Страница:
Алеганд изобразил смущение.
– Мне кажется, он не только бежал от сплетен, которые уже начали ходить про Миланду. Ему хотелось вновь вернуться на работу, чтобы хоть где-то спрятаться от сумасшествия Маргариты…
Гроссмейстер печально вздохнул, до полусмерти напугав шестилетнюю девочку за соседним столиком, и продолжал:
– Со временем ей стало лучше. Сарнмир пригласил лучших докторов. Она уже не называла себя Стефанией, но та беззаботность, радость жизни, которые переполняли ее раньше, исчезли навсегда. В одном ее безумный рассказ оказался правдой. После смерти дочери она действительно постарела на двадцать лет – не телом, конечно, а душой.
Толстая мамаша поспешно расплатилась и увела девочку из кондитерской, бросая на Алеганда осуждающие взгляды.
– Конечно, для полноты картины ей требовался злодей. Тот, кто украл ее молодость, тот, кого можно во всем обвинить. Вы хороший психолог, Майкл, и знаете, что душевнобольные люди часто ищут…
Логика подсказывала слова: «козлов отпущения», но гроссмейстер не мог обозвать себя козлом, поэтому произнес после некоторой запинки:
– … Тех, на кого можно возложить ответственность за свои несчастья. Я был с Сарнмирами в самое трудное для них время. Можно ли обвинять Маргариту в том, что именно меня она избрала на роль злого колдуна? К счастью, Джулиан прекрасно понимал, что ее выдумки лишены основания, и не поощрял их. Я перестал бывать у них в доме, хотя мне было и совестно бросать друзей в столь сложную минуту. Я знал, как Сарнмир нуждается в моей поддержке, и потому старался как можно чаще встречаться с ним в городе.
Он протянул ко мне руку словно для поцелуя.
– Как видите, Майкл, я не ношу колец вовсе. Многие волшебники надевают их, чтобы усилить свои способности, но не я. Опытный чародей может использовать твои перстни против тебя же, и мне это ни к чему.
Гроссмейстер поднялся.
– Своим долголетием я обязан особым снадобьям, о которых вы наверняка знаете больше моего. Спросите казначея из Гильдии алхимиков. Он подтвердит, что я регулярно приобретаю у них зелья, которые укрепляют мое тело и дух.
Алеганд церемонно поклонился, галантно приложился к руке Франсуаз и вышел, заставив колокольчики вновь жалобно зазвенеть. Официантка провожала его недовольным взглядом, ведь он так ничего и не заказал.
ГЛАВА 10
ГЛАВА 11
ГЛАВА 12
– Мне кажется, он не только бежал от сплетен, которые уже начали ходить про Миланду. Ему хотелось вновь вернуться на работу, чтобы хоть где-то спрятаться от сумасшествия Маргариты…
Гроссмейстер печально вздохнул, до полусмерти напугав шестилетнюю девочку за соседним столиком, и продолжал:
– Со временем ей стало лучше. Сарнмир пригласил лучших докторов. Она уже не называла себя Стефанией, но та беззаботность, радость жизни, которые переполняли ее раньше, исчезли навсегда. В одном ее безумный рассказ оказался правдой. После смерти дочери она действительно постарела на двадцать лет – не телом, конечно, а душой.
Толстая мамаша поспешно расплатилась и увела девочку из кондитерской, бросая на Алеганда осуждающие взгляды.
– Конечно, для полноты картины ей требовался злодей. Тот, кто украл ее молодость, тот, кого можно во всем обвинить. Вы хороший психолог, Майкл, и знаете, что душевнобольные люди часто ищут…
Логика подсказывала слова: «козлов отпущения», но гроссмейстер не мог обозвать себя козлом, поэтому произнес после некоторой запинки:
– … Тех, на кого можно возложить ответственность за свои несчастья. Я был с Сарнмирами в самое трудное для них время. Можно ли обвинять Маргариту в том, что именно меня она избрала на роль злого колдуна? К счастью, Джулиан прекрасно понимал, что ее выдумки лишены основания, и не поощрял их. Я перестал бывать у них в доме, хотя мне было и совестно бросать друзей в столь сложную минуту. Я знал, как Сарнмир нуждается в моей поддержке, и потому старался как можно чаще встречаться с ним в городе.
Он протянул ко мне руку словно для поцелуя.
– Как видите, Майкл, я не ношу колец вовсе. Многие волшебники надевают их, чтобы усилить свои способности, но не я. Опытный чародей может использовать твои перстни против тебя же, и мне это ни к чему.
Гроссмейстер поднялся.
– Своим долголетием я обязан особым снадобьям, о которых вы наверняка знаете больше моего. Спросите казначея из Гильдии алхимиков. Он подтвердит, что я регулярно приобретаю у них зелья, которые укрепляют мое тело и дух.
Алеганд церемонно поклонился, галантно приложился к руке Франсуаз и вышел, заставив колокольчики вновь жалобно зазвенеть. Официантка провожала его недовольным взглядом, ведь он так ничего и не заказал.
ГЛАВА 10
Ресторан «Орлиное гнездо» находится недалеко от центра города Темных Эльфов. Проезжая мимо него, вы вполне можете даже не заметить неброской вывески.
Здесь не гонятся за посетителями – более того, хотя никто не скажет такого вслух, новых клиентов встречают не очень охотно. Тех, что есть, вполне достаточно.
«Орлиное гнездо» – особый, замкнутый клуб для тех, кто любит хорошо поесть и может себе это позволить. Рассказывают, что однажды здесь повстречались два авторитета, которые поклялись убить друг друга. Каждый не спеша покончил с обедом, потом они вышли, отъехали на десять кварталов и только там изрешетили друг друга пулями.
Не знаю, правда ли это – наверное, все же нет, но звучит красиво.
Швейцар взял под козырек, увидев меня. Чаевые он тоже взял, причем гораздо охотнее.
Высокий человек с широкими плечами сидел у дальней стены. Его голова была почти полностью лысой, только по бокам оставались два крошечных островка седых волос, подстриженных почти под ноль. Зачем он сохранял их, оставалось тайной даже для него самого.
За соседним столиком расположились трое мужчин. Они тоже стриглись коротко – многие телохранители так делают. Наверное, боятся, что их оттаскают за волосы. Один из них, самый молодой, поднялся, чтобы преградить мне дорогу. Его хозяин рыкнул, и парень тут же спрятался в солонке.
– Простите его, ченселлор Майкл. Мальчишка, только что из деревни. Мадемуазель Дюпон.
Он на полсантиметра оторвался от стула, что было для него верхом вежливости.
– Присаживайтесь.
