Страница:
– Да вроде нет, – сказала Даша.
– Вот видишь...
– Короче, вы разработку бросаете?
– Бросаем, Даша, извини. У тебя своя группа, фигуранты тебе известны, направление – тоже...
– Да ладно, – сказала Даша. – Вы мне, в конце концов, не обязаны... Кто он, вообще, такой, Агеев, кроме того, что друг детства?
– По годам – ровесник Москальца, естественно, раз одноклассники... Сорок шесть лет, два года проучился на том же факультете, что и Москалец, потом что-то не заладилось. Пошел в армию, потом в высшее воздушно-десантное. Был в Афгане, три награды, служил в Южной группе войск. Три года назад демобилизовался в звании подполковника. Что там еще? Одинок, развелся лет десять назад, мужик накачанный, спортивный, выглядит моложе своих лет, ездит на темно-красной леворульной «Мазде», номер есть. Контору открыл год и восемь месяцев назад.
– А до того?
– Как бывает со многими дембелями в его положении – искал свою пристань, болтался там и сям. Около года. В какой-то фирме на роли «подай-принеси», разве что с красивым обозначением должности. В охране радиотехнического завода. Потом закончил в Байкальске трехмесячный курс – знаешь, сибирское отделение Ассоциации частного сыска?
– Ага.
– Потом и открыл «Терминатор». Ну, а оттого, что ему ворожил Москалец, это Агееву обошлось в какой-то мизер по сравнению с тем, сколько платит человек сторонний. Но кто ему там ни протежировал, а работать он умеет, должен признать. У меня, вообще, давно подозрение, что он в своей крылатой пехоте не столько с парашютом прыгал, сколько в особом отделе крепил бдительность, очень уж хваток...
– Фотографии есть?
– Ладно, – вздохнул Файзулин, достал тоненький конвертик. – Только ты уж...
– Не девочка. На улице нашла. Судя по тому, как ты старательно молчишь о результатах слежки, ничем ужасным себя наш Терминатор не проявил?
– Да уж старушек не резал и наркотики на перекрестках не толкал... Совершенно ничего интересного. Зыбин его поджидал возле дома, минут сорок ездил следом по левому берегу, но потом Агеев оторвался и от него, и от наших двух машин. Нельзя сказать точно, рубил он «хвост», или просто так уж сложилось – могло быть, я то, и это. Но если он рубанул «хвоста» умышленно, сделано было профессионально... и в этом нет ничего предосудительного. И ты, и я, обнаружив за собой «хвост», его поводили бы немного, а потом обязательно скинули. Нет?
– Да, конечно.
– Ну, разбегаемся? Ты поосторожнее...
Вновь оказавшись рядом с Федей, Даша нетерпеливо достала снимки. Нет, прежде она Терминатора никогда не видела. Вообще-то, можно сказать, что он похож на этюд Веласкеса – не испанского, а шантарского. А можно и не говорить. Есть что-то общее – но, если вглядеться, ничего похожего. Самое опасное в столь тупиковой ситуации – подогнать под факты совершенно случайную персону. Не потому опасное, что нарушает права человека или противоречит законности, а оттого, что след, окажись он ложным, заведет так далеко, что возвращаться будет поздно...
...Воловиков, бегло просмотрев три фотографии, засунул в конверт н вернул его Даше:
– Ну и что?
– Я и не говорю, что это достижение, – пожала она плечами. – Так, информация...
– Файзулин тебе рассказал все правильно. Добавить, пожалуй, и нечего. Никакого компромата ни на агентство, ни на самого Агеева. – Он угрюмо помолчал. – Ну, и чего ты от меня хочешь? Установить слежку за всеми замешанными лицами?
– Я о таком счастье и не мечтаю... – зондирующе проговорила Даша.
– И правильно делаешь, – отрубил Воловиков. – У тебя есть люди, вот и развлекайся, пока начальство доброе... Ты ведь уже поняла, что оно доброе?
– И даже поняла, почему.
– Молодец. Крутись, шевелись, работай. Сама. Понимаешь, все это интересно, но как бы по большому счету не оказаться в дураках... Вполне может быть, что за мельтешением всех этих шустриков стоит нечто экономическое. В этом случае ОБЭП будет ужасно рад, что мы проделали за них работу, а ты... Тебя, конечно, скупо похвалят и похлопают по плечу, но ты-то сейчас предъявляешь задел на нечто грандиозное, а это совсем другой коленкор... Ты сама-то с прежней истовостью веришь, что тут – большая уголовщина?
– Верю, – сказала Даша, глядя ему в глаза.
– Ну так шевелись, как камбала на сковородке...
– Камбале шевелиться на сковородке трудно, она плоская... Воловиков поморщился, словно у него ужасно ныли зубы:
– Дарья, не в остроумничай. Жаль время тратить на шуточки... плоские, как камбала. Работай, работай! Одного – за французом, второго – за Зыбиным...
– Третьего, осторожненько, за Агеевым...
– Говорю, твое дело! Крутись, но не подставлялся. И давай результат! Результат давай... Даша присмотрелась к нему и тихо спросила:
– Что, на Черского?..
– Ага, – сказал Воловиков. – На Черского пришел комплектик фотографий. Механизм тот же – заявился пацан, бросил конверт возле дежурки, выскочил, прыгнул на мопед – и след простыл. Погоди! Дай закончить. А параллельно на тебя за последние два дня пролился дождик из заявлений. Ради въедливой точности – девять штук. Семеро из сатанистской шайки, госпожа Хрумкина и сам фон Бреве. Все девять крайне грамотно написаны, разными стилями, но в одном ключе. Пишут, что ты, прикидываясь на их шабашах журналисткой, лакала водку бутылками, таблетки лопала горстями, уколы ставила по три враз, и вообще, стопроцентно походила не на честного российского следователя, а на последнею панка. И потому они очень удивлены, они, конечно, понимают все тонкости оперативной работы, но никак не думали, что возможно столь изощрснное вживание в роль – мол, в том состоянии, в каком ты бывала, никак не могла оставаться объективной и честной. Малолетняя Светочка на пяти страницах живописует, как ты ее загоняла в ванную и с искусственным членом приставала. Немец утверждает, что ты ему совала пушку под нос и обещала в подвале расстрелять, и спиртным при этом от тебя несло, как от «Трех пескарей»...
– Козлы, – сказала Даша. – Он сам нажрался, как жопа в гостях...
– Верю. Его состояние врачом зафиксировано в особой бумаге... Даша, таких телег на любого опера пишут множество. И никто не спешит их принимать на веру. Но тут случай особый. И оттого, что инспекция по кадрам зациклилась на чести мундира, и оттого, что все эти засранцы писали в двух-трех экземплярах, и оттого, что почти у каждого есть лапа...
