Дал Роалд. Дорога в рай (Рассказы)

   - Нечто, - сказал я.
   Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.
   - Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, - сказал Клод. - Тут тебе не место.
   Я с радостью согласился.
   Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.
   - Держите крепче! - прокричал Рамминс Берту и Клоду.
   Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.
   - Ну, давай, приятель, - мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. Давай, дружок.
   Бык с удивительным проворством взвалил свою переднюю часть на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду он оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он был доволен собой.
   - Некоторые быки не знают, куда его вставлять, - сказал Рамминс. - А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.
   - Замечательно, - сказал я. - Прямо в яблочко.
   - Именно так, - согласился Рамминс. - В самое яблочко. Пошли, дружок, сказал он, обращаясь к быку. - На сегодня тебе хватит.
   И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.
   - Да не будь же ты таким дураком, - сказал он. - Конечно, верю. От фактов не уйдешь.
   - От каких еще фактов?
   - Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?
   Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.
   - Еще как прав, - сказал он.
   - А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?
   - Обязательно, - ответил Рамминс.
   Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.
   - Ты что, не веришь мне?
   - Не очень, - сказал я.
   - Иди за мной, - произнес он. - А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, - сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.
   Мы вошли в темную небольшую и грязную комнату. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.
   - Это записи об отелах, - заявил он. - Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.
   Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: "Кличка коровы", "Дата спаривания", "Дата рождения", "Пол новорожденного". Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.
   - Бычки нам не нужны, - сказал Рамминс. - Бычки на ферме - сущий урон.
   Я перевернул страницу. Опять были одни телки.
   - Смотри-ка, - сказал я. - А вот и бычок.
   - Верно, - сказал Рамминс. - А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания.
   Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: "Корова развернулась".
   - Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, - сказал Рамминс. - И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.
   - Удивительно, - сказал я, листая тетрадь.
   - Еще как удивительно, - согласился Рамминс. - Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем - девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.
   - Очень бы хотел проверить, - сказал я. - Можно, я присяду?
   - Давай, садись, - сказал Рамминс. - У меня другие дела.
   Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:
   Телок - 2516
   Бычков - 56
   Всего телят, включая мертворожденных - 2572
   Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.
   - Ты когда-нибудь рассказывал об этом? - спросил я у него.
   - Никогда, - ответил он.
   - Почему?
   - Полагаю, ни к чему это.
   - Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.
   - Может, - согласился он. - Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.
   - А когда ты впервые узнал об этом?
   - Отец рассказал мне, - ответил Рамминс. - Когда мне было лет восемнадцать, отец мне сказал: "Открою тебе один секрет, - сказал он тогда, - который сделает тебя богатым". И все рассказал мне.
   - И ты стал богатым?
   - Да в общем-то я неплохо живу, разве не так? - сказал он.
   - А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?
   Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.
   - Мой отец был очень умным человеком, - сказал он. - Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.
   - Так в чем же?
   - Он объяснил, что когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, - сказал Рамминс. - Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.
   - Продолжай, - сказал я.
   - Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы - женская и мужская. До сих пор все понятно?
   - Да, - сказал я. - Продолжай.
   - Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.
   - А при чем тут солнце? - спросил я.
   - Я как раз к этому подхожу, - сказал он, - так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и когда ее голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.
   - По-твоему, выходит, - сказал я, - что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?
   - Точно! - воскликнул Рамминс. - Именно так! Оказывает влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.
   - Интересная теория, - сказал я. - Однако кажется маловероятным, чтобы солнце, которое находится на расстоянии миллионов миль, было способно оказывать влияние на стаю сперматозоидов в корове.
   - Что за чушь ты несешь! - вскричал Рамминс. - Совершенно несусветную чушь! А разве луна не оказывает влияния на приливы океана, черт их побери, да еще и на отливы? Еще как оказывает! Так почему же солнце не может оказывать влияния на женскую сперму?
   - Я тебя понимаю.
   Мне показалось, что Рамминсу вдруг все это надоело.
   - У тебя-то точно будет телка, - сказал он, отворачиваясь. - На этот счет можешь не беспокоиться.
   - Мистер Рамминс, - сказал я.
   - Что там еще?
   - А почему к людям это неприменимо? Есть на то причины?
