Эрика хотела вскочить с места, резко запротестовать, по Курц помешал этому - подняв вверх обе руки, шутливо сказал:
   - Знаю, знаю, сейчас вы мне скажете, что понятия не имеете ни о каком Можайцеве и так далее, одним словом, все, что полагается говорить в таком случае. Но, поймите, я информирую вас об этом деле вовсе не для того, чтобы получить от вас подтверждение, что Можайцев находится именно там, где он есть, - в хижине на скале, под охраной, это я и без вас знаю. Не верите? Смотрите.
   Курц вынул из бокового кармана и бросил Эрике на колени несколько прекрасно выполненных фотоснимков; Можайцев в группе своих друзей, среди которых Эрика увидела и себя. Как им удалось незаметно сделать эти снимки? Точно отвечая на ее вопрос, Курц, продолжая самодовольно улыбаться, пояснил:
   - С помощью телеобъектива... С расстояния в три километра... Потом пришлось несколько увеличить, только и всего. Между прочим, такие же точно снимки можно сделать и на расстоянии в десять километров. Техника.
   Эрика спокойно повернулась к Курцу, ожидая, что тот скажет дальше. Курц спрятал фотографии.
   - Теперь перейдем к той просьбе, с которой я позволю себе обратиться к вам, фрейлейн.
   Эрика хранила молчание.
   - Прошу вас передать Можайцеву просьбу прибыть сюда, ну, скажем, послезавтра для серьезной беседы, на которую я уполномочен... - Он не договорил, сделав вид, что всецело занят очередной сигаретой.
   - Уполномочены - кем? - в упор спросила Эрика.
   - Функом... Карлом Функом, - тихо ответил Курц.
   - Вряд ли Можайцев придет сюда, думаю, он не захочет разговаривать ни с вами, ни с Карлом Функом, - сказала Эрика.
   - Как знать, фрейлейн Келлер, - Курц ухмыльнулся, - во всяком случае, не будем решать за него. Я прошу вас только об одном - передать ему мою просьбу.
   - Он не придет, - повторила Эрика, еле сдерживая гнев.
   - В таком случае пусть разрешит мне навестить его. О, не беспокойтесь, я не съем вашего Можайцева. Но поймите меня правильно - поручение Карла Функа я обязан выполнить. Дело Можайцева, как отнестись к предложению Функа, - я прошу лишь о том, чтобы он позволил мне повидать его.
   - Полагаю, из вашей затеи ничего не выйдет, - сказала Эрика.
   На этот раз пришла очередь Курца пожать плечами.
   - Поживем - увидим, - философски заметил он при этом. - Давайте договоримся так: если послезавтра в это время Можайцева не будет здесь - на следующий день я отправлюсь к вам сам. Надеюсь, в меня не станут стрелять, не правда ли? Я должен говорить с ним во что бы то ни стало.
   - Попытайтесь, - неопределенно бросила Эрика.
   На этом беседа была окончена. В тот же день Эрика возвратилась к друзьям и рассказала о встрече с Курцем.
   Карл Функ! Для Гросса это было полной неожиданностью. Он все время думал об опасности, грозившей Можайцеву со стороны разведки Аллена Харвуда, и не принял в расчет Функа. Наверное, сыграла свою роль уверенность в том, что, имея Шольца, Функу незачем гоняться за Можайцевым, и только теперь новая мысль молнией мелькнула в его мозгу, мысль страшная в своей реальности; завладевший изобретением инженера Можайцева Карл Функ, по-видимому, решил или захватить в свои руки и самого Можайцева, или уничтожить его, чтобы проектами установки не могли воспользоваться другие, будь то Прайс или Советы. А если так, то Можайцеву сейчас угрожала смертельная опасность. Беседа, о которой просил Курц, только разведка, за которой последуют какие-то действия, вплоть до попыток убийства русского инженера, в этом можно было не сомневаться. Как же отнестись к просьбе Курца? Этот вопрос должен решить сам Можайцев.
