Цацулин Иван К.. Атомная крепость (Книга 2)

В тридцать девятом году он в рядах гитлеровской армии ворвался на землю Франции. Страна древней культуры пала, танковые клинья разрезали ее вдоль и поперек. Танки и самоходки шли по полям и виноградникам, в упор расстреливая обезумевших от неразберихи, брошенных командованием французских солдат. Война казалась приятной прогулкой, и лейтенант Франц Штрадер не раз благодарил умудренного опытом папашу - по его совету он поставил на лошадь, которая выиграла владычество над Европой! Но вскоре все оказалось иллюзией... В сорок первом танки ринулись на восток, в степи и болота России. Снова клинья, котлы охваты частей противника, успехи... Однако на востоке было то, чего почти не было на Западе - русские, белорусы, украинцы жестоко сопротивлялись, вели кровопролитные бои, в превеликом числе отправляли гитлеровских бандитов на тот свет. Во Франции Штрадер чувствовал себя превосходно, в России ему очень скоро стало страшно, его охватил ужас, и он отчетливо понял - с военной карьерой у него ничего не выйдет, а политическую следует делать, находясь подальше от поля боя. Однако фашистская орда не выпускала его из своих объятии, увлекала все дальше на восток, и в составе Шестой армии Паулюса он очутился под Сталинградом... Это был ад! В котел попала огромная, отлично вооруженная немецкая армия, вернее, две армии - Паулюса и Гота. От страха почти потерявший рассудок обер-лейтенант Франц Штрадер понял, что спасти его может только случайность, - он все-таки верил в свою звезду, или, как любил говорить по примеру Гитлера, - "верил в провидение". Его мозг усиленно работал, отыскивая выход из опасного положения. И нашел в союзники себе он призвал... русский мороз. Мороз и оказался тем самым провидением, которое помогло ему удрать из-под Сталинграда, из "котла", в который он неосторожно угодил. И больше уже на фронте бравого вояку не видели, он сумел устроиться в тылу, в милой его сердцу Баварии, преподавателем зенитного училища в Шонгау - с того дня война для него в сущности и не существовала, она шла где-то далеко от него, он затаился и дрожал при одной мысли о том, что на него обратят внимание и снова отправят на фронт, к русским. Советских солдат он боялся до коликов, о них он вспоминал с содроганием... Так прошло почти два с половиной года. Отгремели последние залпы, война кончилась, и вот тогда-то обер-лейтенант Штрадер и "бросился в бой" - наступило время делать политическую карьеру. Война, война - можно было подумать, что иного слова не было в его лексиконе. Главное - во что бы то ни стало обратить на себя внимание. И он вопил о пролитой им лично на Восточном фронте крови, хотя его персональные потери под Сталинградом никакого отношения к крови не имели - он отморозил зад. Надо же, - своевременно там, у берегов Волги, не додумался, что ведь подобным "ранением" хвастать будет невозможно. Но справок у него не требовали, и он продолжал шуметь, тем более что основное-то все-таки не в пролитой им крови... Германия разоружена? Ее надо немедленно вооружить. У Германии нет больше вермахта? Создать сейчас же. Концерны обессилели? Дать им кредиты, субсидии. Он своего добился - его заметили военные преступники из концерна "ИГ-Фарбен" и взяли на содержание. Приметили его и американцы. Общими усилиями протащили обер-лейтенанта в бундестаг и поставили во главе специального комитета, занимавшегося "обороной", кредитами. Обер-лейтенант из кожи лез, строчил законопроекты один другого круче. Обстановка в стране была для его "деятельности" самая подходящая: террор, шантаж, подкупы... В общем, доверие хозяев он оправдал, и в награду его стали "продвигать", весьма скоро он добился того, к чему стремился изо всех сил, - его назначили военным министром, он стал над гитлеровскими генералами и офицерами. Он отлично понимал: как обер-лейтенант он им не нужен, они истосковались по Гитлеру и его режиму и мечтают о появлении в Федеративной Республике "сильной личности", нового "фюрера", за которым они могли бы, не размышляя, снова пойти в огонь и воду, как в свое время за Гитлером. И Штрадер принялся вовсю изображать из себя эту самую сильную личность: по примеру Гитлера создал свою реваншистскую партию; по его же примеру организовал свой личный штаб, сочинил несколько "программных" книг, в которых с редкой наглостью