водой неких существ. Интересно, на рассвете случаются миражи или миражам время не писано..
— Туча, говорите?.. Нет, движется по воде. Про существ даже думать не хочу. Мираж? То есть маррог? Тогда б почему ему не появиться прямо перед нами, зачем эти представления с надвижением издалека, — перебирая возможности, суб-генерал несколько расправил плечи. — Если это опять лягушки на дельфинах, я их голыми руками утоплю как котят, не посмотрю, что двоякодышащие. Сколько ж можно, а?! — Потом почесал затылок и неуверенно предположил: — А может, остров?
— Тот, который Блуждающий? — не отрывая взгляда от точки на рассветном горизонте, Сварог закурил первую сигарету в этот день. — А не слишком ли вовремя? В последний момент прибывает кавалерия и выручает из беды…
— Или добивает, — мрачно пошутил суб-генерал.
— Острова у вас, говорите, водятся исключительно блуждающие? — Сварог поднял руку козырьком. — А сдаётся мне, эта хреновина нисколько не блуждает — устремление движется аккурат к нам. И со скоростью, какую трудно требовать от острова. Скорее уж от катера, и не парового, а дизельного. Что ж, подождём…
Ждать пришлось недолго. Недолго оно надвигалось этаким миражом, фантомом, маррогом, надвигалось бесшумно и таинственно, вырастая на алом заднике горизонта. Только что объект был точкой, вот уже примерно угадываются размеры, вот объект уже обрёл вполне конкретные очертания, и уже отпадает всякий смысл гадать, что именно к ним принесло.
К тому моменту, когда объект застыл в полусотне каймов от стены зиккурата, весь уцелевший экипаж, все сорок два человека, были на ногах: проснувшиеся или, что вернее, не сомкнувшие глаз в эту ночь разбудили остальных. Никто не радовался, тем более никто не восторгался чудесами. Плавание «Серебряного удара» по океану отучило верить в счастливый исход любых встреч. Люди просто молча ждали, что произойдёт дальше.
Да, это был остров. Блуждающий или сам по себе разъезжающий — на нем таблички не висело и в рупор никто не объявлял: «Слушайте, несчастные, кто к вам прибыл!» Размерами он не потрясал: по площади — где-то вполовину меньше «Серебряного удара», в высоту — каймов пятнадцать. Остров походил на проросшую плетёную корзину: одно лишь плотное хитросплетение тонких стволов, кое-где зеленеющее листвой, кое-где, правда, зеленеющее буйно. Песочного пляжа, присущего классическим островам, земли, скал, а также флагов, замковых башен, птиц, зверей, людей, каких-нибудь приспособлений, вроде пароходных колёс или ракетных установок — в общем, ни черта не углядеть, одни прутья. Не остров, а корзина корзиной. Плавучее образование имело каплевидную форму, и вытянутая часть его была обращена к зиккурату. Вроде как нацелилось…
Сварог привычно проверил наличие шаура за поясом. А более и проверять нечего. Карабины нынче не более чем дубины — были патроны, да все ушли в акульи туши. Корабельных пушек с собой не прихватили. Холодное оружие, правда, запасено. Однако сомнительно, чтобы люди, перемещающиеся таким вызывающим манером, испугались бы ножей, мечей, штыков или даже сабельки, каковую Сварог приметил на боку у Олеса. Честно говоря, также нельзя поручиться, что островитяне тут же замертво падут от сокрушительных очередей из шаура.
— Изучают, — процедил сквозь зубы Пэвер. Сварог прикинул: если с острова откроют огонь — командовать своим за стены.
— Повыставляете стволы, побегаете, покричите, короче — поотвлекаете внимание.
— Понятно.
Ещё бы суб-генералу было непонятно. Им оставлена единственная тактика: акул нет, экипаж отвлекает островитян на себя, Сварог пойдёт под водой, попытается взять внезапностью.
Сварог увидел, что по стенам к ним с Пэвером пробираются Рошаль и Олес. Тем временем период изучения на плетёном борту, видимо, завершился.
От острова отделились две лозы, побежали жёлтыми змеями по поверхности воды… Нет, они не просто тянулись, от них на глазах отрастали горизонтальные побеги, образуя поперечные перекладины, и вертикальные — перила. И когда чудо-побеги дотянулись до стены, вползли на стену, одолели всю её ширину и, как крюками, зацепились за камни (а на это ушло всего лишь несколько минут), от острова до зиккурата выросли мостки.
— Чтоб меня изрубили на фарш! — прошептал Пэвер. — Опять колдовство поганое, ядро ему в мокрое ущелье!
