Чекалов Денис. Гончие преисподней

   Однако я знал, что делаю.
   – Твоя история началась очень красиво, – заметил я. – С полной потери памяти. Это крайне удобно, если собираешься лгать. Нет риска запутаться в мелочах. Но ты позабыл о главном.
   – Второго стражника звали Память, – прошептала Френки.
   – Конечно. Здесь никто и ничего не забывает. Это часть наказания – наверное, самая страшная. Так стало ясно, что ты солгал.
   Призрак рванулся ко мне. Его руки увеличились, превращаясь в крылья. Рот распахнулся, ощериваясь тысячью острых зубов. Потом он снова бессильно опал.
   – Видно, это не твой мир, – сказал я. – И твои возможности здесь ограничены. Поэтому ты предстал перед нами в виде тени. Но я еще не закончил. Вторая ложь, которая бросалась в глаза, – это дверь. Демоны не попадают в Нидаар. Это нарушение всех законов Мироздания.
   Я поднял указательный палец.
   – Маловероятно, чтобы такое произошло дважды подряд. Следовательно, ты – не дьявол. Тогда как же ты собирался открыть астральную дверь? Другим народам это не под силу.
   – Безумец! – возопил призрак. – Как ты не понимаешь. Сейчас сюда явятся Стражи, и тогда я уже ничем не смогу вам помочь.
   – Для начала ты должен сказать правду… Но сомневаюсь, что это произойдет. Ты разыграл перед нами красивый спектакль. Когда герой попадает в тюрьму, там всегда уже сидит кто-то, готовый ему помочь. Этакий аббат Фариа. Как правило, сей славный персонаж погибает где-то в момент побега.
   Я улыбнулся.
   – Ты ведь это собирался сделать, не так ли? Стоило астральной двери открыться. Или это была бы ловушка, которая только выглядит, как портал? Ты бы сделал вид, что силы оставили тебя окончательно. Узник умирает, но открывает своим товарищам путь к свободе. Трогательная сцена, не так ли. Рыцарь?
   – Нелепая.
   – Призрак содрогнулся.
   Прямо перед ним стояли Стражи Нидаара. Голова воина, вооруженного серпом, вновь покоилась на его плечах, словно никогда оттуда не скатывалась.
   – Что ты и как попал сюда? – вопросил серый воин. – Тебе нет места ни среди мертвых, ни среди живых. Отвечай.
   – Глупый эльф! – прорычал призрак. – У тебя был шанс спасти свою бессмертную душу, а вместе с ней и тощую задницу. Теперь всему конец.
   Серпоносец шагнул к привидению.
   – Мы задали тебе вопрос, нарушитель, – прогрохотал он. – Отвечай.
   Впервые я увидел глаза тени – и были они столь ужасны, что отшатнулись даже мертвые Стражи Нидаара.
   – Не задавай вопросов, если не хочешь узнать ответы на них.
   Голос призрака изменился. Из него исчезли и слабость, и страх, и сумасшедшие нотки, рожденные якобы тысячами дней, проведенных в заточении, а на самом деле притворные.
   Теперь тень не говорила, а повелевала.
   – Я то, что гораздо сильнее и вас двоих, жалкие серые Стражи, и глупого Хранителя Преисподней. Я могущественнее, чем сами небесные боги. Прочь! А не то весь ваш мерзкий мирок разлетится в прах.
   – Открывай дверь, Френки, – негромко произнес я. – Только не там, где он указал. Выбери сама место.
   – Никто не смеет угрожать Стражам Нидаара. Здесь не властен никто: ни боги, ни демоны, ни само Время. Открой нам свое лицо, или мы растерзаем твою душу на части.
   Сапфировый луч разрезал воздух, создавая магический портал.
   Рыцарь и серпоносец шагнули вперед, одновременно, словно были не двумя существами, а единым целым. Их оружие взметнулось ввысь, и между двух серых клинков заиграли черные молнии.
   – Ты растворишься в нас, – раздался рокочущий глас. Он не исходил ни от первого воина, ни от второго; весь лес, деревья, серые облака и ветер – сам Нидаар разговаривал теперь с незнакомцем, дерзнувшим нарушить его законы.
   Свет не бывает черным, но именно угольное сияние родилось вокруг серой уродливой тени. Я втолкнул Франсуаз в астральный портал. Волна Зла обрушилась на стражей, разнося их на мельчайшие кусочки. Я знал, что это не остановит их. Мое тело провалилось в дверь, и мир теней исчез в бирюзовой вспышке.

