Бушков Александр Александрович. Бешеная

   – Что-нибудь еще известно? – спросила она громко. – Опять нож, или что?
   – Да ничего неизвестно, – сказал Слава.
   – Это почему? – ревниво встрепенулся сержант-водила. – У нее опять крест на лбу, как в тот раз. Гонорейщики по рации говорили.
   – Кто-кто?
   – Ну, группа немедленного реагирования. Сокращенно-то гэ-нэ-эр... А на эти буквы само напрашивается...
   – Отставить, – сказала Даша. – Значит, крест?
   – Ну.
   – Интересно, почему в прошлый раз никто не додумался назвать эти порезы «крестом»? – сказала Даша.
   – А я кино смотрел, – сказал сержант. – Про вампиров. Там один мэн все хотел поступить в вампиры, крест переворачивал. А перевернутый, он так и выглядит. Как у нее на лбу.

Глава третья.
Перевернутый крест.

   Восемь утра – время бойкое, даже для ноября. Разве что еще темно. Снег, как случалось и в прошлые годы, пока что не выпал, и там, куда не достигал свет уличных фонарей и фар, стоял совершеннейший мрак, со свистом продуваемый холодным ветром. В этом мраке довольно густым потоком тянулись к остановке обитатели близлежащих домов, и чуть ли не каждый второй считал своим святым долгом задержаться у оцепления и вдосыт потаращиться на суету. Те, кому спешить было, должно быть, некуда, образовали сплоченного кучку голов в двадцать, притопывали, сжидись под ветром, но вахту несли стойко. Все, как обычно. И, как всегда бывает, на лету рождались самые разнообразные версии – уж это непременно...
   Когда они вылезли из «Москвича», ветер радостно ударил в лицо. Даша затянула молнию до горла, поежилась – все же следовало надеть пуховик.
   Огляделась, пытаясь с маху угадать окружающий пейзаж. Пейзаж был донельзя привычный для Шантарска и довольно унылый – огромный квадрат, образованный шеренгами девятиэтажных и двенадцатиэтажных домов (последних – поменьше). Внутри – темное здание, по виду напоминающее школу, изрядное количество гаражей, образовавших несложный лабиринт. И еще остается изрядно пустого пространства. Район не самый престижный, далеко не центр, но все же при обменах и продаже квартир котируется неплохо.
   Оцепление, надо сказать, поставили на совесть – человек десять образовали полукруг, где воображаемым диаметром служила стена гаражей, ряд однотипных дверей с зиявшим почти посередине темным проходом. Слева, возле девятиэтажки, теснилось с десяток машин – у большинства горят фары, почти все в боевой милицейской раскраске, с мигалками и матюгальниками. В лучах фар то и дело мелькали деловито суетившиеся фигуры, главным образом обмундированные. Ослепляя дальним светом, во двор свернули еще машины. В той же стороне Даша расслышала энергичное хаканье и повизгивание собаки.
   – За Толькой заезжать приказа не было? – спросила Даша, не оборачиваясь.
   – Ага. Нам-то по дороге, если за тобой...
   – Ну, пошли, – сказала она, как всегда в таких случаях ощущая нечто вроде легкого головокружения.
   И первой направилась к ведущему в глубь гаражного лабиринта проходу, где скользили, скрещиваясь, лучи сильных фонарей и мелькнула генеральская папаха. Милиционер дернулся было в ее сторону, но Даша с разлету прошла мимо, небрежно задев плечом, он, должно быть, сообразил, что почем, и препятствовать не пытался.
   Сзади, еще громче, повизгивала собака – уже довольно жалобно.
   «Ничего у нее не вышло», – мельком отметила Даша. И, замедлив шаг, приблизилась к небольшой группе людей, стоявших молча у входа в лабиринт. А там и вовсе встала выжидательно. Любой, кто носит какие бы то ни было погоны, прекрасно знает, что не стоит без нужды лезть на глаза отцам-командирам – в особенности в такой ситуации.