Его звали Хейрод Гонролд, и многие считали его одним из самых влиятельных авторитетов в преступном мире. Те, кто не считал, теперь оттачивают свои знания в арифметике с помощью могильных червей.
Франсуаз устроилась напротив него, продемонстрировав стройные ножки, и ткнулась носом в меню. Парень, приехавший из деревни, слишком уж засмотрелся на нее, и товарищ его одернул. Телохранитель должен оставлять дома любой аппетит – и на еду, и на женщин.
Если он будет думать о наслаждениях, то рано или поздно поймет: глупо подставляться под пулю вместо другого. Конечно, ему неплохо платят, но, к несчастью, смерть не берет динары за отсрочку. Я знаю многих охранников, которые работают не столько ради денег, сколько из принципа, но такие люди у Гонролда не задерживались.
– Я знал, что вы придете, – сказал Гонролд. – Правда, думал, что это произойдет раньше.
Он потыкал меренгу, но кусок явно не шел ему в рот.
– Мне следовало догадаться, что и Маргарита, и Тиндол будут молчать, пока не припечет. Старею, наверное… Смерть Марьяны развязала им языки?
– Похоже на то.
Гонролд глубоко втянул носом воздух, словно хотел увеличиться в объеме, как шарик, и за счет этого стать сильнее.
– Скверная история, – сообщил он, словно кто-то утверждал обратное. – А ведь сколько раз говорил себе: не лезь в то, в чем не понимаешь. Самое простое, обычное – оно и самое верное. Так нет же…
Он отправил меренгу в рот, скривился, словно у него болел зуб, и повертел вилку.
– Не знаю, что они вам понарассказали. Даже спрашивать не хочу. Мне скрывать нечего, хотя я не горжусь тем, что произошло. И, не буду лгать, я буду спать спокойнее, зная, что вы двое занимаетесь этим делом.
Гонролд откинулся на спинку стула, при этом его тело перекосилось, одно плечо стало выше другого – его излюбленная поза.
– Мой бизнес спокойным не назовешь, – начал он.
– Бизнесом его тоже не назовешь, – заметил я.
– Я согласен. Здесь, каким бы ты умным ни был, везде соломки не подстелить. Любые союзники ненадежны, особенно когда унюхают большие деньги. Вы знаете, что мой отец был моряком?
Я кивнул. Гонролд-старший привозил из дальних стран не только сувениры. Постепенно и его сын приобщился к контрабанде.
– Батька был очень суеверен… Он говорил, что все моряки такие. Однажды я спросил почему. Он ответил: сынок, когда палуба под тобой шатается, лучше верить в приметы. Ни один политик не признается, что принимает гороскопы всерьез, но чуть что, многие бегут к астрологу за советом. Поверьте, я-то повидал немало политиков…
Бандит говорил негромко, так, чтобы телохранители не могли его слышать.
– Так и я постепенно в мистику впал. Одни скажут – глупость, совсем на старости лет ума лишился Гонролд. А все же сколько лет прошло, много раз меня убить пытались, но я все еще жив. Как знать, может, гороскопы и помогли.
Он почесал голову.
– Да все мне было мало. Не умею я остановиться. Захотелось самому стать волшебником…
Гонролд подцепил новую меренгу и внезапно поразил меня своей образованностью:
– Кой черт меня понес на эту галеру [1]… В любом случае я стал наводить справки – как бы мне просочиться в клуб колдунов. Понимал, что просто так человека со стороны туда не примут. Но мне не впервой слышать «фи» от тех, кто на меня сверху вниз смотрит. Ведь если у тебя деньги, Майкл, что о тебе думают? Верно – что ты свинья, богатство свое преступлениями нажил и у тебя грязь под ногтями.
Он усмехнулся.
– И правильно считают. Да только динары – что отмычка, любые двери открывают. Вот старый дурень Гонролд и решил прыгнуть выше головы. Подумал: стану колдуном, ничего бояться не надо.
Здесь он замялся, что вообще было ему несвойственно.
– А если честно, была у мысль о бессмертии. Никому о ней не рассказывал – знаю, засмеют. Но живет же Алеганд этот вот уже триста лет, а то и больше – чем плохо? Я пока еще молодой, ну, относительно, и силы есть, и деньги – остаться бы в такой поре навсегда.
Гонролд развел руками.
– И, лгать не стану, до сих пор от мысли этой не отказался. Стал справки наводить, где бы незапертую дверцу найти, пусть щелку, лишь бы ногу поставить, а там уж дело техники. Многие, у кого я спрашивал, просто в лицо смеялись.
Бандит недоуменно улыбнулся:
– Не уважают, понимаешь. Высоко слишком летают для старого Гонролда. Да ладно, хрупким, как стекло, я никогда не был, от плевка не растаю. Раз за разом людям вопросы задавал, пока не узнал, что есть такой Орден Коратоллы. Традиции древние, а денег ни гроша. Вот я и подумал – мой шанс. Все равно что титул купить. Пришел к этому Сарнмиру и говорю: вложу в вас сколько надо, а вы меня магистром сделаете. Ну не дурак?
Банкир рожу-то скривил, словно я ему навозом щеки измазал, да и отвечает: денег, мол, у него и без меня хватает, а человеку со стороны, без роду без племени, в их ордене вообще нечего делать.
Я мужик терпеливый, но тут уж он и меня достал. Снова навел справки и узнал, что статуя их, Жабоморда – истукан истуканом, толку от нее никакого нет. А потом – то ли удача выпала, то ли черт попутал, попался мне антиквар один. Ты его знаешь, Бугуруслан, картинами всякими торгует, статуями, опять же, да и волшебными артефактами не брезгует.
Он рассказал, что Орден Коратоллы давно уже все свое волшебство расфукал. Очень хотел Сарнмир каких-нибудь новых побрякушек купить – алтарь священный или хотя бы проклятый, портрет колдуна, написанный его кровью, или еще что. Денег у него и правда хватало. Но здесь, вишь как выходит, мало потрясти кошельком. Все эти магические прибамбасы редкие, на них желающих много, и все богатые. Потому достается покупка тому, у кого репутация лучше, уважение.
Тут я совсем обрадовался. Как нос передо мной ни крутили, а живут по тем же законам. Кого уважают – тому и плюшки. А я хоть в магические круги не вхож, но среди торговцев, – он пропустил слово «нелегальных», – меня хорошо знают.
Сразу на нужных людей вышел, сколько надо, заплатил, и сразу три артефакта мне привезли. Ожерелку, перстень да статую птицы с тремя хвостами. Какая там у них магическая сила, не помню, плохо я в этом разбираюсь, да все у меня записано. Так все по-быстрому решилось, что даже обидно стало – сколько времени я зря потерял, пока вокруг да около бродил.
