Цацулин Иван К.. Атомная крепость (Книга 2)

   Коул дал пилоту поправку на курс. Извергая из сопел длинные языки оранжевого пламени, машина рванулась на восток. Гейм понял - они пересекли советскую границу, и молча повернулся к Коулу. Как бы отвечая на его безмолвный вопрос, тот проворчал:
   - Я все-таки заставлю их включить радары.
   Гейм хотел сказать, что, наверное, в точности повторится то же самое, свидетелями чему они только что были, но понял: слова сейчас бесполезны, и промолчал - полковник все это и сам отлично знал и если все-таки шел на риск, значит, что-то задумал.
   Коул вынул из кармана документы и протянул их летчикам.
   - Возьмите на всякий случай.
   - Что это? - спросил первый пилот.
   - Удостоверения НАСА - Национального управления по аэронавтике и исследованию космического пространства. Для русских - вы не военные летчики, а гражданские пилоты, и самолет наш - принадлежит НАСА и занят изучением погоды. Да, да, именно погоды, а почему бы нет?
   Гейм брезгливо усмехнулся: взрывать самого себя полковник Коул, кажется, не собирается, "в случае чего" он хочет скрыться под неуклюжим камуфляжем.
   Гейму не давала покоя мысль о сделанных Коулом снимках: свое злодеяние он намерен выдать за дело рук советских летчиков-истребителей, и никто не сможет его опровергнуть. Гейм представлял себе, с каким удовольствием Харвуд и дружки из Пентагона воспользуются этими снимками. Этого допустить было нельзя! Но как?
   Два офицера, закрывшиеся в секретной кабине, - теперь Гейм понимал, что они-то и есть специалисты по электронной аппаратуре, с помощью которой проводится операция "Элинт", - по переговорному устройству попросили полковника зайти к ним, и тот поспешно ушел. Следом за ним направился и Гейм, но вошел не к ним, а в кабину, в которой всего минуту назад наблюдал страшную гибель своих же летчиков от руки руководителя полетом. Гейм задержался в кабине считанные секунды. Когда возвратился на свое место, пилоту было не до расспросов - над советской территорией он определенно чувствовал себя скверно.
   - Они собьют нас ракетами, - сказал он то же самое, что еще недавно Гейм Коулу.
   Гейм промолчал, продолжая оставаться в состоянии мрачной решимости и готовности к любому концу. Он взглянул в окуляры уходящего вниз перископа-ориентира: полная жизни, зелени, солнца. Араратская долина будто растаяла, с севера опять наплывали нагромождения безлесных гор. Сильная оптика позволила отчетливо видеть широкие улицы города под крыльями самолета. "Ленинакан", - вспомнил Гейм.
   - Они почему-то молчат, - сообщил появившийся в пилотской кабине Коул. - Их радиолокационная сеть бездействует, - в голосе его звучали досада и разочарование.
   Радист тревожно произнес, обращаясь к нему:
   - Русское командование приказывает нам идти на посадку.
   Коул расхохотался:
   - Идиоты! - Это, кажется, было его любимое слово. - Они думают запугать меня... Пока русские истребители поднимутся сюда, на высоту пятнадцати тысяч метров, я буду на той стороне границы, над Турцией, и пусть они тогда посмеют преследовать нас! - И он дал новую поправку на курс.
   Со свистом рассекая почти безвоздушное пространство стратосферы, машина с ревом устремилась на восток. И в тот же миг в окуляры ориентира Гейм увидел советские военные самолеты: они стремительно тянулись ввысь у самой линии границы, позади них. Коул нажимал кнопки, рычажки расположенная в нижней части машины специальная фотоаппаратура производила съемку местности.
   Пилот уступил место Гейму. Обращаясь к полковнику, неуверенно сказал:
   - Если мы не повернем обратно - нам не уйти от них.
   - Струсили? - Коул был занят своим делом. - Успеем. Побольше веры в нашу технику!
   Гейм понимал, что первый пилот прав, но не стал вмешиваться: один самолет Коул сегодня уже потерял, операция "Элинт" явно сорвалась, и пока он не компенсирует как-то этот провал аэрофоторазведкой - все равно не рискнет отступить и тем самым погубить свою карьеру. Гейм был уверен: уничтожив своих же летчиков с первого самолета, ставя на карту жизнь и свою и всего экипажа бомбардировщика, Коул главным образом думает о своей шкуре.
