Абсолютно спокойное личико – беззаботная кукла, сломанная внезапным ударом... Эксперт нагнулся, стянул перчатку, указательным пальцем раздвинул рваную дырочку на шубе, потом вторую. Кивнул:
   – Аналогично первым двум... Два удара. И шейные позвонки сломаны.
   – Товарищ подполковник, – растерянно позвали с другой стороны машины.
   Воловиков направился туда. Даша оглянулась на дом – горела примерно половина окон, ранним вставаньем здешним обитателям себя не было нужды утруждать, не на завод к семи, в самом деле. Зато лестничные марши освещены все до единого, сквозь узкие окна, горизонтальные прямоугольники, похожие на бойницы, видно, что на площадках снуют люди, в форме и в штатском, кое-где распахнуты входные двери, вовсю идет опрос. Ее вдруг, словно удар тока, пронзило острое сознание собственной беспомощности – и тут же схлынуло.
   – Ну, Дарья, имеем груз на плечи... – сказал подошедший подполковник с расстегнутой сумочкой в руке.
   – Кто?
   – Ольга Ольминская, – сказал Воловиков с наигранным безразличием. – Ведущая семнадцатого канала. Студия «Алмаз-ТВ». «Алмаз-ТВ – друг дома для каждого»... Чего будет...
   «Ну да, вот откуда я ее знаю», – подумала Даша. В самом деле, вскоре начнется. Одна из самых популярных частных студий Шантарска, принадлежащая к тому же зятю представителя президента. Очаровательная Олечка Ольминская, получавшая по мешку любовных писем в неделю, невольная виновница июльской потасовки с пальбой – когда заезжий горный человек, увешанный золотом, что твой негритянский вождь, узрел Олечку на экране, приперся активно знакомиться прямо на студию а его шестерки схлестнулись с охраной, причем к последней примкнули «булики» одного из ближайших сподвижников Фрола (сподвижник держал офис в том же доме и терпеть не мог, когда всякие гастролеры «ломают пальцы»).
   – Да уж, поимеем... – сказала Даша.
   Такую новость не утаить, и уже к вечеру, если не раньше, о случившемся будет толковать весь Шантарск. Начальство, прокуратура, общественное мнение, газетчики и ТВ – все будут сотрясать воздух, требовать крови злодея, немедленных результатов, явления маньяка в сверкающих наручниках и хрустком целлофане с розовой ленточкой. Убийство известного человека, любой сыскарь согласится, – это полметра сгоревших нервных клеток и клочья седых волос у всего оперативного состава...
   – Ага, – сказал Воловиков, копаясь в сумке. – По паспорту-то она, оказывается, Губанова. Псевдоним, значит. Ну что, красиво – Ольга Ольминская. Это тебе не Ольга Губанова...
   – Что там еще?
   Подполковник аккуратно высыпал содержимое на скошенный капот «Хонды», придержал левой ладонью, чтобы мелочевка не скатилась вниз:
   – Кошелек. Косметичка, – каждую поименованную вещь он клал назад, – Помоги, подержи. Ага, так... Сигареты-зажигалка... Ключи... Презерватив... – Он цепко глянул на Дашу и через ее плечо громко приказал, почти крикнул стоявшим у трупа: – Живо, карманы посмотрели! Шоколадка... А это что?
   – Это собачий свисток, – уверенно сказала Даша. – Бесшумный. Человек не слышит, собака слышит. Ну да, у нее ж бассет, весь Шантарск знает... Подошел сыскарь-районщик, протягивая за короткий ствол черный револьверчик:
   – Газовый, товарищ подполковник. В правом кармане. И больше там ничего... Номера на стволе нет.
   – Ага, и разрешения я что-то не вижу, – сказал подполковник сквозь зубы. – Ну да Олечка Ольминская, общая любимица, себя такой канцелярщиной могла и не утруждать... Ты бы у нее ствол конфисковал, капитан?
   – Да неудобно было бы как-то. Попросил бы вежливо выправить бумажку, и все...
