Бушков Александр Александрович. Бешеная

   – По-моему, ты плохо представляла, рыжая стерва. когда бралась за это дело, что такое – бороться с Сатаной.
   Смешно, но в первый момент она не почувствовала ничего, кроме томительной досады. Казалось, все кончено с этой чернокнижной галиматьей...
   – Что молчишь?
   – Отдыхаю, – огрызнулась Даша, подвигавшись и убедившись, что засела прочно, как леденец на палочке. – Интересно, а вы-то хоть примерно соображаете, сколько дают за такие фокусы?
   – Подумай лучше о себе. Тебя решено покарать, как виновницу смерти братьев...
   – Ну не идиоты же вы, в самом-то деле, – сказала Даша как могла беззаботнее. – Ведь обязательно найдут, в двадцать четыре часа, вы все уже под колпаком, и вычислить проще простого...
   – А если для тебя это ничего не изменит к лучшему... Спиртным в комнате определенно не пахло, но бодрости духа это ничуть не прибавляло, наоборот. Ровный, уверенный голос не походил на плывущий, аффектированный монолог наркомана, но и это не утешение – – если отбросить алкоголь и наркотики, остается паранойя...
   – Что вам нужно?
   – Покарать тебя.
   – Ну, а меня-то за что? – спросила Даша. – Если глянуть глобально, у меня работа такая.
   – И ты считаешь, что твоя работа дает тебе право оскорблять Сатану, шпионить за его верными служителями, вторгаться в места, где поклоняются Великому Злу?
   – Знаете, вот если бы ко мне пришел хотя бы самый завалященький черт, я бы больше верила и серьезнее воспринимала. Вы бы предъявили доказательства, что ли?
   – Ты недостойна визита духовных сущностей. Обойдешься и служителями, принадлежащими этому миру.
   – А что для вас важнее – покарать меня или убедить в существовании Сатаны? – и подумала: «Неплохо, Дашка, глядишь, и удастся затянуть в долгий базар...»
   Один так и торчал рядом с диваном, нацелясь подушкой. Второй – но не тот, что с ней сейчас говорил – чуть приблизился к дивану, его голос звучал насмешливо и презрительно:
   – Интересно, чего ты добиваешься, когда стараешься тянуть время?
   – А мало ли, – сказала Даша. – Любовник обещал зайти, отец может вернуться, сигнализация сработала, теперь вес зависит от того, как быстро приедут...
   – Какая сигнализация?
   – Вы никогда не слышали про меры предосторожности, которые принимают сыскари моего полета? Вам только казалось, обормоты, что вы ухитрились войти, не нашумев, а на самом деле у входа протянулся такой невидимый лучик, и сейчас кое-где уже лампочка вовсю мигает, звонок трещит... Доводилось слышать про инфракрасные детекторы?
   – Не ври.
   – Да господи, – Даша попыталась пожать плечами, но в этой позиции не смогла. – Оставайтесь, ребятки, возьмите стульчики и поболтаем. Только потом не нойте, что я вас не предупреждала. Когда ворвутся...
   Тот, что начал разговор первым, приблизил голову ко второму, они пошептались, и второй отправился в прихожую. Видно было, как там принялся неспешно ползать по стенам луч сильного фонарика.
   Второй вернулся. Тихий шепоток – и луч фонаря ударил Даше в лицо. Она зажмурилась, и тут же получила звонкую пощечину. Зло прошипела сквозь зубы:
   – Мудаки поганые...
   Еще одна оплеуха. Кажется, разбили губу – во рту появился солоноватый привкус крови.
   – Ты и правда считаешь, что похожа на Жанну д'Арк? – насмешливо поинтересовался второй. – И в голову не приходит, что влипла? Мы же с тобой можем сделать все, что в голову взбредет... А фантазия у нас богатая. И времени предостаточно. Любовник твой дрыхнет. Папенька где-то блудодействует. И нет никаких инфракрасных лучиков.