На этом фокусы-покусы не закончились. Над началом мостков вверх поднялась дверца. И в проёме показался островитянин. В общем ничего особенного он собою не представлял: не гигант с одним глазом во лбу, не лилипут, не мерзкая помесь, вроде человека-осьминога. Зауряднейший человек среднего роста, смуглый, одетый в сиреневые брюки и рубаху, босой. Он прошёл половину сооружённого, вернее, выращенного пути, остановился. И громко, а главное, значительно, как церемониймейстер объявляет имена и титулы гостей, прибывших во дворец с супругами и без супруг, островитянин возгласил:
— Кто из вас человек, который владеет магией?
— Вас, мастер Сварог… — подсказал подоспевший и запыхавшийся Рошаль.
— …к телефону, — закончил мастер Сварог. Потом обратился уже к островитянину: — А кто его спрашивает?
— Его просят в гости, — важно ответил слуга. Не возникало сомнений, что к ним выслали именно слугу — по горделивой надменности, по интонациям попугая.
— А зачем? — Сварог не бежал по мостику, захлёбываясь от счастья, и тем явно озадачил сиреневого лакея.
— Ну… его просят, — наконец нашёлся малый.
— А его друзья останутся здесь? — не унимался Сварог.
— Его просят в дом, — попкой продолдонил слуга. Он, конечно, не рассчитывал на отказ и оказался неподготовлен к неожиданному затору в таком простом вопросе, как приглашение в гости.
— Не пойдёт, — помотал головой Сварог. — Я, значит, чаи буду распивать, а мои друзья, мокрые, голодные, уставшие, будут туг страдать на камнях…
Голодных и мокрых он запустил не для жалости. Нельзя исключать и такое развитие событий: приглашённый в гости получит вместо пирога из печи дубиной по башке, остров даст газу и унесёт Сварога, как пишут в протоколах, в неизвестном направлении, а остальные останутся посреди океана. А потом — не хотелось как-то уподобляться пешке в тёмных играх островитян. А островитяне, однако, сволочи. Если спасаете попавших в беду, то делайте это, как принято на всех морях: без предварительных выяснений и без дешёвого выпендрежа. Потому что сегодня ты меня спас — завтра я тебя спасу, и нет повода выеживаться. Потому что все под Богом ходим. А если цель островитян не спасение… то тем более они сволочи.
— Вас зовут, — лакей сделал последнюю, жалкую попытку уговорить. После чего замолчал, задумчиво уставившись в небо, зашевелил губами, будто повторяя чей-то мысленный приказ. И вновь открыл рот: — Ваши люди… в дом войти не могут… Но им, — он делал паузы, какие делают дипломаты для переводчиков, — предоставят место… для отдыха.
И вместе с последними словами опять началось прутья-шоу: по всему периметру острова в море хлынули побеги, похожие на виноградные лозы. Две минуты — и лозы сплелись в террасу, опоясавшую остров.
— Ну ладно, — тихо сказал Сварог. — Будем считать, что я согласен начать переговоры.
Прежде чем покинуть сцену, он дал последние указания:
— Не увлекайтесь там угощениями, орлы, потерпите…
Пока никто ничего не предлагал, но вдруг расщедрятся. Так вот не стоит пить да кушать в незнакомых местах — это ещё опаснее, чем распивать водку из открытой бутылки с незнакомцами в чужом городе.
— Потерпим, — пообещал Рошаль.
— Если что, свистну. Редко я свищу, но громко…
— Вас услышат, — заверил Пэвер и подмигнул. Дескать, не извольте сомневаться, маскап, будем наготове, ворвёмся по первому свисту и раскатаем этот остров, как тесто.
— Вот и отлично. Пошёл знакомиться.
Мостки, на вид хлипкие, держали хорошо, лежали на поверхности, и небольшие волны, перекатывающиеся по океану, заливали их, омывая сапоги графа Гэйра. На пороге Сварог оглянулся. Вслед за ним, сторожко перебирая руками перила, от стены цепочкой двигался его экипаж.
— Прошу вас, — вежливо поторопил слуга, протягивая ладонь указательным знаком.
Сварог вошёл. Дверь за ним тут же опустилась… точнее, развернулась, словно соломенная вьетнамская штора на окнах. И зазоры между дверью и рамкой проёма мгновенно стянули мелкие побеги, как нитями. Дверь срослась со стенами. Ничего не скажешь, повезло здешним обитателям — сэкономили на щеколдах и крючках… Сэкономили они и на ковровых дорожках — зелёный покров невысокой свежей травы приятно мягчил шаг.