   – О то-то. Это, конечно, не криминал. – он повернулся к Даше, понизил голос. – Это просто тот же набор, разве вот она была не пешком, а на колесах, и стволик без разрешения... А в паспорте, между прочим, штампик насчет прописки – на совершенно другой адрес. Пусть ищут хахаля... слышал, капитан? Давай в дом. Ну да, движок у машины, ребята говорят, был совершенно холодный, и снег на крыше, сама видишь... От хахаля она утречком выходила. Это уже, как в анекдоте – тенденция, однако...
   – Мои где, в доме? – спросила Даша.
   – Ага.
   – Кто сообщил?
   – Сержант говорит, женский голосок. Определенно испуганный. Прочирикали, что во дворе такого-то дома отирается опасный хулиган – и бросили трубку. Хулиган, мол, с поднятым воротом и вроде бы со шрамом на неприятной морде. Ну. патрули нынче дерганые, они и рванули во двор без особых вопросов. А когда въезжали, полоснули фарами аккурат но «Хонде» – и узрели... Она еще теплая была. Ты что оглядываешься?
   – Домик стоит наособину, – сказала Даша. – Соседние далековато. Весьма далековато, а? Отсюда должны были звонить, ручаюсь, из этой роскошной свечки... – Она отвернулась, прошла три шага и громко сказала: – Шубку ей расстегните.
   Кто-то громко присвистнул. Засверкала фотовспышка.
   Под шубой на убитой был аккуратный, отглаженный мундирчик в обтяжку, с короткой юбкой, задравшейся. когда тело вытаскивали и перекладывали. Даша хотела распорядиться, но двое в штатском и без команды присели на корточки, высвобождая руки из рукавов. Светловолосая головка безжизненно моталась.
   Полная офицерская форма нового образца, смахивающая малость на бундесверовскую – нашивка с трехцветным флагом на левом рукаве, золотые, парадные полковничьи погоны, эмблемы воздушно-десантных войск на уголках воротника – как нынче и принято, без петличек...
   – Ну нет, – сказала Даша шефу. – Я готова поверить в любые чудеса, но только не в то, что Олечка Ольминская была полковником десанта...
   – Какая-нибудь передача? – судя но лицу, ему очень хотелось выругаться, но он держался. – Значит, мы на сегодняшний день имеем одну «пионерку» и одну «полковника». В бога душу мать, но ведь должно же это что-то означать...
   – Артемьев мне вчера сказал, что его доченька якобы была эскортницей, – сказала Даша. – Правда, она-то как раз единственная среди трех оказалась не ряженой...
   – Ну-ка, подробнее!
   – А нету никаких подробностей, – призналась Даша. – Я до него добралась вчера уже поздним вечером, он там увлеченно цапался с женой, возвестил громогласно, что в результате ее воспитания девка подалась в эскортницы, заглотнул ударную дозу и тут же вырубился...
   – Пошли машину. Я им сам займусь. Вон там, в «семерке», мои хлопцы.
   – Не надо, а? – сказала Даша. – Привезут его в состоянии жуткого бодуна, начнет блевать или гнать истерику – возись с ним... Я лучше к нему отправлю сейчас Славку, он у меня умеет с похмельными контакт устанавливать. А?
   – Ладно. Славка сейчас работает на четвертом, там и ищи. А заодно проинспектируй, как там опрос продвигается. «Алмаз-ТВ» работает с шести утра, я туда сам поеду. В конторе встретимся. Марш. Все равно нечего тебе тут больше делать...
   Он был прав. Даша, еще раз оглянувшись на распластанную фигурку в неожиданном, нелепом мундирчике, направилась к дому. У оцепления местах в трех имели место перебранки – омоновцы никого не подпускали к гаражам, и обитатели «свечки», неожиданно оказавшись отрезанными от любимых стальных коней, пытались бунтовать – но безрезультатно, конечно.
   Дом внутри напоминал ожившие кадры из американского боевика – разве что форма на действующих лицах была отечественная. На каждой площадке торчал поставленный на всякий случаи милиционер в форме. На каждой площадке суетились сыскари в форме и в штатском, большей частью совершенно незнакомые, – звонили в двери, махали корочками перед боязливо выглядывавшими в щелочку хозяевами, где-то так и беседовали через дверь, где-то толковали в прихожей. Суета стояла, как на вокзале.