   То еще созвездие, констатировала она, чуточку сутулясь под пронизывающим ветром. Генерал Трофимов, второй человек в областном УВД, генерал Дронов, «номер первый» УВД Шантарска, полковник Шмагин, тоже чин немалый, непосредственный Дашин начальник подполковник Воловиков, а там и прокурор города, и чин из областной прокуратуры, и чин из управления общественной безопасности, и еще чин и еще... Короче, мечта террориста. Либо процитированный страницами закрытый телефонный справочник.
   Ее подчиненные остановились на пару шагов подальше, побуждаемые той же старой солдатской мудростью. Незнакомые в штатском, числом целых три, целеустремленно прошагали мимо Даши и скрылись за поворотом – там, похоже, и пребывал труп, из-за поворота вырывались лучики фонарей, кто-то громко распоряжался. Потом из-за спины Даши вынырнул еще один незнакомый в форме, подошел к генералам и громко доложил, что собака след не берет. Один из генералов вполголоса прокомментировал донесение матом, второй промолчал. Зато полковник Шмагин довольно громко поинтересовался у Воловикова:
   – Ну, где там ваш спец по маньякам?
   «Господи, – тоскливо подумала Даша. – Уже „спец по маньякам“. Хоть вешайся...» И шагнула вперед, пред ясны очи милицейско-прокурорского истеблишмента.
   Шмагин, явственно вздохнув с облегчением, тут же посунулся к Трофимову и зашептал на ухо. Трофимов, такое впечатление, столь же обрадованно развернулся к ней. Даша подошла еще ближе:
   – Товарищ генерал-лейтенант, капитан Шевчук... Как оно в жизни и бывает, обоих генералов она видывала раз в год – ну, и они ее, естественно, не чаще. Трофимов, правда, вручал ей часы за доктора-маньяка два месяца назад, но мог и забыть физиономию, ибо орлы летают в поднебесье.
   Даша расслышала торопливое бормотапье Шмагина, из коею явствовало, что капитан Шевчук – ценнейший кадр, суперстар и надежда розыска, достойно пронесшая к тому же знамя российской милиции по улицам Парижа. Трофимов хмуро покачал папахой и спросил:
   – Сколько у вас дел в работе?
   – Мизер, – сказала Даша. – Семь.
   – Они только что взяли группу Дударова, – торопливо напомнил Шмагин.
   – Сможете передать дела другим в кратчайшие сроки?
   Господи ты боже мой, да нет для сыскаря занятия приятнее и легче, чем спихнуть другим излишки производства... Вслух этого Даша, конечно, не сказала, просто выразительно кивнула.
   – Лады, – сказал генерал, – Виктор Палыч, вы там сами распишите, что и кому. Пусть у нее заберут все дела, – и вновь угрюмо уставился на Дашу. – А вы – беритесь за этого... – он все же проглотил матерное слово. – И чтобы дни и ночи, как в песне. Любое содействие и так далее... Воловиков где? Ага. Слышали? Это уже серия, газетки завтра же раскрутятся... Приступайте.
   – Есть. – сказала Даша, потому что ничего другого в такой ситуации не скажешь, а молча уходить, выслушав распоряжения начальства, как-то не принято. Обернулась, махнула своим и направилась меж гаражей.
   Воловиков догнал ее почти сразу же.
   – А у Скрябина не будет горестных мыслей, что я ему некорректно подставила ножку? – ухмыльнувшись, спросила она.
   – Скрябин, такое впечатление, рад-радешенек, – пожал плечами любимый шеф. – Потому что за три дня и на миллиметр не продвинулся.
   – Точно серия? Я ж в первый раз особо не вникала...
   – Один в один.
   Даша молча вздохнула.
