Бушков Александр Александрович. Бешеная

   – А тот друг – он кто?
   – Покойник. – сказал Слава. – Приставко из «Долекс ЛТД». Тот, что застрелился две недели назад, так что этот след нам не потоптать... Дело чистое, натуральное самоубийство, ты ж должна помнить.
   – Помню, – кивнула Даша. – А насчет часов? Толик был?
   – Был. И велел тебе передать, что часы обе носили постоянно. У Артемьевой – «Ориент», у Шохиной – какая-то дамская стрелочная крохотулька, импортная и приличная... Что, тянет наш неизвестный друг на фетишиста?
   – А черт его знает, – сказала Даша. – Но на вышку он точно тянет... Ага!
   К сержанту, меланхолично бродившему вокруг трех иномарок, подвалил вышедший из кафе верзила, и разговор моментально пошел на повышенных тонах. Сержант, как учили, ткнул пальцем в сторону «Москвича». Даша опустила стекло и сделала ручкой. Верзила, враз опешив, постоял в раздумье, потом смачно плюнул и скрылся за стеклянной дверью. Сержант обрадованно вернулся в машину.
   Подъехала светло-серая «Волга» Воловикова. Шеф вылез и, не оглядываясь, направился в подъезд – ну конечно, сразу их засек. Бравые сыскари выскочили и пристроились в кильватер. Все трое молча прошли мимо ковырявшегося в зимке кодовой двери слесаря, Воловиков прошел мимо лифта, поднялся но лестнице, меж вторым и третьим этажами повернулся к ним:
   – Имеем веселую жизнь, орлы. Список друзей и знакомых Олечки Ольминской длиной с проспект Авиаторов. Творческие люди, деловые люди, мафиозные люди, серо-буро-малиновые... Короче, если с маху не угодим в десятку или не выпадет счастливого случая, разматывать этот клубок будем до пенсии. Учитывая, что нас к тому же оч-чень просили быть деликатными...
   «Ну конечно, – подумала Даша. – Еще один аспект такого вот дела – когда убивают человека известного. Никто, боже упаси, на органы не давит, но масса народу с весом и положением заклинает держаться деликатнее. А народ такой, что поневоле приходится проявлять чуткость. Это не всегда означает, правда, будто доброхоты пытаются затушевать какие-то жуткие тайны – не нравится им вторжение примитивных сыскарей в нечищеных сапогах, вот и все... нечего делать сыскарям посередь бомонда. Правда, одновременно бомонду поперек шерсти, что его, утонченного, вдруг убивать начинают...»
   – Что, уже Москальца задействовали? – спросила Даша.
   – Да нет пока. Но ведь задействуют...
   – А сейчас мы куда? Проявился хахаль?
   – Ну, – Воловиков нажал кнопку вызова лифта. – Едем на восьмой. Житенев Вениамин Степанович, видеоинженер студии «Алмаз-ТВ». Штатный любовник. Насчет него тоже просили поделикатнее, так что брать будем, только ежели найдем на холодильнике тот самый армейский штык в кровище... А в общем, поглядим. Мало ли что на наше счастье подвернется.
   – Уверены, что дома?
   – Почти. Со вчерашнего вечера ушел, сердешный, в запой, а спиртным он дома обычно наливается. Утром районщикам дверь так и не открыл никто...
   Едва они вышли из лифта, но ноздрям прямо-таки ударил густой, аппетитнейший запах жареной курицы. Слава невольно покрутил носом:
   – Сабантуйчик у кого-то...
   – Запой у кого-то, – ухмыльнулась Даша. – У тебя жена домовитая, ничего не спалит, вот и не знаешь. А у меня был похожий случай на Щорса... Курица, Слава, в отличие от, скажем, говядины так благоухает в одиом-едииственном случае – когда подгорит до угольков...
   Она принялась звонить в дверь тридцать девятой квартиры. Аромат, похоже, струился как раз оттуда. После дюжины длинных звонков Даше надоело, и она распорядилась:
   – Славка, вали каблуком...