ГЛАВА 8

   Девушка сидела на траве, широко расставив ноги. Я осторожно приподнялся на руках и посмотрел на небо. Оно было нежно-голубого цвета; белые облачка паслись на его просторных пажитях, вдалеке я видел очертания форпоста.
   – Мы снова возле города, – пробормотал я. Френки посмотрела на меня снизу вверх.
   – Можешь не подниматься, щеночек. Дай только я устроюсь поудобнее.
   Только теперь я сообразил, как именно приземлился.
   Франсуаз обычно носит нечто вроде короткой юбки, которая состоит из узких клепаных кусков черной кожи. Этот доспех не стесняет движений и позволяет защитить ноги от вражеских ударов – по крайней мере, так говорят те, кто его носит.
   Я никогда.
   Хотя он и не считается чисто женским.
   Теперь все кожаные полоски распахнулись, открывая стройные загорелые бедра девушки. Моя голова находилась в точности между ее ногами, и я подозревал, что Френки нарочно все так устроила, когда открывала свой портал.
   Демоны такие коварные.
   Я попытался встать, но девушка закинула одну ногу мне на плечо, заставив вновь лечь на землю.
   – Почему мы не сделали этого раньше? – спросила она. – Я имею в виду – не открыли портал?
   – В Нидааре это невозможно. Ты бы знала такие детали, если бы училась в колледже так прилежно, как пытаешься меня уверить.
   Франсуаз уперлась обеими руками о землю позади себя, принимая более свободную позу.
   – Тогда как же мы выбрались?
   – То существо, что притворялось пленником…
   Я поднялся, надеясь, что не сломал при этом девушке руки или ноги. По крайней мере, не все сразу.
   – … Оно не принадлежало Нидаару. Его тело находилось где-то в Верхнем мире. Мы видели только астральную проекцию.
   Френки лежала на спине, хватая ртом воздух.
   – Так он создал мостик между двумя измерениями. Слишком слабый, чтобы мы могли воспользоваться им сразу. Поэтому мне пришлось подождать, пока появятся Стражи. Они напали на незнакомца, и ему пришлось защищаться.
   Я помог девушке встать и убедился, что если и сломал в ней что-то, то лишь ее самоуверенность.
   Ничего, уж это у Френки быстро восстанавливается.
   – Призрак не мог уйти из Нидаара сразу – это место слишком хорошо охраняется. Ему пришлось защищаться, а для этого перебросить из своего тела в тень большой запас энергии. Мостик стал прочным, и мы им воспользовались. Кстати, милая, ты не ушиблась?
   – Мне было больно, – глухо произнесла девушка.
   – В следующий раз веди себя прилично. И потом, от боли один шаг до наслаждения – ты сама так сказала.
   На центральной улице города не висела гирлянда в нашу честь. Казалось, жители вообще позабыли не только о нас самих, но и о причинах, заставивших Высокий совет эльфов направить сюда своих представителей.
   Гоблины выкатили на площадь несколько бочек хмельного меда и теперь водили вокруг них хоровод. Среди них я заметил и несколько горожан.
   – Люди, обнимающиеся с мохнатыми лесовиками… Поистине непривычное зрелище, – заметил я.
   Два человека, завидев нас, начали махать руками, пытаясь увлечь нас в свой танцевальный круг. Я обошел их стороной. Когда поймать меня с первого раза не удалось, они изобразили еще пару пригласительных жестов, совсем неуверенно. Потом напрочь забыли о моем существовании и снова пустились в пляс.
   – Полюбуйся на них, Френки, – сказал я. – Такова сила любви. Поэты, философы говорят нам, что это чувство возвышает, окрыляет, дарует силы. Все это ложь. Могущество любви только в одном – она позволяет очень быстро забывать то, о чем ты не хочешь вспоминать.
   – Как цинично, – вздохнула Франсуаз.
   Действие магического Орба затронуло и ее. Девушка уже не вспоминала о том, как собирала с моей подачи лесную грязь. Чище она от этого, конечно, не стала, но зато я избежал множества неприятностей.
   Полезная штука этот шарик.
   – Услышала бы тебя Кло, моя кузина. Ей кажется, будто Верхний мир состоит целиком из рыцарей, которые только и ждут Прекрасную даму, чтобы воспеть ее в стихах и…
   Красавица поперхнулась, поскольку в нормальном состоянии никогда не произнесла бы ничего подобного.
   – Хреново волшебство, – пробормотала она. – Делает меня полной идиоткой.
   – Это не магия, – сказал я.
   Франсуаз не успела понять, что именно означают мои слова. Один из гоблинов взобрался на бочонок с медом и провозгласил:
   – Ария!
   Все остальные, как по команде, уселись прямо на мостовую. Горожане, незнакомые с обычаями лесных воинов, по инерции проплясали еще пару шагов, а потом неловко поплюхались наземь.
   – В мире и вправду хватает благородных кавалеров, – заметил я. – Но сомневаюсь, что кто-нибудь из них признает в Кло Прекрасную даму. Скорее начнут спрашивать, сколько она берет за ночь.
   – Нет в тебе ничего романтического, – вздохнула Френки.
   Она остановилась и прикрыла рот ладонью.
   – Так поступают приличные девочки, когда выругаются, – подтвердил я. – Исходя из твоей системы ценностей, ты только что сделала именно это.
   – Майкл, – мрачно попросила демонесса, – надавай мне пощечин, что ли. Я не из тех, кто читает на ночь поэмы о любви и восторгается розочками… Смотри! Какие чудесные цветочки. Почему ты давно не дарил мне букетов? Черт, черт, черт…
   Франсуаз схватилась руками за голову.
   – Я сюсюкаю над клумбой? – воскликнула она. – И откуда во мне столько дряни?
   – Сам удивляюсь, – флегматично ответил я.
   Нет, все же действие Орба лишало жизнь самого главного.
   Какой смысл дразнить Френки, если она этого не замечает?
   Я поклялся больше никогда его не использовать. Сколько моих изящных шпилек пролетело мимо партнерши.
   Гоблин раскланялся и, набрав полную грудь воздуха, запел:

 
Я вам спою о временах, когда росли дубы.
Ходили ангелы в штанах и клали их в гробы.
А в небесах грохочет гром и молния блестит.
Душа поет, урчит живот, сопля моя звенит.
 

   – Это и есть опера гоблинов? – спросила Френки.
   – Одна из самых известных. Ее ставят в лучших театрах мира. Поскольку исполняют на языке оригинала, никто не понимает, что это за чушь. Впрочем, с оперой так всегда.

 
Поклялся он у Серых скал, что победит в бою.
Потом аббату наподдал, в штаны пустил струю.
И ликовал вокруг народ под звон колоколов.
А сизокрылый бегемот принес еще штанов.
 

   – Что может быть лучше высокой поэзии? – спросил я. – Впрочем, Френки, на сегодня тебе хватит. Переизбыток культуры подобен кислородному опьянению. Ты потеряешь контроль над собой и…
   Проклятье. Я опять забыл, что Френки не замечает мои шпильки.
   К черту, к черту глупое волшебство.
   – А почему он не поет про любовь? – спросила демонесса. – Что-нибудь о деве, заточенной в башне, и о прекрасном юноше…
   Я подпрыгнул к ней и ухватил за плечи – как раз перед тем, как она попыталась врезаться головой в каменную стену.
   – Мне нужна трепанация черепа, – простонала Френки. – Лоботомия.
   Хватит теплой ванны с травами, – произнес я, увлекая ее в таверну. – Понежишься, посочиняешь историй про рыцаря Двустана и принцессу Изо-Льда. Авось все и пройдет.