   Сначала показалось, что в тесноватом проходе – едва-едва разъехаться двум «Жигулям» – очень много людей, но вскоре Даша, неосознанно их сосчитав зачем-то, обнаружила, что живых здесь всего шестеро. Один еще щелкал фотоаппаратом, второй стоял на коленях возле трупа и что-то делал, двое стояли просто так, а двое светили сильными фонарями. Скрябин был здесь единственным, кого Даша знала. В ярком свете на его лице читалась прямо-таки неприличная радость, но упрекать сослуживца у Даши не лежало сердце. Такая уж игра – как кому повезет,., Она и сама в схожих ситуациях цвела и благоухала.
   Человек с фотоаппаратом упаковал свой агрегат в чехол и обернулся:
   – Все, я кончил. Во всех ракурсах.
   – Посветите, – сказала Даша, потому что оба отвели было лучи.
   В голове у нее моментально стали накапливаться привычные штампы: «Протокол первичного осмотра места происшествия... труп лежит на спине...»
   – Слава, – сказала она, не отводя взгляда. Слава вытащил рулетку – «...от гаражной двери справа столько-то сантиметров, от левой – столько-то...» Уж его-то учить не требовалось.
   «...труп потерпевшей лежит на спине, раскинув руки... следов изнасилования на первый взгляд нет... следов ограбления...»
   – Кто тут из ГНР? – спросила она. Незнакомый капитан подошел:
   – Капитан Черданцев. Октябрьское районное. Прибыли на место в семь шестнадцать по звонку гражданки Казминой. Адрес записан, гражданка пока не допрашивалась. Обследование прилегающего района ничего не дало. Подозрительных не было. Сумочка потерпевшей находится у нас в машине. Когда обнаружили труп, пульс не прощупывался.
   Суховато и казенно до предела, но толково – ни убавить, ни прибавить, ни единого дополнительного вопроса, в общем, и не требуется...
   – Кровь едва успела свернуться, – добавил капитан, – Так что она пролежала не более получаса. Я имею в виду, получаса с момента смерти до нашего приезда.
   – Уверены? – для порядка спросила Даша.
   – Есть опыт, – кратко ответил капитан.
   – Чечня?
   – Еще южнее.
   – Понятно... Сумочку принесите и можете ехать. Я – капитан Шевчук, городское угро.
   – Я знаю, – сказал капитан, кивнул и удалился.
   Даша присела на корточки. Вот именно, труп лежит на спине, раскинув руки, точнее, полураскннув, не перпендикулярно руки легли к вертикальной оси, ради въедливой точности, а под углом, градусов сорок пять. еще точнее не стоит, в самом-то деле... Серая собачья шубка аккуратно застегнута, меж второй и третьей пуговицей... ну да, конечно, ударил дважды, и ножик у нею определенно не перочинный, тот еще тесачок, а вот крови совсем не видно – внутреннее кровоизлияние. – Она не упала – потом, ручаться можно, этот выблядок аккуратно опустил жертву на землю, иначе шубка задралась бы сильнее. А сапожки шикарные, не Турция и не Китай...
   Аккуратно опустил на землю, уже мертвую. И черканул лезвием дважды – вертикальная черта от шапки к бровям (шапка, правда, с головы упала), вторая короче, поперек, совсем близко к бровям, в самом деле, перевернутый крест...
   Кровь застыла на правой стороне лица, левая осталась нетронутой, и потому сразу можно сказать, что девчонка совсем молодая. Накрашена обильно, но не вульгарно, весьма умело. Светловолосая, прическа чуточку удивляет – старательно заплетенная длинная коса, сейчас так почти и не носят, а вот в Дашином пионерском детстве носили... Лицо, что характерно, совершенно спокойное, глаза открыты. Знала его? Или не ждала удара?
   – Как шея? – спросила Даша, не оборачиваясь и не вставая с корточек.
   Кто-то моментально отозвался:
   – Сломана. Перелом позвонков, смерть мгновенная.
   – В точности, как на Садовой, – добавил Скрябин. – Удар по шее, потом два раза ножом. И – разрез на лбу.
   – Перевернутый крест, – сказала Даша. – Похоже?
   – Ну, вообще-то... Можно и так сказать.
   – Карманы смотрели?
   – Ага. Пусто. Все в сумочке.
