Страница:
– Вот что я еще хотела спросить... – начала она неуверенно.
– Да? – мгновенно отозвался Роберт.
– Я не буду вдаваться в детали, здесь сплошные служебные тайны... Скажем так: когда я уже приплывала, вдруг показалось, что отыскала решение одной головоломной загадки. Распутала наконец дело, которое веду. Могу я серьезно полагаться на умозаключения, родившиеся при таких обстоятельствах?
Роберт немного подумал:
– Все зависит от того, насколько они согласуются с деталями и реальностью...
– Предположим, согласуются, – сказала Даша. – Догадка выглядит немного фантастично, но не нарушает ни законов природы, ни законов логики.
– А эту догадку можно проверить экспериментальным путем? В применении к вашему случаю – допросами, уликами?
– Вполне можно попытаться, – сказала Даша.
– Вы знаете, я бы рискнул заявить, что к полученным таким путем выводам можно и отнестись серьезно. У ЛСД-25 есть хитрая побочная особенность, действующая, я бы сказал, не во вред, а на пользу: при его приеме возникает некое измененное состояние души. Раскрепощение фантазии, снятие неких барьеров, мешающих делать особо смелые предположения и выдвигать смелые ассоциации, совершенно неожиданные. Стимулируется воображение, фантазия, интеллектуальная деятельность. В свое время, когда открыли ЛСД-25, иные горячие головы поспешили за эти именно качества провозгласить его великолепным подручным средством для решения интеллектуальных задач и познания мира... Ну, потом-то оказалось, что ЛСД разрушает мозг в точности так, как все прежние наркотики. Однако при одноразовом приеме и в самом деле возможны... прорывы. Зависимости вы не успели приобрести, не беспокойтесь. Но по своей воле ни за что не вздумайте больше...
– Что я, дура?
– Да иногда, понимаете ли, возникал соблазн самым кратчайшим путем получить результат – хватает примеров по всей Европе...
– Значит, я могу полагаться?
– Вот когда проверите на эксперименте – можно будет сказать точно, – сказал Роберт, взвешивая слова. – Я все-таки не знаю, что у вас за задача и какие вы нашли ответы... Но, повторяю, не вижу ничего невозможного в том, что вы в «измененном состоянии души» отыскали решение какой-то сложной загадки...
...Воловиков шагал рядом с ней по асфальтовой дорожке, хмурился и внимательно слушал. Потом протянул:
– Это, конечно, многое меняет... Но, увы, не все. Прочитал я бумаги этого Роберта. Убедительно, подкреплено авторитетом науки... но, понимаешь ли, это не лечебное, не медицинское учреждение. Как ни крути, придется создать еще и официальную независимую экспертизу. Я привлеку Ларичева, проследим, чтобы все прошло гладко. Ты не щетинься. Я верю на все сто, что тебя траванули, но это еще нужно доказать так, чтобы от зубов отскакивало.
– Они что, и дальше будут за мной гоняться? – недовольно спросила Даша. Голова не кружилась, но во всем теле стояла этакая легкая опустошенность, результат суточных вливаний и прочих процедур.
– Постараюсь, чтобы перестали гоняться, – он глянул на свою знаменитую папку, где покоились все реабилитирующие Дашу бумаги. – Это хорошо, это уже бумага с серьезным грифом и авторитетными печатями, с подписями одного доктора и двух кандидатов... Есть что подшить в дело. На козни по стародавней привычке проще и надежнее всего отвечать бумагами. Но ты представляешь, какой ход может сделать в ответ твой неизвестный доброжелатель?
– Детский вопросик, – сказала Даша. – Употребление наркотиков. У сатанистов попробовала, понравилось, привыкла...
– Вот то-то. Нужен тот, кто тебе сигареты обрабатывал...
– Теперь-то вы не сомневаетесь, что он – возле меня?
– Теперь не сомневаюсь, – буркнул Воловиков и ради принципа поторопился добавить: – Почти... – он оглянулся на здание, где у входа нетерпеливо переминалась вся Дашина группа в полном составе. – Персональные подозрения есть?
– Нет, – – сказала Даша. – Честное слово, нет, такая уж ситуация. Нужно ловить на живца...
– Как?
– Можно, это пока останется моей маленькой женской тайной?
– Слушай, не разводи кино...
– И не думаю, – сказала Даша, поддевая носком сапожка сухие желтые листья, из-за отсутствия снега все еще валявшиеся там и сям. – Какое тут кино? Я, кажется, раскрыла... Он даже остановился:
– Что именно?
– А все, – сказала Даша тихо и серьезно. – Осталось детальки зачистить... Виктор Палыч, вы меня тысячу раз простите, но я пока промолчу, ладно? Это опять-таки не кино, не хочется идиоткой выглядеть, если все же окажется, что ухватила не кончик, а воздух... Дайте сутки-двое. Если сорвется, я вам расскажу все от начала и до конца... а если клюнет рыбка, тем более. Она должна клюнуть – как только доложит, тут же последует ответный ход... Мы что, первый раз такой договор заключаем? Наберусь дерзости напомнить, что в деле Науменко и случае с фальшивыми «пятихатками» именно такая методика привела к самым весомым результатам...
– А случай с брильянтовым колье?
– Но ведь получается – два-один в мою пользу?
– Ладно, – сказал он, подумав. – При одном условии: ты прямо отсюда поедешь в общагу милицейской школы. Я договорился, комнату освободили. Уж там-то тебя трудненько будет достать даже... – он после паузы неохотно закончил: – Своим. Дадут четкую инструкцию на проходную...
– Нет, – сказала Даша. – Никак нельзя. Блесну нужно закидывать совсем не там... Я же не девочка, Виктор Палыч, и не юный лейтенант. Мне еще пожить охота, и звездочек на погоны прибавить... Просто-напросто я совершенно твердо уверена, что убивать меня не будут. Не нужна я им дохлая – нужна совершенно живая, но такая живая, чтобы оказалось безнадежно, на все сто скомпрометированным все направление поиска, мои векторы все до одного. Хотели бы пришить, давно бы пришили, вы это не хуже меня понимаете, а пожалуй, что и лучше... Словом, я поставлю капкан. Иначе не продвинемся. Тот, кто возле меня, – не рядовой Иксов киллер, он хорошие показания может дать...
– А ты понимаешь, что в суде законными его показания считаться не будет?
– Мне бы его только взять. Это само по себе ниточка. Ну как, благословляете? Прекрасно. Мне от вас понадобится небольшая помощь, вы тоже будете вешать лапшу...
Глава тридцать вторая.
– Да? – мгновенно отозвался Роберт.
– Я не буду вдаваться в детали, здесь сплошные служебные тайны... Скажем так: когда я уже приплывала, вдруг показалось, что отыскала решение одной головоломной загадки. Распутала наконец дело, которое веду. Могу я серьезно полагаться на умозаключения, родившиеся при таких обстоятельствах?