   Уже на втором этаже Даша, перехватив опера меж двумя квартирами, узнала, что обитатели той, откуда он только что вышел, несколько раз видели в лифте... «кого бы вы думали? Саму Ольгу Ольминскую».
   Мечту мужиков, оказалось, не единожды лицезрели и жители четвертого этажа – это уже сообщил запаленный Слава. Даша решительно сняла его с задания, благо успел обойти три квартиры из четырех (их и в самом деле оказалось – по четыре на площадке) и отправила к Артемьеву, настрого приказав превзойти в хитрой дипломатии и галантерейности самого себя. А сама стала не спеша подниматься наверх.
   Меж шестым и седьмым услышала приближавшийся сверху грохот ботинок. Остановилась. Вниз сломя голову летел светловолосый детина в распахнутой куртке, с шапкой в руке. Судя но его охваченной неповторимым охотничьим азартом физиономии, детина был – свой.
   Не раздумывая, Даша загородила проход и скрестила поднятые руки. Он недоуменно притормозил, ухватившись за перила, сердито уставился на нее:
   – Киса, с дороги!
   – Я не киса, – сказала Даша. – Капитан Шевчук, городское угро. Обзовитесь.
   – Старший лейтенант Архипенко, оперуполно...
   – Стоп, – сказала Даша. – Октябрьский РОВД?
   – Ага.
   – Куда летим, к кому летим? Дело, кстати, на мне.
   – Воловиков...
   – Только что уехал. Так что излагай мне. Кого нашел?
   – Девочку, которая звонила дежурному. Она видела...
   – Кр-ругом и шагом марш! – распорядилась Даша и первой кинулась но лестнице наверх.
   Старлей вскоре обогнал ее и затопал впереди. На восьмом этаже свернул на площадку, позвонил, у ближайшей двери. Открыла девчонка лет шестнадцати, отпихивая ногой пытавшегося прорваться на лестницу кокера, серого с черными пятнами. Перехватила его поперек пуза, подняла на руки и отступила, пропуская их в квартиру, обставленную прилично, но без особой роскоши, смахивавшую скорее на дорогой гостиничный номер. Такое уж у Даши осталось впечатление.
   Кокер отчаянно извивался, пытаясь цапнуть ее за руку.
   – Да уймись ты, зануда! – девчонка ловко забросила его в другую комнату и плотно притворила дверь. Кокер протестующе орал внутри, царапался. – Вы проходите... А это кто, тоже из милиции?
   – Капитан Шевчук, уголовный розыск, – привычно выплюнула Дата. – А вы?
   – Анжела... Анжелика... – она чуть подумала. – Валентиновна. Изместьева. А у вас пистолет есть?
   – Маузер. В деревянной кобуре, – сказала Даша, опускаясь на ближайший стул. – Только он у меня в сейфе... Так кого вы видели, Анжелика Валентиновна?
   – А он ее точно, убил? Ольгу Ольминскую?
   – Убил, – сказала Даша.
   Девчонка (самая типичная – намазанная мордашка, модная короткая стрижка, огромные пластмассовые серьги) таращилась на сыскарей скорее восторженно – но восторг, определенно, имел причиной не их самих как индивидуумов, а случившуюся в двух шагах отсюда шумную криминальную драму. Что поделать, в шестнадцать лет как-то не умеют еще толком сострадать, смерть представляется чем-то абстрактным. а уж собственная смерть – и вовсе сказочкой, дурацкой выдумкой взрослых. Да и по ящику эти нынешние видят раз в десять больше крови, чем Даша в их годочки... Так что нечего удивляться и охать насчет черствости юного поколения – другие они, как водится, вот и все...
   – Значит, вы и Ольминскую видели? – спросила Даша.
   – Ага. И вечером, и утром.
   – Давайте-ка но порядку, – сказала Даша. Оглянулась – но районный сыскарь уже вытащил бланк из папочки и примостился с авторучкой наперевес на краешке стола. – Вы здесь живете?