 
И взял он меч, и уронил, и нос себе отсек.
Клинок летел и все крошил, и он лишился ног.
Героя помним мы всегда, и молимся, и чтим.
А день, родился он когда, считаем золотым.
 

   – Почему это? – удивилась Френки.
   Девушка упиралась, пытаясь потыкать взглядом певца.
   – Потому что герой обмочился, – пояснил я. – Разве не понятно? Вся культура гоблинов на этом основана.

ГЛАВА 9

   Таверна оказалась полна народа. Словно кто-то взял людей, как расписные деревянные игрушки, и щедрой рукой высыпал их, нимало не заботясь о том, хватит ли им здесь места.
   Гоблинов здесь почти не было; дети леса, они предпочитали рощи городам, а вечернее небо – серым балкам над головой. Только один или два лесовика неторопливо возились у стойки, пробуя местный эль.
   Опрокинув кружку, один из них смотрел на другого, словно спрашивая: «Ты думаешь об этом то же, что и я?» – и они заказывали еще по одной, другого сорта.
   Люди здесь не походили на тех, кого обычно встретишь в таверне. И это отличие заключалось не в их облике, не в одежде и даже не в том, как они себя вели. Наверное, впервые в жизни горожане пришли сюда не за выпивкой, не за досужими сплетнями, а просто для того, чтобы побыть друг с другом, ощутить рядом родственное тепло.
   Я знал, это ненадолго, лишь пока действует магия волшебного Орба. И отчего-то мне казалось, что люди вокруг в глубине души тоже все понимают.
   Но пока они радовались – и не хотели ничего портить.
   Несколько парочек сидели даже не в углах, а за центральными столиками – в таких позах, какие обычно никто бы не смог позволить себе в этом маленьком консервативном городке.
   Они целовались и тискали друг друга прямо у всех на глазах, но те, кто их окружал, были слишком заняты своими собственными спутниками, чтобы обращать внимание на других.
   – Посмотри сюда, – негромко сказала Френки.
   За боковым столиком, у окна, сидел комендант форпоста. Он потягивал из зеленого стакана прозрачный яблочный сидр и задумчиво смотрел на людей, что по-прежнему веселились на городской площади.
   Вид Стендельса был настолько типичен для подобной таверны, что сложно было сразу понять: офицер здесь такой один. Общая радость, кажется, совсем не затронула его, словно не он несколько часов назад весело отплясывал с гоблинами лесные танцы.
   – У него нет пары, – тихо произнесла Франсуаз.
   – Так бывает, – согласился я. – Есть люди, которые остаются одни даже на празднике любви.
   – Посиди с ним, – предложила девушка. – Слишком уж он печально выглядит. Мне все равно надо принять ванну после того, что произошло в лесу. А если ты пойдешь со мной, я опять брякну что-нибудь романтическое, и уж тогда мне придется с горя утопиться. Давай.
   Я мог бы возразить, что Стендельс охотно предпочтет моей компании любую из пышногрудых красоток, что покачивали ножками у стойки бара. Но я понимал также – ни одна из них, даже под действием колдовства, не пойдет на такой подвиг человеколюбия.
   – Спускайся, когда закончишь, – произнес я и направился к коменданту.
   Я не понял, заметил ли он мое появление, поэтому присел к его столику, не дожидаясь, пока он меня пригласит.
   – Они не открыли бочки, – сказал комендант, не поворачивая головы.
   – Кто? – спросил я.
   – Люди на площади. Они выкатили четыре бочонка эля, но так и не раскупорили ни одного из них. Я смотрю на них уже больше часа…
   Он посмотрел на дно своего стакана – то ли для разнообразия, то ли ожидал, что искаженное отражение в сидре подтвердит его слова.
   – Здесь никто не пьет, – сказал Стендельс, делая хороший глоток. – Даже вон те гоблины – видите?
   Офицер указал на пару, сидевшую у стойки.
   – Им просто интересно попробовать все сорта эля… Уверен, они до утра останутся трезвыми. Хорошую стекляшку вы разбили в форпосте, Майкл. Наш священник объяснил мне, как она действует.
   Он нырнул в стакан, глубоко, прямо носом, и мне показалось, что сейчас за зелеными стенками скроются даже его прижатые к голове уши.
   – На меня почему-то нет.
   Стендельс потянулся к бутылке, опутанной несколькими слоями паутины.
   – Немного повеселился, еще там, на стене, потом все прошло. Не знаете, отчего это?
   Я знал, но не хотелось ему говорить.
   – Мне уже тридцать шесть, – продолжал офицер. – Самое время жениться, завести семью. Как-то не срастается.
   Сложно было решить, что развязывало язык этого человека, который явно не привык откровенничать с первым встречным. Волшебство Орба – или гораздо более простая магия, прячущаяся в бутылке.
   Или он просто знал, что эльфы никогда не болтают.
   Он обнял стакан обеими руками и посмотрел в потолок.
   – Знаете, мне было двадцать восемь, когда я понял, что неудачник. Какая нескладная фраза… Наверное, у меня уже язык заплетается. Нет, все было хорошо. Я стал помощником мэра, получил темно-синюю мантию и серебряный знак в форме оливковой ветви. И укроп всегда рос хорошо…
   Стендельс поднес стакан ко рту, усмехнулся и вновь опустил его.
   – Но у меня никогда ничего не было, Майкл. Ни крошки. Ни крупицы того, чем я мог бы дорожить сам. Я всегда хорошо учился, но никогда не любил учение.
   Мне прочили прекрасную карьеру. Так и случилось. К черту…
   Он залпом осушил свой стакан и даже не поморщился.
   Хотя вряд ли привык пить.
   – Быть главным по укропу в маленьком городке, которого даже нет на большинстве карт. Впрочем… Что это я? Главный по укропу даже в столице Каганата хоб-гоблинов – неудачник. Ответьте, Мдйкл.
   Стендельс поставил стакан краешком на стол и удерживал его в таком положении, глядя мне прямо в глаза.
   – Почему я всегда добивался того, чего хотел, а под конец оказался полным ничтожеством?
   – Мило напиваетесь? – спросила Френки, останавливаясь возле нашего столика.
   Мой собеседник перевел на нее глаза, и его лицо снова исказила гримаса. Он принялся наливать себе новый стакан.
   – Только я, дорогая леди, – отвечал он, – только я…