   Пилот умолк. Гейм заметил: тот очень нервничал, и когда снова взялся за штурвал, руки его дрожали. Машина с ревом и свистом описывала огромные эллипсы над советской территорией.
   - Мы слишком далеко оторвались от границы, - робко заметил первый пилот.
   Коул отозвался:
   - Не разводи панику. Бери пример с капитана Гейма.
   Гейм меланхолически предупредил:
   - Они идут в атаку на нас.
   - Пусть только попробуют! - Коул смачно выругался. Он наконец перестал фотографировать и только теперь, кажется, понял, что зря бравировал. Срывающимся голосом закричал: - Стив, скорее к границе! Нам придется прибегнуть к последнему средству... Шевелитесь, мальчики...
   Пилот послушно развернул машину к турецкой границе, но впереди себя на той же высоте и даже несколько выше разглядел советские истребители. Разве могли они, парни на этих стремительных машинах, знать, что вот сейчас с любовью и симпатией на них смотрит их друг Стивен Гейм? Но что собирается делать Коул, - встревожился летчик, - о каком крайнем средстве говорил он?
   - Мальчики, шевелитесь! - панически вопил полковник. Заметив наконец, что машина попала в кольцо советских самолетов, он растерялся. От страха у него отвисла челюсть, пот крупными каплями покрыл его физиономию. Он являл собой поистине отвратительное зрелище.
   Радист снова доложил:
   - Сэр, русские приказывают нам следовать за их истребителями и совершить посадку на аэродроме, который они нам укажут. Будете отвечать?
   - Да, да, я им отвечу... Стив, во что бы то ни стало прорвись за линию границы! А я...
   В ту же минуту Гейм понял, о каком крайнем средстве он говорил: из-под крыльев самолета вырвалось ослепительное хвостатое пламя, машина вздрогнула и подпрыгнула вверх - Коул дал по советским истребителям залп ракетами класса "воздух-воздух", с самонаводящимися боевыми головками.
   Это было чистейшее безумие - первыми открывать огонь по советским самолетам, которые таким образом хотя бы в порядке самозащиты получали право расстрелять их. Коул, кажется, не понимал этого - он мстил за погубленную карьеру, за свой страх. Он следил за действием выпущенных им ракет: вот они найдут свои жертвы, взметнется пламя, черные хвосты дыма прочертят атмосферу, и останки советских самолетов полетят вниз, на скалы северной Армении. Гейм знал, что последует затем, знал - теперь спасения ждать не следует, и перестал интересоваться окружающим. Неожиданно Коул схватил его за плечо и стал неистово трясти. Гейм взглянул на него, бледного, полумертвого от ужаса, потом вперед, куда тот указывал: ни один из преследующих их советских истребителей не пострадал от залпа ракетами, который произвел по ним Коул.
   - Они включили специальную аппаратуру и создали помехи системе самонаведения, - шептал полковник в смятении и смертельной тоске, бессмысленно тараща налитые кровью глаза. - Они хотят взять нас живыми, но я им не дамся.
   Гейм отлично видел, что Коул болтает вздор - было ясно: в любую минуту их могут сбить, расстрелять в воздухе. Однако, к его удивлению, истребители отвалили в сторону и пошли на посадку. Заметив это, Коул бросился в свою кабину.
   Теперь путь на ту сторону советско-турецкой границы исчислялся секундами, - пилот вздохнул с явным облегчением: кажется, удалось выкрутиться. Но Гейм понял, что именно в эти мгновения настала грозная опасность всему экипажу, он разгадал маневр русских потому, что видел на экране телевизора гибель самолета, вторгшегося в воздушное пространство Советского Союза ранее их - опасаясь какого-нибудь отчаянного жеста попавшего в капкан стервятника, русские не хотели рисковать жизнью своих людей и отвели истребители. Гейм удивился тому, что на этот раз полковник Коул раскусил замысел своих противников с удивительной быстротой, должно быть, в нем заговорил инстинкт самосохранения.
   Расстояние исчислялось несколькими секундами. Коул появился, волоча за собой чем-то набитый рюкзак, с парашютом за спиной. Гейм молча наблюдал за ним. В переговорной трубе послышался голос одного из офицеров-операторов:
   - Мы, кажется, спаслись, мистер Коул?
   - Все о'кей... - пробормотал в ответ полковник, внимательно рассматривая далекую землю, ожидая смертельного удара оттуда.