   – Нет, ну дайте, я ее разложу, – впервые разинул рот третий, с подушкой. – Даже браслетки снимать не придется – лучше будет чувствовать...
   – А десять лет строгого не хочешь? – поинтересовалась Даша.
   – Это еще бабушка надвое сказала. Зато весь Шантарск будет знать, что Рыжую наконец-то оттянули во все дырки...
   – Это подразумевает две аксиомы, – сказала Даша. – Первая: вы меня-таки собираетесь оставить в живых, чтобы терзалась, зная о пересудах. Вторая: если будет широко известно, что меня оттрахали, то параллельно рано или поздно всплывет, кто этим хвастался. И тут уж, когда я тебя найду, без уголовного кодекса обойдусь, буду отстригать по кусочку садовыми ножницами... Что, с логикой у меня все в порядке, не правда ли?
   Кажется, первый толкнул в бок третьего. Во всяком случае, тот примолк. «Нет уж, ни единого поцелуйчика без борьбы, – подумала Даша. – Полезет насиловать, козел, – врезать скованными ногами и орать благим матом, тут не до престижа...»
   – С логикой обстоит просто прекрасно, – согласился второй. – Но значительно хуже, мне кажется, обстоит со здравым смыслом и инстинктом самосохранения.
   – Все равно ведь грозите покарать, – бросила Даща.
   – Что ж, возможно, мы несколько поторопились, и у вас сложилось превратное впечатление о цели и характере нашего визита... – сказал второй, присаживаясь на краешек дивана. Теперь Даша рассмотрела, что на головах у всех – капюшоны. – Не скрою, все обуреваемы сильным желанием чувствительно покарать вас, но вы еще можете выйти из этой печальной ситуации без всякою урона... не правда ли, брат Уриил?
   – Ей следует понести кару, – сухо ответил первый, он же – брат Уриил. – Ее вина неизгладима.
   – Но существуют все же коллизии, брат Уриил, когда соображения выгоды и дипломатии должны брать верх над жаждой мести...
   – Хорошо. Если она согласится.
   – Она согласится, – мягко сказал второй, которого Даша про себя окрестила Краснобаем. – Она поймет всю безвыходность своего положения и обязательно согласится, верно, Дашенька?
   – Сифилисная коза тебе Дашенька, – сказала Даша. Это была чуточку рискованная попытка проверить, как он реагирует на оскорбления, вообще, испытать крепость нервов.
   Казалось, он нисколечко не был задет. Сказал с мягким упреком:
   – Право же, не стоит вам держаться столь вульгарно...
   – О, извините, что я нынче без смокинга... – сказала Даша светски.
   – Извиняю. Наш друг вас не сильно ударил? Может быть, вам нужен носовой платок?
   – Обойдусь, – сказала Даша, облизнув разбитую губу.
   – В сущности, нас интересует одно. Личность того предателя, что выдал подлинное имя Мастера.
   – А зачем? – спросила Даша с искренним удивлением. – Все равно ваш Мастер сейчас пишет отчет хозяину...
   – То есть как это – зачем? Человек нарушил строжайшую клятву, прекрасно зная, какая участь его ждет в этом случае... Это вы считаете, будто разгромили нас. Мы придерживаемся другого мнения. Нас нельзя уничтожить столь просто и легко, мы древнее вашего Христа, древнее человечества... Ваши глупцы-проповедники исказили и урезали мудрые фразы. На самом деле основополагающая истина звучит так: «Земля была безлюдна и пуста, и дух зла носился над водами...» Мы живы. И мы продолжаем свое служение. На этом пути всех предателей ждет кара. Отношение к ним стократ хуже, чем к врагам вроде вас... Кто выдал Мастера?
   – Кто выдал Мастера? – как эхо повторил брат Уриил.
   – Не знаю, – сказала Даша. – Я не всех допрашивала. И без меня хватало следователей.