– Меня что, на ковер вызывать будут?
– Думаю, пока нет. Дрын стоял, как Железный Дровосек – твердил и про гнусную компрометацию одною из лучших ею следователей, и про то, что вы с Глебом уже заявление подали, а в эротические забавы жениха и невесты по нынешним временам лезть как-то не с руки... Но все равно, папочка пухнет. Смекаешь? Тут уже не мелкие пакости, тебя целеустремленно едят. И спасение тут в одном – опередить. Вот и опережай, шевелись! Ты сейчас, как велосипедист; остановишься – упадешь...
– Мне бы людей...
– Даша... – слегка поморщился Воловиков. – Начинаешь рассуждать, как иные генералы, – если убийцу ловят сто человек, все прекрасно, а если трое – пиши пропало... У тебя были на определенном этапе и машины, и люди, и техника – и все равно ты этого Икса – или как там его закодировать – не вычислила, ни на шаг не приблизилась. А информации у тебя сейчас не больше, чем было тогда. Где ж гарантии, что с кучей народу на этот раз ты его быстро вскроешь? Я не прав?
– Правы. – сказала Даша угрюмо. – Но хотя бы машины... Они все на колесах, фигуранты, и на хороших.
– Две машины с водителями. Вот тебе максимум щедрот от скудных возможностей, – шеф ухмыльнулся. – Знаешь, мне пришло в голову... На тебя работает ситуация. Нельзя отобрать у тебя дело и отдать кому-то другому, чтобы тот его благополучно угробил, – потому что официально никакого дела и не существует. Как его назвать? «Дело о неизвестном преступнике, укрывающемся за кулисами на втором плане»? Тут твоя сильная сторона – и в то же время уязвимое место... С Казминой-то гладко прошло? – спросил он вдруг.
– Гладко, – сказала Даша. – Извивалась я, как морская водоросль. Она меня в конце даже соизволила «деточкой» обозвать. Но глаза были холодные...
– Ничего. главное, что новых телег не пишет.
– А слушок про то, что я стучу «соседям», все еще ползает?
– Да ползает, знаешь ли. Но поскольку Граник в это не верит, с этой стороны подвохов не будет.
– Вот Граника бы еще пристегнуть...
– Это к чему?
– Мы этот аспект до сих пор как-то стыдливо обходили, словно благородные дворяне, у которых дочка с цыганом сбежала... – сказала Даша. – Но может, пора и назвать вещи своими именами? Я не говорю, что возле меня есть протечка. Но я ее порой чувствую, я ее подозреваю...
– В твоей группе? – тихо, медленно произнес Воловиков.
– Вполне возможно. Все дело в количестве совпадений. Сатанисты вдруг узнали, кто я такая – совпадение. Художника покалечили чуть ли не сразу после нашего разговора – тоже совпадение. Террористы появились на студии буквально за пару минут до того, как мне приехать – совпадение. А потом и четвертое – автозак рванул. Не много ли? Тут уж количество переходит в качество. Можно допустить, что Икс не делает ошибок оттого, что чертовски умный, профессор Мориарти Шантарской губернии. А ежели скрепя сердце принять неприятную версию, что его кто-то регулярно информирует, кое-что совсем иначе объясняется... Воловиков напряженно молчал.
– Я понимаю, – сказала Даша. – У меня у самой не душе похабно и уныло, нельзя такое на моих ребят, на своих ребят вдруг взваливать только на основании того, что мне причудилось... И все-таки стоит нам допустить «протечку», признать, что у меня в группе кто-то сдает па сторону, иные логические прорешки сами собой штопаются.
– Прорешки, может, и штопаются. А дела это ни на шаг не продвинет.
– Но согласитесь, автозак мог рвануть только свои. Я после историческою визита в ФСБ потолковала с экспертами. Бомбочки сейчас есть весьма компактные и сильные, достать из-за пазухи и пришлепнуть – три секунды...
– С автозаком и в самом деле все выглядит грязнее некуда. Но это еще не означает, будто тот, кто его рванул, есть в то же время и тот, кто стучит от нас, изнутри... ладно, а твоей группе. Там была масса народа из всех абсолютно силовых контор, какие только в Шантарске существуют. Иных я впервые в жизни лицезрел вживе.
– А точный список есть? Нету. Никто его не вел, потому что расследование по взрыву растаскали по десятку тех самых контор. Любой, имевший удостоверение оперсостава, мог пройти внутрь кольца, И все мои там крутились...
– Хорошо, – сказал Воловиков. – Буду идти тебе навстречу со всем усердием. Предположим, у тебя в группе есть «протечка». Далее предположим, что это он, ссученный, рванул автозак. Но ведь отсюда автоматически вытекает, что террористы были липовые и забросили их туда исключительно для того, чтобы прикончить тебя, как только появишься? Вот в последнее я, извини, не верю ни капельки. По одной-единственной, но крайне весомой причине; мы с тобой профессионалы и знаем, как легко можно убрать человека, даже если он капитан милиции. Тебя можно было сто раз грохнуть на улице, в подъезде, сопляк-наркоман мог ткнуть шилом в бок на крылечке управления – бывали покушения и наглее. Согласен с Шугуровым: по террористам многое абсолютно неясно. Но устраивать весь этот якобы чеченский налет ради того, чтобы прихлопнуть тебя – извини, это отдаст таким непрофессионализмом и ненужной усложнснностью... Твой Икс в твоем же описании предстаст, словно два разных человека: один дьявольски ловок и предусмотрителен, к тому же располагает источником в твоем окружении, второй – удивительно туп и одержим маниакальной страстью предельно усложнял, самые простые акции. Хочешь сказать – Иксов двое. Совершенно ненужное, притянутое за уши усложнение...
– Может, он больной?
– То гений злодейства, то дебил? – Воловиков помолчал. – Даша, я нисколько не сомневаюсь ни в твоих охотничьих способностях, ни в здравом рассудке. И чем дальше, тем больше начинаю верить, что за веем этим действительно стоит некий «второй план», иначе тебя не пытались бы сожрать столь тщательно и потаенно... Но порой мне, уж прости, кажется, что ты от полного бессилия начинаешь шарахаться в сторону неприкрытой фантастики. Ставишь вовсе уж киноншые версии, все вокруг замыкаешь на свою персону. Плохо мне верится в преступление века применительно к нашему продымленному граду...
– И в то, что в группе у меня может оказаться протечка, не верите?