   По-видимому, только двое из находившихся на борту самолета, он и капитан Гейм, знали истинную причину "отступления" русских и понимали, что в любой миг по ним ударят с земли ракетами противовоздушной обороны. И эти действия будут оправданны. Самолет, изучающий погоду, не будет пускать ракеты в их истребители. Этим уже подтверждается, что никакие они не метеорологи, а настоящие агрессоры.
   Гейм вдруг заметил, как неподалеку в небе как бы из ничего возник клубок оранжевого огня и сине-черного дыма... Кто-то невидимый будто взял самолет гигантской рукой и вмиг раздавил его. Машина развалилась в воздухе, и последнее, что увидел Гейм, - безумные глаза первого пилота, изо всех сил вцепившегося в ручку управления.
   Некоторое время Гейм падал камнем, лишь на высоте трех тысяч метров он распустил над головой купол светлого шелка. Ветром относило на запад, и он не сомневался, что находится уже над территорией Турции. Осмотрелся кругом, на большом расстоянии в воздухе не болтался ни один парашют. Капитан понимал, что спастись имел шанс только заранее готовый к разразившейся катастрофе полковник Коул, однако и его нигде не было видно. Всхолмленные горные долины расстилались внизу, безлюдные, полные неуловимого уныния и обреченности. Гейм маневрировал, прилагая все усилия к тому, чтобы быть отнесенным как можно дальше от советской границы.
   Наверное, сказалось отсутствие тренировки, а может быть, действительно прыжки с парашютами в горной и к тому же абсолютно незнакомой местности занятие не весьма простое, как бы то ни было, несмотря на все старания, опуститься благополучно не удалось: он ушиб голову и ноги о камни, не успел с должной быстротой управиться с парашютом. Ветер гнал шелковый купол по каменистой почве точно парус, и туго натянутые стропы тащили летчика за собой, беспомощного, в полубессознательном состоянии. Как сквозь сон видел он откуда-то появившихся турецких солдат, гасивших его парашют.
   Очнулся Гейм в палате госпиталя турецкого гарнизона в Карее. Убогая комната, плохо побеленные стены... Врач, бегло говоривший по-английски, рекомендовал покой, делал перевязки, многозначительно качал головой.
   Гейм размышлял о случившемся. Тот факт, что он остался в живых, представлялся чудом, на которое трудно было рассчитывать. Самолет шел к границе на высоте пятнадцати тысяч метров... Вспыхнувший неподалеку нестерпимо яркий клубок огня и удар, от которого машина разлетелась на куски... Очевидно, взрыв ракеты произошел уж очень близко, и страшной силы ударная волна обрушилась на тех, что непрошено вторглись в воздушное пространство Советского Союза. Где же остатки самолета и тех, кто в нем находился? Гейм хорошо помнил: сильным ветром его отнесло на турецкую территорию, стало быть... Он ни о чем не спрашивал, да и кого здесь было спрашивать и о чем? Его тоже не беспокоили, турецкие военные власти по его документам знали, кто он.
   Через день появился полковник Коул. Он все-таки уцелел. Хмуро, с трудом разжимая губы, рассказал, как благополучно достиг земли и затем рыскал по всей округе, собирая то, что осталось от самолета и экипажа.
   - Большевистские варвары сбили наш невооруженный самолет... - начал было он.
   Гейма рассердила эта болтовня. Он рывком повернулся на койке и, с гневом глядя на полковника, спросил:
   - Для чего все это, для чего?
   Перед его мысленным взором возникли ужасные картины гибели двух прилетевших в эти края американских шпионских самолетов с авиабазы Инджирлик. Казалось, Коул понял переживания Гейма, он перестал ходить по палате, поднял на "приятеля" удивленные глаза:
   - Для того, чтобы иметь возможность нанести удар первыми, ты это знаешь не хуже меня, Стив.
   Гейм закрыл глаза, и тотчас перед ним возник образ первого пилота, в ужасе перед наступавшей смертью вцепившегося в ручку управления.
   - Чудовищно, - прошептал он.
   Коул ухмыльнулся, передернул плечами.
   - Наши генералы убеждены, что тот, кто первым нанесет удар в новой большой войне, почти наверняка выиграет эту самую войну, - заговорил он. Но эффективность первого удара должны заранее обеспечить мы с тобой: наши ракеты и стратегические бомбардировщики смогут прорваться через советские линии заградительного огня лишь в том случае, если мы загодя разведаем для них систему советской обороны. Я думал, что это элементарные истины, Стив. Операция "Элинт"...
   Гейм резко перебил:
   - Она слишком дорого обходится нам, эта твоя "Элинт"!