Тут же снова отправился к Сарнмиру. Мордочка у него сплющилась, носик задергался – снова меня выставить захотел. Но как только побрякушки увидел, чуть слюни не пустил. Сразу же за деньгами полез. Заплачу тебе, мол, сколько захочешь. И вот чудак-человек, знает же, что бабки мне не нужны, сам же я их ему предлагал недавно. А все же до последнего не мог поверить, что придется мне руку пожимать.
Но делать нечего. В кресле немного попрыгал, соплями позвенел да и согласился. Говорит, позволю тебе на наши сборища приходить, иногда. Но тут уж я почувствовал, что крепко держу его за загривок, вот и отвечаю: ни одного бамбушки я тебе не отдам, и твой Орден сможет их получить только одним путем – если сделаете меня верховным магистром.
– Не слабо, – заметил я.
– Иначе не умею, – ответил Гонролд. Кажется, он не хвалился, а почти извинялся.
– И как потребовал это – враз понял, что палку-то перегнул. Да. Для Сарнмира этого его Коратолла все равно что икона была, он на Орден молился. Это как если бы я потребовал с женой его переспать.
Он скривился.
– Не с Маргаритой, конечно, ну ее к троллям. Но вот если бы она была красивая и если бы я…
– Мы поняли, – заверил его я. – Он отказался? Гонролд почесал за ухом.
– Вот тут, признаюсь, я переволновался. Все равно что в покере…
Хватит сравнений, – попросила Франсуаз.
– Ладно.
Став богатым, он начал хорошо одеваться. А привыкнув к модной одежде, отчего-то счел себя джентльменом и старался не отказывать дамам. Особенно по пустякам.
– Сарнмир еще даже хлебальник свой не раскрыл, – словарем Гонролд на джентльмена не походил, – а я уже просек – облом. Надо было мне какую-нибудь другую должность просить, поменьше, а там уж плавниками вертеть, так нет же, решил сосну перепрыгнуть. Поднимается этот банкир, ручка-то, ручка трясется, выставить меня хочет. А потом вдруг заткнулся, словно кто за поводок сзади дернул. В кресле осел, нахохлился и снулые глаза на меня выкатил.
Есть у тебя, смекаю, и другой интерес. Да такой, что Коратоллу свою в газетку завернешь да в мусорный бак запихаешь. Торопить не стал – пусть, думаю, прочихается. И верно. Пыжился банкир, пыжился, думал, яйцо снесет, а потом говорит: ладно, бандитская твоя морда, – так и сказал, представляете? – сделаю я тебя верховным магистром, но не задаром. Один из своих артефактов – ожерелку, мне прямо счас отдашь, она мне для ритуала нужна.
Ну, я-то сразу прочуял, что рыбка клюнула. Да он бы сам и маслица на сковородку налил, чтоб его поджарили, – только попроси. Ну а в таком деле, сами понимаете, спешка только вредит. Насел я на него – расскажи, мол, что за шабаш и для чего.
Долго отнекивался, да, видно, только по привычке. Как я вскоре узнал, у него и не было никаких причин скрывать от меня правду. Секретаршу свою, Марьяну, отпустил, все посиделки отменил, в кабинете заперся. Коньячку из бара достал, мне налил – вот мы с ним и друзьями стали.
Так он мне и рассказал всю эту историю об Алеганде и кольце Стратибора. Я, признаться, попервам не врубился – кто такой Стратибор и где он прячется. Только потом допер – просто название такое.
Не поверил я в эту историю. Да и как поверишь? Виданое ли дело, чтобы молодка враз стала старухой. А потом подумал – сам же ищу бессмертия. Если оно существует, значит, и юность украсть можно. А нет – черт с ним со всем, одной небылицей больше, стоит ли мелочиться.
Хотел я по-простому поступить. Приехать, значит, к Алеганду этому с братками, да и вытрясти из него и кольцо, и там иголку в яйце – что положено. Колдун не колдун, а вмиг бы все выложил. Но уж больно крепко подсел Сарнмир на свою идейку. Не терпелось ему совершить ритуал и освободиться от волшебника. А мне что, ожерелки жалко? Предложи я что-то другое, там, глядишь, он и на попятный пойдет.
Только одно условие поставил. Хочу, мол, сам присутствовать при церемонии. А то кто вас, Коратоллов, знает – заныкаете мою ожерелку, а потом какую гадость мне через нее сделаете. Он еще поважничал, но сразу было видно – только для понту дела. Но потом согласился.
Эх, зря я полюбопытничал! Сколько раз пословицу повторял – меньше знаешь, реже икаешь. А как момент пришел, так и уши распластал. И не в том дело, что не доверял я Сарнмиру. Тоже мне жулик – попробовал бы он меня кинуть, так косточки бы свои до Асгарда собирал. Тем паче никакой волшебной силы у него не было, что там ожерелка одна.
Да уж больно захотелось мне на этот ритуал глянуть. Ну дурак, дурак! Столько месяцев чародеев этих обхаживал и в ту дверь стучался, и эту – а здесь, вона, волшебная церемония, и мне только слово сказать надо, чтобы пригласили. Вот я и брякнул.
– Вы были третьим человеком в кабинете Сарнмира? – спросил я.
– Да уж лучше б дома сидел. Я человек не робкий, но, признаюсь, до сих пор в себя прийти не могу.
– Что же там произошло? Гонролд крякнул:
– Сейчас я вам расскажу.
Здесь не гонятся за посетителями – более того, хотя никто не скажет такого вслух, новых клиентов встречают не очень охотно. Тех, что есть, вполне достаточно.
«Орлиное гнездо» – особый, замкнутый клуб для тех, кто любит хорошо поесть и может себе это позволить. Рассказывают, что однажды здесь повстречались два авторитета, которые поклялись убить друг друга. Каждый не спеша покончил с обедом, потом они вышли, отъехали на десять кварталов и только там изрешетили друг друга пулями.
Не знаю, правда ли это – наверное, все же нет, но звучит красиво.
Швейцар взял под козырек, увидев меня. Чаевые он тоже взял, причем гораздо охотнее.
Высокий человек с широкими плечами сидел у дальней стены. Его голова была почти полностью лысой, только по бокам оставались два крошечных островка седых волос, подстриженных почти под ноль. Зачем он сохранял их, оставалось тайной даже для него самого.
За соседним столиком расположились трое мужчин. Они тоже стриглись коротко – многие телохранители так делают. Наверное, боятся, что их оттаскают за волосы. Один из них, самый молодой, поднялся, чтобы преградить мне дорогу. Его хозяин рыкнул, и парень тут же спрятался в солонке.