   - Я приму посланца Карла Функа, - сказал Можайцев, выслушав соображения друзей. - Я должен услышать, чего от меня хочет Функ, и постараться выяснить, как обстоит с осуществлением его замыслов, ради которых он завладел технической документацией аппаратов "М-1".
   - Вы хотите выиграть время? - задал вопрос Гросс встревоженно.
   - Отчасти, только отчасти. Друзья мои, с самого начала, как только я пришел в сознание, я понял - Функ пустит по моему следу ищеек, он боится, что я восстановлю документы и выбью из его рук страшное оружие. Поэтому все, о чем болтал Гюнтер Курц, только увертюра. Поскольку они не сомневаются, что любое предложение Функа я отклоню, ясно, что разыскивали они меня вовсе не для того, чтобы вести со мной переговоры, наверняка приняты меры к тому, чтобы после получения отказа уничтожить меня.
   - Мы защитим вас, - твердо произнес Петер Андерсен.
   - Не сомневаюсь в вас, но не имею права подвергать опасности и вашу жизнь.
   - Вы хотите капитулировать перед угрозами Функа? - с негодованием спросил старик.
   - Нет, ни за что! - горячо заверил Можайцев. - Я своевременно подумал об опасности, в которой очутились ныне мы все. Вы помните о телеграмме, которую я посылал в Париж? Не так давно вы, дорогой Петер Андерсен, доставили мне ответ. Вот он, - Можайцев вынул из кармана бланк телеграммы. - Скоро сюда прибудет мой друг Легран, я исчезну с ним, на его яхте... Прошу вас, друг мой, - обратился Можайцев к молодому Андерсену, помочь мне добраться вот до этого пункта на побережье, - он показал на карте, - там мы встретим Франсуа Леграна - и я вне опасности. Хотя бы на некоторое время.
   - Но Легран может опоздать, - заметил Гросс.
   - На один день, не больше, он любит точность и к тому же понимает, в каком положении я нахожусь. Легран не допустит, чтобы я попал в лапы Прайса или Функа. Я хотел уйти к побережью раньше, но когда обнаружилось, что за нами следят, - уходить было нельзя, - этим я мог бы лишь заранее привлечь внимание агентов Функа к приходу яхты. Я могу отправиться в условленное место только после встречи с Курцем.
   - Они не потеряют этот день, - бросила Эрика. - Я в этом уверена.
   Гросс обратился к Петеру Андерсену:
   - Нет ли тут где-нибудь неподалеку места, куда мы могли бы переселиться тотчас после ухода отсюда Гюнтера Курца? Переселиться надо будет немедленно, - подчеркнул он. - Курц с удовольствием ликвидировал бы нас всех, и он без колебания даст приказ своей банде напасть на эту хижину.
   - Вот что, - задумчиво произнес старик. - Есть тут одна пещера, партизаны пользовались ею. Но до нее отсюда не менее шести километров, - он с сомнением посмотрел на Можайцева.
   - Дойду, - заверил его Можайцев и добавил: - Подготовкой к переходу займемся ночью: можно не сомневаться, что с помощью телеобъективов и стереотруб наблюдение за нами продолжается беспрерывно.
   - Правильно, - согласился Гросс. На этом и порешили.
   Можайцев лежал в постели. Бинты с головы не были еще сняты, лицо инженера казалось бескровным. Гюнтер Курц вежливо осведомился:
   - Как вы себя чувствуете, герр Можайцев?
   - Нахожу ваш вопрос бестактным, - заметил Можайцев, - Карл Функ, наверное, наказал своих людей за то, что они не сумели убить меня и тем самым причинили ему хлопоты... понадобилось искать меня, посылать сюда вас...
   - О, от нас скрыться невозможно. Мы вас и под землей найдем.