ГЛАВА 10

   – Приятный вечер, не правда ли? – спросил древний демон.
   – Неужто? – притворно удивился я, делая глоток из высокого бокала.
   Исповедь Стендельса пробудила у меня жажду.
   – А где ваш пенек?
   Я сидел на открытой террасе позади таверны. Высокое каменное здание заглушало голоса людей, что распевали песни на площади. Поблизости никого не было, все предпочитали развлекаться в компании друзей, а не просиживать штаны на деревянной лавке вдали от всех.
   – Он ни к чему, если здесь есть где присесть, – отвечал Надзиратель. – Кстати, я очень рад, что вам удалось выбраться из Нидаара. Примите еще раз мои искренние извинения. Но я ничем не мог помочь вам, пока вы находились в царстве серых теней.
   – Вот как?
   Я посмотрел бокал на свет.
   Что-то я стал сильно напоминать Стендельса. Волшебство Орба на меня тоже не действовало.
   – Вот когда я сейчас беседую с вами – со стороны не кажется, что я спятил и веду диалог с ликером? А впрочем, нет, вы уже говорили. Все думают, будто я просто напиваюсь в гордом одиночестве. Кстати, где Френки?
   – Беседует с вашим другом, комендантом. Мне кажется, она его жалеет.
   – Жалость унижает человека больше, чем самые веские причины, которыми она может быть вызвана… Не боитесь, что Франсуаз сейчас выйдет и прервет наш милый тет-а-тет?
   – Этого не случится.
   Демон снова по-стариковски улыбнулся.
   – Я позаботился о том, чтобы ей хватило занятий. Один из немногих фокусов, на которые я способен даже в Верхнем мире.
   Он притворно смутился.
   – Конечно, можно сказать, что я покушаюсь на ее свободу воли. Но, в конце концов, вы нарушили законы Мироздания ради нее, так? Значит, ваша подруга может кое-чем и поступиться для вас.
   Его голос вновь посерьезнел.
   – Еще раз простите меня, Майкл, что я не смог помочь вам.
   – Да? – спросил я. – Что-то я не уверен. Разве не вы послали того уродца, который выдавал себя за призрака Нидаара?
   – Этого горлопана?
   Лицо демона приняло недовольное выражение, но я не смог бы поклясться, что оно отражает его истинные чувства.
   – Он имел наглость сказать, будто у меня геморрой от пенька. Да, я все слышал. Мог бы и показаться там во всей красе, да что толку. Если б я мог вам помочь, мне не пришло бы в голову устраивать маскарад. Или вы думаете, что я боялся гнева Стражей?
   Надзиратель неодобрительно покачал головой.
   – Вне Нидаара они так же бессильны, как и я в их мире. Эти уродцы мне не указ. К тому же вы сами знаете, что создатель тени прячется здесь, в Верхнем мире. Я же живу в аду.
   Он усмехнулся.
   – Неплохо звучит, а? Создай тень я, вы бы не смогли воспользоваться энергетическим мостом, который привел вас на поверхность. Оказались бы прямо в геенне, в Нижнем Онмоукчане. Знаете ли, Майкл, мне следовало бы обидеться на вас за ваше недоверие. Но вы не в том положении, чтобы хоть кому-то доверять…
 
   – О чем вы разговаривали со Стендельсом? – спросил я.
   – Сама не знаю.
   Девушка взяла меня под руку и прижалась ко мне, словно деревенская девственница. Френки никогда так не делает, и я понял, что теплая ванна не смогла полностью ей помочь.