   - Люди тоже могут это использовать, - ответил он. - Главное, помнить, что все должно быть направлено в нужную сторону. Между прочим, корова не лежит, а стоит на всех четырех.
   - Понимаю.
   - Да и ночью лучше этого не делать, - продолжал он, - потому что солнце находится за горизонтом и не может ни на что влиять.
   - Это так, - сказал я, - но есть ли у тебя какие-нибудь доказательства, что это применимо и к людям?
   Рамминс склонил голову набок и улыбнулся мне своей продолжительной плутоватой улыбкой, обнажив сломанные зубы.
   - У меня ведь четверо мальчиков, так? - спросил он.
   - Так.
   - Краснощекие девчонки мне тут ни к чему, - сказал он. - На ферме нужны парни, а у меня их четверо. Выходит, я прав?
   - Прав, - сказал я, - ты абсолютно прав.
   ПОЦЕЛУЙ
   ХОЗЯЙКА ПАНСИОНА
   Билли Уивер приехал из Лондона на обычном дневном поезде, сделав в дороге пересадку в Суиндоне, и к тому времени, когда добрался до Бата {Суиндон, Бат - города в Англии}, было часов девять вечера. Над домами, против дверей вокзала, в чистом звездном небе всходила луна. Но воздух был страшно холодный, и ледяной ветер обжигал щеки.
   - Простите, - спросил он у носильщика, - нет ли здесь неподалеку недорогой гостиницы?
   - Загляните в "Колокол и дракон", - ответил тот. - Может, и найдется местечко. Это с четверть мили отсюда по другой стороне улицы.
   Билли поблагодарил его, подхватил свой чемодан и отправился пешком к "Колоколу и дракону". Раньше он никогда не бывал в Бате. Знакомых у него здесь не было. Однако мистер Гринзлейд из управления в Лондоне говорил ему, что это прекрасный город. "Устроишься, - сказал он, - дай о себе знать заведующему филиалом".
   Билли исполнилось семнадцать лет. В новом темно-синем пальто, новой коричневой фетровой шляпе, новом коричневом костюме, он чувствовал себя отлично и быстро шагал по улице. В последнее время он все старался делать быстро, считая, что быстрота - единственное, что отличает удачливых деловых людей. Вот начальники из управления фантастически быстры. Удивительные люди.
   По обеим сторонам широкой улицы тянулись одинаковые высокие дома. Перед каждым - крыльцо с опорами и четыре-пять ступенек к парадной двери. Когда-то это были шикарные жилища, но теперь даже в темноте он видел, что краска на дверных и оконных переплетах облупилась, а красивые белые фасады потрескались и покрылись пятнами.
   Неожиданно в окне нижнего этажа, ярко освещенном уличным фонарем, ярдах в шести, Билли увидел написанное печатными буквами объявление, приклеенное к стеклу: "Ночлег и завтрак". Прямо под объявлением стояла ваза с красивыми ивовыми ветками.
   Он остановился и подошел поближе. В окне виднелись зеленые портьеры (из материала, похожего на бархат). Ивовые ветки замечательно смотрелись рядом с ними. Билли приблизился к стеклу, заглянул в комнату и первое, что увидел, яркий огонь, пылавший в камине. На ковре перед камином, свернувшись калачиком и уткнувшись носом в живот, спала такса. Комната, насколько он мог разглядеть в полутьме, была уставлена красивой мебелью: кабинетный рояль, большой диван и несколько мягких кресел, а в углу клетка с попугаем. Животные - обыкновенно добрая примета, отметил про себя Билли, и в общем неплохо бы остановиться в таком приличном заведении. Наверняка здесь лучше, чем в "Колоколе и драконе".
   С другой стороны, гостиница ему больше по душе, чем пансион. Вечером там можно выпить пива, сыграть в дартс и поболтать найдется с кем, да к тому же, наверное, и дешевле. Он уже раза два останавливался в гостинице, и ему там понравилось. А вот в пансионах он не жил, и, если уж быть до конца честным, он их сторонился. Само это слово вызывало представление о водянистой капусте, прижимистых хозяйках и сильном запахе селедки в гостиной.
   Постояв в нерешительности на холоде минуты две-три, Билли решил все-таки заглянуть в "Колокол и дракон", прежде чем делать какой-либо выбор. И тут случилось нечто странное.