Роберт немного подумал:
– Все зависит от того, насколько они согласуются с деталями и реальностью...
– Предположим, согласуются, – сказала Даша. – Догадка выглядит немного фантастично, но не нарушает ни законов природы, ни законов логики.
– А эту догадку можно проверить экспериментальным путем? В применении к вашему случаю – допросами, уликами?
– Вполне можно попытаться, – сказала Даша.
– Вы знаете, я бы рискнул заявить, что к полученным таким путем выводам можно и отнестись серьезно. У ЛСД-25 есть хитрая побочная особенность, действующая, я бы сказал, не во вред, а на пользу: при его приеме возникает некое измененное состояние души. Раскрепощение фантазии, снятие неких барьеров, мешающих делать особо смелые предположения и выдвигать смелые ассоциации, совершенно неожиданные. Стимулируется воображение, фантазия, интеллектуальная деятельность. В свое время, когда открыли ЛСД-25, иные горячие головы поспешили за эти именно качества провозгласить его великолепным подручным средством для решения интеллектуальных задач и познания мира... Ну, потом-то оказалось, что ЛСД разрушает мозг в точности так, как все прежние наркотики. Однако при одноразовом приеме и в самом деле возможны... прорывы. Зависимости вы не успели приобрести, не беспокойтесь. Но по своей воле ни за что не вздумайте больше...
– Что я, дура?
– Да иногда, понимаете ли, возникал соблазн самым кратчайшим путем получить результат – хватает примеров по всей Европе...
– Значит, я могу полагаться?
– Вот когда проверите на эксперименте – можно будет сказать точно, – сказал Роберт, взвешивая слова. – Я все-таки не знаю, что у вас за задача и какие вы нашли ответы... Но, повторяю, не вижу ничего невозможного в том, что вы в «измененном состоянии души» отыскали решение какой-то сложной загадки...
* * *
...Воловиков шагал рядом с ней по асфальтовой дорожке, хмурился и внимательно слушал. Потом протянул:
– Это, конечно, многое меняет... Но, увы, не все. Прочитал я бумаги этого Роберта. Убедительно, подкреплено авторитетом науки... но, понимаешь ли, это не лечебное, не медицинское учреждение. Как ни крути, придется создать еще и официальную независимую экспертизу. Я привлеку Ларичева, проследим, чтобы все прошло гладко. Ты не щетинься. Я верю на все сто, что тебя траванули, но это еще нужно доказать так, чтобы от зубов отскакивало.
– Они что, и дальше будут за мной гоняться? – недовольно спросила Даша. Голова не кружилась, но во всем теле стояла этакая легкая опустошенность, результат суточных вливаний и прочих процедур.
– Постараюсь, чтобы перестали гоняться, – он глянул на свою знаменитую папку, где покоились все реабилитирующие Дашу бумаги. – Это хорошо, это уже бумага с серьезным грифом и авторитетными печатями, с подписями одного доктора и двух кандидатов... Есть что подшить в дело. На козни по стародавней привычке проще и надежнее всего отвечать бумагами. Но ты представляешь, какой ход может сделать в ответ твой неизвестный доброжелатель?
– Детский вопросик, – сказала Даша. – Употребление наркотиков. У сатанистов попробовала, понравилось, привыкла...
– Вот то-то. Нужен тот, кто тебе сигареты обрабатывал...
– Теперь-то вы не сомневаетесь, что он – возле меня?
– Теперь не сомневаюсь, – буркнул Воловиков и ради принципа поторопился добавить: – Почти... – он оглянулся на здание, где у входа нетерпеливо переминалась вся Дашина группа в полном составе. – Персональные подозрения есть?
– Нет, – – сказала Даша. – Честное слово, нет, такая уж ситуация. Нужно ловить на живца...
– Как?
– Можно, это пока останется моей маленькой женской тайной?
– Слушай, не разводи кино...
– И не думаю, – сказала Даша, поддевая носком сапожка сухие желтые листья, из-за отсутствия снега все еще валявшиеся там и сям. – Какое тут кино? Я, кажется, раскрыла... Он даже остановился:
– Что именно?
– А все, – сказала Даша тихо и серьезно. – Осталось детальки зачистить... Виктор Палыч, вы меня тысячу раз простите, но я пока промолчу, ладно? Это опять-таки не кино, не хочется идиоткой выглядеть, если все же окажется, что ухватила не кончик, а воздух... Дайте сутки-двое. Если сорвется, я вам расскажу все от начала и до конца... а если клюнет рыбка, тем более. Она должна клюнуть – как только доложит, тут же последует ответный ход... Мы что, первый раз такой договор заключаем? Наберусь дерзости напомнить, что в деле Науменко и случае с фальшивыми «пятихатками» именно такая методика привела к самым весомым результатам...
– А случай с брильянтовым колье?
– Но ведь получается – два-один в мою пользу?
– Ладно, – сказал он, подумав. – При одном условии: ты прямо отсюда поедешь в общагу милицейской школы. Я договорился, комнату освободили. Уж там-то тебя трудненько будет достать даже... – он после паузы неохотно закончил: – Своим. Дадут четкую инструкцию на проходную...
– Нет, – сказала Даша. – Никак нельзя. Блесну нужно закидывать совсем не там... Я же не девочка, Виктор Палыч, и не юный лейтенант. Мне еще пожить охота, и звездочек на погоны прибавить... Просто-напросто я совершенно твердо уверена, что убивать меня не будут. Не нужна я им дохлая – нужна совершенно живая, но такая живая, чтобы оказалось безнадежно, на все сто скомпрометированным все направление поиска, мои векторы все до одного. Хотели бы пришить, давно бы пришили, вы это не хуже меня понимаете, а пожалуй, что и лучше... Словом, я поставлю капкан. Иначе не продвинемся. Тот, кто возле меня, – не рядовой Иксов киллер, он хорошие показания может дать...
– А ты понимаешь, что в суде законными его показания считаться не будет?
– Мне бы его только взять. Это само по себе ниточка. Ну как, благословляете? Прекрасно. Мне от вас понадобится небольшая помощь, вы тоже будете вешать лапшу...
Глава тридцать вторая.
Засада.
Темнота стояла – хоть глаз выколи. Даша сидела на стуле в отцовской комнате, разместившись так, чтобы вошедший, даже посвети он сильным фонариком, ни за что не заметил. Она долго выбирала место и считала, что лучше не найти. Вряд ли он станет светить ярким лучом, но все равно...
Отсюда ей были прекрасно видны зеленые светящиеся цифирки в глазах настенных часов-совы.
Конечно, можно и допустить, что визитер напялит прибор ночного видения, но не стоит усложнять вовсе уж головокружительно... А вот клюнуть он должен. Просто обязан.
У соседей надрывается телевизор, прекрасно слышно:
– Неужели вы не знаете, Ватсон, что у каждого хорошего сыщика есть особые чувствительные клеточки на кончиках ушей?