   – Он показался мне очень несчастным человеком. Говорил разную ерунду. Думаю, ему было неловко в моей компании.
   – Ты преувеличиваешь, кэнди, – ответил я, безуспешно пытаясь отстраниться подальше.
   К счастью, девушка успела помыться.
   – Сейчас на всех действует волшебство. Стендельс сам говорил – люди на площади даже не открывали бочки с медовым элем. Им не нужно пить, чтобы чувствовать себя счастливыми. Когда магия спадет, ты увидишь: здесь много таких, как наш комендант.
   – Не уверена. – Франсуаз положила голову мне на плечо.
   Для тех, кто еще не пробовал, подскажу – ходить так ужасно неудобно.
   – Думаю, он из тех, кто научился хорошо прятать свою боль. Люди, которые работают с ним, могут и не догадываться, как он несчастен.
   – Такие бывают очень опасны, Френки, – заметил я.
   – Оставь. Не порть такой нежный вечер.
   Нет, новая редакция моей партнерши нравилась мне все меньше и меньше. Я сам был близок к тому, чтобы и вправду треснуть ее головой о кирпичную стену – авось тогда расшатавшиеся шарики встанут на место.
   – Знаешь, что мне нравилось, когда я была маленькой? – спросила девушка.
   – Подкладывать одноклассникам кнопки на стулья? – мрачно предположил я.
   – Противный. Я любила кататься на лодке. Нет ничего прекраснее, чем вечер на лавовом озере… Когда я стала постарше, других девчонок стали приглашать парни. Они сидели, обнявшись, и выглядели такими счастливыми. Майкл, пойдем, поищем здесь пристань. Как думаешь, там можно будет купить венки из лилий?
   Каменная или кирпичная, раздумывал я, поглядывая на дома справа и слева. Или отбросить нежности и приложить ее прямо о мостовую?
   – Почему так тихо? – спросила Френки.
   – Это оттого, что ты на минуту замолчала, крошка, – ответил я.
   Франсуаз захлопала длинными ресницами.
   В этот момент мне стоило вынуть блокнот и записать еще одну гаденькую привычку, которую девушка подцепила благодаря любовному волшебству. Поистине от этого одни неприятности.
   Вот только времени на это у меня уже не нашлось. Я понял, что девушка права.
   Высокое здание таверны заглушало веселые крики горожан и не давало насладиться новыми куплетами гоблинской арии. Однако какой-то шум до нас все-таки доносился – пение сверчков, фырканье в городской конюшне да пестрые обрывки случайных слов.
   То, что всегда растворено в вечерней тишине.
   Звуки, без которых она не существует.
   Теперь смолкли и они.
   Серая тень двигалась над мостовой; Сумерки ниспадали на город медленно, как кружат в воздухе желтые осенние листья. Я не мог рассмотреть незнакомца, но не потому, что близилась ночь.
   У него не было лица.
   То, что он держал в руках, могло служить хорошей визитной карточкой. Длинный, изогнутый серп, словно украденный с темнеющего неба.
   К нам приближался Страж Нидаара.
   – Может, надо было ему не голову отрубить? – предположила Френки. – А яйца? Я слышала, это надолго запоминается.
   – Пара часов, – произнес серпоносец. – Все, что вы выиграли, попытавшись обмануть нас. Надеюсь, вы приятно их провели. В стране живых они будут для вас последними.