требовал от Европы преклониться перед "восстановленной экономической и военной мощью" Германии (Западной) и добровольно принять у себя предлагаемый Штрадером режим, ничем не отличающийся от гитлеровского "нового порядка". И, конечно, Штрадер выступал с речами на всевозможных сборищах... Мудрость государственного деятеля в нем оказалась с успехом замененной оголтелой склонностью к авантюрам, опасной демагогией реванша, призывами к новому походу на тот самый Восток, с которого он еле ноги унес. Он сумел-таки стать кумиром тех, кто не мыслит себе жизни без войны, грабежей, кровопролитий, зверств. Он настойчиво шел к своей главной цели - до кресла канцлера Германии (Западной), казалось, остался один шаг, а там уж он развернется! Но сначала интриги: друзья-приятели по реваншу вовсе не спешили пустить его вперед себя, они сами хотели быть канцлерами; а затем все окончательно испортили очередные выборы в бундестаг, в результате которых совершенно неожиданно большинство получили представители партий, ранее - на протяжении многих лет! - бывших в оппозиции и казавшихся безобидными. В результате - в оппозиции оказался Штрадер со своей партией, со своими единомышленниками, а безобидные стали у власти и - совершенно неожиданно для тех в стране, кто на протяжении четверти века готовил Республику к новой войне, провозгласили политику установления нормальных отношений и взаимовыгодного сотрудничества с Советским Союзом и с другими социалистическими странами. Однако похоже на то, что нынешняя оппозиция - отнюдь не безобидная, и круги, взявшие себе в услужение нового "фюрера" - Штрадера, заставляют его рискнуть на борьбу методами, которые могут привести страну к гибели.
   Сидя в автомобиле, мчавшемся по направлению к Мюнхену, Шулленбург с большой тревогой размышлял о сложившемся в стране положении, все говорило о том, что назревали события огромной важности и в них намерен сыграть роковую роль Штрадер, недооценивать его нельзя, Гитлер тоже был когда-то лишь ефрейтором...
   Многое прояснилось, лишь только Шулленбург переступил порог обширного кабинета Франца Штрадера, - можно было подумать, что тот и по сей день продолжал оставаться военным министром: у его письменного стола почтительно сидели и внимательно слушали его наставления генеральный инспектор бундесвера Гейнц Кривель, командующий военно-воздушными силами генерал Ганс Хубер и какой-то офицер в погонах капитана пехоты. Тут же по стойке "смирно" стоял уже знакомый Шулленбургу полковник Дитц. Некоторый элемент гражданской атмосферы вносил, пожалуй, самодовольно развалившийся в кресле Карл Функ. "Опять Функ", - с досадой отметил Шулленбург.
   При виде входящего графа Шулленбурга и Штрадер и его генералы встали. Лишь Карл Функ остался сидеть, приветствуя вновь прибывшего скупой улыбкой. Идя навстречу Шулленбургу с протянутой рукой, Штрадер подчеркнуто громко сказал:
   - Ваш приезд сюда я расцениваю как согласие принять мое предложение... Я всегда был убежден в том, что ваше место в рядах бундесвера.
   Шулленбург произнес с недоумением:
   - Бундесвера? Но...
   Штрадер дружески ухмыльнулся:
   - Я вас понимаю... Какое, собственно, я имею сейчас отношение к командованию бундесвера? Это вас смущает? Сугубо между нами, граф, имею, и самое непосредственное, - он кивнул в сторону генералов. - Политики такого ранга, как я, ни на минуту не отходят от государственных дел, они всегда у власти, хотя бы и неофициально. И крайне важно, что мои друзья, - снова кивок в сторону генералов, - понимают это. К тому же у нас одинаковое отношение к положению в стране и одна цель. Впоследствии вы во всем этом разберетесь... Итак, я жду вашего ответа, герр генерал-полковник.
   Функ заметил:
   - Я уже второй раз присутствую при встрече с графом фон Шулленбургом по одному и тому же вопросу.
   И смысл и тон его реплики были абсолютно ясны: сегодня они не останавливаются и перед угрозами! Шулленбург сделал вид, что не придал значения выходке Функа, сказал Штрадеру:
   - Мое место рядом с вами.
   - Благодарю. Иного ответа я и не ожидал от вас.
   Генеральный инспектор бундесвера Кривель, явно отдавая дань прозорливости своего "фюрера", сказал Шулленбургу:
   - Герр Штрадер был так уверен в вас... О, он великий политик и знаток людей... Он приготовил для вас сюрприз - вы уже зачислены в кадры бундесвера.