   – Вы знаете, – сказал Краснобай убежденно. – Вы не можете не знать. Расскажите, и мы уйдем. В противном случае... У нас масса времени. Мы сможем вдумчиво, неспешно вас исследовать и определить, чего вы боитесь больше всего – пыток, изнасилования, изрезанного бритвой личика... Рано или поздно все равно расскажете, но к тому времени произойдет непоправимое... Что вам в этом подонке? Стоит ли из-за него подвергать себя таким... невзгодам?
   – Я тебя, сука, пополам порву, – пообещал третий. – А потом хлопну из твоей же пушки...
   Даша прекрасно знала о затасканном приеме «плохого-злого» следователя, сама его применяла не единожды – но впервые оказалась объектом разработки.
   – Кто выдал Мастера?
   – Не знаю.
   Холодное лезвие прижалось к ее щеке:
   – А если подумать?
   – Не знаю, – сквозь зубы выговорила Даша.
   – Вы меня решительно удручаете, – сказал Краснобай. – Друг мой, вы и в самом деле можете, хм, произвести с ней определенные действия, не снимая наручников с ног?
   – Да запросто, чуток постараться – и зайдет поршень. Придушить подушкой – сама ножки раздвинет.
   – Мне бы не хотелось вам ассистировать...
   – Сам справлюсь.
   – Ну как, Дашенька? Будете говорить, или в самом деле хотите стать объектом всевозможных изысков?
   Даша ответила ему кратко и совершенно непечатно. Напрягла мускулы ног, готовясь драться, насколько удастся. Подушка нависала над ес лицом.
   Там, где стоял брат Уриил, вдруг послышался тонкий электронный писк. Сатанист торопливо вышел в прихожую, оттуда послышалось его бормотанье – говорил что-то в портативную рацию. Вскоре же вернувшись, коротко, зло хохотнул:
   – Тебе везет, стерва. Тебе невероятно везет. Пожалуй, недаром у тебя рыжие волосы, кто-то храпит от серьезных неприятностей. Но мы еще встретимся, клянусь...
   – Брат Уриил – тоном обиженного ребенка взвыл третий, уже положивший было лапу Дате на плечо. – Вы что, уходить собрались? Давайте, я ей быстренько...
   – Ворон каркает, – сказал брат Урнил веско и загадочно.
   Как ни удивительно, эта бессмысленная для Даши фразочка моментально уняла орангутанга, даже лапу убрал. Проворчал только:
   – Что, так испугом и отделается?
   – Испугом... и клеймом, – сказал брат Уриил. – Ну-ка, взяли!
   Прежде чем Даша успела заорать, на нее набросились все трос. В рот заткнули угол подушки, на ноги кто-то навалился всей тяжестью, другой накрепко стиснул мертвой хваткой локти. Затрещала ночнушка. Даша тем не менее пыталась хоть как-то дергаться. Не получалось, очень уж надежно прихватили.
   Тот, что держал за локти, прижимая грудью подушку, жарко прошептал ей на ухо голосом Краснобая:
   – В следующий раз клеймо будет гораздо серьезнее и продержится не в пример дольше...
   Живот обожгла горячая боль, Как Даша ни извивалась, ничему помешать не могла. Лезвие вновь коснулось кожи, жгуче прошлось поперек. Подушку отбросили в сторону, на лицо упала тряпка, смоченная чем-то пахучим, и Даша, все еще пытаясь вырваться, потеряла сознание.

Глава девятнадцатая.
Шутки черта общеизвестны?

   – Больно? – спросил Воловиков. Даша отмахнулась:
   – Да царапина, – и грустно ухмыльнулась: – Вот и я сподобилась перевернутого крестика... Ничего, живу.
   Отхлебнула крепкого чайку. В голове еще шумело, было муторно и слегка поташнивало. Врач сказал – траванули эфиром, но дозу, к счастью для Даши отмерили божескую, и она очнулась около семи утра, в обрывках ночнушки, с гудящей головой, уже без наручников и с подсохшей кровью, подтекшей на бок и на простыни. Если не считать пореза, ни женская честь, ни тело урона не понесли – губа, правда, оказалась разбита и теперь запухла. Шатаясь и борясь с желанием блеванугь прямо на пол, добралась до телефона и вызвала кого следует, попутно убедившись, что пушку не уволокли. Группа примчалась через четверть часа, а вскоре объявился и озабоченный шеф. Майор Шевчук, сытым котом заявившийся к родимым пенатам, обнаружил дома классическую, несуетливую возню экспертов и тут же подвергся впервые в жизни нехитрой процедуре снятия отпечатков пальцев.