   - Возьми себя в руки, Стив, и не хандри, - примирительно заговорил Коул. - Ответственность - тяжелое дело, даю тебе в том слово джентльмена, и я беру на себя всю ответственность за то, что случилось. Меня успокаивает, что в штабах понимают: война есть война, потери в ней неизбежны.
   - Война!..
   - Ну да - война. А как же ты еще назовешь то, чем мы с тобой занимаемся все это время? Разве наша разведка, систематический облет советских границ не есть элемент войны? То обстоятельство, что мы занимаемся такими делами в мирное время, ничего в принципе не меняет... Не хандри.
   - Мне жаль наших парней, - признался Гейм. Коул внимательно посмотрел на него.
   - У турок в почете поговорка: "Змея, которая меня не жалила, пусть живет хоть тысячу лет".
   Это была неприкрытая угроза: Гейм знал, что не русские, а Коул сам уничтожил самолет, первым появившийся в тот день над Советской Арменией. Но разве поверили бы ему, Гейму? Да и чем мог бы он доказать свое обвинение? Ничем.
   Он обернулся к Коулу:
   - Я в твои дела не вмешиваюсь.
   - Вот и правильно, ты же не знаешь ни моих полномочий, ни инструкций, которые я выполняю. - В голосе полковника Гейм почувствовал облегчение. - А нам с тобой еще служить да служить! Подожди, я сейчас кое-что организую. Он на минуту покинул палату и тотчас вернулся в сопровождении служителей госпиталя, несущих вслед за ним на большом железном подносе бутылки, кувшины, чашки.
   Когда поднос был осторожно водружен на столик у койки, Гейм и Коул снова остались одни. Полковник проворчал:
   - Сейчас я составлю мой любимый коктейль, и ты оближешь пальчики. - Не теряя времени, он принялся за дело.
   - "Зверобой"?
   - У тебя хорошая память, Стив... Вот выпей-ка. Ну, как, а? - Коул, не переводя духа, осушил большую чашку.
   - Паршивые виноделы, - заговорил он. - У турок много отличного винограда, но виноградное вино - дрянь. По всей Турции уйма кондитерских, но пирожные нельзя в рот взять - гадость на сое и постном масле. Вздумаешь побриться, лучше не заходи в парикмахерскую - они захотят обязательно поставить тебя чуть ли не на голову. Брр... Без моего "Зверобоя" тут околеть можно. - Он пил еще и еще. - И не расстраивайся... Жив остался благодари судьбу, а о других не думай - они издержки подготовки к войне... и там, в Пентагоне, это хорошо понимают... Ну, я сегодня же подамся в Сайгон, не залеживайся тут...
   Через две недели военный врач осмотрел Гейма и сказал, что с госпиталем покончено. В тот же день летчику вручили приказ срочно прибыть в Анкару и явиться к начальнику американской военной миссии. Пришлось не мешкая отправиться на аэродром, карабкаться в кабину военно-транспортной машины, отлетавшей на Анкару. Гейм долго и безрезультатно ломал голову, пытаясь понять, зачем его вызывает военная миссия. Это разъяснилось лишь в турецкой столице, в военной миссии США.
   Перед ним положили пространный документ и предложили ознакомиться с ним. Гейм принялся читать. Это было вдохновенное вранье полковника Коула, утверждавшего, будто советские военные власти отдали своим летчикам приказ сбить два американских безоружных самолета, занимавшихся аэрологическими исследованиями. Один из двух самолетов был сбит над территорией Турции, Советы не остановились в своей агрессии перед нарушением воздушного пространства миролюбивого соседнего государства. Коул, в подтверждение своих вымыслов, ссылался на случайно спасшегося капитана Гейма.
   Принимавший Гейма офицер миссии сказал, что сначала они не хотели его тревожить, поскольку он находился на излечении в госпитале, а в Вашингтон вместе с рапортом полковника Коула были отосланы магнитофонная запись команд русских военных властей и фотоснимки, сделанные в момент гибели первого самолета, но, к сожалению, как об этом сообщили из Штатов, снимки абсолютно испорчены, по-видимому, полковник слишком нервничал при исполнении служебного долга и в результате лишил соответствующие инстанции важных улик, которые позволили бы обвинить Советы в агрессии. Ноты, конечно, уже посланы, ответственность за жертвы и убытки возложены на Советское правительство, однако возместить отсутствие улик в виде фотоснимков очень трудно, и только письменное показание капитана Гейма непосредственной жертвы нападения русских - как-то поможет делу.