И тут же мягкий, умиротворяющий голос миссис Хадсон:
– Мистер Холмс шутит, доктор, он просто видит ваше отражение в начищенном кофейнике... И неподражаемый хриплый хохот Ливанова.
Семнадцатый канал гонит «Шерлока Холмса», Жаль, некогда посмотреть.
У каждого хорошего сыщика есть особые чувствительные клеточки на кончиках ушей... Хорошо им там было, в Лондоне – когда не существовало ни сверхчутких микрофонов, ни телевизоров, способных... Предположим, они так и не взяли тогда Джека-Потрошителя. Но игра, охота, что немаловажно, была максимально честной. Ноги, лупа и шестизарядный револьвер. И мозги. Правда, на сыскарей точно так же давили, орали, компрометировали, заклинали быть деликатнее – но тут уж ничего не поделаешь...
Сквозь щель в занавесках холодно светил бело-синий фонарь на стреле подъемного крана – на обширном пустыре возле Дашиного дома ни шатко, ни валко возводили очередную уродину, панельную двенадцатиэтажку, которую уже успели довести до шестого этажа.
Шаги на лестнице? Или показалось? Даша напряглась, словно натянутая тетива.
Чуть слышно скрежетнул замок. Все было рассчитано и прорепетировано заранее, она бесшумно встала со стула, на цыпочках – была босиком, сняла и носки – переместилась тремя шагами правее, прижалась к стене за шкафом.
Открыли второй замок. Дверь медленно-медленно и совершенно беззвучно, как в кошмаре, стала открываться. С площадки не проникло света – а ведь, когда Даша входила в квартиру, свет горел по всей лестнице. Ну подумаешь, повернул выключатель и что-нибудь потом отчекрыжил кусачками – чтобы кто-нибудь не включил вновь, возвращаясь домой. И не слышно было, чтобы подъезжала машина...
И все-таки Даша, глядя в висевшее напротив зеркало, различала в распахнутой двери застывшую человеческую фигуру – мрак там явственно сгущался.
Она не считала секунды, конечно, и не было возможности глянуть на часы – а потому казалось, что незнакомец целую вечность торчал в дверях и чутко прислушивался. Наконец решился, вспыхнул тусклый, синеватый лучик, мазнул по стенам, проник в комнату.
Дверь столь же бесшумно закрылась – не слышно было щелканья замков, значит, он заложил кусок бумаги или клочок ткани, на случай, если придется выскакивать в темпе.
Еще несколько секунд – и он уверенно, как человек, знающий эту квартиру и наученный передвигаться по ней вслепую, все так же бесшумно прошел мило притаившейся Даши, зашел в ее комнату. Даша прокралась следом. Следовало бы подождать и посмотреть, что он станет делать, но она не хотела рисковать – мог зажечь свет, увидеть, выстрелить первым...
Переложив пистолет в левую руку, Даша сгруппировалась. Тело привычно отозвалось, почти инстинктивно напряглись нужные мышцы, она приняла стойку и шепотом – это гораздо эффектнее ошеломляет – сказала:
– Ку-ку...
Метнулась распрямившейся пружиной, вложив в удары не одно отточенное мастерство, но и злость. Раз – угодила сзади верхней стороной ступни меж ног. Два – подшибла ему ногу. Три – подхватила падающего, захватила горло согнутой рукой, придушив вопль. Четыре – ребром ладони повыше уха... Все.
Перекинув пистолет в правую руку, включила ночник. Человек лежал лицом вниз, словно смятая бумажная кукла. Джинсы, черная кожаная куртка, лицо закрыто вязаным капюшоном, через плечо перекинут ремешок небольшой сумки.
Даша сорвала сумку и кинула на диван. Рывком расстегнула молнию куртки, сноровисто обшарила. Вытащила ПСМ из подмышечной кобуры, забросила под диван. Другого оружия не нашлось. В боковом кармане куртки нашарила странно знакомый по размеру четырехугольный плоский предмет – пока вытаскивала, он слегка раскрылся меж пальцами, словно...
Некогда. Бросила на диван рядом с сумкой, достала наручники и защелкнула на запястьях. Он уже начинал шевелиться, бормоча что-то неразборчивое. Быстренько вытащила из коробочки рулончик широкого лейкопластыря и спутала ему ноги, накрутив с десяток витков, – вроде бы пустячок, а разорвать практически невозможно, давным-давно проверено на опыте...
Вот теперь можно было никуда не спешить и позволить себе этакую сладострастную медлительность... Даша раскрыла красное удостоверение со знакомым тиснением и подсунула его под свет ночника.
Этого она и ждала, но все равно сердце царапнуло – думала, это будет Косилыцик. Хотела так думать...
Старший лейтенант Анатолий Игоревич Поляков, оперуполномоченный уголовного розыска ГУВД Шантарска. Три года вместе, грудью друг друга от бандитских пуль не заслоняли, но общих воспоминаний и переживаний достаточно если не для тесной дружбы, то по крайней мере для братства по оружию...
Даша стянула капюшон и окончательно убедилась, что это не злоумышленник, коварно подделавший или присвоивший служебное удостоверение Толика, а сам Толик. Красавец, похожий на старорежимного поручика. Козел ссученный... Присела на корточки и уперла дуло пистолета ему в висок;
– Застрелю, падаль! Есть кто снаружи? Живо!
– Даш, ты не поняла... – пробормотал он, пошевелился и застонал.
– Убью, сука! – сказала она яростным шепотом. – Ты меня знаешь, мр-разь...,
– Никого там... Я один... Тачка за углом...
Даша выпрямилась, заглянула в сумку и осторожно вытащила оттуда четыре свернутых рулончика. Развернула один. В точности такой гибкий продолговатый лист, как те три, что она после тщательного обыска обнаружила в своей комнате – под телевизором, за паласом, под диваном. С одной стороны – шершавая поверхность вроде «липучки», с другой сплошные ряды крохотных, вскрытых, прозрачных капсул, еще припахивавших тем самым тяжелым, приторным запахом, преследовавшим в ночных кошмарах, в ту ночь перед тем, как Даша увидела в конторе призрачную овчарку. Только на тех, что принес Толик, «липучка» пока прикрыта тонюсенькой прозрачной пленкой – как и капсулы на обратной стороне, целехонькие.
Подошла к окну, указательным пальцем слегка отогнула занавеску и посмотрела вниз. Никого. Вышла в прихожую, тщательно заперла замки и надела цепочку. И тут же вспомнила, что дома у нее нет диктофона, а магнитофон по замыслу корейских конструкторов лишен микрофона, и записать речь на нем никак нельзя. Возможно, у корейцев просто не возникает такой необходимости, у них на каждый случай жизни – своя, особая электроника... Вернулась в комнату, села в кресло и закурила.
– Нет уж, падло, – сказала она негромко. – Лежи-ка, где лежишь, таким ты мне больше нравишься... Что ж ты, сука?
– Даша, ты не поняла... – сказал он, глядя на нее снизу вверх и не решаясь приподняться. – Я объясню...