   Сейчас он сидел здесь же, на кухне, в уголке, с видом озабоченным и пристыженным. В который раз поинтересовался:
   – Дашеюка, как ты?
   – Как штык, – не выдержав в конце концов, огрызнулась она. – Не остался бы с бесом под ребром, я бы дверь обязательно на цепочку заложила...
   – Вообще-то, ребята серьезные, могли такое предусмотреть и прихватить инструмент для цепочки... – примирительно сказал Воловиков.
   – Ну вот, пошла пресловутая мужская солидарность, – проворчала Даша.
   На душе у нес было не так уж и паршиво – просто вдруг подвернулась прекрасная возможность безнаказанно и вдосыт побрюзжать в присутствии шефа. Грех таким случаем не воспользоваться.
   Толя налил себе чаю, уставился на Дашу сочувственно, да что там – жалеючи. Повернувшись к шефу спиной, Даша показала верному адъютанту язык, осторожно потрогала живот под свитером, почти не болело.
   Вошел сумрачный эксперт в штатском, подал подполковнику листок бумаги. Тот столь же сумрачно пробежал взглядом, кивнул:
   – Можете ехать, – и многозначительно уставился на майора, слегка пожав плечами.
   Майор понятливо кивнул и на цыпочках улетучился из кухни, избегая встречаться взглядом с Дашей.
   – Вот такие пироги, – сказал Воловиков, тщательно закрыв кухонную дверь. – Отпечатки повсюду только твои и отцовы.
   – И на диване нет?
   – Нету, То ли они были в перчатках...
   – Да нет, один хватал меня за плечо, я бы перчатку почувствовала. Рука у него была голая. Что же, приснились они мне? И крест на пузе я сама себе нацарапали?
   – Ну, ну, не кипятись, – сказал Воловиков. – Никто и не говорит, что привиделось. Замок отпирали отмычкой – хоть и не примитивной железкой, но все равно не родной, и микроследы остались. И на диванном поручне свежие царапинки от наручников.
   – Так что же, они в темноте ухитрились с идеальной точностью все отпечатки стереть?
   – Почему в темноте? Когда ты вырубилась, могли включить свет и преспокойно пройтись тряпкой по всем местам, где касались. Могли и диван вместе с тобой на улицу вынести, у них было часа три... Даша, я к тебе приставлю ребят, но с цепочкой на дверь и в самом деле надо что-то решать. Договорись с батей, и замок быстренько смени. Я поговорю с Михалычем, у него где-то завалялся финский... У тебя соображения по этому визиту есть?
   – Сатанист, Краснобай и Орангутанг, – сказала Даша. – Так их для удобства можно зашифровать. Краснобай сатанизма не касался ни единым словечком, и вычурная манера разговора у него, мне кажется, не наигранная, бывают любители этак кудряво выражаться, сейчас все книг про аристократов начитались. Как обладательница женского нюха могу сказать, что пахли они нормально – опрятные, следящие за собой мужики, ни перекисшего пота, ни перегара. Орангутанг, тем не менее, – типичная горилла, охранник из низкосортных. И никто из них мне не показался шизанутым – я, конечно, не специалист, но сатанистов за эти дни насмотрелась... Эти не заговаривались, на словоблудие не ловились и в теоретические споры не втягивались, хоть я и пыталась завлечь. Партии свои разыгрывали уверенно и четко.
   – Партии?
   – Ага, – сказала Даша. – Сыгранная была троечка, и роли заранее расписаны. Теоретик-сатанист, напарник с манерами аристократа и хамло-пехотинец.
   – Я тебя правильно понял? Полагаешь, спектакль?