– А почему сразу – протечка? Давай выбирать версии попроще. Более приглядные для ребят, с которыми ты столько времени работала... ну, не со всеми, Сергей – человек новый, и все равно. Если тебе залетный иностранец, которого ты раскрыла по чистой случайности, с помощью совершенно постороннего человека, мог прилепить хитрый микрофон, то почему этого – или чего-то похожего – не могло случиться с кем-то из ребят? Возьми и устрой проверку на «клопиков». Пусть сто раз подумают и прикинут; не обронили ли словечка в компании сто раз проверенного человека, пусть даже своего. Как-то очень уж легко ты их всех чохом в подозреваемые загнала. Ну, не всех, одного, но получается – чохом. Что-то в тебе, Даша, начало проглядывать этакое то ли от волка, то ли от робота... Ты подумай; если бы тебя так быстро и равнодушно зачислили в кандидаты на списание, едва получив пакетик с пресловутыми фотками..
– Да я все понимаю, – сказала Даша. – Я свинья, робот, бездушное создание, и подозрительность у меня бериевская... Может, я и правда – от бессилия? Но порой жутковато становится – такое впечатление, он совершенно не делает ошибок. С людьми такого не бывает, даже с гениями. Либо это дьявол, либо у него есть возможность держаться в курсе наших дел.
– А может, это я? – с непонятной улыбкой, вкрадчиво спросил Воловиков. – Не ты одна детективы читаешь. Это же избитый прием – благородный сыщик и ссученный шеф... Ну скажи честно – настолько твои подозрения не простираются? Или и я – кандидат в закулисные злодеи? Не в службу, а в дружбу, мне просто интересно...
– Вы бы не успели организовать террористов на студии, – сказала Даша, улыбаясь широко, всем видом давая понять, что шутит. – Вы вообще не знали, что я туда еду... Воловиков пригляделся к ней и тихо присвистнул:
– Ну, Дарья... Я не обижаюсь, меня обидеть трудно. Просто хочу мягко и ненавязчиво напомнить, что шизофрения, если верить врачам, так и начинается – кругом одни враги... Весь мир идет на меня войной. Ты уж поаккуратнее, а то сдвинешься ненароком. Или Скаличева вспомнила? Да не мнись ты, мне твои извинения до лампочки... Мне одно нужно: чтобы тебя чересчур не заносило. А то, знаешь, опера и в самом деле умом сдвигались, бывало... – он резко сменил тон, голос зазвучал жестче. – Ладно. Я твой здоровый цинизм понимаю, сам циник, должность такая... Как гипотезу я версию об утечке информации через кого-то из членов группы принять могу. Коли уж и генералы, случалось, ссучивались... Но позволь тебе напомнить, что такая ситуация прямо-таки напрашивается, чтобы ее использовали на все сто. Если у тебя завелся «крот» – нужно от этого танцевать. Беги впереди него, уводи в сторону, начинай, как выражались в войну, функельшпиль... Опережай события, а не грусти в углу!
Глава двадцать седьмая.
– Вот видишь...
– Короче, вы разработку бросаете?
– Бросаем, Даша, извини. У тебя своя группа, фигуранты тебе известны, направление – тоже...
– Да ладно, – сказала Даша. – Вы мне, в конце концов, не обязаны... Кто он, вообще, такой, Агеев, кроме того, что друг детства?
– По годам – ровесник Москальца, естественно, раз одноклассники... Сорок шесть лет, два года проучился на том же факультете, что и Москалец, потом что-то не заладилось. Пошел в армию, потом в высшее воздушно-десантное. Был в Афгане, три награды, служил в Южной группе войск. Три года назад демобилизовался в звании подполковника. Что там еще? Одинок, развелся лет десять назад, мужик накачанный, спортивный, выглядит моложе своих лет, ездит на темно-красной леворульной «Мазде», номер есть. Контору открыл год и восемь месяцев назад.
– А до того?
– Как бывает со многими дембелями в его положении – искал свою пристань, болтался там и сям. Около года. В какой-то фирме на роли «подай-принеси», разве что с красивым обозначением должности. В охране радиотехнического завода. Потом закончил в Байкальске трехмесячный курс – знаешь, сибирское отделение Ассоциации частного сыска?
– Ага.
– Потом и открыл «Терминатор». Ну, а оттого, что ему ворожил Москалец, это Агееву обошлось в какой-то мизер по сравнению с тем, сколько платит человек сторонний. Но кто ему там ни протежировал, а работать он умеет, должен признать. У меня, вообще, давно подозрение, что он в своей крылатой пехоте не столько с парашютом прыгал, сколько в особом отделе крепил бдительность, очень уж хваток...
– Фотографии есть?
– Ладно, – вздохнул Файзулин, достал тоненький конвертик. – Только ты уж...
– Не девочка. На улице нашла. Судя по тому, как ты старательно молчишь о результатах слежки, ничем ужасным себя наш Терминатор не проявил?
– Да уж старушек не резал и наркотики на перекрестках не толкал... Совершенно ничего интересного. Зыбин его поджидал возле дома, минут сорок ездил следом по левому берегу, но потом Агеев оторвался и от него, и от наших двух машин. Нельзя сказать точно, рубил он «хвост», или просто так уж сложилось – могло быть, я то, и это. Но если он рубанул «хвоста» умышленно, сделано было профессионально... и в этом нет ничего предосудительного. И ты, и я, обнаружив за собой «хвост», его поводили бы немного, а потом обязательно скинули. Нет?
– Да, конечно.
– Ну, разбегаемся? Ты поосторожнее...
Вновь оказавшись рядом с Федей, Даша нетерпеливо достала снимки. Нет, прежде она Терминатора никогда не видела. Вообще-то, можно сказать, что он похож на этюд Веласкеса – не испанского, а шантарского. А можно и не говорить. Есть что-то общее – но, если вглядеться, ничего похожего. Самое опасное в столь тупиковой ситуации – подогнать под факты совершенно случайную персону. Не потому опасное, что нарушает права человека или противоречит законности, а оттого, что след, окажись он ложным, заведет так далеко, что возвращаться будет поздно...
...Воловиков, бегло просмотрев три фотографии, засунул в конверт н вернул его Даше:
– Ну и что?
– Я и не говорю, что это достижение, – пожала она плечами. – Так, информация...
– Файзулин тебе рассказал все правильно. Добавить, пожалуй, и нечего. Никакого компромата ни на агентство, ни на самого Агеева. – Он угрюмо помолчал. – Ну, и чего ты от меня хочешь? Установить слежку за всеми замешанными лицами?
– Я о таком счастье и не мечтаю... – зондирующе проговорила Даша.
