Страница:
Даша и сама почувствовала себя немного глупо – потому что успела поговорить с Чегодаевым, заверившим ее честным прокурорским словом, что договор с испанцами существует, и он в полном порядке. И нельзя исключать, что в веселом кипении предвыборной грызни кто-то плетет хитрую интригу, чтобы через зятя достать тестя. Если это так, распутывать данный трагифарс нет нужды – а следует со сверхзвуковой скоростью удалиться с места происшествия, своих забот, что ли, мало? Пусть Чека копает по старой памяти.
...Охрана офиса «Борец-Консалтинг» была поставлена на должном уровне, даже завидки брали чуточку при виде четко налаженного профессионализма. Даше пришлось на входе пройти через арочку металлоискателя и предъявить пушку, затем миновать обыкновенную вроде бы салатно-зеленую стойку, явно скрывавшую еще более хитрые детекторы. Мальчики в галстуках, с дежурными улыбками и едва заметными опухолями под мышками вдумчиво изучили ее удостоверение и поручили заботам Юной Деловой Женщины, льдисто-обаятельной, препроводившей на второй этаж, в приемную со столь же деловой и утонченной Снегурочкой номер два так что Даша на миг показалась себе эстафетной палочкой.
Господин Сиротников Олег Павлович, галантно вышедший ей навстречу из-за умопомрачительного письменного стола, статью напоминал родовитого и бодрого американского сенатора в неопределенном возрасте меж шестым десятком и девятым. На самом деле, как многим в Шантарске известно, происхождения он был самого что ни на есть рабоче-крестьянского, но благодаря мозгам добрался сначала до третьего по субординации кресла в облисполкоме, а потом – до трона некоронованного алюминиевого короля Шантарской губернии с прилегающими инородческими волостями. Так что Даша не то чтобы погрустнела и прикусила язычок – Просто хорошо понимала: даже не нужно особых наездов, достаточно сему джентльмену набрать номер и не орать – всего лишь страдальчески протянуть: «Вась, ну укороти ты эту соплячку...» И найдут способ укоротить.
Впрочем, не похоже было, что он намерен подавить величием. Очень уж лютая и откровенная тоска в глазах, совершенно не гармонирующая ни с кабинетом, ни с дорогим костюмом. Словно позволил себе расслабиться, зная, что гостья не станет ни злорадствовать, ни сплетничать. Что ж, после их телефонного разговора прошло часа три, с его возможностями нетрудно в темпе собрать о Даше кое-какую информацию...
– Итак, вы на меня вышли... – сказал он, этой избитой фразой сэкономив не менее десятка вступительных реплик о обеих сторон. – Каким образом?
– Оперативно-розыскным, – сказала Даша.
– Это не ответ. Было несколько вариантов подхода, и в зависимости от каждого мне следует выбирать стратегию с учетом...
Даша молча смотрела ему в глаза, легонько улыбаясь. И вполне мирно спросила:
– А вы уверены, что вам необходима стратегия?
– Гм, пожалуй... и нет. Влияние кабинета – здесь с утра до вечера говорят о стратегии, тактике, вариантах... Садитесь, – он показал на кресла у небольшого столика в углу. Выпьете что-нибудь? Нет? Ну, как душа пожелает... Что вы хотите?
– То есть?
– Что вам нужно? Раздуть громкое дело? Получить, от меня... компенсацию?
– Положительно, вы сверх всякой меры увлеклись стратегией, – сказала Даша. – Я, знаете ли, хочу поймать убийцу. Не слишком дерзкое желание, а? И вполне естественное...
– Я обязан, знаете ли, просчитывать варианты. Для вас все может показаться надуманной игрой, но, уверяю, найдутся те, кто захочет случившееся использовать к своей выгоде... Правда, вы не замечены в определенного рода связях... Вы, надеюсь, не думаете, будто это – я? Хотя, честно признаюсь, алиби у меня нет. Вернее, нет тех, кто может подтвердить, что я оставался в квартире.
– Вот это меня и убеждает, – сказала Даша. – Я как-то сызмальства не доверяю очень уж элегантному и железному алиби. Как любой сыщик, наверное. Просто ответьте на пару вопросов...
– Я о вас, как уже говорил, немного порасспросил... Говорят, вы опаснее всего как раз в облике кокетливой простушки – глаза простецки хлопают, ножки невзначай обнажаются, а в голове готовы подвохи и каверзы...
– Да? – с любопытством спросила Даша и села, как примерная школьница в классе. – Возможно. Штампы – вещь прилипчивая... Вы к ней хорошо относились?
– Более чем. В извращенцы не запишете?
– Ох, да кто нынче разберется, где что начинается... Можно нескромный вопрос? Она была... только ваша?
– Я бы оторвал кое-кому голову, окажись иначе. И не смейте...
– Ну что вы, какая ирония, – сказала Даша. – Дело житейское, лишь бы не силком, знаете ли... Вы ее никогда не провожали?
– Нет. Район довольно спокойный, в это время уже нетрудно поймать машину...
– А кто к вам ее привозил?
– Представления не имею. Я же не встречал у подъезда...
– Тогда вовсе уж не скромный вопрос, – сказала Даша. – Как это все оформлялось? Вы звоните... кому, самому Усачеву? – и стойко выдержала свирепый взгляд. – Не сердитесь на него, право. Он молчал, пока мог. Но отыскался ключик...
– Да. Я звонил Усачеву и говорил: «Я хочу видеть Риту». Если не встречалось каких-то бытовых препятствий, он вскоре перезванивал мне. Как правило, препятствий не встречалось – все было в определенные дни недели, в устоявшееся время. Максимум через сорок минут она звонила в дверь. Послушайте, я частенько почитываю детективы и могу примерно предугадать ваши вопросы... Ребенка она от меня не ждала. И в последнее время я не замечал у нее каких-то признаков нервозности... да вообще не замечал. Крайне жизнерадостная девочка. Вы можете поверить, что я был к ней по-настоящему привязан? Доживете до моих лет, поймете, как много значат устоявшиеся связи, привычки...
– Значит, вы и представления не имеете, как функционировал... механизм?
– А зачем мне это знать? Наоборот, не хотелось лишний раз вспоминать, что есть... механизм.
– Собственные предположения у вас есть?
– Ни малейших. А у вас?
– Аналогично, – сказала Даша.
– Вы что, в тупике?