– Простите его, ченселлор Майкл. Мальчишка, только что из деревни. Мадемуазель Дюпон.
Он на полсантиметра оторвался от стула, что было для него верхом вежливости.
– Присаживайтесь.
Его звали Хейрод Гонролд, и многие считали его одним из самых влиятельных авторитетов в преступном мире. Те, кто не считал, теперь оттачивают свои знания в арифметике с помощью могильных червей.
Франсуаз устроилась напротив него, продемонстрировав стройные ножки, и ткнулась носом в меню. Парень, приехавший из деревни, слишком уж засмотрелся на нее, и товарищ его одернул. Телохранитель должен оставлять дома любой аппетит – и на еду, и на женщин.
Если он будет думать о наслаждениях, то рано или поздно поймет: глупо подставляться под пулю вместо другого. Конечно, ему неплохо платят, но, к несчастью, смерть не берет динары за отсрочку. Я знаю многих охранников, которые работают не столько ради денег, сколько из принципа, но такие люди у Гонролда не задерживались.
– Я знал, что вы придете, – сказал Гонролд. – Правда, думал, что это произойдет раньше.
Он потыкал меренгу, но кусок явно не шел ему в рот.
– Мне следовало догадаться, что и Маргарита, и Тиндол будут молчать, пока не припечет. Старею, наверное… Смерть Марьяны развязала им языки?
– Похоже на то.
Гонролд глубоко втянул носом воздух, словно хотел увеличиться в объеме, как шарик, и за счет этого стать сильнее.
– Скверная история, – сообщил он, словно кто-то утверждал обратное. – А ведь сколько раз говорил себе: не лезь в то, в чем не понимаешь. Самое простое, обычное – оно и самое верное. Так нет же…
Он отправил меренгу в рот, скривился, словно у него болел зуб, и повертел вилку.
– Не знаю, что они вам понарассказали. Даже спрашивать не хочу. Мне скрывать нечего, хотя я не горжусь тем, что произошло. И, не буду лгать, я буду спать спокойнее, зная, что вы двое занимаетесь этим делом.
Гонролд откинулся на спинку стула, при этом его тело перекосилось, одно плечо стало выше другого – его излюбленная поза.
– Мой бизнес спокойным не назовешь, – начал он.
– Бизнесом его тоже не назовешь, – заметил я.
– Я согласен. Здесь, каким бы ты умным ни был, везде соломки не подстелить. Любые союзники ненадежны, особенно когда унюхают большие деньги. Вы знаете, что мой отец был моряком?
Я кивнул. Гонролд-старший привозил из дальних стран не только сувениры. Постепенно и его сын приобщился к контрабанде.
– Батька был очень суеверен… Он говорил, что все моряки такие. Однажды я спросил почему. Он ответил: сынок, когда палуба под тобой шатается, лучше верить в приметы. Ни один политик не признается, что принимает гороскопы всерьез, но чуть что, многие бегут к астрологу за советом. Поверьте, я-то повидал немало политиков…
Бандит говорил негромко, так, чтобы телохранители не могли его слышать.
– Так и я постепенно в мистику впал. Одни скажут – глупость, совсем на старости лет ума лишился Гонролд. А все же сколько лет прошло, много раз меня убить пытались, но я все еще жив. Как знать, может, гороскопы и помогли.
Он почесал голову.
– Да все мне было мало. Не умею я остановиться. Захотелось самому стать волшебником…
Гонролд подцепил новую меренгу и внезапно поразил меня своей образованностью:
– Кой черт меня понес на эту галеру [1]… В любом случае я стал наводить справки – как бы мне просочиться в клуб колдунов. Понимал, что просто так человека со стороны туда не примут. Но мне не впервой слышать «фи» от тех, кто на меня сверху вниз смотрит. Ведь если у тебя деньги, Майкл, что о тебе думают? Верно – что ты свинья, богатство свое преступлениями нажил и у тебя грязь под ногтями.
Он усмехнулся.
– И правильно считают. Да только динары – что отмычка, любые двери открывают. Вот старый дурень Гонролд и решил прыгнуть выше головы. Подумал: стану колдуном, ничего бояться не надо.
Здесь он замялся, что вообще было ему несвойственно.
– А если честно, была у мысль о бессмертии. Никому о ней не рассказывал – знаю, засмеют. Но живет же Алеганд этот вот уже триста лет, а то и больше – чем плохо? Я пока еще молодой, ну, относительно, и силы есть, и деньги – остаться бы в такой поре навсегда.
Гонролд развел руками.
– И, лгать не стану, до сих пор от мысли этой не отказался. Стал справки наводить, где бы незапертую дверцу найти, пусть щелку, лишь бы ногу поставить, а там уж дело техники. Многие, у кого я спрашивал, просто в лицо смеялись.
Бандит недоуменно улыбнулся:
– Не уважают, понимаешь. Высоко слишком летают для старого Гонролда. Да ладно, хрупким, как стекло, я никогда не был, от плевка не растаю. Раз за разом людям вопросы задавал, пока не узнал, что есть такой Орден Коратоллы. Традиции древние, а денег ни гроша. Вот я и подумал – мой шанс. Все равно что титул купить. Пришел к этому Сарнмиру и говорю: вложу в вас сколько надо, а вы меня магистром сделаете. Ну не дурак?
Банкир рожу-то скривил, словно я ему навозом щеки измазал, да и отвечает: денег, мол, у него и без меня хватает, а человеку со стороны, без роду без племени, в их ордене вообще нечего делать.
Я мужик терпеливый, но тут уж он и меня достал. Снова навел справки и узнал, что статуя их, Жабоморда – истукан истуканом, толку от нее никакого нет. А потом – то ли удача выпала, то ли черт попутал, попался мне антиквар один. Ты его знаешь, Бугуруслан, картинами всякими торгует, статуями, опять же, да и волшебными артефактами не брезгует.
Он рассказал, что Орден Коратоллы давно уже все свое волшебство расфукал. Очень хотел Сарнмир каких-нибудь новых побрякушек купить – алтарь священный или хотя бы проклятый, портрет колдуна, написанный его кровью, или еще что. Денег у него и правда хватало. Но здесь, вишь как выходит, мало потрясти кошельком. Все эти магические прибамбасы редкие, на них желающих много, и все богатые. Потому достается покупка тому, у кого репутация лучше, уважение.
Тут я совсем обрадовался. Как нос передо мной ни крутили, а живут по тем же законам. Кого уважают – тому и плюшки. А я хоть в магические круги не вхож, но среди торговцев, – он пропустил слово «нелегальных», – меня хорошо знают.