– И правильно делаешь, – отрубил Воловиков. – У тебя есть люди, вот и развлекайся, пока начальство доброе... Ты ведь уже поняла, что оно доброе?
– И даже поняла, почему.
– Молодец. Крутись, шевелись, работай. Сама. Понимаешь, все это интересно, но как бы по большому счету не оказаться в дураках... Вполне может быть, что за мельтешением всех этих шустриков стоит нечто экономическое. В этом случае ОБЭП будет ужасно рад, что мы проделали за них работу, а ты... Тебя, конечно, скупо похвалят и похлопают по плечу, но ты-то сейчас предъявляешь задел на нечто грандиозное, а это совсем другой коленкор... Ты сама-то с прежней истовостью веришь, что тут – большая уголовщина?
– Верю, – сказала Даша, глядя ему в глаза.
– Ну так шевелись, как камбала на сковородке...
– Камбале шевелиться на сковородке трудно, она плоская... Воловиков поморщился, словно у него ужасно ныли зубы:
– Дарья, не в остроумничай. Жаль время тратить на шуточки... плоские, как камбала. Работай, работай! Одного – за французом, второго – за Зыбиным...
– Третьего, осторожненько, за Агеевым...
– Говорю, твое дело! Крутись, но не подставлялся. И давай результат! Результат давай... Даша присмотрелась к нему и тихо спросила:
– Что, на Черского?..
– Ага, – сказал Воловиков. – На Черского пришел комплектик фотографий. Механизм тот же – заявился пацан, бросил конверт возле дежурки, выскочил, прыгнул на мопед – и след простыл. Погоди! Дай закончить. А параллельно на тебя за последние два дня пролился дождик из заявлений. Ради въедливой точности – девять штук. Семеро из сатанистской шайки, госпожа Хрумкина и сам фон Бреве. Все девять крайне грамотно написаны, разными стилями, но в одном ключе. Пишут, что ты, прикидываясь на их шабашах журналисткой, лакала водку бутылками, таблетки лопала горстями, уколы ставила по три враз, и вообще, стопроцентно походила не на честного российского следователя, а на последнею панка. И потому они очень удивлены, они, конечно, понимают все тонкости оперативной работы, но никак не думали, что возможно столь изощрснное вживание в роль – мол, в том состоянии, в каком ты бывала, никак не могла оставаться объективной и честной. Малолетняя Светочка на пяти страницах живописует, как ты ее загоняла в ванную и с искусственным членом приставала. Немец утверждает, что ты ему совала пушку под нос и обещала в подвале расстрелять, и спиртным при этом от тебя несло, как от «Трех пескарей»...
– Козлы, – сказала Даша. – Он сам нажрался, как жопа в гостях...
– Верю. Его состояние врачом зафиксировано в особой бумаге... Даша, таких телег на любого опера пишут множество. И никто не спешит их принимать на веру. Но тут случай особый. И оттого, что инспекция по кадрам зациклилась на чести мундира, и оттого, что все эти засранцы писали в двух-трех экземплярах, и оттого, что почти у каждого есть лапа...
– Меня что, на ковер вызывать будут?
– Думаю, пока нет. Дрын стоял, как Железный Дровосек – твердил и про гнусную компрометацию одною из лучших ею следователей, и про то, что вы с Глебом уже заявление подали, а в эротические забавы жениха и невесты по нынешним временам лезть как-то не с руки... Но все равно, папочка пухнет. Смекаешь? Тут уже не мелкие пакости, тебя целеустремленно едят. И спасение тут в одном – опередить. Вот и опережай, шевелись! Ты сейчас, как велосипедист; остановишься – упадешь...
– Мне бы людей...
– Даша... – слегка поморщился Воловиков. – Начинаешь рассуждать, как иные генералы, – если убийцу ловят сто человек, все прекрасно, а если трое – пиши пропало... У тебя были на определенном этапе и машины, и люди, и техника – и все равно ты этого Икса – или как там его закодировать – не вычислила, ни на шаг не приблизилась. А информации у тебя сейчас не больше, чем было тогда. Где ж гарантии, что с кучей народу на этот раз ты его быстро вскроешь? Я не прав?
– Правы. – сказала Даша угрюмо. – Но хотя бы машины... Они все на колесах, фигуранты, и на хороших.
– Две машины с водителями. Вот тебе максимум щедрот от скудных возможностей, – шеф ухмыльнулся. – Знаешь, мне пришло в голову... На тебя работает ситуация. Нельзя отобрать у тебя дело и отдать кому-то другому, чтобы тот его благополучно угробил, – потому что официально никакого дела и не существует. Как его назвать? «Дело о неизвестном преступнике, укрывающемся за кулисами на втором плане»? Тут твоя сильная сторона – и в то же время уязвимое место... С Казминой-то гладко прошло? – спросил он вдруг.
– Гладко, – сказала Даша. – Извивалась я, как морская водоросль. Она меня в конце даже соизволила «деточкой» обозвать. Но глаза были холодные...
– Ничего. главное, что новых телег не пишет.
– А слушок про то, что я стучу «соседям», все еще ползает?
– Да ползает, знаешь ли. Но поскольку Граник в это не верит, с этой стороны подвохов не будет.
– Вот Граника бы еще пристегнуть...
– Это к чему?
– Мы этот аспект до сих пор как-то стыдливо обходили, словно благородные дворяне, у которых дочка с цыганом сбежала... – сказала Даша. – Но может, пора и назвать вещи своими именами? Я не говорю, что возле меня есть протечка. Но я ее порой чувствую, я ее подозреваю...
– В твоей группе? – тихо, медленно произнес Воловиков.
– Вполне возможно. Все дело в количестве совпадений. Сатанисты вдруг узнали, кто я такая – совпадение. Художника покалечили чуть ли не сразу после нашего разговора – тоже совпадение. Террористы появились на студии буквально за пару минут до того, как мне приехать – совпадение. А потом и четвертое – автозак рванул. Не много ли? Тут уж количество переходит в качество. Можно допустить, что Икс не делает ошибок оттого, что чертовски умный, профессор Мориарти Шантарской губернии. А ежели скрепя сердце принять неприятную версию, что его кто-то регулярно информирует, кое-что совсем иначе объясняется... Воловиков напряженно молчал.
– Я понимаю, – сказала Даша. – У меня у самой не душе похабно и уныло, нельзя такое на моих ребят, на своих ребят вдруг взваливать только на основании того, что мне причудилось... И все-таки стоит нам допустить «протечку», признать, что у меня в группе кто-то сдает па сторону, иные логические прорешки сами собой штопаются.
– Прорешки, может, и штопаются. А дела это ни на шаг не продвинет.