– Чего тут непонятного? – пожала она плечами. – Очень даже все понятно, не ты первый, не ты, к моему превеликому сожалению, и последний... – заметила у него на руках тонкие пластмассовые перчатки. – Толя, это уж ты перемудрил. Ты ж у меня в гостях бывал сто раз, твоих пальчиков и так везде полно, мог бы надеть перед тем, как эту гадость снимать и новую клеить...
– Даша...
– Тридцать лет Даша. Ну ты хоть не корячься, умел пакостить, умей и проигрывать красиво... Откровенно тебе скажу, мне так хотелось, чтобы это был Косилыцик...
– А это он и есть, я за ним следил, хотел...
– Фу-у... – сказала Даша. – Ты ж оперативник, падло, ты ж профессионал... Ну что ты такое лепечешь? Полежи, придумай что-нибудь поумнее... Она докурила сигарету и тут же зажгла новую. В душе стоял мерзейший осадок.
– Понимаешь, я тебя вычислила, – сказала Даша. – Стоило только допустить, что из нашей группы есть утечка, как очень многое прекрасно объясняется... И то, что пахан сатанистов знал, кто я такая, и то, что иные наши шаги словно бы предугадывали посредством телепатии. А если вспомнить самое начало, получается, что именно ты тщательно и упорно наводил меня на «Бульварный листок». Паленого-то именно ты там якобы случайно узрел... Когда я оклемалась после вашего угощения, когда приехал Славка, приехал ты, я вам всем трем поставила ловушки, каждому свою. Уж не буду говорить, что навесила на уши тем двум, только они проверку выдержали. А ты – нет. Ты поверил, что меня пока не будет...
– Дай сигарету, – сказал он хрипло.
–... тебе, – сказала Даша. – Предателям не положено.
– Я не предатель. Это ж не работа на мафию.
– Ага, – сказала Даша. – Это дружеская услуга конкретному человечку, а?
– Да, вот...
– Агеев? Чего мнешься? Я, Толя, гораздо больше знаю, чем при вас говорила...
– Ну, Агеев.
– Вот видишь, – сказала Даша. – Похожа я на шизофреничку? С острым галлюциногенным психозом? На чем он тебя подсек?
– Да ни на чем. Я Витальку знаю года полтора. И подрабатывал у них иногда, чего уж там. Калымил по-хорошему, без всякой грязи. Что, я один такой? Куча – ребят втихую калымит.
– Вот только они против меня не работали, а ты начал...
– Даша, так получилось. Незаметно.
– Поняла, – сказала Даша. – Ты и тут не оригинален. Сначала тебе предлагают сделать совсем даже крохотный, почти незаметный шажок в сторону. И платят. Потом еще, еще... И все платят, платят... Привыкаешь к этим денежкам и к этим шажкам, а они крохотные такие. Наконец, предлагают и пошире шагнуть, а ты уже на бабках сидишь, как на игле...
– Ну, а что? – вскрикнул он.
– Ты потише.
– Что – тише? – агрессивно сказал он, но больше уже не орал. – Даша, ты сама по себе. У тебя дети по лавкам не пищат. То любовник платьице подарит, то папочка денег подбросит. Ты-то никого не кормишь. А я кормлю, ясно? Лидка у меня получает сто восемьдесят пять, да и то задерживают по три месяца. Ты бы хоть раз в жизни попробовала ребенку объяснить, почему вон тому бутузу папка покупает большую мороженку за семь штук, а ему папаня не может купить даже самое дешевое, за две. Ты глаза у ребенка при этом видела? Он же даже не хнычет, он не понимает...
– Ну ладно, а вот вырос он у тебя, – сказала Даша. – И сказал ты ему: сыночка, чтобы тебе купить мороженку, я своих продал, офицеров. Погоны запачкал, честь запачкал...
– Он эту честь жрать не сможет.
– Ну, а все-таки? – спросила Даша. – Блядь ты такая, мы сыщики, офицера... Что он тебе скажет? Знаешь, почему эта философия на хрен не годится? Потому что, если так жить, кто-то другой твоих детей продаст в бордель для гурманов, а потом точно так же будет тебе смотреть в глаза и объяснять, что его дети кушать хотели... Это сплошной беспредел, если такую философию принять... Волк чужих волчат и то не жрет...
– Тебя бы на мое место, – сказал он с непроницаемым лицом.
Даша видела, что он глух к любым аргументам. Да и сама не собиралась долго напирать на мораль – и поздно, и абсолютно нерационально...
– Сколько он тебе платил?
– Мне хватало.
– А что потом? Обещал к себе взять?
– Обещал.
– Ишь ты, с устроенной судьбой... А ты хоть чуточку соображаешь, что вместо хлебного местечка получил бы заточку в бок? Ты же в курсе всего дела, с самого начала... Он досадливо поморщился, все так же лежа в неудобной позе:
– Слушай, Даша, я не думаю, что у тебя и в самом деле крыша поехала, но вот лично я совершенно уверен, что ты гонишь натуральнейшую пустышку. Виталий тут ни при чем. Нормальный мужик.
– А чего же он мне устраивает спектакли с экзотическими наркотиками и высококлассными фотоаппаратами?
Тодик покривил губы в усмешке – уже оживающей, почти уверенной:
– У него на тебя контракт. Из-за усачевского заведения. Понимаешь, люди серьезные, не нравится им, что ты глубоко копаешь... Вот и решили немного притормозить.
– Это тебе друг Виталий сказал? – Даша, увидев непроизвольный чуть заметный кивок, горько рассмеялась: – А ты веришь? Или – хочешь верить?
– А почему бы мне и не верить? Ты, конечно, что-то все время скрывала, но основную канву я знаю. Что у тебя есть на Агеева? Что доказывает, будто он – Мастер? То, что он встречался с немцем? Так немец, чтоб тебе было известно, не только ученый, но и акционер какой-то фирмы. Она сюда гонит электронику, ясно? Немцу капает процент.
– Тоже от Агеева слышал?
– Да они при мне час обсуждали, как вытолкнуть с рынка какую-то немецкую же фирмочку, я их возил на завод «Квант»... Тоже инсценировка?
– А почему бы и нет?
– Даша, ты и впрямь зациклилась... Немец – еще и бизнесмен. Потому, быть может, француз, у него по пятам и ходит. Яснее ясного.
– А меня, значит, решили притормозить пользователи ряженых девочек?
– Вообще-то, они с тобой могут и договориться... Хочешь, Виталий устроит? Даш, ты извини, что я тут наврал... Ты с ним созвонись, можно прямо сейчас, и обговорите... Тебя же тоже никто не заставляет продавать контору. Уйдешь туда, в «Терминатор»...
– Это ты сам придумал, или Агеев?
– Был у него и такой запасной вариант. Что, и дальше будешь сидеть на грошах?