   Не успел он отвернуться от окна, как что-то заставило его задержаться. Внимание привлекла сама вывеска "Ночлег и завтрак". "Ночлег и завтрак", "Ночлег и завтрак", "Ночлег и завтрак"... Каждое слово, точно черный глаз, глядело на него сквозь стекло, принуждая уступить, заставляя остаться, и он и вправду двинулся от окна к парадной двери, поднялся по ступенькам и потянулся к звонку.
   Он нажал на кнопку и услышал, как звонок прозвенел в какой-то дальней комнате, но тотчас же - в ту же самую минуту, он не успел даже оторвать палец от звонка - дверь распахнулась, а за нею стояла женщина... Точно фигурка, выскочившая из ящика. Он нажал на звонок - и вот она! Билли даже вздрогнул.
   Ей было лет сорок пять - пятьдесят, и, едва увидев его, она тепло и приветливо ему улыбнулась.
   - Прошу вас, заходите, - ласково произнесла женщина.
   Она отступила, широко раскрыв дверь, и Билли поймал себя на том, что автоматически заходит в дом. Побуждение или, точнее сказать, желание последовать за женщиной было необычайно сильным.
   - Я увидел объявление в окне, - сказал он, замешкавшись.
   - Да, я знаю.
   - Я насчет комнаты.
   - Она уже ждет вас, мой дорогой...
   У нее было круглое розовое лицо и очень добрые голубые глаза.
   - Я шел в "Колокол и дракон", - сообщил ей Билли. - Но увидел объявление в вашем окне.
   - Мой дорогой мальчик, - сказала женщина, - ну почему же вы не заходите, ведь на улице холодно.
   - Сколько вы берете?
   - Пять шиллингов шесть пенсов за ночь, включая завтрак.
   Это было фантастически дешево. Меньше половины того, что он готов был платить.
   - Если для вас это слишком дорого, - прибавила она, - я, пожалуй, могла бы и убавить самую малость. Яйцо желаете на завтрак? Яйца нынче дорогие. Без яйца будет на шесть пенсов меньше.
   - Пять шиллингов шесть пенсов меня устроит, - ответил Билли. - Мне бы очень хотелось остановиться здесь.
   - Я так и знала. Да заходите же.
   Она казалась ужасно любезной. Точно мать лучшего школьного товарища, приглашающая погостить в своем доме в рождественские каникулы. Билли снял шляпу и переступил через порог.
   - Повесьте ее вон там, - сказала хозяйка, - и давайте мне ваше пальто.
   Других шляп или пальто в холле не было. И зонтиков не было, и тростей ничего не было.
   Он последовал за ней наверх по лестнице.
   - В нашем распоряжении весь дом, - проговорила она, улыбаясь ему через плечо. - Видите ли, не часто я имею удовольствие принимать гостя в моем гнездышке.
   Чокнутая, видно, отметил про себя Билли. Но какое это имеет значение, если она просит за ночлег всего пять шиллингов шесть пенсов?
   - А я уж думал, у вас отбоя нет от постояльцев, - вежливо сказал он.
   - О да, мой дорогой, разумеется, но вся беда в том, что я разборчива и требовательна - если вы понимаете, что я имею в виду.
   - Да-да.
   - У меня все готово. В этом доме днем и ночью всегда все готово на тот случай, если объявится подходящий молодой человек. А ведь это такое удовольствие, мой дорогой, такое громадное удовольствие, когда открываешь дверь и видишь, что перед тобой тот, кто как раз и нужен.
   Хозяйка остановилась посреди лестницы, держась рукой за перила, и, повернув голову, посмотрела на него сверху вниз, улыбнувшись бледными губами.
   - Вот вроде вас, - прибавила она.
   Ее голубые глаза медленно скользнули по всей фигуре Билли.
   - Этот этаж мой, - сказала она на площадке второго этажа.
   Они поднялись еще выше.
   - А этот весь ваш... Вот ваша комната. Я так надеюсь, что она вам понравится.
   Хозяйка провела Билли в уютную спальню и включила свет.
   - Солнце по утрам светит прямо в окно, мистер Перкинс. Вас ведь Перкинсом зовут?