– Но согласитесь, автозак мог рвануть только свои. Я после историческою визита в ФСБ потолковала с экспертами. Бомбочки сейчас есть весьма компактные и сильные, достать из-за пазухи и пришлепнуть – три секунды...
– С автозаком и в самом деле все выглядит грязнее некуда. Но это еще не означает, будто тот, кто его рванул, есть в то же время и тот, кто стучит от нас, изнутри... ладно, а твоей группе. Там была масса народа из всех абсолютно силовых контор, какие только в Шантарске существуют. Иных я впервые в жизни лицезрел вживе.
– А точный список есть? Нету. Никто его не вел, потому что расследование по взрыву растаскали по десятку тех самых контор. Любой, имевший удостоверение оперсостава, мог пройти внутрь кольца, И все мои там крутились...
– Хорошо, – сказал Воловиков. – Буду идти тебе навстречу со всем усердием. Предположим, у тебя в группе есть «протечка». Далее предположим, что это он, ссученный, рванул автозак. Но ведь отсюда автоматически вытекает, что террористы были липовые и забросили их туда исключительно для того, чтобы прикончить тебя, как только появишься? Вот в последнее я, извини, не верю ни капельки. По одной-единственной, но крайне весомой причине; мы с тобой профессионалы и знаем, как легко можно убрать человека, даже если он капитан милиции. Тебя можно было сто раз грохнуть на улице, в подъезде, сопляк-наркоман мог ткнуть шилом в бок на крылечке управления – бывали покушения и наглее. Согласен с Шугуровым: по террористам многое абсолютно неясно. Но устраивать весь этот якобы чеченский налет ради того, чтобы прихлопнуть тебя – извини, это отдаст таким непрофессионализмом и ненужной усложнснностью... Твой Икс в твоем же описании предстаст, словно два разных человека: один дьявольски ловок и предусмотрителен, к тому же располагает источником в твоем окружении, второй – удивительно туп и одержим маниакальной страстью предельно усложнял, самые простые акции. Хочешь сказать – Иксов двое. Совершенно ненужное, притянутое за уши усложнение...
– Может, он больной?
– То гений злодейства, то дебил? – Воловиков помолчал. – Даша, я нисколько не сомневаюсь ни в твоих охотничьих способностях, ни в здравом рассудке. И чем дальше, тем больше начинаю верить, что за веем этим действительно стоит некий «второй план», иначе тебя не пытались бы сожрать столь тщательно и потаенно... Но порой мне, уж прости, кажется, что ты от полного бессилия начинаешь шарахаться в сторону неприкрытой фантастики. Ставишь вовсе уж киноншые версии, все вокруг замыкаешь на свою персону. Плохо мне верится в преступление века применительно к нашему продымленному граду...
– И в то, что в группе у меня может оказаться протечка, не верите?
– А почему сразу – протечка? Давай выбирать версии попроще. Более приглядные для ребят, с которыми ты столько времени работала... ну, не со всеми, Сергей – человек новый, и все равно. Если тебе залетный иностранец, которого ты раскрыла по чистой случайности, с помощью совершенно постороннего человека, мог прилепить хитрый микрофон, то почему этого – или чего-то похожего – не могло случиться с кем-то из ребят? Возьми и устрой проверку на «клопиков». Пусть сто раз подумают и прикинут; не обронили ли словечка в компании сто раз проверенного человека, пусть даже своего. Как-то очень уж легко ты их всех чохом в подозреваемые загнала. Ну, не всех, одного, но получается – чохом. Что-то в тебе, Даша, начало проглядывать этакое то ли от волка, то ли от робота... Ты подумай; если бы тебя так быстро и равнодушно зачислили в кандидаты на списание, едва получив пакетик с пресловутыми фотками..
– Да я все понимаю, – сказала Даша. – Я свинья, робот, бездушное создание, и подозрительность у меня бериевская... Может, я и правда – от бессилия? Но порой жутковато становится – такое впечатление, он совершенно не делает ошибок. С людьми такого не бывает, даже с гениями. Либо это дьявол, либо у него есть возможность держаться в курсе наших дел.
– А может, это я? – с непонятной улыбкой, вкрадчиво спросил Воловиков. – Не ты одна детективы читаешь. Это же избитый прием – благородный сыщик и ссученный шеф... Ну скажи честно – настолько твои подозрения не простираются? Или и я – кандидат в закулисные злодеи? Не в службу, а в дружбу, мне просто интересно...
– Вы бы не успели организовать террористов на студии, – сказала Даша, улыбаясь широко, всем видом давая понять, что шутит. – Вы вообще не знали, что я туда еду... Воловиков пригляделся к ней и тихо присвистнул:
– Ну, Дарья... Я не обижаюсь, меня обидеть трудно. Просто хочу мягко и ненавязчиво напомнить, что шизофрения, если верить врачам, так и начинается – кругом одни враги... Весь мир идет на меня войной. Ты уж поаккуратнее, а то сдвинешься ненароком. Или Скаличева вспомнила? Да не мнись ты, мне твои извинения до лампочки... Мне одно нужно: чтобы тебя чересчур не заносило. А то, знаешь, опера и в самом деле умом сдвигались, бывало... – он резко сменил тон, голос зазвучал жестче. – Ладно. Я твой здоровый цинизм понимаю, сам циник, должность такая... Как гипотезу я версию об утечке информации через кого-то из членов группы принять могу. Коли уж и генералы, случалось, ссучивались... Но позволь тебе напомнить, что такая ситуация прямо-таки напрашивается, чтобы ее использовали на все сто. Если у тебя завелся «крот» – нужно от этого танцевать. Беги впереди него, уводи в сторону, начинай, как выражались в войну, функельшпиль... Опережай события, а не грусти в углу!
Глава двадцать седьмая.
Привет от неизвестного!
– Вот так оно все и обстоит, – сказала Даша. Замолчала и глотнула газировки прямо из горлышка. Во рту за время тронной речи изрядно пересохло. Закурила, обвела их взглядом. – Мысли будут, господа сыскари?
Три пары глаз уставились на нее с самым разным выражением. Палитра эмоций была богатая, что уж там.
– Ладно, временно плюнули на субординацию, – сказала Даша. – Кто-нибудь думает, что я – последняя поросюшка?
– Вообще-то, если абстрактно... – проворчал Слава. – То где-то близко...
– А я-то смотрю, чего это нас не дергают и нового вообще не навьючивают... – сказал Толик.
Косильщик промолчал.