Сразу на нужных людей вышел, сколько надо, заплатил, и сразу три артефакта мне привезли. Ожерелку, перстень да статую птицы с тремя хвостами. Какая там у них магическая сила, не помню, плохо я в этом разбираюсь, да все у меня записано. Так все по-быстрому решилось, что даже обидно стало – сколько времени я зря потерял, пока вокруг да около бродил.
Тут же снова отправился к Сарнмиру. Мордочка у него сплющилась, носик задергался – снова меня выставить захотел. Но как только побрякушки увидел, чуть слюни не пустил. Сразу же за деньгами полез. Заплачу тебе, мол, сколько захочешь. И вот чудак-человек, знает же, что бабки мне не нужны, сам же я их ему предлагал недавно. А все же до последнего не мог поверить, что придется мне руку пожимать.
Но делать нечего. В кресле немного попрыгал, соплями позвенел да и согласился. Говорит, позволю тебе на наши сборища приходить, иногда. Но тут уж я почувствовал, что крепко держу его за загривок, вот и отвечаю: ни одного бамбушки я тебе не отдам, и твой Орден сможет их получить только одним путем – если сделаете меня верховным магистром.
– Не слабо, – заметил я.
– Иначе не умею, – ответил Гонролд. Кажется, он не хвалился, а почти извинялся.
– И как потребовал это – враз понял, что палку-то перегнул. Да. Для Сарнмира этого его Коратолла все равно что икона была, он на Орден молился. Это как если бы я потребовал с женой его переспать.
Он скривился.
– Не с Маргаритой, конечно, ну ее к троллям. Но вот если бы она была красивая и если бы я…
– Мы поняли, – заверил его я. – Он отказался? Гонролд почесал за ухом.
– Вот тут, признаюсь, я переволновался. Все равно что в покере…
Хватит сравнений, – попросила Франсуаз.
– Ладно.
Став богатым, он начал хорошо одеваться. А привыкнув к модной одежде, отчего-то счел себя джентльменом и старался не отказывать дамам. Особенно по пустякам.
– Сарнмир еще даже хлебальник свой не раскрыл, – словарем Гонролд на джентльмена не походил, – а я уже просек – облом. Надо было мне какую-нибудь другую должность просить, поменьше, а там уж плавниками вертеть, так нет же, решил сосну перепрыгнуть. Поднимается этот банкир, ручка-то, ручка трясется, выставить меня хочет. А потом вдруг заткнулся, словно кто за поводок сзади дернул. В кресле осел, нахохлился и снулые глаза на меня выкатил.
Есть у тебя, смекаю, и другой интерес. Да такой, что Коратоллу свою в газетку завернешь да в мусорный бак запихаешь. Торопить не стал – пусть, думаю, прочихается. И верно. Пыжился банкир, пыжился, думал, яйцо снесет, а потом говорит: ладно, бандитская твоя морда, – так и сказал, представляете? – сделаю я тебя верховным магистром, но не задаром. Один из своих артефактов – ожерелку, мне прямо счас отдашь, она мне для ритуала нужна.
Ну, я-то сразу прочуял, что рыбка клюнула. Да он бы сам и маслица на сковородку налил, чтоб его поджарили, – только попроси. Ну а в таком деле, сами понимаете, спешка только вредит. Насел я на него – расскажи, мол, что за шабаш и для чего.
Долго отнекивался, да, видно, только по привычке. Как я вскоре узнал, у него и не было никаких причин скрывать от меня правду. Секретаршу свою, Марьяну, отпустил, все посиделки отменил, в кабинете заперся. Коньячку из бара достал, мне налил – вот мы с ним и друзьями стали.
Так он мне и рассказал всю эту историю об Алеганде и кольце Стратибора. Я, признаться, попервам не врубился – кто такой Стратибор и где он прячется. Только потом допер – просто название такое.
Не поверил я в эту историю. Да и как поверишь? Виданое ли дело, чтобы молодка враз стала старухой. А потом подумал – сам же ищу бессмертия. Если оно существует, значит, и юность украсть можно. А нет – черт с ним со всем, одной небылицей больше, стоит ли мелочиться.
Хотел я по-простому поступить. Приехать, значит, к Алеганду этому с братками, да и вытрясти из него и кольцо, и там иголку в яйце – что положено. Колдун не колдун, а вмиг бы все выложил. Но уж больно крепко подсел Сарнмир на свою идейку. Не терпелось ему совершить ритуал и освободиться от волшебника. А мне что, ожерелки жалко? Предложи я что-то другое, там, глядишь, он и на попятный пойдет.
Только одно условие поставил. Хочу, мол, сам присутствовать при церемонии. А то кто вас, Коратоллов, знает – заныкаете мою ожерелку, а потом какую гадость мне через нее сделаете. Он еще поважничал, но сразу было видно – только для понту дела. Но потом согласился.
Эх, зря я полюбопытничал! Сколько раз пословицу повторял – меньше знаешь, реже икаешь. А как момент пришел, так и уши распластал. И не в том дело, что не доверял я Сарнмиру. Тоже мне жулик – попробовал бы он меня кинуть, так косточки бы свои до Асгарда собирал. Тем паче никакой волшебной силы у него не было, что там ожерелка одна.
Да уж больно захотелось мне на этот ритуал глянуть. Ну дурак, дурак! Столько месяцев чародеев этих обхаживал и в ту дверь стучался, и эту – а здесь, вона, волшебная церемония, и мне только слово сказать надо, чтобы пригласили. Вот я и брякнул.
– Вы были третьим человеком в кабинете Сарнмира? – спросил я.
– Да уж лучше б дома сидел. Я человек не робкий, но, признаюсь, до сих пор в себя прийти не могу.
– Что же там произошло? Гонролд крякнул:
– Сейчас я вам расскажу.
ГЛАВА 11
Ночь надвигалась на старинный особняк Сарнмира, словно стая прожорливой саранчи, пожирающей солнечный свет.
Маргарита, запахнувшись в шаль, стояла на открытой террасе и вглядывалась в темнеющее небо. Ей казалось, что так и ее жизнь меркнет, теряя краски, и вслед за холодным закатом настанет непроглядная ночь.
Джулиан Сарнмир стоял почти под нею, у входа в дом. На мгновение Маргарита подумала о том, что он как влюбленный, коротающий ночь у балкона своей единственной, чтобы петь ей серенады.
«Мой Ромео», – подумала она с горькой усмешкой.
Женщина вспоминала любовь, что связывала их совсем недавно, казалось, так крепко – куда все ушло? Возраст наложил на ее лицо дымку серых морщин, и каждая все дальше отделяла ее от мужа.
Она видела перед собой Марьяну, вспоминала их взгляды, перехваченные украдкой, думала о себе, старой и никому не нужной.