ГЛАВА 11

   Страж надвигался на нас столь же неумолимо, как крышка гроба, опускающаяся на приговоренного к вечной тьме.
   В его походке, во всей фигуре сквозило нечто зловещее и неземное. Вначале я не понимал, откуда берется это пугающее, берущее за самую душу ощущение. Потом осознал – Серпоносец не шел к нам. Он просто двигался вперед, словно поезд по металлическим рельсам, и ему было совершенно все равно, стоим мы на его пути или нет.
   Я не знал, пройдет ли он сквозь мое тело, как привидение, или просто растает. Но взирать на серого человека, который идет не к тебе, а через тебя, было гораздо страшнее, чем встретиться с разъяренным огром и его шипастой дубиной.
   В глазах Стража моя судьба уже была решена. Я существовал для него не больше, чем оторванный и скомканный листочек календаря.
   Эльфов с детства учат прожженному цинизму, в первую очередь для того, чтобы ничего не бояться. Но в тот момент я испугался по-настоящему.
   Губы Франсуаз изогнулись в презрительной улыбке.
   – Протри глаза, чучело, – процедила она. – Здесь, за пределами Нидаара, власти у тебя нет. Ты даже гнилую картофелину раздавить не сможешь.
   Тело не-человека содрогнулось. Тысячи, миллионы лиц пробежали по его груди, рукам, голове – и спрятались вновь.
   – Мне и не нужно, – спокойно отвечал серпоносец. – Вы дерзнули убежать из ада. Нет! Из места, которое в сотни раз страшнее, чем преисподняя. Вы сами дернули за рычаг гильотины. И теперь никто не сможет остановить падающее лезвие.
   Он замер. Стены, крыши домов, коньки, раскрашенные алым и золотым, – вся улица продолжала двигаться, уходя куда-то за его спину. Лишь он оставался недвижим – он и мы.
   Рука Стражника поднялась. Он повернул ладонь и сжал пальцы, как если бы срывал сочный плод с тяжелой, гнущейся ветки.
   – Тысячу лет я терплю невероятную боль, – произнес он. – Муки тех, из чьих душ я создан. Но приходит день, и я получаю сполна за все страдания. Такой день, как сейчас.