– Благодетель ты мой... – сказала Даша. – Нет, ты и в самом деле не понимаешь, как тебя в качестве болвана используют?
Но видела по его упрямому лицу, что он понимать не хочет. Та модель действительности, какую в его воображении создали, его вполне устраивала. Пока платили.
Не рассказывать же ему про загадочные кассеты? Про разговор с Фролом? Отрезанный ломоть, тварь...
– Ладно, чего воду в ступе толочь, – сказала Даша решительно. – Ты мне сейчас все подробно расскажешь – как у вас с ним все завязалось, как получал задания, что делал...
Он, извиваясь, ухитрился подняться в сидячее положение, чтобы не упасть, привалился спиной к дивану. И, глядя ей в глаза, усмехнулся совсем уж дерзко:
– Нема дурных, Дашенька.
– Я ж тебя, козла...
– Не надо, – сказал он, досадливо поморщившись. –. Ну что ты мне сделаешь? Пытать будешь? А что с тобой потом на Черского сделают за такие художества? На тебя ж материала – выше крыши, н половина – от психиатров... Даша посмотрела на него даже не яростно – удивленно:
– Ты что, решил, что пойдешь отсюда своими ножками?
– А как иначе? Я, Даш, зверь сейчас, за детенышей бороться надо. Которых ты кормить не будешь... А метод борьбы у меня один: молчать, как Зоя Космодемьянская. Хлопнуть ты меня не хлопнешь, не такая дура. А заявление мое ляжет не в папочку к анонимным фоткам и подписанным телегам, а в досье к тем самым психиатрам... Ты сначала докажи, что я к тебе в квартиру лазил. Что это я кысаньку подвешивал. Да и не было никакой кысаньки, тебе почудилось, о том и рапорт есть...
– Ну, а сейчас как ты у меня оказался?
– В дверь вошел, – хохотнул Толик. – Зная твое состояние и все пережитые невзгоды, пришел по-дружески навестить. Могу я в столь поздний час зайти по-дружески навестить свое непосредственное начальство? Которое ценю, люблю и уважаю? Беспокоился я за тебя, вот и зашел морально поддержать... Только ты с дикими глазами и пушкой наголо на меня вдруг накинулась, руки-ноги спеленала и начала шизу гнать... Ну не надо на меня так смотреть! Я ж говорю, мне детей защищать следует...
– А это? – Даша коснулась босой ногой валявшейся на полу черной сумочки.
– Это? – Толик уставился на сумку так, словно видел впервые в жизни. – Откуда мне знать, что у тебя по квартире валяется? Или где-то там мои отпечатки есть?
– А отмычка?
– Отмычка? – он вдруг полез скованными руками в карман джинсов, выхватил связку ключей и швырнул на пол. – Это, Даш, твои собственные запасные ключи, которые ты зачем-то на пол кинула. Ах, еще и перчатки? – он стянул их (Даша уже не препятствовала), бросил туда же. – Подумаешь, криминал... Это ты меня просила тройник в ванной посмотреть, перчатки даже дала... Ну, что там у тебя еще? Ничего у тебя больше... И проверять меня можно до бесконечности – я против родной конторы не работал, через меня никакие утечки не проходили, концов не найдут, потому что их нет... Что тебе надо? Чтобы я ушел из уголовки? Да пожалуйста, уродуйтесь вы сами за эти кошкины слезки...
– А вот, к примеру, где ты был, когда в «тыще» ухлопали Мироненко? – наугад спросила Даша.
В глазах у него молниеносно промелькнуло нечто. Но тут же опомнился, пожал плечами:
– Где? Дай припомнить... С одной лялькой. Лялька, если что, подтвердит.
– Сука, – сказала Даша. – Значит, все же ты...
– Ты про что?
– Как же я тебя раньше-то проморгала...
– Понимаешь, я хочу жить – и умею. А ты хочешь, но не умеешь нисколечко...
То, что прыгнуло у него в глазах при реплике об убийстве Мироненко, Даша истолковала недвусмысленно. Но чем его прикажете прижать, и на чем? Гранику нужны твердые доказательства, самое большее, что можно сделать – заставить его уйти по-тихому – но он только того и ждет... Итак, она все-таки оказалась права. Был крот...
– А там, возле студии, когда вязали террористов, ты чем занимался?
– Чем и все. Жителей выводил, опрашивал.
– А как одет был?
– Как всегда. Только капюшон натянул. Ты куда клонишь, Даша?
– Да интересно мне, кто бомбочку под машину приклеил...
– Что, и бомбу я подкладывал? – ухмыльнулся он. – А Листьева не я замочил?
– Ну ты же прекрасно понимаешь: я тебя сейчас не раскалываю, потому что нет ни малейших улик. Просто хочу тебе, мудаку, вдолбить: даже если не ты положил Мироненко и не ты сунул бомбу, все равно жить тебя не оставят, когда начнут зачищать и шлифовать. И как мне ни противно с тобой, падалью, договоры заключать, но я тебе категорически обещаю: если сдашь мне Агеева, ни словом не пискну ни сейчас, ни потом. Зыбин и того меньше знал, а рванула душа на небеса... Тебя тем более постараются... зачистить. Думай. Ты меня знаешь, слово не нарушаю. Пиши заявление – и спокойно уматывай.
– Я его и без интимных бесед с тобой напишу. Сними наручники – и давай прощаться. Загостился я у тебя что-то...
Даша задумчиво посмотрела на телефон. Бесполезно. Гранику не за что будет уцепиться. А версия насчет «стойкого систематизированного бреда» получит еще один козырь...
– Как же ты мне «домашнюю галлюцинацию» устроил? – спросила она из чистого любопытства.
– Да проще простого. Сидел в машине и, как только ты рванула в соседний подъезд, быстренько забежал в квартиру и убрал все. Котик был хитрым узлом подвешен, достаточно дернуть за конец – и моментально распустится. Дымовуха была безоболочечная, вся сгорела. Там от трения вспыхивает, импортная химия какая-то... Главное было – подсунуть под дверь так, чтобы вспыхнула в один момент, едва ты откроешь. И звук опять же от трения происходит. На Западе что хочешь соорудят... А голова – тоже просто. Это какой-то хитрый пластик, великолепная имитация, заодно с «кровавой лужей». Там была пипочка, я ее налил теплой водой из-под твоего же крана, чтобы казалась теплой. А сгорает он моментально, стоит только поднести огонек. Покидал всю бутафорию в сумку, быстренько поднялся на чердак – я там заранее снял замок – слез в соседний подъезд, и ладушки... Голову спалил еще на чердаке, кошку бросил там же. Был, конечно, шанс на то, что у тебя в кармане окажется рация, и не побежишь ты к телефону, но тут уж...
Отсюда ей были прекрасно видны зеленые светящиеся цифирки в глазах настенных часов-совы.
22.16
Конечно, можно и допустить, что визитер напялит прибор ночного видения, но не стоит усложнять вовсе уж головокружительно... А вот клюнуть он должен. Просто обязан.