   – Полагаю, – сказала Дата. – Вариантов у нас два. Первый: разгромленные остатки шизанутых «чертовых кукол» заявились вычислить предателя и заодно помучить немножко меня. Второй; кто-то несколько примитивно и крайне навязчиво пытался меня убедить, что следствие движется в единственно верном направлении, и Мастер – это покойный Житенев, никакой ошибки. Но эта дурная оперетка попахивает перебором. Концы не вяжутся, и узелок соскальзывает...
   – Основания?
   – По-моему, сатанистов мы изучили неплохо и вытащили за ушко на солнышко почти всех, – сказала Даша. – В подавляющем своем большинстве это интеллигентская шушера, спецподготовки не проходившая и не наученная столь бесшумно и дерзко проникать в квартиры. А этот ночной налет работали неслабые профессионалы. По крайней мере один из них умеет бесшумно и квалифицированно вскрывать замки, и все трое перемещаются, как призраки. Я не говорю, что это какие-то бывшие спецназовцы – просто люди ловкие, тренированные, хладнокровные. И в сатанизме совершенно случайные гости.
   – Откуда такая уверенность?
   – То ли они слабо подкованы, то ли меня держали за дурочку, – усмехнулась Даша. – «Брат Уриил»...
   – Ну и что?
   – У меня там стоит Библейская энциклопедия, майор как-то купил... Уриил – это ангел, посланец божий. А среди демонов есть Урпэль... Сомнительно, чтобы. настоящий сатанист не разбирался в таких тонкостях. Поскольку так уж выпало счастье, что я совмещаю в одном лице потерпевшую и опера, уверенности в том, что это был спектакль, у меня хоть отбавляй. Не бравады, подчеркиваю, – уверенности. Успела все обдумать и прокачать. И совершенно не представляю, что могло их вдруг спугнуть. В «сигнализацию» они не поверили ни капельки, ни машины за окном, ни шагов я не слышала. Такие нахальные и хваткие ребятишки – и внезапно испугались собственной тени. Ворон у них каркнул, изволите видеть... А стоит только предположить, что это был откровенный спектакль, имевший целью мне внушить, что Мастер мертв – все идеально подгоняется...
   – Может, и девочек резал не Паленый?
   – У меня для опровержения версии «убийца – Паленый» нет ни единого фактика, – сказала Даша.
   – Ого! «Нет фактов для опровержения»? Многозначительный нюанс, Дарья... Я тебя знаю. Раз завиляла, значит, в том, что убивал Паленый, до сих пор сомневаешься. Так ты уж изложи, будь другом... У тебя как дело обстоит – одна голая интуиция или проработанная альтернативная гипотеза?
   – Думаю, нечто среднее, – сказала Даша. – Так тоже случается, правда? Если поискать главный аргумент... главный... то, возможно, дискомфорт души у меня оттого, что дело протекало чересчур гладко. И виновных, и свидетелей, и улики получили чуть ли не на блюдечке. И оба злодея очень кстати переселились на тот свет, любезно позаботившись, чтобы мы ознакомились с доказательствами. Гладенько-то как...
   – Слушай, здесь, как в том анекдоте – «все зависит от интонации...» Можно и с такой интонацией все обрисовать – насмешливо, язвительные словечки подбирая... А можно и сказать, что все протекало самым обычным порядком. Что, впервые такое случается? Примеров мало?
   – Да нет, хватает...
   – Ну тогда пройдем подробно по всем сомнениям и темным местам, – сказал Воловиков. – Весьма даже непринужденно – мы сейчас вроде как и не на службе, сидят себе частные лица и попивают чаек, обсуждают отвлеченные материи, вчерашний детектив по ящику. Тебе после таких невзгод полагается хотя бы коротенький больничный, я с доктором поговорил, он на пару дней выпишет... Так что обстановка у нас насквозь неформальная, я тебя ругать и осаживать как бы и не могу, а ты можешь фантазировать вовсе уж неуемно. Ну, а Толик будет со стороны следить, чтобы мы не заигрались и не увлеклись до полного отрыва от реальности. С чего начнем? С убийств, поскольку с них все и началось? У тебя есть основания сомневаться, что девочек резал Паленый? Серьезные основания? Алиби у него никакого, тесак был при нем, есть две свидетельницы... Что против?