Ей нравилось любоваться своим несчастьем, и, как многие жены богатых мужей, она только этим и занималась.
Человек, к которому были обращены ее мысли, тоже думал о ней. Одна цель – спасти жену от власти Алеганда – засела в его мозгу, застряла, словно осколок снаряда, который невозможно извлечь, не убив человека.
Заботился ли он о Маргарите? Или хотел освободиться сам, смелым широким жестом избавиться наконец от опостылевшей жены, зажить в свое удовольствие – с Марьяной или любой другой красивой мордашкой, которая клюнет на его богатство и при этом не будет слишком докучать своими капризами?
Они делали друг друга несчастными. Прекратить все это было целиком в их власти – но именно боль, терзавшая обоих, объединяла двух человек, не давая освободиться. Она требовала то мести, то благородной жертвы, то ответа на бьющийся в висках вопрос «почему». Забыть о ней, перечеркнуть потерянное зря прошлое, чтобы спасти будущее, – в этом спасение, но человек всегда поступает иначе. Он отказывается от своего «завтра» ради того, чтобы оправдать «вчера».
Именно этим и занимался сейчас Джулиан Сарнмир. Напряжение, терзавшее его, было так велико, что требовало разрядки. Обычно люди в таком состоянии нервно ходят из стороны в сторону, но банкир уже давно, резким усилием воли, отучил себя от этой привычки, считая ее нелепой. И теперь он медленно сжигал себя изнутри, оставаясь внешне спокойным и неподвижным.
Вдалеке послышался шум автомобиля, и Джулиан, почти сам того не осознавая, взмолился – пусть это будет Тиндол. Рядом с Тиндолом Сарнмир всегда чувствовал себя уверенным, словно со старым, потертым чемоданчиком-дипломатом, который из простой вещи давно превратился в талисман удачи.
Банкир не замечал, как помощник подстраховывает его, берет на себя все маленькие ошибки, которые неизбежны в любой работе, – и уступает шефу свои победы. Сарнмир привык к этому, как привыкают к восходу солнца, и если бы все вдруг кончилось, он удивился бы так же искренне, как человек, не увидевший утром светила на небосклоне.
Вот и сейчас он ждал, что приедет Пелатар и, словно губка, впитает в себя все неприятности, его волнение, скажет пару негромких, но внушающих доверие слов, – и жизнь вновь покатится по наезженной колее, которая всегда вела банкира к успеху.
Короля играет свита – и без своей свиты Сарнмир переставал чувствовать себя королем.
Вскоре появилась машина, но еще раньше, по звуку мотора, Джулиан с неудовольствием понял – Гонролд.
«Не терпится старому дураку сунуть пальцы в волшебный горшочек, – змеей проползла в голове ядовитая мысль. – А ведь придется иметь с ним дело. Нет, надо все же как-то избавиться от него. Глупо – с братками в бомонд, но главное – и опасно. Волка в дом приведешь, так он тобой же и отобедает».
Хейрод Гонролд, потирая крупные сухие ладони, уже выбирался из автомобиля. Шофер остался за рулем. Два телохранителя попытались было выбраться вслед за шефом, но тот кивком головы велел им сидеть.
«Так доволен, словно к девкам в веселый дом прикатил», – с раздражением подумал Сарнмир.
Мелькнуло и пропало мальчишеское желание как-нибудь исхитриться, да не пожать гостю руки – пусть знает свое место. Однако банкир тут же подавил свой глупый порыв – время расквитаться с зарвавшимся бандитом еще придет.
Надо нанести Гонролду один удар, после которого он уже не поднимется, а раздражать его мелкими комариными укусами и опасно, и просто глупо.
Хейрод приветствовал его с радостью, которая плеснула в лицо хозяину, словно запах крепкого перегара. Гость был в превосходном расположении духа, и причина этого веселья, узнай о ней банкир, рассердила бы его еще больше.
«Экую же домину себе отгрохал, счетоводишко», – размышлял Гонролд, оглядывая фасад особняка.
Он всегда думал о других в уничижительном тоне и в каждом мог найти нечто мерзкое, гаденькое, недостойное. Подобные мысли всякий раз возвышали Гонролда в собственных глазах. Приятно ходить в кипенно-белом фраке, когда у остальных подмечаешь грязь.
Гонролд оглядел дом и сад банкира – не как гость, но скорее как кредитор, приехавший описывать имущество. Он нашел, что у банкира вкус не отличается изысканностью, и это привело его в хорошее настроение – выйдя из грязи в князи, Хейрод болезненно боялся обвинений в вульгарности и очень радовался, когда мог подловить на этом других.
Сарнмир говорил мало, опасаясь, что, раскрыв рот, скажет такое, о чем потом придется жалеть. Его гость весь отдался радостному предвкушению, поэтому тоже не был расположен к разговору. Какое-то время они стояли в молчании, чем вызвали глухое раздражение Маргариты, надеявшейся что-нибудь подслушать.
Вскоре вновь послышался шум машины, и новый автомобиль подъехал к дому – не такой броский и дорогой, как у Гонролда. Вышел Тиндол, как всегда, уставивший глаза в землю, и покатился вперед, словно шар для боулинга.
Уперся в Хейрода, остановился («Не узнал туфли и брюки, вот-вот начнет обнюхивать», – мимоходом подумал Сарнмир), потом поднял голову и встретился взглядом с Гонролдом.
Тому не понравилось то, что он увидел в глазах Тиндола. Это был не страх, не уважение, даже не осторожное чувство разумного человека, встретившегося с опасностью.
«Словно таракана под подушкой увидел», – холодной каплей упало в голове Гонролда.
Обращать на это внимание сейчас не стоило, да и радости своей портить не хотелось, но темную, глухую злобу он затаил. Открыл толстый гроссбух на странице с черным списком и внес туда Тиндола одним из первых.
Тот уже снова глядел вниз, просеменил к хозяину, поздоровался, бросил быстрый взгляд на Гонролда, потом сказал скороговоркой, как нередко делают толстенькие, маленькие люди:
– Мистер Сарнмир, поговорить надо.
Джулиан поморщился. В большом банке всегда есть дела, о которых следует позаботиться, но сейчас он мог думать только о предстоящем ритуале – и Тиндол это хорошо знал.
Банкир извинился перед Гонролдом, тот, впрочем, и не нарывался в слушатели – чужие проблемы его интересовали мало, всегда хватало собственных. Он даже был доволен, что все немного задерживается – ему отчего-то казалось, что для важного дела нужны долгие приготовления. Случись все быстро и сразу, он бы почувствовал себя обманутым.