22.22
У соседей надрывается телевизор, прекрасно слышно:
– Неужели вы не знаете, Ватсон, что у каждого хорошего сыщика есть особые чувствительные клеточки на кончиках ушей?
И тут же мягкий, умиротворяющий голос миссис Хадсон:
– Мистер Холмс шутит, доктор, он просто видит ваше отражение в начищенном кофейнике... И неподражаемый хриплый хохот Ливанова.
Семнадцатый канал гонит «Шерлока Холмса», Жаль, некогда посмотреть.
У каждого хорошего сыщика есть особые чувствительные клеточки на кончиках ушей... Хорошо им там было, в Лондоне – когда не существовало ни сверхчутких микрофонов, ни телевизоров, способных... Предположим, они так и не взяли тогда Джека-Потрошителя. Но игра, охота, что немаловажно, была максимально честной. Ноги, лупа и шестизарядный револьвер. И мозги. Правда, на сыскарей точно так же давили, орали, компрометировали, заклинали быть деликатнее – но тут уж ничего не поделаешь...
Сквозь щель в занавесках холодно светил бело-синий фонарь на стреле подъемного крана – на обширном пустыре возле Дашиного дома ни шатко, ни валко возводили очередную уродину, панельную двенадцатиэтажку, которую уже успели довести до шестого этажа.
Шаги на лестнице? Или показалось? Даша напряглась, словно натянутая тетива.
22.28
Чуть слышно скрежетнул замок. Все было рассчитано и прорепетировано заранее, она бесшумно встала со стула, на цыпочках – была босиком, сняла и носки – переместилась тремя шагами правее, прижалась к стене за шкафом.
Открыли второй замок. Дверь медленно-медленно и совершенно беззвучно, как в кошмаре, стала открываться. С площадки не проникло света – а ведь, когда Даша входила в квартиру, свет горел по всей лестнице. Ну подумаешь, повернул выключатель и что-нибудь потом отчекрыжил кусачками – чтобы кто-нибудь не включил вновь, возвращаясь домой. И не слышно было, чтобы подъезжала машина...
И все-таки Даша, глядя в висевшее напротив зеркало, различала в распахнутой двери застывшую человеческую фигуру – мрак там явственно сгущался.
Она не считала секунды, конечно, и не было возможности глянуть на часы – а потому казалось, что незнакомец целую вечность торчал в дверях и чутко прислушивался. Наконец решился, вспыхнул тусклый, синеватый лучик, мазнул по стенам, проник в комнату.
Дверь столь же бесшумно закрылась – не слышно было щелканья замков, значит, он заложил кусок бумаги или клочок ткани, на случай, если придется выскакивать в темпе.
Еще несколько секунд – и он уверенно, как человек, знающий эту квартиру и наученный передвигаться по ней вслепую, все так же бесшумно прошел мило притаившейся Даши, зашел в ее комнату. Даша прокралась следом. Следовало бы подождать и посмотреть, что он станет делать, но она не хотела рисковать – мог зажечь свет, увидеть, выстрелить первым...
Переложив пистолет в левую руку, Даша сгруппировалась. Тело привычно отозвалось, почти инстинктивно напряглись нужные мышцы, она приняла стойку и шепотом – это гораздо эффектнее ошеломляет – сказала:
– Ку-ку...
Метнулась распрямившейся пружиной, вложив в удары не одно отточенное мастерство, но и злость. Раз – угодила сзади верхней стороной ступни меж ног. Два – подшибла ему ногу. Три – подхватила падающего, захватила горло согнутой рукой, придушив вопль. Четыре – ребром ладони повыше уха... Все.
Перекинув пистолет в правую руку, включила ночник. Человек лежал лицом вниз, словно смятая бумажная кукла. Джинсы, черная кожаная куртка, лицо закрыто вязаным капюшоном, через плечо перекинут ремешок небольшой сумки.
Даша сорвала сумку и кинула на диван. Рывком расстегнула молнию куртки, сноровисто обшарила. Вытащила ПСМ из подмышечной кобуры, забросила под диван. Другого оружия не нашлось. В боковом кармане куртки нашарила странно знакомый по размеру четырехугольный плоский предмет – пока вытаскивала, он слегка раскрылся меж пальцами, словно...
Некогда. Бросила на диван рядом с сумкой, достала наручники и защелкнула на запястьях. Он уже начинал шевелиться, бормоча что-то неразборчивое. Быстренько вытащила из коробочки рулончик широкого лейкопластыря и спутала ему ноги, накрутив с десяток витков, – вроде бы пустячок, а разорвать практически невозможно, давным-давно проверено на опыте...
Вот теперь можно было никуда не спешить и позволить себе этакую сладострастную медлительность... Даша раскрыла красное удостоверение со знакомым тиснением и подсунула его под свет ночника.
Этого она и ждала, но все равно сердце царапнуло – думала, это будет Косилыцик. Хотела так думать...
Старший лейтенант Анатолий Игоревич Поляков, оперуполномоченный уголовного розыска ГУВД Шантарска. Три года вместе, грудью друг друга от бандитских пуль не заслоняли, но общих воспоминаний и переживаний достаточно если не для тесной дружбы, то по крайней мере для братства по оружию...
Даша стянула капюшон и окончательно убедилась, что это не злоумышленник, коварно подделавший или присвоивший служебное удостоверение Толика, а сам Толик. Красавец, похожий на старорежимного поручика. Козел ссученный... Присела на корточки и уперла дуло пистолета ему в висок;
– Застрелю, падаль! Есть кто снаружи? Живо!
– Даш, ты не поняла... – пробормотал он, пошевелился и застонал.
– Убью, сука! – сказала она яростным шепотом. – Ты меня знаешь, мр-разь...,
– Никого там... Я один... Тачка за углом...
Даша выпрямилась, заглянула в сумку и осторожно вытащила оттуда четыре свернутых рулончика. Развернула один. В точности такой гибкий продолговатый лист, как те три, что она после тщательного обыска обнаружила в своей комнате – под телевизором, за паласом, под диваном. С одной стороны – шершавая поверхность вроде «липучки», с другой сплошные ряды крохотных, вскрытых, прозрачных капсул, еще припахивавших тем самым тяжелым, приторным запахом, преследовавшим в ночных кошмарах, в ту ночь перед тем, как Даша увидела в конторе призрачную овчарку. Только на тех, что принес Толик, «липучка» пока прикрыта тонюсенькой прозрачной пленкой – как и капсулы на обратной стороне, целехонькие.
Подошла к окну, указательным пальцем слегка отогнула занавеску и посмотрела вниз. Никого. Вышла в прихожую, тщательно заперла замки и надела цепочку. И тут же вспомнила, что дома у нее нет диктофона, а магнитофон по замыслу корейских конструкторов лишен микрофона, и записать речь на нем никак нельзя. Возможно, у корейцев просто не возникает такой необходимости, у них на каждый случай жизни – своя, особая электроника... Вернулась в комнату, села в кресло и закурила.