   – А конкретно?
   – Всякие бабские мелочи. Самое любопытное – газовый ствол с разрешением. Фотография соответствует. Шохина Маргарита Степановна. Похоже, ксива настоящая.
   – Шохина? – переспросила Даша. – Ох. надеюсь, не родня тому Шохину, московскому? А то шуму будет...
   – Вряд ли, – сказал бесшумно подошедший Воловиков. – Тот не сибиряк... и слава богу, кстати.
   – Какой ствол? – спросила Даша.
   – Револьвер. «Агент». Ну, дамочки, если заводят газовик, в основном пользуют револьверы. Вечно для них неразрешимая проблема затвор передернуть, как надлежит...
   – Ну ничего пушечка, – сказала Даша. – И мощно, и компактно. Да, слушай, а почему газовик у тебя проходит как «самое любопытное»? Он что – переделка? Дробь? Резина?
   – Да нет, – сказал Скрябин. – Нормальный, с перемычками... Видишь ли, у первой, у Артемьевой, в сумочке был «удар».
   – Та-ак, – сказала Даша, выпрямляясь. – У обеих, значит, газовики? И не мелкого калибра? Ну, может, это и впрямь интересно. А может, и совпадение – в наши-то веселые времена. Хотя способ убийства, ясный день, совпадением никак не может оказаться. Ладно, что тут дискутировать на ветру, бессмысленно это. Я у тебя возьму материалы, ты нам детально расскажешь... – Она обернулась. – Сергей, а сними-ка шарф и расстегни ей шубу, посмотрим, что и как, эксперты вон ждут...
   Косилыцик, ничуть не промедлив, присел на корточки – как там к нему ни относись, он все же был профессионалом и к трупам привыкнуть успел.
   Даша приняла у него шарф – даже не повязанный вокруг серого лохматою воротника, а небрежно, кое-как намотанный. Ни капли от тщательно рассчитанного изящества – ни одно существо прекрасного пола, обладающее хоть крохой женственности, так шарф не набросит. И шарфик, сразу видно, убогий до предела – узкий, красный, из дешевого трикотажа, аляповато украшенный силуэтом черного чертенка, нанесенным, такое впечатление, по трафарету. На ребенке его еще можно представить, по на прилично одетой девушке, умело к тому же пользовавшейся косметикой...
   – Ты выяснял? – Даша сделала шарфом движение в сторону Скрябина. – Насчет первого?
   – Ага. Пакистанская дешевка. Киргизские челноки волокут со своей перевалки, у них там знатная барахолка, а потом расходится у нас. На детей в основном. Цена – двадцатка.
   «Ну вот, – мысленно похвалила себя Даша, – вот и первое логическое умозаключение, оказавшееся верным. Уже что-то».
   – Мать твою... – сказал вдруг Косилыдик, присвистнул и принялся расстегивать пуговицы быстрее. – Нет. точно, что за цирк.
   Даша глянула. И спросила сквозь зубы:
   – А ты что, в пионерах не состоял?
   – Слушайте, ну ведь точно... – Косилыцнк пошире разбросал полы шубы, выпрямился и отступил. Все придвинулись, растерянно переглядываясь.
   Во-первых, убитой было не меньше шестнадцати, а в этом цветущем возрасте ряды пионеров давно уже покидали. Во-вторых, пионерская оршнизацня со всей формой и атрибутикой давно канула в небытие. И тем не менее на мертвой девушке красовался самый настоящий пионерский наряд – черная юбка (правда, не особенно и консервативная, вполне модная, до середины бедер), белая рубашка с пуговицами на планке (нагрудный карман украшен смутно памятной Даше золотисто-алой нашивкой – пятиконечная звезда и пламя костра), на шее повязан шелковый пионерский галстук, а на груди приколот пионерский значок.
   Фотограф защелкал аппаратом. Остальные стояли и молча, чуть беспомощно таращились. Каждый надеялся, что другой вот-вот скажет что-нибудь умное, но умных фраз так и не последовало – глупых, впрочем, тоже.