   Тот, повернувшись спиной, несколько раз приложил подошвой. В сороковой отчаянно заливался кокер, тот самый Джон – но юная Анжелика так и не появилась, то ли сидела, притаясь, то ли ушла.
   Наконец щелкнул замок. Из распахнувшейся двери шибануло жареной, то бишь сгоревшей курицей с некоторой примесью перегара. Перегар исходил от субъекта, являвшего собою живое наглядное пособие на бессмертную тему: «Сколько ни пей, а похмеляться будешь водою». Субъект был Дашиных лет и в трезвом виде, должно быть, мужик симпатичный – но сейчас при одном взгляде на него хотелось пивка.
   Он все еще таращился на них, покачиваясь, когда Даша бодро сказала, вспомнив какой-то фильм:
   – Здорово, Беня.
   – Не Беня, а Веня... – пролепетал хозяин, тоже, очевидно, этот фильм видевший.
   – Ну я и говорю... – и Даша, решительно его отодвинув, вошла в прихожую. Подполковник и Славка, решительно выпятив подбородки, двигались следом. Все трое, пошаркав для порядка подошвами о коврик, бесцеремонно ввалились в комнату.
   С точки зрения законности все было в порядке. Их, конечно, не приглашали войти, но и препятствовать хозяин не стал – из-за того, что находился в похмельном ступоре, но это уже дело десятое.
   – А собственно... – пробурчал Веня.
   – Мы – не алкогольная галлюцинация, – сказала Даша.
   – А и потрогать можно?
   – Но-но! – сказала Даша, увидев, что трясущаяся рука нацелилась на ее щеку. – Мы – тимуровцы. Бюро добрых услуг. У тебя, Веня, курица сгорела, вот мы в пришли, пока пожара не наделал...
   Хозяин, запнувшись о ковер, неловко развернулся в сторону кухни, откуда волнами наплывали дивные ароматы:
   – Это я, значит, поставил...
   – И заглотал дозу. И вырубился, – с большим знанием дела сказала Даша. – Слава, ликвидируй птичку, тут скоро газовая камера получится...
   Славка ринулся на кухню. Притворил за собой стеклянную дверь и загремел противнем. Кухня моментально наполнилась сизым дымом.
   – А вы, собственно, кто? – только теперь догадался спросить похмельный Вениамин. Обозрел себя, но, установив, что из одежды на нем имеются лишь мятые адидасовские штанцы, смущаться тем не менее не стал, был выше таких сложностей. – Ольга где?
   Даша огляделась. Спальня, должно быть, – та, другая комната. А эта выполняет роль гостиной: пара книжных полок, видеодвойка, парочка мягких кресел – и ничего более. На ковре раскиданы видеокассеты и пустые бутылки в неменьшем количестве – две из-под финской лимонной, остальные пивные. На столике рядом с телефоном – офицерская фуражка, новешенькая. Кокарда, двуглавый орел, но размеру вполне подошла бы Ольге, завершая маскарад. Даша показала Воловнкову на нее взглядом. Тот молча кивнул.
   – Нет, господа и дамы, вы кто? – вопросил хозяин, качаясь.
   – Милейшие люди, – сказала Даща. – Уголовный розыск. Когда ушла Ольга?
   – А я знаю? Проснулся, ее уже нету. Ей под камеру к половине восьмого... О! Сейчас семнадцатый врубим и посмотрим... – Он направился было к телевизору, но передумал и свернул к столику, где рядом с фуражкой родником живой воды посверкивала нераспечатанная бутылка шампанского.
   Воловиков слегка пожал плечами, вид у него был чуточку разочарованный. Даша прекрасно шефа поняла. Судя но аромату застарелого перегара, но всей манере Поведения, но облику – душевно квасить этот тип начал еще со вчерашнего вечера. Безусловно, и в таком состоянии сотни людей совершают убийство – вот только оформляются таковые убийства предельно примитивно.