   - Гауптман Лунг, - обратился Штрадер к капитану, - вручите генерал-полковнику приказ. - И пояснил Шулленбургу: - Лунг - адъютант военного министра, фактически выполняет функции офицера связи между некоторыми генералами из аппарата военного министерства и мной. Сегодня он прибыл сюда из Бонна специально, чтобы вручить вам приказ...
   Подтянутый, молчаливый гауптман Лунг вынул из папки бумагу и протянул ее Шулленбургу.
   - Разрешите поздравить вас, герр генерал-полковник...
   Поздравления Шулленбург охотно принял. Теперь оставалось получить разъяснения: какое именно назначение ему предстоит, какие конкретно обязанности на него возлагаются. Эти разъяснения и должны были внести ясность - будет ли у Шулленбурга возможность осуществить его замысел. Сейчас он был очень обеспокоен и опасался, что это заметят, - осторожно повел глазами: оберста Дитца уже не было, тот незаметно покинул кабинет. Внешне бесстрастно генерал-полковник выслушал Штрадера:
   - Формально вы будете числиться в штабе генерального инспектора, выполнять отдельные поручения военного министра, но основное - и в этом смысл моего обращения к вам - вы будете одним из моих военных советников, станете вместе со мной трудиться над обеспечением... существования нашего государства в определенных границах и при нами определенной внешней и внутренней политике...
   Штрадер произнес целую речь. Шулленбург не без основания заподозрил, что напускным пафосом при этом тот постарался прикрыть нежелание сказать ему четко и ясно, чего от него, собственно, хотят. Штрадер говорил очень долго. Вкратце речь его сводилась к нескольким основным положениям: за четверть века усилий Франца Штрадера и его единомышленников, с помощью американцев, Федеративную Республику удалось довести до такого состояния, при котором она была абсолютно готова к ведению любой войны, большой или малой, - этому способствовал и захват немцами важнейших позиций в аппарате НАТО; Европу Штрадер хотел бы видеть "объединенной" под главенством Германии, в свою очередь "объединенной" силой оружия; в Европе должен быть снова установлен "новый порядок" с учетом "мощи Германии". Францию надо любыми средствами возвратить в НАТО, и ее армию снова отдать под команду генералов бундесвера, как это уже было недавно. "Объединенная" (западными) немцами и американцами Европа позволит Штрадеру и его хозяевам "без единого выстрела получить все то, за что вел войны на Западе Гитлер". Однако, к несчастью, - тут Штрадер буквально задохнулся от злобы, - ни о захвате Западной Европы, ни о молниеносной атаке на восточных соседей сейчас и думать нечего! - в ФРГ нашлись "предатели", вступившие в сговор с Москвой, признавшие как существующие границы по Одеру и Нейссе, так и между Федеративной Республикой и ГДР. Эти "предатели" провозгласили отказ от применения силы при решении споров в Европе и таким образом "продают Германию русским". Вывод: Германию надо срочно "спасать".
   - Что же вы намерены предпринять? - прямо спросил Шулленбург.
   - У нас имеется немало возможностей, я постепенно введу вас в курс, заверил его Штрадер. - Но уже сейчас следует признать: рассчитывать на приход к власти так называемым демократическим путем, по-видимому, нельзя... Красные сбили народ с толку, и выборы в земельные ландтаги привели к совершенно неудовлетворительным результатам...
   Шулленбург повторил свой вопрос. Штрадер остановил на нем острый взгляд и резко, с нескрываемой злобой ответил:
   - Народ не всегда знает, что ему надо... Поэтому мы с вами должны действовать, и как можно скорее. Я пойду своим путем. У меня есть тщательно разработанные планы, и я уверен, что мои друзья за океаном отнесутся к ним положительно, они нам помогут...
   - Боюсь, что для меня все это слишком сложно, - задумчиво произнес Шулленбург. - Я всего лишь строевой командир.
   - Никакой ошибки нет. Приглашая вас сюда, я имел в виду прежде всего вашу военную специальность, герр генерал-полковник.
   - Танки?
   - В частности и танки. А вообще-то умелое командование сухопутной армией в условиях войны. - Штрадер сказал это, подчеркивая каждое слово, и снова пытливо посмотрел на Шулленбурга.
   - Это уже понятнее, - сказал тот искренне, - можете располагать мной. Вы, вероятно, учитываете в ваших планах: армии стран Варшавского договора мощная сила.