   – Да иногда. Когда с родами поцапаюсь. С родителями...
   – Я поняла, – сказала Даша терпеливо. – А так это чья квартира?
   – Надина. Это моя старшая сестра. Она в хорошей фирме пашет, вот и дали кредит. «Шантарск-Телестар», слышали?
   Даша кивнула. Фирма и в самом деле была солидная, занималась спутниковой электроникой. Если старшая сестра – ценный кадр, ей без особых хлопот могли дать кредит, благо заработки там, с точки зрения нищего сыскаря, бешеные...
   – И кем она там? – спросила Даша.
   – Старший менеджер в каком-то отделе. И названия отдела не помню, жутко заковыристое. А у меня в школе по физике – сплошной ужас...
   – Фамилия та же?
   – Ага. Она не замужем пока. В общем, я как поцапаюсь дома, здесь и приземляюсь на пару деньков. Роды тут не достанут, они ж шифра не знают, внизу замок с кодом... Только его утром сломали. Ольховские, видимо, Ольховка-то рядом, из окон видно...
   – Насчет вчерашнего вечера... – сказала Даша. – Вы когда видели Ольминскую?
   – Часов в десять вечера. Я шла с остановки, а тут она подъехала. На такой классной машинке... Поставила возле гаражей и пошла в подъезд. Я ее сразу узнала – «Алмаз» всегда смотрю, один раз даже в конкурсе плеер выиграла. Я еще постояла, на нее потаращилась. Шуба такая – чистый песец...
   – Кроме вас двоих, во дворе был кто-нибудь?
   – Никого, время-то позднее, даже сосунки во дворе не тусуются – холодно уже...
   – А дверь, значит, была заперта? Входная?
   – Ага. Только Олечка сама код нажала, уверенно так...
   – А прежде вы ее здесь не видели?
   – Да нет. Я ж бываю-то – как когда...
   – Ну, а что было утром?
   – Утром... – девчоночка поежилась в чуточку наигранном ужасе. – Утром Надька проспала и сорвалась на фирму, не выгулявши Джоя. Мне и пришлось, чтобы дома не написал, а то он такой, писючий. На поводок его – и пошла... А он торчит в подъезде, видели там закуточек? Джой на него еще гавкнул. А он отвернулся, воротник поднятый, прямо шпион...
   – Как он выглядел?
   – Ну, неприятный такой мужик... Я и лица-то не видела почти, а все равно неприятный. Впечатление такое. Воротник поднял, шапку на глаза. Еще, думаю, привяжется... Ничего, проехало.
   – Значит, лица не видели почти?
   – Волосы вроде черные. А нос такой... специфический. Как у кавказца, только не совсем такой. И на щеке то ли шрам, то ли ожог, краешек видно было...
   – Сколько было времени?
   – Около семи. То ли без двадцати, то ли без десяти.
   – А потом?
   – Я минут пять погуляла, не больше. Там, у гаражей. Джой пописал, покакал, я его домой и потянула. Да, а дверь-то, когда мы выходили, была определенно сломана, я ж говорила. Я ее еще хотела захлопнуть, а замок не работал... Короче, я еще была у гаражей, а тут вышла Олечка – и к машине. А этот, черный, – за ней. Сразу. Я пошла к подъезду, еще оглянулась – а они стояли у машины и вполне мирно базарили. Даже удивительно, я бы на ее месте со всякими рожами и рядом не встала...
   – Точно, мирно?
   – Ну. Я даже удивилась. Она еще смеялась, звонко так...
   – И дальше?
   – А все. Я домой пошла. Только потом, когда поставила Джойке суп греться, посмотрела в окно – а они все еще там стоят. И разговор уже что-то не тот пошел. У меня форточка была открыта – я курю, а Надька терпеть не может – слышно было, что ругаются. У нас же от дороги далеко, тихо кругом, на верхних этажах все слышно, что возле дома делается...
   – Ругались, точно?
   – Ну, а то я не соображу, когда ругаются! С моими-то родами... Я даже пару слов разобрала – что-то про Сатану и насчет измены.
   – Точно помните?