   Весь их ментовский опыт вопиял, что у запившего Вени не хватило бы ни ума, ни, что важнее, физической возможности совершить убийство Олечки Ольминской так, как оно было совершено. Один-единственный меткий удар, сокрушивший шейные позвонки, два точных тычка тесаком, убийца растаял в воздухе подобно человеку-невидимке – не смешите... Даже если бы не засветился."черный", Веня в главные подозреваемые никак не годится.
   Что, впрочем, вовсе не означает, будто его не следует разрабатывать.
   Воловиков мягко переместился по ковру – и достал хозяина в тот самый момент, когда тот уцапал было шампанское. Шеф не произнес ни слова, не сделал ни единого угрожающего жеста – он просто надвигался неотвратимо и тупо, как бульдозер, так что Житеневу пришлось отступать, отступать... пока не уперся лопатками в стену, все еще стискивая бутылку с черной этикеткой.
   – Так откуда мы? – спросил подполковник, глядя жертве в глаза обаятельнейшим взглядом голодного удава.
   – Тимуровцы...
   – дуру не гони.
   – Ну, уголовный розыск... Только я-то тут при чем?
   – Где Ольга?
   – Ну на студии, наверно. Говорю, я спал, когда уходила. Дверь сама захлопывается...
   – Почему на ней военная форма?
   – Ох-ти нате, хрен из-подкровати... – Житенев схватился за голову обеими руками (и ушиб висок горлышком бутылки). – Ну вы мне еще скажите, что к ней комендантский патруль прискребся... Передача у нас такая. «Служу Советскому Союзу».
   – Нет у вас такой передачи.
   – Ну, нет. А вам какое дело?
   «Он не убивал», – уверенно сказала себе Даша. Можно быть великолепным актером – но никак нельзя совместить великолепную актерскую игру и неподдельное глубочайшее похмелье. О таких артистах мир еще не слышал. Уголовный розыск – тоже.
   Вполне возможно, даже наверняка, такие мысли блуждали и в лысоватой голове шефа, Даша его прекрасно знала. Но Воловиков по-прежнему стоял, прижимая хозяина к стене, глядя с ласковой угрозой, мертвой хваткой зажав руку с бутылкой. И добился-таки своего. Классик верно писал, что жить с похмелья – страшно. Запала у Житенева хватило ненадолго, вскоре он расплылся в жалобной улыбке:
   – Нет, ну какие проблемы?
   – Проблем пока нет. Но будет куча. У тебя, сокол мой, – сказал Воловиков терпеливо. – Я – подполковник Воловиков, начальник уголовного розыска города. И если я пришел, Веня, самолично, то уж не шутки ради. Будешь дергаться – я тебе в момент обеспечу трое суток задержания. И дома-то хреново отходить с бодуна, а уж в камере и вовсе кисло... – он резко переменил тон. – Давай, я тебе помогу пузырик распечатать. У тебя руки дрожат, брызгать будет... Во-от так. Ты от глотка не срубишься? Ну так налей себе глоточек... стоп-стоп. Харе. Ну ладно, еще на палец... Бутылочку поставил... выпил... подождали минутку... ух ты как оно по жилочкам...Теперь закури. Нешто ж я зверь? Это у меня фамилия такая... скотская... а так-то я – ангел, даже икону с меня рисовать хотели, да лысина не в масть... Ну, полегчало? На, закури. И давай как мужик с мужиком. Значит, Ольга ушла, когда ты еще спал?
   – Ну. Не впервые.
   – Ссорились?
   – Да нет вроде.
   – Ну, а форма-то зачем?
   – Ну нравилось ей. Долго рассказывать... Что случилось?
   Воловиков, гипнотизируя его дружелюбным вроде бы взглядом, вытянул из своей папочки цветную фотографию. Подсунул под нос. Даша заметила краешком глаза – крупный план, склоненная влево светловолосая головка, полоса крови...
   До Житенева доходило долго, медленно, мучительно. Похоже, он до сих пор путался меж реальностью и алкогольными туманами той страны, что не от мира сего.
   И вдруг понял, рывком:
   – Олька?! Это – утром?
   Воловиков безжалостно кивнул.