   - Это не может остановить нас, - решительно заявил Штрадер. - Все будет как и раньше: тактика молниеносной войны, внезапное нападение - ныне этот принцип имеет неизмеримо большее значение, чем когда-либо прежде... Направление главного удара...
   - Мы дадим вам новейшее вооружение, - вмешался Карл Функ.
   Его дополнил генерал Кривель:
   - И отличный, специально подобранный нами командный состав.
   Вот теперь Шулленбургу стало ясно, чего хотят от него собравшиеся здесь заговорщики.
   О деталях будущих действий по выполнению планов Штрадера и его компании во время этой встречи разговоров не было, но своего удовлетворения результатом переговоров с Шулленбургом Штрадер ни от кого не скрывал.
   - Вы даже не представляете себе, граф, как я счастлив иметь такого военного советника, как вы, - откровенно и с чувством признался он. И Шулленбург тотчас отметил фальшь в его словах: то, что сказали здесь Функ и Кривель, свидетельствовало о том, что ему, генерал-полковнику фон Шулленбургу, отводится роль отнюдь не советника, что в советниках он должен ходить до какого-то заранее определенного Штрадером и его бандой часа, после чего действовать придется в соответствии с военной специальностью.
   - А пока у меня к вам два предложения, - продолжал Штрадер.
   - Слушаю.
   - Первое - прошу сегодня вечером приехать ко мне - фрау Штрадер и я будем с нетерпением ждать вас, граф.
   Шулленбург поблагодарил, предложение принял.
   - Затем - в ближайшее время вам придется сопровождать меня за океан. Мы отправимся, конечно, неофициально и без шума: я, вы, командующий военно-воздушными силами генерал Хубер и гауптман Лунг. В Вашингтоне нас ждут, мы будем гостями Пентагона. Осмотрим на континенте Северной Америки базы авиации дальнего действия, стартовые площадки для запуска межконтинентальных ракет, полигоны.
   - Я готов сопровождать вас, - сказал Шулленбург.
   Все зашевелились, заговорили, послышался смех. Генерал-полковник почувствовал: они уверены, что он будет безропотно и ни о чем не спрашивая делать то, что они ему прикажут. И уж, конечно, все они знают в деталях чем именно предопределено ему заниматься но замыслу баварского "фюрера".
   До машины Шулленбурга провожал адъютант военного министра, он же связной Штрадера, гауптман Вилли Лунг, скромный, подтянутый. Генерал-полковник шел по-военному выпрямившись, четко чеканя шаг. Неожиданно он почувствовал - Лунг хочет что-то сказать ему, и обернулся. Лунг молчал, светлыми глазами не мигая смотрел прямо к лицо Шулленбурга, повел головой в сторону. Шулленбург осторожно проследил за его взглядом: сзади неслышно двигался человек - генерал узнал оберста Дитца и в гневе сжал зубы... Вот оно что! У машины он сказал с признательностью:
   - Благодарю вас, гауптман Лунг.
   Тот понял - его предостережение понято и, отдав честь, возвратился в здание. Автомобиль тронулся с моста... Шулленбург размышлял - почему Лунг предупредил его об установленной за ним слежке? Кто же он, этот человек, друг или провокатор?
   Штрадер нажал на кнопку звонка, и в кабинете появился Дитц.
   - Шванке, - обратился к нему бывший военный министр, - с Шулленбурга не спускать глаз.
   - Слушаюсь, экселенц.
   - Постарайся войти к нему в доверие, Шванке. Ты же знаешь, чем ему придется заняться... Когда недавно Шулленбург поднялся с этого кресла, он и не подозревал, что с этой минуты он - командующий всеми войсками страны по осуществлению моего оперативного плана "Рейх-IV". - Штрадер самодовольно ухмыльнулся. - Об этом его фактическом назначении знали все здесь присутствовавшие, кроме него самого... Ты отвечаешь за него головой, Шванке. Ты знаешь - теперь мне шутить некогда, советую запомнить мои слова. Следи! Разговоры графа фон Шулленбурга, встречи, новые знакомства, попытки кого бы то ни было связаться с ним - обо всем этом ты обязан докладывать мне ежедневно. Возьми себе в помощь сколько хочешь людей из контрразведки военного министерства, но наблюдение обеспечь.
   - Слушаюсь, экселенц, - вытянулся оберфюрер.
   Они не заметили, как в соседнее с кабинетом помещение вошел адъютант министра гауптман Лунг, - он не пропустил из их беседы ни одного слова.
   Как только Карл Функ возвратился в гостиницу, перед ним вырос Гюнтер Курц.