   – У нее в сумочке – красная пилотка и бант, – послышался у них за спинами удивленный голос капитана Черданцева. – Белый такой, нейлоновый пропеллер, как раньше и требовали. Получается полный комплект. У меня младшая уже не застала, а старшую вот так и наряжал на всякие праздники...
   – А горна, случайно, нет? – в полной растерянности спросила Даша.
   – Горна нет, – серьезно ответил капитан. – И барабана тоже. Газовик есть, И презервативов пригоршня.
   – Так... – Даша отчаянно искала ниточку. – Слушайте, есть же все-таки пионерские организации, самодеятельные, Может, здесь подпольный пионерский слет проводили? Эти... красно-коричневые?
   – Только политики не надо, – сказал Воловиков. – Только ее нам не хватало. Теперь особенно. Ты его сегодня за неправильную расклейку листовок профилактируешь, а завтра он в губернаторы сядет и участковым в Игарку тебя наладит...
   – Ладно, господа сыскари, не будем трогать политику, – сказала Даша. – Но что-то же сие должно означать? Скрябин, будь другом, убери счастливую улыбку с хари.,.
   – Даша, ну что ты...
   – Ладно, извини, – тихо сказала Дата. – Как говорят японцы, чего-то херовато... Адрес еще не установили по разрешению?
   – Ждут. Разрешительный отдел еще не открылся.
   – О служба, – сказала Даша. – Вот куда бы осесть... Капитан, ведите, показывайте вашу гражданку, исполнившую долг. Орлы, вы тут еще осмотритесь, проформы ради...
   И пошла следом за Черданцевым к двенадцатиэтажке. Увы, не было времени проклинать судьбу цветисто и пышно, в восточном стиле. Нужно было работать, то есть настраивать себя на погоню, ловить ноздрями воздух, стричь ушами, и вообще...
   Воловиков шел сзади, отставая на шаг. Оцепление еще не сняли, зевак прибавилось, а вот машин поубавилось изрядно. Генералы и прочие чины отбыли. Собственно говоря, им и приезжать-то не было никакой нужды – чем они помогут при первичном осмотре и что, ускользнувшее от взгляда сыскарей, обнаружат?! Но так уж в особо серьезных случаях заведено, и не в одной России-матушке. В более благополучных державах происходит примерно так же. Не в каждой, но во многих. Говорят, это придумка полицейских психологов – мол, мирный обыватель, узнавши, что на месте жуткого преступления побывало скопище высших чинов, подсознательно успокаивается и заранее уверен в неотвратимой победе сил правосудия. А значит, будет уважать государство. Люби! государство, чтобы его уважали, есть у него такая слабость...
   – Это что, школа? – спросила Даша.
   – Ага, – ответил Чердандев. – Мы там прошлись, когда подъехал второй экипаж. Ничегошеньки.
   – Однако пора бы и занятиям начаться. А там – ни огонька.
   – Учителя бастуют.
   – А-а, – равнодушно кивнула Даша. Слушайте, кто знает, а судмедэкспертиза снова не бастует? Будет номер...
   – Вроде не собирались, – сказал Воловиков, – Значит, школу обшарили хорошо?
   – Хорошо, товарищ подполковник. Сторож пьян был умеренно, так что открыл и провел. Да и зачем ему прятаться в школе? Преспокойно ушел. Или уехал.
   – Логично, – Воловиков оглянулся на черное, без единого огонька здание школы. – Вот лет пять назад никого бы не удивило, и то возле школы оказалась пионерка, а? Который подъезд?
   – Сюда.
   – Старушка с бессонницей?
   – Да нет, дама с собачкой. Серьезная дама...
   Когда Черданцев позвонил, раза два гавкнула собака и дверь распахнулась почти сразу же.
   Их впустили, не задавая вопросов. И тут же вошедшие неловко затоптались – очень уж роскошный ковер красовался в комнате, чтобы шлепать по нему в обуви, а разуваться что-то не тянуло. Не место происшествия, как-никак, нужно деликатно...