Слуга шёл первым. Прямоугольный в сечении коридор плавными изгибами вёл к центру острова. Коридорный свод иногда уступал место просветам, своего рода окнам с видом на небо, сквозь которые внутрь вливался утренний свет. Вокруг безраздельно господствовал стиль «живая изгородь», ещё его можно было поименовать «плетёнкой». И стены, и свод, и пол — все скручено, сплетено из древесных стволов. Лишь одни стволы толще, другие тоньше. Лишь где-то желтеют, а то и коричневеют одни голые стволы, где-то стена курчавится декоративной листвой, где-то свисают плоды, среди которых попадаются и узнаваемые (вон лимон, мандарин, а это груша, разве что чёрного цвета и миниатюрного размера), где-то вместо плинтусов пущены цветы такой яркости и пестроты, что в глазах начинало рябить.
Они прошли мимо комнаты, в центре которой зияло круглое отверстие, а в нем голубела океанская вода. Вокруг бассейна переплелись гибкие лозы, приняв формы кресел, столиков, диванчиков. Помещение смахивало на комнату отдыха и одновременно на хранилище, потому что на полках, столиках, даже на полу хранилось множество предметов маловразумительного назначения. Взгляд ухватил свисающий с потолка на кашпо из тонких лоз снежный ком (или нечто на него похожее), из которого ежовыми иголками торчали какие-то палочки разной длины со светящимися кончиками. На одной из полок два диска, вроде бы эбонитовые, таинственным образом вращались над камнем яйцевидной формы и матовой белизны. Возле дверного проёма стоял высокий сиреневый цилиндр. Стоило Сварогу бросить на него взгляд, и сиреневое нутро пронзили серебристые змейки всполохов… В комнате было ещё на что посмотреть, но они уже прошли мимо. Уж не древние ли предметы тут расставлены, до которых люди с Блуждающих Островов, если верить легендам и преданиям, сами не свои?
По Блуждающему Острову его ведут или не по Блуждающему, а шаур-то за поясом. Беззаботные обитатели «корзины» не поинтересовались, есть ли у Сварога при себе оружие. Не озаботило их также наличие-отсутствие оружия у четырех десятков людей. А ведь доведись — озлобленные люди, которым теперь-то действительно совсем нечего терять, изрубят деревянные стенки в щепы. Даже голыми руками. Что это, беспечность или самоуверенность? Знак благорасположенности или островитяне ничего и никого не боятся? Или они наивные добряки, которые даже предположить не могут в людях чёрную неблагодарность и злобу? Что-то плохо верится…
Пришли. Сделалось ясным и без торжественного объявления слуги. Впрочем, слуга ни слова не произнёс, пропустил Сварога и остался за дверью. В очередной раз раскрутилась штора, закрывая проем. Только на этот раз дверь с проёмом не срасталась, просто повисла.
Довольно большой зал, в котором очутился Сварог, украшали витые колонны из толстых стволов, поднимающиеся от пола до потолка. По желобам, прикреплённым к стенам, бежала вода, стекала из желоба в жёлоб, из отверстий в желобах капала в чаши и прямо на пол. В нишах стояли фарфоровые и металлические вазы, увитые тонкими стеблями. А в одну из ниш был помещён прозрачный, похожий на рыбий, пузырь. Из трубчатого стебля, напоминающего бамбуковый, в него тонкой струёй лилась янтарная жидкость, отвода вроде бы не имелось, однако жидкости в заполненном на треть пузыре не прибавлялось.
Проходя мимо жёлтого в чёрных и золотых прожилках конуса, стоявшего на невысокой и, разумеется, плетёной тумбе, Сварог ощутил тепло в нагрудном кармашке. Ага, вот и рубин ожил. Если гикорат нагревается (можно не сомневаться, и пульсирует багровым светом), значит, конус — не что иное, как древний предмет. «И что с того? — спросил Сварог сам себя. — Да пока что ничего, собственно говоря, разве что зарубка на будущее». Полукруглый свод не смыкался над центром зала, оставляя широкую дорогу дневного света. Под открытым небом восседал в кресле ещё один обитатель острова, и вот его-то уж никак нельзя было заподозрить в принадлежности к лакейскому племени. Одна расшитая золотом (узор состоял из птиц, стеблей и листьев), безукоризненной белизны туника чего стоила. А ещё возьмите надменность взгляда, высокомерно вздёрнутый подбородок, сидит по-хозяйски развалясь, пальцы унизаны перстнями и кольцами, украшений нет только на мизинцах. Какой, к чертям, слуга…
Молодой, лет тридцати, высокий, худощавый, на белой коже лица будто тушью нарисованы тонкие бакенбарды, переходящие в такую же тонкую, едва намеченную «эспаньолку». Оторвать от плетёного кресла задницу хозяин не соизволил, видимо, считал гостя себе не ровней. Лишь приподнял руку, явно незнакомую с физическим трудом, шевельнул тонким пальчиком.
— Садитесь. — Палец указал на кресло напротив.