   Даша невольно отшатнулась, когда из глотки взлохмаченного алкана рванулся нечеловеческий вой. Волоков, спрятав снимок, уже принял должную стойку, чтобы при нужде моментально скрутить, клиента – но тот обмяк, сполз на пол, уперся лицом в коленки и зарыдал, самозабвенно, с пьяным надрывом, не видя и не чувствуя ничего вокруг. Было противно, но и чуточку жалко. Даша отвернулась. Славка, уже покончивший с духовкой, стоял в дверях с каменным выражением лица.
   Воловиков показал ему глазами: «Держи клиента!» и за локоть вытащил Дашу на площадку.
   – Ничего себе – деликатно... – фыркнула она.
   – А что? Ногами его не били, сроком не угрожали... Ладно, я его сейчас суну под душ, волью полстаканчика и сниму показания – грех не разработать клиента в таком состоянии... А ты, Рыжая, езжай на конспиративку – ту, что на Грибоедова, сорок пять, – он глянул на часы. – Минут сорок у тебя еще есть, туда к двум должна подъехать одна выдра из эскорта. Агентуристы расстарались... Есть подозрения, что и в самом деле имеются непрофильтрованные эскортики высокого класса...
   – А мы что говорили? – сказала Даша. – Кстати, насчет Артемьевой как раз информация и прошла...
   – Потом доложишь. Я сейчас колону этого деятеля, пока теплый. Шагай. Вернешься в управление, возьми рацию у Пахомова. Выбил я под это дело хорошую связь... Бежи. Да выдру не обижай, она еще пригодится, шалава... В квартире все еще звучали душераздирающие рыдания.
   – Ольминская, кстати, в «Пельменях» часто обедала, – сказал подполковник. – Усекла? Но это – потом... Дуй.
   И скрылся в квартире.
   «Это почему же это – потом?» – творчески прикинула Даша, выходя из подъезда. Коли есть минут сорок.
   Ее водитель запустил мотор, но она отрицательно мотнула головой и направилась ко входу в кафе. Тут же ее догнали оба водилы, Дашин и Славкин.
   – Вас прикрывать? – с бравым видом поинтересовался Славкин сержант.
   – Что, голубь, за рулем скучно?
   – Да скучновато...
   – Ладно, – сказала Даша. – Я вхожу, а вы смирнехонько так встанете но обе стороны двери, как в штатовских фильмах, ну, да ты, сержант, знаешь...
   Охранник довольно приличного вида дернулся было ей наперерез, но Даша отодвинула его указательным пальцем и направилась прямо к бару. Краем глаза отметила, что сержанты, сделав страшные рожи, заняли позиции но обе стороны двери, а бодигард, сообразив что к чему, смирнехонько убрался к бездействующему гардеробу.
   В зале было полутемно, почти безлюдно, только слева за двумя сдвинутыми столиками довольно мрачно восседала компания стриженых ребят в коже и золоте. Вылощенный бармен в белейшей рубашке с черной бабочкой Даше был незнаком. Судя но его мгновенной напрягшейся фигуре и чересчур уж безразличной физиономии, он о ней то ли знал, то ли видывал уже. Тут же расплылся в профессиональной улыбке:
   – Желаете карту вин? Между прочим, у нас не принято в верхней одежде...
   – Засохни, плесень, – сказала Даша дружелюбно. – Пепси-колы на четыре пальца, можно без льда.
   Карту вин она беспокоить не стала – самый скромненький коктейль в этом заведении был не по ее зарплате, не говоря уж о фирменных пельменях.
   Бармен чуть поморщился, но набулькал пепси в умопомрачительной красоты стакан с накладками из цветного стекла.
   – Суки, ур-рою всех за Олечку! – благим матом заорали за столом.
   Ага, удовлетворенно отметила Даша. Знают ухе. Допила покалывавшую язык коричневую газировку:
   – Сколько с меня?
   – За счет фирмы...
   Даша молча швырнула ему десятку, развернулась и пошла к сдвинутым столам, закуривая на ходу. Остановилась, представ на всеобщее обозрение – руки в карманах пуховика, подбородок гордо вздернут, пепел сыплется на пол. Спокойно ждала, когда к ней прилипнут абсолютно все взгляды.