   – Разве что показания художника.
   – Пропитого. Ненадежного. Находившегося в старых контрах с Казминой. Вся эта сцена с «обнявшейся парочкой» у него могла в фантазии родиться. Если мы его исключим из общей картины, логические прорехи будут?
   – Нет, пожалуй, – честно признала Даша. – Его как раз и исключили, кстати...
   – В очередной драчке. А драчка случилась в том самом месте, где он не раз устраивал потасовки. Пойдем дальше. Значит, тебе устроили спектакль, чтобы создать впечатление, что Мастер прочно мертв... А ты не верить, что он мертв?
   – Не верю, признаться,
   – Пожидаев врет, а?
   – Не думаю. Очень не похоже, чтобы он врал...
   – Пожидаев не врет, но Мастер все равно жив... Нестыковка.
   – Не знаю как и объяснить... – пожала плечами Даша. – Женщина меня, уж простите, поняла бы лучше, но все равно попытаюсь объяснить... Я перед ним, чтоб ему пусто было, голая стояла. И на коленках у него сидела. Я, знаете ли, баба нормальная, удовлетворенная, не из тех истеричек оголодавших, что от любого мужского прикосновения тащатся. Могу быстренько прокачать, чего партнер стоит... Так вот, когда он меня качал на коленках, я в нем мужика чувствовала. Настоящего. Если хотите, зверя. Характер и личность. Такое не сыграешь, бабы на эти вещи чуткие... А Веня Житенев по всем отзывам, даже нашего коронного свидетеля Пожидаева, – слякоть без твердого стержня. Пропитая медуза. Вы его тоже видели, сомневаться в такой характеристике будете?
   – Да нет...
   – Вот видите. Веня был – расслабленный алкашок. Это не он мне в той квартире экзамен устраивал. Нет у меня ничего, кроме женского чутья, но оно, знаете ли, иногда бывает получше суровых фактов.
   Воловиков почесал лысину:
   – Ты хоть представляешь, как это будет выглядеть в солидном кабинете? Капитан Шевчук категорически отвергает кандидатуру Житенева, потому что убеждена: так, как ее гладил по попке тип в маске, Житенев гладить никак не мог... Я твоим же оружием пользуюсь, иронию накачиваю. Как любой, кто все это выслушает...
   – Нам нужно мнение высоких кабинетов, или мы опера?
   – Ну ежели опера... На даче Мастер был без перчаток?
   – Без, – сказала Даша.
   – А когда тебя выволокли во двор?
   – Без.
   – Как думаешь, когда началась катавасия, было у него время натягивать перчатки, чтобы не заляпать маску своими пальчиками?
   – Вряд ли.
   – А как по-твоему, смог бы он быстренько стереть свои пальчики, оставив только житеневские?
   – Чушь.
   – Ну вот, Дарья... – не говорю, что Пожидаев врет. Мастеров могло быть два. Одни – козел отпущения, мастер по дурацким обрядам, а второй настоящий, для серьезных дел.
   – И в квартире, и на даче был один и тот же Мастер?
   – Тот, уж это точно, – сказала Даша.
   – Как же нам тогда быть с житеневскими пальчиками на маске с дачи? И с житеневскими пальчиками на той хате? Там ведь Мастер тоже был без перчаток?
   – Без.
   – Как же, у него такие тоненькие резиновые перчатки с житеневскими отпечатками, как у Фантомаса?
   – Да нет, я бы кожей почувствовала... – уныло сказала Даша.
   – Сама видишь, не вытанцовывается у тебя... Я в женское чутье верю, но ты не забывай, что алкаш в запое и алкаш в трезвом периоде иногда разные, как небо и земля.