– Ну, не совсем, я бы не сказала... Видите ли, ко всем этим делам так или иначе причастна масса людей. Кое-кого я уже вычислила, кое-кто прозябает в безвестности, что мне категорически не нравится. И такова уж обстановка, что не все смогут высидеть спокойно. Моя задача заставить всех – и преступника, и прочих – действовать. Так или иначе действовать. Чем больше вокруг движения, мельтешения, пируэтов, перемещений – тем больше информации потечет, пойдут глупости и ошибки, повысятся чьи-то шансы угодить под прожектор... Сиротников усмехнулся чуть свысока:
– И вы хотите заставить меня включиться в это ваше... мельтешение?
– Помилуйте, в вашем положении несолидно – мельтешить... Я вам всего-навсего задам два вопроса. Могут ли ваши конкуренты или партнеры навешать вам «клопов»?
– Для вас что-то очень уж детский вопросик... Ну конечно, без всяких «может». Нынче не всегда и ясно, где кончается партнер и начинается конкурент, сущие танцы с волками...
– А спецслужбы? Я не о нас, скромных, затюканных ментах... Его лицо мгновенно застыло:
– Что вы хотите сказать?
– Я туманно выразилась?
– Бог ты мой... Неужели Рита?
– Можете делать мне пакости, – сказала Даша, – Можете мне, как выражается полковник Бортко, делать Освенцим... Но, увы, факт остается фактом: Рита вас писала. При помощи весьма компактной и высококлассной техники, напрочь исключающей любительский уровень. Я не берусь гадать, частная это техника, или все же государственная – нынче не сразу и определишь...
И всерьез ожидала, что в нее полетит бутылка с красочным бесштанным шотландцем на этикетке. Обошлось. Только взглядом пепелил. Что ж, в его возрасте и при его положении можно бы и вспоминать почаще избитую истину – крайне редко случается, чтобы юные красоточки любили пожилых королей, не затаив тройного подтекста в мыслях и поступках... Он наконец взял себя в руки. Даже усмехнулся криво;
– Полагаете, будут какие-то комментарии на тему версии о спецслужбах?
– Ну что вы, – сказала Даша. – Вы не дите, а я не Штирлиц...
– Ошибки быть не может?
– Хотите, покажу игрушку?
– Не надо. А вы жестокое созданьице, Дашенька...
– Соответственно окружающему миру.
– Я бы вас и в самом деле мог растоптать. Если бы вы существовали в единственном экземпляре – безжалостная молодежь. – Он попытался беззаботно улыбнуться. – Ничего, согласно печальному опыту человечества вы в конце концов когда-нибудь, обнаружите, что играете в таком театре, где роли странствуют по кругу... Даша невинно сказала:
– Вы полагаете, было бы лучше оставить вас в блаженном неведении? Мне-то казалось, я честно и деликатно оказала услугу...
– Благодарю от души, – с горечью поморщился Сиротннков. – Могу даже премию выписать...
– Обойдусь.
– Знаете, даже операцию можно делать по-разному. Можно со скальпелем. А можно – с исполненным охотничьего азарта личиком... Значит, теперь мне предстоит действовать, а вам – с любопытством наблюдать? Вы уверены, что вам удастся? Или – что зацапаете в клыки нечто полезное?
– Ничего в этой жизни не случается просто так, – сказала Даша. – И классные магнитофончпки без причины в пудреницах не прописываются, возможны самые неожиданные комбинации... Вы, обращаю ваше внимание, не отказались от предлагаемого разговора, хотя имели полную возможность вежливо уклониться...
– Теперь понятно, как вам удалось надавить на Эдика. Но вам не кажется, что переборщили?
– В смысле?
– Что, вы даже не в курсе? – слегка удивился он. – Эдик сейчас на Королева. Только не в ресторане «Воевода», а в психушке. Вчера мне сообщили, но я этого не связал тогда с вами...
– Вы серьезно?
– Нет, шучу от нечего делать, – поморщился Сиротников. – Увезли вчера утром из дома. Вот вы и дождались... мельтешений. Был в жутком состоянии, прятался под диван, лез в шкаф... – и резко встал. – У вас ко мне все?
– Пожалуй. – она тоже встала, довольная в душе, хотя достижения, признаться, были мизерные.
...Внутренний осведомитель на Королева у Воловикова имелся. Психиатрическая больничка, заведение на посторонний взгляд совершенно безобидное, на деле всегда бывает под присмотром у уголовки. Случается, из больницы утекают на продажу ампулы и таблетки – ибо иные медикаменты подходят как для гуманного лечения хворых душою, так и для наркотического кайфа. Случается, там за хорошие деньги или просто по дружбе можно отлежаться, надежнейшим образом избежав уголовного дела, или просто отсидеться, пока тебя за разные художества старательно ищут в совершенно иных краях. Случаются и другие коллизии, идущие поперек уголовною кодекса – от левого оформления «белых билетов» до старичков и старушек, упрятанных в психушку родственниками по причинам, с медициной ничего общего не имеющим, зато предельно сближенным с алчностью... Словом, полезно наблюдать изнутри жизнь психушника – никогда не знаешь, что тебе понадобится, что стрясется...
Кстати, милейшего пожилого доктора, второй год исправно снабжавшего уголовку подробной информацией о жизни родного коллектива, подсекли как раз на медикаментах – когда он попытался было составить конкуренцию басалаевским цыганам. У Воловикова в свое время были стойкие подозрения, что именно конкуренты и сдали операм пытавшегося подкалымить эскулапа, паскудившего своей интеллигентной рожей и дипломом о высшем образовании спаянные ряды торговцев «дурью» – но дела это не меняло...
Доктора она отыскала довольно быстро – благо оказался приемный день, и в красном уголке психушки стояло сущее столпотворение: мудрые психиатры расселись по залу, и каждого окружала куча родственников, с печальными лицами слушавших невеселые подробности (правда, на паре-тройке лиц Даша подметила вовсе не скорбь, а одна замотанная бабенка, никою не смущаясь, орала в голос: «Доктор, вы этого алкана подержите до нового года, хоть дети отдохнут!».
Улучив интервал, когда очередной родственник отсел, а другой, опечалившись, пропустил момент, Даша рванулась в образовавшуюся брешь, плюхнулась рядом с благообразным седым доктором (везло ей сегодня на благообразных джентльменов, спасу нет...) и, пока он не успел удивиться, заторопилась:
– Вы меня помните, доктор? Я насчет Усачева... Доктор ее, конечно же, помнил, но с полминуты моргал и жевал губами, пока не сообразил:
– Ах да, конечно... Вообще-то, это не мой участок...
– А скоро освободитесь и сможете мне помочь? Я вас умоляю, доктор, такая неожиданность...
– Подождите с... – он обречено окинул взглядом ждущих. – С полчасика... Раньше никак не управиться...