Телохранитель начал вылезать из автомобиля – решил, будто Тиндол угрожает патрону. Гонролд отправил его обратно коротким движением головы, словно вышколенную собаку. Про себя отметил, что парня с собой больше брать не стоит – глуповат.
Тиндол бросил еще один взгляд на Гонролда, для чего пришлось заглянуть из-за плеча Сарнмира, и заметил:
– А вы уверены, что надо его брать? Пусть внизу посидит, ваша супруга ему чаю нальет.
Он переминался с ноги на ногу и громко сопел, словно человек, пытающийся пройти через невидимую стену.
Эти слова озадачили Сарнмира. Тиндол всегда открыто высказывал свои мысли – тихо, вкрадчиво, но в то же время настойчиво. Банкир доверял его мнению и обычно следовал советам помощника. Однако Тиндол ни разу не вмешивался в дела Ордена.
Джулиан понимал, что и дел-то, строго говоря, никаких не было, и все же вмешательство Тиндола неприятно его задело, словно тот стал указывать шефу, какой галстук носить или в какой ресторан пригласить сегодня жену.
Тиндол переступил грань установившихся отношений, и это сразу насторожило Сарнмира. Уж не собралась ли серая мышь вырасти в серого волка? Однако он тут же отбросил эти мысли, отложив их на будущее, – следовало думать о другом.
Сарнмир пригласил гостей в дом, и Гонролд, оказавшийся ближе всех к дверям, бесцеремонно вошел в них первым.
– Наверх, да? – спросил он и, не дожидаясь ответа, застучал ботинками по мраморной лестнице.
Маргарита стояла в раскрытых дверях и смотрела, как они поднимаются. Гонролд глянул в ее сторону, не зная, как поступить – подойти поздороваться, или это будет выглядеть невежливо, ведь хозяйка могла сама встретить гостей у входа, если бы захотела.
Подобные сложности этикета всегда ставили его в тупик, но тем упорнее Гонролд старался соблюдать их, считая, что именно воспитание делает его джентльменом. Когда их глаза встретились, он поежился, словно его обдало резким порывом ветра. Ее отстраненность, холодная задумчивость, написанное на лице ощущение темной обреченности – все это было неправильным, ведь ритуал проводили, чтобы освободить ее от власти Алеганда.
Гонролд жил в мире, где редко говорят правду и никогда – всю до крупинки, поэтому он давно научился читать мысли по лицам. Он не увидел в Маргарите ни надежды на близкое спасение, ни страха, что ее мечты окажутся призрачными.
В ее глазах была лишь холодная пустота, словно он заглянул в ледяное ущелье.
Маргарита, запахнувшись в шаль, стояла на открытой террасе и вглядывалась в темнеющее небо. Ей казалось, что так и ее жизнь меркнет, теряя краски, и вслед за холодным закатом настанет непроглядная ночь.
Джулиан Сарнмир стоял почти под нею, у входа в дом. На мгновение Маргарита подумала о том, что он как влюбленный, коротающий ночь у балкона своей единственной, чтобы петь ей серенады.
«Мой Ромео», – подумала она с горькой усмешкой.
Женщина вспоминала любовь, что связывала их совсем недавно, казалось, так крепко – куда все ушло? Возраст наложил на ее лицо дымку серых морщин, и каждая все дальше отделяла ее от мужа.
Она видела перед собой Марьяну, вспоминала их взгляды, перехваченные украдкой, думала о себе, старой и никому не нужной.
Ей нравилось любоваться своим несчастьем, и, как многие жены богатых мужей, она только этим и занималась.
Человек, к которому были обращены ее мысли, тоже думал о ней. Одна цель – спасти жену от власти Алеганда – засела в его мозгу, застряла, словно осколок снаряда, который невозможно извлечь, не убив человека.
Заботился ли он о Маргарите? Или хотел освободиться сам, смелым широким жестом избавиться наконец от опостылевшей жены, зажить в свое удовольствие – с Марьяной или любой другой красивой мордашкой, которая клюнет на его богатство и при этом не будет слишком докучать своими капризами?
Они делали друг друга несчастными. Прекратить все это было целиком в их власти – но именно боль, терзавшая обоих, объединяла двух человек, не давая освободиться. Она требовала то мести, то благородной жертвы, то ответа на бьющийся в висках вопрос «почему». Забыть о ней, перечеркнуть потерянное зря прошлое, чтобы спасти будущее, – в этом спасение, но человек всегда поступает иначе. Он отказывается от своего «завтра» ради того, чтобы оправдать «вчера».
Именно этим и занимался сейчас Джулиан Сарнмир. Напряжение, терзавшее его, было так велико, что требовало разрядки. Обычно люди в таком состоянии нервно ходят из стороны в сторону, но банкир уже давно, резким усилием воли, отучил себя от этой привычки, считая ее нелепой. И теперь он медленно сжигал себя изнутри, оставаясь внешне спокойным и неподвижным.
Вдалеке послышался шум автомобиля, и Джулиан, почти сам того не осознавая, взмолился – пусть это будет Тиндол. Рядом с Тиндолом Сарнмир всегда чувствовал себя уверенным, словно со старым, потертым чемоданчиком-дипломатом, который из простой вещи давно превратился в талисман удачи.
Банкир не замечал, как помощник подстраховывает его, берет на себя все маленькие ошибки, которые неизбежны в любой работе, – и уступает шефу свои победы. Сарнмир привык к этому, как привыкают к восходу солнца, и если бы все вдруг кончилось, он удивился бы так же искренне, как человек, не увидевший утром светила на небосклоне.
Вот и сейчас он ждал, что приедет Пелатар и, словно губка, впитает в себя все неприятности, его волнение, скажет пару негромких, но внушающих доверие слов, – и жизнь вновь покатится по наезженной колее, которая всегда вела банкира к успеху.
Короля играет свита – и без своей свиты Сарнмир переставал чувствовать себя королем.
Вскоре появилась машина, но еще раньше, по звуку мотора, Джулиан с неудовольствием понял – Гонролд.
«Не терпится старому дураку сунуть пальцы в волшебный горшочек, – змеей проползла в голове ядовитая мысль. – А ведь придется иметь с ним дело. Нет, надо все же как-то избавиться от него. Глупо – с братками в бомонд, но главное – и опасно. Волка в дом приведешь, так он тобой же и отобедает».
Хейрод Гонролд, потирая крупные сухие ладони, уже выбирался из автомобиля. Шофер остался за рулем. Два телохранителя попытались было выбраться вслед за шефом, но тот кивком головы велел им сидеть.
«Так доволен, словно к девкам в веселый дом прикатил», – с раздражением подумал Сарнмир.
Мелькнуло и пропало мальчишеское желание как-нибудь исхитриться, да не пожать гостю руки – пусть знает свое место. Однако банкир тут же подавил свой глупый порыв – время расквитаться с зарвавшимся бандитом еще придет.