   – А про Шохина не забыли? – спросила Даша. – Про самозванного. Без серьезной причины так не рискуют. И не запасаются весьма убедительно сляпанным паспортом и прочими бумагами. В охране его бумаги проверили тщательно, ключи у него были практически такие же по виду. Чтобы внушить мне, что он настоящий Шохин, племянник, он у вневедомственников засветился, в квартиру полез – хотя хозяева в любой момент нарисоваться могли. Он нас навел на Анжелику...
   – И что? – прищурился Воловиков. – Дарья, а что мы, собственно, поимели полезного оттого, что нас навели на Анжелику? Узнали, что она – шлюшка из усачевского шалмана. И только. Ценность информации равна нулю. Ладно, шлюшка. Но ее показаний по убийству Ольминской сей прискорбный факт никак не опроверг. Ничуть не опровергает, ты сама говорила...
   – Может быть, мы пока просто не понимаем, что поимели, не видим... Шохин-то был, и никуда от этого не деться. И кассету Житенева мы не нашли. И версию шантажа как следует не раскручивали.
   – Потому что оснований нет, – сказал Воловиков. – У нас есть жалоба шантажируемого или хотя бы данные, что шантаж и впрямь готовится? Нету... Шантаж – пока гипотеза. И не более того. Пофантазировать, конечно. можно. Кравченко сваливает на Житенева собственные видеосъемки, кто-то еще сваливает на Житенева роль Мастера... но против Кравченко нет улик, а в момент смерти Житенева он, как и многие, сидел под замком. Или эти самые загадочные «они» все заранее спланировали? Не слишком ли? Им очень многое пришлось бы предугадать – что на даче Паленого шлепнут, что Житенев... А если бы Паленый остался жив, а Житенев неожиданно убрался кушать водочку на неизвестную малину... Всс моментально рассыпается. Нет, суровые профессионалы таких накладок не допускают и на авось не полагаются. Предположим лихой поворот сюжета: Житенева хлопнул кто-то подвергшийся шантажу, человек серьезный. Но серьезный человек прежде тщательно исследовал бы операционное поле, и Кравченко, у которого валялись еще две кассеты, никак не обошел бы вниманием. А самое главное: какое отношение имеет этот пресловутый, недоказанный шантаж к убийству трех девочек? На той микрокассетке, кстати, ничего интересного не было. Прослушали ее вчера, уже поздно вечером, отыскали наконец аппаратуру. Допустим, что Усачев через своих шлюшек крутил шантаж. И девок резали, чтобы убрать свидетелей. Но почему тогда убили Ольминскую, с Усачевым никак не контачившую? По ошибке? С Анжеликой перепутали? Безупречно провели две ликвидации, подготовили идеального козла отпущения, и вдруг спутали известную всему городу блондинку двадцати трех лет с шестнадцатилетней брюнеткой? Сатанисты с усачевцами никак не пересекаются, ничего мы не нашли... Я согласен, на периферии «сатанистского» дела могут существовать свои ответвления и подтексты, побочные загадочки и побочные гнусности вроде шантажа – слишком много людей замешано, с самыми разными интересами. Но ведь тебе самой прекрасно известно, что в таких мелочах – да, мелочах! – увязнуть чертовски просто. И опасно. Увязнешь – собьешься с главного направления. Мы в данный момент не оберегаем от шантажа отцов беспутных доченек и не разгоняем дорогие бордельчики. Мы – уголовка. Мы искали убиицу-маньяка. И отыскали. Новых убийств не последовало, орудие убийства у нас, вещественные доказательства у нас, убийца с вероятностью в девяносто девять процентов изобличен. Один процент я оставляю в резерве из осторожности, исключительно оттого, что Васильков мертв, Вот тебе итоги. А в остальном пусть разбирается прокуратура. У нас своих дел выше крыши, и тешить любопытство некогда. Не скрою, цинично, но такова уж жизнь и работа. Мы, конечно, будем искать и мнимого Шохина, и тех, кто убил Паленого, и тех, кто так нагло завалился к тебе в гости...