Пришлось убраться несолоно хлебавши. Она забралась в неприметный «москвичек», и они с сержантом Федей, перебрасываясь пустыми фразами, наблюдали от нечего делить, как люди покидают грустную больничку, непроизвольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее оказаться подальше. Никому не хотелось, чтобы его ненароком приняли за пациента.
– Вот не дай бог угодить... – сказал Федя с кокетливым ужасом молодого здорового амбала.
– Не зарекайся, – сказала Даша отрешенно. – Я в прошлом году вела одно дело, пришлось кое-что подчитать... Кажется, у одиннадцати человек из тысячи есть шанс загреметь независимо от прошлой жизни. Возрастные изменения сосудов мозга.
– Шутите?
– Ни черта. Статистика такая. А уж кто попадет в эти одиннадцать, неизвестно. Может, я, а может, ты...
– Мать твою...
Через сорок две минуты появился доктор, неуклюже влез на заднее сиденье, повозился, устраиваясь, страдальчески вздохнул по своему обыкновению (джентльмен в лапах грубых пиратов, понимать) и сообщил:
– Психоз с острым галлюцинозом. Акцент на ярко выраженной мании преследования – в карточке записано, странности проявились еще вечером, ночь он, вероятнее всего, не спал, а утром начался приступ, метался по квартире, пытался спрятаться у соседей, лез под диван...
– Белая горячка? – спросила Даша, сидя к нему вполоборота.
– Родные говорят, не пил. Такая картина наблюдается не обязательно после злоупотребления алкоголем. Просто симптомы крайне схожи. Преследователи, от которых следует скрываться, враги... Его вовремя увезли. Здесь все возможно – от прыжка в окно до нападений с топором на семью.
– А кто были эти враги? – спросила Даша. – Насколько я помню по делу Лифантьева, в таких случаях более-менее подробно описывается...
– Убийцы – вот и все, что там значится. Страшные, беспощадные убийцы, которые слоняются вокруг дома, трогают дверь, цинично переговариваются под окном. Знаете, что любопытно? Убийцы – девушки. Три молодых, красивых девушки. Это несколько не вписывается в стандартную картину. Обычно бывают мужчины – соседи, даже друзья, эсэсовцы, натовские парашютисты, сотрудники КГБ... А у него – три девушки. Весьма нетипично.
– Как сказать... – проворчала Даша. – На наркотики проверяли?
– Разумеется. Сделали все обязательные анализы. Но ничего не нашли. Возможно, чисто возрастное, изменения сосудов мозга...(Федя дернулся и уставился на него с ужасом). Пока еще рано о чем-то определенном говорить.
– А побеседовать с ним можно?
– Смеетесь? Он зафиксирован на койке. Когда его привезли, купировали возбуждение аминазнном и тизерцииом в ударных дозах, но отдельные проявления сохраняются до сих пор...
– Девушки за ним и сюда последовали? – усмехнулась Даша.
– Да. Все замыкается на девушках – они выследили, догнали, твердо намерены убить... Когда с ним можно будет поговорить, я совершенно не представляю. Иногда это затягивается. Попробуйте позвонить дня через три, возможно, что-то и определится...
– А вы уверены, что анализ не проморгал наркотиков?
– Ручаться, конечно, на все сто процентов нельзя. Вы же понимаете, при нашей спешке и запарке... Пациенты Кашпировского давно схлынули, зато волной пошли вкладчики МММ и аналогичных заведений... Вчера Даже Мавроди привезли – ну, самозванца, понятно.
– Так, – сказала Даша. – А можете вы у него одноразовым шприцем откачать капельку кровц, да мне шприц принести?
– Это бессмысленно. В крови у него сейчас столько нейролептиков, что никакой анализ не отличит следов лечения от чего-то принятого ранее. Я перекинулся парой слов с завотделением – он на наркотики не грешит. Совершенно не тот анамнез. Все прекрасно укладывается в картину острого галлюциногенного психоза.
Даша лихорадочно размышляла. Потом энергично тряхнула головой:
– Санитары там в комплекте?
– У нас же вечно недокомплект.
– Будет вам санитар, – сказала Даша, решив использовать на всю катушку временное обилие подчиненных. – Он к вам через часок приедет, и вы, кровь из носу, моментально его туда устроите как племянника жены брата соседки тестя, скажем. И сделаете так, чтобы он как можно быстрее вышел в смену...
Глава четырнадцатая.
* * *
...Охрана офиса «Борец-Консалтинг» была поставлена на должном уровне, даже завидки брали чуточку при виде четко налаженного профессионализма. Даше пришлось на входе пройти через арочку металлоискателя и предъявить пушку, затем миновать обыкновенную вроде бы салатно-зеленую стойку, явно скрывавшую еще более хитрые детекторы. Мальчики в галстуках, с дежурными улыбками и едва заметными опухолями под мышками вдумчиво изучили ее удостоверение и поручили заботам Юной Деловой Женщины, льдисто-обаятельной, препроводившей на второй этаж, в приемную со столь же деловой и утонченной Снегурочкой номер два так что Даша на миг показалась себе эстафетной палочкой.
Господин Сиротников Олег Павлович, галантно вышедший ей навстречу из-за умопомрачительного письменного стола, статью напоминал родовитого и бодрого американского сенатора в неопределенном возрасте меж шестым десятком и девятым. На самом деле, как многим в Шантарске известно, происхождения он был самого что ни на есть рабоче-крестьянского, но благодаря мозгам добрался сначала до третьего по субординации кресла в облисполкоме, а потом – до трона некоронованного алюминиевого короля Шантарской губернии с прилегающими инородческими волостями. Так что Даша не то чтобы погрустнела и прикусила язычок – Просто хорошо понимала: даже не нужно особых наездов, достаточно сему джентльмену набрать номер и не орать – всего лишь страдальчески протянуть: «Вась, ну укороти ты эту соплячку...» И найдут способ укоротить.
Впрочем, не похоже было, что он намерен подавить величием. Очень уж лютая и откровенная тоска в глазах, совершенно не гармонирующая ни с кабинетом, ни с дорогим костюмом. Словно позволил себе расслабиться, зная, что гостья не станет ни злорадствовать, ни сплетничать. Что ж, после их телефонного разговора прошло часа три, с его возможностями нетрудно в темпе собрать о Даше кое-какую информацию...
– Итак, вы на меня вышли... – сказал он, этой избитой фразой сэкономив не менее десятка вступительных реплик о обеих сторон. – Каким образом?
– Оперативно-розыскным, – сказала Даша.
– Это не ответ. Было несколько вариантов подхода, и в зависимости от каждого мне следует выбирать стратегию с учетом...