   - К делу! - резко сказал Можайцев. - Пока что вам хвастать нечем, и вы, Курц, это отлично понимаете. Не правда ли? Чего хочет от меня Функ?
   - Чтобы вы поступили к нему на службу.
   - Что я должен буду делать у него?
   - Заниматься изобретенными вами установками.
   - Как это понять?
   - Вы займетесь монтажом и размещением их... - Курц замялся.
   - Где, в Западной Германии? - быстро спросил Можайцев.
   - Я не могу ответить на этот вопрос.
   - В таком случае беседу придется прервать. Вы явились ко мне с предложением Карла Функа? Так открывайте карты до конца - я хочу знать все, что имеет отношение к сделанному мне предложению. Итак?
   - Это логично, - сказал Курц не очень уверенно. - Работать вам придется не в Германии.
   - Я так и думал. - Можайцев откинулся на подушках. - Теперь начинайте прельщать меня. Я имею в виду не деньги, они для меня не представляют ценности, вы должны знать это от Шольца.
   - Да, да, конечно, - деловито заговорил Курц. - Я вас понимаю. Вы из ошибочных расчетов едва не погубили себя. Я говорю не о происшествии на берегу моря, там, у гостиницы, нет, нет. В вас проснулась... как это, тоска по родине, и вы очертя голову решили передать большевикам свое изобретение.
   - Прекратите, - резко перебил Можайцев. - Нельзя ли ближе к делу, из-за которого вы явились ко мне.
   - Слушаюсь. - Курц смущенно улыбнулся. - Вы очень любите Советы...
   Можайцев снова перебил его:
   - И ненавижу германских авантюристов. Я изучал историю: вас, немцев, бил нещадно еще Александр Невский. Во-он когда это было! Однако вы снова и снова лезли на русскую землю, лезли в любую щель. Вы захватили в России фабрики, заводы, шахты, прекрасные угодья на Волге и Днепре, ваши люди уселись у трона, командовали нашими армиями, были губернаторами и академиками - душили все русское, душили и грабили. Из фатерланда на восток пробирались всё новые авантюристы. У вас на мою родину стали смотреть как на колонию, как на "жизненное пространство"! - в голосе инженера по слышалось озлобление. - Вы вообразили себя умнее русских, а о других народах России и говорить нечего - для вас они просто недочеловеки. Но пришли к власти большевики, Советы - и все пошло по-иному. Однако вы не унимаетесь, продолжаете нахально лезть на восток. Вас разбили в восемнадцатом году, растрепали в годы интервенции, расколошматили, когда Гитлер осмелился напасть на Советский Союз в сорок первом. Черт возьми! Почему ничто на вас не действует? Кстати, герр Курц, кем вы были при Гитлере?
   - Служил в главном управлении службы безопасности СД, - сухо ответил немец.
   - Гестаповец! Понятно - теперь вы доверенное лицо Карла Функа. А я русский. Вы хотите, чтобы я помог вам подготовить войну против моей родины?
   Курц с непроницаемым лицом взглянул на собеседника.
   - К сожалению, вы заблуждаетесь, - заговорил он. - Герр Функ предлагает вам заниматься исключительно вашими установками, которые он не собирается использовать против вашей родины.
   - Слово Функа для меня не имеет значения, - сказал Можайцев с презрением. - Но вы, кажется, хотели в чем-то убедить меня. - Он вскинул глаза на Курца. - Я вас слушаю. И покороче - по милости Функа я еще не совсем здоров, как видите.
   - Мне поручено передать вам, что, отклонив предложение Карла Функа, вы совершите непоправимую ошибку. Нет, нет, я не беру на себя смелость поучать вас - человека, которого мы считаем гениальным и который к тому же ненавидит нас, - Курц криво усмехнулся. - Я просто передам вам то, что мне поручено Функом. Это займет две минуты. Разрешите?
   Можайцев кивнул.