– Нет уж, падло, – сказала она негромко. – Лежи-ка, где лежишь, таким ты мне больше нравишься... Что ж ты, сука?
– Даша, ты не поняла... – сказал он, глядя на нее снизу вверх и не решаясь приподняться. – Я объясню...
– Чего тут непонятного? – пожала она плечами. – Очень даже все понятно, не ты первый, не ты, к моему превеликому сожалению, и последний... – заметила у него на руках тонкие пластмассовые перчатки. – Толя, это уж ты перемудрил. Ты ж у меня в гостях бывал сто раз, твоих пальчиков и так везде полно, мог бы надеть перед тем, как эту гадость снимать и новую клеить...
– Даша...
– Тридцать лет Даша. Ну ты хоть не корячься, умел пакостить, умей и проигрывать красиво... Откровенно тебе скажу, мне так хотелось, чтобы это был Косилыцик...
– А это он и есть, я за ним следил, хотел...
– Фу-у... – сказала Даша. – Ты ж оперативник, падло, ты ж профессионал... Ну что ты такое лепечешь? Полежи, придумай что-нибудь поумнее... Она докурила сигарету и тут же зажгла новую. В душе стоял мерзейший осадок.
– Понимаешь, я тебя вычислила, – сказала Даша. – Стоило только допустить, что из нашей группы есть утечка, как очень многое прекрасно объясняется... И то, что пахан сатанистов знал, кто я такая, и то, что иные наши шаги словно бы предугадывали посредством телепатии. А если вспомнить самое начало, получается, что именно ты тщательно и упорно наводил меня на «Бульварный листок». Паленого-то именно ты там якобы случайно узрел... Когда я оклемалась после вашего угощения, когда приехал Славка, приехал ты, я вам всем трем поставила ловушки, каждому свою. Уж не буду говорить, что навесила на уши тем двум, только они проверку выдержали. А ты – нет. Ты поверил, что меня пока не будет...
– Дай сигарету, – сказал он хрипло.
–... тебе, – сказала Даша. – Предателям не положено.
– Я не предатель. Это ж не работа на мафию.
– Ага, – сказала Даша. – Это дружеская услуга конкретному человечку, а?
– Да, вот...
– Агеев? Чего мнешься? Я, Толя, гораздо больше знаю, чем при вас говорила...
– Ну, Агеев.
– Вот видишь, – сказала Даша. – Похожа я на шизофреничку? С острым галлюциногенным психозом? На чем он тебя подсек?
– Да ни на чем. Я Витальку знаю года полтора. И подрабатывал у них иногда, чего уж там. Калымил по-хорошему, без всякой грязи. Что, я один такой? Куча – ребят втихую калымит.
– Вот только они против меня не работали, а ты начал...
– Даша, так получилось. Незаметно.
– Поняла, – сказала Даша. – Ты и тут не оригинален. Сначала тебе предлагают сделать совсем даже крохотный, почти незаметный шажок в сторону. И платят. Потом еще, еще... И все платят, платят... Привыкаешь к этим денежкам и к этим шажкам, а они крохотные такие. Наконец, предлагают и пошире шагнуть, а ты уже на бабках сидишь, как на игле...
– Ну, а что? – вскрикнул он.
– Ты потише.
– Что – тише? – агрессивно сказал он, но больше уже не орал. – Даша, ты сама по себе. У тебя дети по лавкам не пищат. То любовник платьице подарит, то папочка денег подбросит. Ты-то никого не кормишь. А я кормлю, ясно? Лидка у меня получает сто восемьдесят пять, да и то задерживают по три месяца. Ты бы хоть раз в жизни попробовала ребенку объяснить, почему вон тому бутузу папка покупает большую мороженку за семь штук, а ему папаня не может купить даже самое дешевое, за две. Ты глаза у ребенка при этом видела? Он же даже не хнычет, он не понимает...
– Ну ладно, а вот вырос он у тебя, – сказала Даша. – И сказал ты ему: сыночка, чтобы тебе купить мороженку, я своих продал, офицеров. Погоны запачкал, честь запачкал...
– Он эту честь жрать не сможет.
– Ну, а все-таки? – спросила Даша. – Блядь ты такая, мы сыщики, офицера... Что он тебе скажет? Знаешь, почему эта философия на хрен не годится? Потому что, если так жить, кто-то другой твоих детей продаст в бордель для гурманов, а потом точно так же будет тебе смотреть в глаза и объяснять, что его дети кушать хотели... Это сплошной беспредел, если такую философию принять... Волк чужих волчат и то не жрет...
– Тебя бы на мое место, – сказал он с непроницаемым лицом.
Даша видела, что он глух к любым аргументам. Да и сама не собиралась долго напирать на мораль – и поздно, и абсолютно нерационально...
– Сколько он тебе платил?
– Мне хватало.
– А что потом? Обещал к себе взять?
– Обещал.
– Ишь ты, с устроенной судьбой... А ты хоть чуточку соображаешь, что вместо хлебного местечка получил бы заточку в бок? Ты же в курсе всего дела, с самого начала... Он досадливо поморщился, все так же лежа в неудобной позе:
– Слушай, Даша, я не думаю, что у тебя и в самом деле крыша поехала, но вот лично я совершенно уверен, что ты гонишь натуральнейшую пустышку. Виталий тут ни при чем. Нормальный мужик.
– А чего же он мне устраивает спектакли с экзотическими наркотиками и высококлассными фотоаппаратами?
Тодик покривил губы в усмешке – уже оживающей, почти уверенной:
– У него на тебя контракт. Из-за усачевского заведения. Понимаешь, люди серьезные, не нравится им, что ты глубоко копаешь... Вот и решили немного притормозить.
– Это тебе друг Виталий сказал? – Даша, увидев непроизвольный чуть заметный кивок, горько рассмеялась: – А ты веришь? Или – хочешь верить?
– А почему бы мне и не верить? Ты, конечно, что-то все время скрывала, но основную канву я знаю. Что у тебя есть на Агеева? Что доказывает, будто он – Мастер? То, что он встречался с немцем? Так немец, чтоб тебе было известно, не только ученый, но и акционер какой-то фирмы. Она сюда гонит электронику, ясно? Немцу капает процент.
– Тоже от Агеева слышал?
– Да они при мне час обсуждали, как вытолкнуть с рынка какую-то немецкую же фирмочку, я их возил на завод «Квант»... Тоже инсценировка?
– А почему бы и нет?
– Даша, ты и впрямь зациклилась... Немец – еще и бизнесмен. Потому, быть может, француз, у него по пятам и ходит. Яснее ясного.
– А меня, значит, решили притормозить пользователи ряженых девочек?
– Вообще-то, они с тобой могут и договориться... Хочешь, Виталий устроит? Даш, ты извини, что я тут наврал... Ты с ним созвонись, можно прямо сейчас, и обговорите... Тебя же тоже никто не заставляет продавать контору. Уйдешь туда, в «Терминатор»...