   Из-за пояса у того, что сидел к ней ближе всех, откровенно торчал черный «Глок» – чудесная австрийская машинка на семнадцать зарядов. Если и была у Даши в этой жизни голубая мечта, то – такой пистоль. Только бесполезно дергаться и писать бумажки – если за этим стволом ничего нет, тут же отыщутся двадцать свидетелей, что пистолет, поскользнувшись на чисто вымытом полу, сам запрыгнул стриженому за пояс...
   – Ну что, бритые колобки, романтики с большой дороги? – спросила она громко. – Дожили? В двух шагах от вашей харчевни людей мочат?
   – Дашка, хоть ты не отсвечивай... – пробормотал тот, что с «Глоком». Даша нависла над ним:
   – Это кто тут «Дашка», пельмень шантарский? Базар фильтруй, переросток. Вот «Хуанхэ», честно признаюсь, мне не но зубам – а сюда я сейчас нагоню два взвода СОБР и пройду но вашему шалману инквизицией. Зондеркомандой. Ну, дернись, пельмень! Чтобы я тебе показала, кто быстрее пушку заголяет!
   – Рыжая, да я, в натуре... – виновато пробормотал «Глок».
   – Вот, уже лучше, – сказала Даша. – За «Рыжую» не обижаюсь, наоборот. Благо натуральная – хоть вам, октябрята, в жизни случая не выпадет в этом убедиться.
   Один из сидевших в самом конце стола попытался было взмыть, бормоча что-то задиристое, но его моментально усадили.
   – Дашенька, вам бы в системе цены не было, – умильно сказал «Глок». – Не надоело еще за гроши уродоваться?
   – Когда надоест, позвоню, – тихо сказала Даша. – Или открытку пошлю. Ну, так... Я у вас шмон делаю? В подсобке озираюсь? Ведь ничего подобного... Что ж вы доброе отношение не цените? А хотите, я с трех раз попробую угадать, кто приедет с вашим шалманом за Оленьку разбираться? Ну-ка, пошли!
   Она потянула «Глока» за рукав из-за стола. Верзила покорно встал. Даша отвела его к высокому, во всю стену, стеклянному окну. Сержанты бдительно держали руки на кобурах.
   – Рыжая, ты, в самом деле, пальцем в небо, – примирительно сказал «Глок», – Не настолько же мы освинели, чтобы Олечку... да еще тут же, во дворе. И не будет Крокодил на нас с пулеметом наезжать, он мэн крутой, но не дурак и соображает прекрасно, что наши тут ни при чем.., Это ж явно тот Чикатила, который с шарфиками... Нет, ну что ты, в натуре?
   – А ты что, за всех в этом шалмане подписываешься?
   – Ну, Крокодил, ты знаешь, дает установки получше Кашпировского. Хоть с Олечкой он и лялькался чисто эпизодически, ни один паренек с понятием на нее в этом кабаке не поднял бы ни глаза, ни грабок.
   – Верю, – сказала Даша. – Вы ж не самоубийцы еще... А что, вообще, слышно?
   – Я тебе что, стукач?
   – А я тебя что, вербую? А, Барсук? – припомнила Даша его рабочий псевдоним. – Я, наоборот, куриной слепотой страдаю, если ты видишь у себя пушку за ремнем, так я ее в упор не вижу... И не надо мне лопотать про высокооплачиваемых адвокатов. Сам понимаешь, в таком поганом деле вот-вот пойдут чрезвычайные меры, всякие там «Петли» и «Неводы», и ваше верховное главнокомандование, которое беспредела тоже не приветствует, таких вот барсучат дюжиной сдаст, если что... Не веришь? Вот никто мне на глаза не попался, а ты попался... Ну не мочканешь же ты меня, солнышко, прямо здесь?
   – Рыжая, мы тебя но жизни уважаем...
   – Вот и чирикай. Кто слышал, чего слышал...