   - Постарайтесь не перебивать меня. Еще четверть века назад в Европе существовал "новый порядок", установленный Гитлером в побежденных странах. Не будем скрывать правды - Советская Армия разбила нас, - вы совершенно правы. Но не торжествуйте! Поймите ход истории: Советская Армия освободила от оккупации страны Европы, захваченные Гитлером. Однако всего через несколько лет после капитуляции мы снова заняли важные позиции в этих странах и, заметьте, без войны, которую пришлось вести Гитлеру, без единого выстрела. Мы создали большую армию, не сомневаемся, что наши американские и английские друзья в нужный момент дадут нам ракетное и ядерное оружие. Согласен с вами, - Курц вежливо усмехнулся, - можно удивляться, как это наши бывшие враги, а ваши союзники по войне с нами, вообще идут на риск, вооружая нас, но история повторяется - только и всего, герр Можайцев. Можайцев упорно молчал. - Они вооружали нас раньше, при Гитлере, а потом не поладили с ним, и нам пришлось бомбить Лондон, топить американские пароходы... Что будет через несколько лет - не будем гадать, но ведь это факт, что мы получили базы для бундесвера во многих странах и ввели на них своих солдат. Наши дивизии снова отправились в Италию, Испанию, Грецию, мы получили базы даже в Англии. Наш генерал уже командует армией Западной Европы, генералы Гитлера являются помощниками американского главнокомандующего войск НАТО, наш военно-морской флот снова расположился в Дании, Норвегии. Вы умный человек и, конечно, не строите иллюзий - мы: Функ, Крупп, "Фарбениндустри", генералы вермахта - остались прежними.
   - Теми самыми, что установили в Европе рабство, торговали европейцами как скотом, бросали их в концлагеря, живьем сжигали в крематориях, душили газами, не щадили ни детей, ни стариков... - гневно бросил Можайцев.
   - Да, - Курц спокойно посмотрел на инженера. - Отрицать нет смысла, да и нет, кажется, необходимости. Все это так: мы душили, травили, сжигали, убивали, насиловали... Но разве все это не известно тем, кто ныне снова вооружает нас, или тем, кто снова пускает нас на свою территорию? А мы прежние! Вы понимаете меня, герр Можайцев?
   - "Новый порядок"? Снова? История повторяется?
   - Не смейтесь... Чего же от нас хотят, вооружая нас, впуская нас в свой дом? - Курц пожал плечами. - В день "икс" мы повторим, правда несколько на иной лад, то, с чего мы начали в тридцать девятом году.
   - И снова аресты, тюрьмы, расстрелы заложников, истребление неугодных?
   - Да, - сказал Курц. - История повторяется. Стратегическое положение ряда стран таково, что при современной военной технике воевать им нельзя война для них была бы самоубийством.
   - А потом опять на восток? - насмешливо осведомился Можайцев.
   Курц развел руками:
   - Возможно, но до этого у нас все-таки будет много дел в Западной Европе, надо будет отделаться от американцев.
   - Я, должно быть, начинаю понимать Функа: он предлагает мне заблаговременно примкнуть к лагерю завтрашних победителей, - насмешливо произнес Можайцев. - Так или нет?
   - Вы поняли правильно, - подтвердил Курц. - Что же вы ответите Карлу Функу?
   - Передайте ему, что история повторяется не всегда: если после поражения Германии в прошлой войне его не повесили, то после неизбежного разгрома в будущей - петли ему не миновать, - заговорил Можайцев. - Но, возможно, Функу не удастся дожить до новой авантюры - я постараюсь прервать его существование, - Курц в изумлении вскинул на него глаза. - Не удивляйтесь, - спокойно заметил инженер, - увы, всемогущие функи - смертны, не правда ли? Я этим воспользуюсь. Кажется, я теперь знаю, с чего начинать. Не подумайте, что я хвастаю. Функ не просто обокрал меня, он украл у меня плоды трудов моих и преградил мне путь на Родину. Что же мне делать? Служить ему? Зачем? Я много думал, передайте это ему... Я знал, что он рано или поздно разыщет меня, знал все, что может произойти со мной. И я решил повести против него борьбу, всеми средствами. Курц, смотрите на меня внимательно: я говорю об этом вполне серьезно, Шольц может засвидетельствовать, я слов на ветер не бросаю. Шольц - предатель и негодяй, я уничтожу и его. Функу война со мной обойдется дорого. А теперь уходите, Курц, я устал.