– Каюсь, – сказала Даша и в доказательство, захватив из пепельницы чисто символическую щепотку пепла, демонстративно развеяла в воздухе над головой. – Считайте, что меня терзают муки совести... Только если вы все спокойно обдумаете, то безусловно согласитесь, что другого выхода не было. Я и допрежь некоторые сомнения высказывала – я да Сергей. А вы двое усиленно держались здравого смысла. Поэтому вношу предложение: разом покончить с упреками и покаяньем – и с воплями ринуться в бой. Потом за бутылкой обговорим, кто был поросенок, а кто нет... Возражения есть?
– А я же говорил! – обрадовано взвился Косильщик.
– Говорил, – сказала Даша. – Хвалю. Только не увлекайся, орел. Десять секунд на законное торжество – и баста.
В дверь осторожно заглянул Федя.
– Заходи, – сказала Даша. – Ну?
– Полчаса таскался вокруг здания. Ни машины под теми номерами, ни француза. Сидит там в паре машин самый разный народ, но не заметил я, чтобы слушали...
– Молодец, – сказала Даша. – Иди в коридор и бди. Если вдруг покажется француз, не пускай. Что угодно придумай – скажи, мы тут Фантомаса поймали и маску снимаем. В конце концов, тут не проходной двор, если что, держись посуровее, ты ж нижний чин, непосвященный, тебе хамить судьбой положено...
Федя с азартным видом кивнул и смылся. Он-то не был подробно посвящен в сложности, но все равно старался.
– Одежду хорошо обыскали? – спросила Даша.
Все трое закивали.
– Ну, чтобы не впадать в паранойю, твердо предположим, что нас сейчас не слушают, предложения есть?
Никто не спешил, переглядывались, сосредоточенно глядели кто в стену, кто в потолок, шевелили губами, смотря кто какие методы предпочитал для концентрации мышления.
– Автозак пощупать? – задумчиво предложил Толик.
– Щупали уже, – сказала Даша. – В этом направлении не стоит далеко забегать – там и без нас все вылизали на сто кругов.
– Подмога будет? – спросил Славка.
– Нет, – сказала Даша. – Разве что дадут пару тачек. И что там ни говори, а в этом есть сермяга – если мы усиленным составом ничего не размотали, нечего и шиковать... Новости из психушки есть?
– Никаких, – сказал Слава. – Димыч там уже на стену лезет от приятной компании... Усачев в жутком состоянии, никаких изменений. Все время к койке привязанный лежит, орет, как больной слои, когда не спит после ударной дозы. Все ему три покойницы мерещатся... Димыч честно признается, что ничего больше не в силах сделать. Не может же он проверять, что ему колют... Если колют что-то не то.
– А могут... – задумчиво сказала Даша. – Бывали прецеденты.
– Не можем же мы всю психушку перебирать? Облезем...
– Ну, скажи Димке, пусть еще пострадает. Закалка будет на будущее... По Шохину ничего?
– Пусто. Растаял. Во вневедомственной клянутся и божатся, что у него все документы были в порядке, даже заверенная телеграмма. Оказалось, правда, что никто из Союза художников телеграммы не давал – кому ес давать, если не существует в природе такого «племянника»? Даша, может, против нас играют «коммерческие»?
– Да откуда мне знать? – в сердцах сказала она. – Кто бы против нас не играл, поддельный Шохин нам не мешал, а вывел на шлюшку. Которой без его наводки никто и не заинтересовался бы, зуб даю... А с другой стороны, подсунул совершенно непричастного субъекта...
– Француза бы прижать... – мечтательно сказал Толик.
– А на чем ты его прижмешь? Ты сначала докажи, Что это он микрофончнк сунул. Может, это ты его сунул. Или Славка. Строго говоря, я ведь до сих пор не имею стопроцентной уверенности, что «иголочку» мне Флиссак загнал. То, что он слушал немца, еще ничего не доказывает.
– Вот, давай... – фыркнул Славка. – Ты что, кому-то из нас не веришь?
– Непотребство глаголишь, отрок, сущее непотребство, – самым искренним тоном сказала Даша, слегка покривив душою. – Просто нет фактов, вот и все. Француза прижать не на чем. Подумаешь, за писателя себя выдает... Пока что в этом корыстного интереса не просматривается. А сдавать его в ГБ мне азарт не позволяет. В общем, так. Против нас работает не трамвайный карманник. Происходящее прекрасно характеризуется строками Высоцкого: «А вдруг это очень приличные люди, а вдруг из-за них мне чего-нибудь будет...» Посему соблюдайте максимальную осторожность, орлы. Я уже нарвалась, как видите... Сделаем так...
Помолчала, глядя на них. В самое плохое верить не хотелось, но если среди них есть крот, как распределить обязанности, чтобы противник не получил ни капли информации? Вот задачка...
– Сделаем так, – повторила она. – Толик займется коварным французом, Слава – Зыбиным. Поводите их немножечко. Сергеи – осторожно крутит Агеева... – она прикинула все и решила рискнуть, запустить дезу. – Откровенно говоря, есть у меня по этому Агееву кое-что любопытное, но я, уж простите, умолчу. История столь невероятная, что вы решите, будто я шизанулась... Пусть уж Сергеи сделает контрольную проверку, тогда и поговорим откровенно... Слава, ты вдобавок прокачай – сам Зыбин с французом флиртует, в одиночку, или это его контора делает маленький бизнес на обслуживании иностранцев...
...Зыбина обнаружили часа через три. И не они, а районная милиция. Дело в том, что Славка мотался по городу, звонил, расспрашивал, выяснял, куда мог поехать объект – а Зыбин уже никуда не спешил, и предстоявшие ему поездки можно было теперь предсказать наперед с вероятностью в двести процентов...
– Машина чья? – спросила Даша, направляясь к белой «Королле» возраста этак десятилетнего.
– По документам – принадлежит агентству, – сказал Протасов, розыскник из местного РОВД. – У него была доверенность.
– Кто настучал?
– Пацаны лазили вокруг машины. Думали, пьяный, кто-то рассказал бабке – мол, сидит такой, а бабка, когда пошла белье снимать – они тут по старинке во дворе вешают, – присмотрелась и решила, что дело нечисто. Что помер голубок с перепою. И начала колготиться. Бабки – наша опора... – он помолчал и с надеждой спросил: – Даша, ты это дело от нас забирать будешь?
– Что, в мыле?
– Да как всегда...
– Скорее всего, заберем, – сказала Даша задумчиво. – Если ты мне отслужишь. «Локус», вообще-то, не в твоем районе прописан, но пошли ты туда кого-нибудь, привези ихнего шефа со всей решительностью. Только в темпе, под вой охотничьих рогов.