   - Нет, - ответил он. - Моя фамилия Уивер.
   - Мистер Уивер. Как мило. Под простыню я положила грелку, чтобы было теплее, мистер Уивер. Так приятно, когда в чужой постели с чистыми простынями есть горячая грелка, вы согласны? И можете в любую минуту включить обогреватель, если только почувствуете, что вам холодно.
   - Благодарю вас, - сказал Билли. - Большое вам спасибо.
   Он обратил внимание на то, что покрывало снято с кровати, а уголок одеяла откинут - все готово для того, чтобы забраться в постель.
   - Я так рада, что вы появились, - сказала хозяйка, глядя ему в лицо. Я уже начала было волноваться.
   - Все в порядке, - весело ответил Билли. - Насчет меня можете не беспокоиться.
   Он поставил свой чемодан на стул и стал открывать его.
   - А как же ужин, мой дорогой? Вы поели, прежде чем прийти сюда?
   - Я ничуть не голоден, спасибо, - сказал Билли. - Думаю, мне нужно побыстрее лечь спать, потому что завтра я должен встать довольно рано, чтобы объявиться в конторе.
   - Что же, очень хорошо. Не буду мешать вам распаковываться. Однако, прежде чем лечь в постель, не могли бы вы заглянуть в гостиную на первом этаже и расписаться в книге? Таков местный закон, а мы ведь не станем нарушать законы на этой стадии наших отношений, не правда ли?
   Она махнула ему ручкой и быстро удалилась из комнаты, закрыв за собой дверь.
   То, что хозяйка пансиона, похоже, была с приветом, ничуть не тревожило Билли. Совершенно очевидно - это добрая и благородная душа. Он подумал, что она, наверное, потеряла сына в войну и так и не смогла пережить горе.
   Через несколько минут, распаковав чемодан и вымыв руки, он спустился на первый этаж. Хозяйки в гостиной не было, в камине горел огонь, около него спала маленькая такса. В комнате было удивительно тепло и уютно. Ну и повезло же мне, подумал Билли, потирая руки. Просто удача.
   Книга для записи гостей лежала в раскрытом виде на рояле, и он достал ручку и записал в нее свое имя и адрес. На этой же странице поместились еще две записи, и Билли машинально их прочел. Одним гостем был некий Кристофер Малхоллэнд из Кардиффа, другой - Грегори У. Темпл из Бристоля.
   Забавно, подумал Билли. Кристофер Малхоллэнд - знакомое имя.
   Где он раньше его слышал? Может, он с этим парнем вместе в школе учился? Нет... Может, это кто-то из бесчисленных поклонников его сестры или знакомый отца? Нет, нет, все не то... Он снова заглянул в книгу.
   Кристофер Малхоллэнд. 231, Катэдрал-роуд, Кардифф.
   Грегори У. Темпл. 27, Сикамор-драйв. Бристоль.
   И второе имя показалось ему почти таким же знакомым, как и первое.
   - Грегори Темпл, - громко произнес Билли, напрягая память. - Кристофер Малхоллэнд...
   - Такие милые мальчики, - прозвучал голос у него за спиной, и, обернувшись, он увидел хозяйку, вплывающую в комнату с большим серебряным чайным подносом в руках. Она держала его далеко перед собой и довольно высоко, будто поводья, с помощью которых она управляла резвой лошадью.
   - Почему-то эти имена показались мне знакомыми, - сказал Билли.
   - В самом деле? Как интересно.
   - Я почти уверен, что где-то раньше слышал их. Странно, правда? Может, видел в газете? Они случайно ничем не знамениты? То есть, я хочу сказать, может, это известные игроки в крикет, или футболисты, или еще кто-то в таком роде?
   - Знамениты? - сказала хозяйка, ставя чайный поднос на низкий столик возле дивана. - О нет, не думаю, что они знамениты. Но они были необычайно красивы, притом оба, можете мне поверить. Они были высокие, молодые и красивые, мой дорогой, в точности как вы.
   Билли снова заглянул в книгу.
   - Послушайте, - сказал он, обратив внимание на числа. - Да ведь эта запись сделана больше двух лет назад.
   - Неужели?