   Кивнув, немец по-военному повернулся и покинул хижину. Курц шел по склону несгибающимися ногами и старался осмыслить то, что ему только что сказал этот странный русский инженер: он объявил войну Карлу Функу! И ведь при всем том - нормальный и, как утверждает Шольц, весьма серьезный человек. Но бороться с Функом ему не придется - при этом Курц не мог не усмехнуться - он со своей стороны примет кое-какие меры, после которых у Функа одним врагом будет меньше.
   Как только стемнело, Можайцев, поддерживаемый друзьями, направился к пещере старика Андерсена. Шли по ущельям и кручам. Пещера оказалась отрытой почти на самой вершине нависшей над фиордом скалы. Глубоко внизу под лунным светом искрились будто позолоченные воды извилистого залива, серые прибрежные горы, безлесные, угрюмые. Можайцев с нетерпением смотрел в сторону моря - оттуда должна появиться яхта Леграна.
   Ночь прошла спокойно. Гросс почти до утра просидел с Можайцевым, - он убеждал его, не откладывая, уехать в Советский Союз. Но Можайцев возражал: что скажет он о себе там, на Родине? Что он дал в руки врага Советского Союза оружие, которое тот может направить против ненавистных ему русских? Конечно, он, Можайцев, может засесть за работу и восстановить чертежи, расчеты, но на это уйдет уйма времени, и к тому же главное сейчас вовсе не в документации, а в том, чтобы выбить опасное оружие из рук Карла Функа, это надо сделать в первую очередь, именно этим и займется он с помощью Франсуа Леграна.
   Под утро Гросс и Эрика вернулись в хижину на скале: у людей Гюнтера Курца не должно возникнуть подозрения в том, что Можайцев ускользнул от них. До появления Франсуа Леграна необходимо выиграть время. Вечером они снова вернулись к пещере. Можайцев собирался уходить. Возле него стоял Франсуа Легран. Среднего роста, стройный, подвижный человек с открытым лицом. Его встретил и привел сюда младший из сыновей Петера Андерсена.
   Можайцев сердечно распрощался с теми, кто спас ему жизнь; крепко пожал руку Эрике, обнялся с Гроссом и в сопровождении младшего Андерсена ушел к фиорду. Там его ожидала яхта.
   Прошло часа три. Ветер постепенно усиливался. По небу мчались рваные лохмотья облаков, то и дело закрывая луну. Уродливые призрачные тени скользили по вершинам гор.
   Вернулся провожатый и сообщил, что все обошлось без приключений.
   Неожиданно послышался шум мотора вверху, высоко за облаками. Самолеты прошли почти над их головами и повернули на восток. Что это значит? Неужели?.. Но гадать было ни к чему: пробив облака, над землей повисла сброшенная на парашюте "люстра", ярко осветившая все вокруг. И хотя до того места, над которым висела "люстра", от пещеры было сравнительно далеко, друзья безошибочно определили - в центре освещенного круга сейчас находилась хижина, в которой они еще недавно обитали.
   Послышался рев ракет, и тотчас загремели взрывы. Стиснув руки, Гросс не отрывал взгляда от места, где только что находилась хижина - самолеты уничтожили ее ракетами. Так вот какие еще полномочия от Функа имел бывший эсэсовец Гюнтер Курц! Он, должно быть, боялся, что при нападении на хижину его людей с обычным огнестрельным оружием Можайцеву посчастливится в темноте ускользнуть, - а тут - дело верное. Теперь Курц доложит, что все в порядке, Можайцев уничтожен вместе с его друзьями.