   Гейм слушал гладко текущую речь офицера, откинувшись на спинку кресла, полузакрыв глаза.
   Интересно - за кого они его принимают, за подлеца или идиота? А может быть, Коул обманул их, и они добросовестно заблуждаются? Он сидел и думал. Офицер с любопытством рассматривал его - пытался угадать, какие мысли владели капитаном в эти минуты.
   - Вот перо и бумага. Если хотите, могу вызвать стенографистку. Вот диктофон, можете говорить на ленту, - вкрадчиво заговорил он.
   - Вряд ли я могу быть полезен, - сухо сказал Гейм. - Дело в том, что в момент гибели первого самолета над советской территорией я, как вы, наверное, знаете, находился далеко от того района. Снимков своих полковник Коул мне не показывал. - Гейм говорил абсолютную правду. - Что касается самолета, на котором летели мы с полковником Коулом, то с ним обстояло совсем иначе, чем он, полковник, об этом пишет.
   - Вы хотите сказать, что полковник Коул солгал нам? - осведомился офицер. В его голосе Гейм отчетлива расслышал предостережение, угрозу.
   - Видимо, он ошибся, - сказал Гейм. - Во всяком случае я-то знаю, что самолет, которым управлял и я, летал над Советской Арменией. Рассчитывать, что поверят мне, а не показаниям приборов, наивно.
   - Мы не просили вас беспокоиться об этом, - язвительно заметил офицер. Он явно хотел бы припереть летчика к стене, упрекнуть в отсутствии патриотизма, и Гейм отчетливо понимал это стремление собеседника.
   - Я не хочу впутываться в эту историю, - неприветливо возразил он. Мое имя не должно украшать нот госдепартамента русским. По крайней мере, мне кажется, я не имею права согласиться на это.
   - Почему?
   - Если я уподоблюсь рекламному щиту - мой шеф мистер Прайс наверняка рассердится. - Гейм выложил свой последний козырь.
   - Вы служите у Прайса?
   - Да, я его личный пилот.
   Офицер недовольно поджал губы.
   - Вы предлагаете запросить согласие мистера Прайса, так я вас понял?
   - Совершенно верно, - подтвердил Гейм.
   - Хорошо, мы посоветуемся... Потом сообщим вам, капитан.
   Гейму осталось неизвестно, запрашивала ли военная миссия в Анкаре Уильяма Прайса, но через пару часов он получил предписание отбыть на авиабазу Инджирлик, а оттуда направиться в распоряжение полковника Коула.
   На сайгонском аэродроме уже прибывшие туда с Окинавы летчики по секрету сообщили Гейму: с Коулом неладно, запил, озверел, ходят слухи, что его привлекают к военному суду за срыв задания, говорят - зря загубил людей и самолеты, что-то там странное произошло с какими-то очень важными фотоснимками.
   Вскоре на аэродроме появился и сам Коул. Гейма встретил шумно:
   - Стив, дружище, наконец-то, а то я тебя тут заждался... - что-то зловещее почувствовалось летчику в его словах, насторожило, и, как тотчас выяснилось, предчувствие не обмануло Гейма.
   - Я тут кручу мозгами, Стив, насчет одной пакости... Вот мы с тобой теперь вместе и обмозгуем - зачем тебе потребовалось оставлять меня в дураках... - он умолк, испытующе и недружелюбно разглядывая капитана.
   - Что ты хочешь сказать? - спокойно спросил Гейм. Тихо, свистящим шепотом Коул выдохнул:
   - Я никак не могу припомнить, не заходил ли ты в кабину после того, как я сделал серию фотоснимков...
   - Не понимаю, о чем ты говоришь, - резко сказал Гейм. - И может быть, мы отложим этот разговор, вокруг нас чужие люди...
   - Хорошо, - согласился Коул, - но я доберусь, доберусь... - он потряс кулаками и скверно выругался. - Я разберусь, и если это ты...
   - Мне не нравится такой разговор, - Гейм понимал, что если вот сейчас он как-то не остановит подвыпившего "приятеля" - неприятностей не миновать.
   Полковник о чем-то задумался, казалось, он приходил в себя.
   - Ну, вот что, - сказал тоном приказа, - если ты вечером не придешь ко мне, то ты свинья. Я тебя угощу такими девочками, - он снова хрипло, по-пьяному расхохотался. - На востоке каждый знает: застенчивость убивает человека. Девочки... - он сделал непристойный жест и уселся в "виллис". Садись, отвезу тебя в гостиницу.