   - Почему вы здесь, что случилось? - с тревогой осведомился Функ, бросив взгляд на его расстроенную физиономию.
   - Мои люди встретили инженера Можайцева в Париже. - Голос Курца дрожал: еще бы! - он боялся.
   - Что? - Функ в бешенстве сжал кулаки. - Вы же докладывали... Там, в Норвегии...
   - Я был абсолютно уверен в гибели инженера Можайцева, но он...
   - Уцелел! Что он делает в Париже?
   Гюнтер Курц пожал плечами.
   - За ним установлена слежка?
   - Не успели, он исчез.
   - Вы осел, оберст Курц, - Функ перестал сдерживаться, он задыхался от ярости. - Если Можайцев жив и не сбежал в Советский Союз, это может означать лишь одно - он ищет подходы к моему вольфшанце, - ведь он же отлично понимает, что мы овладели документацией о его установках не для того, чтобы терять зря время, знает, что Шольц работает на меня. Разве вы сами не в состоянии до этого додуматься? Немедленно усильте охрану вольфшанце и одновременно примите все меры к розыскам Можайцева.
   - Будет исполнено, экселенц. - Курц почти бегом покинул кабинет Карла Функа.
   - Жив! Это какое-то наваждение, - прошептал Функ, опускаясь в кресло и вытирая со лба холодный пот, - наверное, совсем некстати он вспомнил об угрозе Можайцева разделаться с ним. Они с Курцем посмеялись тогда над этой угрозой человека, которого считали уничтоженным, но теперь Функу сделалось не по себе, - что-то странное, необъяснимое чудилось ему в Можайцеве. Функ закрыл глаза, постарался сосредоточиться - к чему должен стремиться Можайцев, сумев обвести вокруг пальца Гюнтера Курца и незаметно пробраться во Францию? Безусловно, к тому, чтобы любой ценой сорвать работу Шольца над его установками, использование им, Карлом Функом, его изобретения. А раз так, то, естественно, он будет разыскивать место, где эти установки монтируются - вольфшанце Функа. Постарается проникнуть в это место. Надо сделать так, чтобы Можайцев пришел туда, но не смог уйти оттуда, и тогда можно будет заставить его приняться за работу, взяться за которую добровольно он отказался.
   Потирая руки, Функ встал и подошел к карте на стене, разыскивая глазами пункт, в котором он спрятал свое "волчье логово", вольфшанце, - он взял это наименование у покойного "фюрера", оно всегда нравилось ему.
   Глава третья
   Август в Москве стоял дождливый, только что прошумел очередной, наверное десятый в тот день, ливень. Полковник Соколов сидел за столом. Оторвавшись на минутку от дел, полковник подумал, как должно быть сейчас хорошо за городом, в мягкой зелени подмосковных лесов, и с сожалением вспомнил, что так за все лето и не сумел совершить сколько-нибудь основательную вылазку с ружьишком или с рыболовными снастями, с ночевкой на берегу речки, с костром, над которым в казане варится незатейливая рыбацкая уха, с занятными охотничьими историями под ночные шорохи леса...
   Размышления прервал звонок телефона. Говорил инженер Ландышев.
   - Иван Иванович? Необходимо повидать вас... Очень нужно. Я бы сам к вам приехал, да мне сейчас отлучиться с работы нельзя, вы же знаете. - В голосе Ландышева полковник заметил непривычное волнение.
   - Что-нибудь взять с собой? - осведомился Соколов.
   - Нет, нет, ничего не надо. Но вопрос и важный и срочный. Приезжайте. Жду вас сегодня же. - Ландышев положил трубку на рычаг.
   Сегодня же! Легко сказать! Полковник позвонил Тарханову; сообщил жене, чтобы не ждала к ужину, и вышел на улицу...
   Ландышева он нашел в одном из цехов. Они вместе прошли в административное здание, поднялись в кабинет главного инженера. Через окна-стены отсюда были видны цехи, полигоны, массивы елей на далеких увалах.
   - Как дела? - вежливо поинтересовался Соколов, хотя он видел, что Ландышев чем-то взволнован.
   - Сборка отдельных агрегатов идет нормально. Сроки выдерживаем, думаю, результат не за горами, но дела еще очень и очень много.
   Соколов отлично понимал, что именно имел в виду инженер Ландышев, говоря о конечном результате работы, - речь шла о выведении на орбиту целого роя космических аппаратов, из которых на заранее определенной и заданной высоте под руководством того же Ландышева будет построена обитаемая межпланетная станция для ведения научных работ в космосе.