   – Да никто ничего не слышал. Центровые, правда, что-то там лопотали насчет азеров...
   – Ну?
   – Баранки гну. Идет базар, что девочек мочит черный. Если найдут...
   – Кто из центровых?
   – Да я помню? Пили намедни, вот за столом и вылетело...
   – Ольга часто здесь бывала?
   – Обедала, считай, что ни день. Одна. Пельмешки все же тут добрые.
   – Ладно, – сказала Даша. – Имей в виду: если вы тут что-то конкретное узнаете, и я этого не узнаю – будет вам кадриль с перезвонами... Усек? Под микроскоп возьму ваше бистро, и с кем надо встречусь, добро получу... Веришь? Телефончик мой, если понадобится, в момент найдешь, ты ж не сосунок...
 

* * *

 
   ... При словах «конспиративная квартира» или «явка» у человека непосвященного в воображении обычно вспыхивают крайности – либо уединенная вилла с камином, либо сырой подвал с нависшими сводами и шмыгающими мышами. Первая крайность происходит от неумеренного потребления шпионских фильмов, вторая – результат многолетних трудов историков большевизма. На самом деле и шпионы, и большевики старались и стараются крайностей избегать.
   Сыскари – тоже. Хотя, возможно, виной тому еще и стойкое безденежье. У шпионов за спиной – могучий бюджет ЦРУ, а у большевиков были хваткие ребята, лихо чистившие банки, в отличие от нынешних, обходившиеся без взводов автоматчиков и хитрой электроники...
   Словом, это была стандартная однокомнатная «хрущевка» с минимумом мебели, имевшей такой вид, будто она досталась в наследство от легендарного полицейского пристава Мигули и с тех пор не ремонтировалась. На диване, впрочем (который здесь вроде бы и ни к чему), обнаружилось новое покрывало, и Даша в который раз заподозрила, что обормот Толик, красавец с лихими усиками белогвардейского поручика, использует сию конспиративку для далеких от сыскной работы целей. И в который раз, конечно, пообещала себе закрыть на это глаза.
   Ровно в четырнадцать ноль-ноль немелодично тявкнул дешевенький звонок – шалава оказалась пунктуальной. Впрочем, столь вульгарное определение отнюдь не подходило к утонченной юной даме в серой шубке и белой пуховой шали, каковую Даша узрела, открыв дверь. Даша повидала тружениц древнейшей профессии всех и всяческих разновидностей, потому ничуть не удивилась явлению такой этуали. Этуаль же удивленно хлопнула ресницами:
   – Простите, мне к Павлову...
   – К Виктору? – понимающе спросила Даша, услышав рабочий псевдоним шефа. – – Я вместо него.
   – А-а... – дива в роскошной шали деловым шагом направилась в квартиру.
   Пристроила шубу на вешалке, оставшись в шикарном черном платьице, какое Даша как-то лицезрела в валютном «Гранде» (совершенно платонически, естественно). Ну и золотишко, конечно, везде, где можно прилепить. С легкой руки иных представителей другой древнейшей профессии у читателя как-то незаметно укоренилось убеждение, будто в проститутки идут исключительно задавленные нищетой. А там и Федор Михайлович с его Сонечкой Мармеладовой...
   Встречаются, конечно, и Сонечки. Иногда. А в общем, все исследования, проведенные социологами и у нас, и за вполне благополучным бугром, давно выявили железную закономерность: подавляющее большинство подается в шлюхи не от щемящей нищеты, а но этакому влечению души. Слово «призвание», увы, применимо практически ко всем областям бытия человеческого...
   Ясно, что здесь был как раз тот случай. Даша в этом тут же убедилась, подметив, что красотка разглядывает ее свитерок и джинсы не то чтобы с брезгливостью, но определенно с некоторым превосходством. И, привычно притворившись, будто ничего не замечает, указала ей на кресло:
   – Прошу...
   Красотка, с некоторой опаской обозрев потертый зеленый плюш, все же рискнула доверить ему свою изящную задницу. Достала цивильные сигареты, зипповскую зажигалку и спросила непринужденно:
   – Это вы, значит – Рыжая?