   Вечером Гейм пришел по адресу, который ему дал полковник.
   Коул сидел в кресле, в одном нижнем белье и, как заметил Гейм, был пьян еще более, чем днем. Молодая вьетнамка, склонившись, мыла ему ноги. Коул недовольно рычал на нее, бранился.
   - Сейчас оденусь, - сказал он Гейму и ткнул девушке в лицо мокрой ногой. - Пройди пока на веранду, Стив, там, кстати, найдешь новый роман "Ночь убийцы", только что получил из Токио.
   Выходя, Гейм обратил внимание на девушку: она была красива, стройна, с иссиня-черными волосами и тоскливыми темными глазами.
   Черт возьми, Коул везде чувствует себя на положении завоевателя.
   Усевшись на веранде, Гейм принялся перелистывать "Ночь убийцы". Так прошло не менее десяти минут. Неожиданно в комнате раздался выстрел, и Коул появился в дверях, пытаясь нетвердой рукой вложить в кобуру еще дымящийся кольт.
   - Ну, пошли, - сказал он.
   - Что случилось? - спросил Гейм, вставая.
   - Ничего не случилось, - ответил Коул с некоторым удивлением.
   - Я слышал выстрел.
   - Ах, ты вот о чем... Я прикончил эту девчонку - надоела. Ее, наверное, подсунули мне вьетконговцы шпионить за мной...
   Гейм инстинктивно опустил руку в карман, где у него лежал пистолет, и в то же мгновение поймал настороженный, недоверчивый взгляд полковника. Что это - проверка, провокация?
   - Жаль, - с сожалением сказал он, вспоминая красивое лицо девушки. Ты мог бы уступить ее мне на то время, что я пробуду тут.
   Коул даже остановился от удивления.
   - Ты, кажется, свихнулся, Стив? И стал бы ты повсюду таскаться с этой вьетнамской бабенкой! Идем.
   Они пришли в ресторан, на входной двери которого огромными буквами было написано: "Только для американцев". Пили много виски и еще какой-то дряни. В этот вечер случились два происшествия, как оказалось, обычные здесь. Началось с того, что в ресторан каким-то образом попал офицер из таиландской бригады. Офицер потребовал ужин. Ему предложили немедленно убираться ко всем чертям и хорошенько проспаться, на двери же ясно написано: "Только для американцев". Но чудак офицер не хотел ничего знать, он даже рассердился и на ломаном английском языке принялся выкрикивать обидные слова. Сначала на это никто не обратил внимания, просто все покатывались со смеху, но потом разобрали: этот азиат с гневом говорил о том, что он не допустит издевательств над собой, что достаточно того, что, когда бывало жарко на фронте, американцы отступали, а для прикрытия выставляли таиландских солдат. Кто его знает, что он еще там говорил, но как только основной смысл речи дошел до сознания веселящихся американцев, попытка "союзника" удовлетворить голод окончилась для него печально: первым подскочил к нему и ударил молоденький лейтенант с детским, но уже испитым лицом. Затем били почти все, били чем попало и наконец истерзанного выбросили на улицу.
   - Так мы поступим со всяким, кто полезет в нашу компанию. Здесь имеем право быть только мы, американцы! - провозгласил Коул, принимаясь за очередную бутылку любимого коктейля.
   Неожиданно из-за соседнего столика поднялся худощавый пожилой человек в штатском, только что пришедший сюда.
   - Между нами говоря, - сказал он, - эту надпись на двери следовало бы убрать. В городе дислоцированы союзные американцам части.
   - Не имеет значения! - гаркнул Коул. - Даю слово, если хоть один из этих паршивцев посмеет сунуть сюда свой нос, я выпорю его вот этим ремнем. - И Коул положил руку на свой ремень.
   - Вот как! Что ж, вы намерены выпороть и меня?
   - А ты что за персона? Разве ты не американец? - Физиономия Коула стала совсем багровой, голос хриплым от еле сдерживаемого приступа бешенства.
   Незнакомец в штатском с улыбкой отрекомендовался:
   - Полковник новозеландских войск (полковник назвал свою фамилию), недавно прибыл сюда со своей частью с родины.
   - Сейчас я тебя выпорю, - сказал Коул, отодвигая стулья.
   В ресторане стало тихо. В предчувствии скандала присутствующие столпились, образовав круг, среди которого очутились Коул и новозеландский полковник.