Даша молча смотрела ему в глаза, легонько улыбаясь. И вполне мирно спросила:
– А вы уверены, что вам необходима стратегия?
– Гм, пожалуй... и нет. Влияние кабинета – здесь с утра до вечера говорят о стратегии, тактике, вариантах... Садитесь, – он показал на кресла у небольшого столика в углу. Выпьете что-нибудь? Нет? Ну, как душа пожелает... Что вы хотите?
– То есть?
– Что вам нужно? Раздуть громкое дело? Получить, от меня... компенсацию?
– Положительно, вы сверх всякой меры увлеклись стратегией, – сказала Даша. – Я, знаете ли, хочу поймать убийцу. Не слишком дерзкое желание, а? И вполне естественное...
– Я обязан, знаете ли, просчитывать варианты. Для вас все может показаться надуманной игрой, но, уверяю, найдутся те, кто захочет случившееся использовать к своей выгоде... Правда, вы не замечены в определенного рода связях... Вы, надеюсь, не думаете, будто это – я? Хотя, честно признаюсь, алиби у меня нет. Вернее, нет тех, кто может подтвердить, что я оставался в квартире.
– Вот это меня и убеждает, – сказала Даша. – Я как-то сызмальства не доверяю очень уж элегантному и железному алиби. Как любой сыщик, наверное. Просто ответьте на пару вопросов...
– Я о вас, как уже говорил, немного порасспросил... Говорят, вы опаснее всего как раз в облике кокетливой простушки – глаза простецки хлопают, ножки невзначай обнажаются, а в голове готовы подвохи и каверзы...
– Да? – с любопытством спросила Даша и села, как примерная школьница в классе. – Возможно. Штампы – вещь прилипчивая... Вы к ней хорошо относились?
– Более чем. В извращенцы не запишете?
– Ох, да кто нынче разберется, где что начинается... Можно нескромный вопрос? Она была... только ваша?
– Я бы оторвал кое-кому голову, окажись иначе. И не смейте...
– Ну что вы, какая ирония, – сказала Даша. – Дело житейское, лишь бы не силком, знаете ли... Вы ее никогда не провожали?
– Нет. Район довольно спокойный, в это время уже нетрудно поймать машину...
– А кто к вам ее привозил?
– Представления не имею. Я же не встречал у подъезда...
– Тогда вовсе уж не скромный вопрос, – сказала Даша. – Как это все оформлялось? Вы звоните... кому, самому Усачеву? – и стойко выдержала свирепый взгляд. – Не сердитесь на него, право. Он молчал, пока мог. Но отыскался ключик...
– Да. Я звонил Усачеву и говорил: «Я хочу видеть Риту». Если не встречалось каких-то бытовых препятствий, он вскоре перезванивал мне. Как правило, препятствий не встречалось – все было в определенные дни недели, в устоявшееся время. Максимум через сорок минут она звонила в дверь. Послушайте, я частенько почитываю детективы и могу примерно предугадать ваши вопросы... Ребенка она от меня не ждала. И в последнее время я не замечал у нее каких-то признаков нервозности... да вообще не замечал. Крайне жизнерадостная девочка. Вы можете поверить, что я был к ней по-настоящему привязан? Доживете до моих лет, поймете, как много значат устоявшиеся связи, привычки...
– Значит, вы и представления не имеете, как функционировал... механизм?
– А зачем мне это знать? Наоборот, не хотелось лишний раз вспоминать, что есть... механизм.
– Собственные предположения у вас есть?
– Ни малейших. А у вас?
– Аналогично, – сказала Даша.
– Вы что, в тупике?
– Ну, не совсем, я бы не сказала... Видите ли, ко всем этим делам так или иначе причастна масса людей. Кое-кого я уже вычислила, кое-кто прозябает в безвестности, что мне категорически не нравится. И такова уж обстановка, что не все смогут высидеть спокойно. Моя задача заставить всех – и преступника, и прочих – действовать. Так или иначе действовать. Чем больше вокруг движения, мельтешения, пируэтов, перемещений – тем больше информации потечет, пойдут глупости и ошибки, повысятся чьи-то шансы угодить под прожектор... Сиротников усмехнулся чуть свысока:
– И вы хотите заставить меня включиться в это ваше... мельтешение?
– Помилуйте, в вашем положении несолидно – мельтешить... Я вам всего-навсего задам два вопроса. Могут ли ваши конкуренты или партнеры навешать вам «клопов»?
– Для вас что-то очень уж детский вопросик... Ну конечно, без всяких «может». Нынче не всегда и ясно, где кончается партнер и начинается конкурент, сущие танцы с волками...
– А спецслужбы? Я не о нас, скромных, затюканных ментах... Его лицо мгновенно застыло:
– Что вы хотите сказать?
– Я туманно выразилась?
– Бог ты мой... Неужели Рита?
– Можете делать мне пакости, – сказала Даша, – Можете мне, как выражается полковник Бортко, делать Освенцим... Но, увы, факт остается фактом: Рита вас писала. При помощи весьма компактной и высококлассной техники, напрочь исключающей любительский уровень. Я не берусь гадать, частная это техника, или все же государственная – нынче не сразу и определишь...
И всерьез ожидала, что в нее полетит бутылка с красочным бесштанным шотландцем на этикетке. Обошлось. Только взглядом пепелил. Что ж, в его возрасте и при его положении можно бы и вспоминать почаще избитую истину – крайне редко случается, чтобы юные красоточки любили пожилых королей, не затаив тройного подтекста в мыслях и поступках... Он наконец взял себя в руки. Даже усмехнулся криво;
– Полагаете, будут какие-то комментарии на тему версии о спецслужбах?
– Ну что вы, – сказала Даша. – Вы не дите, а я не Штирлиц...
– Ошибки быть не может?
– Хотите, покажу игрушку?
– Не надо. А вы жестокое созданьице, Дашенька...
– Соответственно окружающему миру.
– Я бы вас и в самом деле мог растоптать. Если бы вы существовали в единственном экземпляре – безжалостная молодежь. – Он попытался беззаботно улыбнуться. – Ничего, согласно печальному опыту человечества вы в конце концов когда-нибудь, обнаружите, что играете в таком театре, где роли странствуют по кругу... Даша невинно сказала:
– Вы полагаете, было бы лучше оставить вас в блаженном неведении? Мне-то казалось, я честно и деликатно оказала услугу...
– Благодарю от души, – с горечью поморщился Сиротннков. – Могу даже премию выписать...
– Обойдусь.