   – Про Сатану и измену – точно. А подробно не разобрала.
   – И что потом?
   – Ну, я и думаю – тоже мне, нашелся козел! С такой харей к такой девочке приставать... Взяла трубку, накрутила «ноль два» и говорю: тут у нас но двору бродит хулиган с неприятной мордой, со шрамом, воротник поднят, к женщинам пристает... Они быстренько спросили адрес, фамилию и тут же отключились, сами трубку бросили...
   Все-таки дежурная часть сработала оперативно, отметила Даша. Машину послали моментально. Но он успел... Все решила минута-другая. Однако дерзости, в самом деле, выше крыши...
   – Ну вот... – продолжала девчонка. – Тут суп согрелся, я этого зануду стала кормить, потом хлеба ему дала, а когда опять глянула в окно, мужика уже не было. А машина стояла, только сверху-то не видно, сидит там кто, или нет, сами посмотрите...
   Даша вышла в кухню. Анжелика ннчуточки не врала – в свете фонарей Даша четко распознавала среди собравшихся вокруг машины тех, кого знала в лицо. А вот рассмотреть, сидит ли кто в «Хонде», и в самом деле отсюда невозможно...
   – Минут через несколько приехала милиция, – сказала Анжелика, когда Даша вернулась в комнату. – И понеслось – одна за другой, милиция начала но лестницам носиться, ко мне вот этот парень постучался, я тут же все и выложила...
   Даша задала еще пару обычных в такой ситуации и. в общем-то, ненужных вопросов. Дала девчонке прочитать-подписать, предупредила, что вызовет при нужде и направилась к выходу.
   – Значит, это и есть тот, с шарфиками? – догнала ее юная Анжелика. – Я ж газеты читаю...
   – Похоже, – сказала Даша.
   – Он же меня видел, я ж теперь – свидетель, как в кино...
   «И верно, – подумала Даша. – Возле квартиры Казминой, правда, „черный“ не появлялся, но кто его знает...»
   – Вот мой телефон, – сказала она, черкнув на листке блокнота. – А это – номер райотдела. Глазок, я вижу, есть, цепочка тоже... Не открывай сгоряча, глядишь, и обойдется.
   – А вы его долго ловить будете?
   – Постараемся побыстрее, – сказала Даша, бодрясь перед юным созданием. – Если еще раз увидишь – узнаешь?
   – Да должна бы...
   – Я к тебе потом пришлю человека, – сказала Даша. – Есть у нас что-то вроде портрета, посмотришь. Ну, счастливо. Посматривай в глазок, непременно... И, уже выйдя на площадку, остановилась вдруг, сказала громко:
   – Идиоты!
   – Кто? – спросил Архипенко.
   – Мы, – кратко ответила Даша. – Только тебя это не касается, то бишь к тебе это не относится... Давай протокол и спасибо за помощь. Если что – свяжусь...
   На лестнице уже было тихо и пусто. В подъезде подпирали стену Толя с Косильщиком.
   – Вот, – Толя протянул список. – Сорок четыре квартиры. В восьми так и не открыли. Жильцы пяти, тут отмечено, которых, видели Ольминскую возле подъезда, в лифте или на лестнице, когда, сколько раз – все записано. «Черного» никто не видел.
   – Как обычно, – устало сказала Даша. – А мы ведь идиоты, господа. Все трое. Если считать со Славкой и шефом – все пятеро. Чего при убитых не хватало, при всех троих? Ну? Сыскари... Часов при них не хватало, вот что. И никому в голову не пришло... Так, Артемьева все равно сейчас привезут... А если Слава на месте разберется? Придется кому-то ехать...
   Оба ее подчиненных, еще плохо представляя, в чем дело, сделали шаг вперед. Даша колебалась – кому поручить серьезную работу, кому проверять пришедшую ей в голову после разговора с Глебом блажь? А что тут думать? Пусть Косильщик проверяет блажь, ясное дело...
   – Толя, – сказала она, – езжай к Артемьевым. Есть там Славка или уже справился – неважно. Узнай, носила ли Артемьева часы, или не было у нее такой привычки. Потом поедешь к любому из знакомых Шохиной, лучше к нескольким, и поспрошай то же самое. У Ольминской часов тоже нет, я помню, – но тут уж я сама...