Сварог сел. Мы не гордые, зато ужасно хитрые. Для начала во всем разберёмся, просечём, кто ты у нас такой, что из себя корчишь и по какому праву, разыграем тихого, а потом уже будем кипятиться в благородном гневе оскорблённого дворянина: «Да ты знаешь, кто перед тобой, щенок! Встать, когда разговариваешь с королём Хелльстада!» И так далее.
Сварог сел. Кресло оказалось неожиданно мягким, словно не из прутьев сплетено, а из поролона. Граф Гэйр положил руки на широкие подлокотники, выжидательно посмотрел на принимающую сторону. Островитянин в свою очередь, улыбаясь и наклонив голову, пристально рассматривал своего визави — так же он, очевидно, рассматривает и новые поступления в коллекции древних предметов…
— Необычный тип лица, — наконец заговорил хозяин-барин. — Необычна и защита вашей ауры. У людей подобного я не встречал. Даже те, кто называл себя колдунами, не могли сопротивляться посылам. Да, бесспорно сильная магия. Меня это убедило, что вы тот, кто нам нужен.
«Нам, — подумал Сварог, — значит, ты что-то вроде представителя. Хотя такой и о себе способен говорить во множественном числе». Также Сварог отметил, что кресло не низкое, в нем не утопаешь и потому из него легко при необходимости стартовать.
— Не пора ли вам, любезнейший, представиться, — напомнил Сварог. — Вы позвали меня в гости, я оказал вам честь.
— Признаться, задали вы нам задачку. Таких проблем не возникало со времён Перламутрового Танца. — Похоже, господин в расшитой золотом тунике даже не вслушивался в то, что говорил собеседник. — Да, да…
Он задумчиво наморщил лоб, крутя перстень на пальце.
— Ну ничего, теперь ваши способности обретут достойного ювелира и получат подходящую огранку.
Сварог и дёрнуться не успел. Слишком внезапно и молниеносно все произошло. Множество тонких и гибких прутьев вылетело одновременно и отовсюду. Они захлестнули руки, прочно примотав к подлокотникам, опутали ноги, ремнями сдавили грудь и живот. Чёртовы побеги обвили и горло.
Островитянин рассмеялся.
— Вот видите, как все легко и просто. Ваша магия, то есть произнесение заклинаний и щёлканье пальцами, помочь бессильна. Не находите, что на стенах ваши люди были бы в большей безопасности?
Сварог мог разве прохрипеть в ответ. Разумные сучки сдавили горло умело, прихватили ровно настолько, чтобы он не задохнулся и вместе с тем не мог говорить. Ч-черт, как же попался. Вот, значит, почему их не беспокоило оружие гостей. И ничего не поделаешь. Ничего?! Ну, это мы поглядим…
— Вам не хватает знаний. Вам всем не хватает знаний. — Островитянин поднялся, приведя в движение стебли и листья на белой тунике. Прошёлся туда-сюда, скрипя сандалиями на деревянной подмётке и заложив руки за спину.
Сварог одними глазами следил за его перемещениями.
— О чем свидетельствуют ваши подвиги? Способности при нехватке знаний и нежелание эти знания получать — это… как камень на птичьей лапе. — Видимо, ему понравилось найденное сравнение, и он повторил: — Да, как камень, привязанный к птичьей лапе и не дающий птице взлететь. Впрочем, и возможности получить знания у вас, прямо скажем, невелики…
Он скрылся за одной из колонн, вновь вернулся — уже с бокалом, на четверть наполненным бордовой жидкостью, — и вновь принялся расхаживать, прихлёбывая напиток. И продолжил разглагольствовать нравоучительным тоном:
— Вас, конечно, никогда не беспокоило, что сплошь и рядом впустую пропадают выдающиеся способности. Природа щедра, она засевает своими семенами любую почву, не думая, пригодятся кому-либо всходы, или они пропадут, засохнув… Хм, а мне сегодня удаются образы. Видимо, оттого, что день начался весьма неплохо…
«А ведь в этом доме меня не принимают за пришельца из другого мира, — подумал Сварог, пока болтун в белом восхищался своей образной речью. — Держат за какого-то колдунишку. Что у него там по плану, после того как выговорится? Позвать своих сподвижников, наличие которых можно предположить по его фразе „нам нужен»? Или он уже мысленно позвал? Мол, приходите-прибегайте, я его поймал. Поймал, спору нет, однако пора и освобождаться…"
— Меня, в отличие от вас, всегда огорчало, как много полезного и красивого мы недополучаем. Мы просто не поднимаем с земли разбросанные алмазы. Какой-нибудь величайший учёный вынужден всю жизнь пахать землю, гениальный изобретатель вынужден ловить рыбу, а талантливый музыкант — её жарить. Таким образом, мы не собираем весь урожай, который предлагает нам природа…