– Знаете, даже операцию можно делать по-разному. Можно со скальпелем. А можно – с исполненным охотничьего азарта личиком... Значит, теперь мне предстоит действовать, а вам – с любопытством наблюдать? Вы уверены, что вам удастся? Или – что зацапаете в клыки нечто полезное?
– Ничего в этой жизни не случается просто так, – сказала Даша. – И классные магнитофончпки без причины в пудреницах не прописываются, возможны самые неожиданные комбинации... Вы, обращаю ваше внимание, не отказались от предлагаемого разговора, хотя имели полную возможность вежливо уклониться...
– Теперь понятно, как вам удалось надавить на Эдика. Но вам не кажется, что переборщили?
– В смысле?
– Что, вы даже не в курсе? – слегка удивился он. – Эдик сейчас на Королева. Только не в ресторане «Воевода», а в психушке. Вчера мне сообщили, но я этого не связал тогда с вами...
– Вы серьезно?
– Нет, шучу от нечего делать, – поморщился Сиротников. – Увезли вчера утром из дома. Вот вы и дождались... мельтешений. Был в жутком состоянии, прятался под диван, лез в шкаф... – и резко встал. – У вас ко мне все?
– Пожалуй. – она тоже встала, довольная в душе, хотя достижения, признаться, были мизерные.
* * *
...Внутренний осведомитель на Королева у Воловикова имелся. Психиатрическая больничка, заведение на посторонний взгляд совершенно безобидное, на деле всегда бывает под присмотром у уголовки. Случается, из больницы утекают на продажу ампулы и таблетки – ибо иные медикаменты подходят как для гуманного лечения хворых душою, так и для наркотического кайфа. Случается, там за хорошие деньги или просто по дружбе можно отлежаться, надежнейшим образом избежав уголовного дела, или просто отсидеться, пока тебя за разные художества старательно ищут в совершенно иных краях. Случаются и другие коллизии, идущие поперек уголовною кодекса – от левого оформления «белых билетов» до старичков и старушек, упрятанных в психушку родственниками по причинам, с медициной ничего общего не имеющим, зато предельно сближенным с алчностью... Словом, полезно наблюдать изнутри жизнь психушника – никогда не знаешь, что тебе понадобится, что стрясется...
Кстати, милейшего пожилого доктора, второй год исправно снабжавшего уголовку подробной информацией о жизни родного коллектива, подсекли как раз на медикаментах – когда он попытался было составить конкуренцию басалаевским цыганам. У Воловикова в свое время были стойкие подозрения, что именно конкуренты и сдали операм пытавшегося подкалымить эскулапа, паскудившего своей интеллигентной рожей и дипломом о высшем образовании спаянные ряды торговцев «дурью» – но дела это не меняло...
Доктора она отыскала довольно быстро – благо оказался приемный день, и в красном уголке психушки стояло сущее столпотворение: мудрые психиатры расселись по залу, и каждого окружала куча родственников, с печальными лицами слушавших невеселые подробности (правда, на паре-тройке лиц Даша подметила вовсе не скорбь, а одна замотанная бабенка, никою не смущаясь, орала в голос: «Доктор, вы этого алкана подержите до нового года, хоть дети отдохнут!».
Улучив интервал, когда очередной родственник отсел, а другой, опечалившись, пропустил момент, Даша рванулась в образовавшуюся брешь, плюхнулась рядом с благообразным седым доктором (везло ей сегодня на благообразных джентльменов, спасу нет...) и, пока он не успел удивиться, заторопилась:
– Вы меня помните, доктор? Я насчет Усачева... Доктор ее, конечно же, помнил, но с полминуты моргал и жевал губами, пока не сообразил:
– Ах да, конечно... Вообще-то, это не мой участок...
– А скоро освободитесь и сможете мне помочь? Я вас умоляю, доктор, такая неожиданность...
– Подождите с... – он обречено окинул взглядом ждущих. – С полчасика... Раньше никак не управиться...
Пришлось убраться несолоно хлебавши. Она забралась в неприметный «москвичек», и они с сержантом Федей, перебрасываясь пустыми фразами, наблюдали от нечего делить, как люди покидают грустную больничку, непроизвольно ускоряя шаг, чтобы побыстрее оказаться подальше. Никому не хотелось, чтобы его ненароком приняли за пациента.
– Вот не дай бог угодить... – сказал Федя с кокетливым ужасом молодого здорового амбала.
– Не зарекайся, – сказала Даша отрешенно. – Я в прошлом году вела одно дело, пришлось кое-что подчитать... Кажется, у одиннадцати человек из тысячи есть шанс загреметь независимо от прошлой жизни. Возрастные изменения сосудов мозга.
– Шутите?
– Ни черта. Статистика такая. А уж кто попадет в эти одиннадцать, неизвестно. Может, я, а может, ты...
– Мать твою...
Через сорок две минуты появился доктор, неуклюже влез на заднее сиденье, повозился, устраиваясь, страдальчески вздохнул по своему обыкновению (джентльмен в лапах грубых пиратов, понимать) и сообщил:
– Психоз с острым галлюцинозом. Акцент на ярко выраженной мании преследования – в карточке записано, странности проявились еще вечером, ночь он, вероятнее всего, не спал, а утром начался приступ, метался по квартире, пытался спрятаться у соседей, лез под диван...
– Белая горячка? – спросила Даша, сидя к нему вполоборота.
– Родные говорят, не пил. Такая картина наблюдается не обязательно после злоупотребления алкоголем. Просто симптомы крайне схожи. Преследователи, от которых следует скрываться, враги... Его вовремя увезли. Здесь все возможно – от прыжка в окно до нападений с топором на семью.
– А кто были эти враги? – спросила Даша. – Насколько я помню по делу Лифантьева, в таких случаях более-менее подробно описывается...
– Убийцы – вот и все, что там значится. Страшные, беспощадные убийцы, которые слоняются вокруг дома, трогают дверь, цинично переговариваются под окном. Знаете, что любопытно? Убийцы – девушки. Три молодых, красивых девушки. Это несколько не вписывается в стандартную картину. Обычно бывают мужчины – соседи, даже друзья, эсэсовцы, натовские парашютисты, сотрудники КГБ... А у него – три девушки. Весьма нетипично.
– Как сказать... – проворчала Даша. – На наркотики проверяли?
– Разумеется. Сделали все обязательные анализы. Но ничего не нашли. Возможно, чисто возрастное, изменения сосудов мозга...(Федя дернулся и уставился на него с ужасом). Пока еще рано о чем-то определенном говорить.
– А побеседовать с ним можно?
– Смеетесь? Он зафиксирован на койке. Когда его привезли, купировали возбуждение аминазнном и тизерцииом в ударных дозах, но отдельные проявления сохраняются до сих пор...