– Это ты сам придумал, или Агеев?
– Был у него и такой запасной вариант. Что, и дальше будешь сидеть на грошах?
– Благодетель ты мой... – сказала Даша. – Нет, ты и в самом деле не понимаешь, как тебя в качестве болвана используют?
Но видела по его упрямому лицу, что он понимать не хочет. Та модель действительности, какую в его воображении создали, его вполне устраивала. Пока платили.
Не рассказывать же ему про загадочные кассеты? Про разговор с Фролом? Отрезанный ломоть, тварь...
– Ладно, чего воду в ступе толочь, – сказала Даша решительно. – Ты мне сейчас все подробно расскажешь – как у вас с ним все завязалось, как получал задания, что делал...
Он, извиваясь, ухитрился подняться в сидячее положение, чтобы не упасть, привалился спиной к дивану. И, глядя ей в глаза, усмехнулся совсем уж дерзко:
– Нема дурных, Дашенька.
– Я ж тебя, козла...
– Не надо, – сказал он, досадливо поморщившись. –. Ну что ты мне сделаешь? Пытать будешь? А что с тобой потом на Черского сделают за такие художества? На тебя ж материала – выше крыши, н половина – от психиатров... Даша посмотрела на него даже не яростно – удивленно:
– Ты что, решил, что пойдешь отсюда своими ножками?
– А как иначе? Я, Даш, зверь сейчас, за детенышей бороться надо. Которых ты кормить не будешь... А метод борьбы у меня один: молчать, как Зоя Космодемьянская. Хлопнуть ты меня не хлопнешь, не такая дура. А заявление мое ляжет не в папочку к анонимным фоткам и подписанным телегам, а в досье к тем самым психиатрам... Ты сначала докажи, что я к тебе в квартиру лазил. Что это я кысаньку подвешивал. Да и не было никакой кысаньки, тебе почудилось, о том и рапорт есть...
– Ну, а сейчас как ты у меня оказался?
– В дверь вошел, – хохотнул Толик. – Зная твое состояние и все пережитые невзгоды, пришел по-дружески навестить. Могу я в столь поздний час зайти по-дружески навестить свое непосредственное начальство? Которое ценю, люблю и уважаю? Беспокоился я за тебя, вот и зашел морально поддержать... Только ты с дикими глазами и пушкой наголо на меня вдруг накинулась, руки-ноги спеленала и начала шизу гнать... Ну не надо на меня так смотреть! Я ж говорю, мне детей защищать следует...
– А это? – Даша коснулась босой ногой валявшейся на полу черной сумочки.
– Это? – Толик уставился на сумку так, словно видел впервые в жизни. – Откуда мне знать, что у тебя по квартире валяется? Или где-то там мои отпечатки есть?
– А отмычка?
– Отмычка? – он вдруг полез скованными руками в карман джинсов, выхватил связку ключей и швырнул на пол. – Это, Даш, твои собственные запасные ключи, которые ты зачем-то на пол кинула. Ах, еще и перчатки? – он стянул их (Даша уже не препятствовала), бросил туда же. – Подумаешь, криминал... Это ты меня просила тройник в ванной посмотреть, перчатки даже дала... Ну, что там у тебя еще? Ничего у тебя больше... И проверять меня можно до бесконечности – я против родной конторы не работал, через меня никакие утечки не проходили, концов не найдут, потому что их нет... Что тебе надо? Чтобы я ушел из уголовки? Да пожалуйста, уродуйтесь вы сами за эти кошкины слезки...
– А вот, к примеру, где ты был, когда в «тыще» ухлопали Мироненко? – наугад спросила Даша.
В глазах у него молниеносно промелькнуло нечто. Но тут же опомнился, пожал плечами:
– Где? Дай припомнить... С одной лялькой. Лялька, если что, подтвердит.
– Сука, – сказала Даша. – Значит, все же ты...
– Ты про что?
– Как же я тебя раньше-то проморгала...
– Понимаешь, я хочу жить – и умею. А ты хочешь, но не умеешь нисколечко...
То, что прыгнуло у него в глазах при реплике об убийстве Мироненко, Даша истолковала недвусмысленно. Но чем его прикажете прижать, и на чем? Гранику нужны твердые доказательства, самое большее, что можно сделать – заставить его уйти по-тихому – но он только того и ждет... Итак, она все-таки оказалась права. Был крот...
– А там, возле студии, когда вязали террористов, ты чем занимался?
– Чем и все. Жителей выводил, опрашивал.
– А как одет был?
– Как всегда. Только капюшон натянул. Ты куда клонишь, Даша?
– Да интересно мне, кто бомбочку под машину приклеил...
– Что, и бомбу я подкладывал? – ухмыльнулся он. – А Листьева не я замочил?
– Ну ты же прекрасно понимаешь: я тебя сейчас не раскалываю, потому что нет ни малейших улик. Просто хочу тебе, мудаку, вдолбить: даже если не ты положил Мироненко и не ты сунул бомбу, все равно жить тебя не оставят, когда начнут зачищать и шлифовать. И как мне ни противно с тобой, падалью, договоры заключать, но я тебе категорически обещаю: если сдашь мне Агеева, ни словом не пискну ни сейчас, ни потом. Зыбин и того меньше знал, а рванула душа на небеса... Тебя тем более постараются... зачистить. Думай. Ты меня знаешь, слово не нарушаю. Пиши заявление – и спокойно уматывай.
– Я его и без интимных бесед с тобой напишу. Сними наручники – и давай прощаться. Загостился я у тебя что-то...
Даша задумчиво посмотрела на телефон. Бесполезно. Гранику не за что будет уцепиться. А версия насчет «стойкого систематизированного бреда» получит еще один козырь...
– Как же ты мне «домашнюю галлюцинацию» устроил? – спросила она из чистого любопытства.
– Да проще простого. Сидел в машине и, как только ты рванула в соседний подъезд, быстренько забежал в квартиру и убрал все. Котик был хитрым узлом подвешен, достаточно дернуть за конец – и моментально распустится. Дымовуха была безоболочечная, вся сгорела. Там от трения вспыхивает, импортная химия какая-то... Главное было – подсунуть под дверь так, чтобы вспыхнула в один момент, едва ты откроешь. И звук опять же от трения происходит. На Западе что хочешь соорудят... А голова – тоже просто. Это какой-то хитрый пластик, великолепная имитация, заодно с «кровавой лужей». Там была пипочка, я ее налил теплой водой из-под твоего же крана, чтобы казалась теплой. А сгорает он моментально, стоит только поднести огонек. Покидал всю бутафорию в сумку, быстренько поднялся на чердак – я там заранее снял замок – слез в соседний подъезд, и ладушки... Голову спалил еще на чердаке, кошку бросил там же. Был, конечно, шанс на то, что у тебя в кармане окажется рация, и не побежишь ты к телефону, но тут уж...