   – Ага, – сказала Даша. – Чем порадуете, притти?
   – Простите?
   – Притти вумен, – сказала Даша. – Был такой фильм. В вольном переводе – красотка.
   – А...
   – Ну, так чем порадуете? Я так поняла Павлова, что вы меня чем-то должны порадовать...
   – Послушайте, у вас не найдется чего-нибудь выпить?
   – Увы... – Даша развела руками.
   – Вообще-то, Павлов всегда угощает меня ликером... Даша отправилась в кухню – и в самом деле отыскала в шкафчике бутылку неплохого малинового ликера. Ай да Павлов. Но мы, конечно, будем блюсти субординацию, то бишь полную тишину в эфире...
   – К сожалению, никак не могу во всем заменить вам Павлова... – закинула она крючок, возвращаясь в комнату с вымытыми бокалами.
   И красотка крючок проглотила – судя но ее невольной, недвусмысленной улыбочке, тут же, впрочем, пропавшей. «Ну и ладно, – великодушно подумала Даша, – каждый оттягивается, как может, а у шефа супружница на декабристку вовсе не тянет...»
   Сама она лишь пригубила и, едва красотка выцедила свой бокал, незамедлительно подступила вновь:
   – Ну, рассказывайте...
   – Вы понимаете, что со мной будет, если...
   – Понимаю, – сказала Дата. – Я же Рыжая...
   – Ох, хочется верить... Это заведение – для больших людей. Очень больших.
   – Крутых?
   – Не обязательно. Для элиты. Самые высокие в Шантарске цены, самая изысканная клиентура...
   – И самые шикарные девочки? – в тон ей продолжила Даша.
   – Ну, я бы не сказала... – на лице красотки явственно читалось уязвленное самолюбие. – Только строят из себя...
   «Ага, – отметила Даша в приливе профессионального чутья, – а тебя, милашка, в этот элитный бордельчик определенно не взяли, вот ты и злобствуешь...»
   – Как вы узнали? – спросила Даша небрежно.
   – Неважно. Общие знакомые и все такое...
   – «Гостиничного типа»?
   – Нет. Все, в общем, как и везде – диспетчер, отвозят но заказам. – Только обставлено это не в пример более комильфо. Вам значение этого слова знакомо?
   – А вам? – спросила Даша с невинным видом.
   – Ох, я же иняз кончала... Французский, испанский. Вы, конечно, хотите подробностей? Но если вам там оторвут голову – чур, я не виновата... Впрочем... Это все же бомонд. Голову отрывать не будут, но карьеру бесповоротно испортят, учтите.
   – Мои проблемы. Давайте координаты.
   – Пестеля, пятнадцать. Рядом с магазином «Товары для новобрачных». Салон «Фантазия». Салон настоящий – массаж без подтекста, косметологи, парикмахерская – но в этом дорогом заведении есть кабинет психоаналитика, и сидит там дипломированный доктор, Эдуард Петрович Усачев. Вот он и есть директор-распорядитель того самого бордельчика. Подозреваю, что и диспетчер, по совместительству. Девочки там, конечно, не сидят, вообще не появляются, механизм работает тоньше...
   – Каким образом?
   – Не знаю. Но все, говорят, идеально отлажено. Где-то на стороне должна быть и костюмерная – тамошних сосок наряжают кого под цыганку, кого под пионерку...
   – Кого-нибудь из них знаете?
   – Давайте так: я вам сдала координаты и шефа. Вам этого хватит выше крыши. На том и остановимся. Мне что-то пожить охота... – Она помолчала и другим тоном продолжила: – Кстати, Павлов должен был мне определенный... гонорар.
   – Это уж вы с ним в следующий раз утрясете, – сказала Даша. – Я такие вопросы не решаю...
   Надевая куртку, она припомнила внутренние инструкции корпуса жандармов своим следователям: «Офицер должен обращаться с агентом как с любимой женщиной...» Романтики были господа офицеры. Или контингент у них был – не такое дерьмо...