– Девушки за ним и сюда последовали? – усмехнулась Даша.
– Да. Все замыкается на девушках – они выследили, догнали, твердо намерены убить... Когда с ним можно будет поговорить, я совершенно не представляю. Иногда это затягивается. Попробуйте позвонить дня через три, возможно, что-то и определится...
– А вы уверены, что анализ не проморгал наркотиков?
– Ручаться, конечно, на все сто процентов нельзя. Вы же понимаете, при нашей спешке и запарке... Пациенты Кашпировского давно схлынули, зато волной пошли вкладчики МММ и аналогичных заведений... Вчера Даже Мавроди привезли – ну, самозванца, понятно.
– Так, – сказала Даша. – А можете вы у него одноразовым шприцем откачать капельку кровц, да мне шприц принести?
– Это бессмысленно. В крови у него сейчас столько нейролептиков, что никакой анализ не отличит следов лечения от чего-то принятого ранее. Я перекинулся парой слов с завотделением – он на наркотики не грешит. Совершенно не тот анамнез. Все прекрасно укладывается в картину острого галлюциногенного психоза.
Даша лихорадочно размышляла. Потом энергично тряхнула головой:
– Санитары там в комплекте?
– У нас же вечно недокомплект.
– Будет вам санитар, – сказала Даша, решив использовать на всю катушку временное обилие подчиненных. – Он к вам через часок приедет, и вы, кровь из носу, моментально его туда устроите как племянника жены брата соседки тестя, скажем. И сделаете так, чтобы он как можно быстрее вышел в смену...
Глава четырнадцатая.
Прыткий кузен.
Дверь распахнулась, кода Даша снимала пуховик с вешалки, а сержант Федя топтался рядом, галантно пытаясь помочь и не уронить при этом зажатых под мышкой учебников (ибо твердо решил, очарованный крутыми операми и Дашей конкретно, на будущее лето поступать в Шантарскую милицейскую школу).
Появился бородатый тип с просветленно-пугливой, слегка опухшей физиономией индивидуума, которому удалось благополучно, без «белки» выскользнуть из длительного запоя – но маяться болями в организме и тягостной бессонницей предстояло еще с недельку. Диагноз при взгляде на такую рожу бывалый опер ставил с лету. Даша решила сначала, что это какой-то антиобщественный элемент вновь перепутал двери – что случалось в среднем раза три в неделю, поскольку поблизости от Дашиной резиденции располагался ведавший участковыми майор Акимушкин – но тут же следом вошел веселый Косильщик, хлопнул бородатого ладонью по спине:
– Заходи, Веласкес, не тушуйся...
Честное слово, он прямо-таки сиял – не отрекомендованный Веласкесом, а Косильщик. Была в нем этакая усталая гордость, прекрасно Даше знакомая. Она, выжидательно держа пуховик на руке, спросила;
– Ты кого привел? Ему бы в пивбар, болезному...
– Перетерпит, – безжалостно сказал Косильщик. – Садись, Веласкес, покури... Даша за локоть оттащила его в сторону:
– Что за улов? Мне ехать надо...
– Куда?
– На Каландаришвили, – сказала она шепотом. – Интересное кино закручивается – наша малолетняя Анжелика и в самом деле та, за кого себя выдавала, вот только нет у ее родителей еще и старшей дочки Нади. Один пацан Витя десяти лет. А Надежда из «Шантарск-Тслестар», что живет рядом с Житеневым, носит совершенно другую фамилию и в родстве с Изместьевыми не состоит ни с какой стороны...
– Подождут, никуда не денутся, – так же тихо ответил Косильщик. – У меня нашелся гриб поинтереснее. Свидетель по Шохиной... По тому утру.
Даша, не тратя время на восторженные реплики, повесила пуховик на вешалку, жестом отослала Федю «погулять» и еще раз обозрела «Веласкеса», сидевшего на краешке стула так, словно стул был хрустальный, и благостно смолившего сигаретку, зажатую меж большим и указательным пальцем трясущейся руки. При одном взгляде на него хотелось пивка. С одной стороны, полагаться на таких свидетелей иногда выходит весьма опрометчиво. С другой же, давно известно, что порой лучшие свидетели получаются из одержимых бессонницей старушек, равно как запойного народа и влюбленных – две последних категории сплошь и рядом оказываются в самых неожиданных местах в самое неожиданное время...
– Ладно, – сказала она напарнику. – Посмотрим... Он что, в том доме живет?
– Ага. Только в другом подъезде. Веласкес – эго не кличка. Он у нас – Веласкес Степанович Тихомиров.
– Понятно, – сказала Даша. – Папа был художник?
– Искусствовед, – тихо поведал в пространство Веласкес без кавычек. – В областном музее работал.
– Бывает, – кивнула Даша. – В школе не дразнили?
– Разве что Вилкой...
– Ну, это еще ничего, – дружелюбным тоном сказала Даша, подсаживаясь поближе и сделав самую располагающую физиономию. – Знала я одного Лагшмивара, честное слово. – Лагерь Шмидта в Арктике – так у того школьное прозвище без содрогания и вспомнить нельзя... А вы сами, часом, не художник будете?
Он кивнул, но тут же уточнил:
– Непризнанный.
– Бывает, – понятливо кивнула Даша. – Я в прошлом году вела дело по убийству в мастерской, предмет изучила. Интриги и зависть или безжалостная поступь рынка?
– Все вместе. Плюс изобилие алкоголя в круглосуточной торговле.
Даша окинула его откровенным взглядом:
– Ну, не скажешь, вообще-то, что на вас лохмотья...
– Оформительством подрабатываю, кормлюсь при новых русских и старых инородцах...
– Дальше попробую угадать, – сказала она. – Ради тренировки дедукции. Сдали заказ, получили денежку...
– Ага. Магазин на Котовского. Раньше там была бакалея, а потом закрыли и устроили салон мебели...
Распахнулась дверь, что-то весело договаривая на ходу, влетели Славка с Толей. Даша яростным жестом приказала им убраться в уголок и притихнуть.
– Салон я уделал в западных стандартах, им понравилось. И не обманули, надо заметить. Отдали все до копеечки, и еще добавили парочку бутылок, у них там закупили гору алкоголя для презентации. Пошел я домой и стал тешиться алхимией – перегонял разрисованную бумагу в спиртное. Благо нет у меня дома препятствий для таких опытов – то бишь юбок. Я человек вполне гетеросексуальный, – поторопился он уточнить. – Только стараюсь их у себя не селить, а то не успеешь оглянуться, как их растащит стенку покупать и моющиеся обои клеить... В общем, проснулся я, глянул вокруг и определил, что сосуды все опустели, а за окном темнота – то ли утро, то ли вечер. Взял денежку и пошел в ларек. Хорошо этак идти, когда есть деньги и знаешь, что ларек открыт, как на крыльях тебя несет над собачьими какашками, просветленный ты и добр душою ко всему сущему...