   - Ну да, правда. А Кристофер Малхоллэнд записался еще за год раньше, то есть больше трех лет назад.
   - Боже праведный, - сказала хозяйка, покачав головой и изящно вздохнув. - Никогда бы не подумала. Как летит время, не так ли, мистер Уилкинс?
   - Меня зовут Уивер, - сказал Билли. - У-и-в-е-р.
   - Ах, ну конечно же! - воскликнула она, усаживаясь на диван. - Как это глупо с моей стороны. Прошу простить меня. В одно ухо влетает, из другого вылетает, вот я какая, мистер Уивер.
   - Знаете что? - сказал Билли. - Знаете, что во всем этом особенно удивительно?
   - Нет, дорогой, не знаю.
   - Видите ли, оба эти имени - Малхоллэнд и Темпл, - я кажется, не только помню каждое в отдельности, так сказать, но почему-то, каким-то странным образом они, по-моему, как-то связаны между собой. Будто они знамениты в чем-то одном, вы меня понимаете - как... ну... как Демпси и Танни {чемпионы мира по боксу в тяжелом весе Джек Демпси (с 1919 по 1926 г) и Джин Танни (с 1926 по 1928 г.)}, например, или Черчилль и Рузвельт.
   - Как забавно, - сказала хозяйка. - Но идите же сюда, дорогой, и присядьте рядышком со мной на диван. Я налью вам чашечку чаю и угощу имбирным пирожным, прежде чем вы отправитесь спать.
   - Право, не стоит беспокоиться, - сказал Билли. - Мне бы не хотелось, чтобы вы все это затевали.
   Он стоял возле рояля, глядя, как она возится с чашками и блюдцами, и заметил, что у нее маленькие белые проворные руки и красные ногти.
   - Я почти уверен, что встречал эти имена в газетах, - повторил Билли. Сейчас вспомню, точно вспомню.
   Нет ничего более мучительного, чем пытаться извлечь из памяти нечто такое, что, кажется, уже вспомнилось. Сдаваться он не собирался.
   - Погодите минуту, - сказал он. - Одну только минутку. Малхоллэнд... Кристофер Малхоллэнд... не так ли звали школьника из Итона, который отправился в туристический поход по юго-западным графствам, как вдруг...
   - Молока? - спросила хозяйка. - Сахару?
   - Да, пожалуйста. Как вдруг...
   - Школьник из Итона? - переспросила она. - О нет, мой дорогой, этого никак не может быть, потому что мой мистер Малхоллэнд точно не был школьником из Итона. Он был студентом последнего курса из Кембриджа. Идите же сюда, присядьте рядышком и погрейтесь возле этого чудесного огня. Да идите же. Ваш чай готов.
   Она похлопала по дивану рядом с собой и, улыбаясь, ждала, когда Билли подойдет к ней.
   Он медленно пересек комнату и присел на краешек дивана. Хозяйка поставила перед ним чашку на столик.
   - Ну вот, - сказала она. - Теперь нам хорошо и удобно, не правда ли?
   Билли прихлебывал чай. Она тоже. С полминуты оба молчали. Она сидела полуобернувшись к нему, и он чувствовал, что она смотрит ему в лицо поверх своей чашки. Время от времени он ощущал какой-то странный запах, исходивший от нее. Запах не был неприятным, а напоминал ему... Хм, трудно сказать, что он ему напоминал. Может, так пахнут соленые каштаны? Или новая кожа? Или это запах больничных коридоров?
   - Вот уж кто любил чай, так это мистер Малхоллэнд, - произнесла наконец хозяйка. - Никогда в жизни не видела, чтобы кто-нибудь пил столько чаю, сколько дорогой, бесценный мистер Малхоллэнд.
   - Он, должно быть, уехал совсем недавно, - сказал Билли.
   - Уехал? - переспросила она, подняв брови. - Но, мой дорогой мальчик, он никуда и не уезжал. Он еще здесь. И мистер Темпл здесь. Они оба здесь, на третьем этаже.
   Билли осторожно поставил чашку на столик и уставился на хозяйку. Она улыбнулась ему в ответ, а потом протянула свою белую руку и, как бы утешая его, похлопала по коленке.
   - Сколько вам лет, мой дорогой? - спросила она.
   - Семнадцать.