   Подождав, когда Толя выйдет, повернулась к Косильщику и постаралась, чтобы ее тон был как нельзя более сухим, приказным:
   – Сережа, а ты поезжай в контору, возьми личные вещи Шохиной и Артемьевой. Не одежду, а именно вещички, все, что было в сумочках. И разбери на мелкие кусочки, возьми в дежурной части перочинный ножик, отвертку, что ли... На мелкие кусочки, понял? На составные части. Представь, что ищешь бриллиант или... ну я не знаю, спичечную головку. Если останется время, а меня еще не будет, проверь и одежду – швы, уголки...
   Слава богу, он не вступал в дискуссии и не задавал вопросов – молча кивнул и направился к одной из щедро закрепленных за ними машин. Облегченно вздохнув, Даша направилась к «Хонде» по перепаханному колесами влажному снегу.
 
* * *
 
   ...Оказалось, что не всякая блажь вредна для дела. Когда Даша вошла в свой крохотный кабинетик, Косильщик и Митрохин из НТО, сдвинув головы, разглядывали нечто лежавшее на столе, посреди разномастных кусочков яркой пластмассы, выдавленной на клочки бумажки разноцветной губной помады и маленьких зеркал, выломанных из пудрениц. Косильщик, услышав стук двери, поднял голову и уставился на Дашу не то что удивленно, восхищенно:
   – Как ты узнала?
   – Дедукция, – с ходу ответила Даша, чтобы не ронять авторитет в глазах подчиненного. Повесила куртку на вешалку и подошла к столу: – Нашли, значит? – она представления не имела, что там отыскалось, но сердце приятно защемило – знакомый каждой гончей спазм...
   Майор Митрохин осторожно взял со стола ярко-красное полушарие – основание пудреницы.
   – Шохиной пудреница? – спросила Даша, напрягши память.
   – Ага, – сказал Косилыцик, все еще поглядывая на нее с уважением. – А больше ничего, хоть я все по кусочкам разломал.
   – Зато какая находочка... – самодовольно сказал Митрохин. – Представления не имею, что у вас тут крутится, но уловчик примечательный...
   Даша села, забрала у него обломок пудреницы, присмотрелась внимательно. На дне красного полушария чернел прямоугольный предмет – длиной и шириной с безопасную бритву, толщиной с одноразовую зажигалку. К пластмассе он был прочно и надежно прикреплен несколькими припаянными лапками – тоже, кажется, пластмассовыми. Даша осторожно покачала его мизинцем – нет, держится прочно, даже не колыхнулся... Загадочный предмет был разделен пополам углубленной линией, и к краю полусферы от него тянулись три гибких проводка.
   – Магнитофон, – сказал Митрохин. – Мэйдин Джапан. Возьми лупу, вон там четко клеймо видно... Один проводок – от микрофона, два других – определенно «включать» и «выключать». Сенсоры, достаточно одного прикосновения. И расположены в таких местах, что случайно никак не притронешься. Видишь? А судя но тому, как аккуратно все сделано, пудреница изначально была задумана как шпионский инструмент.
   – Почему – шпионский? – спросила Даша.
   – Ну, так, к слову. Скажем – потаенный... В общем, его, зуб даю, не вмонтировали потом. Пудреница с самого начала была с сюрпризом. Видел я такие штучки в импортных каталогах. В нашей системе, если и есть, только в столицах... Гляди.
   Он взял авторучку и ткнул наконечником в едва заметную светлую точку. Отскочила крохотная крышечка, выдвинулась вовсе уж микроскопическая кассетка.
   – Эй, поосторожнее! – охнула Даша. – Вдруг запись сотрется, если там запись есть...
   Митрохин поймал кассетку пинцетом, огляделся, снял с лежавшей тут же сигаретной пачки целлофан и аккуратно упаковал туда добычу.
   Зазвонил телефон. Даша, сидевшая ближе всех, сняла трубку.