– Шел той дорожкой сквозь гаражи, – вмешался Косильшик. – Где ес потом нашли...
– Той же, – кивнул Веласкес. – Истинно. И хоть был я добр душою ко всему сущему, только все равно дал пинка под задницу тому паскудному китайскому собаку с синим языком – когда он меня по своему гнусному обыкновению рванул за штаны. Есть у нас в соседнем подъезде одна жутко рыночная банкирша, а у нее – этот самый омерзительный собак. Мы с ним друг другу моментально пришлись поперек души, и оттого он меня при любой возможности норовит цапнуть, а я, грешен, и пнуть могу. Хоть и стараюсь обойтись словесами – дамочка вонять начинает моментально, участковым пугает, банковскими охранниками, хорошо еще, не киллерами...
– Значит, вы ее встретили?
– Истинно. Стал обгонять, шатнуло меня, хворого, занесло немного, чуть я на нее не упал, собак рванул за штаны, а я пнул его пониже хвоста и увеличил скорость...
– Когда это было? – спросила Даша.
– В темную пору, – исчерпывающе объяснил Веласкес. – Понял уже, что это не вечер, а раннее утро, но насчет часов, минут и секунд лучше не пытайте, все равно не вспомню. У меня часы самозаводящиеся, только я, начиная кушать водочку, их снял и засунул куда-то, они и остановились, завод вышел...
– Дальше?
– Дошел я до ларька, сделал стратегический запас и пошел обратно. И возникла потребность души в немедленном глотке. Бывает такая. На улице-то не станешь, «луноходы» шмыгают, до дома терпеть нету моченьки, а в школе, в ограде, кто-то уже прихлебывал с шумом и матерками, я туда идти испугался – с похмелья всего боишься, а нынче тем более... И пошел я назад опять-таки через гаражи. Есть там удобная щель меж двумя рядами, даже не особенно и загажено, поставил я на землю аккуратненько свой стратегический запас, оторвал пробочку с «Белой вороны», глотнул немного, зажевал чипсом креветочным – такое умиротворение ауры настало... Уходить не хотелось. Тут прошла банковская дамища, возвращалась из сквера, и ее китаеза, тварь чуткая, меня учуял, даже облаял. Она, конечно, в пограничника Карацупу играть не стала и прошла себе мимо. А я стал понемножку прихлебывать «воронушку» – отхлебну и чипсами заем. отхлебну и заем, такая благодать... – Он уже обрел уверенность в себе, и речь стала плавной, с примесью игры на публику, – И уж совсем было собрался вернуться под крышу дома своего, как вдруг произошло явление влюбленных. Я, знаете ли, из своей щели наружу не смотрел, вниманье разделено было меж бутылкой и чипсами, следил, чтобы пакет не уронить в окружающие кучки – и заметил их, когда они уже дернулись от укрытия моего. Словно хотели его навестить, да увидели меня – и, понятное дело, передумали. Только и далеко не ушли. Я осторожненько выглянул – а они стоят гаража через три, стоят, нежно прильнув друг к другу, и нашептывает он ей что-то, как все мы, грешные, фантазирует ее ласточку, а она глазки прикрыла и, такое впечатление, всему верит... Коса по шубке струится, что твой ручей... И так мне, похмельному, грустно стало, господа, от вида чужой безмятежной и трезвой романтической жизни, что собрал я свои запасы, вылез из щели и двинул домой – кося, конечно, одним глазком на сии амуры... Света там было – одна лампочка над соседним гаражом, да за время сидения моею в гнусной щели глаза к темноте пообвыкли. Бог ты мой, как они непринужденно слились в объятии, господа, вы бы видели...
– А потом?
– Вернулся домой и продолжил истребление, – сказал Веласкес уныло. – Там вскоре под окнами началась суматоха, машины замелькали в несказанном количестве, милицейские замелькали в еще более жутком числе, я это тогда никоим образом не связал с той дллннокосой прелестью, и жить стал по обычному ритму – кушал, спал, просыпался...
Появился бородатый тип с просветленно-пугливой, слегка опухшей физиономией индивидуума, которому удалось благополучно, без «белки» выскользнуть из длительного запоя – но маяться болями в организме и тягостной бессонницей предстояло еще с недельку. Диагноз при взгляде на такую рожу бывалый опер ставил с лету. Даша решила сначала, что это какой-то антиобщественный элемент вновь перепутал двери – что случалось в среднем раза три в неделю, поскольку поблизости от Дашиной резиденции располагался ведавший участковыми майор Акимушкин – но тут же следом вошел веселый Косильщик, хлопнул бородатого ладонью по спине:
– Заходи, Веласкес, не тушуйся...
Честное слово, он прямо-таки сиял – не отрекомендованный Веласкесом, а Косильщик. Была в нем этакая усталая гордость, прекрасно Даше знакомая. Она, выжидательно держа пуховик на руке, спросила;
– Ты кого привел? Ему бы в пивбар, болезному...
– Перетерпит, – безжалостно сказал Косильщик. – Садись, Веласкес, покури... Даша за локоть оттащила его в сторону:
– Что за улов? Мне ехать надо...
– Куда?
– На Каландаришвили, – сказала она шепотом. – Интересное кино закручивается – наша малолетняя Анжелика и в самом деле та, за кого себя выдавала, вот только нет у ее родителей еще и старшей дочки Нади. Один пацан Витя десяти лет. А Надежда из «Шантарск-Тслестар», что живет рядом с Житеневым, носит совершенно другую фамилию и в родстве с Изместьевыми не состоит ни с какой стороны...
– Подождут, никуда не денутся, – так же тихо ответил Косильщик. – У меня нашелся гриб поинтереснее. Свидетель по Шохиной... По тому утру.
Даша, не тратя время на восторженные реплики, повесила пуховик на вешалку, жестом отослала Федю «погулять» и еще раз обозрела «Веласкеса», сидевшего на краешке стула так, словно стул был хрустальный, и благостно смолившего сигаретку, зажатую меж большим и указательным пальцем трясущейся руки. При одном взгляде на него хотелось пивка. С одной стороны, полагаться на таких свидетелей иногда выходит весьма опрометчиво. С другой же, давно известно, что порой лучшие свидетели получаются из одержимых бессонницей старушек, равно как запойного народа и влюбленных – две последних категории сплошь и рядом оказываются в самых неожиданных местах в самое неожиданное время...