   Глава двенадцатая
   В Комитете государственной безопасности ни на минуту не забывали о человеке, прорвавшемся через границу на нашу территорию в районе Пореченска, однако самые тщательные поиски его пока что результатов не дали.
   Перед чекистами Пореченска была поставлена боевая задача - во что бы то ни стало найти "окно", через которое, несомненно, проник на нашу землю и убийца женщины в ватнике, личность которой с помощью польских товарищей без труда удалось установить. Каким же образом смог он проникнуть к нам через Буг? Казалось, пробраться на территорию Советского Союза в районе Пореченска можно было лишь или незаметно для советских и польских пограничников переправившись через неширокий здесь Буг, или, приехав с Запада по железной дороге, обманув бдительность пограничников. Однако в данном случае возможность переброски агентов иностранной разведки непосредственно по железной дороге, по-видимому, отпадала: убитая диверсантом женщина была одета так, что не могла бы не привлечь к себе внимания. К тому же при ней имелся автомат. Нет, не по железной дороге попала она к нам. Пограничники же в свою очередь заверяли, что переплыть реку незамеченным вражеский агент не мог: дозоры и наряды пограничников бдительно несут службу по охране границы, да и самые тщательные поиски вдоль нашего берега Буга ничего не дали - следов не оказалось. Так откуда же агент иностранной разведки пробрался в лес, где его заметил лейтенант Пинчук, - с неба? Но ни в ту ночь, ни в предыдущие появления неизвестных самолетов над нашей территорией не отмечалось. И все-таки факт оставался фактом - чужие люди проникли на советскую землю, и именно в районе Пореченска. Каким же образом? Пограничники пытались пройти по предполагаемому следу, однако это ни к чему не привело: ясно различимых на местности следов было обнаружено не так уж много, а собака оказалась бесполезной - обувь нарушителей границы, видимо, была обработана химикалиями. Так поиски вроде бы зашли в тупик. Генерал Тарханов решил послать в Пореченск одного из своих офицеров. Выбор Тарханова пал на капитана Пчелина.
   Среднего роста, крепкого сложения, кареглазый, русоволосый молодой человек, Пчелин сравнительно немного еще прослужил в КГБ. Он пришел в органы сразу же после окончания вуза с мечтами, свойственными хорошим юношам, желая всего себя отдать делу борьбы с врагами Родины, с пламенной любовью к заветам Дзержинского, понимая требования, которые предъявляются к службе государственной безопасности. Было в Пчелине то, что особенно нравилось генералу Тарханову в его сотрудниках: наряду с высокой бдительностью и способностями контрразведчика крепко развитое чувство заботы о советском человеке, гуманность и органический дар воспитателя. Чекист-воспитатель! Человек, призванный не только карать, но и заниматься "профилактикой", заботливо предупреждать некоторых неопытных и чрезмерно наивных советских людей о грозящей им опасности попасть в лапы замаскировавшихся иностранных шпионов. Не всегда нужно ждать, пока человек незаметно для себя окончательно запутается и попадет в хитро расставленные вражеские сети, порой имеется возможность вовремя вмешаться в развитие событий и спасти человека от гибели, позора и преступлений. Пчелин был горячим сторонником такой "профилактики". Но не только это определило в данном случае выбор генерала Тарханова, - в молодом чекисте имелись как раз те качества, которые при выполнении предстоящего задания могли весьма пригодиться: отличался он наблюдательностью, терпением и склонностью к анализу, которую его товарищи по работе иногда дружески вышучивали как неуместную тягу к "философствованию".