– Я-то думал, ты чего неподъемного потребуешь... Сейчас озадачу ребят. – Он развернулся и обрадовано припустил к своей машине.
Даша подошла, открыла правую дверку, присмотрелась. Живым она его никогда не видела – но это и не имело значения, лицо было совершенно спокойным, мертвец, склонив голову к левому плечу, смотрел широко раскрытыми глазами на примостившегося рядом эксперта.
– Что там? – спросила Даша.
– Насколько можно судить – два удара ножом. Или заточкой. В общем, что-то длинное и узкое. Оба раза – в область сердца. Тут все мгновенно...
– Левша?
– Не обязательно. Мог выхватить нож, держа лезвие острисм к локтю. Если есть навык, можно и из такой позиции. Я бы поостерегся судить по первым впечатлениям, но, судя по безмятежному лицу жмурика, положили его весьма грамотно, в секунду. Это тебе не ольховская пьянь...
– Киллер?
– Ох, полюбилось вам всем это словцо! Я уж предпочитаю по старинке – убивец... Как свинью колол.
– Когда?
– На глаз – часа два назад. Но погоды стоят холодные, тут нужно работать, чтобы точно определить... Это что, твой парень?
– В смысле?
– Ну, твой кадр? Хотя ты равнодушна, я бы сказал...
– Почему это ты решил, что мой?
– Подойди к Протасову. У жмурика во внутреннем кармане был конвертик, тебе адресованный. Они уже все из карманов вынули.
Даша, удивленно пожав плечами, направилась к защитного цвета «уазику», чью принадлежность к милиции выдавала лишь мигалка. Залезла на заднее сиденье.
– Сейчас привезут, – сказал Протасов. – Он там пробовал права качать, но я настрого наказал...
– Конверт где? – спросила Даша. – Что ж ты сразу не сказал?
– Даш, я двое суток не спал, у меня какая-то сука малолеток трахает... Весь отдел на ногах.
– Ладно, давай...
Самый обыкновенный конверт, незапечатанный. С четко, крупно выведенной надписью: «Городской уголовный розыск, капитану Шевчук ДА.». Даша осторожно вынула его пинцетом из пластикового мешочка:
– Так и был, незапечатанный?
– Ага. Клеевой слой не нарушен, сама посмотри. Внутрь мы еще не лазили, тебя ждали – вдруг это какие-то твои дела... Потому и тебе сразу позвонили.
Даша тем же пинцетом вытащила сложенный вдвое листок, осторожно развернула его, помогая пинцету авторучкой. Плотная белая бумага. Жирными линиями, похоже, черным фломастером, довольно примитивно изображен загадочный рисунок. Телевизор, каким его рисуют дети, – плоский «вид спереди». Чтобы не было ошибки, снабжен рогулькой-антенной и буквами «ТV». Рядом – некая лента с рамочками, большими и маленькими... ну конечно, кинопленка. И в каждом кадре необычайно старательно выписанные цифры: 25 25 25 25...
Она долго рассматривала таинственное рукоделие, непонятное, как иероглифы. Поворачивала и так, и сяк.
Три пары глаз уставились на нее с самым разным выражением. Палитра эмоций была богатая, что уж там.
– Ладно, временно плюнули на субординацию, – сказала Даша. – Кто-нибудь думает, что я – последняя поросюшка?
– Вообще-то, если абстрактно... – проворчал Слава. – То где-то близко...
– А я-то смотрю, чего это нас не дергают и нового вообще не навьючивают... – сказал Толик.
Косильщик промолчал.
– Каюсь, – сказала Даша и в доказательство, захватив из пепельницы чисто символическую щепотку пепла, демонстративно развеяла в воздухе над головой. – Считайте, что меня терзают муки совести... Только если вы все спокойно обдумаете, то безусловно согласитесь, что другого выхода не было. Я и допрежь некоторые сомнения высказывала – я да Сергей. А вы двое усиленно держались здравого смысла. Поэтому вношу предложение: разом покончить с упреками и покаяньем – и с воплями ринуться в бой. Потом за бутылкой обговорим, кто был поросенок, а кто нет... Возражения есть?
– А я же говорил! – обрадовано взвился Косильщик.
– Говорил, – сказала Даша. – Хвалю. Только не увлекайся, орел. Десять секунд на законное торжество – и баста.
В дверь осторожно заглянул Федя.
– Заходи, – сказала Даша. – Ну?
– Полчаса таскался вокруг здания. Ни машины под теми номерами, ни француза. Сидит там в паре машин самый разный народ, но не заметил я, чтобы слушали...
– Молодец, – сказала Даша. – Иди в коридор и бди. Если вдруг покажется француз, не пускай. Что угодно придумай – скажи, мы тут Фантомаса поймали и маску снимаем. В конце концов, тут не проходной двор, если что, держись посуровее, ты ж нижний чин, непосвященный, тебе хамить судьбой положено...
Федя с азартным видом кивнул и смылся. Он-то не был подробно посвящен в сложности, но все равно старался.
– Одежду хорошо обыскали? – спросила Даша.
Все трое закивали.
– Ну, чтобы не впадать в паранойю, твердо предположим, что нас сейчас не слушают, предложения есть?
Никто не спешил, переглядывались, сосредоточенно глядели кто в стену, кто в потолок, шевелили губами, смотря кто какие методы предпочитал для концентрации мышления.
– Автозак пощупать? – задумчиво предложил Толик.
– Щупали уже, – сказала Даша. – В этом направлении не стоит далеко забегать – там и без нас все вылизали на сто кругов.
– Подмога будет? – спросил Славка.
– Нет, – сказала Даша. – Разве что дадут пару тачек. И что там ни говори, а в этом есть сермяга – если мы усиленным составом ничего не размотали, нечего и шиковать... Новости из психушки есть?
– Никаких, – сказал Слава. – Димыч там уже на стену лезет от приятной компании... Усачев в жутком состоянии, никаких изменений. Все время к койке привязанный лежит, орет, как больной слои, когда не спит после ударной дозы. Все ему три покойницы мерещатся... Димыч честно признается, что ничего больше не в силах сделать. Не может же он проверять, что ему колют... Если колют что-то не то.
– А могут... – задумчиво сказала Даша. – Бывали прецеденты.
– Не можем же мы всю психушку перебирать? Облезем...
– Ну, скажи Димке, пусть еще пострадает. Закалка будет на будущее... По Шохину ничего?
– Пусто. Растаял. Во вневедомственной клянутся и божатся, что у него все документы были в порядке, даже заверенная телеграмма. Оказалось, правда, что никто из Союза художников телеграммы не давал – кому ес давать, если не существует в природе такого «племянника»? Даша, может, против нас играют «коммерческие»?