   Впрочем, люди были опытные, а потому быстро опомнились и остались в прихожей, благо была обширная.
   Из комнаты выглядывал большой чау-чау, настороженно принюхивался, но в прихожую не выходил. Дверь во вторую комнату прикрыта.
   Хозяйка и в самом деле выглядела весьма авантажно – в строгом, темно-сером деловом костюме с белой блузкой, лет пятидесяти пяти, обесцвеченные волосы уложены в дорогую прическу, а весь облик скорее ассоциируется с директрисой школы или секретарем горкома по идеологии – в ту пору, когда еще остались горкомы. Впрочем, нельзя сказать, что от нее веяло недоброжелательством. Но вот денежками и положением в обществе определенно попахивало.
   – Останемся здесь. – спросил Воловиков.
   – Пожалуй, – с царственной непринужденностью кивнула хозяйка. – Простите, а девушка...
   – Капитан Шевчук, уголовный розыск.
   – Ах, вот как? – Дама приподняла бровь, похоже, одобрительно. – Прекрасно, я, знаете ли, сторонница эмансипации в самом широком плане... Мне, как я понимаю, придется что-то подписывать? Но пора и на службу...
   – Ничего, это все потом можно у нас, в удобное для вас время, – сказал Воловиков бесстрастно-вежливо. – А где, простите...
   – Банк «Шантарский кредит». Заместитель управляющего. Казмина Екатерина Георгиевна, я уже представлялась этому господину... – она барственным движением подбородка указала в сторону Черданцева. – Ну, если вы так любезны, что не задержите меня надолго... Я повторю кратко, вы ведь этого ждете?
   Воловиков молча кивнул – пожалуй, это можно было назвать и светским наклонением головы.
   – Господи, как теперь ходить в гараж, просто страшно... Кстати, туда уже можно?
   – У вас там гараж? – подключилась Даша.
   – Да. Еще дальше, чем там, где бедную девочку... В самой глубине... Меня пропустят?
   – Я скажу, чтобы пропустили, – глядя в пол, бросил Воловиков. – Там еще работают.
   – Благодарю, а то общественный транспорт, знаете ли... С чего мне начать?
   Даша, полуотвернувшись, подмигнула здоровенному рыжему чау. Он брезгливо отвернулся и ушел в глубь комнаты.
   – С самого начала, – сказала Даша. – Гуляли с собакой?
   – Спускалась с собакой, – она непроизвольно оглянулась на любимца, исчезнувшего с глаз, – и услышала внизу голоса...
   – Что? – жадно переспросила Даша. – Значит, еще в подъезде.,.
   – Позвольте, я расскажу по порядку, – вежливо-непреклонно оборвала дама. – Банковское дело, знаете ли, милая, приучает к систематичности... Мы спускались вниз, я имею в виду, я и Герти, в подъезде было тихо, и мужской голос слышался вполне отчетливо, Я бы сказала, довольно возбужденный голос. И отнюдь не тихий. Впрочем, оттого, должно быть, что он волновался, говорил довольно неразборчиво. Он очень волновался, я уверена. А говорил... Про Сатану, про измену, про кровь. Пожалуй, эти ключевые моменты я бы выделила... Она сделала короткую паузу, и. Даша ринулась в брешь:
   – Ключевые моменты – это как? Вы домысливали?
   – Милая, в такой ситуации вряд ли стоит «домысливать», – сказала банкирша. – Речь шла о Сатане, о измене и крови – эти моменты определенно главенствовали. А интерпретировать, толковать и домысливать, простите, не собираюсь: Конечно, здесь возможны разные интерпретации. Допустим, измена Сатане карается кровью. Или – Сатана требует измены. И так далее. Я третий раз повторяю: если мне позволено будет выделить ключевые моменты, буду настаивать, что таковыми следует считать «Сатану», «измену», «кровь», – она говорила весьма бесстрастно, словно и в самом деле привычно сводила дебет с кредитом. – Когда мы оказались меж вторым и первым этажами, он, должно быть, нас услышал и замолчал. Пока мы проходили мимо, они молчали. Конечно, если бы девочка стала звать на помощь, я непременно вмешалась бы: терпеть не могу в нашем подъезде всякого...