   Поезд из Москвы, с которым Пчелин приехал в Пореченск, прибыл туда утром. Пчелин погулял по вокзалу, посидел некоторое время в ресторане, прошел в помещение, где таможенники привычно быстро проводили досмотр багажа, полистал книги, продававшиеся в киоске, походил, послушал и лишь потом отправился по адресу, полученному им в Москве. Инструкция генерала Тарханова была абсолютно ясной: вести жизнь частного лица, не контактировать с работниками госбезопасности, в случае нужды установить связь лишь с майором Тороповым, наблюдения и поиски вести скрытно, аккуратно, чтобы никому это не бросалось в глаза. Дело в том, что генерал Тарханов хотел не только найти лазейку на границе, но и не разглашать факт обнаружения этой лазейки. Никакого шума! Пчелин отлично понимал, что старший его начальник тайне установления маршрута вражеского лазутчика придает исключительное значение, связывая с ее соблюдением какие-то свои оперативные планы.
   Городок, оказался небольшим. Домик, в котором поселился Пчелии, прятался за густо заросшим палисадником.
   Так начались оперативные будни Пчелина в Пореченске. Пчелин снова и снова размышлял над планом своих действий, стараясь найти в нем изъян. Но нет, каждый раз он был вынужден приходить к заключению, что все правильно: "окно", через которое с той стороны, из-за кордона, к нам пришел вражеский лазутчик, по всей видимости, должно находиться именно в самом Пореченске, где-то вот тут, поблизости от Пчелина, и все дело только в том, что он не в состоянии обнаружить тщательно оберегаемый иностранной разведкой заветный "лаз" через нашу границу. Уверенность в этом крепла в Пчелине с каждым днем. Почему? Потому, что только такой вывод объяснял, то, что казалось необъяснимым: враг ухитрился проникнуть к нам, а пограничники не засекли его при переправе через реку. Еще не отдавая себе отчета в том, каким может быть характер шпионского маршрута, Пчелин тем не менее был убежден, что предчувствие не обманывает его. Предчувствие основывалось на фактах, на анализе их: вдоль границы, по берегам Буга проходит линия бдительности - с той стороны пограничники Народной Польши, с этой - советские пограничники. Прибытие агента, обнаруженного Пинчуком с женщиной-проводником в лесу, по железной дороге исключено. Стало быть, он появился сначала где-то вот тут, в самом городе, на возможность чего до сих пор не обращалось внимания, поскольку такая версия считалась невероятной.
   Прежде чем ответить на вопрос, как агенты иностранкой разведки могли появиться в Пореченске, Пчелин задался другим вопросом, представлявшимся ему более важным, - где они могли появиться, у кого. Заманчивой для любого разведчика в подобных случаях может быть окраина городка, - тут и тише, малолюдное, и ближе "до лесу", легче уйти дальше, не обратив на себя внимания.
   Пчелин внимательно изучал и самые окраины Пореченска, у людей, населяющих их, - это были в большинстве рабочие депо и различных предприятий, знающие друг друга в лицо, вместе или работающие, или проводящие досуг, заметившие бы любого чужака, появившегося неожиданно среди них. Нет, окраины отпадали. Круг сужался, и сужался к центру, туда, где за палисадниками прятались домики частных владельцев, туда, где сгрудились церкви и костелы, где всего гуще было "забегаловок" с продажей водки из-под прилавка, со случайными, порой никому не ведомыми посетителями.
   Прошла еще неделя. Пчелин не переставал надеяться. Но следует признать - эти три недели ожидания, разочарований не прошли для него даром, все в нем было напряжено до предела. И наконец настало время познакомиться с какими-то фактами местной жизни, которые могли бы быть полезны в поисках. Пчелин позвонил в областное управление государственной безопасности.
   Майор Торопов оказался человеком лет тридцати пяти. Спокойный, широкоплечий, с седой прядью волос, падавшей на лоб, он заполнил собой небольшую комнатку, в которой обретался Пчелин. Пришел он рано утром, как об этом и просил капитан. Выслушав Пчелина, Торопов задумался...