   – Прыгай в тачку и возвращайся в шикарный домик, – сказал Воловиков, и тут же запищали гудки.
   Даша схватила с вешалки куртку, но все же задержалась в дверях:
   – У нас найдется аппаратура, чтобы прослушать эту блошку?
   – Да вряд ли, – сказал Митрохин. – Разве что на Черского, и то я сильно сомневаюсь... У частных сыскарей, разве что, они-то роскошествуют, черти...
   – Сергей, из кожи вон выпрыгни, а магнитофон мне под эту штучку найди, – распорядилась Даша, прикрывая за собой дверь.

Глава восьмая.
Сюрпризы чередой.

   У «свечки» на Каландаришвили уже не было скопища милицейских машин – и «Хонды» не было. Зато торчал белый «Москвич», высочайше пожалованный Славе в рамках начальственных щедрот. А вот Воловиков припозднился.
   Даша открыла заднюю дверку, плюхнулась на сиденье, бросила рядом шапку и огляделась:
   – Надо же, какие мы все стали моторизованные... Жаль только, что ненадолго.
   – У меня пока приказа не было от вас открепляться – сообщил водитель в штатском, тот самый сержант. что подал идею насчет перевернутого креста.
   – Будет, милый... – вздохнула Даша. – У тебя пушка есть? При себе, я имею в виду?
   – Ну, – он поднял свитер и продемонстрировал кобуру.
   – Тогда иди погуляй, – сказала Даша. – Видишь иномарки у «Пельменей»? Так вот, погуляй мимо и запомни номера – да «срисуй» их нахально, вовсе даже демонстративно, и пушку из-под свитера предъяви на обозрение, заправь, что ли, свитер в штаны, прекрасно видно будет. А кто привяжется, покажи на этот лимузин и скажи, что ты человек маленький, всех чинов – одни лычки. Зато в машине сидит Рыжая... Марш.
   Сержант без всякого энтузиазма поперся выполнять поручение.
   – Ну? – спросила Даша.
   – Двадцать восьмая серия «Бриллианта в пыли», – сказал Слава. – Ты его по ящику смотришь, по семнадцатой?
   – Я на ящик раз в год смотрю, это у родителя откровенная страсть... Ну не тяни кота за хвост.
   – Супружницы дома не было. А твой Артемьев и в самом деле ползал с великанского бодуна. Ну, я его и взял в работу...
   – Пальцы сапогами, надеюсь, не давил?
   – Да ну, – ухмыльнулся Слава. – Даже пластмассовый пистолетик не доставал, которым мы тогда беднягу Билли пугали... Просто, Дашенька, как писал какой-то классик, с похмелья жить страшно. Сама знаешь. Вот я и применил комбинированный метод – туманные угрозы плюс материальное стимулирование в смысле разрешить дернуть стопочку. Вилял, конечно, поначалу... Потом колонулся. Короче, девка, очень похоже, и в самом деле пахала в эскорте. Ситуация, действительно, невеселая недели три назад заехал к Артемьеву один старый друг. Тоже новый русский, как принято их обзывать. Даже начинали вместе. Только друг резко рванул к высоким вершинам, а Артемьев, как ты только что сказала – «всех чинов одни лычки». Заказал старый друг девочку из эскорта... из хорошего эскорта, потаенного и классного...
   – А я что говорила! – сказала Даша. – Есть где-то непроявленные эскорты, должны быть. Что, хочешь сказать, это и была...
   – Ага. Доченька Артемьева. Этот мэн оказался настолько благородным, что не стал ее трахать, расплатился и выставил восвояси...
   – Есть еще у нас благородные люди, – сказала Даша. – Дальше?
   – Артемьев закатил дочушке грандиозный скандал. Та все отрицала, что твоя Зоя, а на дружка ссылаться папа не мог, очень дружок просил, чтобы его не засвечивали. Ну, девка все равно догадалась, кто ее заложил, я уверен, она ж того с детства знала... Но ушла в глухую отрицаловку. Так расследование и заглохло, благо Артемьева-мамаша начала Артемьеву-папаше драть на голове волоса за столь гнусные подозрения насчет единственного чада. Такое кино...