   Попросив полковника извинить его, Ландышев подошел к селектору, вызвал своих помощников и отдал им не терпящие отлагательства распоряжения.
   - Ну, а теперь о деле, ради которого я попросил вас приехать ко мне, обратился инженер к Соколову. Он минуту помолчал, бросил на собеседника испытующий взгляд, неожиданно спросил: - Вам знакомо имя инженера Можайцева?
   - Можайцева? - у Соколова поползли вверх густые брови. Он вспомнил все то, что ему говорил об этом человеке генерал Тарханов. Но откуда это имя стало известно Ландышеву?
   - Да, да, инженера Вадима Николаевича Можайцева, - торопил Ландышев. Вы что-нибудь знаете о нем?
   - Очень немного. - Полковник кратко рассказал все, что ему было известно. - А в чем дело? Почему вы спросили меня о Можайцеве?
   Ландышев некоторое время молчал, кажется, даже не слышал вопроса Соколова. Он сидел, сосредоточившись на какой-то своей мысли.
   - Иван Иванович, - заговорил он наконец, - я к вам за советом... Дело в том, что мне необходимо на один-два дня вылететь за границу.
   Полковник посмотрел на инженера: он отлично понимал, что такая поездка безусловно представляла собой определенные трудности - инженер Ландышев был слишком известен а задание правительства слишком ответственное...
   Точно угадывая мысли полковника, Ландышев сказал:
   - Я все понимаю, но ехать мне надо, и срочно, - Ландышев стремительно встал и заходил по кабинету. - Я должен ехать!
   - Вы так и не объяснили мне, в чем все-таки дело и для чего вы хотите вылететь за границу? - мягко напомнил Соколов.
   - Для встречи с Можайцевым, - Ландышев на мгновенье остановился перед полковником, и тот увидел, как лицо инженера неожиданно исказила внутренняя боль. - Видите ли, - продолжал инженер, - сегодня утром я получил от Можайцева письмо, вот оно, - он вынул из кармана и протянул полковнику листок бумаги, исписанный крупным, резко изломанным почерком. - Письмо из Парижа. Можайцев сообщает мне, что ему давно известно, над решением какой именно научной проблемы я работаю... и просит меня прибыть для встречи с ним в Берлин. Он пишет, что намерен предостеречь меня от опасности, которая грозит и лично мне, и моему делу, что это, по-видимому, единственная возможность помочь мне избежать опасности и срыва моей работы. Можайцев собирается посвятить себя какому-то делу, что не позволит уже ему не только лично встретиться с кем-либо, но и даже писать куда бы то ни было... Тут он что-то недоговаривает. Так вот, мне немножко известно, чему посвятил свою жизнь инженер Можайцев, и пройти мимо его предостережения, даже призыва - я не могу, не имею права, Иван Иванович.
   Соколов читал письмо Можайцева, адресованное инженеру Ландышеву.
   - Почему бы не послать для встречи с Можайцевым кого-нибудь из ваших помощников? - осторожно спросил он.
   Лицо Ландышева побагровело.
   - Я сам знаю, следует ли мне лететь самому или кого-то послать, произнес он дрожащим голосом. - Я тщательно продумал и твердо решил - ехать нужно мне, только мне!
   Полковник Соколов смолчал, - вспышки гнева у Ландышева обычно быстро проходили. И действительно, после короткой паузы тот снова обратился к нему, и на этот раз с задушевной мягкостью:
   - Дорогой Иван Иванович. Поймите, так нужно... Мне абсолютно необходимо повидать этого Вадима Можайцева! Есть личные мотивы, о которых я не могу говорить.
   Полковник Соколов молча развел руками - при чем здесь, собственно, он. Но Ландышев тотчас разъяснил:
   - Целесообразность поездки с деловой точки зрения ни у кого не вызовет сомнений, это я беру на себя.
   Ах, вот оно что! Полковник усмехнулся: та самая ответственность, и действительно, огромная ответственность за жизнь и безопасность Ландышева во время этой поездки, которую, как он сам понимает, другие не захотят принять на себя, он предлагает Соколову взять на свои плечи добровольно. Психолог! Ставка на прямой, решительный, без уверток и колебаний характер старого чекиста.
   - Я хочу обязательно видеть Можайцева. А сопровождать меня будет мой помощник Доронин, парень надежный. Да вы же сами и рекомендовали его мне.