– Да откуда мне знать? – в сердцах сказала она. – Кто бы против нас не играл, поддельный Шохин нам не мешал, а вывел на шлюшку. Которой без его наводки никто и не заинтересовался бы, зуб даю... А с другой стороны, подсунул совершенно непричастного субъекта...
– Француза бы прижать... – мечтательно сказал Толик.
– А на чем ты его прижмешь? Ты сначала докажи, Что это он микрофончнк сунул. Может, это ты его сунул. Или Славка. Строго говоря, я ведь до сих пор не имею стопроцентной уверенности, что «иголочку» мне Флиссак загнал. То, что он слушал немца, еще ничего не доказывает.
– Вот, давай... – фыркнул Славка. – Ты что, кому-то из нас не веришь?
– Непотребство глаголишь, отрок, сущее непотребство, – самым искренним тоном сказала Даша, слегка покривив душою. – Просто нет фактов, вот и все. Француза прижать не на чем. Подумаешь, за писателя себя выдает... Пока что в этом корыстного интереса не просматривается. А сдавать его в ГБ мне азарт не позволяет. В общем, так. Против нас работает не трамвайный карманник. Происходящее прекрасно характеризуется строками Высоцкого: «А вдруг это очень приличные люди, а вдруг из-за них мне чего-нибудь будет...» Посему соблюдайте максимальную осторожность, орлы. Я уже нарвалась, как видите... Сделаем так...
Помолчала, глядя на них. В самое плохое верить не хотелось, но если среди них есть крот, как распределить обязанности, чтобы противник не получил ни капли информации? Вот задачка...
– Сделаем так, – повторила она. – Толик займется коварным французом, Слава – Зыбиным. Поводите их немножечко. Сергеи – осторожно крутит Агеева... – она прикинула все и решила рискнуть, запустить дезу. – Откровенно говоря, есть у меня по этому Агееву кое-что любопытное, но я, уж простите, умолчу. История столь невероятная, что вы решите, будто я шизанулась... Пусть уж Сергеи сделает контрольную проверку, тогда и поговорим откровенно... Слава, ты вдобавок прокачай – сам Зыбин с французом флиртует, в одиночку, или это его контора делает маленький бизнес на обслуживании иностранцев...
* * *
...Зыбина обнаружили часа через три. И не они, а районная милиция. Дело в том, что Славка мотался по городу, звонил, расспрашивал, выяснял, куда мог поехать объект – а Зыбин уже никуда не спешил, и предстоявшие ему поездки можно было теперь предсказать наперед с вероятностью в двести процентов...
– Машина чья? – спросила Даша, направляясь к белой «Королле» возраста этак десятилетнего.
– По документам – принадлежит агентству, – сказал Протасов, розыскник из местного РОВД. – У него была доверенность.
– Кто настучал?
– Пацаны лазили вокруг машины. Думали, пьяный, кто-то рассказал бабке – мол, сидит такой, а бабка, когда пошла белье снимать – они тут по старинке во дворе вешают, – присмотрелась и решила, что дело нечисто. Что помер голубок с перепою. И начала колготиться. Бабки – наша опора... – он помолчал и с надеждой спросил: – Даша, ты это дело от нас забирать будешь?
– Что, в мыле?
– Да как всегда...
– Скорее всего, заберем, – сказала Даша задумчиво. – Если ты мне отслужишь. «Локус», вообще-то, не в твоем районе прописан, но пошли ты туда кого-нибудь, привези ихнего шефа со всей решительностью. Только в темпе, под вой охотничьих рогов.
– Я-то думал, ты чего неподъемного потребуешь... Сейчас озадачу ребят. – Он развернулся и обрадовано припустил к своей машине.
Даша подошла, открыла правую дверку, присмотрелась. Живым она его никогда не видела – но это и не имело значения, лицо было совершенно спокойным, мертвец, склонив голову к левому плечу, смотрел широко раскрытыми глазами на примостившегося рядом эксперта.
– Что там? – спросила Даша.
– Насколько можно судить – два удара ножом. Или заточкой. В общем, что-то длинное и узкое. Оба раза – в область сердца. Тут все мгновенно...
– Левша?
– Не обязательно. Мог выхватить нож, держа лезвие острисм к локтю. Если есть навык, можно и из такой позиции. Я бы поостерегся судить по первым впечатлениям, но, судя по безмятежному лицу жмурика, положили его весьма грамотно, в секунду. Это тебе не ольховская пьянь...
– Киллер?
– Ох, полюбилось вам всем это словцо! Я уж предпочитаю по старинке – убивец... Как свинью колол.
– Когда?
– На глаз – часа два назад. Но погоды стоят холодные, тут нужно работать, чтобы точно определить... Это что, твой парень?
– В смысле?
– Ну, твой кадр? Хотя ты равнодушна, я бы сказал...
– Почему это ты решил, что мой?
– Подойди к Протасову. У жмурика во внутреннем кармане был конвертик, тебе адресованный. Они уже все из карманов вынули.
Даша, удивленно пожав плечами, направилась к защитного цвета «уазику», чью принадлежность к милиции выдавала лишь мигалка. Залезла на заднее сиденье.
– Сейчас привезут, – сказал Протасов. – Он там пробовал права качать, но я настрого наказал...
– Конверт где? – спросила Даша. – Что ж ты сразу не сказал?
– Даш, я двое суток не спал, у меня какая-то сука малолеток трахает... Весь отдел на ногах.
– Ладно, давай...
Самый обыкновенный конверт, незапечатанный. С четко, крупно выведенной надписью: «Городской уголовный розыск, капитану Шевчук ДА.». Даша осторожно вынула его пинцетом из пластикового мешочка:
– Так и был, незапечатанный?
– Ага. Клеевой слой не нарушен, сама посмотри. Внутрь мы еще не лазили, тебя ждали – вдруг это какие-то твои дела... Потому и тебе сразу позвонили.
Даша тем же пинцетом вытащила сложенный вдвое листок, осторожно развернула его, помогая пинцету авторучкой. Плотная белая бумага. Жирными линиями, похоже, черным фломастером, довольно примитивно изображен загадочный рисунок. Телевизор, каким его рисуют дети, – плоский «вид спереди». Чтобы не было ошибки, снабжен рогулькой-антенной и буквами «ТV». Рядом – некая лента с рамочками, большими и маленькими... ну конечно, кинопленка. И в каждом кадре необычайно старательно выписанные цифры: 25 25 25 25...
Она долго рассматривала таинственное рукоделие, непонятное, как иероглифы. Поворачивала и так, и сяк.