   - Семнадцать! - воскликнула она. - Это же самый лучший возраст! Мистеру Малхоллэнду тоже было семнадцать. Но он, думаю, был чуточку ниже вас ростом, я даже уверена, и зубы у него были не такие белые. У вас просто прекрасные зубы, мистер Уивер, вы знаете?
   - Они не такие хорошие, какими кажутся, - сказал Билли. - В коренных куча пломб.
   - Мистер Темпл, конечно же, был постарше, - продолжала хозяйка, пропустив мимо ушей его замечание. - По правде, ему было двадцать восемь. Но я бы ни за что не догадалась, если бы он сам мне не сказал, в жизни бы не догадалась. На теле у него не было ни пятнышка.
   - Чего не было? - переспросил Билли.
   - У него была кожа как у ребенка.
   Наступила пауза. Билли взял чашку и отхлебнул еще чаю, после чего так же осторожно поставил ее на блюдце. Он ждал, не скажет ли она еще чего-нибудь, но она молчала. Он сидел, глядя прямо перед собой в дальний угол комнаты, и покусывал нижнюю губу.
   - Этот попугай, - произнес он наконец. - Знаете? Как я не догадался, когда заглянул в комнату с улицы в окно? Я готов был поклясться, что он живой.
   - Увы, уже нет.
   - Здорово сделано, - сказал Билли. - Он совсем не похож на мертвую птицу. Чья это работа?
   - Моя.
   - Ваша?
   - Конечно, - сказала она. - А с Бэзилом вы тоже уже познакомились?
   Она кивнула в сторону таксы, уютно свернувшейся в клубок перед камином. Билли посмотрел на собаку и вдруг понял, что и собака так же молчалива и неподвижна, как попугай. Он протянул руку и коснулся ее спины. Спина была жесткая и холодная, а когда он раздвинул пальцами шерсть, то увидел кожу под ней - серовато-черную, сухую и отлично сохранившуюся.
   - Боже мой, - сказал он, - просто фантастика.
   Он отвернулся от собаки и в глубоком восхищении уставился на маленькую женщину, сидевшую рядом с ним на диване.
   - Ужасно трудно, наверное, делать такие вещи?
   - Ничуть, - ответила она. - Я из всех своих любимцев делаю чучела после того, как они умирают. Еще чашечку?
   - Нет, спасибо, - сказал Билли.
   Чай слабо отдавал горьким миндалем, но ему было все равно.
   - Вы ведь расписались в книге?
   - О да.
   - Это хорошо. Потому что потом, если случится так, что я забуду, как вас звали, я всегда смогу спуститься и посмотреть. Я почти каждый день вспоминаю мистера Малхоллэнда и мистера... мистера...
   - Темпла, - сказал Билли. - Грегори Темпла. Простите, что я спрашиваю об этом, но у вас разве не было других гостей в последние два-три года?
   Высоко подняв чашку в руке и слегка склонив голову набок, хозяйка взглянула на него краешком глаза и снова ласково улыбнулась.
   - Нет, мой дорогой, - ответила она. - Кроме вас, никого.
   УИЛЬЯМ И МЭРИ
   Уильям Перл не оставил после своей смерти много денег, и завещание его было простым. За исключением нескольких посмертных даров родственникам, всю свою собственность он завещал жене.
   Стряпчий и миссис Перл вместе ознакомились с завещанием в адвокатской конторе, и, когда дело было сделано, вдова поднялась, чтобы уйти. В этот момент стряпчий вынул из папки на столе запечатанный конверт и протянул его своей клиентке.
   - Мне поручено вручить вам это письмо, - сказал он. - Ваш муж прислал нам его незадолго до своей кончины.
   Стряпчий был бледен и держался официально, но из уважения к вдове склонил голову набок и опустил глаза.
   - Кажется, тут нечто важное, миссис Перл. Не сомневаюсь, вам лучше взять письмо домой и прочитать в одиночестве.
   Миссис Перл взяла конверт и вышла на улицу. Остановившись на тротуаре, она ощупала конверт пальцами. Прощальное письмо Уильяма? Наверное, да. Формальное. Оно и должно быть формальным и сухим. Что еще от него ожидать? Ничего неформального он в своей жизни не делал.