   «Пожалуй, и вмешалась бы», – подумала Даша. По физиономии видно – из тех, кто непременно вмешается ради удовольствия прочесть длиннейшую нотацию. Если, конечно, противник не особо грозен.
   Должно быть, дама истолковала ее быстрый взгляд совершенно превратно, потому что поджала губы:
   – Заверяю вас, я бы вмешалась. Герти, знаете ли может вцепиться как следует, а у меня есть привычка носить с собой газовый пистолет – сейчас зима, гулять приходится в темноте...
   – Какой? – спросила Даша.
   – Пистолет? «Бригадир», – она глянула чуть свысока. – Желаете посмотреть разрешение?
   – Ну что вы, – сказала Даша.
   Уж у этой-то все бумаги всегда в порядке. А кто-то только что чирикал, будто дамочки предпочитают револьверы...
   – Итак, вы их увидели... – сказала Даша.
   – Ну, как вы понимаете, я не могла остановиться и долго на них взирать. На помощь она не звала, хоть я и приостановилась, а Герти тянул на улицу... Девочку я рассмотрела лучше, она стояла лицом ко мне, спиной к батарее, а вот мужчина отвернулся, такое впечатление, умышленно, шапка у него была нахлобучена на глаза, воротник поднят... знаете, как в плохом фильме. Даже перчаток не снял.
   – А что на нем было, кроме перчаток? – спросила Даша.
   – Светло-серое кашемировое пальто, по-моему, самую чуточку великоватое. Самую чуточку, – придирчиво уточнила она. – И норковая шапка, не формовка, завязки четко просматривались. Вот брюки и обувь, простите, не рассматривала... Человек, я бы сказала, респектабельный, если вам понятно значение этого слова...
   – Понятно, – сказала Даша. – А внешность?
   – Я же только что говорила – поднятый воротник, нахлобученная шапка... Волосы, осталось впечатление, черные. То ли небрит, то ли просто смуглый.
   – Кавказец?
   – В смысле? Ах да... Не знаю, не знаю. С одной стороны, что-то такое в форме носа, в оттенке волос, в этой, изволите ли видеть, небритости... Но, с другой стороны, ручаться могу, голос звучал совершенно на славянский манер. И еще... – она поколебалась– – Не исключено, у него на правой щеке то ли шрам, то ли ожог. Большой шрам или большой ожог. Опять-таки нечто мельком увиденное, впившееся потом в подсознание, если вы понимаете, что я имею в виду...
   – Понимаю, – повторила Даша. – А девушка была – та самая?
   – Естественно.
   – Как они стояли?
   – Я же сказала...
   – Я поняла, – терпеливо произнесла Даша. – Она спиной к батарее, он – к ней лицом... Я о другом. Он ее удерживал? Оттеснял к батарее? Как он держал руки?
   – Руки... руки... Да нет, вы знаете, кажется, не удерживал. Скорее уж держал руки в карманах.
   – Как же вы рассмотрели, что на руках у него были перчатки?
   – Что? Ах да... Ну значит, то ли сунул руки в карманы, когда мы проходили, то ли, наоборот, вынул... Не могу же я помнить с фотографической точностью. Но девушку он не удерживал, уверена. Правда, стоял к ней практически вплотную...
   – И она не позвала на помощь, не бросилась в вашу сторону?
   – Ничего такого. Покосилась на меня мельком и опять уставилась на него. Не думаю, чтобы она порывалась позвать на помощь.
   – Ожог или шрам?
   – Не знаю. Но какой-то крупный дефект определенно имелся. И что самое странное... – она задумалась, подыскивая четкую формулировку. – Сам облик этого субъекта с чем-то для меня ассоциируется..,