– Ладно, – сказала она напарнику. – Посмотрим... Он что, в том доме живет?
– Ага. Только в другом подъезде. Веласкес – эго не кличка. Он у нас – Веласкес Степанович Тихомиров.
– Понятно, – сказала Даша. – Папа был художник?
– Искусствовед, – тихо поведал в пространство Веласкес без кавычек. – В областном музее работал.
– Бывает, – кивнула Даша. – В школе не дразнили?
– Разве что Вилкой...
– Ну, это еще ничего, – дружелюбным тоном сказала Даша, подсаживаясь поближе и сделав самую располагающую физиономию. – Знала я одного Лагшмивара, честное слово. – Лагерь Шмидта в Арктике – так у того школьное прозвище без содрогания и вспомнить нельзя... А вы сами, часом, не художник будете?
Он кивнул, но тут же уточнил:
– Непризнанный.
– Бывает, – понятливо кивнула Даша. – Я в прошлом году вела дело по убийству в мастерской, предмет изучила. Интриги и зависть или безжалостная поступь рынка?
– Все вместе. Плюс изобилие алкоголя в круглосуточной торговле.
Даша окинула его откровенным взглядом:
– Ну, не скажешь, вообще-то, что на вас лохмотья...
– Оформительством подрабатываю, кормлюсь при новых русских и старых инородцах...
– Дальше попробую угадать, – сказала она. – Ради тренировки дедукции. Сдали заказ, получили денежку...
– Ага. Магазин на Котовского. Раньше там была бакалея, а потом закрыли и устроили салон мебели...
Распахнулась дверь, что-то весело договаривая на ходу, влетели Славка с Толей. Даша яростным жестом приказала им убраться в уголок и притихнуть.
– Салон я уделал в западных стандартах, им понравилось. И не обманули, надо заметить. Отдали все до копеечки, и еще добавили парочку бутылок, у них там закупили гору алкоголя для презентации. Пошел я домой и стал тешиться алхимией – перегонял разрисованную бумагу в спиртное. Благо нет у меня дома препятствий для таких опытов – то бишь юбок. Я человек вполне гетеросексуальный, – поторопился он уточнить. – Только стараюсь их у себя не селить, а то не успеешь оглянуться, как их растащит стенку покупать и моющиеся обои клеить... В общем, проснулся я, глянул вокруг и определил, что сосуды все опустели, а за окном темнота – то ли утро, то ли вечер. Взял денежку и пошел в ларек. Хорошо этак идти, когда есть деньги и знаешь, что ларек открыт, как на крыльях тебя несет над собачьими какашками, просветленный ты и добр душою ко всему сущему...
– Шел той дорожкой сквозь гаражи, – вмешался Косильшик. – Где ес потом нашли...
– Той же, – кивнул Веласкес. – Истинно. И хоть был я добр душою ко всему сущему, только все равно дал пинка под задницу тому паскудному китайскому собаку с синим языком – когда он меня по своему гнусному обыкновению рванул за штаны. Есть у нас в соседнем подъезде одна жутко рыночная банкирша, а у нее – этот самый омерзительный собак. Мы с ним друг другу моментально пришлись поперек души, и оттого он меня при любой возможности норовит цапнуть, а я, грешен, и пнуть могу. Хоть и стараюсь обойтись словесами – дамочка вонять начинает моментально, участковым пугает, банковскими охранниками, хорошо еще, не киллерами...
– Значит, вы ее встретили?
– Истинно. Стал обгонять, шатнуло меня, хворого, занесло немного, чуть я на нее не упал, собак рванул за штаны, а я пнул его пониже хвоста и увеличил скорость...
– Когда это было? – спросила Даша.
– В темную пору, – исчерпывающе объяснил Веласкес. – Понял уже, что это не вечер, а раннее утро, но насчет часов, минут и секунд лучше не пытайте, все равно не вспомню. У меня часы самозаводящиеся, только я, начиная кушать водочку, их снял и засунул куда-то, они и остановились, завод вышел...
– Дальше?
– Дошел я до ларька, сделал стратегический запас и пошел обратно. И возникла потребность души в немедленном глотке. Бывает такая. На улице-то не станешь, «луноходы» шмыгают, до дома терпеть нету моченьки, а в школе, в ограде, кто-то уже прихлебывал с шумом и матерками, я туда идти испугался – с похмелья всего боишься, а нынче тем более... И пошел я назад опять-таки через гаражи. Есть там удобная щель меж двумя рядами, даже не особенно и загажено, поставил я на землю аккуратненько свой стратегический запас, оторвал пробочку с «Белой вороны», глотнул немного, зажевал чипсом креветочным – такое умиротворение ауры настало... Уходить не хотелось. Тут прошла банковская дамища, возвращалась из сквера, и ее китаеза, тварь чуткая, меня учуял, даже облаял. Она, конечно, в пограничника Карацупу играть не стала и прошла себе мимо. А я стал понемножку прихлебывать «воронушку» – отхлебну и чипсами заем. отхлебну и заем, такая благодать... – Он уже обрел уверенность в себе, и речь стала плавной, с примесью игры на публику, – И уж совсем было собрался вернуться под крышу дома своего, как вдруг произошло явление влюбленных. Я, знаете ли, из своей щели наружу не смотрел, вниманье разделено было меж бутылкой и чипсами, следил, чтобы пакет не уронить в окружающие кучки – и заметил их, когда они уже дернулись от укрытия моего. Словно хотели его навестить, да увидели меня – и, понятное дело, передумали. Только и далеко не ушли. Я осторожненько выглянул – а они стоят гаража через три, стоят, нежно прильнув друг к другу, и нашептывает он ей что-то, как все мы, грешные, фантазирует ее ласточку, а она глазки прикрыла и, такое впечатление, всему верит... Коса по шубке струится, что твой ручей... И так мне, похмельному, грустно стало, господа, от вида чужой безмятежной и трезвой романтической жизни, что собрал я свои запасы, вылез из щели и двинул домой – кося, конечно, одним глазком на сии амуры... Света там было – одна лампочка над соседним гаражом, да за время сидения моею в гнусной щели глаза к темноте пообвыкли. Бог ты мой, как они непринужденно слились в объятии, господа, вы бы видели...
– А потом?
– Вернулся домой и продолжил истребление, – сказал Веласкес уныло. – Там вскоре под окнами началась суматоха, машины замелькали в несказанном количестве, милицейские замелькали в еще более жутком числе, я это тогда никоим образом не связал с той дллннокосой прелестью, и жить стал по обычному ритму – кушал, спал, просыпался...