Надо нанести Гонролду один удар, после которого он уже не поднимется, а раздражать его мелкими комариными укусами и опасно, и просто глупо.
Хейрод приветствовал его с радостью, которая плеснула в лицо хозяину, словно запах крепкого перегара. Гость был в превосходном расположении духа, и причина этого веселья, узнай о ней банкир, рассердила бы его еще больше.
«Экую же домину себе отгрохал, счетоводишко», – размышлял Гонролд, оглядывая фасад особняка.
Он всегда думал о других в уничижительном тоне и в каждом мог найти нечто мерзкое, гаденькое, недостойное. Подобные мысли всякий раз возвышали Гонролда в собственных глазах. Приятно ходить в кипенно-белом фраке, когда у остальных подмечаешь грязь.
Гонролд оглядел дом и сад банкира – не как гость, но скорее как кредитор, приехавший описывать имущество. Он нашел, что у банкира вкус не отличается изысканностью, и это привело его в хорошее настроение – выйдя из грязи в князи, Хейрод болезненно боялся обвинений в вульгарности и очень радовался, когда мог подловить на этом других.
Сарнмир говорил мало, опасаясь, что, раскрыв рот, скажет такое, о чем потом придется жалеть. Его гость весь отдался радостному предвкушению, поэтому тоже не был расположен к разговору. Какое-то время они стояли в молчании, чем вызвали глухое раздражение Маргариты, надеявшейся что-нибудь подслушать.
Вскоре вновь послышался шум машины, и новый автомобиль подъехал к дому – не такой броский и дорогой, как у Гонролда. Вышел Тиндол, как всегда, уставивший глаза в землю, и покатился вперед, словно шар для боулинга.
Уперся в Хейрода, остановился («Не узнал туфли и брюки, вот-вот начнет обнюхивать», – мимоходом подумал Сарнмир), потом поднял голову и встретился взглядом с Гонролдом.
Тому не понравилось то, что он увидел в глазах Тиндола. Это был не страх, не уважение, даже не осторожное чувство разумного человека, встретившегося с опасностью.
«Словно таракана под подушкой увидел», – холодной каплей упало в голове Гонролда.
Обращать на это внимание сейчас не стоило, да и радости своей портить не хотелось, но темную, глухую злобу он затаил. Открыл толстый гроссбух на странице с черным списком и внес туда Тиндола одним из первых.
Тот уже снова глядел вниз, просеменил к хозяину, поздоровался, бросил быстрый взгляд на Гонролда, потом сказал скороговоркой, как нередко делают толстенькие, маленькие люди:
– Мистер Сарнмир, поговорить надо.
Джулиан поморщился. В большом банке всегда есть дела, о которых следует позаботиться, но сейчас он мог думать только о предстоящем ритуале – и Тиндол это хорошо знал.
Банкир извинился перед Гонролдом, тот, впрочем, и не нарывался в слушатели – чужие проблемы его интересовали мало, всегда хватало собственных. Он даже был доволен, что все немного задерживается – ему отчего-то казалось, что для важного дела нужны долгие приготовления. Случись все быстро и сразу, он бы почувствовал себя обманутым.
Телохранитель начал вылезать из автомобиля – решил, будто Тиндол угрожает патрону. Гонролд отправил его обратно коротким движением головы, словно вышколенную собаку. Про себя отметил, что парня с собой больше брать не стоит – глуповат.
Тиндол бросил еще один взгляд на Гонролда, для чего пришлось заглянуть из-за плеча Сарнмира, и заметил:
– А вы уверены, что надо его брать? Пусть внизу посидит, ваша супруга ему чаю нальет.
Он переминался с ноги на ногу и громко сопел, словно человек, пытающийся пройти через невидимую стену.
Эти слова озадачили Сарнмира. Тиндол всегда открыто высказывал свои мысли – тихо, вкрадчиво, но в то же время настойчиво. Банкир доверял его мнению и обычно следовал советам помощника. Однако Тиндол ни разу не вмешивался в дела Ордена.
Джулиан понимал, что и дел-то, строго говоря, никаких не было, и все же вмешательство Тиндола неприятно его задело, словно тот стал указывать шефу, какой галстук носить или в какой ресторан пригласить сегодня жену.
Тиндол переступил грань установившихся отношений, и это сразу насторожило Сарнмира. Уж не собралась ли серая мышь вырасти в серого волка? Однако он тут же отбросил эти мысли, отложив их на будущее, – следовало думать о другом.
Сарнмир пригласил гостей в дом, и Гонролд, оказавшийся ближе всех к дверям, бесцеремонно вошел в них первым.
– Наверх, да? – спросил он и, не дожидаясь ответа, застучал ботинками по мраморной лестнице.
Маргарита стояла в раскрытых дверях и смотрела, как они поднимаются. Гонролд глянул в ее сторону, не зная, как поступить – подойти поздороваться, или это будет выглядеть невежливо, ведь хозяйка могла сама встретить гостей у входа, если бы захотела.
Подобные сложности этикета всегда ставили его в тупик, но тем упорнее Гонролд старался соблюдать их, считая, что именно воспитание делает его джентльменом. Когда их глаза встретились, он поежился, словно его обдало резким порывом ветра. Ее отстраненность, холодная задумчивость, написанное на лице ощущение темной обреченности – все это было неправильным, ведь ритуал проводили, чтобы освободить ее от власти Алеганда.
Гонролд жил в мире, где редко говорят правду и никогда – всю до крупинки, поэтому он давно научился читать мысли по лицам. Он не увидел в Маргарите ни надежды на близкое спасение, ни страха, что ее мечты окажутся призрачными.
В ее глазах была лишь холодная пустота, словно он заглянул в ледяное ущелье.
ГЛАВА 12
Пелатар продолжал что-то бубнить, упершись взглядом в ступеньки, Сарнмир, почти не слушая, отвечал ему, и ни тот, ни другой не обратил внимания на странную тень, пробежавшую по лицу Маргариты.
Войдя в кабинет хозяина, Гонролд остановился у статуи Боягорда и принял вид ценителя искусства, хотя почти не разбирался в нем. Часто посещая музеи, он смотрел не на картины, а на людей, изучал их позы, внимательное выражение лица и потом воспроизводил все это с тщательностью хорошего актера.
Войдя в кабинет хозяина, Гонролд остановился у статуи Боягорда и принял вид ценителя искусства, хотя почти не разбирался в нем. Часто посещая музеи, он смотрел не на картины, а на людей, изучал их позы, внимательное выражение лица и потом воспроизводил все это с тщательностью хорошего актера.